– Вы знаете об этом все. Мне кажется, в вас есть что-то такое, что может устрашить даже вампира.
      – Если и так, я не знаю, что это, – правдиво ответил Коббет.
      – Дайте мне клятву, поклянитесь, что не будете возвращаться к ее могиле, что не расскажете остальным о том, что знаем вы и я. Я… мне хочется надеяться, что вдвоем нам удастся что-нибудь для нее сделать.
      – Если таково ваше желание, я ничего никому не скажу, – пообещал Ли.
      Честель стиснула его руку.
      – У нас был пятиминутный перерыв, наверное, уже пора возвращаться на репетицию, – сказала она неожиданно веселым голосом. – Пойдемте.
      Они покинули кладбище.
      Актеры собирались на сцене. Драмм с несчастным видом наблюдал за тем, как Гонда и Коббет вдвоем идут по проходу. Ли сел рядом с Лорел и Персивантом и досмотрел представление до конца.
      Это была весьма своеобразная (если не сказать больше) версия романа Брэма Стокера. Осуществлению зловещих планов Дракулы очень мешало наличие графини, мертвой красавицы, которая прилагала все усилия, чтобы сделаться воплощением доброты. Артисты исполнили несколько песен в интересных минорных тонах, затем танец, в котором мужчины и женщины прыгали, как кенгуру. Наконец Драмм объявил об окончании репетиции, и усталые исполнители столпились за кулисами.
      Мисс Честель задержалась, чтобы поговорить с Лорел.
      – Дорогая, скажите мне, есть ли у вас какой-нибудь театральный опыт? – спросила она.
      – Я участвовала в школьных постановках у себя на родине, на Юге, когда была маленькой.
      – Фил, – сказала Гонда, – мисс Парчер… у нее такой прекрасный типаж, такая внешность. Для нее просто должна найтись роль в нашем шоу.
      – Вы очень добры, но боюсь, это невозможно, – улыбаясь, ответила Лорел.
      – Может быть, вы еще передумаете, мисс Парчер. Зайдете с друзьями ко мне на стаканчик вина перед сном?
      – Спасибо, – включился в разговор Персивант, – но нам нужно сделать кое-какие записи, для этого необходимо присутствие всех троих.
      – Тогда увидимся завтра вечером. Мистер Коббет, не забудьте про наше соглашение.
      И она ушла за кулисы. Друзья направились к выходу. Драмм поспешил за Коббетом и схватил его за локоть.
      – Я видел вас, – резко проговорил он, – видел, как вы вдвоем вошли в театр.
      – А мы видели вас, Фил. И что с того?
      – Вы ей нравитесь. – Это было почти обвинение. – Она перед вами чуть ли не заискивает.
      Коббет ухмыльнулся и высвободил свою руку.
      – В чем дело, Фил, вы в нее влюблены?
      – Да, будь я проклят, влюблен. Я в нее влюблен. Она знает об этом, но ни разу еще не звала меня к себе. А вы… вы встречаетесь с ней первый раз и уже получили приглашение.
      – Полегче, Фил, – сказал Ли. – Если это вас хоть как-то утешит, я люблю совсем другого человека, и ни на что другое у меня просто нет времени.
      Он поспешил выйти из театра, чтобы нагнать своих компаньонов.
      Дорогу заливал лунный свет. Пока они шли обратно в мотель, Персивант с почти беспечным видом размахивал своей тросточкой.
      – О каких записях вы говорили, судья? – спросил его Коббет.
      – Я все расскажу в своем номере. Как вам шоу?
      – Возможно, мне понравится больше, когда они еще немного порепетируют, – ответила Лорел. – Пока я не очень понимаю замысел.
      – Есть довольно слабые места, – добавил Ли.
      Они устроились в коттедже судьи. Персивант налил всем выпить.
      – А теперь перейдем к делу, – сказал он. – Мы столкнулись здесь с совершенно определенными явлениями. Явлениями, о которых я более или менее подозревал.
      – Это какая-то тайна, судья? – спросила Лорел.
      – Не совсем, ведь о многом я уже догадывался. Как далеко мы сейчас находимся от Джеветт-Сити?
      – Двадцать или пятнадцать миль по прямой, – предположил Коббет. – Джеветт-Сити – это то место, где жила семья вампиров, Рэй? Там они умерли?
      – Умерли дважды, можно и так сказать, – кивнул Персивант, поглаживая седые усы, – где-то около ста двадцати пяти лет назад. И здесь мы, возможно, встретимся с осколками их семейной истории. У меня есть определенные подозрения насчет Честель, той самой, которой я когда-то так восхищался. Насчет ее полного имени.
      – Но у нее было только одно имя, ведь так? – спросила Лорел.
      – Да, на сцене она пользовалась только одним именем. Так же как и Бернар, Дузе, а позднее Гарбо. Но у всех этих актрис были полные имена. Перед тем как мы сегодня отправились на ужин, я сделал два телефонных звонка: связался с моими знакомыми театральными историками и навел справки о полном имени Честель.
      – Так у нее все-таки было полное имя, – откликнулся Коббет.
      – Да, было. Ее полное имя – Честель Рэй. В комнате воцарилась глубокая тишина.
      – Не похоже на простое совпадение, – продолжил судья. – Теперь о тех небольших подарках, которые я вручил вам сегодня.
      – Вот мой, – откликнулся Коббет, доставая из кармана рубашки завернутый в фольгу «орешек».
      – А свой, – сказала Лорел, прижав руку к груди, – я положила в маленький медальон на цепочке.
      – Пусть он там и остается, – предупредил ее Персивант, – ни за что не снимайте цепочку. Ли, пусть твой подарок тоже всегда будет с тобой. Это дольки чеснока, вы знаете, зачем они нужны. И вы, наверное, уже догадались, почему я добавил так много чеснока в спагетти сегодня за ужином.
      – Вы думаете, что где-то здесь прячется вампир, – предположила Лорел.
      – Довольно необычный вампир. – Судья набрал в грудь побольше воздуха. – Честель. Честель Рэй.
      – Я тоже так думаю, – ровным голосом проговорил Коббет.
      Лорел кивнула. Ли посмотрел на наручные часы.
      – Полвторого ночи, – объявил он. – Наверное, нам пора расходиться, если мы хотим хоть немного поспать.
      Пожелав судье спокойной ночи, Лорел с Коббетом отправились в свои, расположенные по соседству коттеджи. Девушка вставила ключ в замочную скважину, но повернула его не сразу. Внимательно вглядываясь в залитую лунным светом улицу, она прошептала:
      – Кто это там? Или лучше спросить – что это там? Ее спутник посмотрел в ту сторону.
      – Ничего, ты просто немного взволнована. Спокойной ночи, дорогая.
      Лорел вошла в номер и заперла дверь. Ли быстро пересек улицу.
      – Мистер Коббет, – прозвучал в темноте голос Гонды.
      – Интересно, что вам понадобилось здесь в столь поздний час, – сказал он, подходя ближе.
      Актриса распустила свои темные волосы, которые теперь свободно струились по ее плечам. «Это самая прекрасная женщина из всех, что я когда-либо видел», – подумал Коббет.
      – Я хотела еще раз вас проверить, – сказала она, – удостовериться, что вы не забудете про свое обещание и не пойдете на кладбище.
      – Я всегда держу слово, мисс Честель.
      Он почувствовал, как вокруг них сгустилась гнетущая тишина. Замерли даже листья на деревьях.
      – Я надеялась, что вы не будете рисковать, – продолжила актриса. – Вы с друзьями только недавно в городе и можете вызвать у нее особый интерес. – Она подняла на Коббета взгляд своих вспыхнувших в темноте глаз. – И это совсем не комплимент.
      Гонда повернулась, чтобы уйти. Ли шагнул вслед за ней.
      – Но сами вы ее не боитесь.
      – Бояться собственной матери?
      – Она принадлежала к семейству Рэй, – ответил Коббет, – а все Рэй пили кровь своих родственников. Мне рассказал об этом судья Персивант.
      И снова взгляд ее прекрасных темных глаз.
      – Этого никогда не случится со мной и моей матерью. Они оба остановились. Своей тонкой сильной рукой Гонда схватила его за запястье.
      – Вы мудры и отважны, – сказала она. – Мне кажется, что вы приехали сюда с добрыми намерениями, и совсем не ради нашего шоу.
      – Я всегда стараюсь руководствоваться добрыми намерениями.
      Над их головами сквозь ветви пробивался лунный свет.
      – Вы зайдете ко мне? – пригласила актриса.
      – Я прогуляюсь до кладбища, – отозвался Коббет. – Я обещал вам, что не буду туда заходить, но я могу постоять у ограды.
      – Не заходите внутрь.
      – Я же дал вам слово, мисс Честель.
      Гонда направилась обратно к коттеджам, а Ли, минуя ряд молчаливых вязов, зашагал к погосту. Пятна лунного света испещряли могильные камни, между ними, словно черная вода, разлились глубокие тени. Казалось, из-за ограды за ним наблюдают.
      Присмотревшись, Ли заметил какое-то движение среди могил. Он не мог ничего точно разглядеть, но там определенно что-то было. Коббет различил (или ему показалось?) очертания чьей-то головы, неясные, словно существо было завернуто в темную ткань. Затем еще один силуэт. И еще один. Они собирались в небольшую группу и как будто следили за ним.
      – Вам лучше вернуться в ваш номер, – произнес голос Гонды где-то совсем рядом.
      Оказывается, она последовала за ним, неслышная, словно тень.
      – Мисс Честель, – сказал Коббет, – ответьте мне, если это возможно, на один вопрос. Что произошло с городом или деревней Грисволд?
      – Грисволд? – отозвалась актриса. – А где это? Грисволд означает «Серый Лес».
      – Ваш предок или родственник, Хорес Рэй, родился в Грисволде, а умер в Джеветт-Сити. Я уже говорил вам, что ваша мать была урожденная Рэй.
      Ему казалось, что он тонет в этих сияющих глазах.
      – Я не знала об этом, – сказала Гонда.
      Ли посмотрел на кладбище, где двигались невидимые тени.
      – И руки мертвых тянутся к живым, – промурлыкала Честель.
      – Тянутся ко мне? – спросил он.
      – Возможно, к нам обоим. Наверное, сейчас, кроме нас, в Деслоу не бодрствует ни одна живая душа. – Она снова посмотрела на Коббета. – Но вы можете себя защитить.
      – Почему вы так думаете? – удивленно спросил он, вспомнив о дольке чеснока в кармане рубашки.
      – Потому что эти существа на погосте лишь наблюдают, но не пытаются на вас наброситься. Вы их не привлекаете.
      – Как, по всей видимости, и вы, – ответил Ли.
      – Я надеюсь, вы не смеетесь надо мной, – едва слышно проговорила Гонда.
      – Нет, клянусь своей душой.
      – Своей душой… – повторила Честель. – Спокойной ночи, мистер Коббет.
      И она ушла, высокая, гордая, грациозная. Ли наблюдал за ней до тех пор, пока женщина не скрылась из виду, а затем направился назад в мотель.
      На пустой улице ничто не двигалось, только кое-где светились огоньки в закрытых на ночь магазинах. Коббету померещилось позади негромкое шуршание, но он так и не оглянулся.
      Подойдя к своему номеру, Ли услышал, как закричала Лорел.
      Судья Персивант, сняв куртку, сидел в спальне и изучал потертую коричневую книжку. «Скиннер» – было написано на корешке, «Мифы и легенды нашего края». Он уже столько раз перечитывал этот отрывок, что мог повторить его почти наизусть: «Чтобы победить чудовище, его необходимо схватить и сжечь, по крайней мере, сжечь его сердце. Выкапывать из могилы его нужно днем, пока оно спит и не ведает опасности».
      «Есть и другие способы», – подумал Персивант.
      Должно быть, было уже очень поздно, или, вернее сказать, очень рано, однако судья не собирался ложиться. Только не тогда, когда снаружи кто-то крадется, тихо ступая по бетонной галерее перед коттеджем. Ему показалось, или неизвестный замер, как раз перед его дверью? Большая, с набухшими венами рука Персиванта потянулась к воротнику, где под рубашкой висел мешочек с чесноком, его амулет. Будет ли этого достаточно? Судья любил чеснок – такая сочная вкусная приправа для салатов и соусов. Неожиданно Кейт увидел свое отражение в зеркале комода: старое широкое лицо, усы, белеющие, словно полоска снега на темной земле. Ясное четкое отражение, выражение лица не умиротворенное, но полное решимости. Персивант улыбнулся сам себе, обнажив неровные, но все еще свои собственные зубы.
      Он поправил манжет и посмотрел на часы: около половины второго. В июне, несмотря на летнее изменение времени, рассвет наступает рано. Перед восходом солнца вампиры отправляются в свои гробницы, печальные убежища, где они, согласно Скиннеру, «спят и не ведают опасности».
      Судья отложил книгу в сторону, налил себе бурбона, добавил несколько кубиков льда и немного воды, сделал глоток. Это был уже не первый стакан за сегодня, хотя обычно, по совету врача, он позволял себе лишь одну порцию виски с содовой в день. В эту минуту Персивант был благодарен за резкий вкус, чем-то напоминающий вкус грецкого ореха. Если не злоупотреблять, виски могло быть естественнейшей в мире вещью, самым добрым товарищем. Судья взял со стола папку с исписанными неразборчивым почерком листами – свои выписки из трудов Монтегю Саммерса.
      Саммерс утверждал, что вампиры обычно происходят из одного источника: эта зараза распространяется от короля или королевы, чьи кровавые пиры доводят жертв до могилы, после чего те в свою очередь восстают из гроба. Если найти и уничтожить первопричину, остальные упокоятся с миром, превратятся в обычные мертвые тела. Брэм Стокер придерживался этой же теории, когда писал «Дракулу», а Брэм Стокер, без сомнения, знал, что делал. Персивант обратился к следующей странице, содержащей стихотворение из «Загадок и тайн разных народов» Джеймса Гранта. Это была баллада, написанная архаичным языком, повествующая о мрачных событиях, произошедших в «городе Пешта» – возможно, имелся в виду Будапешт?
 
И мертвые тела, заполонившие кладбища,
Зловещий пир устраивали, пили кровь,
В полночный час вторгались к нам в жилища,
Страх иссушал живые души вновь и вновь…
 
      И несколькими строками ниже:
 
И вот погост огорожен решеткою железной,
Засовы заперты, чтоб мертвых удержать,
Но против нечисти когтей усилья бесполезны,
Разбиты все замки, и беззащитны мы опять.
 
      Персивант много раз пытался узнать, кто автор стихов и когда же было написано это замысловатое произведение. Возможно, баллада вовсе не была старинной, может быть, она появилась только в 1880 году, незадолго до того, как Грант опубликовал свою книгу. В любом случае, судья чувствовал: он знает, что скрывается за этими строками, что за переживания отражены в них.
      Он отложил листы в сторону и взял свою испещренную пятнами прогулочную трость. Сжав ее левой рукой, правой он ухватился за набалдашник, повернул его и потянул. Из полого стержня выскользнуло тусклое лезвие, тонкое, наточенное, обоюдоострое.
      Персивант позволил себе улыбнуться. Одно из его самых ценных сокровищ – серебряное оружие, которое, согласно легенде, выковал тысячу лет назад святой Дунстан. Судья наклонился и прочитал по слогам выгравированную на клинке латинскую надпись: «Sic pereant omnes inimici tui, Domine». Это были заключительные строки неистовой победной песни Деворы из «Книги Судей»: «Так да погибнут все враги Твои, Господи!» Действительно ли клинок принадлежал святому Дунстану или нет… В любом случае, серебряное лезвие и молитва воина, запечатленная на нем, уже не раз в прошлом доказывали свою действенность в борьбе против зла.
      Неожиданно снаружи раздался громкий, леденящий душу крик, исполненный смертельного ужаса.
      В ту же секунду Персивант вскочил со стула. Он распахнул дверь, едва не высадив ее, и с клинком в руке выбежал наружу. Около коттеджа Лорел судья увидел Коббета и поспешил туда с невероятной скоростью, словно помолодев на пятьдесят лет.
      – Лорел, открой! – кричал Коббет. – Это Ли! Когда Персивант добежал до коттеджа, дверь подалась внутрь, и они вместе ворвались в освещенную комнату.
      На полу лежала Лорел, сжавшись в комочек и указывая дрожащей рукой на окно.
      – Она пыталась войти внутрь, – запинающимся голосом произнесла девушка.
      – В окне ничего нет, – попытался успокоить ее Коббет, но там совершенно точно кто-то был.
      Бледное, словно восковое, лицо прильнуло к стеклу. Они увидели расширившиеся, вытаращенные глаза, открытый рот, шевелящиеся губы, сверкающие острые зубы.
      Коббет подался вперед, но Персивант схватил его за плечо.
      – Позвольте мне, – сказал он, направляясь к окну и подняв вверх острие своего клинка.
      Когда серебряное оружие с легким стуком коснулось стекла, лицо исказила судорога. Рот раскрылся в беззвучном крике. Существо отпрянуло и скрылось из виду.
      – Я уже видел это лицо раньше, – хрипло сказал Коббет.
      – Да, – отозвался Персивант, – в окне отеля. И позже.
      Он опустил лезвие. Снаружи послышался звук, стремительный и торопливый, похожий на топот ног – множества ног.
      – Мы должны разбудить людей в главном здании, – сказал Ли.
      – Сомневаюсь, что мы сможем разбудить хоть кого-нибудь в этом городке, – спокойным голосом ответил судья. – Я полагаю, кроме нас, не бодрствует ни одна живая душа, все спят глубоким, зачарованным сном.
      – Но там снаружи… – Лорел показала на дверь, на которую, казалось, кто-то давил.
      – Я же сказал: ни одна живая душа.
      Он перевел взгляд с нее на Коббета и повторил:
      – Живая.
      Судья пересек комнату и кончиком клинка начертил на двери перпендикулярную линию. Затем аккуратно провел еще одну поперек, образовав таким образом крест. Давление снаружи неожиданно прекратилось.
      – Вон оно, снова там, – выдохнула Лорел.
      Персивант широкими шагами вернулся к окну, в котором застыло угрожающее лицо, обрамленное струящимися черными волосами, и провел по стеклу серебряным лезвием, сверху вниз, а затем слева направо. Лицо исчезло. Он повернулся и нарисовал такие же кресты на остальных окнах.
      – Вот видите, – в тихом голосе судьи слышалось торжество, – это старое, очень старое волшебство.
      Он с трудом уселся на стул и, устало посмотрев на Лорел, сумел улыбнуться:
      – Возможно, если нам удастся пожалеть эти несчастные создания там за дверью, это немного облегчит наше положение.
      – Пожалеть? – почти выкрикнула девушка.
      – Да, – отозвался судья и процитировал:
 
…Помысли, как печально может быть
Томиться вечной жаждой; каждый день,
Как в приступе, желать напиться крови.
 
      – Я знаю эти стихи, – вмешался Коббет, – это Ричард Уилбер, несчастный проклятый поэт.
      – Как в приступе… – повторила Лорел.
      – Приступе, повторяющемся изо дня в день, – откликнулся Ли.
      – Да, словно при малярийной лихорадке, – добавил Персивант.
      Лорел и Коббет уселись на кровать.
      – Я бы сказал, что здесь мы пока в безопасности, – провозгласил судья. – Не совсем на свободе, но, по крайней мере, в безопасности. На рассвете, когда они отправятся спать, мы сможем открыть дверь.
      – Но как же так? Почему только мы в безопасности? – воскликнула девушка. – Почему мы бодрствуем, тогда как все остальные в городе спят и совершенно беспомощны?
      – Очевидно потому, что у нас с собой чеснок, – терпеливо объяснил Персивант, – и потому, что мы съели достаточно чеснока на ужин. И еще потому, что здесь начертаны кресты, довольно условные, но тем не менее они защитят нас, если кто-нибудь попробует войти. Я не прошу вас сохранять спокойствие, прошу лишь быть решительными.
      – Я решителен, – процедил Коббет сквозь стиснутые зубы, – я готов выйти и встретить их лицом к лицу.
      – Выходите, – отозвался судья, – и даже при наличии чеснока вы продержитесь не дольше, чем пинта виски во время удачной игры в покер. Нет, Ли, расслабьтесь, если можете, и давайте побеседуем.
      И они беседовали, пока снаружи бродили странные существа (их можно было скорее почувствовать, нежели услышать). Они беседовали о многих вещах, ни словом не упоминая о своем опасном положении. Коббет вспомнил о тех необычных случаях, с которыми сталкивался в городах, среди гор, на пустынных дорогах, о том, как он выходил из сложных ситуаций. Персивант рассказал о нью-йоркском вампире, которого он одолел, и о вервольфе, жившем неподалеку от одного южного поместья. Лорел, поддавшись уговорам Ли, спела несколько песен, старых песен Юга, ее собственной родины. У девушки был чудесный голос. Когда она закончила «Водим хоровод по кругу», в окне опять появились лица, они маячили, словно пятна сажи, поверх стекол с начертанными там крестами. Лорел увидела их и запела снова, старую веселую аппалачскую песню «Ночью услышала Мэри стук в дверь». Лица медленно отступили от окна. Медленно проходили часы, один за другим.
      – Там на улице, видимо, целое полчище вампиров, – наконец не выдержал Коббет.
      – И они усыпили жителей Деслоу, сделали из них беспомощных жертв, – согласился с ним Персивант. – Кстати говоря, это шоу, «Земля за лесом»… Может быть, все было затеяно как лишняя возможность для распространения этой чумы? Даже город, полный спящих людей, уже не может накормить возросшую компанию кровопийц.
      – Если бы только добраться до источника всего этого, до носителя этой заразы… – начал Коббет.
      – До их повелительницы, до королевы, – закончил за него судья. – Да. Она одна, блуждающая в ночи, способна поднять их из могил. Если удастся ее уничтожить, все эти создания наконец смогут умереть по-настоящему.
      Он посмотрел в окно. Лунный свет приобрел оттенок серого сланца.
      – Утро почти наступило, – заключил Персивант. – Самое время наведаться на ее могилу.
      – Я дал слово не ходить туда, – сказал Коббет.
      – А я не давал таких обещаний, – отозвался судья, поднимаясь. – Оставайтесь здесь вместе с Лорел.
      Сжав в руке серебряный клинок, он шагнул за порог в темноту, где уже почти померк лунный свет.
      Звезды над головой гасли одна за другой. Близился рассвет.
      Персивант уловил быстрое движение напротив коттеджа, почти неслышный, едва различимый звук. Твердыми шагами он пересек улицу, но ничего не увидел и не услышал. Решительной походкой судья направился к кладбищу, держа оружие наготове. Темнота постепенно сменялась серым светом.
      Персивант пробрался сквозь живую изгородь, ступил на траву и на минуту задержался возле одной из могил. Над ней свивался в небольшую воронку сгусток легкого тумана, напоминающий по форме водоворот воды, стекающей в кухонную раковину. Судья наблюдал, как туман впитывается в землю, исчезает. «Так, – сказал он сам себе, – видится душа, возвращающаяся в свой гроб».
      Он отправился дальше по направлению к склепу в центре кладбища, шаг за шагом, усталый, но полный решимости. Ранний луч солнца, проскользнувший сквозь покрытые густой листвой ветви, осветил его путь. Этим утром Персивант найдет то, что должен найти. Он точно это знал.
      Решетчатая дверь склепа была заперта на тяжелый висячий замок. Судья внимательно его рассмотрел, а затем вставил кончик клинка в заржавленную скважину, не спеша надавил, повернул и снова надавил. Скрипнула пружина, он медленно открыл дверь и, затаив дыхание, вошел внутрь.
      Крышка большого каменного саркофага была закрыта. Персивант ухватился за край и потянул. Жалобно застонали петли, и тяжелая крышка подалась. Внутри стоял темный закрытый гроб. Судья открыл и его.
      Она лежала там; лицо выражало умиротворение, глаза были полузакрыты – женщина словно прилегла вздремнуть.
      – Честель, – обратился к ней Персивант, – не Гонда, нет. Честель.
      Ее веки дрогнули. Ничего более, но он знал, что его слова были услышаны.
      – Теперь ты наконец сможешь отдохнуть, покойся с миром, наконец-то с миром.
      Судья поднес острие серебряного лезвия к ее левой груди и, взявшись своими большими руками за резной набалдашник, нажал изо всех сил.
      Честель чуть слышно вскрикнула.
      Когда он вытащил оружие, из раны хлынула кровь. Стало еще светлее. Капли темной жидкости исчезали с лезвия, словно испаряющаяся роса.
      Гордое лицо Честель усыхало, сморщивалось, темнело. Быстрым движением Персивант захлопнул крышку гроба, закрыл саркофаг и торопливо вышел. Он снова запер дверь, защелкнул неподатливый старый замок и зашагал к воротам кладбища. Судья шел среди могил, над его головой щебетала птица, в отдалении послышался приглушенный шум мотора. Город просыпался.
      В усиливающемся солнечном сиянии Персивант брел по улице. Теперь его походка была походкой старика, очень усталого старика.
      В коттедже Лорел и Коббет готовили в пластиковых кружках растворимый кофе. Их вопрошающие взгляды обратились к судье.
      – С ней покончено, – сказал он отрывисто.
      – Но что вы скажете Гонде? – спросил Коббет.
      – Честель и была Гондой.
      – Но…
      – Это была Гонда, – повторил Персивант, усаживаясь на стул. – Честель умерла. Эта чума подняла ее из могилы, она назвалась Гондой, и, разумеется, жители города ей поверили. – Он устало ссутулился, – Теперь, когда с ней покончено, когда она покоится с миром, остальные – те, чью кровь она пила, блуждающие по ночам, – успокоятся тоже.
      Лорел отпила кофе, ее побледневшее лицо склонилось над кружкой.
      – Почему вы считаете, что Честель и Гонда один человек? – спросила она. – Откуда вы знаете?
      – Я догадывался об этом с самого начала. И совершенно уверился в этом сейчас.
      – Уверились? – переспросила Лорел, – Но как вы можете быть в этом уверены?
      Персивант улыбнулся ей едва заметной улыбкой.
      – Дорогая моя, вы не думаете, что мужчина всегда узнает ту, которую любил?
      Казалось, к нему вернулась его обычная нарочитая энергичность. Он поднялся, подошел к двери и взялся за ручку.
      – А сейчас, прошу прошения, мне необходимо ненадолго вас покинуть.
      – Вы не считаете, что нам лучше как можно скорей уехать отсюда? – спросил его Коббет. – До того, как люди заметят ее исчезновение и начнут задавать вопросы?
      – Совсем наоборот, – ответил Персивант своим вновь окрепшим голосом. – Если мы уедем сейчас, они начнут задавать вопросы касательно нас, возможно, довольно неприятные вопросы. Нет, мы останемся. Мы с аппетитом позавтракаем или, по крайней мере, сделаем вид. И мы будем не меньше остальных удивлены исчезновением ведущей актрисы.
      – Я буду стараться изо всех сил, – торжественно пообещала Лорел.
      – Я знаю, дитя мое, – отозвался Персивант и вышел из коттеджа.