Глава 41

Джулия кинула в ящик платяного шкафа три пары чулок. Она снова была в своей лондонской квартире. Ей было душно, она чувствовала себя усталой и опустошенной. Распаковывать вещи не так противно, как собираться в дорогу, но и то и другое — занятие мало вдохновляющее. К тому же и в том, и в другом случае всегда оказывается, что ты что-то забыл взять. На этот раз она забыла зубную пасту, а это значило, что опять нужно выходить из дома, чтобы купить новую. После того как ты совсем недавно пережила серьезное потрясение и постоянно находилась в нервном напряжении, казалось глупым досадовать из-за какого-то тюбика зубной пасты.

Она распахнула все окна, но в комнате было по-прежнему жарко. Везде накопилось дикое количество пыли. Джулия взяла швабру и тряпку и принялась за уборку. К тому времени когда она с этим покончила, ей подумалось, что проще было оставить все как есть — столько грязи скопилось теперь на ее лице и руках. Она стала отмывать сначала руки — потому что какой толк умываться с черными руками? И тут в дверь позвонили. Она успела бросить последний взгляд в зеркало: лицо было все еще грязное, но поскольку часть грязи она уже смыла, то создавалось впечатление, что оно стало несколько смуглее, чем обычно. А может, так оно и было? Джулия решила, что сойдет и так, поспешно вытерла руки, заметив, что оставила на полотенце черные следы, и пошла открывать.

На пороге стоял Энтони. Одетый с иголочки, он с легким удивлением взглянул на нее и двинулся в глубину комнаты, осведомляясь, почему она решила затеять осенью генеральную уборку. Она так и знала, что это будет Энтони! И не когда-нибудь, а именно сейчас! Она могла бы просидеть в ожидании его в своем самом лучшем платье девяносто девять дней и он бы так и не заявился; но на сотый день, когда она чумазая, как негритянка, и по уши в грязи, он был тут как тут — как будто его магнитом притянуло!

— Ты всегда почему-то появляешься, когда я неумытая и непричесанная. Но я как раз этим занимаюсь.

— Много же этой грязи должно было накопиться!

— Ну да. Тебе придется чуть-чуть подождать, пока я умоюсь. Послушай, почему бы тебе не сходить пока за зубной пастой? Свою я оставила в Леттер-Энде.

— Страшно не хочется, но уж так и быть, схожу.

Это дало ей время привести себя в порядок. Когда Энтони вернулся, она выглядела вполне пристойно. С театральным поклоном он протянул ей тюбик пасты, говоря:

— Невесте от жениха!

Если он ожидал, что Джулия рассмеется, то явно ошибся. Ни слова не говоря, она взяла пасту и отнесла ее в закуток, служивший ей ванной комнатой. Через некоторое время она появилась снова и протянула к нему руку. На ее влажной ладошке блестела мелочь.

— Это еще за что?

— За пасту. Возьми, пожалуйста.

— Дорогая моя, этот роскошный свадебный подарок — всего лишь один из многих даров, коими я собираюсь тебя осыпать.

Наступила грозовая тишина. С характером Джулии такие шутки легко могли привести к ссоре. Казалось, она взорвется с минуты на минуту. Но этот момент прошел. Она положила монеты на край письменного стола со словами:

— Ну, как хочешь. Можешь засчитать это как рождественский подарок. Избавишь себя от необходимости через три месяца толкаться по магазинам.

Энтони не замедлил столь же язвительно отреагировать:

— А разве я когда-нибудь делал тебе рождественские подарки?

— Да, когда еще устраивали елку в Леттер-Энде.

И отчего только у нее вырвались эти слова?! Не успела Джулия их произнести, как в то же мгновение счастливые воспоминания о тех днях нахлынули на нее: боже мой, как хорошо и как безумно давно все это было! У нее возникло такое чувство, будто она вдруг увидела откуда-то издалека маленькую, четкую и яркую фотографию. Она, видимо, побледнела, потому что услышала странно прозвучавший голос Энтони:

— Давай-ка лучше присядем. У тебя усталый вид.

С чувством облегчения она облокотилась на диванную подушку. В какой-то момент она почувствовала, что теряет контроль над собой — то ли вот-вот разрыдается, то ли просто осядет на пол. Обе перспективы показались ей достаточно унизительными.

— Слишком душно для того, чтобы заниматься уборкой, — услышала она свой собственный голос.

Энтони хмуро молчал. Последний раз они виделись неделю назад на похоронах. Все это было ужасно. Зачем только она снова заговорила о Леттер-Энде? Неужели нельзя выкинуть все это из головы? Однако это оказалось не так-то просто. Лучше бы Энтони вовсе не приходил. Или пускай бы поскорей ушел. Только бы ей не расплакаться… Но, кажется, она уже не в силах сдерживаться…

— Послушай, девочка, — услышала она раздосадованный голос Энтони. — Не все же, в конце концов, погибли в этой катастрофе. Есть и уцелевшие — ты и я, например. Так ли уж необходимо глядеть с таким отчаянием, как будто мы все уже не только мертвы, но и похоронены?

— Извини, я этого не хотела. Если бы глаза у меня были голубые, а не темные, тебе бы так не показалось. Мне все говорят, что взгляд у меня мрачный, но я все время об этом забываю.

— Я бы на твоем месте перестал об этом думать. Никому не нравится, когда задевают его самые больные струны. В таких случаях лучше попробовать улыбнуться. Это помогает. Ну, бодрее! Как там Джимми?

— Определенно лучше, — отозвалась она, обрадованная, что может изменить тему разговора. — Знаешь, он отказался принять деньги, которые оставила ему Лоис по завещанию.

— Я и не думал, что он их возьмет.

— Он написал в нотариальную контору с тем, чтобы они передали все эти деньги Даблдеям — наследникам ее первого мужа. После этого он явно приободрился. И потом Минни очень ему в этом смысле помогает. Она постоянно обращается к нему за помощью и советом в тех делах, которые якобы требуют чисто мужского ума и твердости. Например, по поводу того, чем лучше оттирать крапы в ванной, или как лучше составить объявление, что требуется дворецкий, или сколько будет пять процентов от общей суммы счета за прачечную. А то бежит к нему и просит срочно извлечь страшного паука со дна шкафа: мол, миссис Хаггинс уже ушла, а они с Элли боятся к нему приблизиться. Минни во всех этих хитростях всегда была искусница, а сейчас это просто спасение для Джимми. Он должен был бы жениться на ней сто лет назад.

— Ему это и в голову не приходило.

— Конечно, ты прав. Подумать только, от скольких волнений мы были бы избавлены, если бы он вовремя об этом подумал. Но уж теперь, должна тебе сказать, я позабочусь о том, чтобы он над этим задумался.

Энтони расхохотался:

— Послушай, оставь их в покое.

— Нет, я этим не собираюсь заниматься прямо сейчас. Пока Элли и Ронни живут в Леттер-Энде, все будет идти своим чередом. Но когда настанет время для Ронни отправляться на службу к Фортескью и они уйдут, кто-то должен будет объяснить Джимми, что она не может продолжать жить с ним под одной крышей и вести дом. Это станет неприлично.

— Чепуха какая!

— Для деревни — отнюдь нет. Кроме того, Джимми нужно только натолкнуть на эту идею. С пей он будет покоен и счастлив, и Богу известно, как он это заслужил. Да и она тоже.

— Женщина — бессовестное создание. Она только и способна думать о том, чтобы засунуть мужчину к себе в карман.

— В данном случае карман очень милый и уютный, — с чувством сказала Джулия.

— Разумеется! Этим уютом вы нас и приманиваете. Все радости семейной жизни и обручальное кольцо — такое же прочное, как у быка в носу. За вами миллионы лет практики, дорогая моя, и вы в этом деле преуспели.

При словах «дорогая моя» Джулии показалось, будто чья-то жесткая рука сдавила ее сердце.

— Можешь чувствовать себя в полной безопасности, — сказала она, выпрямляясь, — у меня нет ни кармана, ни кольца — твоему носу ничто не угрожает. И чем скорее ты объявишь о расторжении нашей помолвки, тем лучше.

— Только не взрывайся, дорогая! Сосчитай до ста, а потом говори. Это может несколько замедлить беседу, но все светила медицины в один голос утверждают, что в наш технический век спешка сокращает жизнь.

— И несмотря на это, люди почему-то живут дольше, чем раньше. Ты знаешь, сколько лет было мистеру Пиквику? Всего сорок три, а все в романе называют его «милым старым джентльменом».

— Мы живем не в диккенсовские времена, детка. И речь у нас шла не о мистере Пиквике. В момент, когда ты его выволокла к нам сюда, я приготовился изысканно преклонить перед тобой колено и просить тебя назвать дату свадьбы. После чего ты, разумеется, должна была мило зарумяниться, грациозно упасть в обморок, а придя в себя, выбрать по гороскопу благоприятный день.

Но вместо того чтобы мило покраснеть, Джулия заметно побледнела.

— Перестань болтать ерунду, — сказала она с видимым усилием. — Теперь бессмысленно делать вид, будто мы обручены.

— Вполне с тобой согласен, — со смехом отозвался Энтони. — Помолвка вообще идиотство. Боюсь, что ты недостаточно внимательно меня слушала. Я не собирался просить тебя не разрывать нашу помолвку. Я просил тебя выйти за меня замуж.

— А я тебе говорю, что не хочу продолжать эту комедию! — воскликнула Джулия, сверкнув глазами. — Я и пошла на это только ради Джимми!

— Да? Только ради него? — спросил Энтони, испытующе глядя на нее.

— А как ты думал? Теперь в этом уже нет никакой необходимости, и будь добр, поставь всех в известность!

Обхватив руками колени, он наклонился к ней и спросил:

— И как мы это объясним? Кто кого бросил — я тебя или ты меня?

— Ни то, ни другое, — ровным голосом ответила Джулия. — Мы разрываем помолвку, так как я считаю, что брак помешает моей карьере писательницы. Разумеется, мы останемся друзьями.

Энтони открыто расхохотался:

— Бог ты мой, тема Благородного Призвания! Ты даже не представляешь, насколько она устарела. Современная женщина способна иметь мужа, при этом сделать не одну, а несколько карьер, родить детей и вести дом без помощи прислуги — и все это, глазом не моргнув! Правда, я думаю, что все-таки придется нанять хотя бы повара: помнится, Мэнни не очень высоко отзывалась о твоих кулинарных талантах.

— Я все делаю, как полагается по рецептам, но почему-то получается невкусно, — машинально проговорила Джулия. — Нет, правда, Энтони, я не хочу прикидываться и дальше.

Некоторое время он молчал. Потом подошел, взял ее руки в свои, довольно крепко сжал их и сказал:

— А если серьезно, Джулия?

Джулия не понимала, как она смогла, но все-таки выговорила «нет».

— Это к кому относится — к тебе или ко мне?

— К нам обоим.

Оттого что все внутри у нес дрожало, голос тоже дрогнул. Она вырвала из его рук свои, и Энтони ей не препятствовал.

— Ты меня не любишь или я тебя не люблю?

— И то и другое.

— Милая, ты же врешь! Я тебя люблю. Очень люблю. Ты этого разве не знала?

— Ты лжешь!

— Ты так считаешь? Помнишь, я как-то спросил, что бы ты ответила, если бы я сказал, что безумно в тебя влюблен? Ну вот, теперь я тебе это говорю: я люблю тебя, люблю безумно, страстно и всяко-разно. Если бы ты не была такой дурочкой, то сама давно об этом бы догадалась. Иди ко мне и перестань болтать!

Прошло довольно много времени, прежде чем Джулии удалось открыть рот.

— Ты даже не удосужился узнать, как я к тебе отношусь. Может, ты мне и не нравишься вовсе.

— Тогда ты не должна была позволять мне себя целовать.

— Так ты не хочешь знать?

— Не принимай меня за идиота. Я и без того знаю, — сказал Энтони, снова целуя ее.