Джек ВЭНС
      ЛУННЫЙ МОТЫЛЕК
      Ковчег был безупречен. Даже по самым строгим сиренийским стандартам он казался совершенным произведением искусства. Обшивка мягкого черного дерева скрывала швы, платиновые заклепки были утоплены внутрь и плоско отшлифованы. Массивный, широкий, устойчивый, как сам берег, ковчег, однако, не обнаруживал ни тяжеловесности, ни небрежности линий. Нос выпячивался, словно лебединая грудь, высоко поднятый форштевень, изгибаясь вперед, поддерживал железный фонарь. Двери были вырезаны из пестрых пластинок черно-зеленого дерева, многочисленные окошки застеклены квадратиками слюды -розовыми, голубыми, бледно-зелеными, лиловыми. Нос служил для подсобных помещений и комнат рабов, а в средней части ковчега размещались две спальни, столовая и гостиная, выходящая на наблюдательный мостик на корме.
      Таков был Дом; однако владение им не вызвало в Эдвере Тисселе приятной гордости собственника. Ковчег обветшал. Ворс на коврах поистерся, резные перегородки покрылись узором из трещин, железный фонарь проржавел и обвис. Семь десятков лет назад первый хозяин ковчега воспел славу его строителю, да и сам удостоился не меньших почестей; передача Дома во владение -- а она означала несравненно больше, нежели обычная сделка -- повышала престиж обоих. Те времена давно миновали. Теперь при взгляде на ковчег не возникало и мысли о престиже. Эдвер Тиссель прекрасно понимал это, но ничего не мог поделать -- этот ковчег был лучшим из того, на что он был вправе рассчитывать. Он жил на Сирене всего три месяца.
      Тиссель сидел на задней палубе и упражнялся в игре на ганге -- небольшом, с ладонь, инструменте, похожем на цитру. В ста ярдах от него, омываемая прибоем, белела полоса пляжа; за ней стеной поднимались джунгли, и надо всем этим, на фоне безоблачного, как всегда, неба -- черные силуэты скал. Мирэль мерцала над головой, подернутая белой дымкой -казалось, лучи пробиваются сквозь невидимую паутину; поверхность океана светилась ровным перламутровым сиянием. Этот пейзаж стал для Тисселя таким же привычным -- правда, не таким утомительным -- как ганга, над которой он корпел уже два часа, разучивая новые аккорды, чередуя гармонические последовательности... Отложив гангу, он принялся за зачинко -- маленькую шкатулку, усеянную клавишами, на которой играли правой рукой. При нажатии клавиш воздух прорывался сквозь клапаны, расположенные внутри, и инструмент звучал, подобно гармонике-концертино. Тиссель бегло и почти без ошибок проиграл десяток гамм. Из шести инструментов, которые он упорно осваивал, зачинко был самым послушным (не считая, конечно, химеркина -- шумной, лязгающей трещотки из дерева и камня, предназначенной исключительно с рабами).
      Тиссель поупражнялся еще минут десять, отложил зачинко, размял затекшие пальцы. Здесь, на Сирене, все его свободное время поглощали инструменты: химеркин, ганга, зачинко, кив, страпан, гомопард. Он разучивал гаммы в девятнадцати тональностях и четырех ладах, бесчисленные аккорды, интервалы, о каких и слыхом не слыхали на Внутренних Планетах. Все эти трели, арпеджио, легато; вибрато и назализации; пощелкивания и присвистывания; приглушение и удлинение обертонов... Тиссель занимался этим с мрачным упорством обреченного. Он давно уже забыл, что когда-то видел в музыке источник наслаждения... Глядя на инструменты, Тиссель с трудом подавил внезапное желание -- швырнуть все шесть в безмятежные воды Титаника...
      Он встал и, пройдя гостиную и столовую, вдоль коридора, минуя камбуз, вышел на переднюю палубу. Склонясь над поручнем, он глядел на подводный загон, где Тоби и Рекс, рабы запрягали гужевую рыбу для обычной -- раз в неделю -- поездки в Фан, на восемь миль к северу. Младшая рыба, игривая и капризная, то и дело ускользала, ныряя. Ее блестящая черная морда мелькнула над водой, и Тиссель внезапно ощутил приступ тошноты: рыба была без маски!
      Тиссель нервно рассмеялся, ощупывая свою собственную маску -- Лунного Мотылька. ЧТо уж говорить -- на Сирене он акклиматизировался, раз обнаженная рыбья морда привела его в ужас!
      Наконец рыбу запрягли. Тоби и Рекс вскарабкались на борт. Красные тела их блестели; черные полотняные маски прилипли к лицам. Не обращая внимания на Тисселя, они подняли якорь. Рыба взвилась на дыбы, упряжь туго натянулась, и ковчег двинулся на север.
      Вернувшись на корму, Тиссель принялся за страпан. То была круглая коробка восьми дюймов в диаметре. От центра расходились сорок шесть струн, на периферии они крепились к колокольчикам или звякающим перегородкам. При пощипывании струн, колокольчики и перегородки звенели; при переборе инструмент издавал переливчатые трели. Под умелой рукой острый, пряный диссонанс приятно щекотал слух; новичок же мог извлечь из страпана лишь невнятный сумбур. С этим инструментом у Тисселя были самые сложные отношения, и всю дорогу он прилежно упражнялся.
      Наконец ковчег достиг берегов плавучего берега Фана. Рыбу распрягли, ковчег пришвартовали. Зеваки сгрудились на пристани, громогласно, по сиренийскому обычаю, обсуждая Дом, его хозяина и рабов. Тиссель, до сих пор не привыкший к столь пристальному вниманию, почувствовал себя неуютно. Особенно смущали его маски, их каменная непроницаемость. Неловко поправляя своего Лунного Мотылька, Тиссель выбрался выбрался на пристань.
      Какой-то раб приподнялся с корточек и, притронувшись костяшками пальцев к черной ткани на лбу, запел вопросительно, в три четверти тона:
      -- Уж не скрывает ли сей Лунный Мотылек, что предо мною, Сээра Эдвеля Тисселя лик?
      Тиссель ударил по химеркину, что висел у него на поясе и пропел:
      -- Я -- Сээр Эдвель Тиссель.
      -- Обременен почетным порученьем,-- затянул раб,-- я ждал три дня, с заката до рассвета, шагам Ночных внимая в страхе, но -- свершилось! Сээр Тиссель предо мною.
      Тиссель извлек из химеркина нетерпеливый щелчок:
      -- Что за порученье, и какова его природа?
      -- Несу посланье я. Оно для вас.
      Тиссель протянул левую руку, правой играя на химеркине:
      -- Дай мне письмо!
      -- Сей же момент, о Сээр Тиссель.
      На пакете выделялась суровая надпись:
      СРОЧНО! ВРУЧИТЬ БЕЗ ПРОМЕДЛЕНИЯ!
      Тиссель вскрыл конверт. Письмо было подписано Кастелем Кромартином, Председателем совета Межпланетной Политики. Текст, после формального приветствия, гласил:
      ЧРЕЗВЫЧАЙНО СРОЧНО ВЫПОЛНИТЬ НИЖЕСЛЕДУЮЩИЕ ПРЕДПИСАНИЯ! НА БОРТУ "КАРИНЫ КРУЗЕЙРО" НАХОДИТСЯ ИЗВЕСТНЫЙ ПРЕСТУПНИК ХАКСО ЭНГМАРК. ПОРТ НАЗНАЧЕНИЯ -- ФАН. ДАТА ПРИБЫТИЯ -- 10 ЯНВАРЯ У. В. НЕОБХОДИМО, ИСПОЛЬЗУЯ СООТВЕТСТВУЮЩИЕ ПОЛНОМОЧИЯ, ВСТРЕТИТЬ КОРАБЛЬ, ОСУЩЕСТВИТЬ ЗАДЕРЖАНИЕ И ЗАКЛЮЧЕНИЕ ПОД СТРАЖУ. ВЫШЕУКАЗАННЫЕ ИНСТРУКЦИИ ДОЛЖНЫ БЫТЬ УСПЕШНО ПРИВЕДЕНЫ В ИСПОЛНЕНИЕ. ПРОВАЛ КАТЕГОРИЧЕСКИ НЕДОПУСТИМ. ВНИМАНИЕ! ХАКСО ЭНГМАРК ЧРЕЗВЫЧАЙНО ОПАСЕН! В СЛУЧАЕ МАЛЕЙШЕЙ ПОПЫТКИ СОПРОТИВЛЕНИЯ -УНИЧТОЖИТЬ БЕЗ КОЛЕБАНИЙ!
      Тиссель в смятении вглядывался в строки. Вступая в должность Представителя Консульства в Фане, он не предполагал ничего подобного. Он не чувствовал ни малейшего желания -не говоря уже о способностях -- общаться с опасными преступниками. Ситуация небезнадежна: Эстебан Ролвер, директор космопорта, без сомнения поможет ему. Возможно, даже снарядит отряд рабов.
      Тиссель снова, уже спокойнее, пробежал глазами письмо. 10 января, по Универсальному Времени... Он сверился с календарем соотношений. Сегодня... четвертый день Сезона Горького Нектара... Палец его, скользящий по колонке цифр заме. Десятое января. С е г о д н я.
      Слух его привлек отдаленный гул. Во мгле вырисовывались туманные контуры -- лихтер возвращался от "Карины Крузейро".
      Тиссель еще раз перечитал послание и поднял голову, провожая взглядом лихтер. Там, на борту -- Хаксо Энгмарк. Через пять минут он ступит на землю Сирены. Таможенные формальности задержат его еще минут на двадцать. Космодром лежал в полутора милях от Фена и соединялся с ним запутанной холмистой тропой.
      Тиссель обернулся к рабу:
      -- Когда пришло письмо?
      Раб непонимающе вытянул голову. Тиссель повторил вопрос, подпевая клацанью химеркина:
      -- Послание сие: его вручить ты удостоен чести был когда?
      -- О, много дней провел я у причала,-- снова завел раб,-- и вот за бденье я вознагражден: узрел я Сээра Тисселя...
      Тиссель круто развернулся и в ярости зашагал вверх по пристани. Бестолковые, безмозглые сиренийцы! Почему было не доставить письмо к нему на ковчег? Осталось двадцать пять минут -теперь уже двадцать две...
      На эспланаде Тиссель остановился и огляделся по сторонам в надежде не чудо. Вдруг какой-нибудь аэротранспорт перебросит его в космопорт, где они с Ролвером успеют задержать Хаксо Энгмарка. Или... или, еще лучше, вдруг придет другое послание, отменяющее первое! Хоть что-нибудь, что угодно...
      Но чуда не случилось. Никаких посланий и никаких аэромобилей -- их никогда и не бывало на Сирене...
      Поперек эспланады возвышался уродливый ряд сооружений из железа и камня -- защита от Ночных. В одном из этих зданий была конюшня. Неподалеку Тиссель увидел человека в ослепительной жемчужно-серебрянной маске верхом на ящероподобной сиренийской кляче.
      Тиссель ринулся к конюшне. Еще не все потеряно; если повезет, можно перехватить Хаксо Энгмарка!
      Перед входом конюх озабоченно исследовал свой табун, отгонял насекомых, наводил лоск на запылившиеся чешуйки. Все пять животных были в превосходной форме, ростом по плечо среднему человеку. Массивные ноги, крупные туловища, тяжелые клинообразные головы. С клыков, по обычаю специально удлиненных и загнутых вверх, свисали золотые кольца. Чешуя была украшена ромбовидным узором, у всех разным: багряный с зеленью, оранжево-черный, красно-голубой, розовый с коричневым, серебристо-желтый.
      Добежав до конюха, Тиссель остановился, перевел дух и потянулся к киву* -- но заколебался. Можно ли считать эту встречу случайной? Тогда зачинко? Но как изложить его просьбу сухим, казенным тоном? Лучше уж кив. Он взял первый аккорд -- и обнаружил, что по ошибке заиграл на ганге.
      Тиссель виновато -- под маской -- улыбнулся: да уж, близкими друзьями их с конюхом никак не назовешь. Ладно! Некогда перебирать инструменты. Будем надеяться, что этот конюх флегматик.
      Тиссель взял второй аккорд и, играя настолько убедительно, насколько позволяли ему волнение, одышка и неискусность, пропел:
      -- Сээр Конюх, я безмерно нуждаюсь в резвом скакуне. Позвольте его из вашего стада избрать.
      На конюхе была непонятная Тисселю маска: сложное сооружение из блестящей коричневой ткани с серыми кожаными складками; высоко на лбу располагались два больших ало-зеленых шара. Конюх долго, не отрывая взгляда смотрел на Тисселя. Затем он медленно, явно подчеркивая свой выбор, прикоснулся к стимику**, умело извлек из него ряд великолепных трелей (Тиссель не сумел уловить их смысл) и пропел:
      -- Сээр Лунный Мотылек, боюсь, мои лошадки не подойдут такой персоне знатной!
      Тиссель, по-прежнему играя не ганге, с горячностью возразил:
      -- Они как раз подходят; я спешу и с благодарностью приму любую.
      Играя все быстрее и громче, конюх запел:
      -- Сээр Лунный Мотылек! Грязны и тощи кони. Мне лестно, что до них вы снизошли. Я недостоин столь высокой чести. И к тому же,-- тут раздался ледяной звон кродача***,-- никак я не припомню: что за приятель и соратник старый бренчит на ганге столь бесцеремонно?
      Намек ясен -- животное он не получит. Тиссель развернулся и со всех ног бросился к космопорту. За спиной слышалось клацанье химеркина. Звал ли конюх своих рабов или потешался над Тисселем -- выяснять было недосуг.
      Прежний Представитель Консульства Внутренних Планет на Сирене был убит в Зундаре. В маске Молодца из Таверны он осмелился приставать к девице, украшенной лентами Экваториальных Отношений. Этот промах стоил ему головы, которую отрубили Красный Демиург, Солнечный дух и Волшебный Шершень. Эдвера Тисселя, недавно окончившего Институт, назначили его преемником и дали три дня на подготовку. По натуре рассудительный и осторожный, Тиссель воспринял новое назначение как вызов. С помощью гипноза он выучил сиренийский язык и нашел его довольно легким. Затем он принялся за Журнал Всеобщей Антропологии, где прочел следующее:
      Население прибрежных районов Титаника отличается крайним индивидуализмом -- возможно, потому, что, из-за весьма благоприятных условий жизни коллективная деятельность не приносит никакой выгоды. В языке тех мест, соответственно, отражено настроение индивидуума, его эмоциональное отношение к ситуации. Фактическая информация воспринимается как нечто вторичное. Более того, на этом языке не говорят, а поют, причем под аккомпанемент маленьких инструментов. В результате бывает очень сложно выяснить что-либо у жителя Фана или закрытого города Зундара. Вместо фактов вас начнут потчевать изысканными ариями и поразительно виртуозной игрой на том или ином из музыкальных инструментов. Таким образом, приезжий, дабы избежать всеобщего и полного презрения, должен научиться выражать свои мысли на местный манер.
      Тиссель сделал пометку в записной книжке: "Раздобыть маленький музыкальный инструмент и инструкцию к нему" -- и продолжал читать:
      Климат на Сирене мягкий, и пищи повсюду и в любое время вдоволь, даже с избытком. Поэтому всю нерастраченную национальную энергию и массу свободного времени, население посвящает усложнению. Все здесь усложнено самым причудливым образом: Сложное искусство местных мастеров (пример тому -изысканные резные панели, какими украшены плавучие дома-ковчеги); сложная символика, выражаемая в масках, которые носят все жители; сложный полумузыкальный язык, восхитительно передающий тончайшие оттенки чувств и настроений; и, наконец, надо всем этим -- фантастическая сложность межличностных отношений. "Престиж", "лицо", "мана", "репутация", "слава" -- на сиренийском языке эти понятия объединены словом "хорра". У каждого -- своя лишь ему присущая хорра. Если, к примеру, человеку необходимо жилище, то лишь хоррой определяется, станет ли он хозяином роскошного плавучего дворца, изукрашенного драгоценными камнями, алебастровыми фонарями, переливчатым фаянсом и резным деревом, либо ему снисходительно укажут на жалкую заброшенную лачугу на плоту. На Сирене нет никаких средств расчета; единственная твердая валюта тех мест -- хорра.
      Тиссель потер подбородок и принялся читать дальше:
      Маски носятся всегда и везде, в соответствии с философией, гласящей, что человек не должен быть принуждаем иметь наружность, навязанную ему внешними факторами против его воли; сто он свободен в выборе внешности, наиболее созвучной его собственной хорре. В цивилизованных районах Сирены -- а точнее, на побережье Титаника -- человек в буквальном смысле слова никогда не открывает лица; оно -- его главная тайна. Сиренийцы не знают азартных игр; с их чувством собственного достоинства было бы катастрофой получить какие-либо выгоды с помощью средств иных, чем хорра. Слово "удача" не переводится на сиренийский язык.
      Тиссель снова сделал пометку: "Достать маску. Музей? Театр?" Он дочитать статью, поспешно закончил сборы и на следующий же день на борту "Роберта Астрогарда" отбыл на Сирену.
      Сиренийский космопорт ровным топазовым диском выделялся на фоне гор -- черных, пурпурных, зеленых. Лихтер опустился, и Эдвер Тиссель впервые вступил на землю Сирены. Встречавший его Эстебан Ролвер, местный агент Космических Путей, всплеснул руками и отскочил назад.
      -- Маска! -- сипло вскрикнул он.-- Где ваша маска?!
      -- Вот она,-- Тиссель был смущен и растерян.-- Я не знал наверняка...
      -- Наденьте,-- сказал Ролвер, отворачиваясь. Его собственная маска являла собой замысловатое изделие из тускло-зеленых чешуек и дерева, покрытого блестящей голубой эмалью. На щеках торчали черные перья, а с подбородка свисал черно-белый помпон. Все это вместе взятое создавало создавало ощущение хитрой и язвительной личности.
      Тиссель прилаживал маску к лицу, соображая, уместно ли в такой ситуации подшутить; или лучше хранить достоинство, как подобает человеку его положения?
      -- Надели? -- спросил через плечо Ролвер.
      Тиссель ответил утвердительно, и Ролвер обернулся. Маска скрывала выражение его лица, но пальцы невольно потянулись к клавишному инструменту, висевшему на бедре. В мелодии слились ужас, потрясение и упрек.
      -- Нельзя вам носить эту маску! -- пропел он.-- Да где вы ее взяли?
      -- Это копия маски из Полиполисского музея,-- оцепенело проговорил Тиссель.-- Копия верна, я уверен.
      -- Верна, верна,-- закивал головой Ролвер. Маска его словно стала еще язвительней.-- Безусловно верна. Этот вариант известен под именем Победителя Морских Драконов. Его могут носить во время торжеств особы огромного престижа: правители, герои, выдающиеся мастера, великие музыканты...
      -- Но я не знал...
      Ролвер вяло махнул рукой в знак понимания.
      -- Всему свой черед. Многое вы узнаете по ходу дела. Обратите-ка внимание на мою сегодняшнюю маску. Это Птица-Крачка. Такие штуки носят люди самого мизерного престижа -- скажем, вы или я, или любой другой иномирянин.
      -- Странно,-- сказал Тиссель. Они шагали через посадочную полосу к приземистому бетонному блокгаузу.-- Я-то думал, каждый носит такую маску, какая ему нравится.
      -- Конечно,-- подтвердил Ролвер.-- Любую, какая нравится -- если сумеешь сделать так, что она к тебе пристанет. К примеру эта Птица-Крачка. Я ношу ее, дабы подчеркнуть, что я ничего из себя не представляю. Я не притязаю на мудрость, свирепость, разносторонность, музыкальную одаренность, жестокость и дюжину прочих Сиренийских добродетелей.
      -- Просто из интереса: что произойдет, если я пройду в этой маске по улицам Зундара?
      Ролвер расхохотался. Маска приглушала его смех.
      -- Если вы вздумаете прогуливаться по пристаням Зундара -- улиц здесь нет -- то не пройдет и часа, как вас убьют. И при этом неважно, в какой вы будете маске. Так случилось с Бенко, вашим предшественником. Он не знал как себя вести. Никто из нас, иномирян этого не знает. В Фане нас еще терпят -- до тех пор, пока мы знаем свое место и не высовываемся. Но попробуйте, как сегодня, щегольнуть здесь своими регалиями. К вам тотчас подступит какой-нибудь Огненный Змей или Грозный Гоблин -- я имею в виду маски, вы понимаете,-- и заиграет на кродаче, и если вы не сумеете пресечь его дерзкую выходку с помощью дьявольских звуков скарания*, то он загремит химеркином -- это наш инструмент для разговоров с рабами,-- что будет выражением крайнего презрения. Или он ударит в дуэльный гонг и тут же нападет на вас.
      -- Я и не догадывался, что здешние жители так вспыльчивы,-- пробормотал Тиссель, подавленный.
      Ролвер пожал плечами и открыл тяжелую стальную дверь в свою контору.
      -- Везде свои порядки. На Народной площади в Полиполисе тоже можно навлечь на себя народный гнев кое-какими выходками.
      -- Да, вы правы,-- сказал Тиссель. Войдя в контору, он огляделся по сторонам.-- К чему все эти меры предосторожности? Сталь, бетон...
      -- Защита от дикарей,-- сказал Ролвер.-- Они по ночам спускаются с гор, хватают что плохо лежит и убивают всякого, кто попадется им на пути.
      Ролвер подошел к стенному шкафу и вынул маску.
      -- Вот, возьмите. Это Лунный Мотылек, с ним вы не должны попасть в беду.
      Тиссель без особой охоты принялся разглядывать маску. Она была сшита из мышиного цвета меха; по краям отверстия для рта торчали пучки шерсти, на лбу -- пара усиков, похожих на перья. У висков болтались белые завязки, а под глазами нависали ряды красных складок, производя впечатление одновременно скорбное и комическое.
      -- Эта маска предполагает какой-то престиж? -- спросил Тиссель.
      -- Ни малейшего.
      -- Но ведь я Председатель Консульства,-- возразил Тиссель.-- Я представляю Внутренние Планеты, сто миллиардов человек...
      -- Если Внутренние Планеты хотят, чтобы их представитель носил маску Победителя Морских Драконов, пуская присылают сюда Победителя Морских Драконов.
      -- Понимаю,-- пробормотал Тиссель.-- Ну, что ж, если надо...
      Ролвер тактично отвел глаза. Тиссель снял Победителя Морских Драконов и приладил к лицу скромного Лунного Мотылька.
      -- Надеюсь, в ваших магазинах я найду что-нибудь более подходящее,-- сказал Тиссель.-- Мне говорили, что человек просто заходит в магазин и выбирает что хочет. Это верно?
      Ролвер повернулся и критически осмотрел Тисселя. -- Эта маска -- по крайней мере, на первое время -- подходит вам как нельзя лучше. И имейте в виду: не берите в магазинах ни единой вещички, пока не узнаете ее хорровую ценность. Владелец магазина теряет в престиже, если персона с низкой хоррой позволяет себе вольности с его лучшими работами.
      Тиссель возмущенно тряхнул головой.
      -- Но мне ничего этого не объяснили! Я конечно знал о масках, и что мастера безмерно честны и усердны; но весь этот престиж -- хорра, или как там ее...
      -- Не волнуйтесь,-- сказал Ролвер.-- Пройдет год-другой и вы начнете понимать что к чему. Я надеюсь, вы владеете языком?
      -- Да, разумеется.
      -- И на каких инструментах вы играете?
      -- Ну... я так понял, что можно играть на любом маленьком инструменте или просто петь.
      -- Крайне неверно. Только рабы поют без аккомпанемента. Советую вам как можно быстрее освоить следующие инструменты. Химеркин для рабов. Гангу для разговоров с близкими приятелями или же с теми, кто немного ниже вас по хорре. Кив для вежливых бесед при случайных встречах. Зачинко для более официальных контактов, страпан и кродач для тех, кто ниже вас по престижу... ну, в вашем случае -- если захотите указать кому-то его место. Гомопард** или двойной камантил*** -для церемоний,-- Он секунду подумал.-- Очень полезны еще кребарин -- водяная лютня, и слобо, но с ними можно повременить. Сначала -- эти, основные. Они обеспечат вам элементарный уровень общения.
      -- Вы не преувеличиваете? -- осмелился предположить Тиссель.-- И... не шутите?
      Ролвер мрачно рассмеялся.
      -- Отнюдь нет. Теперь, в первую очередь, вам необходим ковчег. А затем -- рабы.
      Ролвер повел Тисселя к пристаням Фана -- полтора часа пути с космодрома -- по чудесной тропе в тени огромных деревьев. Ветви их гнулись под тяжестью фруктов, хлебных плодов, стручков с сахарным соком.
      -- На данный момент,-- говорил Ролвер,-- здесь, в Фане всего четверо иномирян, включая вас. Я отведу вас к Велибусу, это наш коммерческий агент. Подозреваю, что у него найдется старый ковчег, который он мог бы вам одолжить.
      Корнелий Велибус жил в Фане уже пятнадцать лет, и повысил свою хорру настолько, что с уверенностью носил маску Южного Ветра. Она представляла собой голубой диск, инкрустированный лазуритом и окруженный мерцающим ореолом из змеиной шкуры. Велибус оказался более приветливым и сердечным, нежели Ролвер. Он не только дал Тисселю ковчег, но и снабдил его десятком музыкальных инструментов и парой рабов в придачу.
      Пораженный такой щедростью, Тиссель заикнулся было о цене, но Велибус выразительным жестом прервал его:
      -- Дорогой мой, вы на Сирене. Такие пустяки здесь ничего не стоят.
      -- Но ковчег...
      Велибус испустил короткий изысканный пассаж на киве.
      -- Буду откровенен с вами. Сээр Тиссель. Дом постарел и обветшал. Я не могу в нем жить; мой статус пострадает,-Изящная мелодия сопровождала его речь.-- Но вас пока что не тревожит статус. Все что вам нужно -- кров, уют, покой -- и защита от Ночных.
      -- Ночных?
      -- Это каннибалы которые бродят по берегу после заката.
      -- Ах, да. Сээр Ролвер говорил мне.
      -- О, жуткие твари. Не будем о них,-- Кив Велибуса издал пронзительную трель.-- Теперь что касается рабов,-- Он задумчиво постучал пальцем по лбу лазурной маски.-- Думаю, Рекс и Тоби будут вам служить на совесть.
      Он легонько пристукнул по химеркину и крикнул:
      -- А в а н с э к с т р о б у!
      Вошла рабыня в одеянии из множества полос розовой материи, туго обхватывающий ее тело. Черную маску украшали перламутровые блестки.
      -- Ф а с к у э ц Р е к с э Т о б и.
      Появились Рекс и Тоби в свободных масках и желтом кожаных куртках. Велибус, звучно бряцая химеркином, объявил что у них новый хозяин. Рабы пали ниц и хрипло пропели обет верности Тисселю. У того вырвался нервный смешок. Он попытался сконструировать фразу на Сиренийском языке:
      -- Идите на ковчег, уберите в нем, принесите на борт еду.
      Тоби и Рекс, не мигая, тупо глядели на него сквозь прорези в масках. Велибус повторил слова Тисселя под грохот химеркина. Рабы с поклоном удалились. Тиссель в рассеянности принялся рассматривать инструменты.
      -- Не представляю, как я смогу научиться всему этому.
      Велибус обернулся к Ролверу.
      -- А что Керсхол? Он не согласится дать Сээру Тисселю несколько вводных уроков?
      -- Думаю, вполне.
      -- Кто это -- Керсхол? -- спросил Тиссель.
      -- Третий из нашей эмигрантской группки,-- объяснил Велибус,-- антрополог. Вы читали его "Зундар великолепный"? А "Ритуалы Сирены"? "Безликий народ"? Нет? Жаль. Прекрасные работы. У Керсхола высокий престиж; по-моему, он даже наведывается в Зундар. Он носит Пещерную Сову, а иногда Звездного Скитальца и даже Мудрого Арбитра!
      -- В последнее время он пристрастился к Змею Экватора,-- заметил Ролвер.-- С золотыми клыками.
      -- В самом деле? -- восхитился Велибус.-Что ж, он этого заслуживает. Чудесный человек! -- и Велибус задумчиво пробежал пальцами по клавишам зачинко.
      ...Прошло три месяца. Под опекой Мэтью Керсхола Тиссель прилежно осваивал химеркин, гангу, страпан, кив, гомопард и зачинко. Двойной камантил, кродач, слобо и другие инструменты могут подождать, сказал Керсхол, пока Тиссель обучится игре не шести основных. Керсхол одолжил Тисселю записи особо характерных Сиренийских диалогов в разных настроениях и под различный аккомпанемент, чтобы тот знакомился с популярными музыкальными обычаями и совершенствовался в тонкостях интонаций и различных ритмов -- перекрестных, сложных, скрытых. Нет прекраснее науки, чем Сиренийская музыка утверждал Керсхол, и Тиссель погрузился в неисчерпаемые глубины нового предмета. Четвертьтоновая настройка инструментов позволяла использовать двадцать четыре тональности, которые в сочетании с пятью основными ладами давали сто двадцать звукорядов. Керсхол, однако, советовал Тисселю для начала брать каждый инструмент в его основной тональности и всего на двух ладах.
      Поскольку никаких неотложных дел, кроме еженедельных визитов к Мэтью Керсхолу, у Тисселя в Фане не было, он увел свой ковчег на восемь миль к югу и пришвартовал его под скалистым мысом. Если бы не беспрестанные музыкальные занятия, жизнь его можно было бы назвать идиллической и безмятежной. Море было тихо и прозрачно, как хрусталь; берег лежал совсем рядом, окаймленный серебристой изумрудно-зеленой и пурпурной лесной листвою. Тоби и Рекс занимали две комнатушки в носовой части ковчега, Тиссель обитал на корме. Время от времени он тешил себя мыслью о третьем рабе -- точнее о юной рабыне, которая внесла бы аромат свежести и очарования в его повседневный уклад. Но Керсхол отговорил Тисселя от этой затеи, боясь как бы не угас его музыкальный пыл. Тиссель нехотя согласился и всецело посвятил себя шести инструментам.
      Дни летели быстро. Ослепительный блеск закатов и рассветов, белые облачка и бирюзовая гладь моря, ночное небо, на котором ярко горели все двадцать девять звезд созвездия СИ-1-715 -все это радовало Тисселя и не могло ему наскучить. Поездки в Фан приятно разнообразили жизнь: пока Тоби и Рекс добывали еду, Тисселя потчевали советами и наставлениями в роскошном ковчеге Мэтью Керсхола. И вот теперь, спустя три месяца -послание, которое камня на камне не оставляет от привычного уклада: на Сирену явился Хаксо Энгмарк, преступник, безжалостный и коварный убийца! "...Заключение под стражу... привести в исполнение... провал недопустим... чрезвычайно опасен... уничтожить без колебаний..."
      Умение бегать быстро не входило в число главных достоинств Тисселя. Уже через полсотни ярдов он, запыхавшись, перешел на шаг. Тиссель шел по низким холмам, покрытым белым бамбуком и черным папоротником; через поляны, желтые от травяных орехов; через сады и дикие виноградники. Прошло двадцать минут; двадцать пять... Тиссель понял, что опоздал, и ощутил неприятный холодок в животе. Хаксо Энгмарк уже приземлился и теперь, должно быть, движется в Фан этой же дорогой, навстречу ему... Но по пути Тисселю встретились лишь мальчик в шуточно-свирепой маске Хмельного Островитянина да две девушки -- Красная Иволга и Зеленый Дятел; четвертым стал мужчина под маской Лесного Гоблина. Поравнявшись с ним Тиссель резко остановился. Что, если это Энгмарк?
      Тиссель решил прибегнуть к хитрости. Он резко подошел к человеку и, глядя прямо в отвратительную маску, сказал на языке Внутренних Планет:
      -- Энгмарк! Ты арестован!
      Лесной Гоблин непонимающе взглянул на него и пошел дальше. Тиссель преградил ему дорогу. Он потянулся было к ганге, но, вспомнив реакцию конюха, взял аккорд на зачинко.
      -- Вы следуете из космопорта,-- пропел Тиссель.-- Что видели вы там?
      Лесной Гоблин протрубил в сигнальный рожок. Так на Сирене задирали врагов на поле битвы, сзывали животных, а порою даже бранились, грубо и непристойно.
      -- Куда я следую и что я вижу, касается меня лишь одного. Посторонись, иначе растопчу!
      Лесной Гоблин двинулся вперед, словно намереваясь осуществить свою угрозу. Тиссель, едва успев отскочить в сторону, смотрел на его удаляющуюся спину. Энгмарк? Вряд ли. Так владеть рожком...
      Придя в космопорт, Тиссель направился прямиком в контору Ролвера. Тяжелая дверь была полуоткрыта. На пороге показался человек в маске из тусклых зеленых чешуек, слюдяных пластинок, выкрашенного голубой эмалью дерева и черных перьев. Птица-Крачка.
      -- Сээр Ролвер,-- взволнованно выпалил Тиссель,-- кто сошел с "Карины Крузейро"?
      Ролвер посмотрел на него долгим взглядом.
      -- Почему вы спрашиваете?
      -- Почему я спрашиваю! -- вспылил Тиссель.-- Вы же видели космограмму, которую прислал мне Кастель Кромартин!
      -- Ах, да,-- сказал Ролвер.-- Да, конечно.
      -- Мне ее вручили полчаса назад! -- пожаловался Тиссель.-- Я тут же кинулся... Где Энгмарк?
      -- Я полагаю, в Фане,-- сказал Ролвер.