ДЕТСКАЯ КОМНАТА

Чтобы вы не думали, что мине издохло. Вовсе даже не издохло я, а хозяйствую. Что характерно, опочить было бы дешевле, но мы не ищем легких путей.

Опосля южной хаотичности мне нестерпимо захотелось уставу. Так, чтобы глаз радовался, сердце пело, и коты дохли.

Начала со святого. С детской то исть.

Честно говоря, Фасоличьи угодья были выбраны мной не без умысла. Папинька наш чрезвычайно черств к бытовым покупкам и вовсе не готов переводить авансы на шторки с покрывалками. «Мне и без этого живется неплохо» – аргумент железный и непробиваемый. Дай бы папиньке нашему волю, он бы спал в углу на валенке, завтракал соевой сосиской, полировал очко «Экстрой-М» и при этом был бы абсолютно и нечеловечески счастлив.

По счастью, сынку генома не унаследовал, а вовсе даже наоборот. Стоит только прицепить младенца на забрало, как враг издохнет еще на подходах к бастиону.

– Ребенку нужна новая кроватка, – сообщила я четвертого дня утром.

– Правда? – изумился папинька. На небритом его лице мгновенно отобразилась вся гамма чувств, и оно стало похоже на траченное плодожоркой яблоко. Единоеекундно представив себе двадцатипятилетнего Ф., чей сороковой размер торчит между прутьями «Можги» в разные стороны, как раз под плакатом с голой женщиной, ненавязчиво затесавшимся посреди обойных утят, я поежилась и перешла на фальцет.

Два дня мы ругались и измеряли дитя на предмет его соответствия спальному месту, а на третьи сутки к спору подключилась свекровь, и противник таки закусил земелькой.

– В старой кроватке ребенок будет испытывать психологический дискомфорт, – сообщила родственница и недобро посмотрела на моего мужа.

«Выкуси», – подумала я и ухмыльнулась. Ну прально, если рост, вес и прочие характеристики поддаются точному количественному измерению, то психологический дискомфорт – это такая хрень, которую безменом не возьмешь.

– Тебе ведь не нравится старая кроватка, да? – елейным голосом спросила я у ребенка. – Тебе ведь в ней плохо, малыш?

– Похо, – сказал Фасолька и тяжело вздохнул. – Бабушка Гая злая и жадная, шокоаду не дает. Еще в угол ставили. А еще мужиком путали. Пупи сиприз!

Быстро задвинув младенчество за спину (ага, Тиме только дай шанс пожаловаться, проклянет всех поименно), я тут же сказала:

– Видишь, Дима. Ребенку. Плохо. У ребенка дискомфорт. И мне тоже плохо. И нам обоим плохо через тебя и твое упрямство. А все знаешь почему?

Дослушивать Дима не возжелал (логично, мы все знаем, кто у нас папа), коротко бросив:

– Ладно, завтра куда-нибудь заедем.

В кустах заголосила птица счастья.

«Лови-лови, дура-Катечкина, – пронеслось в моей голове. – Лови пока не поздно».

А вот сейчас капелька правды. Боже ж ты мой! Как же я завидую всем этим семействам в магазинах. Идут медленно, степенно, долго приглядываясь к товару. Перебрав три десятка позиций, крутят-вертят, пробуют на зуб и, посоветовавшись, переходят к следующему стенду. И только изучив все самым внимательным образом…

Черным вихрем пронеслись мы по «ИКЕЕ». Нет, не так. Вихрем несся маленький Ф., за ним выступал папинька в маскарадном костюме осла, семенящего «не-дашь-под-жопу-не пойдет», и завершала процессию я, точно шавка с бумажкой бегающая от одного угла к другому.

У какой бы кровати мы ни останавливались, семейство мое неизменно давало два типа ответов. Первый: «Ну не знаю… наверное, тебе виднее…» Второй: «Пупи-пупи и еще сиприз!» Через некоторое время сын мой, имеющий генетическую предрасположенность к маммутам, предложил поселиться прямо в магазине и исчез где-то в районе брумдель-кресел, а я осталась совершенно одна.

Вяло собирая говно в виде очень выгодных по ценам кошачьих плошек, подушек и полотенец для рук, я таки доползла до продавца и выписала товарный чек на детскую комнату. Позиций получилось три: кроватка, шкаф и тумба прикроватная. Цвет – ядрено-синий, как форма контролеров на пригородных поездах. До кучи светильник, коврик и очень дешевую лампочку «пусть-уж-будет-чего-уж-там». Последней нашей покупкой стал голубой тент для кровати. С тентом гадаем до сих пор. Дима утверждает, что его пупила я, Ф. утверждает что его пупил он, я считаю, что такую дрянь мог пупить только Дима. Правды, как водится, нет. Да и на хрена нам правда?

Уже через полтора часа мы приехали домой, попутно выгрузив Ф. у бабушки, и приступили к сбору мебелей.

Тут я вам напишу памятку по «ИКЕЕ».

Памятка: если что-то выглядит как дешевый пластик, хотя и «очень прикольненько вроде бы», то, проехав два десятка километров до вашего дома, оно будет по-прежнему выглядеть дешевым пластиком.

Нет, товары бывают разные, и даже хорошие попадаются. Но нам не повезло. Ввинтив последнюю гайку в шкаф, мы поняли, что с детской получилось не очень. Прекрасная салатовая Тимкина комната превратилась в полигон для размножения синих маммутов. Нервно сглотнув, мы принялись прикреплять к потолку светильник. Не знаю отчего, но в тот момент нам показалось, что именно этот светильник и обязан довершить картину, каким-то чудесным образом увязав синюю мерзость с окружением. Ну в какой-то степени «увязалось». Что там у нас в карцере полагается? Едва теплящийся свет под потолком?

– Это какая-то ерунда получилась, – сказал Дима.

– Ага, – вздохнула я и побежала выть в ЖЖ.

Ажио четыре поста родила. Один горше другого. Рассудительные френды утешали, бросались доводами «главное, чтобы ребенку было хорошо», и даже предлагали перекрасить все на фиг.

Тем временем от бабушки вернулся Ф. В отличие от нас с папинькой дитя вовсе даже не стошнило от синего, а наоборот. Младенец немедленно залез в свою кровать под ужасным пологом, положил соску в прикроватную тумбочку и посоветовал мне «не лезть в шкаф никогда», тем самым лишив нас надежды сдать чудо-покупки назад. Да, и я теперь знаю, как увязать синее с салатовым. Оказалось куда проще, чем кажется. Вытряхните в комнату пяток корзин с игрушками, и сам черт не разберет, где тут у вас синь, а где зелень. М-да…

А еще знаю, что такое психологический дискомфорт. Это когда в Тимкиной комнате пол моешь, глаза вверх поднимаешь и вдруг испытываешь острую потребность кого-нибудь избить ногами.

Перекрашу. Я не я буду – перекрашу.

В ближайшие же выходные!

ГРИБЫ

До конца августа без рассказов. Какие уж тут рассказы? Опята!

Грибное помешательство привито было мне дедом. С самого начала – по-настоящему, за десять километров от дач, тряским автобусом через поле к лесу. Мокро, сонно, трава розовая, в кустах – тени. Идешь по тропинке, стараясь попасть деду «в след», и всем своим пятилетнем умишком думаешь: «Зачем же вчера просилась, нет бы промолчать». Сапоги чавкают, комар над ухом ноет, в кармане печенье, уже ставшее крошевом, и вот-вот сорвется с языка: «Давай назад, ногу стерла», как вдруг в листве мелькнет бляшечкой, и все вокруг забыто – шляпка.

Склизкая, влажная, с налипшим листом, ломаная от травинки. Присядешь рвать – сбоку еще одна, а дальше еще и еще, и вот уже нет волдыря на ноге, нет усталости, а только какое-то безумное собачье стремление вперед, в пахнущую прелью листву.

Собирали в три корзинки. Самая большая – «засол» – для волнушек, свинушек и редких груздей. Средняя – сыроежки, подберезовики – на жарку. Моя маленькая, но самая главная – только белые: «засушим на зиму, бабушка суп сварит». Важности моей хватало «на пол-леса»: по мере заполнения корзинка становилась тяжелой, и я отдавала ее деду. «На уж, понеси, только как перед домом выйдем, уж вернешь».

Пустыми никогда не возвращались. Никогда. Даже сейчас – Господи, какое счастье, что дед не видит, во что превратились наши места! – я не выхожу из леса без белого. Все равно – конец июня или август. И пусть трава вытоптана толпами дачников. И пусть пустых пивных банок втрое больше, чем грибниц. Три метра вглубь, и он меня ждет. Толстый, пузатый и важный, как чинуша-бюрократ. Как не сорвали? Не знаю – не судьба.

Дальше сыроежки. Люблю меленькие, «земляные», с загнутыми внутрь краями. Такую об дорогу бросишь – не расшибешь. А опята не люблю. Собирать их неинтересно. Пара хороших пней – и все, можно возвращаться домой. Года два назад опозорилась – жадность взяла верх, и пришлось снимать куртку с майкой. К радости местных алкашей, вылезла из леса полуголой, с тюками в обеих руках. Чесалась с неделю – москитол для наших комаров навроде черного перца для свинины: сожрут и не подавятся.

Но самое главное – привал. Это сейчас сычом сядешь на дерево, ножки подожмешь и зажигалкой чиркнешь… Лет пятнадцать назад плюхнешься на куртку, развернешь бабкины бутерброды, разорвешь помидор, посыплешь крупной солью и уплетаешь за обе щеки так, как будто бы не ела сто лет. А вокруг – поле, а за полем – церква, по пыльной дороге грузовик фырчит, и так, черт подери, хорошо все вокруг и правильно, что вот хоть кричи во всю глотку от счастья и прыгай дурнем…

А теперь поля нет. Только трасса, с заборами в проволоке. Несколько лет назад перелезла: дай, думаю, пройдусь по старым местам. А только и мест никаких нет. Нехоженый лес зарос частым кустарником, и даже птицы в нем не поют. Страшно стало. Развернулась и назад.

Да и «ближний лес» превратился невесть во что. С одной стороны завод, с другой – дачи, с третьей – дорога. И людей тьма-тьмущая – идешь будто бы по рынку в праздничный день. «О-о-оль, ты где?» – «Яту-у-ут, Коль!» – «Хорош-о-о, Оль!» Вот только в будни, если встать рано, до солнца, и уйти вглубь, через просеку, есть шанс понять, «как оно должно быть на самом деле».

Ну да ладно, хватит ныть. В субботу, если ничего не случится, возьму самую большую корзину и отправлюсь куда глаза глядят. Ну и пакет прихвачу – вдруг опята, пусть уж. И помидоры возьму с солью, чтобы вкусно… чтобы все как раньше…

ПРО РАЗГИЛЬДЯЙСТВО

Граждане, никому не требуется мастер-класс по разгильдяйству? (Дальше по логике вещей следовало бы написать «даю нидорога», но боюсь, сюпруг не оценит.) Вообще, если бы нам пришлось спешно менять профессию, я наверняка знаю, какое дело принесло бы нашему семейству успех. Аха, нас надо в прорабы. Ты ему календарем харю чистишь-чистишь, а он стоит весь такой незамутненный, смотрит на тебя дохлой рыбиной, пальцем за ухом ковыряет и лепечет про «нечеловеческие сроки».

События, числа, даты и всяческие «быть к полуночи» – это наше любимое. Нет-нет, мы не из тех людей, которые опаздывают на поезд. Вовсе нет. Мы из тех, кто приезжает днем позже, садится в другую сторону, вспоминает, что дома утюг, чайник и Тобик, и… после непродолжительных вздохов решает: «А черт бы с ним, с Тобиком».

Вот, например, классическое распиздяйство, которое приключилась с нами год назад во время ремонта.

Фасоличьи обои в утках помните?

Нет, с обоями все в порядке.

И вообще все было бы отлично, если бы не Дима. В тот момент, когда я просматривала обойные каталоги, пытаясь разрешить немыслимую дилемму «цыпы, кисы или песики», достопочтимый супруг мой Дементий ткнул пальцем куда-то в сторону и задал Первый Нехороший Вопрос:

– А чего это у некоторых обоев сбоку прикреплен клочок ткани такой же расцветки, как и сами обои?

– Утирать слезу после получения чека, – немедленно ответила ему я.

Но мысль запала.

Уже через пять минут всем вокруг, включая длинноногую обойную консультантшу и испуганного кассира, стало очевидно, что, если мы уйдем из магазина без новых штор в тон обоев (ткани были образцами штор), на стенде немедленно появится партия свежих клочков паскудного колора «в небритость».

– Во-первых, получится законченный ансамбль, – верещала я, – а, во-вторых… во-вторых, там утята!

В отделе штор выяснились две вещи. Во-первых, селезни нынче недешевы и ситчик обойдется приблизительно в двести долларов. А во-вторых, селезни не только в модах, но и редки – ждать прилета утей из Германии (именно оттуда осуществлялась доставка ткани) предполагалось ажио полтора месяца. И не бывать бы у меня шторам, кабы не тюлька. Пока супруг выяснял условия перевозки перопуховой птицы, я изучала местный ассортимент и наткнулась на совершенно замечательную тюльку (да, блин, в утятах, чего уж тут) по цене тысяча восемьсот рублей за метр. Едва только я поднесла тюль к Диминому носу, как результат не замедлил себя ждать.

– Фиг-с-тобой-бери-ситчик-только-без-тюльки! – рявкнул супруг и сразу же начал интересоваться размером предоплаты.

Уже через пять минут мы внесли в кассу две тысячи рублей, договорились внести следующие две тысячи через полтора месяца, по приезде птиц на место назначения, и довольные собой отправились домой.

А дальше… дальше понеслось…

Первый раз они позвонили нам строго в назначенное время. Кажется, это было после Нового года, примерно в январе.

Как вы думаете, что делает молодое семейство, едва только пережившее ремонт и новогодние праздники? Правильно, греет яйца на батарее, льет слезу на студенческую сосиску и плотоядно поглядывает на котов.

– Ваши шторы приехали. Внесите тысячу восемьсот девять рублей и забирайте.

– Вы знаете, у нас не очень хорошо с деньгами, – сказал супруг и томно вздохнул в трубку. – Можно мы попозже?

– Конечно, можно, – радостно ответила трубка. – Рождество, и все такое… Мы понимаем.

Уже через два месяца понимания у трубки поубавилось. К тому моменту я совсем охладела до фауны и несколько недель грезила новыми джинсами, а оттого мужу было приказано «слить их вежливо».

В марте у нас был катаклизм с Фасоличьими шмотками, и нам ничего не оставалось, кроме как пообещать, что «уж в мае непременно». (Ха! Май – это мой ДР, и в этом месяце у нас голодают даже тараканы.) Весь май мы благополучно пропрятались, а к лету трубка перешла на визг, который довольно быстро сменился плачем.

– Ну, ребят, ну заберите их уже как-нибудь… Ну мы их ни продать, ни отправить назад не можем! – выли на другом конце провода и умывались слезой.

Но мы были непреклонны.

К июлю трубке практически повезло. Я таки ухитрилась сбагрить мужа в магазин. Удача была совсем рядом, если бы не одно «но». В магазине не принимали карточки. Когда за Димой закрывали дверь, у продавщицы было такое лицо, что становилось ясно – еще чуть-чуть, и она осуществит банковский перевод, просунув мастер-кард между половинками ягодиц.

Если вы думаете, что нам не было стыдно, то вы глубоко заблуждаетесь. Нам было очень стыдно, но исправить ситуацию мы не могли. У трубки была прямо какая-то кармическая предрасположенность к безденежью. Стоило ей набрать наш номер, как непременно что-нибудь приключалось – одежда, мебель, болезни, дни рождения родственников и так далее и тому подобное.

И вот… э-э-э-э… сегодня СВЕРШИЛОСЬ!

Да-да, мы их забрали. Думаю, второе пришествие Христа возымело бы меньший эффект, чем появление Димы с деньгами. Ну да это все лирика… Несколько часов назад, разворачивая ткань из бумаги, я наткнулась на малюсенькую бумажку, трогательную в своей бесхитростности: «Звонила много раз!!! Не забирают!!!»

ГРИБНОЙ ПОХОД

Так и знала, что от поста, начинающегося с фразы «Вообще с грибами мне еще в лесу не повезло», никуда мне, Катечкиной, не деться… Судьба, что уж тут поделаешь!

Вообще мне с грибами еще в лесу не повезло. То есть нет, с грибами-то как раз повезло, а вот с лесом не очень. К сожалению, в близлежащем леске, с одной стороны ограничен дорогой, с другой – дачами, ни хренаськи съедобного найти нельзя. Правильно, потому что прочесан каждый угол: в шесть утра ходят «профессионалы» с торбами, в одиннадцать – лохи с тещами, а после обеда – бабусечки. Как вы понимаете, в пять утра в лесу темно, а все, что можно найти после бабусечек, – одинокую молоканку с трясущимися от страха червяками, да и ту навряд ли. Что в таком случае сделает большинство людей? Угу, говорят: «Фиг-с-ними-с-грибами» – и отправляются пить водку и мангалить. Но – я это не большинство и даже не меньшинство, – так, киса покакала.

– Покупай, мама, компас, пойдем в чащи. Там этих грибов – до фига.

Подходящие «чащи» были обнаружены мной достаточно быстро – десять километров от Москвы в сторону дач, и здрасти-пожалуйста – привет тебе, кабанчик.

С компасом не свезло. Ну нельзя за компасами посылать истерзанных мигренями женщин. Вместо того чтобы купить один приличный компас за триста рублей (или сколько он там стоит), мама взяла два по пятнадцать, сопроводив это дело гениальнейшей фразой: «Ну хоть один-то, наверное, правильный».

Весь вечер накануне сбора мы решали, какой же из компасов «наиболее правилен», но к однозначному выводу так и не пришли. В то время как один показывал на север, другой непременно отклонялся в сторону юго-запада, и наоборот. До кучи выяснилось, что хитромудрые китайцы готовят нам узкоглазую смерть от заблуждения: в одном из агрегатов были перепутаны цвета севера и юга. Ближе к часу ночи, когда эксперименты со стрелками порядком истощили наши нервы, было решено оставить компасы дома, «чтобы не соблазняться», и идти напролом, как пионеры-герои, ориентируясь по солнцу, мху и сумалетам.

Следующего дня утром Дима был пнут под задницу, и уже в шесть утра мы с мамахеном стояли на опушке. С точки зрения грибов лес был выбран удачнейший. Честно говоря, я за всю свою жизнь столько грибов не видела. Достаточно сказать, что боровики попадались гораздо чаще, чем поганки, а уж про подосиновики и подберезовики вообще молчу. А вот в остальном…

Представьте себе странноватый лесной массив, изрезанный кабаньими тропами, и вы меня поймете. Ориентация «по солнцу» невозможна в принципе: достаточно чуть-чуть отклониться от верного направления – и конец. Много позже, на разборе полетов, обложившись картами, я таки поняла, в чем была наша ошибка. Мы отошли на порядочное расстояние от шоссе, а когда стали поворачивать обратно, взяли неправильный угол и всю дорогу так и фигачили вдоль трассы, не слыша ее, опять же из-за «порядочного расстояния». Угу. Так можно было и до Домодедова доползти, что в шестидесяти километрах от садов, – именно такая протяженность у нашего «леска». Одним словом, ничего смешного. Также стоит добавить, что к тому моменту, когда мы начали «выход в люди», у каждой из нас были огромная корзина с грибами в одной руке и здоровущий пакет «Метро» (тоже с грибами) в другой. Короче, попадись нам кабан, фрикасе из Катечкинои под соусом из поганцов ему было бы обеспечено.

Диалоги начались уже через сорок минут.

– Это, блин, была твоя идея, Катя, – сообщила мне мама, усаживаясь на пень.

– Да, но сувенирный пятнадцатирублевый компас был куплен именно тобой, – ответила я ей, устраиваясь напротив.

– Вот шла бы и сама покупала, раз такая умная! – рявкнула она. – Чего теперь делать?

– Предлагаю нажраться мухоморов и издохнуть.

Мы замолчали. В тишине было слышно как где-то похрустывают ветки и верещат птицы. Никаких человеческих звуков, лаев и выложенных мхом надписей «тебе-туда-дура-пасть-закрой» – только тишина.

– Как ты думаешь, а болотную воду пить можно? – подала голос мама.

– Наверное, можно. Если прокипятить.