Между тем в мастерской Рон занимался не только обычной работой. Он напряженно вспоминал, вспоминал и делал наброски на металлических пластинках, которые сразу после неудачи кидал в переплавку.

Он провозился до конца февраля, пока не получил нужный ему рисунок. Постепенно он начал переносить его на изделие. После изготовления наброска дальнейшая работа стала делом техники, тем более, что он не стремился украшать свое творение.

Но спрятать изделие куда сложней, чем пластинку, и Рон работал над ним только рано утром или поздно вечером, да и то не слишком часто.

Наконец, к середине мая почти все было готово. За это время Рон пристрастился ходить в лес к северу от цеха. Он был еще суше, чем южный, и там Рон, наконец нашел свои серебристые поляны. Правда, здесь лес был выше, чаще встречались дубы и рябины, и почти не было вереска, отчего лес выглядел менее уютным. Ротен облюбовал себе местечко между корнями огромного дуба, в двухстах ярдах от небольшого ручейка, сворачивавшего на юг, и подолгу сидел там, приманивая знакомую белку.

Эта рыжая белка, отощавшая за время зимы, наверное, жила поблизости и часто сиживала на ветках стоящей недалеко от дуба случайной сосны, где у нее, как полагал Рон, был склад.

Сначала Рон оставлял орехи и сушеные грибы, которые стащил на кухне, под сосной; затем, прислонив руку ребром к дереву, ждал, когда белка спустится вниз головой и заберет подарки прямо с ладони. Наконец, зверек так осмелел, что садился на ладонь, а иногда и на плечо и даже перебегал по земле к дубу, где сидел мальчик, и требовал угощения. Правда, когда Рон както захотел ее погладить, он потом дня три не мог как следует работать левой рукой — зубы у белки оказались острые.

И вот, утром выходного дня, когда (Рон знал точно) никому не взбредет в голову его искать, мальчик взял свое детище и пошел к дубу. Предварительно он завернул к ручейку и набрал в кубок воды. Усевшись поудобнее, Рон сперва закрыл глаза, чтобы сосредоточиться и как следует все вспомнить.

Но вот его глаза открылись. Круги и спирали завораживали, уводили вглубь. Ни у Рона-ротена, ни у Рона-раба ничего бы не вышло. Он бы просто в это не поверил, и скептицизм сковал бы ему мозг. Но Рон — житель Мэгиены уже смотрел в кубок Эмрио и пережил переброску через кристалл.

И ему это удалось! Поверхность воды позеленела, и мальчик увидел лес, а сквозь ротоуки просматривался его родной форт и стража у ворот. Рону показалось даже, что он узнал одного из воинов, но тут его сеанс был прерван.

— И что же ты хочешь в нем увидеть? — раздался сверху насмешливый и чуть печальный голос. Рон вздрогнул, пролив воду себе на колени, и поднял голову. Перед ним стоял рыжеволосый парень, лет двадцати пяти. Таких огненно-рыжих волос Рон еще ни у кого не видел. Они были аккуратно обрезаны, так что не падали на плечи. Глаза у незнакомца были тоже необыкновенные — желтые, как у кошки, но золотистей. Казалось, в них поблескивали огненные искорки. Цвет кожи и волос выдавал в нем уроженца северо-восточного материка. На нем были теплые непромокаемые штаны. (Несмотря на то, что уже стоял май, было еще холодно.) Такую же меховую куртку, прикрытую непромокаемой тканью, он все же снял и привязал себе на пояс. Рубашка на нем была ярко-красная, без каких-либо нашивок, а за спиной висел опять-таки непромокаемый рюкзак, из которого торчала гитара. Единственным украшением юноши была вышитая повязка, прикрывавшая уши и удерживавшая волосы. Он опирался на дорожный посох, а на ногах, в отличии от большинства жителей Мэгиены у него были не сапоги, а сандалии на босу ногу. Рон знал, что они очень удобны при долгой ходьбе по лесу — не трут, вода свободно проходит между ремешками и нигде не хлюпает, а ноги во время ходьбы не мерзнут и быстро высыхают. Но зимой их, конечно, не наденешь.

Одним словом, незнакомец был отлично экипирован для лесной прогулки, но по новизне этой экипировки можно было сделать вывод, что странствует он недолго, не больше месяца.

— Итак, что же ты хочешь в нем увидеть? — повторил незнакомец, присев на корточки перед мальчиком и улыбнувшись. Улыбка у парня была очень добрая, она осветила его лицо, но в глазах еще прыгали насмешливые искорки. Казалось, его забавляли растерянность и испуг мальчика.

Рон угрюмо, исподлобья взглянул на него и ничего не ответил.

— Откуда ты, малыш? — уже совсем серьезно, очень мягко и немного грустно спросил пришелец.

— Из Ротонны, — чуть слышно ответил Рон.

— А, страна сердитых дубов !

— Ты там бывал ?! — задохнулся ротен.

— Слышал, — усмехнулся парень. — Кто теперь о ней не слышит?

Рон насупился. Мало того, что этот тип шляется где попало, помешал ему, так он еще и…

— Извини. Ты, наверное, действительно имел на это право, — он указал на кубок. — Во всяком случае, рассказывать я никому об этом не собираюсь.

— Правда? А ты кто? — Рон поднял голову и с любопытством взглянул на собеседника.

— Меня зовут Руджен. Я маг-подмастерье, волшебник, то бишь. Ну а ты?

— Меня зовут Рон.

С полминуты царило молчание.

— Можно мне взглянуть? — Руджен потянулся к кубку , и мальчик неохотно выпустил его из рук. Присмотревшись, маг нахмурился. — Кто тебе его дал? — резко спросил он.

— Н-никто. Я сам сделал. Я художник. — пояснил Рон.

— Но ты уже где-то видел такой?

— Да. Мне показывал принц. Три года назад.

— Знаешь, Рон, я хотел бы побеседовать с тобой поподробнее. Вообще-то я странствую, как большинство наших подмастерьев, но задержусь тут на несколько дней. Хочешь — встретимся здесь, или заходи в таверну в Чиросе.

— Когда?

— Вечером сможешь?

— Ладно. Скажи, а почему ты меня не выдал?

— Понимаешь, Рон, мне было всего пять, когда в нескольких шагах от меня воин твен заколол копьем моего брата. Конечно, всякое бывает, и на войне такие случаи неизбежны, мне потом все очень хорошо объяснили. Но забыть я не могу. И не мне осуждать твою любовь к родине. Все равно, ты ничего не увидел в этом кубке.

— Почему же не увидел? Увидел!

— Что?! Ты уверен, тебе не показалось?

Рон кивнул.

— Тогда тем более нам надо поговорить! Ну, до вечера! А эту вещицу, пожалуй, отдай мне. — Руджен решительно протянул руку и забрал кубок. — Держи! — в руки мальчика упала золотая монета. — Так будет лучше для всех. — решительно сказал маг и скрылся в кустах.

Вечером Рон неуверенно переступил порог деревенской таверны и спросил Руджена. Ему указали небольшую комнатенку наверху. Кроме кровати и умывальника никакой мебели не было — здесь останавливались на ночь, от силы на две. Руджен уселся прямо на пол и пригласил Рона последовать его примеру.

— Так ты говоришь, тебе удалось что-то увидеть?

— Да, мой господин. Я посмотрел точно также, как это делал Эмре, и увидел форт, и стражу у ворот, и…

— А Эмрио давал тебе свой кубок?

— Нет. Он сказал, что мне нельзя. Но он рассказал, как это делается.

— И как же?

— Он просто смотрит и вспоминает.

— Ну-ка! — Руджен протянул мальчику кубок, заблаговременно наполненный водой. — Покажи мне королевский замок!

— Снаружи?

— Да.

Рон опять сосредоточился и… у него ничего не получилось.

— Что-то не выходит, — сокрушенно пробормотал он, но тут вода потемнела и начали проступать знакомые очертания замка. Рон удвоил усилия, и изображение сделалось отчетливым.

Руджен, наклонившись, внимательно наблюдал за мальчиком.

— Я слегка помог тебе, но большую часть ты сделал сам, — сказал он, забирая назад кубок. — Тебе действительно не померещилось. И, похоже, ты обладаешь силой. Конечно, надо как следует проверить, но если это — правда, не пойти ли тебе к нам в ученики?

— Но, мне казалось, сначала надо стать мастером? И я так мало знаю о волшебстве!

— Еще бы! — Руджен рассмеялся. — Вряд ли в этой захолустной деревеньке или наполовину эдорском интернате кто-то хоть что-нибудь смыслит в магии. Разве что, Плант. Но ты, действительно, мало знаешь и еще меньше осведомлен о порядках в третьем полукружье. Если ребенок проявляет способности, и их замечают, то его берут в школу и до того, как он станет мастером. Он посещает занятия в цехе рядом с магической школой.

— А где она находится?

— Она не одна. Их четыре, вернее, уже пять. В каждой учится около семидесяти учеников, и полсотни они все вместе выпускают в год подмастерьями.

— Так много? А почему же в академии всего семьсот магов?

— Не так уж и много. Население империи — 50 млн., как тебя учили на уроках географии. Сила есть едва ли у каждого двадцать пятого, и лишь у одного из пяти хватает мозгов, чтобы разобраться в теории и пойти дальше примитивных трюков. Как у тебя с математикой, Рон?

— Учитель говорит, что я — лентяй, но в школе я у него был лучшим.

— Отлично! А с наукой жизни?

Рон скривился.

— Ага. Значит, магом-целителем тебе не быть. Но художник ты отличный, и память хорошая. Думаю, ты справишься. Дело в том, что если хочешь стать магом и попасть в академию, тебе надо либо открыть что-то новое в своей области, либо стать виртуозом-универсалом. Это далеко не каждому под силу. Вот почему академия так мала.

— Значит, ты возьмешь меня в школу?

— Я сам взять тебя в школу не могу. Могу лишь порекомендовать. Но, думаю, к моему мнению прислушаются. В нашем цехе таланты ценят. Но я хотел бы узнать о тебе побольше, а затем уже проверять.

— Я о тебе тоже! — расхрабрился Рон. — Я всего три дня в моей жизни общался с волшебниками.

— Хорошо, но на сегодня хватит. Встретимся завтра, в лесу, на старом месте, если не возражаешь.

Вечером следующего дня юный ротен рассказал Руджену свою историю. Она была короткой и времени заняла немного. Руджен в ответ поведал немного о себе:

— Я родился на северо-восточном, у моря, в племени рыболовов. Твен начали экспансию с запада, а рыболовы живут больше на востоке материка, а мое племя, вдобавок, — еще и почти на самом севере. В 33-ем, когда я родился (значит, ему двадцать четыре года, подумал Рон), наша судьба уже, пожалуй, была определена. Война подходила к концу, хотя наши сражались отчаянно. Стычки тянулись еще шестнадцать лет, пока не изловили последних жителей. В лесах с маленькими племенами воевать гораздо сложней, чем нападать на деревни на пустых островах посреди океана.

В 38-ом твен неожиданно напали на наш лагерь, перебив часовых. В лагере воинов почти не было, только женщины и дети, но подростки сопротивлялись, как могли. Я до сих пор помню, как мой брат, ему было одиннадцать, бросался с кинжалом на воина, впятеро сильнее его. Но, в конце концов, все сопротивляющиеся были убиты, а нас, оставшихся, посадили на корабль. Матери я там не встретил. Должно быть, ее тогда убили. Нас везли в обход материка, в порт Баннок, а затем вверх по реке, к озеру Тириен, а по нему в Кэрол Тивендаль.

— Неужели с северо-восточного вывезли всех жителей?

— Да. Там не было городов, а оставлять на воле племена твен не решились. Сейчас там лишь несколько проводников, согласившихся помогать поселенцам из Мэгиены. Твен уже построили города. Там недаром открыли пятую школу.

— А люди с северо-восточного, значит, тоже маги?

— Как ни странно, да. Раньше считалось, что магия подвластна только твен. Потом выяснилось, что и мои родичи могут стать волшебниками, правда, на десять твен со способностями наших, примерно с такой же силой приходится лишь трое, и только один способен всерьез учиться. С математикой мы не в ладах. Но все— таки у нашего народа таланты есть, не только у твен. А теперь еще ты.

— Ну ладно, а что же было с тобой дальше?

— Да почти то же самое, что и с тобой. Окончил школу, только пошел не в художественный цех, а в музыкальный. Петь я не очень люблю, а вот гитара мне по душе. Потом, в девятнадцать, стал мастером. Во втором полукружье, в отличии от первого и третьего, мастер немногим отличается от подмастерья. Потом пришел в школу в Кэрол Тивендале и попросил меня проверить, — Руджен говорил отрывисто и, словно, нехотя. Видимо, события детства занимали его больше. — Оказалось, что я смогу стать волшебником. Но до мастера мне, наверное, никогда не дорасти.

— Почему?

— Мой народ не знает письменности и сложного счета. И наука влезает в меня со скрипом. Я ночами сидел над книгами, но лишь за пять лет осилил школу. Что-то понять я еще могу. Но чтобы придумать что-то самому, надо ориентироваться во всем этом так же легко, как ты ориентируешься в лесу.

Рон молчал, не зная, что сказать.

— Приходи завтра ко мне в таверну. Проверим, какой из тебя маг. — предложил Руджен.

— Постараюсь. А послезавтра нельзя? — на завтра у Рона и его друзей была назначена пирушка.

— Нет, не получится. Послезавтра мне надо ехать. Впрочем, с утра сможешь?

— Попробую. Ты все время будешь в таверне?

— Да, я выполняю заказы.

Поразмыслив и посоветовавшись с друзьями (Рон сказал им только, что заезжий волшебник хочет с ним побеседовать), Рон решил идти с утра. Утром, подумал он, сил для магии будет больше.

Руджен усадил его на кровать, а в нескольких футах, на полу, напротив мальчика, положил монету.

— Попробуй приподнять ее. — сказал он. — Ты знаешь, она состоит из мельчайших частиц. Заставь их всех двигаться вверх.

Рон сосредоточился на монете.

— Ну! Слейся с ней мозгом!

У Рона от напряжения на лбу выступила испарина, но монета не сдвинулась ни на дюйм.

— От того, что ты надуваешься, толку не будет, — заметил Руджен. — Ты должен работать мыслью, а не телом. Ну-ка! — Он подсел к Рону на кровать и взял его за плечо. — Я тебе помогу.

И вот, Рон увидел, как во сне, что монета приподнимается, и в тот же миг ощутил, что может ею управлять. Как все просто!

Рон на радостях заставил золотой сплясать в воздухе. Руджен отсел от мальчика и с улыбкой наблюдал за диким танцем желтого кружочка.

— А теперь вот это, — Руджен положил на пол рюкзак. — Это будет посложнее.

Рон долго «влезал» в рюкзак, пробуя силы в разных местах. Рюкзак при этом смешно морщился и вздрагивал. Наконец, он плавно поплыл вверх.

— Интересно, а сам я взлететь могу? — спросил Рон, облегченно вздохнув, когда рюкзак шлепнулся на пол.

— Нет. И не пытайся этого сделать. Замыкать на себя волшебную силу очень опасно. Это рискуют делать только маги высшего класса, и то, обычно через кристалл. Кроме того, ты гораздо сложнее этого рюкзака, да и весишь больше.

— Значит, я не смогу ни в кого превратиться? — разочарованно протянул Рон.

— Это очень трудно. Впрочем, ты можешь заставить других поверить, что ты во что-то превратился. А теперь, вот я кладу на этот кирпич монету, а на нее лучинку. Он аккуратно положил медяк на середину кирпича. — Раскали ее так, чтобы лучинка загорелась. Заставляй ее частицы бегать и сталкиваться друг с другом, быстрей и быстрей. Рон неловко сгорбился, как бы помогая себе руками и ногами, но потом расслабился и замер, не отрывая глаз от монеты. Еще минута — и глаза его закрылись, и он весь ушел в себя. Пробудило его шипение. От лучинки поднимался дым.

— Молодец! Ты все сделал сам. Немного медленно, конечно, но для первого раза просто здорово. Я расскажу о твоих способностях в цехе.

— Слушай, — Рону пришла в голову новая мысль, — но ведь если ты расскажешь про кубок… — он не договорил.

— И правда! Можно, конечно, сказать, что ты смотрел просто в лужу…

— Но ведь тогдо бы я ничего не увидел!

— Вовсе нет. Не думай, что в этих линиях на кубке — магия. Они здесь ни при чем, просто помогают сосредоточиться. Да и вода не нужна. Ты мог бы увидеть картинку прямо у себя в голове, но так значительно легче. Впрочем, я не буду говорить о твоем дальновидении. Скажу просто, что показал тебе, как поднимать предметы, и у тебя получилось. Вобщем, это не важно! Не придавай этому значения и ни о чем не беспокойся. Только смотри, не выдай меня!

— Ну что ты!

— Да, еще. Не вздумай больше заниматься этим! — Руджен потряс перед носом Рона кубком.

— Я не зря у тебя его отобрал! Ты еще не подмастерье, и четырнадцати тебе еще нет. Вот станешь гражданином — хоть на ушах стой. До чего же вы, малолетки, любите играть с огнем!

Рону почему-то подумалось, что Руджен любит играть с огнем не меньше. Руджен взвалил рюкзак на плечи, они вышли из таверны и свернули на лесную дорожку.

— Скажу тебе по секрету, — подмигнул Руджен, — У твоей Ротонны минимум с десяток лет еще есть в запасе. Так что совсем необязательно… ну да ладно!

Тут молчание воцарилось надолго. Рон пытался понять, кто же такой Руджен, в конце концов, за кого он стоит и чего хочет. На первый взгляд он был более чем лоялен к правительству и во время бесед с Роном отзывался о Мэгиене весьма одобрительно.

Руджен с улыбкой глядел на окончательно замороченного мальчика, затем хлопнул его по плечу и был таков.