Глава 7

Солнце светило два дня. Роджер Пилигрим уехал в Лондон. Пенни играла в саду. Джуди работала не покладая рук и никогда еще так не уставала. А потом зарядил дождь, и Пенни пришлось сидеть взаперти. Джуди дала ей маленький совок для мусора, щетку и тряпку. Но как только Глория удалилась на кухню, интерес Пенни к уборке пропал. Она встала напротив Джуди, устремив на нее властный взгляд:

— Мне скучно быть девочкой. Теперь я лев, злобный лев. Я топаю ногами и размахиваю хвостом.

Джуди поспешила заметить, что в роли хвоста может выступать рука с тряпкой, и в течение следующего получаса все шло божественно хорошо. Лев махал хвостом, и рычал, и атаковал. Джуди удалось быстренько прибраться в комнате Джерома и увести Пенни в другой конец коридора прежде, чем он вышел из ванной.

А несколько минут спустя ее позвала мисс Жанетта, и Джуди оказалась вовлечена в поиски кольца, которое упало и куда-то укатилось. Тем временем мисс Нетта в бледно-голубом халате продолжала аккуратно укладывать свои седые кудри и с небольшими интервалами повторять: «Не представляю, куда оно укатилось» или «Оно, должно быть, где-то здесь». К тому моменту, когда кольцо наконец нашлось, Джуди вся взмокла и перепачкалась пылью, а Пенни куда-то исчезла. Ее не было ни в коридоре… Ни в их спальне… Ни в одной из тех комнат, в которые она заглядывала, проходя мимо. С ужасом Джуди заметила, что последняя дверь слева по коридору открыта — дверь в комнату капитана Пилигрима. Если эта маленькая поганка туда зашла…

Зашла. Еще не дойдя до комнаты, Джуди услышала ворчание, означающее, что Пенни все еще лев. Заглянув в щелку, девушка увидела, что лев яростно возит по полу тряпичным хвостом и самым хриплым голосом, на который способен, провозглашает:

— Я — страшно злобный лев! Я рычу и кусаюсь. Я — самый злобный лев на свете!

Джером Пилигрим в халате из верблюжьей шерсти сидел, подавшись вперед, в своем кресле. Он казался очень большим. Одна половина его лица была все еще красивой, но изможденной и искаженной гримасой. По другой половине, отчасти закрытой ладонью, от виска к подбородку тянулся длинный сморщенный шрам. Запавшие темные глаза смотрели угрюмо. Волосы над нахмуренным лбом были почти черными, за исключением длинной белой пряди, продолжающей линию шрама.

Пенни, вдруг перестав рычать, шагнула ближе и спросила с любопытством в голосе:

— Тебя кто-то укусил в лицо? Это был лев?

Низкий хрипловатый голос ответил:

— Что-то вроде того, Ты лучше беги.

Пенни придвинулась еще на один шаг.

— Я больше не злобный лев. Я добрый. Я не кусаюсь. У тебя болит там, где плохой лев тебя укусил?

— Бывает.

— Бедненький! — проворковала Пенни. — А разве тебя не поцеловали в это место, чтоб не болело?

Джуди услышала его смех — совсем не веселый.

— Да нет, не поцеловали.

— Дураки! — голос Пенни был полон презрения. Она потянула за руку, прикрывающую шрам, и встала на цыпочки. И на изуродованной щеке был торжественно запечатлен поцелуй.

Джером, вздрогнув, выпрямился, когда Джуди вошла в дверь. Самым небрежным тоном, на какой только была теперь способна, она сказала:

— Простите, капитан Пилигрим. Мисс Жанетта позвала меня, и она убежала. Она пока не привыкла жить в чужом доме. Идем, Пенни!

Пока она говорила, ладонь его вновь закрыла шрам. Пенни опять потянула ее вниз.

— Не пойду! Дядя мне рассказывает историю, про льва.

— Пенни!

Джуди грозно нахмурилась, Джером очаровательно улыбнулся.

— Хочу историю про злобного кусачего льва!

Джуди видела, что он колеблется. Она подумала, что ему бы очень пошло на пользу избавить ее от Пенни на то время, пока она убирает комнаты. Оживленно, дружелюбно она сказала:

— Ей бы это очень понравилось. А я могла бы управиться в два раза скорее. Но только если это вас не затруднит…

В темных глазах промелькнула искра горького смеха:

— Она умеет сделать все по-своему, правда? Но вам лучше ее увести — не хочу, чтобы ей снились кошмары.

Он был не готов к той резкости, с которой Джуди в ответ набросилась на него:

— Не говорите ерунды! С какой стати ей могут присниться кошмары?

Но хотя слова были резкими, она произнесла их дружелюбным тоном, с милой улыбкой. Хорошенькая девушка — красивые каштановые волосы, красивые зубы, синий рабочий комбинезон… И она смотрит на него так, будто он — полноценный человек, а не объект сочувствия. Рука его оторвалась от лица и опустилась.

— Ну, я ведь не блещу красотой, не так ли?

Ему показалось, что слова эти удивили девушку.

— Из-за шрама? А какое это имеет значение? Мужчины не должны беспокоиться по поводу собственной внешности. А что касается Пенни — она ведь вас поцеловала, разве нет? А в самом деле, пусть она у вас побудет, а? Это было бы страшно мило с вашей стороны. Но вы можете выставить ее, если слишком устанете или она расшалится. Я буду убирать в вашей ванной, а потом — в комнате мисс Жанетты.

Джуди повернулась и вышла, не давая ему времени ответить. Дверь она оставила по-прежнему полуоткрытой. И дверь в ванную тоже не стала закрывать. В то время как она отчищала ванну и наводила везде порядок, в голове у нее проносились обрывочные видения из истории об Андрокле и льве — видения с участием Пенни. Пенни высказывает свое мнение, Пенни спорит, Пенни хвалит… Да, без всякого сомнения, все пока идет неплохо.

Когда Джуди вернулась в комнату, глаза у Пени сверкали ярче звезд. На прощание она вознаградила Джерома знаком высшей благодарности — удушающими объятиями и оторвалась от него крайне неохотно.

К большому удивлению семейства, капитан Пилигрим спустился к ленчу.

Глава 8

— Завтра я отправляюсь в Холт Сент Агнесс, — сказала мисс Силвер, — Но перед этим мне хотелось задать тебе несколько вопросов. Я очень рада, что ты предоставил мне такую возможность.

Занавески на окнах ее маленькой уютной гостиной были задернуты. Сегодня на мисс Силвер было пестрое шелковое платье — бутылочно-зеленое, покрытое замысловатым узором из разноцветных точек и тире, который сильно напоминал азбуку Морзе. Это было ее самое новое и самое лучшее летнее платье. Дополнял его короткий бархатный жакет — настоящий ветеран ее гардероба. В те минуты, когда его обуревало особенное нахальство, Фрэнк Эбботт пускался в размышления, когда явился на свет этот жакет — до первой мировой или после? Сейчас он сидел перед камином на скамеечке с мягкой обивкой и с такими же изогнутыми, как у стульев, ножками. Обхватив руками колени, он обернулся и позволил себе улыбнуться.

— Иногда, знаете ли, и у нас бывают выходные. Как справедливо отметил лорд Теннисон: «О, час безделья, как прекрасен ты!»

Мисс Силвер кашлянула.

— Не припоминаю такого отрывка.

Что было неудивительно, так как маэстро Фрэнк только что сам его сочинил. Подавив улыбку и ничуть не покраснев, он ответил:

— Один из моих любимых отрывков. Так о чем вы хотели меня спросить?

Дурачить Моди всегда было ужасно весело. Только одного Фрэнк никогда не мог понять: знает ли она, что ее Дурачат? Иногда его одолевало страшное подозрение, что знает. Простодушно взглянув на нее, Фрэнк сказал:

— Готов сделать все, от меня зависящее…

Минуту мисс Силвер вязала в полном молчании. Она отлично справилась с началом свитера для Этель, но теперь подошла к тому этапу, когда требуется считать петли. Губы ее шевелились, спицы звякали. Наконец, она ответила:

— Ты мог бы рассказать мне побольше о семье Пилигримов. Майор Пилигрим так нервничал, и я побоялась, что У него создается впечатление, будто он в полиции на допросе. И это первое, о чем я хотела у тебя узнать: всегда ли он был таким нервозным?

— Нет, я бы не сказал. Когда он был ребенком, считалось, что он всю жизнь будет болезненным, но он все же окреп. Знаете, он прошел через очень суровые испытания — Западная пустыня, потом — военный лагерь, побег, госпиталь, смерть отца, неизвестность относительно судьбы брата, — полагаю, он сказал вам, что после письма из Сингапура они не получали о нем никаких вестей. А потом — все эти происшествия с упавшим потолком и пожаром в комнате. Думаю, тут любой станет нервным.

— Да-да, конечно! Несчастный молодой человек! Надеюсь, все же отыщется возможность немного его успокоить. Он оставил меня в состоянии некоторой неопределенности, но потом все же прислал письмо: он приглашает меня приехать к ним завтра. Я сказала ему, что мне лучше было бы появиться под видом обычной гостьи. И теперь он сообщает, что посвятил в наше дело мисс Коламбу Пилигрим, и что она согласна мне подыграть. Я должна исполнить роль старинной школьной приятельницы. Тут никакого риска, потому что мисс Коламбу посылали учиться в интернат. А мисс Жанетта, из-за слишком хрупкого здоровья, оставалась дома и обучалась вместе с дочерями викария, у которых была замечательная гувернантка. И вот один из вопросов, которые я хотела тебе задать: можно ли рассчитывать на абсолютную сдержанность мисс Коламбы?

Фрэнк рассмеялся:

— Мисс Коламба страшно неразговорчива, поэтому возможность того, что она скажет слишком много, практически равна нулю. Она основательный, надежный человек. Но она всегда делает все по-своему и обо беем у нее свое мнение. Но только не спрашивайте какое: оно известно только ей одной.

Мисс Силвер снова замолчала, считая петли, потом продолжила:

— А что ты можешь сказать о больном кузене, Джероме Пилигриме? Лицо Фрэнка стало серьезным.

— О Джероме? Яркий человек, был лучшим среди лучших. Он намного старше нас с Роджером. Дайте подумать… Мне двадцать девять, Роджер на два года младше — Джерому, должно быть, сорок один — сорок два. Мы смотрели на него снизу вверх — ну, знаете, как мальчики любят кем-то восхищаться. Потом я много лет его почти не видел. Вы знаете, как это бывает — каждый идет по своему пути до тех пор, пока вдруг что-то снова не сведет со старыми друзьями. А к тому времени бедняга уже оказался калекой. Не очень-то приятно видеть его в таком состоянии.

Мисс Силвер взглянула на него очень пристально:

— Фрэнк, ты знаешь этих людей, тебе известны все обстоятельства. Ты полагаешь, Джером Пилигрим повинен в произошедшем?

— Нет, если только он не сошел с ума. Я хочу сказать, тот Джером Пилигрим, которого я знал, просто не мог совершить что-то нечестное. Но после такой травмы головы, которую он получил…

— А считается, что от этой травмы пострадала его психика?

— Нет. Врачи надеялись, что он поправится. Думаю, дело вот в чем. Он боится вылезти из своей норы, потому что ему кажется, будто уродство его чудовищно — гораздо страшнее, чем на самом деле. Будто бы он вызывает у всех отвращение. Выход только один: кто-то должен воодушевить его, заставить перебороть себя и выйти на свет божий. Разные люди пытались его приободрить — мои кузены, Лесли Фрейн, я сам. И каков же результат? Каждый раз, когда он на что-то решается, его организм реагирует самым печальным образом. Ему снова начинают сниться кошмары, он опять посреди ночи будит криками весь дом и до смерти всех пугает. Поэтому врачи сказали: оставьте его в покое, ни к чему не принуждайте. И вот что из этого вышло! Хорошо, им повезло с сиделкой — она, похоже, его понимает.

— Мисс Лона Дэй?

— Да. Они все ее просто обожают.

— Сколько времени она уже с ним пробыла?

— Три года, наверное… Да, должно быть, так, потому что она уже была там, когда пропал Генри Клейтон.

Мисс Силвер опустила вязание на колени.

— Да. Мне бы хотелось, чтобы ты рассказал мне об этом.

— О Генри Клейтоне? — Голос Фрэнка звучат немного Удивленно.

— Если тебе не трудно, Фрэнк.

— Ну, эта древняя история произошла три года назад. Но только она совершенно не касается вашего дела. Хотя все это довольно странно и любопытно. Генри Клейтон был кузеном — а может быть, и является до сих пор — Роджера и Джерома. Его мать была сестрой мисс Колли и мисс Нетты. Он был ровесником Джерому и вроде как перекати-поле. Занимался всем на свете — немного фермерством, немного геологией, немного журналистикой. Как только разразилась война, он осел в Министерстве информации — не спрашивайте меня почему. Очень приятный парень, очень симпатичный, всегда окруженный кучей друзей, почти всегда без гроша. Так вот, незадолго до конца «странной войны» <Период Второй мировой войны с сентября 1939 года до мая 1940 года> он обручился с Лесли Фрейн. Из-за всеобщей разрухи они не могли пожениться до начала сорок первого. По правде говоря, в Холт Сент Агнесс создалось впечатление, будто Генри не очень-то и стремился. Не знаю, рассказывал ли вам кто-нибудь о Лесли. У нее отличная фигура и золотое сердце, но она не красотка. А о Генри ходили слухи, будто он любит «шикарных девиц». С другой стороны, у нее была — и есть до сих пор — куча денег, а я полагаю, Генри решил, что немного денег ему не помешает. Как говорил лорд Теннисон: «Не женись ради денег, но ступай туда, где они есть».

С легким упреком мисс Силвер заметила:

— Слова, вложенные в уста строптивого старого фермера, Фрэнк, вряд ли могут выражать собственные воззрения лорда Теннисона.

Фрэнк поторопился вновь умиротворить ее:

— Конечно, как скажете. Он оставляет двор, ничуть не запятнав своей репутации. Но позвольте мне продолжить рассказ о Генри. Мы приближаемся к кульминации. За три дня до свадьбы между Генри и Лесли Клейтон произошла размолвка. Никто не знает, из-за чего. Я называю это размолвкой, потому что так выразилась Лесли. Она сказала, что не было ничего серьезного, они не поссорились. Я получил все это из первых рук, потому что в дело вмешался Скотленд-Ярд. Генри проживал в Лондоне и числился в Министерстве информации, и меня послали в деревню, потому что я знаю это место и людей.

— Совершенно верно, — согласилась мисс Силвер.

Все еще сжимая руками колени, глядя не на нее, а вниз, на огонь, Фрэнк продолжил:

— Так вот, размолвка эта случилась, очевидно, около полудня. И ничего не происходило до половины одиннадцатого, когда Робине, дворецкий, обычно запирает дом на ночь. Они там, в «Приюте пилигрима», рано ложились — леди в десять, а старик — в четверть одиннадцатого. Отец Роджера тогда еще был жив. Робине думал, что все уже поднялись наверх, но, подойдя к двери кабинета, он услышал, как Генри говорит по телефону. Он, конечно, пытался это скрыть, но на самом деле он стоял там и слушал и услышал, что Генри сказал: «Нет, Лесли, конечно нет! Дорогая, ты же не могла и в самом деле такое подумать! Послушай, я сейчас зайду». Потом пауза — Лесли что-то отвечала, потом он снова заговорил: «О нет, всего половина одиннадцатого». Затем он повесил трубку и вышел в холл — Робине едва успел отойти от двери. Лесли Фрейн подтвердила все это и сообщила, что Генри звонил, чтобы с нею помириться, а во время той паузы она заметила, что уже слишком поздно. Так вот, Генри вышел в холл и сказал Робинсу, что идет навестить мисс Фрейн, и добавил: «Я не задержусь, но не нужно меня ждать. Я возьму ключ и сам запру на цепочку, когда вернусь». После чего вышел из дому так, как был, в той же одежде.

Спицы мисс Силвер звякали.

— В вечернем костюме?

— Нет. В то время слишком часто случались воздушные налеты, и мужчины предпочитали носить обычную одежду. На Генри был темно-синий городской костюм. Вечер был теплый, а дом Лесли — не дальше чем в пятидесяти ярдах вниз по улице. Генри положил ключ от входной двери в карман и вышел. Лесли Фрейн его ждала. Положив трубку, она встала у окна, выходящего на улицу. Был ясный лунный вечер. «Приют пилигрима» был отчетливо виден. У него довольно странный вход — нечто вроде стеклянного коридора, ведущего от передней двери к деревенской улице. Лесли увидела, как Генри вышел из коридора и зашагал к ее дому, и отодвинулась от окна — не хотела, чтобы он заметил, как она его высматривает. Она опустила занавеску и встала на другом конце комнаты. Минуты шли. Лесли сказала Генри, что оставит для него дверь открытой. Но он все не входил. Когда она потеряла терпение, она вернулась к окну. Улица была ярко освещена, и хорошо видна, и… совершенно пуста.

Медленно обернувшись, Фрэнк посмотрел в лицо мисс Силвер.

— Вот и все! Генри Клейтона видели выходящим из «Приюта пилигрима», но он так и не добрался до Сент Агнесс Лодж. И с тех пор больше никто его не видел и ничего о нем не слышал.

— Фрэнк, дорогой мой!

— Я говорил вам, что это странная история. Генри не хватились до утра. А когда хватились, все пришли к очевидному выводу, что он дезертировал. Никто, похоже, не думал, будто он любит Лесли, поэтому все заключили, что Генри просто пошел на попятный. Если бы это произошло не во время войны, полагаю, Скотленд-Ярд тоже бы так решил. Множество людей пропадает каждый год, но в военное время это особенно неприятно. Генри ведь был не мальчик, ему было почти сорок. И находился он на государственной службе. Нельзя в разгаре войны бросить государственную службу и при этом не нажить серьезных проблем. Есть ведь всякие удостоверения личности, пайковые карточки — и вот так исчезнуть совсем не просто. Я отправился в Холт Сент Агнесс и занялся своей работой. Семья пребывала в расстройстве. Лесли… Я ее очень люблю и честно скажу: я не отказался бы от возможности провести несколько минут наедине с Генри. Лесли же не поднимала никакого шума. Держалась просто, с достоинством, но переживала очень тяжело.

Мисс Силвер кашлянула.

— Сколько времени она простояла в комнате после того, как увидела мистера Клейтона и отошла от окна?

— Она говорит, не больше четырех минут. Она отошла к камину, а там на полке стоят часы. Лесли говорит, что все время на них смотрела.

— Ты сказал, что расстояние между домами равно примерно пятидесяти ярдам. Есть ли там боковая улица или переулок?

— Нет. Половину этого расстояния занимает ограда «Приюта». Она слишком высока, чтобы ее перелезть. Там есть вход в гараж и конюшни, но он был заперт. Рядом с оградой — филиал Окружного банка, временно закрытый, за ним — два-три магазина, а потом — ограда Сент Агнесс Лодж. По всей противоположной стороне — деревенские дома, стоящие в некотором отдалении от дороги, отгороженные от нее палисадниками. Если Генри собирался сбежать, он, конечно, мог уйти этим путем. Но зачем бы ему плутать среди садов и пашен, двигаясь в направлении, противоположном железной дороге? И зачем ему убегать зимней ночью, хотя и теплой, — был февраль, то есть еще зима — без головного убора, в одном костюме, даже без шарфа, и безо всякого багажа? Все вещи, которые он привез в «Приют», были на своих местах. Слишком много получается необъяснимого, вам не кажется? Только если у него не случилось настоящего, подлинного затмения — если он забыл, кто он и где он, и просто ушел куда глаза глядят.

Мисс Силвер кашлянула.

— Его могли подобрать на машине.

Фрэнк кивнул.

— Могли. Но пока Лесли его ждала, ни одна машина не проезжала через Холт Сент Агнесс. Она ведь была начеку и не могла не услышать мотора.

— Конечно, — согласилась мисс Силвер. — Она, безусловно, услышала бы, если бы по деревне проезжал автомобиль. Но он ведь мог проехать и позже. Об этом ты не подумал? Мистер Клейтон вышел и направился к дому мисс Фрейн. Но потом он поразмыслил и повернул назад. Он мог возвратиться домой и пробыть там некоторое время. Такому серьезному шагу, как внезапный отъезд накануне свадьбы, должна предшествовать некоторая внутренняя борьба…

Фрэнк решительно замотал головой.

— Генри не возвращался в дом. Робине не мог позволить ему самолично запереть дверь. Он служит в доме еще с тех пор, когда Генри и Джером учились в школе, а вы знаете, что для старых слуг вы так навсегда и остаетесь детьми. Робине не доверял мистеру Генри — у него еще и свадьба на носу, а мистер Пилигрим всегда очень заботится о том, чтобы все на ночь было заперто. Поэтому он просто сказал миссис Робине, что задержится, а потом вернулся в холл и стал ждать.

— И сколько же он прождал?

— Он слышал, как часы пробили двенадцать, а потом он, видимо, заснул, потому что в следующий раз часы били уже шесть. А Генри Клейтон так и не вернулся.

Мисс Силвер устремила на Фрэнка испытующий взгляд:

— Робине проспал шесть часов. Как в таком случае он мог узнать, что мистер Клейтон не возвращался?

— Потому что прежде, чем усесться и ждать его, он накинул на дверь цепочку.

— Зачем он это сделал?

Фрэнк рассмеялся.

— Да, он проявил некоторую сдержанность, когда я задал ему тот же вопрос. Очевидно, Робине был не вполне Уверен, что не уснет, и не хотел, чтобы Генри увидел, как он клюет носом, поэтому и накинул цепочку. Нет, тут уж ничего не попишешь — Генри не возвращался домой.

Мисс Силвер кашлянула.

— Он мог вернуться в то время, когда Робине разговаривал с женой, разве нет?

Фрэнк уставился на нее.

— Полагаю, вы правы. Но зачем бы ему это делать? Он позвонил Лесли по собственной воле, идея зайти к ней принадлежала ему, и он только что вышел из дому. Так для чего же ему возвращаться? Ну а если он даже вернулся, когда и как он вновь ушел? На парадной двери была цепочка — значит, этим путем он выйти не мог. Есть еще черный ход и боковая дверь в кухне, ведущая во двор конюшен. Робинса особенно расспрашивали насчет них. Обе двери были заперты, ключи оставались в замках.