Глава 12

Через полчаса к компании в комнате Дженни присоединилась мисс Люси Каннингэм. Она без звонка прошла через боковую дверь, как обычно делала последние тридцать лет. Поверх ее зимнего пальто был накинут мужской непромокаемый плащ, а в руках она держала внушительный зонт: мисс Каннингэм никогда не выходила из дому, не защитившись от дождя.

— А вот и я, — заговорила она. — Лучше поздно, чем никогда: мне ведь надо было и Генри напоить чаем. А потом я на минутку зашла к миссис Стаббс — спросить насчет курочки-наседки, которую она мне обещала. Мои гибридные не желают нестись. Но и та суссекская, что она давала мне в прошлом году, тоже препротивная птица: вдвое меньше цыплят, чем ждали. Вот я и решила уточнить, не той же породы она мне предлагает. Зашла в «Рождественскую сказку», а потом — сразу к вам. Здравствуйте, мистер Лестер! Вы сейчас живете в «Рождественской сказке»? Мой брат, кажется, видел вас там. Ну как, угодила вам миссис Стаббс? Впрочем, об этом можно не спрашивать: это она умеет. — Она отпустила руку Лестера и обратилась ко всем остальным:

— Проследите, чтобы я не ушла домой без зонта. Пожалуй, я поставлю его к себе поближе. А вот плащ можешь забрать, Николас. Да и пальто тоже. Здесь ужасно жарко. Дженни будет лучше, если мы откроем окна. Ничто так не бодрит, как свежий воздух. Как ты, Розаменд? Я смотрю, что-то осунулась. Йогурт по три раза в день — лучшее лекарство. И никаких хлопот — оставляешь молоко, и пусть себе скисает. Да-да, Николас, и этот шарф тоже заберу.

Без плаща, без пальто и нескольких шарфов мисс Каннингэм выглядела уже не такой объемной, хотя и чересчур пышной. Как бы там ни помогал йогурт, чай она пила с не меньшим удовольствием, продолжая тараторить, но не забывая при этом с аппетитом поглощать булочки с маслом, и фруктовый пирог, и, конечно же, фирменное печенье к чаю, которое пекла миссис Болдер, втайне соревнуясь с Флорри Хант. Люси Каннингэм вот уже тридцать лет пыталась вызнать у нее рецепт, но могла бы с таким же успехом пытаться еще тридцать лет. Миссис Болдер все свое держала при себе и передала бы этот рецепт только тому, кто был бы ее плотью и кровью. Но мисс Каннингэм продолжала надеяться. А вслух продолжала вещать о пользе кислого молока, а также черной патоки и кошмарного пойла из молока и пивных дрожжей — для Розаменд и Дженни.

Николас прыснул:

— Смотри не вздумай нам с дядей устроить такую диету. Сама-то ты ничего этого не принимаешь и пока, слава тебе, господи, не потчуешь нас.

Круглые голубые глаза мисс Люси посмотрели на него с укором:

— Но, милый мой, мне это не нужно. Да, я могла бы похудеть, но зачем, если хорошо себя чувствуешь? И что значит несколько лишних фунтов, когда жизнь уже позади?

Дженни засмеялась:

— Но мы с Розаменд совсем не хотим худеть. Нам всегда советуют на несколько фунтов поправиться.

— Еще поправитесь, лапочка. Вам не надо худеть, так что можно пить сливки, есть масло, яйца и даже пирожки, жаренные в масле, сколько захочется.

— Мне бы ничего не хотелось, если бы я ела черную патоку, да еще с кислым молоком, — сказала Дженни. — Мне бы вообще больше не хотелось есть, никогда. Поэтому, наверное, люди и худеют.

Розаменд незаметно вклинилась между Дженни и Люси Каннингэм. Ну и вечер, хуже не придумаешь. Дженни удалось завладеть всеобщим вниманием, и она начала важничать. Розаменд и не заметила, как умоляюще взглянула на Крейга. Поддерживая с мисс Люси светский разговор о курах, она услышала, как Лестер спросил Николоса, не видел ли он того спектакля, на котором все очень смеются, а потом принялся забавно его пересказывать, на самом деле явно стараясь отвлечь Дженни от «взрослой» беседы, и вскоре рассмешил маленькую болтунью.

Через некоторое время и куриная тема иссякла. Мисс Каннингэм взглянула на часы:

— Мне так хотелось повидать Лидию. Она, надеюсь, скоро придет?

— Да, скоро.

— Она ведь тут поблизости. Генри видел, как она направилась в Белый коттедж.

— И я тоже, — вставил Лестер и сразу пожалел, что не промолчал.

— Надо же! — По помрачневшему тону мисс Люси было ясно, что она уже знает об оскорбительном пренебрежении мисс Лидии к мистеру Генри во всех деталях. Она стала расхваливать печенье миссис Болдер и намекать на то, чтобы Розаменд раздобыла этот замечательный рецепт.

— У меня не хватит духу спросить — правда не хватит.

— Робость не дружит с удачей! — засмеялся Николас. — Вы все дрожите перед миссис Болдер, а Розаменд больше всех. Она это чувствует.

Розаменд тоже рассмеялась, но с ноткой грусти:

— Ох, она ведь тут же скажет, что она бедная вдова и потому каждый может притеснять ее, а уж как сядет на своего конька, то ее просто невозможно остановить, пока она не перечислит всех, кого потеряла. И так продолжается не меньше получаса, и под конец тебе уже начинает казаться, что во всех ее бедах виновата только ты.

Николас послал ей воздушный поцелуй:

— Радость моя, ты просто бесхребетное создание, вот она и давит на тебя!

— Не надо обзываться и не стоит сердиться на миссис Болдер, — покачала головой Люси Каннингэм. — А готовит она превосходно.

— Тетя Лу за мир любой ценой. Она на все согласна, лишь бы никто не ссорился. Правда, Лу?

— Николас, сколько раз тебе повторять?

— Что, тебе не нравится это глупое, неуважительное имя? Ладно, дорогая, но бывает по-всякому. Можно начать ссориться и прийти к компромиссу раз в будни и дважды по выходным и праздникам.

Мисс Каннингэм невольно заулыбалась. Дженни задумчиво подхватила:

— Люди называют смешными именами только тех, кого любят. И если им запрещать, они могут и разлюбить, так что пусть лучше зовут как хотят. Я бы очень, очень хотела, чтобы меня называли Дженнифер, только никто не называет.

— Хочешь, я буду до конца своих дней называть тебя Джинивер, — сказал Николас. — Почти то же самое имя, а звучит красивей. Почти Джиневра.

Дженни явно понравилась эта идея:

— Действительно красиво, а почему бы нет?

— Ну, тебе, конечно, придется заплести две длинные косы и надеть монашеское покрывало.

— Ты смеешься надо мной! — вспыхнула девочка.

— Ни за что не посмел бы.

В глазах Дженни засверкали сердитые слезы. Голос задрожал:

— Нет, смеешься! Ты все время надо мной смеешься!

— Дженни, — мягко произнесла Розаменд.

— Николас, дорогой, не дразни ее! — сказала мисс Люси.

Но их голоса заглушил скрип внезапно распахнувшейся двери.

Крейг Лестер первым увидел мисс Лидию — он сидел напротив двери, — очень высокую и мрачную. Она дождалась, когда все умолкнут и недовольно проговорила:

— Вы все слишком шумите. Особенно ты, Дженни.

Вы во что-нибудь играете? Здравствуй, Люси. Здравствуйте, мистер Лестер. Николас, и ты здесь? — ее брови приподнялись. — Милая компания! Надеюсь, я не помешала?

Мужчины встали, Николас по-прежнему приятно улыбался. Но первой заговорила Розаменд:

— Позвольте предложить вам чаю, тетя Лидия.

Мисс Крю оглядела старый поднос из папье-маше, чайник с отбитым носиком, чашки и блюдца из разных сервизов.

— Неприлично поить гостей из такой посуды, Розаменд.

Я-то полагала, что у нас еще можно найти пять одинаковых чашек. И, мне помнится, у нас был серебряный чайник. Он хорош еще и тем, что не бьется, именно поэтому я предложила им пользоваться. Пристойный вид теперь, конечно же, мало кого волнует, но, даже и с утилитарной точки зрения он лучше, ведь из-за отбитого носика много чая проливается в блюдце.

На щеках Дженни вспыхнули красные пятна. Она сказала по-детски дрожащим голосом:

— Розаменд ни в чем не виновата. Чай принесла мисс Холидей.

— Это одна из наших помощниц на кухне, — пояснила мисс Крю Крейну Лестеру. — Как видите, очень бестолковая. Ей, конечно, не следовало браться не за свое дело.

Розаменд учтет, чтобы такое не повторилось. — Она заметила, что мисс Каннингэм весьма неуклюже поднимается со своего места. — Люси, ты еще посидишь с нами?

Мисс Каннингэм покраснела. Она не любила скандалов, а уж язвительности Лидии тем более. Она проговорила:

— Нет, пожалуй, пойду. Я вообще-то не на чай пришла.

Так, заглянула на минутку, хотела тебе кое-что сказать. Если у тебя есть время. Но сперва надо собрать все свои вещи.

Так, что у меня было? Шарф? Нет, их было два — ведь никогда не знаешь, сильный ли ветер, пока не выйдешь.

Лидия Крю презрительно бросила:

— Опять ты кутаешься, Люси. Чем больше на себя надеваешь, тем сильнее чувствуешь холод. Я уже который год твержу тебе об этом.

Мисс Каннингэм тщательно обернула вокруг шеи оба шарфа, надела теплое твидовое пальто и сунула руки в рукава огромного плаща.

— Я люблю тепло, — коротко сказала она. — Благодарю вас, мистер Лестер. Ну вот и все, кажется? Ах да, еще зонт — без зонта я никуда!

Крейг подал ей зонт, а Николас — пухлую сумку.

— Теперь вроде бы все, тетя. Никаких мелочей больше не оставила? Пойдем, я провожу тебя, — сказал Николас.

— Ну, раз ты уже совсем собралась, Люси, — проговорила мисс Крю.

Глава 13

Воскресенье подходило к концу. Загудели церковные колокола. Мисс Силвер и миссис Мерридью отправилась на вечернюю службу. Народу в церкви почти не было.

Жена викария играла па органе поминовение павшим в Первой мировой войне. Викарий мощным баритоном выводил псалмы и духовные песнопения, приходская сестра милосердия вторила ему слабым сопрано. В холодном душном воздухе звучали старинные благородные слова. Уже в эпоху войн Алой и Белой роз эта церковь считалась старой. Здесь находились могилы двух крестоносцев, один из них был изображен со скрещенными на уровне колен ногами — знак, что он совершал свою священную миссию дважды. Здесь же хранились старинные доспехи и стояло несколько памятников. Мисс Силвер подумалось, что мертвых здесь больше, чем живых. Когда они помолились за то, чтобы свет восторжествовал над тьмой и защитил от опасностей ночи, викарий взошел на кафедру и пять минут проповедовал о долге любить своего ближнего, как самого себя. У него был сильный, звучный голос и он говорил, что мир был бы намного прекраснее, если бы все старались быть добрее. После этого все спели «Солнце моей души» и вышли во мрак холодной ветреной ночи.

По воскресеньям после полудня Флорри отпускали отдохнуть, поэтому две подруги сами приготовили себе ужин и помыли потом посуду. Тихие часы, никаких событий, мирная деревня, воскресный отдых, церковный колокольный звон и вечерня, ужин, час-другой у камина, незамысловатая беседа, интересная книга, музыка по радио, потом пожелания спокойной ночи и неспешный отход ко сну.

Но в двух шагах от Белого коттеджа были и те, кто провел ту воскресную ночь без сна.

В понедельник в восемь утра Флорри принесла странную новость. Она поставила поднос на столик у кровати миссис Мерридью и сказала загробным голосом:

— Мисс Холидей не вернулась вчера домой. Ее постель не тронута.

Миссис Мерридью растерянно заморгала:

— Что ты говоришь, Флорри?

Флорри резко раздвинула шторы, и миссис Мерридью снова заморгала: на этот раз от света. На улице было холодно и серо, совсем не то, что хотелось бы увидеть, особенно если случилось что-то неприятное. Холодный свет лег на пестрый фартук Флорри, очень опрятный, но уже сильно выцветший. И хотя пестрые краски заметно потускнели, даже на их фоне лицо служанки никак не отличалось свежестью. Прямые черные волосы, забранные в высокий пучок, желтоватая кожа, обтянувшая лоб и скулы, бледные тонкие губы и застывшее выражение лица никак не вязались с розовыми, голубыми и зелеными пятнами, бывшими некогда веселым летним узором. В комнате было четыре шторы, и Флорри повторила свои слова, лишь когда все они были отодвинуты.

— Она не пришла домой ночевать. Миссис Мэйпл не знает, что и думать. Говорит, она никогда раньше так не поступала. Приходила всегда в девять вечера. Ну разве что иногда ездила в Мэлбери в кино и возвращалась последним автобусом, но всегда предупреждала миссис Мэйпл заранее, и та давала ей ключи, чтобы самой не ждать.

В этот момент в приоткрытую дверь тихонько постучали. Вошла мисс Силвер в теплом голубом халате, который сменил давно износившийся любимый бордовый лишь тогда, когда на нем стали заметны непоправимые изъяны.

На новом халате была очень милая ручная вышивка, а подаренные племянницей черные фетровые тапочки с голубыми помпонами удачно дополняли утренний туалет. Аккуратно подвитые волосы покрывала шелковая сеточка.

Мисс Силвер с тревогой спросила:

— Мэриан, милая, что-нибудь случилось? Я шла в ванную и тут вдруг услышала…

Обычная сдержанность изменила Флорри, и в третий раз она рассказала свою новость с дополнительными подробностями:

— Миссис Мэйпл — она-то думала, что мисс Холидей у себя, — Флорри обратилась к мисс Силвер:

— Она сама очень плохо слышит. Было полдесятого вечера, и она думала, что мисс Холидей пришла и поднялась к себе, не сказав об этом, как она всегда делает. Оно и понятно: до миссис Мэйпл докричаться — это не у всякого хватит терпения. Она ничего не слышит, разве что только «Спокойной ночи!». Ну, в общем, мисс Холидей снимает у нее комнату уже десять лет. А сегодня утром миссис Мэйпл встала, а мисс Холидей — 1ш слуху, ни духу, тогда она начала колотить в дверь ее спальни, а за дверью — ни гугу. Тогда она повернула ручку и вошла, а там — никого, постель даже не смята и никаких следов, что мисс Холидей ночью была тут.

— Боже мой! — воскликнула миссис Мерридью. — Ой, Флорри, ну не могла же она взять и исчезнуть!

— Так все и о Мэгги говорили, помните? — Видно, служанка сильно разнервничалась, иначе она бы не решилась такое сказать. — Она-то куда делась? Вышла из дому совсем не поздно, в восемь вечера, и не вернулась. Уже год как ее нету.

Миссис Мерридью стала объяснять мисс Силвер, в чем дело:

— Мэгги Белл — двоюродная сестра Флорри, и все случилось именно так, как говорит Флорри. Мэгги жила с родителями в домике, у которого арка над воротами увита розами, и работала поденщицей у Люси Каннингэм. И вот однажды вечером вышла из дому и не вернулась. Перед этим она гладила белье и сказала, что выйдет чуть-чуть подышать свежим воздухом.

Флорри вскинула подбородок:

— Ну, она так говорила для отвода глаз! Старики завидовали ей, что она хоть куда-то может пойти, вот она и вынуждена была придумывать, что пойдет дышать. А потом прибегала ко мне, чтобы немного развлечься, поболтать, а им не докладывала.

Миссис Мерридью потянулась за шалью, в которой обычно сидела в постели.

— А я и не знала, Флорри, что она собралась тогда к тебе.

— Я и сама не знала! Она прибегала, когда ей нужно было, так у нас с ней повелось!

— Ты рассказала об этом полиции?

— Они меры не спрашивали. Вбили себе в голову, что она уехала в Лондон. Я бы им еще кое о чем рассказала, но у них свое на, уме. Старики были нудные, это правда, но Мэгги не из тех, кто бросит родителей на произвол судьбы. Я-то знаю, и не важно, что говорят другие. А что до открытки, что из Лондона пришла, так я вот что скажу: не Мэгги ее писала, точно вам говорю.

Мисс Силвер слушала с огромным вниманием. Ей даже не надо было вступать в разговор, потому что Мэриан Мерридью задавала очень правильные вопросы, а выказывать излишний интерес было совсем ни к чему.

Последнее заявление служанки вызвало у миссис Мерридью возглас изумления:

— Ах, Флорри, ты же никогда об этом не говорила!

Флорри дернула левым плечом.

— Меньше скажешь, целее будешь, — ответила она и добавила осуждающе. — А какой толк, если бы я сказала?

Они не спрашивали меня — раз, а я не хотела связываться с полицией — два. Нет, я ничего не знаю, и не будем об этом говорить!

— Но, Флорри, у тебя явно были какие-то соображения…

— Больше чем достаточно, но говорить о них ни к чему!

На округлом лице миссис Мерридью отразилось сомнение, но мисс Силвер сдавила ей руку, и вопросов не последовало.

Флорри собралась выйти из спальни, однако ее остановили легким покашливанием:

— Не хочу задерживать вас, — твердо сказала мисс Силвер, — и понимаю, что вам неприятен этот разговор, но вы говорите, исчезла еще одна женщина, а значит, и другим может грозить опасность.

Флорри упрямо повторила:

— Я сказала достаточно. Может, даже лишку.

Мисс Силвер мягко спросила:

— Вы сказали, что открытку из Лондона писала не ваша сестра Мэгги. Вы эту открытку, несомненно, видели?

— Конечно видела.

— В ней, кажется, говорилось, что Мэгги вернется при первой же возможности, и что вы будете навещать ее родителей и помогать им?

Флорри помрачнела:

— Кто вам это все сказал?

Взгляд мисс Силвер продолжал оставаться вопрошающим. Флорри выдержала его. Голос приезжей леди напомнил ей голос учительницы, которая разжевывает ей, как школьнице, сложный вопрос. Этот тон несколько ее задевал, но не успела еще мисс Силвер ободряюще улыбнуться, как ей самой больше не захотелось сдерживаться.

Она решила освободиться от мыслей, так долго ее тяготивших. Лучше уж выговориться, чем отмалчиваться. Когда мисс Силвер спросила: «Почему вы думаете, что открытку писала не Мэгги?», она ответила уже более милостивым тоном:

— Потому что имена были написаны не так. Мэгги не шибко грамотная, хотя мы обе ходили в школу. Так вот — свои тетрадки она всегда подписывала «Моги» — с одним "г". И мое имя писала не правильно, при случае она всегда писала «Флори», без второго "р". А в открытке наши имена написаны чин-чинарем — с двумя буквами "г" и "р".

Вот я и поняла, что писала не Мэгги.

Миссис Мерридью была потрясена. Но и на этот раз, когда подруга сжала ей руку, послушно промолчала. Мисс Силвер задумчиво сказала:

— Вам показали открытку родители Мэгги. Вы сказали им, что имена написаны не так, как она их писала?

— Нет. — Флорри сцепила дрожавшие руки.

— Почему же?

Флорри глубоко вздохнула:

— Они и так-то были еле живыми от горя. И я поняла, что мои слова их просто убьют. У них никого не было, кроме Мэгги, она никуда от них не уходила, кроме как к мисс Каннингэм. Вот я и подумала, подумала… — она горько заплакала. — Они так переживают, они не вынесут… а открытка хоть что-то… у меня не хватило духу лишить их последней надежды.

— Милая моя! Но ты должна была сказать полиции — должна, — произнесла миссис Мерридью.

Флорри вскинула голову:

— И тогда они бы начали приставать с расспросами к моим дяде и тете? Я не простила бы себе, если бы проговорилась! Не знаю даже, зачем теперь обо всем этом сказала, но они уже умерли и, видимо, теперь это уже не имеет значения. Однако я точно знаю: Мэгги сама просто так ни за что бы не уехала, да и мисс Холидей тоже. Парней у них не было, ни у той, ни у другой — сроду не было.

Мэгги была на два года старше меня, а мисс Холидей скоро шестой десяток разменяет. Они не из модниц и не пытались заполучить мужа, хотя бы плохенького. Мэгги на парней и не смотрела: в доме от них одна грязь и хлопот не оберешься. Отец у нее был гуляка, всю жизнь. Ну, насмотрелась она на него, — родных, как известно, не выбирают, — ну а самой выискать мужа на свою шею — решила уж судьбу не искушать. Л мисс Холидей, та вообще до смерти боялась мужчин. Она никогда не нанималась в дом к джентльмену, только к леди. Не заходила в гости к милейшей миссис Сэлби, хотя та всегда ее приглашала; только когда точно знала, что мистера Сэлби не будет дома и он не встретится ей по дороге, — тогда только ходила.

Он, конечно, будто и не джентльмен вовсе, сам все делает, да и миссис Сэлби не как леди, все работает. Ну что с того? Разве надо его от этого бояться? Только мисс Холидей боялась.

— Чета Сэлби живет в конце Викаридж-лейн, — пояснила мисс Мерридью. — Они держат кур, и много, а он каждый вечер ходит играть в дартс в «Рождественскую сказку». Очень компанейский, добродушный человек, и, по-моему, жене без него скучно одной по вечерам. А я не знала, что мисс Холидей часто к ней захаживала.

К Флорри вернулась ее обычная сдержанность.

— Ну, не знаю насчет «часто». Ходила иногда, когда он был в «Рождественской сказке», но только, как он уйдет, а чтобы ее вдруг застал, такого не бывало. Никогда.

Уж если она не жаловала мистера Сэлби, то какого-нибудь незнакомца ни за что бы не подпустила, а уж тем более — сама не подошла. «Типичная старая дева», это как раз о ней, бедняжке.

Миссис Мерридью получше закуталась в шаль и стала разливать чай. Кто-то рождается, кто-то умирает, кто-то пропадает — в жизни всякое бывает, и это еще не повод не попить вкусного чаю, пока он горяченький. Налив две чашки чаю, она сказала подчеркнуто бодро:

— Ну что ж, Флорри, будем надеяться на лучшее.

Глава 14

Родственников у мисс Холидей не было, во всяком случае, никто никогда о них не слышал. Всей деревне было известно, что она служила горничной у старой леди Ровены Тори, позволявшей ей, по слухам, делать все кое-как. Да и сама леди Ровена была жуткой неряхой, в ее коттедже был вечный беспорядок и носились кошки. Денег у нее водилось очень мало, но и из этой малости мисс Холидей досталось пятьдесят фунтов годовой ренты. Затем мисс Холидей стала снимать квартиру у миссис Мэйпл и работала приходящей прислугой, нигде особо не задерживаясь: такую неумеху мало кто терпел, только если больше никого не было под рукой. Обо всем этом миссис Мерридью и поведала своей гостье.

Узнав от одной их общей подруги (там все они встретились год назад), чем теперь занимается мисс Силвер, миссис Мерридью пообещала нигде об этом не упоминать. С тех пор как она поселилась тут после замужества, она успела добиться доверия и пользовалась влиянием в графстве, и ей было даже спокойнее не распространяться о столь необычной профессии своей подруги. Миссис Мерридью считала, что почтенной леди не подобает ловить преступников, но навязывать своего мнения не хотела. Тем не менее миссис Мерридью с азартом обсуждала исчезновение бедной мисс Холидей и спрашивала, что думает по этому поводу мисс Силвер и с энтузиазмом сообщала подруге все необходимые для следствия подробности.

Флорри продолжала хлопотать по дому, и больше ничего от нее добиться не удалось, она только угрюмо твердила, что теперь уж ничего не поделаешь, сколько не ищи — пропала мисс Холидей, совсем пропала, кто бы что ни говорил. Миссис Мэйпл придерживалась того же мнения и уже стала подумывать, кого бы лучше пустить на освободившуюся квартиру, тем более что желающих было предостаточно.

Полиция Мэлбери, узнав об исчезновении мисс Холидей, тут же отправила в деревню констебля вести допрос, но бедолага так и не сумел докричаться до миссис Мэйпл. В округе хорошо знали, что полицию она очень не жалует и в любой момент могла прикинуться глухой, так что неудача констебля никого не удивила. Констебль Деннинг так и не смог перехитрить миссис Мэйпл, даже предложив ей ответить на ряд вопросов письменно. Та заявила, что потеряла очки, а без них не может разобрать ни слова. Это известие в деревне встретили с безоговорочным одобрением.

Тем временем за кулисами театра действий шли переговоры, уровень которых неизменно повышался и достиг наконец кабинетов самого высокого начальства. Никогда бы мисс Холидей не пришло в голову, что она станет объектом такого пристального обсуждения и внимания.

Полицейское начальство Хэзл-грин обменивалось информацией с коллегами Мэлбери, Мэлбери — с начальником полиции Мэлшира, а тот — со Скотленд-Ярдом и министерством госбезопасности. Дело, каким бы ничтожным поначалу ни казалось, в любой момент могло стать крайне важным. Огласка не допускалась, никаких публикаций в прессе — в общем, абсолютная секретность. Жители Хэзлгрин пусть и дальше развлекаются пересудами и делают свои заключения; на данный момент, в любом случае, дело должно выглядеть как сугубо местное происшествие, раздутое из ничего: скорее всего, мисс Холидей вдруг решила навестить приятельницу.

Деревне такое объяснение пришлось не по вкусу. Миссис Стаббс выразила всеобщее мнение, когда, тряхнув головой, вопросила:

— А что это за приятельница, позвольте узнать? Я ни об одной такой не слыхала, да и все остальные тоже! Изредка съездит в Мэлбери в кино — и обратно, вот и все ее развлечения. А по воскресеньям она вообще всегда дома сидела. Ну а если бы вдруг куда отправилась на автобусе, уж кто-нибудь ее обязательно увидел. Подъехала на машине? Это уж точно глупость: она их до смерти боялась! Это всем известно!

Крейгу Лестеру эта тема несколько успела наскучить, пока он коротал время перед тем, чтобы отправиться в Крю-хаус. Часы у церкви пробили четыре: он как раз успеет встретить Розаменд и вместе с ней пойти в Белый коттедж — как и она, он был приглашен на чай.

Ни одно из окон Крю-хаус не выходило на изрядно заросшую подъездную аллею, здесь он и собирался подождать Розаменд. Стоя на аллее, он с сожалением осматривал заброшенный парк: деревья и кусты стараются перерасти друг друга, чтобы дотянуться до света и воздуха; подлесок превратился в джунгли; опавшие листья годами не убирались, лежат и гниют, мокрые, хотя дождь прошел уже давно. Но небо посерело, и снова надвигалась туча. Задул сырой ветер.

Появилась Розаменд, она торопилась, потому что в самый последний момент ее призвала Лидия Крю. На ней было старое твидовое пальто, густые волосы прикрывал голубой шарф. Цвет шарфа подчеркивал синеву глаз. Сначала она почти бежала, но, завидев Крейга, пошла спокойнее.

— Ой, а я иду в гости!

— На чай к миссис Мерридью? Я тоже к ней приглашен. Вот и подумал, не пойти ли нам вместе. Если ты, конечно, не возражаешь.

Она радостно улыбнулась:

— Ничуть не возражаю. Но нам надо поторопиться: я поздно вышла. Меня позвала тетя Лидия.

— Зачем?

— Ну, ей кое-что понадобилось. Она задержала меня совсем ненадолго, это Дженни виновата — пристала со своими бесконечными вопросами.

— Обе знали, что у тебя мало времени, — произнес Лестер задумчиво. — Если тебя не донимает одна, то это тут же проделывает вторая. Смотри — вырастишь из Дженни такую же несносную эгоистку, как мисс Крю!

— Крейг!

— Разве я не прав?

— Но она так больна. Врачи думали, что она вообще не выживет.

— Знаю, но больше они так не думают. Розаменд, опомнись! Мы с тобой прекрасно понимаем, что Дженни живет совсем не так, как все ее ровесники, хотя и могла бы… — Он помолчал и закончил:

— Теперь.

Розаменд повернулась к нему, вся покраснев:

— Что ты хочешь сказать?

— Ты отлично понимаешь. Она все время только со взрослыми и со своими книгами. А ей надо учиться и играть со сверстницами в подвижные игры.

Она хотела было что-то сказать, но промолчала. Крейг взял ее под руку.

— Ну-ну, скажи, что ты просто не представляешь Дженни в обществе здоровых сверстников. Ведь ты это хотела сказать? И не стала, потому что у тебя не нашлось подходящих доводов. И по правде говоря, моя дорогая, ты не сможешь их найти и не стоит их выдумывать. Ни тебе, ни Дженни незачем оставаться в Крю-хаус, и ты это понимаешь.

В ее глазах, все еще испуганных, вспыхнул гнев:

— Ты хочешь отослать Дженни в школу и увезти меня отсюда!

— Разумеется. И считаю, что Дженни будет гораздо лучше в школе.

— Но она еще такая слабенькая!

Еще один поворот, и они уже выйдут на дорогу. Вдруг она остановилась:

— Крейг, не смей, не смей так говорить! Ведь ты не знаешь, что тетя Лидия тоже жаждет отправить Дженни в школу! И тогда я буду больше времени уделять ей и домашним делам!

— Жаждать она может сколько угодно, — невозмутимо сказал он, — только все будет иначе. Ты дашь тете месяц, чтобы она подыскала тебе замену, потом выйдешь за меня замуж и заберешь Дженни. А после этого мы вместе выберем самую подходящую для нее няню.

— Дженни пока к этому не готова.

По крайней мере, Розаменд не сказала, что не выйдет за него. А может, просто проигнорировала его дерзость.

Ладно, это они обсудят позже.

— Тебе никогда не казалось, что Дженни может ходить гораздо лучше? Что она притворяется?

— Конечно нет! — она возмущенно отстранилась.