За несколько минут до полудня солнце совершило скачок к югу и закатилось за горизонт.

Сестра Мария сдернула солнечный шлем со своей красивой головки и швырнула его на диванчик — жест, который удивил и встревожил ее мужа Брата Раймонда.

Он схватил ее за вздрагивающие плечи:

— Ну, дорогая моя, легче. Гнев нам не поможет.

По щекам сестры Марии катились слезы:

— Как только мы вышли из дома, солнце прыжком скрылось из виду! Это случается каждый раз!

— Ладно, мы должны соблюдать спокойствие. Скоро взойдет другое.

— Это может быть через час! Или через десять часов! А у нас есть работа!

Брат Раймонд подошел к окну, отдернул накрахмаленные кружевные занавески и вгляделся в мрак.

— Мы можем выйти сейчас и поднялся на холм до ночи.

— Ночь? — вскричала Сестра Мария. — Что ты называешь ночью?

Брат Раймонд сурово сказал:

— Я имею ввиду ночь по Часам. Настоящую ночь.

— Часы… — Сестра Мария вздохнула и плюхнулась в кресло. — Если бы не Часы, все бы мы сошли с ума.

Брат Раймонд посмотрел из окна на Утес Спасения, где, невидимые, возвышались огромные массивные Часы. Мария подошла к нему. Они стояли рядом, пытаясь проникнуть взглядом сквозь мрак. Мария вздохнула:

— Извини, дорогой, но я очень расстроилась.

Раймонд потрепал ее по плечу:

— Жизнь на Глории не шутка.

Мария решительно покачала головой:

— Я не должна была позволять себе такого. Надо думать о колонии. Пионеры не могут быть слабаками.

Они стояли рядом, черпая спокойствие друг в друге.

— Смотри, — показал Раймонд. — Наверху огонь, в Старом Флитвилле.

Они посмотрели недоуменно на искру во мраке.

— Предполагалось, что все они внизу, в Новом Городе, — пробормотала Сестра Мария. — Если это не какая-то церемония… Мы давали им соль…

Кисло улыбнувшись, Раймонд высказал фундаментальный постулат их жизни на Глории:

— Ты не можешь сказать о флитах ничего определенного. Они совершенно непредсказуемы.

Мария ответила еще более фундаментальной истиной:

— Кто угодно может делать что угодно. Непредсказуемы все.

— К флитам это относится в большей степени… Они вольны даже умирать без нашего утешения и помощи.

— Мы делаем все, что можем, — сказала Мария. — Это не наша вина! — Сказала она это таким тоном, что казалось, будто вина именно ее.

— Никто не может порицать…

— За исключением Инспектора… До появления колонии флиты процветали.

— Мы их не беспокоим, ни на что не посягаем, не пристаем к ним, ни во что не вмешиваемся. Фактически, мы отказались от помощи им. А в качестве благодарности они ломают наши ограды, спускают канал и заляпывают грязью нашу свежую краску!

Сестра Мария тихо сказала:

— Иногда я ненавижу всю Колонию.

Брат Раймонд привлек ее к себе и потрепал красивые волосы, которые она уложила в аккуратный пучок.

— Ты будешь себя чувствовать лучше, когда появится одно из солнц. Пошли?

— Темно, — засомневалась Мария. — Глория достаточно плоха даже днем.

Раймонд выпятил подбородок и посмотрел в окно, за которым был мрак:

— Это день. Часы говорят, что это день. Это настоящая реальность и мы должны ее придерживаться! Это наша связь с истиной и здравым смыслом!

— Хорошо, — сказала Мария. — Пошли.

Раймонд поцеловал ее в щеку:

— Ты очень храбрая, дорогая моя. Ты честь нашей колонии.

Мария покачала головой:

— Нет, дорогой. Я не лучше и не храбрее любой другой. Мы явились на эту планету, чтобы возвести здесь жилища и жить по Правде. Мы знали, что работа будет трудной. От каждого очень много зависит. Здесь нет места слабости.

Раймонд поцеловал ее снова, она со смехом запротестовала и отвернулась.

— Я думаю, что ты очень храбрая — и очень красивая.

— Возьми фонарь, — сказала Мария. — Возьми несколько фонарей. Никто не знает, сколько эти нестерпимые времена мрака продлятся.

Они отправились в путь пешком, потому что в Колонии частные средства транспорта считались социальным злом. Впереди, невидимый во мраке, возвышался Гран Монтан, резервация флитов. По сторонам дороги угадывались остроконечные массы утесов, а позади — аккуратные поля, изгороди, дороги Колонии. Они пересекли канал, который отводил воды извилистой реки в ирригационную сеть. Раймонд осветил фонарем бетонное ложе. Они остановились и смотрели молча, и тишина эта была красноречивее, чем любые ругательства.

— Он сухой! Они снова разрушили дамбы.

— Зачем? — спросила Мария. — Зачем? Они не пользуются речной водой!

Раймонд пожал плечами:

— Я думаю, они просто не любят этот канал. Ладно, мы сделали бы для них самое лучшее, если бы знали как это сделать, — и он вздохнул.

Дорога вилась серпантином по склону. Они миновали покрытый лишайниками корпус звездного корабля, который пятьсот лет назад потерпел крушение на Глории.

— Кажется совершенно невероятным, что флиты когда-то были обычными мужчинами и женщинами, такими же как и мы, — сказала Мария.

— Нет, не как мы, дорогая, — поправил вежливо Раймонд.

Сестра Мария вздрогнула:

— Флиты и их козы! Иногда мне кажется, что их трудно отличить друг от друга.

Вскоре Раймонд свалился в яму, на дне которой были ил и некоторое количество воды. Грязь засасывала и представляла собой опасность. Барахтаясь, задыхаясь, с отчаянной помощью Марии он выбрался на твердую почву и стоял, дрожа — сердитый, продрогший, промокший до нитки.

— Вчера этой проклятой штуки здесь не было, — он принялся соскребать ил с лица, с одежды. — Из-за этих проклятых фокусов жизнь здесь кажется такой трудной.

— Надо быть выше этого, дорогой, — ответила Мария страстно. — Мы будем бороться с этим, подчиним это себе! Когда-нибудь на Глории будет порядок.

Пока они решали, продолжать путь или нет, из-за северо-западного горизонта выкатился пузырь Красного Робундуса, и они смогли оценить ситуацию. Брюки цвета хаки Брата Раймонда и его белая рубашка оказались, конечно, грязными. Походный костюм Сестры Марии был едва ли чище.

Раймонд удрученно сказал:

— Я должен вернуться в бунгало и переодеться.

— Раймонд, у нас есть время?

— В таком виде я буду чувствовать себя среди флитов как дурак.

— Они даже не заметят.

— Ну что с ними поделаешь, — отрезал Раймонд.

— У нас нет времени, — решительно сказала Мария. — Инспектор бдит, а флиты каждый день мрут как мухи. Говорят, это наша вина — и, значит, конец Колонии Евангелистов. — Помолчав, она осторожно добавила: — Но помочь флитам надо не только поэтому.

— Я думаю, что в чистой одежде я произведу на них лучшее впечатление,

— сказал Раймонд нерешительно.

— Фу! Фиг их заботит чистая одежда, при их-то небрежности.

— Думаю, ты права.

Над юго-восточным горизонтом появилось маленькое желто-зеленое солнце.

— А вот и Урбан… Не было бы так темно, как в угольной яме, будь на небе три или четыре солнца сразу!

— Солнечный свет заставляет злаки расти, — сказала Мария сладким голосом.

Полчаса они шли вверх, затем остановились, чтобы перевести дыхание, и посмотрели в сторону Колонии, которую так любили. Семьдесят две тысячи душ жили на расчерченной на клетки зеленой равнине; там стояли ряды аккуратных белых домиков, чистеньких, свежевыкрашенных, с белоснежными занавесками на окнах, с газонами и палисадниками, полными тюльпанов, с огородами, где росли капуста, свекла и кабачки.

Раймонд посмотрел на небо и сказал:

— Собирается дождь.

— Откуда ты взял?

— Вспомни потоп, который случился, когда совсем недавно Урбан и Робундус оба были на западе.

Мария покачала головой:

— Это ничего не значит.

— Если что-то есть, оно что-то должно значить. Этот закон нашей Вселенной — базис всего нашего мышления!

С горных кряжей ударил по ним порыв ветра, взметнувший пыльные вихри, которые, кружась в свете двух светил — желто-зеленого Урбана и Красного Робундуса, сплетались в многоцветные ленты, приобретали странные формы.

— Вот твой дождь, — Мария старалась перекричать рев ветра.

Раймонд решительно продолжал путь. Вскоре ветер стих.

Мария сказала:

— На Глории я поверю в дождь или вообще во что-либо только в том случае, если это случится.

— У нас пока еще мало фактов, — настаивал Раймонд. — В непредсказуемости нет ничего магического.

— Это всего лишь непредсказуемость, — она взглянула назад, на склон Гран Монтана. — Поблагодарим бога за Часы — хоть что-то есть у нас надежное.

Дорога шла через холмы, мимо сборища рогатых пиков, мимо островков серого кустарника и пурпурной колючей травы. Случалось, дороги не было и им приходилось разыскивать путь как первопроходцам. Иногда дорога кончалась у оползней и продолжалась на десять футов выше или ниже. Но это были второстепенные неудобства, которые они преодолевали как нечто само собой разумеющееся. Только когда Робундус двинулся к югу, а Урбан нырнул к северу, они действительно обеспокоились.

— Немыслимо, что солнце садится в семь вечера, — сказала Мария.

— Это слишком нормально, слишком соответствует реальности.

В семь пятнадцать оба солнца сели. Десять минут заката, пятнадцать минут сумерек — затем ночь непредсказуемой длительности.

Но закат они пропустили из-за землетрясения. По дороге забарабанили камни. Раймонд с Марией спрятались под гранитным козырьком. Валуны продолжали стучать по дороге и, кружась, скатываться дальше по склону.

Каменный дождь кончился, только отдельные камешки еще прыгали по земле, словно запоздалые мысли.

— Кончилось? — спросила Мария хриплым шепотом.

— Вроде бы.

— Мне хочется пить.

Раймонд протянул ей флягу. Она отхлебнула.

— Сколько еще до Флитвилла?

— Старого Флитвилла или Нового Города?

— Неважно. Любого.

Раймонд замялся:

— Фактически я не знаю расстояния ни до одного из них.

— Но мы не можем оставаться здесь ночью.

— Наступает день, — сказал Раймонд, заметив, что белый карлик Мауд начал серебрить небо на северо-востоке.

— Это ночь, — объявила Мария спокойно, но в голосе ее чувствовалось тщательно подавляемое отчаяние. — Часы говорят, что это ночь. Пусть сияют все солнца в галактике, даже наше Родное Солнце. Поскольку Часы говорят, что ночь, значит ночь!

— В любом случае, дорогу мы видеть можем… Новый Город за этим гребнем, я узнаю этот большой шпиль. Когда я проходил здесь в последний раз, он был.

Раймонд больше всего удивился, найдя Новый Город именно там, где он поместил его. Они поплелись в деревню.

— Как-то здесь все очень уж обманчиво тихо.

Город состоит из трех дюжин хижин из бетона и хорошего чистого стекла, в каждую проведена отфильтрованная вода, в каждой душ, ванна и туалет. В угоду предрассудкам флитов на крышах зданий настлана колючка, а в домах нет внутренних перегородок. Сейчас все хижины были пусты.

Мария заглянула в хижину.

— Ммм… ужасно! — она сморщила нос. — Запах!

В окнах второй хижины не было стекол. Лицо Раймонда стало мрачным и сердитым.

— Когда я волок сюда это стекло, спина моя стерлась в волдыри. Вот как они нас благодарят.

— Мне не важно, благодарят они нас или нет, — сказала Мария. — Я беспокоюсь об инспекторе. Он будет стыдить нас за… — она махнула рукой,

— за эту грязь. Ведь предполагается, что мы за них отвечаем.

Задыхаясь от негодования, Раймонд осмотрел деревню. Он вспомнил тот день, когда был закончен Новый Город — образцовое поселение, тридцать шесть чистеньких хижин, едва ли хуже, чем бунгало Колонии. Архидиакон Барнет провозгласил благословение; волонтеры-рабочие преклонили колени и воздали молитву на центральной площади. Пятьдесят-шестьдесят флитов спустились с горных гребней посмотреть.

В лохмотьях, с широко раскрытыми глазами, мужчины все хрящеватые, с нечесаными волосами, женщины полные, хитрые, склонные к промискуитету — так, по крайней мере, считали колонисты.

После молитвы архидиакон Барнет преподнес вождю племени большой ключ из позолоченной фанеры:

— Передаю деревню в ваше владение, вождь. Это будущее вашего народа, это его благосостояние! Охраняйте деревню, лелейте ее!

Вождь стоял, было в нем семь футов роста, тощий как жердь. Профиль его казался словно резным, острый и суровый, черепаший. Одежда его была черным сальным тряпьем. В руках он держал длинный посох, обитый козьей шкурой. Он один из племени говорил на языке колонистов, хотя и с акцентом, который шокировал слушавших его.

— Они меня не волнуют, — сказал вождь небрежным хриплым голосом.

— Они делают то, что им нравится. Так лучше.

Архидиакон Барнет встречался и раньше с таким отношением к жизни. Человек большого ума, он не чувствовал возмущения и хотел опровергнуть своими аргументами то, что считал нерациональным.

— Разве вы не хотите стать цивилизованным народом? Разве вы не хотите поклоняться Богу, жить чистой и здоровой жизнью?

— Нет.

Архидиакон усмехнулся:

— Ладно, мы вам поможем в любом случае. Мы научим вас читать, считать, мы будем лечить ваши болезни. Конечно, вы должны соблюдать чистоту и усвоить некоторые повседневные привычки — потому что это означает цивилизованность.

Теперь усмехнулся вождь:

— Вы даже не знаете, как пасти коз.

— Мы не миссионеры, — продолжил Архидиакон Барнет. — Но когда вы будете готовы познать Истину, мы поможем вам.

— Ммм… ммм — какую вы от этого получите выгоду?

Архидиакон улыбнулся:

— Мы не ищем выгоды. Вы люди, наши товарищи. Мы обязаны вам помочь.

Вождь повернулся и сказал что-то племени; оно, сломя голову, кинулось вверх по скалам, карабкаясь по кручам, словно скопище безумных призраков — волосы развевались, козлиные шкуры полоскались по ветру.

— Что это? Что это? — закричал Архидиакон. — Вернитесь, — крикнул он вождю, который уже догонял племя.

Вождь посмотрел на него со скалы:

— Вы все сумасшедшие люди.

— Нет, нет, — выкрикнул Архидиакон. Сцена была просто замечательной, прямо для театральных подмостков: беловолосый Архидиакон, взывающий к дикарю, вождю племени — святой, командующий сатирами. И все это в изменчивом свете трех светил.

Каким-то образом он соблазнил вождя перебраться в Новый Город. Старый Флитвилл был в полумиле вверх, на седловине, продуваемой всеми ветрами. Там часто лежали облака, спускающиеся с вершины Гран Монтана. Там даже козы с трудом цепляли копыта за скалы. Там было холодно, промозгло, уныло. Архидиакон каждому расписывал недостатки Старого Флитвилла. Он говорил, что вождь предпочитает Новый Город.

Пятьдесят фунтов соли изменили положение. Архидиакон пошел на компромисс в своем отношении ко взяткам. Шестьдесят человек из племени с видом изумленного беспристрастия переселились в новые хижины. Они считали, что Архидиакон заставляет играть их в какие-то дурацкие игры.

Архидиакон еще раз благословил деревню. Колонисты преклонили колени. Флиты с любопытством наблюдали за ними из окон и дверей своих новых домов. Человек двадцать-тридцать запрыгали вниз по скалам, гоня перед собой стадо коз, которых они разместили в маленькой часовне. Улыбка Архидиакона стала болезненной и неподвижной, но, к чести его будь сказано, он не вмешивался.

Через некоторое время колонисты вернулись в долину. Они сделали, что могли, но сами не были уверены, то ли они сделали.

И вот, через два месяца, Новый Город опустел. Брат Раймонд и сестра Мария шли по деревне, и пустые хижины показывали им темные окна и зияющие двери.

— Куда они ушли? — спросила тихо Мария.

— Они все безумцы, — сказал Раймонд. — Абсолютные безумцы, — он подошел к часовне и просунул голову сквозь двери. Костяшки пальцев его вдруг побелели, с такой силой он вцепился в дверную раму.

— В чем дело? — спросила беспокойно Мария.

Раймонд оттеснил ее от часовни.

— Трупы… десять, двенадцать… пятнадцать трупов.

— Раймонд! — они поглядели друг на друга. — Как? Почему?

Раймонд покачал головой. Они одновременно посмотрели в сторону Старого Флитвилла на холме.

— Я думаю, что обязанность выяснить лежит на нас.

— Но это… это такое прекрасное место, — взорвалась Мария. — Они… они животные! Им должно было здесь нравиться! — Она отвернулась в сторону долины, чтобы Раймонд не мог видеть ее слез. Новый город значил для нее очень много. Своими руками она брала белые отмытые камни и выкладывала из них аккуратные заборчики вокруг каждой хижины. Заборчики были нещадно разрушены, и Мария оскорбилась в лучших своих чувствах.

— Они не отвечают за себя, — сказала она Раймонду, — совершенно безответственные люди.

Раймонд кивнул ей:

— Пойдем вверх, Мария, у нас есть обязанности.

Мария вытерла слезы:

— Я знаю, что все они божьи создания, но я не знаю, почему, — она взглянула на Раймонда, — не говори мне только, что пути Господни неисповедимы.

— Хорошо, — сказал Раймонд. Они начали карабкаться по скалам к старому Флитвиллу. Долина внизу все уменьшалась и уменьшалась. Мауд застрял в зените.

Они остановились перевести дыхание. Мария вытерла лоб.

— Или я сошла с ума, или Мауд увеличивается в размерах.

Раймонд посмотрел на небо.

— Похоже, разбух немного. Я думаю, в этой планетной системе ничего такого случится не может. Если бы в орбите Глории была какая-то нерегулярность, наши аналитики знали бы об этом.

— Мы можем прекрасно свалиться на одно из солнц, — сказала задумчиво Мария.

Раймонд пожал плечами:

— Система в стабильном состоянии не менее нескольких миллионов лет. Это самая лучшая гарантия.

— Наша единственная гарантия, — Мария сжала кулаки. — Если бы хоть в чем-то, хоть где-то была бы хоть какая-то уверенность — что-то, на что можно было посмотреть и сказать: это непреложно, это не изменится, на это можно рассчитывать. Но здесь ничего нет! Этого вполне достаточно, чтобы сойти с ума!

На лице Раймонда появилась вялая улыбка:

— Дорогая, в Колонии вполне хватает неприятностей.

Мария мгновенно протрезвела:

— Извини… извини, дорогой Раймонд. Пожалуйста.

— Я уже беспокоился по этому поводу, — сказал Раймонд, — вчера я разговаривал с Бирчем, директором Дома Успокоения.

— Сколько там сейчас?

— Около трех тысяч. И каждый день поступают новые, — он вздохнул, — что-то есть на Глории такое, что перемалывает нервную систему человека, не спрашивай об этом.

Мария глубоко вздохнула и сжала руку Раймонда:

— Мы преодолеем все это, дорогой, мы победим! Мы установим привычный распорядок и будем жить в добродетели.

Раймонд склонил голову:

— С божьей помощью.

— Мауд движется, — сказала Мария, — нам бы успеть в Старый Флитвилл, пока светло.

Через несколько минут им встретилась дюжина коз, которых пасла дюжина нечесаных ребятишек. Некоторые были в тряпье, другие в козлиных шкурах, прочие бегали вокруг нагишом. Ветер хлестал по их похожим на стиральные доски ребрам.

На другой тропе им попалось еще одно стадо коз, возможно, в сотню голов. Пастух-мальчишка был один.

— Вот как флиты ведут дела, — сказал Раймонд, — двенадцать ребят пасут двенадцать коз, а один — сотню.

— Они несомненно жертвы какой-то умственной болезни… Безумие наследуется?

— Это спорный вопрос… Я чувствую запах старого Флитвилла.

Мауд ушел за горизонт под углом, который обещал долгие сумерки. С трудом передвигая ноющие от перенапряжения ноги, Раймонд с Марией потащились вверх, в деревню. За ними шли козы и дети, совершенно перемешавшись друг с другом.

Мария сказала с отвращением:

— Они бросили Новый Город — красивый, чистый Новый Город — и вернулись в эту грязь.

— Не наступи на козу! — Раймонд обвел ее вокруг корявого тела животного, лежавшего на тропе. Мария закусила губу.

Они нашли вождя. Он сидел на скале и глядел вдаль. Он приветствовал их, не высказав ни удивления, ни удовольствия. Группа детей складывала костер из веток и сухих щепочек.

— Что происходит? — спросил Раймонд с вымученной улыбкой. — Праздник? Танцы?

— Четверо мужчин, две женщины. Они сошли с ума, они умерли. Мы сожжем их.

Мария посмотрела на погребальный костер:

— Я не знала, что вы сжигаете мертвых.

— На этот раз мы их сожжем, — вождь протянул руку и дотронулся до глянцевых золотистых волос Марии. — Вы станете моей женой на некоторое время.

Мария отпрянула и сказала дрожащим голосом:

— Нет, благодарю. Я замужем за Раймондом.

— Все время?

— Все время.

Вождь покачал головой:

— Вы сошли с ума. Вы очень скоро умрете.

— Почему вы сломали канал? Десять раз мы его ремонтировали, десять раз флиты спускались вниз в темноте и разрушали дамбы.

Вождь поколебался, но ответил:

— Канал сумасшедший.

— Он не сумасшедший. Он орошает поля, он помогает фермерам.

— Он слишком много идет одинаковым.

— Вы хотите сказать, что он прямой?

— Прямой? Прямой? Что это за слово?

— В одну линию — в одном направлении.

Вождь стал раскачиваться взад-вперед.

— Глядите — гора. Она прямая?

— Нет, конечно, нет.

— Солнце прямое?

— Послушайте…

— Моя нога, — вождь протянул ногу, кривую, волосатую. — Прямая?

— Нет, — вздохнул Раймонд. — Ваша нога не прямая.

— Тогда почему вы делаете канал таким прямым? Безумие. — Он сел. Тема была исчерпана. — Зачем вы пришли?

— Слишком много флитов умирает, — сказал Раймонд. — Мы хотим вам помочь.

— Верно, умирают. Но это не моя вина и не ваша.

— Мы не хотим, чтобы вы умирали. Почему вы не живете в Новом Городе?

— Флиты сходят с ума, прыгают со скал, — он встал. — Пошли, готова еда.

Преодолев брезгливость, Мария с Раймондом вгрызлись в куски жареной козлятины. Шесть тел умерших безо всяких церемоний были брошены в огонь. Несколько флитов начали танцевать.

Мария толкнула локтем Раймонда:

— Ты можешь понять культуру по ее танцам. Смотри.

Раймонд посмотрел:

— Я не замечаю никакой упорядоченности. Некоторые совершают двойные прыжки, приседают, другие ходят кругами, несколько человек просто хлопают в ладони.

Мария прошептала:

— Они все безумны. Как кулики.

Раймонд кивнул:

— Я согласен с тобой.

Начался дождь. Красный Робундус взорвал светом небо на востоке, но не обеспокоился подняться из-за горизонта. Дождь перешел в ливень. Мария с Раймондом спрятались в хижине. К ним присоединились несколько мужчин и женщин и от безделья начали любовные игры.

Мария прошептала в отчаянии:

— Они собираются делать это прямо перед нами. У них отсутствует всякий стыд.

Раймонд мрачно сказал:

— Я не собираюсь обратно под дождь. Пусть делают что хотят.

Мария дала пощечину одному из мужчин, который стал стаскивать с нее сорочку. Тот отпрыгнул.

— Как собаки, — выдавила она.

— Личность ничем не подавляется, — сказал Раймонд. — Подавление означает психоз.

— Тогда я психопатка, — фыркнула Мария, — потому что я подавляю свою личность!

— И я тоже.

Ливень кончился. Ветер из теснины разогнал облака. Небо прояснилось. Раймонд и Мария с облегчением вышли из хижины.

Ливень залил костер; в пепле лежали шесть обугленных трупов, на них никто не обращал внимания.

Раймонд задумчиво произнес:

— Что-то на кончике языка… вертится в уме…

— Что?

— Решение всего этого недоразумения с флитами.

— Ну?

— Что-то в следующем роде: флиты безумны, иррациональны, безответственны.

— Согласна.

— Прибывает Инспектор. Мы должны продемонстрировать, что Колония не представляет угрозы аборигенам — в данном случае флитам.

— Мы не можем заставить флитов повысить свои жизненные стандарты.

— Нет. Но если мы вылечим их разум, если только начнем лечить их массовые психозы…

Мария довольно скептически посмотрела на Раймонда:

— Но это страшный труд.

Раймонд покачал головой:

— Используй формальное мышление, дорогая. Есть реальная проблема: группа аборигенов слишком психопатична, чтобы выжить. Решение: устранить психоз.

— У тебя все звучит очень разумно, но, Господи, с чего начать?

Подошел вождь, ноги как веретено. Он жевал кусок козлиной кишки.

— Мы начнем с вождя, — сказал Раймонд.

— Все равно, что подвешивать колокольчик к кошке.

— Соль, — сказал Раймонд. — За соль он сдерет со своей бабушки кожу.

Раймонд подошел к вождю, который, похоже, удивился, что гости еще в деревне. Мария ждала чуть поодаль.

Раймонд начал спорить с вождем. Тот сначала казался потрясенным, потом помрачнел. Раймонд разъяснял, увещевал его. Он делал упор на одной вещи — на соли. Столько, сколько вождь мог унести на себе на свой холм. Вождь посмотрел на Раймонда с высоты своих семи футов, развел руками, отошел в сторону, сел на камень и снова занялся пережевыванием козлиной кишки.

Раймонд присоединился к Марии:

— Он придет, — сказал он.

…Директор Бирч отнесся к вождю исключительно сердечно.

— Нам оказана великая честь! Не часто у нас здесь столь выдающиеся гости! Ведь вы ни разу даже не были!

Вождь рисовал посохом на земле какие-то непонятные фигуры. Он тихо спросил Раймонда:

— Когда я получу соль?

— Теперь очень скоро. Но сначала вам надо пойти с директором Бирчем.

— Пойдемте, — сказал директор Бирч. — Мы прекрасно прогуляемся.

Вождь развернулся и направился в сторону Гран Монтана.

— Нет, нет! — закричал Раймонд. — Вернитесь!

Вождь ускорил шаг.

Раймонд побежал вслед и схватил его за кривые колени. Вождь рухнул как развязанный мешок от садовых инструментов. Директор Бирч всадил ему успокоительное, и вскоре вождь, неуклюжий, с отсутствующим взглядом, был надежно связан и погружен в машину скорой помощи.

Брат Раймонд и Сестра Мария смотрели, как машина покатилась по дороге. Поднявшееся густое облако пыли просвечивало зеленым огнем. Тени имели синевато-пурпурный оттенок.

Мария сказала дрожащим голосом:

— Я надеюсь, что мы поступили правильно… Бедный вождь выглядел так… патетически. Словно один из его козлов, идущий на заклание.

Раймонд сказал:

— Мы должны делать то, что сами считаем правильным, дорогая.

— Но то, что мы сделали, правильно.

Машина скорой помощи скрылась из виду, пыль осела. Из черно-зеленого облака над Гран Монтаном сверкнула молния. Фаро в зените светил словно кошачий глаз. Часы — верные часы, хорошие, в здравом уме — Часы сказали: двенадцать вечера.

— Правильно… — сказала Мария задумчиво, — это очень относительное понятие…

Раймонд сказал:

— Если мы избавим флитов от психоза, если мы сможем научить их чистой упорядоченной жизни, это несомненно будет правильно. — И через несколько мгновений добавил: — И для Колонии это будет хорошо.

Мария вздохнула:

— Наверное, ты прав. Но вождь выглядел так потерянно.

— Мы его завтра навестим, — сказал Раймонд, — теперь спать!

Когда Мария с Раймондом проснулись, сквозь задернутые шторы сочился розовый свет: возможно, сочетание Робундуса с Маудом.

— Погляди на часы, — зевнула Мария. — Это день или ночь?

Раймонд приподнялся на локте. Часы были встроены в стену и являлись уменьшенной копией часов на утесе Спасения. Управлялись они радиоимпульсами из центра.

— Шесть утра. Мы проспали десять часов.

Они встали, надели новые краги и белые рубашки, поели в аккуратной кухоньке, затем Раймонд позвонил в Дом Успокоения.

Из динамика донесся бодрый голос директора Бирча:

— Бог вам поможет, Брат Раймонд.

— Бог вам поможет, директор. Как вождь?

Директор Бирч замялся:

— Приходится держать его на успокоительных средствах. Он нам доставляет очень много хлопот.

— Можете ли вы помочь ему? Это важно.

— Мы можем только попробовать. Займемся им вечером.

— Нам можно присутствовать? — спросила Мария?

— Если хотите… Восемь вечера?

— Хорошо.

Дом Успокоения представлял собой длинное низкое здание на окраине Глория-Сити. Недавно к зданию были пристроены новые крылья, а позади соорудили ряд временных бараков.

Директор Бирч приветствовал их, и на лице его было беспокойство.

— Мы слишком сжали пространство и время. Неужели эти флиты настолько важны для нас?

Раймонд уверил его, что состояние рассудка вождя серьезно касалось каждого в Колонии.

Директор Бирч развел руками:

— Колонисты шумят и требуют процедур. Я полагаю, им придется подождать.

Мария спросила хмуро:

— Все еще… неприятности?

— Дом рассчитан на пятьсот коек, — сказал директор Бирч. — Сейчас у нас три тысячи шестьсот пациентов, не считая тех тысячи восьмисот, которых нам пришлось эвакуировать на Землю.

— Но все-таки идет к лучшему? — спросил Раймонд. — Колония на взлете, нет нужды для беспокойства.

— Беспокойство не то слово, это беда.

— В чем же беда?

— Полагаю, что в непривычной окружающей среде. Мы люди земного типа, здешняя среда для нас слишком чужая.

— Но не настолько же! — возразила Мария. — Мы сделали из этого места точную копию земного сообщества, причем одного из самых лучших. Здесь земные дома, земные цветы, земные деревья.

— Где вождь? — спросил Брат Раймонд.

— Ну… В палате для буйных.

— Он бушует?

— Не проявляя враждебности. Он просто хочет выйти отсюда. Крушит все. Я никогда ничего подобного не видел.

— У вас есть какие-нибудь соображения — хотя бы предварительные?

Директор Бирч мрачно покачал головой:

— Мы стараемся втиснуть его в какую-нибудь классификацию. Смотрите, — он протянул ленту Раймонду, — это его зональная карта.

— Разумность нуль, — Раймонд посмотрел на директора, — что за ерунда?

— Действительно сплошная неопределенность. Мы не могли применить к нему обычные тесты — тематическое восприятие и прочее подобное; они предназначены для нашей собственной культурной среды. Но тесты, которые мы использовали здесь, — он ткнул пальцем в бумагу, — фундаментальны. Они для животных: втыкание колышков в отверстия, распознавание цветов, различие простых узоров, прохождение лабиринтов.