Глава 41

В понедельник утром в половине десятого мистер Хоулдернесс сложил письма в стопку и встал из-за стола. Он был бездетным вдовцом, и после смерти жены хозяйство вела его незамужняя сестра, увядшая, болезненная особа с выражением вечного недовольства на лице. Увидев, что он сунул под мышку «Тайме», она нахмурилась.

— Ты уходишь?

— Уже полдесятого.

— Не выпьешь вторую чашку чая?

Он засмеялся.

— Ее выпила ты.

Мисс Хоулдернесс хлопнула себя по лбу.

— Неужели? Сама не понимаю, что делаю. Я сегодня не сомкнула глаз. Не знаю, как это кончились мои таблетки, я думала, что у меня еще полбутылочки.

— Наверное, ты прикончила их прошлой ночью.

Мисс Хоулдернесс была поражена.

— О нет, это очень опасно.

— Ну, моя дорогая, опасность придает вкус жизни.

Он был уже возле двери, когда она спросила, придет ли он на ленч. Он сказал «нет» и ушел из дома — и из ее жизни.

Мистер Хоулдернесс не часто подъезжал к офису на машине. Он жил в доме, где родились и он сам, и его отец, и дед. Дом стоял на краю города, возле него сохранился сад, но вокруг все было застроено. До офиса было полмили, и обычно он преодолевал их пешком.

Этот день ничем не отличался от бесчисленных предыдущих дней, когда он закрывал дверь, вдыхал свежий воздух и, спустившись на две ступеньки, выходил на тротуар, сворачивал направо и шел в направлении Мейн-стрит, в шляпе набекрень и с портфелем в руке. Без четверти десять он подходил к Мейн-стрит, и когда били часы на башне Сент-Мэри, он уже сидел за своим столом и просматривал почту.

Этот понедельник не отличался от прочих. Позже десятки людей будут вспоминать, как встречали его и здоровались. Каждый добавлял: «Он выглядел как обычно», или «В нем не было заметно ничего такого…», или «Нельзя было и подумать, что что-то неладно…»

Сам мистер Хоулдернесс тоже этого не предполагал. Стояло прекрасное сентябрьское утро, он был бодр и оживлен и чувствовал себя на вершине мира. Его предки происходили из Норвегии. Если бы они были из горных районов Шотландии, его бы за состояние ума называли «фей» — «обреченный». Он был в великой опасности, и он пошел на огромный риск. Риск придает вкус жизни. Провал он превратил в удачу, опасность — в безопасность, и все благодаря уму, гибкости мысли и твердости правой руки. Неплохо для шестидесяти пяти лет! Более молодые сдались бы. Он спас себя и фирму. Жизнь хороша!

Он вызвал Алана Гроувера и потребовал бумаги по Джардину. Когда он их принес и закрыл за собой дверь, мистер Хоулдернесс хмуро посмотрел ему вслед. Парень странно выглядит: глаза опухли, руки трясутся. Не дай бог, Гроувер сопьется. Стоит только начать. Алан казался устойчивым малым, но никогда не знаешь заранее.

Мистер Хоулдернесс был занят делом Джардина, когда на лестнице раздались шаги — тяжелые шаги нескольких человек, они протопали по коридору до самой его двери. Он поднял глаза — таким его и увидели шеф полиции и инспектор Дрейк. Констебль Уитком закрыл за ними дверь и остался в коридоре.

Они стояли и смотрели на него, и видели прямую фигуру, хороший костюм, густые седые волосы, черные брови, дугой поднимающиеся над карими глазами, прекрасный цвет лица. Если бы не современный костюм, он был бы копией своего прадеда. У Рэндала Марча мелькнула мысль: восемнадцатый век, вот кто он такой. «Заберут того, у кого есть власть, сохранят того, кому можно остаться» — вылезла цитата неизвестно откуда, но подходящая к случаю.

Сумрачный Стануэй безмолвно взирал на них с портрета над камином. На мгновенье наступила тишина. Великие дела случаются в одно мгновенье — рушатся величественные башни, воздвигнутые гордостью, своеволием и высокомерием — падают и рушатся безвозвратно.

Рэндал Марч вышел вперед и веско сказал:

— Мы к вам с неприятным поручением, мистер Хоулдернесс…

Лицо его не выдало никаких чувств, только покраснело. «Вот как?» — сказал он без всякой дрожи в голосе.

Инспектор Дрейк подошел к его столу. Он достал блокнот и заглянул в него.

— Номер вашей машины — ХХХ312?

— Да, правильно.

— У нас есть информация, что она была припаркована к краю дороги у Меллинг-хауса с десяти до пол-одиннадцатого в среду вечером, а также в течение двадцати минут в интервале от девяти тридцати до десяти в вечер субботы.

Мистер Хоулдернесс сидел все так же прямо, держа одну руку на краю стола, другую — на бумаге, которую перед этим изучал.

— Могу я спросить, кто дал вам эту информацию?

— Человек, знающий вашу машину. Показания получены под присягой.

Бумага зашелестела под рукой мистера Хоулдернесса — его пальцы невольно сжались. Видимо, звук привлек его внимание, он опустил глаза на руку и ослабил хватку. Старательно разгладил бумагу, потом сказал:

— Видимо, это мой клерк, Алан Гроувер, он живет в Меллинге… Что ж, джентльмены, в обоих случаях я приезжал к миссис Уэлби. Приезжать по вызову красивой женщины — не криминал. Такие вещи не афишируются, особенно в деревне, но я охотно признаю, что нанес эти два визита. — Мистер Хоулдернесс улыбался. — Миссис Уэлби меня вызывала.

— В такой час?

Улыбка не увядала.

— Что вас удивляет, дорогой инспектор?

— Вы говорите, что были у миссис Уэлби?

— Я уверен, она это подтвердит.

Возникло короткое, напряженное молчание. Дрейк посмотрел на шефа полиции.

Марч сказал:

— Разве вы не знаете, что миссис Уэлби умерла?

Рука его дернулась, и бумага упала на колени. Краски схлынули с лица.

— Нет… нет… какое потрясение!

— Вы не знали?

— Нет, нет, откуда?

— Вы приезжали к ней в субботу вечером. Наутро она была найдена мертвой.

— Отчего она умерла?

— Передозировка снотворного.

Мистер Хоулдернесс откинулся в кресле. Еле слышно он прошептал:

— Это такой шок… Я знал ее еще ребенком… Дайте мне минуту.

Минута прошла, и он взял себя в руки и рассудительно сказал:

— Как вижу, мне придется рассказать вам то, что я надеялся сохранить в тайне. Миссис Уэлби была не просто клиент, она была мой старый друг и иногда просила у меня совета. В субботу утром она приходила сюда и сказала, что попала в сложное положение. Должен сказать, она жила в Гейт-хаусе практически даром много лет. Миссис Лесситер обставила для нее Гейт-хаус, и права она или нет, но миссис Уэлби считала всю эту меблировку подаренной. Она зашла так далеко, что кое-что продала. Когда мистер Лесситер вернулся, он сразу взялся за это дело — он заходил ко мне его обсудить. Он подозревал, что часть вещей продана, среди них миниатюра Козуэя значительной ценности, и был настроен мстительно. Я постарался его смягчить, но он настаивал на решении передать дело в суд, если найдет доказательство. В среду вечером он мне позвонил и сказал, что нашел документ, который ему оставила мать, и что из него следует, что содержимое Гейт-хауса дано Катерине Уэлби взаймы, а не подарено. Он подтвердил свое намерение обратиться в суд. Полагая, что миссис Уэлби получила такое же сообщение, и зная, как она будет расстроена, я поехал к ней.

Он замолчал. Ни Дрейк, ни шеф полиции не сделали никаких замечаний. Мистер Хоулдернесс поднял руку, уронил ее на колено и продолжил свою речь.

— Я нашел ее в состоянии крайнего расстройства. Она сказала, что ходила в Меллинг-хаус, чтобы поговорить с Джеймсом Лесситером, но у него была мисс Крей, и она ушла. Она хотела, чтобы я сходил и поговорил с ним, но я сказал, что это неблагоразумно, гораздо лучше дать ему время обдумать это дело. Я сказал, что он, конечно, придет ко мне, и я покажу ему, какой вред он нанесет своей репутации, если дело дойдет до крайности. Я заверил ее, что едва ли он решится так поступить. Она что-то говорила о новой попытке увидеться с ним, но я умолял ее даже не думать об этом. Уходя, я был уверен, что она отказалась от этой идеи. — Он замолчал, взглянул на шефа полиции и спросил: — Разве вы не хотите это записать? Я вижу, инспектор не пишет.

Марч твердо сказал:

— Показание вы сможете дать позже, если захотите. Вы, конечно, понимаете, что оно может быть использовано как свидетельство.

— Естественно. Итак, я продолжаю. Утром в среду я узнал, что Джеймс Лесситер мертв. Я был потрясен. Полиция попросила моей помощи в установлении, не пропало ли что-нибудь из дома, и я вместе с клерком проверил по списку. Карр Робертсон консультировался со мной насчет своего положения, и я посчитал правильным передать в полицию его информацию о том, что Сирил Мейхью был замечен в Лентоне в день убийства. Я посоветовал молодому Робертсону дать полные показания в полиции. Утром в субботу ко мне приходила миссис Уэлби. Я чувствовал себя не вправе раскрывать все, с чем она меня ознакомила, но в сложившихся обстоятельствах обязан сообщить, что она поведала: после того как я от нее уехал в среду вечером, она возвращалась в Меллинг-хаус. Ее состояние встревожило меня. Я умолял ее пойти домой и отдохнуть и обещал приехать к ней вечером. Мое положение было нелегким — ведь я знал ее с детства. Мне нужно было время, чтобы все обдумать. Она ушла.

Инспектор Дрейк откашлялся и спросил:

— Вы приехали в Меллинг в полдесятого?

— Где-то в это время. Я не смотрел на часы.

— Какой вы нашли миссис Уэлби?

— Много спокойнее. Возле нее стоял поднос с кофе. Она предложила и мне, но я отказался. Сказал, что не смогу заснуть. Она улыбнулась и заметила, что на нее кофе так не действует.

— Сколько чашек было на подносе?

— Одна. Она хотела принести вторую, но я ее удержал.

— Мистер Хоулдернесс, если она вас ждала, то почему была только одна чашка?

— Я не говорил ей, в какое время приеду.

— Когда вы вошли, кофе был уже сварен?

— Да… ее чашка была наполовину пуста.

— Вам не показалось странным, что она не стала вас ждать, хотя знала, что вы приедете?

Мистер Хоулдернесс сложил руки и посмотрел на сцепленные пальцы.

Он заговорил просто, тем тоном, каким обычно разговаривал с клиентами.

— Нет, не показалось. Она знала, что на ночь я не буду пить кофе. Она мне его всегда предлагала, но только из вежливости — прекрасно знала, что я откажусь. Я пробыл у нее недолго. Ее поведение не внушало беспокойства, она сказала, что примет снотворное и хорошенько выспится.

— У нее была привычка принимать снотворное?

На прямо поставленный вопрос мистер Хоулдернесс ответил с меланхолической слабой улыбкой:

— Понятия не имею. Если бы я подумал, что она имеет в виду нечто большее, чем пару таблеток аспирина, я бы не ушел.

— Вы не видели коробочку или бутылочку со снотворным?

— Нет.

Наступила пауза. Потом Рэндал Марч сказал:

— Мистер Хоулдернесс, ваш разговор с миссис Уэлби в субботу утром подслушали.

Сказав те слова, ради которых сюда пришел, он испытал такое чувство, как будто нырнул в омут. Он не был уверен в надежности доказательств, которая требуется в такого рода делах. Его раздражало, что впервые в жизни он дал увлечь себя сомнительной версией. То, что вчера казалось не только возможным, но окончательным выводом, сегодня таким уже не казалось. В этом офисе, где сто пятьдесят лет верно служат закону, под властным взглядом последнего из уважаемого рода нотариусов, ему было невероятно трудно избавиться от возникшего подозрения, что Алан Гроувер из ревности сочинил сказку. То, что мальчик был отвергнут Катериной Уэлби, бешено ревновал ее к своему хозяину, был вне себя от горя — это было очевидно. И послужило базой его истории. В мгновенной тишине, наступившей после заявления Марча, эти факты не прибавили ему решительности.

Лицо мистера Хоулдернесса угрожающе покраснело.

— Мой разговор с миссис Уэлби кто-то подслушал?

— Да.

— Могу я спросить, кто?

Не получив ответа, он подался вперед и голосом, дрожавшим от злости, прорычал:

— Нет сомнения, тот же, кто снабдил вас номером моей машины! Клерк-слухач, прильнувший ухом к замочной скважине! Молодой человек, который так надоел миссис Уэлби, что она попросила его прекратить свои визиты! Она мне об этом говорила, по доброте своей умоляла меня не придавать этому значения. Она была добра с мальчиком, давала ему книги, помогала поверить в себя, а как только она умерла, вот что он делает — обливает грязью ее имя!

— Передавая вашу беседу, он утверждал, что слышал, как миссис Уэлби вернулась к Меллинг-хаус в десять часов вечера. Она не вошла, потому что там были вы. Согласно показаниям Алана Гроувера, она сказала, что между вами и мистером Лесситером была бурная ссора, он обвинял вас в присвоении денег, оставленных вам его матерью, и намеревался возбудить против вас судебный иск. Гроувер утверждает, что миссис Уэлби, услышав это, отказалась от мысли встречаться с Лесситером и вернулась к себе в Гейт-хаус.

Мистер Хоулдернесс величественным жестом отмахнулся.

— Мнение клерка о беседе хозяина и клиентки — ревнивые фантазии до смерти влюбленного щенка! Мой дорогой мистер Марч, вы прекрасно понимаете, что такого рода материал — не свидетельство. Ни один суд его не признает.

Марч спокойно сказал:

— Я передаю вам то, что он сказал. Его свидетельство насчет машины будет принято.

— Я сам это признал и объяснил вполне разумно.

— Алан Гроувер покажет под присягой, что вы в среду выезжали вовсе не из Гейт-хауса.

— Не сомневаюсь, что он готов и дальше фантазировать, но думаю, что я с этим легко справлюсь. — Он помолчал, одарил ясной улыбкой сначала Марча, потом Дрейка и поинтересовался: — Ну как, вы собираетесь меня арестовывать?

Его вызывающий тон говорил: «Все это блеф». У шефа полиции усилилось чувство, что в этой дуэли у него нет никакой защиты от сокрушительного провала, но это же чувство стимулировало его решимость выиграть. Он не колеблясь ответил:

— Сначала мы должны произвести обыск.

Мистер Хоулдернесс криво усмехнулся.

— Вам потребуется немало времени, чтобы перебрать всю картотеку. Может, вы подскажете мне, что вы надеетесь найти…

— Я думаю, мистер Хоулдернесс, что мы начнем с вашего сейфа.

Все еще сохраняя злой и надменный вид, он сказал:

— А если я откажусь?

— У инспектора Дрейка есть ордер на обыск.

От ярости лицо Хоулдернесса покраснело до самых корней волос, темные глаза вспыхнули злобой, левая рука, лежавшая на колене, вцепилась в него мертвой хваткой, правая сжала ручку кресла с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Двое мужчин, наблюдавших за ним, подумали, что эта ярость разразится вспышкой брани, но мгновенья текли, а он не издавал ни звука. Краснота медленно спадала. Веки прикрыли блеск глаз. Когда он их поднял вновь, приступ ярости иссяк. Он стал таким же, как всегда, — разве что чуть-чуть бледнее, напряженнее, чуть-чуть величественнее.

— Хорошо. Я, конечно, не могу представить никаких возражений. Я не знаю, что вы собираетесь искать. Мне казалось, что годы практики в этом городе и репутация фирмы могли бы защитить меня от того, что можно назвать не иначе как оскорблением. Мне нечего скрывать, могу только надеяться, что вам не придется потом глубоко сожалеть о содеянном.

Он оттолкнул кресло, встал и подошел к левой стороне камина. Сосредоточенно постояв, достал из кармана связку ключей на стальной цепочке и выбрал один.

Панели по сторонам камина были украшены двойным рядом резных розеток, идущих от пола до уровня каминной полки, дальше они убегали под раму портрета Стануэя. Мистер Хоулдернесс взялся за две розетки и повернул их. Раздался щелчок, секция панели стала раздвигаться, словно створки, и взгляду открылась стальная дверь современного сейфа. Самым обыденным образом он отпер ее, распахнул и выдернул ключ.

— Прошу вас, джентльмены, — сказал он и вернулся к своему креслу, где остался стоять, наблюдая за ними, держа одну руку в кармане, а в другой все еще сжимая связку ключей.

Сейф был забит до отказа — гора пакетов с судебными делами. Дрейк вынул их, под ними оказались такие же пакеты. Они тоже были вынуты. Далее последовали три старомодных кожаных коробочки — в них лежали аметистовое ожерелье, гарнитур в викторианском стиле из тяжелого золота и два браслета. Пока Дрейк открывал коробочки, Хоулдернесс язвительно комментировал:

— Не знаю, чем это поможет вам или Алану Гроуверу. Это мамино. Моя сестра не собирается их носить, так что я храню их в сейфе и иногда любуюсь ими. Их ценность невелика.

У задней стенки сейфа одна на другой лежали две коробки из-под обуви. Как только Дрейк взялся за них, Хоулдернесс вынул руку из кармана. Он обошел вокруг кресла и сел. Дрейк вынул первую коробку и снял крышку. Марч увидел массу скомканной бумаги. Рука Дрейка с рыжеватыми волосками сгребла ее, и из-под бумаги блеснула золотая подставка, длинные линии сияющих обнаженных ног — это была золотая фигурка Лета, увенчанная розами, десяти дюймов высотой.

— А вот и другая, сэр, — сказал Дрейк, и прежде чем из-под бумаги появилась фигурка Весны, Хоулдернесс застонал и свалился с кресла.

Глава 42

Мисс Силвер осталась в доме одна. Был понедельник, Сесилия отправилась с корзиной в магазин, откуда она вернется с сумкой продуктов и полной охапкой слухов. На этот раз мисс Силвер, извинившись, отказалась ее сопровождать.

— Мне нужно написать одно-два письма, и я предпочла бы остаться дома, если ты не сочтешь это невежливым.

Миссис Войзи не сочла это невежливым. Как ни вдохновляла ее компания дорогой Мод, при ней ей было бы трудно перекинуться парой слов с миссис Гроувер, а она была намерена поговорить по душам.