Глава 38

Чья-то внезапная смерть всегда чревата для остальных страшной рутиной. И те, в чьи обязанности она входила, — сержант Эбботт, полицейский врач, специалист по отпечаткам пальцев, — явились в дом Абигейль Солт и приступили к своим обязанностям, не обращая внимания на хозяйку. Мисс Силвер тем временем сидела вместе с ней в гостиной наверху. Вскоре к ним присоединилась Кэтрин. Уильям внизу давал показания. Они принесли с собой осторожно упакованную банку яблочного джема и хрустальное блюдечко, наполненное янтарной вязкой массой с двумя мертвыми мухами на поверхности.

Кэтрин, очень тихая и бледная, подошла к Абигейль и взяла ее руку.

— Мне так жаль, миссис Солт, так ужасно жаль! Она не понимала, что делает.

Абигейль взглянула на нее.

— Я отставила эту банку, чтобы отнести завтра к Абелю. Она, видимо, взяла ее вчера вечером, когда я была в церкви. Но я даже подумать не могла…

— Вы о яблочном джеме? Это так любезно с вашей стороны.

Кэтрин пронзила невольная дрожь. Отпустив руку Абигейль, она огляделась в поисках стула и села.

Абигейль проговорила ровным, лишенным выражения голосом:

— Не думаю, что кому-нибудь из нас еще когда-нибудь его захочется.

Руки Кэтрин без перчаток крепко вцепились одна в другую. Она ответила очень тихо:

— Уильям поздно вернулся. Я злилась, оттого что он так задерживается, но это спасло ему жизнь. Мы собирались есть джем за чаем — я выставила его на стол в блюдце. Потом пришел Уильям, и мы немного поговорили. И я заметила на блюдце мертвую муху. Потом мы увидели, что туда села еще одна. — Кэтрин снова охватила дрожь. — И сразу умерла. А потом позвонила мисс Силвер.

Мисс Силвер живо кашлянула.

— Настоящее чудесное спасение, миссис Эверзли. Мы Должны благодарить за него судьбу.

В этот момент отворилась дверь и вошел сержант Эбботт. Поймав взгляд мисс Силвер, он знаком поманил ее. Она вышла.

— Доктор, похоже, вполне уверен, что это был цианид. Я полагаю, вам все известно насчет этой банки джема, которую принесли Эверзли. От него сдохли две мухи, а должны были умереть они сами. Отпечатки Эмили Солт — повсюду на обертке и на банке. Думаю, не может быть особых сомнений, что именно она доставила банку в Расселас-Мьюз. Уильям Эверзли говорит, что они нашли ее на пороге в воскресенье вечером, вернувшись из Ледстоу. Но внутри была записка от миссис Солт… — Он замолчал, глядя на мисс Силвер.

Она ответила как можно тверже:

— Да, миссис Солт намеревалась оставить им банку в магазине. Завтра она должна была прийти к брату на чай. Банка была полностью упакована.

Фрэнк поглядел на нее с легкой лукавой улыбкой.

— Да вы настоящий кладезь информации! Но кое-что новое я вам все-таки могу рассказать и думаю, вам будет интересно. Я говорил, что Дональд следил за мисс Джонс. Вам пришлось как следует потрудиться, чтобы заставить шефа на это согласиться.

Мисс Силвер кашлянула.

— Я видела в этом первостепенную необходимость.

— Думаю, вы не ошибались. В субботу вечером она отправилась вместе с Сирилом в Эвендон. Деревня гудела, как потревоженный улей, обсуждая известие об их браке. Дональд засел в «Утке» и услышал все местные сплетни. В целом общественное мнение склонялось к тому, что Сирил свалял дурака. В воскресенье утром Дональд болтался поблизости и наблюдал, кстати, прибытие четы Эверзли, — не зная, разумеется, кто они такие. Потом увидел, как подъехала еще одна молодая пара. Уильям говорит, это дочь Сирила с мужем, но Дональд, конечно, их тоже не мог знать. А затем в конвульсиях вылетает миссис Сирил Эверзли в своем новеньком автомобиле, и Дональд хватает мотоцикл и едет за ней до самой квартиры. Там-то он и обнаружил, что живет она под именем миссис Вудс. Ну, Дональд звонит и рапортует. Эванс около четырех отправляется его сменить. Леди пока не появляется, но похоже, что она собирается снова выйти — ее машина все еще стоит рядом с домом. Около шести она выходит и куда-то едет. Эванс следует за ней. На Модерн-роуд, прямо за углом от Селби-стрит, она останавливается. Навстречу выходит женщина со свертком и садится в машину. Эванс слышит ее слова: «Я ее достала». Они уезжают вместе, и Эванс следует за ними до задворок Расселас-Мьюз. Только он, конечно, не задумывается о том, что это Мьюз, потому что его приставили следить за миссис Сирил Эверзли.

— И что же, Фрэнк?

— Эванс удивлен: они просто сидят в машине. Место это темное, практически неосвещенное. Он не может рассмотреть, что они делают. Под видом прохожего он приближается к автомобилю и видит, что они, похоже, раскрывают сверток. Но это вроде бы не его дело. Вскоре пассажирка вылезает и идет со своим свертком за угол, а миссис Эверзли отправляется домой. Припарковав машину, она больше уже не показывается. Грей сменяет Эванса на посту в полночь. Ничего не происходит. Эванс возвращается утром. Миссис Эверзли не показывается. Дональд снова заступает на дежурство в четыре. Я попросил их связаться с ним и по телефону доложить мне о полученных им результатах.

Пока Фрэнк говорил, Уильям Эверзли поднялся по лестнице. Раздался телефонный звонок. Уильям зашел в гостиную. Фрэнк и мисс Силвер спустились на первый этаж, к телефону.

Тело Эмили Солт из холла исчезло. Констебль в форме вышел из гостиной со словами:

— Это вас, сержант.

Фрэнк пересек комнату и взял трубку. Мисс Силвер, стоя за дверью, слышала в трубке сдержанные перепады низкого мужского голоса. По ее мнению, голос принадлежал старшему инспектору Лэму — это обстоятельство в высшей степени возбудило ее интерес.

— Да сэр, — говорил Фрэнк. — Почти нет сомнений, что это был цианид. — Пауза. И снова его голос: — Нет, с ними все в порядке. Они чудом спаслись — им прислали банку отравленного джема. Холт забрал его на анализ… Да, они здесь. Едва уцелели. — И наконец, после длительного молчания: — Что ж, это, пожалуй, довершит дело!.. Хорошо, сэр, мы здесь уже заканчиваем. — Фрэнк повесил трубку и обернулся.

Мисс Силвер успела закрыть дверь.

— Итак, Фрэнк?

— Это был шеф.

— Я так и поняла.

— Вы слышали, что он сказал?

Взгляд ее был полон упрека.

— Не имела ни малейшего намерения.

— Но вы не будете возражать, если я вам передам наш разговор?

— Мне было бы крайне интересно.

— Отлично. По-моему, мы ее окончательно поймали. Дональд говорит, она вышла из дому сразу после пяти, села в машину — она держит ее в гараже прямо за домом, — и отправилась на то же место, что и раньше, на Модерн-роуд. Ее встретила та же женщина. Эванс не мог разглядеть лица, но описание подходит Эмили Солт — высокая, худая, бесформенное пальто, низко надвинутая фетровая шляпа. Женщина села в машину. Он услышал ее слова: «Я не могу задерживаться. Эбби не знает, что я вышла». Миссис Сирил Эверзли что-то сказала, но Эванс не расслышал. Минут пять они сидели в машине с закрытой дверцей и разговаривали. Потом Эмили Солт вышла и, придерживая дверцу, сказала: «Ты так добра, Мэй. Я люблю шоколад». Миссис Сирил перегнулась с водительского места и ответила ей, и на этот раз Эванс расслышал. То, что она сказала, — просто убийственно: «Только не ешь ее на улице, ладно?» «Нет-нет, — ответила Эмили, — я положу ее в сумку. До дома не буду есть». И потом: «Я ведь скоро тебя увижу, правда?» А миссис Сирил ответила: «О, конечно». И все. Эмили Солт зашла за угол и вернулась в дом, где съела шоколад и умерла. А миссис Эверзли отправилась домой в твердой уверенности, что скинула с плеч все заботы. Конечно, все очень огорчатся, узнав, что Уильям Эверзли отравился джемом, присланным ему миссис Солт, а Эмили покончила с собой с помощью того же яда, но всем ведь известно, что Эмили — сумасшедшая, и у нее был зуб на Уильяма, потому что мистер Таттлкомб составил завещание в его пользу и таким образом обошел Абигейль, а косвенно — саму Эмили. Миссис Сирил, очевидно, была уверена, что никому не придет в голову связать ее с Эмили или с преступлением. И если бы вы практически шантажом не вынудили шефа приставить к ней слежку, то она оказалась бы права.

Мисс Силвер была совершенно потрясена:

— Шантажом! Мой дорогой Фрэнк, что за ужасное выражение!

В его глазах мелькнула насмешка.

— Достопочтенная наставница… — пробормотал он и снова стал серьезным. — Шеф теперь собирается послать Дональда арестовать ее.

Глава 39

Фрэнк ничуть не ошибался насчет Мэвис Джонс: она в самом деле была крайне довольна собой. Одна трудность следовала за другой — можно даже сказать, поражение за поражением, — но они не лишили ее храбрости. Поначалу она потерпела крах, но теперь ожидала подтверждения своего триумфа. Обдумывая свой план вновь и вновь, Мэвис не могла найти в нем ни одного слабого места. Существовала лишь слабая возможность, что от джема умрет Кэтрин, а Уильям останется жив. Такой вариант развития событий был, и Мэвис это осознавала, но все же это представлялось маловероятным. Кэтрин, скорее всего, будет заваривать и наливать чай, ухаживать за Уильямом. Он почти наверняка начнет есть джем раньше нее. У него всегда был прекрасный аппетит. В семье ходили шуточки насчет его любви к варенью. Мэвис ощутила приятную уверенность, что он поспешит отведать яблочного джема Абигейль Солт. В ту минуту, когда Эмили упомянула о нем, очередной раз жалуясь, она поняла: это именно то, что нужно для ее целей. Она одним выстрелом убьет двух зайцев — избавится и от Уильяма, и от Эмили. Уильям должен умереть. Сирил и Бретт могут сколько угодно думать, будто им удастся на скорую руку с ним договориться. Вспомнить хотя бы Бретта с его «Все мы должны броситься ему на шею и заколоть тельца для встречи блудного сына»! Так он сказал, когда Мэвис позвонила ему в офис сегодня утром. Да они просто идиоты, а в этом случае — еще и трусливые идиоты! Они же так и будут всегда у него под каблуком, никогда и пикнуть не посмеют. Но даже смирившись с этим, Мэвис не избавится от грозящей ей опасности. Уильям — это не Сирил и не Бретт, ему мозги не запудришь. Он очень дотошный и так же хорошо управляется с цифрами, как она сама. Когда дело дойдет до бухгалтерии, ему не понадобится много времени, чтобы понять, чем она занималась последние семь лет. А когда он поймет, не стоит надеяться, что он проявит особое милосердие или что Бретт или Сирил хоть пальцем пошевелят, чтобы ее спасти. Их собственное положение было не слишком надежно, и, если говорить откровенно, она их много лет обкрадывала.

Нет, Уильям должен умереть. И тем же способом, каким она это осуществит, нужно избавиться и от Эмили. Самое время. Названивает ей каждую секунду, когда Абигейль нет дома, выливает на нее потоки своей бешеной зло бы на мужчин, на Уильяма — слава богу, она знала его только в качестве Уильяма Смита, — на Абеля Таттлкомба с его завещанием. Как все это ей осточертело! Эмили тоже может стать опасной, если совсем потеряет голову и проговорится Абигейль. Пока этого не случилось. Эмили была скрытной — ей нравилось думать, что никто не знает о ее «Мэй». Боже, как же ненавидела она это имя, эту идиотскую, заискивающую манеру поведения, этот жалобный, ноющий голос в телефонной трубке! Как она ненавидела Эмили Солт!

К этому моменту, если повезет, Мэвис должна быть уже свободна от нее и от Уильяма тоже, при этом ни капельки не рискуя. Она никогда не пускала Эмили в квартиру. В ее старое жилище она приходила, тогда, семь лет назад, когда у Мэвис был роман с Бреттом. Но больше — никогда. Когда была необходимость, они встречались в каком-нибудь отдаленном кафе, но она свела количество этих встреч к минимуму. Дело будет выглядеть абсолютно достоверно: сумасшедшая женщина отравила Уильяма Эверзли и покончила с собой. Единственной, кого можно будет обвинить в случившемся, будет Абигейль Солт, которой много лет назад следовало отдать Эмили в приют. Наконец это прекратится и все наладится. Уильям мертв, Эмили мертва, а чертова гордость Солтов облита грязью. Они выгнали ее мать, им было все равно, выживет ли ребенок. А кто в итоге вышел победителем?

Мысли ее переключились на Кэтрин. Ее она оставила напоследок. Кэтрин… Звонкий, сердитый голосок Сильвии зазвучал в ее ушах: «А кто позволил вам называть ее Кэтрин?» Если и требовалась последняя капля; чтобы Мэвис окончательно утвердилась в своих намерениях, то эта пощечина и оказалась ею. С деловой точки зрения ей хотелось, чтобы Кэтрин умерла. Ее смерть могла бы избавить их раз и навсегда от проблем, связанных с трастовым фондом — деньги просто вернулись бы к Сирилу и Бретту. Но что касается ее личных чувств, то ей намного приятнее было сохранить Кэтрин жизнь, полную страданий.

Мысли Мэвис обратились к будущему. Конечно, она помирится с Сирилом, и они должны будут вытащить фирму из ямы. Это можно сделать. Эти игрушки Уильяма — ими стоит заняться. В хороших руках, с хорошей рекламой, они могут принести большие деньги. Каждому ребенку в стране захочется их иметь. Даже под давлением опасности ее деловое чутье было оскорблено, когда она в декабре отвергла игрушки. Теперь же можно прямо с них начать. Мэвис заглянула в будущее и увидела в своих руках бразды правления фирмой. Она обладала умением властвовать, силой, удачей. Путь был открыт и лежал у ее ног. Никогда она не полагалась ни на кого, кроме себя — на собственный ум, собственную смелость, собственное умение заставить любое событие служить ее цели. И вот куда привело ее все это!

В тишине квартиры внезапно раздалось дребезжание звонка. На мгновение Мэвис показалось, что это телефон, и она подумала, что это Сирил или Бретт звонит ей, чтобы сообщить о смерти Уильяма. Звук раздался снова, и она поняла, что звонят в переднюю дверь.

Сирил? Нет, Бретт утром сказал, что он еще в Эвендоне. Он не собирался возвращаться.

Открыв дверь, Мэвис обнаружила за ней двух странных мужчин. Один из них шагнул вперед. Рука его опустилась на ее плечо. Он успел произнести лишь ее имя и фразу: «У меня распоряжение о вашем аресте», как вдруг она вывернулась, заходясь в крике: «Нет, нет, нет!» Добежав до спальни, она захлопнула дверь и заперла ее. У нее есть секунда. Только одна секунда.

Когда полицейские взломали замок, Мэвис лежала на полу. Она была мертва, как и Эмили Солт…

Глава 40

В течение нескольких следующих дней в двух различных районах Лондона одновременно слушались два дела. Ни один из процессов не занял много времени и не привлек особого внимания. В обоих случаях был вынесен вердикт: самоубийство, вызванное нарушением психического состояния. И не существовало никакой очевидной связи между Мэй Вудс, тридцати девяти лет, замужней, и Эмили Солт, пятидесяти восьми лет, незамужней. Кроме одного факта — что обе они отравились цианидом.

Когда для правосудия уже не остается работы, не в правилах полиции предоставлять публике целую лохань грязного белья в ущерб невинным людям, оставшимся в живых. Так как ни Эванса, ни Дональда в качестве свидетелей не вызвали, то ничто не могло указать суду на связь, существующую между Двумя смертями. В случае Эмили Солт врач, приходивший к ней во время недавней болезни, заявил, что она, по его мнению, проявляла все признаки расстроенной психики, и он посоветовал ее невестке поместить ее под наблюдение. Миссис Солт и мисс Силвер под присягой рассказали о том, как Эмили вошла в дом и как они нашли ее тело у подножия лестницы. Полицейский врач изложил в своих показаниях причину смерти. И на этом все закончилось. Упоминания о банке яблочного джема в зале суда не прозвучало.

На слушании дела миссис Вудс было установлено, что во время визита полицейского офицера она заперлась в комнате, а когда дверь взломали, обнаружилось, что она приняла смертельную дозу яда. Коронер спросил, была ли у миссис Вудс причина полагать, что ее арестуют. Получив утвердительный ответ, он захотел узнать, намеревается ли полиция представить еще какие-либо свидетельства. Ответ был отрицательным. Как миссис Мэй Вудс погибшая была опознана дворником, обслуживающим блок квартир, в одной из которых женщина проживала последние пять ле.

Когда о смерти мисс Джонс стало известно у Эверзли, Сирил надел черный галстук и на некоторое время удалился от дел. Он был слишком глубоко потрясен, чтобы осознать, что теперь еще долго будет испытывать почти столь же сильное чувство облегчения.

На следующий день после окончания двух процессов мисс Силвер наслаждалась за чашкой кофе беседой с Фрэнком Эбботтом и Уильямом с Кэтрин. Снаружи стоял пронизывающий холод и дул северный ветер, сопровождаемый колючим снегом. Но в комнате мисс Силвер были задернуты синие плюшевые занавески, в камине пылал огонь, а перед ним стояли кофе и булочки. Поэтому здесь было светло и уютно. Теплый, радостный свет озарял узорчатые обои, гравюры в желтых кленовых рамках, галерею памятных фотографий и мисс Силвер собственной персоной в платье из недорогого шелка, приобретенном под конец войны. В первый год платье предназначалось только для воскресных дней, во второй — для повседневного ношения, а теперь низведено до уровня домашнего вечернего платья, которое надевалось в комплекте с черным бархатным жакетом. Этот уютный, нежно любимый хозяйкой наряд уже до такой степени был освящен временем, что претендовал на легендарность.

Фрэнк Эбботт, расслабленный и неофициальный, взглянул на сидящего напротив Уильяма.

— Хорошая работа, правда? Никакого шума, никакого скандала, никаких заголовков в газетах. С глаз долой — из сердца вон.

— Да, это была прекрасная инсценировка. Мы очень вам благодарны. Нельзя допускать такой огласки, если пытаешься поставить предприятие на ноги.

Фрэнк взял свою чашку.

— Что ж, вам повезло… — Взгляд его обратился к Кэтрин. — Вам обоим.

Она улыбнулась в ответ.

— Вы ведь когда-нибудь приедете нас навестить, правда?

— С удовольствием — если мое присутствие не вызовет неприятных воспоминаний.

Кэтрин покачала головой.

— Худшее позади. Мы хотим сохранить своих новых друзей — мистера Таттлкомба, миссис Солт, мисс Силвер и вас.

Мисс Силвер улыбнулась. Потом издала свое обычное тихое покашливание:

— Сегодня днем я виделась с миссис Солт. Она поведала мне о паре вещей, которые меня крайне заинтересовали. Я пыталась понять, что можно обозначить в качестве начала этой цепи убийств и покушений. Практически в каждом случае можно ясно увидеть, что зерно зла долгое время зреет в уме преступника, прежде чем дать росток и перейти в действие. Вероятно, в течение долгих лет можно — и должно — следить за некоторыми опасными тенденциями в развитии личности — эгоизма, жестокости, амбициозности, деспотии — и на определенном этапе все это пресечь. В случае Эмили Солт и Мэвис Джонс следует обратить взгляд в далекое прошлое. Когда я пришла к миссис Солт, я была потрясена, увидев увеличенный фотографический портрет ее свекрови, миссис Харриет Солт, матери Эмили и бабки Мэвис Джонс. Черты характера всегда отражаются в чертах лица. В юности, сказала мне миссис Солт, ее свекровь была удивительно красива. Но с летами черты ее огрубели. На фотографии я увидела лицо жестокого деспота. Сегодня днем я выяснила, что камера не оклеветала ее. Именно в ее железных руках Эмили Солт превратилась в то искореженное существо, которое мы наблюдали. Может быть, она никогда не обладала светлым умом, но не требовалось ее постоянно ограничивать, запугивать, подавлять. В результате более мягкого обхождения в ней могли бы развиться лучшие чувства и в итоге можно было бы найти для нее подходящее занятие. Ей не позволяли заводить друзей, поэтому вся ее способность к любви была задавлена и извращена. Отныне она могла проявляться лишь во вспышках неестественной яростной преданности, которая приносила своему объекту лишь неудовольствие. Крайне печальный случай.

Фрэнк Эбботт иронически поднял бровь:

— А случай мисс Мэвис Джонс, она же Мэй Вудс, — тоже печальный?

Мисс Силвер ответила ему серьезным взглядом.

— Да, мне так кажется, Фрэнк. Она была злобной, бессовестной женщиной. А могла стать чем-то совершенно иным. Как тебе известно, ее матерью была Мэри Солт, старшая дочь Харриет. Все отзываются о ней как о красивой, отважной девушке, удивительно похожей на свою мать. В первый раз Абигейль упомянула о тайном браке. Но сегодня днем я выяснила, что, насколько семье было известно, никакого брака не было. Мэри Солт забеременела, и мать ее выгнала. В течение многих лет после этого никто не знал, что сталось с ней или ее ребенком. Семья сомкнула ряды и никогда не упоминала ее имени. О том, что за этим последовало, стало известно Эмили Солт. В период, когда она часто виделась с племянницей незадолго до начала войны, она рассказывала Абигейль, что Мэри Солт, работавшая до седьмого пота, чтобы сохранить жизнь ребенка, наконец вышла замуж за пожилого, болезненного человека. По-моему, он был директором школы. Мэвис окончила среднюю школу, а затем поступила на курсы машинописи и стенографии. Ее мать умерла, когда ей было шестнадцать. Мистер Джонс к тому времени превратился в инвалида, и сестра, приехавшая за ним присматривать, выгнала Мэвис. Это, конечно, ее собственное изложение. Ей, очевидно, было около двадцати трех лет, когда она поступила на работу в вашу фирму, мистер Эверзли. Она обладала замечательным профессионализмом, привлекательной внешностью и уверенной манерой поведения. Она стала секретарем мистера Сирила Эверзли… в каком году?

— В тридцать седьмом или тридцать восьмом, — ответил Уильям. — Она прекрасно выполняла свои обязанности.

— О да — умная женщина, умелый работник, она до такой степени полагалась на собственные ум и навыки, что позволила этим качествам поработить ее. Не знаю, мистер Эверзли, успели ли вы уже тщательно изучить бухгалтерские книги вашей фирмы, но настоятельно советую вам это сделать. Я могу объяснить ее последние поступки лишь тем, что, узнав о вашем возвращении домой и на фирму, она испугалась официального разбирательства и ареста.

— Полагаю, вы правы, — согласился Уильям.

Мисс Силвер кашлянула и продолжила:

— Целью ее брака с мистером Сирилом Эверзли было, конечно, обеспечение себе некоторой защиты. Но этого было недостаточно. Она, разумеется, понимала, что ее финансовые нарушения слишком серьезны, чтобы оставить их безнаказанными. Теперь мы переходим к трагической гибели мистера Дэвиса. Полагаю, мы должны заключить, мистер Эверзли, что, получив ваше напечатанное на машинке письмо, Мэвис Джонс испытала настоящий шок. Вы собственным почерком подписали его «Уильям Смит». Она слишком часто видела первую часть этой подписи, чтобы теперь не узнать ее и не прийти в ужас. Но в ее распоряжении было единственное слово и она не могла быть полностью уверена. И она назначает вам встречу на час, когда в офисе не будет ни одного из партнеров и персонал уже разойдется по домам.

Уильям сказал:

— Одна девушка вспомнила, что Мэвис пораньше услала Дэвиса с работы. Между прочим, она сама испортила свой замысел. Она торопила Дэвиса, он забыл что-то и вернулся за этим. Ведь так он тебе сказал, Кэтрин?

— Да, — ответила она.

— Вот тогда-то он и налетел на меня. Конечно, я знать не знал, кто это такой. Бедный старик, совершенно ошеломленный, пошел — и позвонил Кэтрин. Она не помнит, попросила ли его ничего не рассказывать. На следующий день она написала ему письмо. Но он так его и не получил.

Мисс Силвер подобрала свое вязание. Две синие детские курточки уже были полностью готовы и упакованы для отправки. Теперь на спицах появилось начало кардигана для матери, племянницы мисс Силвер по имени Этель Бэркетт, — около полудюйма яркой вишневой шерсти, очень теплой, очень радостной, очень уютной. Быстро, без всякого усилия, двигая спицами, мисс Силвер окинула шерсть любовным взглядом и вернулась к своим рассуждениям:

— Будь мистер Дэвис чуть посдержаннее, он, без сомнения, по сию пору был бы жив. Полагаю, на следующий день он отыскал мисс Джонс и выложил ей все о своей встрече накануне. Возможно, она попыталась убедить его, что он был обманут случайным сходством — может быть, даже привела в пример собственный случай. Но Узнав, что у клерка есть адрес ее недавнего посетителя, она посчитала опасность слишком большой. Вспомните свидетельство мистера Йейтса, который оказался соседом несчастного мистера Дэвиса в больнице. В официальном отчете сообщается, что он скончался, не произнеся ни слова. Это, конечно, означает только, что медсестры ничего не слышали. Мистер Йейтс, однако, слышал целых три вещи: имя, которое он принял за «Джоан» или «Джонс», и два разрозненных предложения — «Она мне не поверила» и «Она меня толкнула». Думаю, можно не сомневаться, что Мэвис Джонс последовала за старым клерком по пути из офиса, и в конце концов ей представилась возможность выполнить задуманное. Мистер Дэвис упал под машину и получил смертельную травму. В тот же вечер с мистером Таттлкомбом произошло такое же несчастье. В этом случае у нас нет прямых свидетельств. Здесь можно только взвешивать вероятности и выводить гипотезы. Я думаю, Мэвис Джонс тем вечером отправилась на Эллери-стрит, просто чтобы оценить местность. Вряд ли у нее сложился определенный план. Это тоже возможно, но мне не представляется слишком убедительным. Время приближалось к половине одиннадцатого, и у нее не было никаких фактов, указывающих на то, что Уильям Смит живет в том же доме. Но ее извращенному воображению представилось, будто удача ей улыбнулась. Дверь открылась, и некий мужчина пересек тротуар. Будучи освещенным только сзади он должен был казаться лишь темным силуэтом. Ростом и комплекцией этот мужчина напоминал Уильяма Смита. Важно помнить, что хоть Мэвис Джонс и отлично знала имя брата Абигейль Солт, она никогда его не видела. Теперь же перед ней была сильная, стройная фигура, а в лучах света, бьющего из-за спины, виднелись густые волосы светлого оттенка. У мистера Таттлкомба волосы седые, а у мистера Эверзли — белесые. Думаю, вечером, при таком освещении, они действительно будут выглядеть похоже. Мистер Таттлкомб всегда утверждал, что его нарочно «сбили» под машину. Я считаю, что Мэвис Джонс толкнула его так же, как толкнула мистера Дэвиса.

— Какое страшное хладнокровие чувствуется в этом! — воскликнула Кэтрин.

Мисс Силвер продолжала с большим проворством двигать спицами.

— Фраза о том, что одно преступление влечет за собой другое, уже стала общепринятой. «Жажда наживы в сердце Каина», по удачному выражению лорда Теннисона. И, если позволите, я приведу цитату современного автора: «Сделав первый шаг, сделаешь и последний».

Трое молодых людей онемели, услышав, что Киплинг — современный автор. Но мисс Силвер, ничего не подозревая, спокойно продолжала: