Умирающая Земля (№1) - Умирающая Земля

Эксперимент — вот нужное слово!

Он остановился там, где рубиновые солнечные лучи падали на землю без преграды со стороны тяжёлой листвы, осмотрел кольцо, провёл по буквам надписи ногтем. Внимательно всмотрелся. Какая-то плёнка, мерцание? Он держал находку на расстоянии вытянутой руки, «Пожалуй, для браслета — великовато. По-видимому, диадема.» Он снял шляпу, надел на голову кольцо, закатил глаза… Странно. Обруч соскользнул ему на уши. Сполз на глаза. Тьма. Лайан лихорадочно стащил его с головы. Бронзовый обруч, толщиной в руку. Странно.

Он попробовал снова. Обруч скользнул по голове, по плечам. Голова оказалась в тёмном необычном пространстве. Глядя вниз, он увидел, что обычный свет прекращался там, куда сполз обруч.

Медленно вниз… Теперь оно окружало его лодыжки — в неожиданном страхе Лайан сорвал кольцо со своего тела и появился, мигая в бордово-красном свете леса.

Он заметил в листве сине-голубое и зелено-белое сверкание. Твк-человек верхом на стрекозе, свет отражается в крыльях насекомого.

Лайан резко позвал:

— Эй ты!

Твк-человек опустил свою верховую стрекозу на ветку.

— Что тебе нужно, Лайан?

— Смотри и запоминай, что увидишь. — Лайан надел на голову обруч, опустил до ног, снова поднял. Посмотрел на твк-человека, который жевал травинку. — Что ты видел?

— Я видел, как Лайан исчез из виду, остались только его красные туфли.

Все остальное растаяло в воздухе.

— Ха! — воскликнул Лайан. — Подумать только! Ты видел что-нибудь подобное?

Твк-человек беззаботно спросил:

— У тебя есть соль? Мне нужна соль.

— А какие новости ты мне принёс?

— Три эрба убили Флореджина-Снотворца и взорвали все его шары. Воздух над его домом долго был многоцветным от летящих обрывков.

— Грамм.

— Принц Кандайв Золотой построил баржу из резного дерева и теперь плывёт по реке Скаум на Регату.

— Два грамма.

— Золотая ведьма, по имени Лит, поселилась на лугу Тамбер. Она тихая и очень красивая.

— Три грамма.

— Хватит, — сказал твк-человек и наклонился, глядя, как Лайан взвешивает соль на крохотных весах. Он уложил соль в маленькие корзины и подвесил их по обе стороны ребристой груди насекомого, затем поднял стрекозу в воздух и исчез в листве.

Лайан опять надел бронзовый обруч и на этот раз переступил через него и вышел в окружающую его тьму. Что за удивительное укрытие! Отверстие, вход в которое можно спрятать в самом укрытии! Опустил кольцо вниз, поднял его над плечами, снял и оказался опять в лесу с маленьким бронзовым браслетом в руке.

«Хо! А теперь на луг Тамбер взглянуть на золотую ведьму!»

Дом её — простой шалаш из тростника, купол с двумя круглыми окнами и низкой дверью. Он увидел Лит в пруду, когда она стояла по колено в воде и ловила лягушек себе на ужин. Белая юбка высоко подвёрнута; девушка была неподвижна, и тёмная вода кругами расходилась от её стройных колен.

Она была прекраснее, чем Лайан мог себе представить, как будто один из лопнувших шаров Флореджина взорвался здесь над водой. Светло-кремовая кожа, тронутая золотом; волосы — ещё более чистое, влажное золото. Глаза похожи на глаза самого Лайана — большие, золотые, широко расставленные и слегка раскосые.

Лайан остановился на берегу. Ведьма испуганно вздрогнула, её спелый рот полураскрылся.

— Смотри, золотая ведьма, здесь Лайан. Он пришёл на Тамбер, чтобы приветствовать тебя; он предлагает тебе свою дружбу, свою любовь…

Лит наклонилась, зачерпнула пригоршню грязи и бросила ему в лицо.

Выкрикивая яростные проклятия, Лайан вытер глаза, но дверь её дома уже была закрыта.

Лайан пошёл к двери и постучал кулаком.

— Открой и покажи своё ведьмино лицо, иначе я сожгу твой дом.

Дверь открылась, девушка выглянула с улыбкой.

— Что ещё?

Лайан вошёл в дом и бросился к ней, но двадцать острых лезвий взметнулись в воздухе, двадцать стрел упёрлись в его грудь. Он остановился, с поднятыми бровями, с дёргающимся ртом.

— Назад, сталь, — сказала Лит, и лезвия исчезли. — Я легко могла бы отобрать у тебя жизнь. Если бы захотела.

Лайан нахмурился и как бы в раздумье потёр подбородок.

— Понимаешь, — сказал он серьёзно, — как ты безрассудна. Лайана боятся те, кого боится сам страх, и любят те, кого любит любовь. А ты, — он осмотрел её золотое тело, — ты спела, как сладкий фрукт. Ты нетерпелива, ты сверкаешь и дрожишь от любви. Ты нравишься Лайану, и он даст тебе много тепла.

— Нет, нет, — с лёгкой улыбкой ответила Лит. — Ты слишком торопишься.

Лайан удивлённо взглянул на неё.

— Неужели?

— Я Лит, — сказала она. — Ты видишь, какова я. Я волную, я бурлю, я тревожу. Но я смогу полюбить только того, кто окажет мне услугу. Он должен быть храбрым, быстрым и хитроумным.

— Так это обо мне, — сказал Лайан и пожевал губу. — Послушай, давай…

Она попятилась.

— Нет, нет! Ты забыл. Ты не послужил мне, не заслужил мою любовь!

— Вздор! — бушевал Лайан. — Посмотри на меня. Заметь мою совершённую грацию, красоту моей фигуры и лица, мои большие глаза, золотые, как и у тебя, мою замечательную красоту и силу… Это ты должна мне служить. Так оно и будет. — Он опустился на низкий диван. — Женщина, дай мне вина.

Она покачала головой.

— В моем маленьком шалаше меня нельзя заставить. Может быть, снаружи, на лугу Тамбер — но не здесь, среди двадцати моих стальных лезвий, отвечающих на мой призыв. Здесь ты должен повиноваться мне… Поэтому выбирай.

Либо вставай и уходи, чтобы никогда не возвращаться, либо согласись выполнить одно моё маленькое поручение. Тогда получишь меня и весь мой пыл.

Лайан сидел прямо и неподвижно. Странное существо, эта золотая ведьма.

Но заслуживает некоторых усилий, и он заставит её заплатить за дерзость.

— Хорошо, — сказал он вежливо. — Чего ты хочешь? Драгоценностей? Я удушу тебя жемчугами, ослеплю бриллиантами. У меня есть два изумруда размером в твой кулак, это зеленые океаны, взгляд тонет в них и остаётся внутри навсегда, блуждая меж вертикальных зелёных призм…

— Нет, не драгоценности…

— Значит, враг. Так просто. Лайан убьёт ради тебя хоть десять человек.

Два шага вперёд, удар, и все. — Он сделал выпад. — И душа, стеная, летит вверх, как пузырёк в кувшине мёда.

— Нет. Мне не нужны убийства.

Он, нахмурившись, снова сел.

— Что же тогда?

Ведьма отошла к задней стене и потянула уголок занавески. Та отодвинулась, открыв золотой ковёр, на котором была изображена ограниченная двумя крутыми горами широкая долина, по которой мимо тихой деревни в рощу протекала спокойная река. Река золотая, золотые горы, золотые деревья — золото разнообразных оттенков, богатое, вычурное. Все это создаёт впечатление многоцветного ландшафта. Но ковёр был грубо разрезан пополам.

Лайан был очарован.

— Великолепно, великолепно…

Лит сказала:

— Здесь изображена волшебная долина Аривенты. Вторая половина ковра у меня украдена, и её возвращение — та услуга, которой я у тебя прошу.

— Где же вторая половина? — спросил Лайан. — И кто этот презренный трус?

Теперь она внимательно смотрела на него.

— Ты когда-нибудь слышал о Чане? О Чане Неминуемом?

Лайан задумался.

— Нет.

— Он и украл половину моего ковра. Повесил в мраморном зале, который находится среди руин севернее Кайна.

— Ха! — пробормотал Лайан.

— Зал расположен возле Дворца Шепотов и обозначен наклонной колонной с чёрным медальоном с изображением феникса и двуглавой ящерицы.

— Иду, — сказал Лайан. Он встал. — Один день до Кайна, один на то, чтобы украсть, ещё один на возвращение. Три дня.

Лит проводила его до двери.

— Берегись Чана Неминуемого, — прошептала она.

И Лайан, насвистывая, отправился в путь. Красное перо развевалось на его шляпе. Лит смотрела вслед, потом повернулась и приблизилась к ковру.

— Золотая Аривента, — прошептала она, — моё сердце плачет и болит от стремления к тебе.

Река Дёрна стремительнее и уже, чем Скаум, её родной брат на юге. И там, где Скаум течёт по широкой долине, пурпурной от цветов, усеянной белыми и серыми пятнами разрушенных замков, Дёрна прорубает узкий каньон, над которым нависают лесистые утёсы.

Древняя каменная дорога когда-то проходила по берегу Дерны, но теперь её поверхность была усеяна большими трещинами, так что Лайан, направлявшийся в Кайн, вынужден был часто покидать дорогу и идти в обход через заросли колючих кустарников и трубчатой травы, шелестевшей на ветру.

Красное солнце, двигающееся по небу неторопливо, как старик ковыляет к смертному одру, висело низко над горизонтом, когда Лайан, взобравшись на Рубец Порфириона, взглянул сверху на белостенный Кайн и голубой залив Санреаль за ним.

Прямо под ним находилась торговая площадь, путаница лавок, где продавались фрукты, куски бледного мяса, моллюски с илистых берегов, тусклые флаконы вина. Спокойные жители Кайна двигались среди лавок, покупая продукты и унося их в свои каменные жилища.

За торговой площадью, как сломанные зубы, возвышались ряды обрушившихся колонн — подпорки арены, которую двести лет назад построил над землёй безумный король Шин, ещё дальше — в роще лавровых деревьев — виднелся блестящий купол дворца, откуда Кандайв Золотой правил Кайном и всей той частью Асколайса, которая видна с Рубца Порфириона.

Дёрна, теперь уже не поток чистой воды, растекалась в паутину каналов и подземных труб и в конце концов сквозь гниющие гавани просачивалась в залив Санреаль.

«Постель на ночь, — подумал Лайан, — а утром — за дело.»

Он прыжками спустился по зигзагообразным ступеням и оказался на торговой площади. Сейчас он был серьёзным и сосредоточенным. Лайан-Странник хорошо известен в Кайне, и многие здесь хотели бы причинить ему вред.

Он осторожно прошёл в тени Паннонской стены по узкой мощёной улице, между старыми деревянными домами, густо-коричневыми в свете заходящего солнца, и ступил на маленькую площадь, на которую выходил высокий каменный фасад «Гостиницы Волшебников».

Хозяин гостиницы, маленький толстый человечек, с печальными глазами, с маленьким толстым носом, похожим по форме на его тело, выгребал угли из очага. Он выпрямился и заторопился за прилавок своей маленькой прихожей.

Лайан сказал:

— Хорошо проветренная комната и ужин: грибы, вино, устрицы.

Хозяин поклонился.

— Слушаюсь, сэр… а чем вы будете платить?

Лайан швырнул ему кожаный мешочек, отобранный только сегодня утром у покойника. Почувствовав аромат, хозяин от удовольствия зажмурился.

— Почки с кустов списа, привезённые из далёкой земли, — сказал Лайан.

— Великолепно, великолепно… Ваша комната, сэр, и ваш ужин — немедленно.

Пока Лайан ел, появились остальные постояльцы гостиницы. Они сели с вином у огня, и начался общий разговор, который в основном касался магии прошлого и когда-то живших великих волшебников.

— …Великий Фандаал знал забытую теперь науку, — сказал старик с выкрашенными оранжевой краской волосами. — Он привязывал к ногам ласточек белые и чёрные струны и посылал их в разные стороны. И там, где они свивали свою магическую ткань, вырастали большие деревья, усеянные цветами, фруктами, орехами или пузырями с редкими напитками. Говорят, так он создал Великий Лес на берегах озера Санры.

— Ха, — сказал угрюмый человек в коричневой с чёрным одежде, — такое и я могу. — Он извлёк несколько струн, согнул их, связал, произнёс негромкое слово, и струны превратились в языки красного и жёлтого пламени, которое плясало, сворачивалось, металось взад и вперёд по столу, пока мрачный человек не погасил его жестом.

— А я могу вот что, — сказал человек в чёрном капюшоне с серебряными кругами. Он достал маленький поднос, положил его на стол и бросил на него горсть пепла из очага. Потом достал свисток и извлёк из него ясный звук. Над подносом взлетели сверкающие мотыльки, блестя красным, синим, голубым, жёлтым. Они взлетели на фут и взорвались яркими цветами — каждый образовал звезду. Взрывы сопровождались звуками — самыми ясными, чистыми звуками в мире. Мотыльков стало меньше, волшебник выдул другую ноту, и взвились в сверкании мотыльки. Ещё раз — и ещё один рой мотыльков. Наконец он убрал свисток, вытер поднос, убрал его под плащ и снова замолк.

В состязание вступили другие колдуны, и воздух над столом заполнился видениями, задрожал от заклинаний. Один показал девять цветков невыразимой красоты, другой образовал на лбу хозяина рот, который, к большому неудовольствию маленького толстяка, начал поносить толпу, да ещё его же голосом. Ещё один показал зеленую бутылку, в которой гримасничал чертёнок; ещё один — шар из чистого хрусталя, который по команде волшебника катался взад и вперёд; владелец утверждал, что это — серьга знаменитого мастера Санкаферрина.

Лайан внимательно следил за всем этим, сожалея, что мир полон жестокосердых людей, но волшебник с хрустальным шаром остался равнодушным, и даже когда Лайан вытащил двенадцать пакетов с редкими пряностями, отказался расстаться со своей игрушкой.

Лайан упрашивал:

— Я хочу только доставить удовольствие ведьме Лит.

— Доставь ей удовольствие пряностями.

Лайан негодующе сказал:

— Действительно, у неё только одно желание — кусок ковра, который я должен украсть у Чана Неминуемого.

И переводил взгляд от одного к другому внезапно замолкшему гостю.

— Что за неожиданная трезвость? Эй, хозяин, ещё вина!

Владелец серьги сказал:

— Даже если бы пол по колено был покрыт вином, лучшим красным вином Танвилката, свинцовая печать этого имени все равно висела бы в воздухе.

— Ха! — рассмеялся Лайан, — пусть только вкус этого вина коснётся твоих губ, и пары его все сотрут из памяти.

— Взгляните на его глаза, — послышался шёпот. — Они большие и золотые.

— И хорошо видят к тому же, — говорил Лайан. — А эти ноги — быстро бегают… летят, как звёздный свет по волнам. А эти руки — быстро ударяют сталью. А моя магия даст мне убежище вне пределов всякого знания. — Он глотнул вина из кувшина. — Смотрите. Вот магия древности. — Он надел на голову бронзовый обруч, прошёл сквозь него, внёс его в темноту. Когда ему показалось, что прошло достаточно времени, он вышел из кольца.

Огонь горел, хозяин суетился за стойкой. Вино Лайана стояло на столе. Но не было ни следа волшебников.

Лайан удивлённо осмотрелся.

— А где же мои друзья волшебники?

Хозяин повернул голову:

— Разошлись по своим комнатам. Имя, которое ты произнёс, тяжёлым грузом легло на их души.

И Лайан допил своё вино в хмуром молчании.

На следующее утро он покинул гостиницу и по окольной дороге направился в Старый Город — дикую серую мешанину обрушившихся столбов, выветренных блоков песчаника, упавших фронтонов с высеченными надписями, террас, заросших ржавым мхом. Ящерицы, змеи, насекомые ползали по руинам; больше ничего живого не было видно.

Пробираясь среди развалин, он чуть не споткнулся о труп — тело юноши, который смотрел в небо пустыми глазницами.

Лайан ощутил чьё-то присутствие. Он отпрыгнул, наполовину обнажив рапиру. На него смотрел согбенный старик. Он заговорил слабым дрожащим голосом:

— Что тебе нужно в Старом Городе?

Лайан убрал рапиру.

— Я ищу Дворец Шепотов. Может, покажешь?

Старик испустил хриплый звук из глубины горла.

— Ещё один? Ещё? Когда это кончится?.. — Он указал на труп. — Этот пришёл вчера. Он тоже искал Дворец Шепотов. Хотел обокрасть Чана Неминуемого.

Видишь, каков он теперь? — Старик повернулся. — Идём со мной. — И он исчез за грудой обломков.

Лайан последовал за ним. Старик стоял возле другого трупа с пустыми окровавленными глазницами.

— Этот пришёл четыре дня назад. Он встретился с Чаном Неминуемым… А вот здесь, за аркой — великий воин в доспехах из перегородчатой эмали. И здесь… и здесь… — Он показывал, показывал. — И здесь, и здесь, как раздавленные мухи.

Он устремил на Лайана взгляд своих водянистых голубых глаз.

— Вернись, молодой человек, вернись, иначе твоё тело в зеленом плаще сгниёт здесь на камнях.

Лайан вытащил рапиру и взмахнул ею.

— Я Лайан-Странник. Пусть лучше боятся те, кто меня оскорбит. Где Дворец Шепотов?

Старик стоял, как обветрившаяся статуя, и Лайан ушёл.

«А что если старик — подручный Чана, — спросил себя Лайан, — и как раз сейчас идёт к нему с предупреждением?.. Лучше принять меры предосторожности.» Он прыгнул на высокий обломок колонны и, пригнувшись, побежал назад, туда, где оставил старика.

Вот и старик, что-то бормочет, опираясь на палку. Лайан бросил кусок гранита размером со свою голову. Удар, вскрик — и Лайан отправился своей дорогой.

Он прошёл мимо разбитого обелиска и оказался во Дворце Шепотов. Прямо против него был длинный широкий зал, обозначенный наклонной колонной, на которой выделялся чёрный медальон — знак Феникса и двуглавой ящерицы.

Лайан укрылся в тени стены и стоял, высматривая, как волк, малейшее движение.

Все вокруг было неподвижно. Солнечный свет придавал руинам пугающее великолепие. Во все стороны, насколько хватало глаз, тянулись разбитые камни. Пустыня, усеянная тысячами развалин, откуда ушёл дух человека и камни стали принадлежностью природы.

Солнце двигалось по темно-синему небу. Лайан покинул свой наблюдательный пункт и обошёл зал. Он никого не встретил.

Он подошёл к зданию с тыла и прижал ухо к камню. Все мертво, ни малейшей дрожи. Щель в стене. Лайан заглянул внутрь. В конце зала висит золотой ковёр. Зал совершенно пуст.

Лайан огляделся по сторонам. Ничего не видно. Он продолжал обходить зал.

Подошёл ещё к одному разбитому месту. Заглянул внутрь. Висит золотой ковёр. И больше ничего, ни звука, ни движения.

Лайан продолжал обходить зал, заглядывая в приделы. Мертво, как пыль.

Теперь ему стала видна вся комната. Пустая, обнажённая, если не считать ковра.

Он вошёл, ступая широкими мягкими шагами. Остановился посередине. Со всех сторон, кроме задней стены, лился свет. Не менее дюжины отверстий, через которые можно убежать, и — ни звука, кроме тупого биения его собственного сердца.

Он сделал два шага вперёд. Теперь ковёр находился почти рядом.

Он ступил вперёд и быстро сорвал ковёр со стены.

За ним стоял Чан Неминуемый.

Лайан закричал. Он неуклюже повернулся на парализованных ногах, словно они были из свинца. Но ноги, как во сне, отказывались повиноваться ему.

Чан соскочил со стены и приблизился. На его плечах висела чёрная накидка, к шёлку которой были пришиты многочисленные глазные яблоки.

Лайан побежал со всех ног. Он прыгал, он парил. Его башмаки едва касались земли. Из зала, через площадь, в неразбериху разбитых статуй и упавших колонн. А за ним, как собака, бежал Чан.

Лайан пробежал вдоль большой стены и прыгнул в разбитый фонтан. За ним — Чан.

Лайан устремился в узкий проход, взобрался на груду мусора, на крышу, оттуда во двор. За ним — Чан.

Лайан пронёсся по широкой улице, на которой росло несколько чахлых старых кипарисов, слыша за собой Чана. Он вбежал под арку, вытащил свой бронзовый обруч, надел на голову, опустил к ногам, переступил через него. Убежище. Он один в тёмном волшебном пространстве, исчезнув ото всех земных взглядов, от всего земного знания. Молчание, мёртвое пространство…

Он почувствовал близкое движение, выдох. Рядом послышалось:

— Я Чан Неминуемый.

Лит сидела под лампой на своей кровати и плела коврик из лягушечьих шкур. Дверь закрыта, окна забраны ставнями. Снаружи в темноте лежал луг Тамбер.

Царапанье в дверь, скрип испытываемого на прочность замка. Лит застыла, глядя на дверь.

Из-за двери раздался голос:

— Сегодня, Лит, для тебя две длинных ярких нити. Две, потому что глаза были такие большие, такие золотые…

Лит сидела неподвижно. Она ждала час; потом, прижавшись к двери, прислушалась. Никого. Поблизости заквакала лягушка.

Она раскрыла дверь, нашла нити и снова заперлась. Подбежала к золотому ковру и приладила на место спутанный моток.

Она смотрела на золотую долину, больная от стремления в Аривенту, слезы скрывали от неё мирную реку, тихий золотой лес.

— Ковёр все шире… Однажды он будет закончен, и я вернусь домой…

ЮЛАН ДОР

Принц Кандайв Золотой серьёзно сказал своему племяннику Юлану Дору:

— Договоримся, что новые знания станут нашим общим достоянием.

Юлан Дор, стройный молодой человек, с бледной кожей, чёрными волосами, глазами и бровями, печально улыбнулся.

— Но ведь это я поплыву в забытые воды, я буду отбиваться веслом от морских демонов…

Кандайв откинулся в кресле и коснулся носа набалдашником трости из резного нефрита.

— А я сделал это путешествие возможным. Более того, я сам искусный колдун; новые знания лишь увеличат моё искусство. А ты, даже не начинающий, узнаешь такое, что поместит тебя среди волшебников Асколайса. Это много выше твоего нынешнего незначительного положения. Если посмотреть с этой точки зрения, я приобретаю мелочь, ты — очень многое.

Юлан Дор скорчил гримасу.

— Верно, хотя я не согласен с твоей оценкой. Я знаю Заклятие Холода Фандаала, я признанный фехтовальщик, моё положение среди восьми делафазиан…

— Тьфу! — насмешливо произнёс Кандайв. — Безвкусные манеры мелких людишек, впустую тратящих свои жизни. Жеманные убийства, извращённый разврат, а в это время истекают последние часы Земли, и никто из вас ни на милю не удалялся от Кайна.

Юлан Дор сдержал язык, вспомнив, что принц Кандайв Золотой также не чуждается удовольствий вина, постели и стола; и что самое дальнее его путешествие из крытого куполом дворца — к резной барже на реке Скаум.

Кандайв, умиротворённый молчанием Юлана Дора, достал ящичек слоновой кости.

— Ну, так вот. Если мы договорились, я сообщу тебе необходимые сведения.

Юлан Дор кивнул.

— Договорились.

Кандайв сказал:

— Направишься к забытому городу Ампридатвиру. — Он искоса наблюдал за Юланом Дором. Тот сохранял спокойное равнодушное выражение.

— Я никогда не видел его, — продолжал Кандайв. — Поррина Девятый называет его последним из олекнитских городов, расположенных на острове в Северном Мелантине. — Он раскрыл шкатулку. — Этот рассказ я нашёл в груде древних свитков — свидетельство поэта, бежавшего из Ампридатвира после смерти Рогола Домедонфорса, их последнего великого правителя, волшебника, обладавшего огромной властью, который сорок три раза упоминается в Энциклопедии…

Кандайв вытащил растрескавшийся пергаментный свиток и, раскрыв его, прочитал:

— Ампридатвир гибнет. Мой народ забыл учение силы и дисциплины и погрузился в суеверия и схоластику. Идут бесконечные споры: бог Паншу представляет верховный разум, а Газдал — предел разврата, или наоборот: Газдал — добродетельное божество, а Паншу — само зло.

Этот вопрос решается при помощи огня и стали. Я оставляю Ампридатвир упадку и отправляюсь в спокойную долину Мел-Палусас, где и проведу последние дни своей жизни.

Я ещё застал старый Ампридатвир; я помню его башни, сверкающие по ночам удивительным блеском, испускающие лучи, которые затмевали само солнце.

Тогда Ампридатвир был прекрасен — и сердце моё болит, когда я думаю об этом древнем городе. Семирский виноград спускался тысячами свисающих гирлянд, голубая вода текла в трех выложенных камнем каналах. Металлические машины мчались по улицам, металлические экипажи заполняли воздух густо, как пчелы возле улья, — чудо из чудес, мы заставили пленённый огонь преодолевать могучее тяготение Земли… Но избыток мёда пресыщает язык; избыток вина разрушает мозг; избыток лёгкости лишает человека сил.

Свет, тепло, вода, пища были доступны всем и добывались с минимумом усилий. И вот жители Ампридатвира, освобождённые от утомительного труда, предались фантазиям, извращениям и оккультизму.

Сколько я себя помню, городом правил Рогол Домедонфорс. Он знал все древние предания, все тайны огня и света, тяготения и антитяготения, он постиг суперфизику, метатазм, колопсис. Несмотря на глубину своих знаний, как правитель он был непрактичен и не замечал упадка духа в Ампридатвире. Слабость и вялость, которую замечал, он приписывал отсутствию образования. В последние годы своей жизни он работал над созданием огромной машины, которая должна была вообще освободить человека от работы и тем самым дать ему возможность заниматься только размышлениями и науками.

И вот, в то время, как Рогол Домедонфорс занимался этой работой, город охватила религиозная истерия.

Соперничающие секты Паншу и Газдала существовали давно, но в их споре участвовали только жрецы. И вдруг эти культы стали повсеместно распространёнными; население разделилось на поклонников этих двух божеств. Жрецы, давние ревнивые соперники, восхитились своей новой властью и призвали своих последователей к фанатичному рвению. Начались трения, разгорелись споры, поднялись мятежи, насилие. И в один из этих злых дней камень, пущенный чьей-то рукой, ударил Рогола Домедонфорса в висок, и тот упал с балкона.

Раненый, искалеченный, но сопротивляющийся смерти, Рогол Домедонфорс успел завершить своё детище и упокоился на смертном одре. Он отдал один-единственный приказ своей машине, и когда на следующее утро Ампридатвир проснулся, жители его обнаружили, что нет ни энергии, ни света; пищевые фабрики не работают, каналы опустели.

В ужасе они бросились к Роголу Домедонфорсу, который сказал перед смертью:

— Я долго не замечал ваш упадок; теперь я вас презираю — вы принесли мне смерть.

— Но город умирает! Народ гибнет! — воскликнули они.

— Вы должны спасаться сами, — сказал им Рогол Домедонфорс. — Вы отвергли древнюю мудрость, вы были слишком ленивы, чтобы учиться, вы искали удовлетворения в религии, вместо того чтобы мужественно противостоять реальности. Я решил подвергнуть вас жестокому испытанию, которое, как я надеюсь, будет для вас целительным.

Он призвал соперничающих жрецов Паншу и Газдала и протянул каждому по дощечке из прозрачного металла.

— По одной эти дощечки бесполезны; если их сложить вместе, можно прочесть заключённое в них послание. Тот, кто его прочтёт, получит доступ к древним знаниям и будет владеть силами, которые я собирался использовать сам. Теперь идите.

Жрецы, глядя друг на друга, ушли, созвали своих приверженцев, и началась большая война.

Тело Рогола Домедонфорса так и не было найдено; некоторые утверждают, что его скелет все ещё лежит в подземных коридорах под городом. Дощечки поместили в соперничающих храмах. По ночам начались убийства, а днём голодные умирали на улицах. Многие бежали на континент, а теперь и я следую за ними, оставляя Ампридатвир, последний дом моего народа. Я построю деревянную хижину на склоне горы Лью и проживу оставшиеся мне дни в долине Мел-Палусас.

Кандайв свернул свиток и положил его обратно в шкатулку.

— Твоя задача, — сказал он Юлану Дору, — отправиться в Ампридатвир и отыскать магию Рогола Домедонфорса.

Юлан Дор задумчиво ответил:

— Это было давно… Тысячи лет назад.

— Верно, — согласился Кандайв. — Но с тех пор историки не упоминали имени Рогола Домедонфорса, и я считаю, что его мудрость все ещё хранится под древним Ампридатвиром.

Три недели Юлан Дор плыл по спокойному океану.

Солнце вставало на горизонте, багровое, как кровь, и плыло по небу; вода была неподвижной, если не считать небольшой ряби от ветерка и пенного следа за кормой.

Солнце садилось, бросало последний печальный взгляд на мир; наступали сумерки и ночь. Древние звезды усеивали небо, и след за кормой корабля Юлана Дора сверкал мертвенно бледно. Юлан Дор смотрел на поверхность океана и чувствовал себя очень одиноко.

Три недели плыл на северо-запад по Мелантиновому заливу Юлан Дор, пока однажды утром не увидел справа тёмные очертания берега, а слева остров, терявшийся в дымке.

Недалеко от его корабля медленно плыла неуклюжая баржа под квадратным парусом из плетёного тростника.

Юлан Дор пригляделся и различил на её палубе двух мужчин в грубых зелёных комбинезонах; они ловили рыбу. У них были овсяно-жёлтые волосы и голубые глаза, а на лицах ошеломлённое выражение.

Юлан Дор опустил свой парус и перекинул трап на баржу. Ни один из рыбаков не заговорил с ним.

Юлан Дор сказал:

— Похоже, вид человека вам незнаком.

Старший начал заунывный распев — Юлан Дор понял, что это заклинание против демонов и злых духов и рассмеялся:

— Почему ты меня поносишь? Я такой же человек, как и ты.

Младший сказал на береговом диалекте:

— Мы считаем, что ты демон. Во-первых, в нашем народе нет черноволосых и черноглазых. Во-вторых, учение Паншу отрицает существование в нашем мире других людей. Поэтому ты не можешь быть человеком, ты демон.

Старший, прикрывшись рукой, сказал младшему:

— Попридержи язык; не говори ни слова. Он проклянёт твой голос…

— Вы ошибаетесь, уверяю вас, — вежливо ответил Юлан Дор. — Вы сами когда-нибудь видели демонов?

— Нет, кроме гаунов.

— Я похож на гауна?

— Совсем не похож, — признал старший.

Его младший товарищ указал на темно-красный плащ и зеленые брюки Юлана Дора.

— Он, очевидно, разбойник; смотри, какого цвета его одежда.

— Нет, я не разбойник и не демон. Я всего лишь человек…

— Кроме зелёных, людей нет — так говорит Паншу.

Юлан Дор откинул голову назад и рассмеялся.

— Земля на самом деле велика и полна развалин, но на ней ещё много людей… Скажите, найду ли я на этом острове город Ампридатвир?

Младший кивнул.

— И вы там живёте?

Снова младший подтвердил.

Несколько растерянно Юлан Дор сказал:

— Я считал, что Ампридатвир — покинутые руины, забытые, пустынные.

Младший подозрительно спросил:

— А что ты ищешь в Ампридатвире?

Юлан Дор подумал: «Надо упомянуть дощечки и посмотреть на их реакцию.