Глава 12

В тот же день без четверти семь Чарлз позвонил в квартиру мисс Лангтон. Маргарет открыла дверь и замерла на пороге.

— Чарлз! — Голос выдавал недовольство.

Дверь в гостиную она оставила открытой. Чарлзу бросилось в глаза обилие красок: темно-красные занавески, яркие диванные подушки. Свет обрисовывал четкий силуэт Маргарет в черном платье. Она продолжала держать дверь и не впускала его.

— Ну? — сказал Чарлз. — Теперь, когда ты убедилась, что это я, может, войдем?

Маргарет опустила руку, повернулась и прошла мимо стола к камину, нагнулась и подбросила совок угля.

Чарлз вошел и закрыл дверь. Он сгорал от нетерпения — ему так хотелось посмотреть на нее, заглянуть в лицо… Маргарет распрямилась и резко обернулась. Чарлза поразили ее бледная утонченность и глаза цвета густого янтаря с темными искрами на фоне этой бледности. Она изменилась, горе изменило ее. И все-таки это была прежняя, до боли знакомая Маргарет.

— К сожалению, я не могу пригласить тебя остаться, я только что вошла, мне нужно приготовить ужин.

— Знакомый дух враждебности! — сказал Чарлз. — Вообще-то я пришел, чтобы пригласить тебя пообедать, сходить куда-нибудь потанцевать или посмотреть шоу — что захочешь.

Да, она изменилась. Он предполагал, что сам тоже изменился, но Маргарет не должна была так сильно меняться. Линии щек и подбородка слишком четкие. Глаза слишком большие. Они кажутся темнее из-за того, что она такая бледная и к тому же одета в черное. Сквозь злость в нем стало проявляться какое-то другое чувство.

— Фредди сказал мне, где ты живешь. Маргарет, я пришел сказать, что я очень сожалею… о ней. Арчи мне рассказал. Я не знал.

— Да… я не могу об этом говорить. Где ты видел Фредди?

— Он с кем-то обедал в «Люксе». Я пока еще не перебрался на Торнхил. В отеле «Люкс» кипит жизнь, Я подумал, не сходить ли нам туда пообедать.

— Нет, — сказала Маргарет.

— Послушай, будь рассудительной хотя бы раз. Перемена пойдет тебе на пользу. Давай на один вечер присыплем песочком топор войны. Не надо его закапывать, просто отбросим предрассудки, как сказали бы законники. В конце концов, человеку положено обедать.

Маргарет смотрела на него большими темными глазами, и ему казалось, что они насмехаются над ним.

— Дорогой мой Чарлз, я не обедаю, я ужинаю. Если мне очень захочется есть, я съем яйцо или сардинку. Если не захочется…

— Возмутительно! — сказал Чарлз. — Пошли обедать, по-настоящему обедать.

— Нет, — отказалась Маргарет, но уже не столь решительно. Ночью она горько плакала, и от этого весь день чувствовала себя слабой и озябшей. Но сейчас настроение начало меняться — в ней нарастало непреодолимое желание вырваться из того унылого круга, к которому скатилась ее жизнь. Перед ней стоял Чарлз, он принес с собой прежнюю жизнь. Его голос, его дразнящие, смеющиеся глаза, его бодрый дух возвращали жажду жизни, былое наслаждение сотнями вещей, которых она теперь была лишена.

— Пошли, — сказал Чарлз. Он смягчил тон, посмотрел ей в глаза.

Она перестала сопротивляться. Почему бы и не отступить на часок — есть, пить, веселиться, танцевать до упаду а завтра будь что будет? — Ну? — сказал Чарлз. — У тебя есть время одеться.

Он через плечо посмотрел на часы, стоявшие на камине — красивая вещица из ярко-зеленого фарфора, с веночком из пестрых и золотых цветов. Они с Маргарет купили ее в старой лавке в Челси, и он подарил ей эти часы на девятнадцатилетие, за месяц до того, как они обручились. Стрелки показывали без четверти семь. Он еще раз спросил:

— Ну? Ты идешь? — и увидел, что на ее лицо возвращаются краски.

Неожиданно она засмеялась и взяла часы в руки. Он удивленно следил за ней: что она собирается делать?

А она открыла часы и стала переводить стрелки назад. Они вращались с легким жужжанием: один, два, три, четыре оборота — и с последним оборотом она уже была той юной, сияющей, полной сил Маргарет, какой была в свой девятнадцатый день рожденья.

— Что ты делаешь? — улыбаясь спросил Чарлз.

— Перевожу часы на пять лет назад, — сказала Маргарет. В ее голосе слышался вызов. Пять лет уносили их к тем временам, когда еще не было того, что Чарлз назвал «эпизодом», — тогда они были просто соседи, друзья, виделись каждый день, и эти дни были заполнены общими интересами, занятиями, развлечениями, ссорами.

— На пять лет?

Она кивнула.

— Да, на пять. По рукам?

— Иди одевайся, — сказал он.

Во время обеда Чарлз старался во всем ей угодить. Постепенно он узнал, как Маргарет жила эти четыре года, и был очень удивлен тем, что она работала все это время, хотя до смерти матери жила на Джордж-стрит.

— Фредди очень боялся, как бы я не подумал, что вы поссорились. — Он засмеялся. — Как можно поссориться с Фредди? Неужели это кому-то удавалось?

— Не думаю.

— А как же ты?

— Мой дорогой Чарлз!

— Нет, а все-таки?

— Если даже так, это не твое дело.

Чарлз призадумался.

— Я так не играю, — сказал он. — Сейчас мы вернулись на пять лет назад, и я подумываю о том, чтобы сделать тебе предложение. Я считаю, что это мое дело, потому что, видишь ли, если девушка поссорилась с отчимом и ушла из дому, нужно заранее узнать почему, пока не сделан роковой шаг.

Маргарет вцепилась в край кресла, и ей показалось, что лампы в длинном зале покачнулись, а комнату заволокло серым туманом. Она сидела не шелохнувшись, пока туман перед глазами не рассеялся, и тогда увидела, как Чарлз наклонился к ней через стол, злобно, но обаятельно улыбаясь.

— А как ты играешь? — спросила она. — Нельзя, знаешь ли, идти по двум дорогам сразу. Если у нас время сегодняшнее, то это не твое дело, а если пять лет назад… — Ее голос надломился, и с нервным смешком она закончила: — Так вот, если у нас пять лет назад, то я не уходила из дому!

— Опять эти твои трюки! — раздраженно заметил Чарлз. Но он увидел, что она побледнела, и на какой-то миг ему даже показалось, что она теряет сознание.

После обеда они танцевали в знаменитом Золотом зале. Маргарет танцевала прекрасно. Какое-то время они молчали — видимо, оба вспомнили, как последний раз танцевали за неделю до свадьбы, которая так и не состоялась.

Чарлз нарушил молчание. Память — опасная штука.

— Все эти старые мелодии мертвы, как дверной гвоздь. Я не помню их названия. А ты?

— Последняя называлась «Я не против быть один, если я один с тобой».

— А эта?

Они были рядом с оркестром. Молодой певец — обладатель пронзительного тенора — громко и гнусаво прокричал: «О беби, будем вместе!»

— Возмутительно! — сказал Чарлз. — Эти ребята рвут страсть в клочки.

— «Ты счастлива! Я счастлив!» — надрывался певец.

— В сущности, эти слова написаны про нас, — сказал Чарлз. — Хочу поблагодарить оркестрантов. Пойдешь со мной?

Маргарет засмеялась.

— Нет. Не надейся разозлить меня такими выходками. Не получится.

— Точно?

— Точно.

— Тогда давай поговорим о том, как будем переплывать канал, или как полетим на Огненную Землю, или о чем-нибудь таком же приятном и безопасном.

Маргарет опять засмеялась — в ее глазах заплясали темные искры.

— У меня есть уборщица — она приходит раз в неделю, и тогда я считаю себя богатой… Так вот, она говорит, что полеты не очень-то приятны и не подходят для дамы, «если она считает себя дамой». Сегодня она сказала, что порядочные люди не могут проводить дни и ночи с «пиратами». Она просто клад. Если бы я могла себе позволить слушать ее каждый день, это меня бы очень утешало.

— Разве тебя нужно утешать? И разве это непременно должна быть уборщица?

Начался следующий танец, и они влились в толпу. Маргарет не сочла нужным ответить на последнее замечание Чарлза. Молодой певец ринулся в атаку: «Станем голубкаа-ами!»

— Очень занятная песня. А танец… — сказал Чарлз. — Не соскучишься. Ты только посмотри, какие трюки выделывает это парень! Ты так умеешь? Да что ты! Тогда давай попрактикуемся.

Он проводил ее домой, и только когда они уже стояли на темной лестничной площадке, сказал:

— Часы вернулись обратно, и я хочу тебя спросить…

— Уже поздно, я пойду.

— Да, уже поздно, но я все-таки спрошу. Четыре года назад ты не дала мне такой возможности. Почему ты так поступила, Маргарет?

Он слышал, как она затаила дыхание, и скорее почувствовал, чем увидел, что она отступила на шаг.

— Я не могу тебе сказать.

— Почему?

— Не могу, и все. Все кончено, умерло и похоронено. — Ее голос стал низким и глубоким. — Все прошло.

— Не думаю, — сказал Чарлз.

Маргарет с отчаянной силой воткнула ключ в замочную скважину.

— Все прошло, — сказала она.

Дверь между ними со стуком захлопнулась.

Глава 13

Маргот Стандинг опять писала в пансион своей подруге Стефании.

«О Стефания, как жалко, что тебя здесь нет. Мне не с кем поговорить, скучно до безобразия. Звонить мистеру Хешу нет смысла, он все время говорит сам, а то, что он говорит, просто ужасно. Он говорит, что у меня вообще не будет никаких денег, пока не найдется завещание или те два свидетельства. Еще он говорит, что уверен, что завещания не было, из-за того, что мой бедный папа сказал его отцу. А вчера он сказал, что не было и свидетельств, потому что так сказано в папином письме. Но он говорит, что мне не о чем беспокоиться, потому что мы с Эгбертом придем к какому-то соглашению, и это самое лучшее, что можно сделать. Но я решила сама зарабатывать себе на жизнь! Я думаю, это так романтично — самой зарабатывать и быть бедной сиротой, а не богатой наследницей. Быть бедной сиротой романтично до безобразия, в книжках они всегда ведут до безобразия бурную жизнь. На богатых наследницах женятся из-за денег, так что лучше их не иметь. Никому не говори, но я дала объявление в газету и получила ответ — я пойду к какому-то человеку, которому нужна симпатичная секретарша! Я боялась, что слишком молода для этой работы, но он написал, что любит молодых., и спрашивал про цвет волос и все такое. Я послала ему маленькую карточку, которую мадемуазель сделала в прошлом семестре, и он сказал, что уверен, что я ему подойду, так что завтра я иду к нему. Я никому не сказала. А главный секрет — только ты никому не говори! и пожалуйста, порви письмо, потому что у тебя есть привычка разбрасывать письма, а это ужасный секрет. Я не сказала ему, что я Маргот Стандинг, потому что не хотела, чтобы кто-нибудь узнал, где я, — ни Эгберт, ни мистер Хеш, никто. Я назвалась Эстер Брандон. Ты согласна, что имя красивое до безобразия и очень романтичное? Я его не сочинила, я его нашла. Я устроила в доме настоящий обыск, хотела найти эти свидетельства или хоть что-нибудь о моей матери. У нас на чердаке есть ящик со старыми вещами. Однажды я захотела что-то из этого надеть на праздник, спросила папу, и он сказал „нет“ совершенно устрашающим голосом, а миссис Бьюшамп сказала, что я не должна была даже спрашивать, она считала, что это вещи моей матери. Я стала искать там что-нибудь другое, но там были только платья — ужасно смешные, длинные с оборками, с огромными рукавами, со множеством косточек. Ты не представляешь себе, как они пахли. На самом дне лежала зеленая настольная книга, на обложке золотое тиснение: М.Э.Б. Я решила, что это восхитительная находка — но ничего подобного, книга была внутри пустая. Единственное, что там было, — это обрывок бумаги, застрявший в уголке. Я его вынула, а там было написано Эстер Брандон, как будто подпись, как будто это обрывок письма. Я решила, что имя романтично до безобразия и что так могли звать мою мать, потому что на обложке было Э.Б. Когда мне понадобилось имя, чтобы устроиться на работу, я решила, что буду Эстер Брандон. Но ты никому не говори! И имей в виду: как только дочитаешь письмо, разорви его на мелкие кусочки, а не так, как в книгах, — бросят обрывки где попало, а негодяй подберет их, сложит и узнает то, что ему знать не следует».

Закончив письмо, мисс Стандинг бросила жалобный взгляд на пустую коробку из-под конфет и прошла в гостиную. Она не ожидала застать там Эгберта и, если бы могла, ретировалась бы незамеченной. С другой стороны, с ним можно хотя бы поговорить, к тому же ей стало любопытно, с чего это он влез на стул и разглядывает картину в дальнем углу гостиной.

— Никакой это не Тернер!

— Ты о чем?

— Эта картина — не Тернер. — Он засмеялся грубым смехом. — Для дяди и гуси были лебеди. Он не знал цену вещам, которые покупал. Конечно, он не стал меня спрашивать, а то бы я ему с самого начала сказал, что это не Тернер.

— В любом случае она безобразна, — сказала Маргот.

Эгберт фыркнул и спрыгнул со стула.

— Безобразна? Ну и что, кому какое дело? Будь это Тернер, картина стоила бы тысячи фунтов, а раз это не Тернер, она не стоит и тысячи пенсов.

— Боже милостивый, Эгберт, какое это имеет значение? У тебя и так будет куча денег.

— Дело не в деньгах. К тому же…

— У тебя уже есть горшки. Не знаю, что ты будешь с ними делать.

Эгберт разозлился:

— Денег не бывает слишком много. К тому же их будет не так много, как ты думаешь, после уплаты налога на наследство и прочее.

— Боже милостивый, ты уверен до безобразия, что все достанется тебе, — сказала мисс Стандинг. — А что, если я нашла завещание или одно из свидетельств, о которых так хлопочет мистер Хейл, что ты тогда будешь делать?

Что-то промелькнуло в глазах Эгберта — страх и нечто более отвратительное, чем страх. Не зная почему, Маргот затаила дыхание. Ей захотелось выскочить из комнаты, хлопнув дверью, но вместо этого она повторила свой вопрос:

— Что бы ты стал делать?

— Ты что-то нашла? — В голосе Эгберта появились незнакомые Маргот интонации, и ей снова захотелось выскочить за дверь.

— Может, и нашла. Там есть ящик, принадлежавший моей матери…

Он сделал к ней шаг.

— Вот как? И что в нем было? Что ты нашла?

Маргот отступила на шаг.

— Старые платья. Жуть какие неудобные.

— Что еще?

— Настольная книга. Хочешь знать, что в ней было?

— Бумаги? — спросил Эгберт.

Маргот засмеялась. Она не понимала, почему ей так страшно.

— Ты говоришь чепуху, — раздраженно сказал Эгберт. — Я не верю, что там были какие-то бумаги.

— Может, и не было.

— Ты должна немедленно показать их мистеру Хейлу.

— Может, должна, а может, нет…

— Чушь! Послушай, мне нужно с тобой поговорить.

— Ты и так со мной говоришь.

— У меня к тебе особый разговор. Про настольную книгу ты пошутила, это понятно. Никаких шансов на завещание у тебя нет, а письма твоего отца ясно показывают, что нет смысла цепляться за надежду — ты не получишь ни копейки из его денег. Но я сказал мистеру Хейлу, что тебе не о чем беспокоиться, потому что я намерен поделиться.

Маргот вытаращила глаза.

— Поделиться?

— Ну, это я так выразился. На самом деле никакого дележа не будет, но результат будет тот же, как если бы дележ был. Я вот что имею в виду: если у девушки полно красивых нарядов и карманных денег, есть хороший дом и даже машина — ну так вот, больше ей ничего и не надо, так?

— Возможно.

— Так. Что еще ей может понадобиться?

— Я не знаю… Я не знаю, что ты имеешь в виду.

— Я имею в виду, что нам нужно пожениться, — сказал Эгберт.

Маргот вздрогнула.

— Эгберт, что за безобразная идея!

— Нисколько не безобразная. Это будет для тебя хорошее обеспечение.

Маргот хихикнула.

— Это будет безобразие. — Она опять хихикнула. — Ты что, делаешь мне предложение?

— Да. — В его тоне не мелькнуло ни тени любовной страсти.

— Мне еще никогда не делали предложения. Я не знала, на что это похоже.

— Отнесись к этому серьезно. Это будет очень хорошо для нас обоих.

Маргот попятилась к двери. Страх не отпускал ее.

— Нет, не будет. Мне это противно. Противно до безобразия. Да я скорее пойду замуж за кого угодно — за мистера Хейла, за месье Декло, старика, который учил нас рисованию и нюхал табак!

— Полагаю, ты шутишь. Если не выйдешь за меня, не получишь ни пенса — ни единого пенса.

Что-то жаркое, влажное и жгучее хлынуло к глазам.

— Мне не нужно ни пенса, и лучше уж я выйду замуж за шарманщика, чем за тебя!

На этот раз она выбежала из комнаты, от всей души хлопнув дверью.

Глава 14

Маргот выскочила из гостиной и побежала вниз по лестнице. На полпути она притормозила и перешла на степенный шаг. Почему, собственно, она должна убегать от Эгберта? Это пока еще не его дом, хоть он и ведет себя так, как будто его.

Она остановилась, посмотрела вниз и вдруг заметила, что из кармана ее белого джемпера торчит письмо к Стефании. Надо пойти опустить его в почтовый ящик, только нужно наклеить марку. В кабинете всегда есть марки.

Наклеив марку, она пошла на почту. На улице было скверно: снова опустился туман, под ногами хлюпало, хотя Дождя не было.

Маргот вернулась домой с таким чувством, что нет на свете ничего приятнее этого дома. Еще бы конфеты… Но конфеты кончились, и хоть мистер Хейл дал ей десять шиллингов, они ей понадобятся для осуществления величайшей авантюры: она решила пойти работать секретаршей. Она заранее забавлялась тем, какие волнующие истории будет описывать Стефании. Как досадно, что она оставила тетрадку на диване в гостиной — на сегодня Эгберта ей хватит с избытком.

Она остановилась у дверей гостиной и прислушалась. Кажется, ушел… Да и зачем ему оставаться. Она была уверена, что он ушел, но все-таки повернула ручку со всей осторожностью, приоткрыла дверь и заглянула в щелку.

Эгберт опять стоял на стуле, но уже перед другой картиной, а потому не мог видеть Маргот и диван, на котором лежала тетрадь. Она приоткрыла дверь пошире — тетрадь лежала на диване. Эгберт внимательно разглядывал пухлую, жирную бабу на картине, думая о том, что драпировки на ней намотано, наверное, ярдов сто.

Маргот решилась рискнуть. Диван стоял углом между стеной и окном, и если действовать тихо и проворно, то Эгберт ничего не заметит. Она проскользнула в комнату, подкралась к дивану, и уже было положила руку на тетрадь, но тут Эгберт спрыгнул со стула.

Маргот действовала быстро, как никогда в жизни. Прежде чем Эгберт повернулся, она нырнула за диван, потихоньку прокралась вдоль него и села на пол у стенки, успев напоследок заметить, что Эгберт подошел к звонку и надавил на кнопку. Здесь он ее не найдет, для этого ему пришлось бы перегнуться через спинку дивана.

В ней взыграл детский инстинкт — захотелось поиграть в прятки. Интересно, сколько Эгберт здесь проторчит? Не хотелось пропускать чай. И зачем он позвонил? Приходить на звонки — это дело тупицы Вильяма. Маргот считала, что нет на свете лакея тупее Вильяма.

Кто-то вошел и закрыл за собой дверь. Маргот ничего не видела, только слышала, как Эгберт сказал:

— Заходите. Я хотел с вами поговорить.

И потом другой голос:

— Где она?

— Пошла на почту отправить письмо. — Это опять был голос Эгберта.

На звонок должен был прийти Вильям, но этот другой голос принадлежал не Вильяму. Это вообще не был голос лакея — он звучал отрывисто и неприязненно.

Опять раздался голос Эгберта.

— Ну вот, я ее спросил, а она не хочет. Я же говорил вам что она не захочет меня, говорил, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Да уж, это не Вильям пришел на звонок. Вильяму Эгберт ни за что не стал бы рассказывать, что он сделал ей предложение и получил отказ. Маргот опять про себя хихикнула, вспомнив, что она ему сказала.

Человек, который не мог быть Вильямом, фыркнул:

— Конечно, вы все только запутали, у вас страсть устраивать неразбериху.

Кто бы это мог быть? Слуги не посмели бы так разговаривать с Эгбертом. Но ведь он позвонил, а на звонки должен приходить Вильям.

— Ничего я не запутал — я ей внятно объяснил, как это для нее выгодно.

— Вы все запутали. В восемнадцать лет девушка хочет, чтобы ее любили. Полагаю, вы об этом не подумали.

— Она не дала мне возможности… Она мне не нравится, я ей тоже, и делу конец.

— Конец? Вам следовало помнить о приказе. Вы знаете, как он не любит, когда его приказы не выполняются.

— Он не может надеяться, что я женюсь на девушке, которая меня не хочет… — У Эгберта был обиженный голос.

— Он ждет, что вы или женитесь на ней, или уберете ее. Он не желает рисковать — слишком много денег на кону.

Маргот не верила в реальность происходящего, ей казалось, что она слушает пьесу — страшную пьесу. По спине забегали мурашки. Кто этот «он»? Почему он хочет, чтобы Эгберт на ней женился? Это мистер Хейл? Что они имеют в виду, когда говорят, что Эгберт должен или жениться на ней, или убрать ее? Как ужасно это звучит!

Эгберт сказал:

— Он не может заставить меня жениться на ней.

И тогда мужчина, который не мог быть Вильямом, произнес:

— Ну ладно, это была всего лишь уступка вашим семейным чувствам. На самом деле он предпочитает убрать ее с пути — и дело с концом.

У Маргот похолодели руки. С каждой минутой ей становилось все страшнее.

— Это он тоже не может заставить меня сделать, — возмутился Эгберт Стандинг.

Второй засмеялся. Он этого смеха девушке не стало легче.

— Я думаю, когда вы получите приказ, вы сделаете все, что вам велят. Сегодня мне идти отчитываться, и я думаю, что мы оба поступим в точности так, как нам будет сказано. И я думаю, что это будет касаться Маргот.

— Чш-ш! — Эгберт приложил палец к губам.

— Да ты труслив как заяц! Жаль, конечно. Она хорошенькая, но я с ним согласен: лучше будет убрать ее с пути. Разожгу-ка я камин, пока здесь. Местный колорит! И даже напыщенный Даниэль меня не остановит, если будет приставать с вопросом, что я здесь делаю.

Маргот услышала, как в камин подбросили полено, потом зашуршал уголь. Через минуту дверь открылась и снова закрылась. Человек, который не мог быть Вильямом, ушел.

Ей пришлось прождать еще десять минут, прежде чем ушел Эгберт Стандинг.

Глава 15

На следующий день, согласно договоренности, Чарлз Морей пришел в офис мисс Силвер. Перед ней лежала раскрытая тетрадь с его именем. Страницы были исписаны аккуратным мелким почерком.

Мисс Силвер сидела и вязала. Первый носок она, похоже, закончила и приступила ко второму, потому что под стальными спицами свисали всего два-три дюйма темно-серого полотна. Она с отсутствующим видом кивнула Чарлзу, подождала, когда он сядет и скажет «доброе утро», и только после этого разжала губы.

— Как жаль, что вы не пришли раньше.

— Почему, мисс Силвер?

Мисс Силвер вздохнула.

— Очень жаль. Хотите услышать отчет? Я начну с Джафрея.

— Кто такой Джафрей?

— Мужчина, о котором вы желали узнать, — он живет у миссис Браун на Глэдис-Виллас, пять, Чисвик.

— Да. Что вам удалось выяснить?

— Сейчас скажу. — Не прекращая вязать, она заглянула в тетрадь. — До недавнего времени он был на службе у мистера Стандинга, миллионера, о семейных делах которого вы тоже хотели узнать.

— На службе?

— Да, в качестве слуги и мастера на все руки у него на яхте.

— Вы хотите сказать, что Джафрей оставался на яхте в отсутствие мистера Стандинга?

— Да, это я и хочу сказать. Мистер Стандинг хотел, чтобы на яхте был человек, знающий его привычки. Он отправлял телеграмму: «Приеду на борт тогда-то», и Джафрей все подготавливал к его приезду. Он мог себе позволить платить за свои причуды. Миссис Браун оказалась очень приятной, разговорчивой особой. Она очень высокого мнения о Джафрее, который живет у нее девять лет с небольшими перерывами.

— Он был со Стандингом в последнем круизе?

— О да, он только что вернулся. — Мисс Силвер выдернула спицу, посмотрела на нее и стала вязать следующий ряд. — Миссис Браун показалось странным, что он не очень горюет по случаю потери такого хорошего работодателя. Она сказала, что удивляется, почему он не расстроен потерей работы. Я думаю, она боится, что он не сможет регулярно платить за квартиру. Я давно заметила, что когда люди чем-то обеспокоены, они становятся болтливы, и чем больше беспокоятся, тем больше вам расскажут.

Чарлз подался вперед.

— Джафрей действительно глухой? Что об этом сказала миссис Браун?

Мисс Силвер на миг поджала губы.

— Миссис Браун много распространялась о том, что она назвала трагедией Джафрея. Она сказала, что он потерял слух на войне, когда была взорвана «высота шестьдесят». Она буквально оплакивает невыгодное положение Джафрея в деле поиска новой работы и не раз повторила, что не понимает, почему он сам не принимает это близко к сердцу.

— Он глухой? — спросил Чарлз.

— По словам миссис Браун, глухой.

— Но глухой ли он?

Звякнув спицами, мисс Силвер сказала:

— Не думаю, мистер Морей.

Чарлз так и подскочил.

— Вы считаете, что он вовсе не глухой!

— Да, я так думаю. Но не уверена. Я доложу вам в следующий раз. Думаю, мне удастся это выяснить. Теперь по второму делу, которое вы мне поручили. Я в самом деле чрезвычайно сожалею, что вы не пришли ко мне раньше.

— Что случилось? — с нажимом сказал Чарлз.

— Мисс Стандинг исчезла, — мрачно изрекла мисс Силвер.

— Как она могла исчезнуть?

— Расскажу все, что знаю. Вчера днем она вышла из дома на Гранд-сквере. У нее был при себе чемодан. Она взяла такси до вокзала Ватерлоо. Там пересела в другое и поехала на Грегсон-стрит, сто двадцать пять. Она нанялась в секретарши к человеку по имени Перси Смит. С ее стороны это был исключительно необдуманный шаг — мистер Перси Смит известен как дурной человек. С ним была связана пара неприятных скандалов.

— Продолжайте. Что было дальше?

Мисс Силвер опустила вязанье на колени.

— Я знаю только до определенного момента. Мисс Стандинг скрыла свое имя и назвалась Эстер Брандон.

— Что?! — воскликнул Чарлз. — Нет!.. Дальше.

— Она назвалась Эстер Брандон и вчера в семь часов вечера приехала на Грегсон-стрит, сто двадцать пять. Она пробыла в доме полчаса и вышла оттуда в большой спешке, без багажа. С тех пор никто о ней ничего не знает. Мне пока не удалось ее выследить, но я надеюсь это сделать.

Чарлз уставился в пол. Эстер Брандон… Что может быть общего у Маргот Стандинг и Эстер Брандон? Случайное совпадение — нет, это невероятно. Если дочь Стандинга взяла себе имя Эстер Брандон, это имя для нее что-то значит. Что?

— Будет легче, если вы мне все расскажете, мистер Морей, — сказала мисс Силвер.

Он оторвал глаза от пола и посмотрел на нее.

— Разве я не все вам рассказал?

Она покачала головой.

— Вы похожи на того, кто одну комнату в доме держит на замке. Вам не нужно бояться, что я вскрою эту дверь в ваше отсутствие. Но мне будет легче служить вам, если вы дадите ключ.

— Это не мой ключ, мисс Силвер, — сказал Чарлз.

Мисс Силвер снова принялась за вязанье.

— Понятно, — сказала она.

Глава 16

Маргот Стандинг выбежала на улицу. Сердце ее отчаянно билось, ноги подкашивались. Она была так потрясена, что казалось, мир сейчас обрушится. Она понимала только две вещи: что напугана, о, до смерти напугана, и что ей убийственно трудно дышать. Маргот не знала, сможет ли бежать, но она должна была бежать, потому что тот человек мог выскочить из дома и схватить ее. Эта мысль приводила ее в такой ужас, что она бежала и тогда, когда, кажется, уже не было никаких сил.