Васиф насторожился:
      - Без риска ничего не добьешься.
      - А если и это не поможет?
      - Тогда... Можете уволить меня с работы. Как профессионально непригодного.
      - Ну, к чему ты, - Амирзаде недовольно фыркнул. - Есть, между прочим, в тебе такое: чуть что - горячку пороть. Брось это, не маленький.
      Он поднялся.
      - Ну... Быть по-твоему. Действуй. Я - "за"!
      Васиф впервые увидел, как улыбается начальник.
      Говорили, что он вообще не улыбается, не умеет. По-стариковски сморщилось вдруг худощавое лицо, под набрякшими веками спрятались глаза. Только рот с зажатой папиросой оставался таким же - жестковатым, молодым, сурово стиснутым. Уходя, Васиф благодарно, крепко пожал длинные прокуренные пальцы начальника.
      - Чуть не забыл... У тебя там все в порядке? Послезавтра из министерства сам начальник отдела пожалует. Родственник твой... Балахан.
      Нехорошо, неспокойно было Васифу после возвращения из города. Ходил сам не свой, вспоминая щедрый ужин халаоглы, знакомство с Рубабой, круглые, как яблоки, теплые ее колени, горячее дыхание на своих губах. Кажется, ничего особенного не случилось. Сам пошел к Балахану. Сам вызвался провожать Рубабу... Все сам!
      Балахан и Назиля искренне взялись устраивать его судьбу. Так принято между родственниками. Почему же осталось такое чувство, словно коснулось его что-то нечистое? Коснулось и оставило след.
      Потом, правда, закрутили дела, забываться стали подробности той ночи. И вдруг: "Начальник отдела из министерства едет... Родственник..." Что ему надо? Неужели злой рок навсегда связал его с человеком, от которого не уйти, не скрыться? Не до него сейчас. В девятую скважину закачали воду, но пока никакого результата - нефти все меньше. Дело это новое. Надо ждать, ждать, ждать. Приезд Балахана может испортить все - мало ли что может прийти в голову "представителя министерства".
      Балахан недолго колесил по промыслу. Не вынимая рук из карманов макинтоша, он обошел участок, спросил, где живет новый геолог, и велел шоферу ехать в поселок.
      Когда в дверь постучали, Васиф читал газету.
      - Гостя примешь?
      Васиф уже знал о приезде Балахана, поэтому и ушел пораньше в общежитие, будучи уверен, что халаоглы здесь его искать не будет.
      Добросовестно изобразив радость, пошел навстречу гостю:
      - Добро пожаловать! Каким ветром? - Он попытался улыбнуться.
      - Наш мальчик здесь живет? - тоном нежного брата спросил Балахан.
      - Кажется, здесь.
      - Рад ли он гостю?
      Стараясь попасть в игриво-сюсюкающий тон, Васиф пропищал мальчишечьим голосом:
      - Смотря по какому делу пришел...
      Балахан скинул макинтош и, поколебавшись, перекинул через спинку кровати. Под грузным телом гостя скрипнул тонконогий стул.
      - По делу девятой буровой. Что ты там еще надумал?
      Игра кончилась, как ни старались оба продлить шутливое представление. После напоминания о буровой места для шутки не осталось. Васиф скис, насупился. Как спорить с Балаханом? Ведь пришел он с позиции начальства, а сам давно порвал с практикой, многого просто не знает. Уперся в одно: "Так никто не делает! Скважина не рентабельна... Васиф торопится, слишком большую ответственность берет на себя! Как с ним спорить? Как доказать, что кто-нибудь всегда должен делать так, как до него никто не делал?"
      Начался спор холодновато, вежливо. Но через полчаса разгорячились, наговорили друг другу дерзостей. Первым опомнился Балахан, поднялся, брезгливо оглядел комнату, тускло освещенную керосиновой.лампой:
      - Эх, Васиф, Васиф... Ну и пещеру ты себе добыл. А ведь квартиру мог уже иметь. Я ведь давно предлагал. Мне это ничего не стоит, пару звонков, и все. А ты... Сначала у этого... своего армянина... Как его? Акоп, что ли? Потом сюда. Потолок вон сырой. Из окна дует... Что я, должности своей лишился бы, выхлопотав тебе ордерочек?
      - Не надо, Балахан. Ни к чему начинать снова этот разговор.
      Заметив, что Васиф нахмурился, Балахан заговорил другим тоном:
      - Конечно, я понимаю, и такая берлога имеет свои прелести. Тем более для холостяка, - он похлопал Васифа по спине.
      Васифу вдруг вспомнились резкие, запальчивые слова Акопа о Балахане. Если все, что говорил Акоп, правда, то с халаоглы порядочный человек и разговаривать не должен. Васиф еще больше помрачнел. Но надо было что-то говорить, не стоять же так каменным истуканом.
      - Какой прок в холостяцкой жизни? Не вижу ничего хорошего. И комната у меня, прав ты, совсем не дворец.
      Балахан многозначительно пошевелил бровями, прикрыл поплотней дверь.
      - Нет прока, говоришь? И комната плоха? Если так, какого дьявола ты ломаешься, когда тебя знакомят с молодой красивой женщиной? Такой лакомый кусок упустил! - Балахан молитвенно закатил глаза, чмокнул губами щепотку пальцев. - Такую женщину! Что тебе после этого сказать? Мямля ты...
      Васиф вспыхнул.
      - Как хочешь называй. Мямля так мямля. Только бы аферистом не прослыть.
      Балахан выругался беззлобно, снова уселся на кровать.
      - Эх и нудный ты человек! Иногда ломаю себе голову: как относиться к тебе, что сделать для тебя, чтоб ты был доволен? Может, ты обижен за то, что давно не навещал тебя? Но вот я своими ногами пришел, пусть не как брат, как гость. Ты еле-еле улыбку выжал, вроде и смотреть не хочешь! На что обижен? Чем недоволен? Какие-нибудь мелочи? Смотри, братец. - Голос Балахана утратил приятную бархатистость. - Трудная минута придет, позовешь меня, знаю, позовешь.
      Каждое слово хлестало Васифа, особенно это покровительственное "братец". Чувствовал, не зря приехал Балахан именно в тот момент, когда заварилось дело с девятой буровой. Думалось лихорадочно, трезво, и впервые со времени возвращения стало обидно: "Что ж ты, Балахан, не отвечал на письма нежнолюбимого "братца" все эти годы? Я так немного просил - копии служебных характеристик и килограмм лука. Больше десяти писем я написал тебе оттуда. Что же ты молчал? А сейчас требуешь почтительного гостеприимства? Сейчас, когда руки опускаются от неудач. Молчи, Балахан, молчи".
      - Ты знаешь, как я люблю тебя! Может быть, мысленно упрекаешь меня за то, что не помог тебе в те трудные годы? Один аллах знает, с каким риском для себя я пытался это сделать... Сердце мое было с тобой. Ты никогда не следуешь добрым советам. Помнишь, когда ты еще собирался в Кюровдаг... Я просил тебя, не бери на себя ответственность, не лезь в драку. Умей жить так, чтоб за тебя это делали другие. Что у тебя за характер?! Я так и знал, так и знал...
      Васиф решительно встал, прервал Балахана:
      - Зачем, скажи, пожалуйста, ты сюда пожаловал? Кто постарался, чтоб всю эту историю с девятой буровой раздуть в "чрезвычайное происшествие"? На всякий случай запомни: чужими руками я не способен жар загребать. Ни в драке, ни в чем-либо другом.
      Балахан оттянул галстук, оглянулся на дверь.
      - Да ты пойми... Здесь есть люди, которые не любят тебя. Только и ждут, чтобы зацепить на чем-нибудь. Я пришел к тебе, как к родному человеку. Ты пойми мое положение. Если бы ты не был мне двоюродным братом, другое дело. Я бы не так требовательно отнесся к твоему эксперименту. Разговорчики могут начаться нехорошие. А тут еще история со штуцером...
      - Значит, родственные связи ставят тебя под удар общественного мнения? Верно я понял?
      Балахан даже не смутился:
      - Не беспокойся, дорогой.
      - А мне нечего беспокоиться. Не чувствую за собой никакой вины.
      - Дай бог, как говорят. Что-нибудь придумаем. Хотел тебя предупредить, в конторе мне придется говорить с тобой совершенно официально. Сделай одолжение, не обижайся.
      Васиф заметался по узкой комнатушке.
      - Одолжение!... Делай как знаешь, только перестань проявлять свою родственную заботу. И... давай не будем об этом.
      Усилием воли он взял себя в руки. Как больной, глотнувший усыпляющий наркоз, начинает считать, Васиф заставил себя вспомнить то единственное, чем чувствовал себя обязанным Балахану: "Он не оставил мою мать... он не оставил мою мать..."
      Балахан замолчал, обхватил руками голову. И Васиф почувствовал, что Балахану действительно придется что-то решать. Знал и то, что весь этот шум исподволь готовил Гамза, он-то и "просигналил" Балахану. Возможно, если эксперимент не удастся, Васифу придется искать другую работу. Нo совесть его чиста. Он не сделал ничего преступного.
      Балахан поднялся, заставил себя улыбнуться.
      - Я пришел к тебе с открытой душой. Ты не хочешь понять... Что делать... Как говорится, если родственник родственнику мясо сгложет, кости не выбросит. Я все сделаю для тебя, что в моих силах. До свидания, дорогой.
      Он вышел, устало волоча за собой макинтош.
      В эту ночь Васиф не сомкнул глаз. На совещание он пришел раньше всех, болезненно морщась от головной боли. Но Амирзаде отложил начало совещания на час.
      - Так будет лучше, - объяснил он Васифу, задумчиво поглаживая лысину. Нервничаешь? Что с тобой? Я, например, спокоен.
      И нервно забарабанил по столу длинными, костистыми пальцами.
      Спустя час кабинет начальника едва вместил всех участников совещания. Васиф взглядом отыскал Балахана. Тот сидел рядом с начальником участка, отдохнувший, гладковыбритый.
      Амирзаде предложил первым выслушать Гамзу.
      Солидно откашлявшись, тот почти процитировал свой письменный рапорт о "крупной технической ошибке", допущенной геологом Гасанзаде. Нагнетание воды в ближайшие к девятой буровой скважины - дело рискованное, опасное, не опробованное. Странно, но товарищ Амирзаде, вместо того чтобы оценить его, Гамзы, бдительность, не поддержал... Тем самым способствовал подрыву авторитета Гамзы Махмудова.
      - Простите, разве я неверно говорю? - тихо, вежливо обратился он к Амирзаде.
      - Совершенно верная информация, - буркнул Амирзаде, глядя на него сквозь облако табачного дыма. - Я отверг ваше мнение и, к сведению товарищей, продолжаю стоять на своем.
      Балахан обвел собравшихся удивленным взглядом, словно призывал в свидетели неслыханной дерзости.
      Те, кто выступил после Гамзы, высказывались более осторожно, избегая каких-либо конкретных суждений. Балахан, зорко наблюдая за Амирзаде, отметил немаловажную деталь: вопреки обыкновению, управляющий промыслом не перевел телефон секретарше, отвечал лично на каждый вызов. "Интересно, чего он ждет? Может, звонка сверху? Надо бы и мне подождать..."
      Но воздерживаться дольше было неудобно; похоже, мнение собравшихся зашло в тупик. Надо что-то сказать. Присутствующие явно ждали его авторитетного слова.
      - Товарищи! Мы не ради пустых слов собрались сюда, - энергично начал Балахан. - Как ни печально, сегодня придется строго спросить, а если надо, и... наказать тех, кто взял на себя... в общем, затеял это темное дело. Я имею в виду Амирзаде или вот... Васифа. Правда, еще Ленин сказал: "Не ошибается тот, кто ничего не делает". Но ошибка ошибке рознь... - Он запнулся, глубоко вздохнул. - Все вы, наверное, знаете, что Васиф мне родственник. Но тем строже я спрошу с него. Как говорится, дружба дружбой, а служба службой...
      Если до сих пор Васиф терпеливо слушал все, что говорилось о его работе, тут он не выдержал, крикнул с места:
      - Давай без разговоров о родстве. Говори о деле!
      - Помолчи, где твоя выдержка? Посчитай до десяти, - забубнил Мустафа над ухом Васифа. - Помогает, честное слово.
      Балахан замялся, снова многозначительно оглядел присутствующих. Вот, мол, сколько беспокойства приносит мне этот трудный человек. Однако ни одного сочувственного взгляда поймать не удалась. Люди молчали. И это молчание больше всего встревожило Балахана.
      Мягко звякнул внутренний телефон. После первых же слов Амирзаде заулыбался, щурясь сквозь дым.
      - Саг-ол! Спасибо за добрую весть, - сказал он перед тем, как положить трубку.
      - Со всей ответственностью хочу вам заявить, - продолжил было Балахан, но Амирзаде жестом остановил его:
      - Стой, не спеши. Верно говорят: "Поспешишь, в тендир угодишь". Амирзаде встал, потоптался у стола. - Мне только что сообщили, что девятая скважина снизила давление.
      Что-то еще пытался сказать Балахан, но слова его утонули в одобрительном гуле.
      - Не может быть! - вскочил с места Гамза.
      - Почему? - усмехнулся Амирзаде. - Видимо, в соседнюю скважину прежде недостаточно нагнетали воды. Сейчас на месте все выясним. Важно, что штуцер уменьшить можно! Васиф оказался прав.
      Забыв официально закрыть совещание, Амирзаде нахлобучил свою выцветшую от дождей и солнца шляпу. Задвигались стулья, Васиф оказался в тесном кругу товарищей, тех, кто холодным молчанием встретил странную, обличительную речь Балахана. Скупо по-мужски выражали они свое отношение к случившемуся - одни хлопали по плечу, другие, забыв, что Васиф не курит, протягивали распахнутые коробки папирос, третьи все чувства вкладывали в короткую забористую брань.
      Вдруг кольцо распалось. К Васифу подходил Балахан. И даже те, кто спешил на свежий воздух, задержались в прокуренном кабинете, чтоб хоть одним глазом увидеть встречу этих, столь не похожих друг на друга, братьев.
      Балахан не стал ждать, пока Васиф протянет свою руку ему навстречу.
      Широко улыбаясь, он обеими ладонями тряхнул ловко схваченную руку Васифа.
      - Рад, поверь, искренне рад, что все так повернулось.
      Даже лоб у Васифа стал розовым от стыда за Балахана, за весь этот дурно разыгранный фарс. Не дослушав, он двинулся к двери и, опередив Балахана, вскочил на подножку промыслового автобуса.
      Итак, девятая буровая покорена. Васиф не умел, да и не собирался скрывать, как много значил для него этот первый успех на Ширване. Внешне вроде ничего не изменилось - так же сутками пропадал он на промысле, так же несколько особняком держался среди людей. Но почтительней, чем раньше, здоровались с ним рабочие, настойчивей звали разделить нехитрый харч в часы перерыва. И за советом охотней стали обращаться к Васифу, чем к Гамзе, хотя опыта у Гамзы не занимать, это знали все.
      Однажды после работы Гамза вызвался проводить Васифа до барака. Шел рядом, болтая о пустяках, а когда отошли подальше в степь, дружелюбно положил свою руку на плечо Васифа.
      - Послушай... Давно хочу по душам с тобой поговорить.
      - Не возражаю.
      Гамза остановился, поскреб заляпанным грязью сапогом о куст колючек.
      - Знаешь, я не трус. И не дурак. Люблю правду в глаза... Признаю, неправ я был. Не по душе ты мне пришелся сначала. Не терплю молчунов. Поди узнай, что у тебя на уме. Выходит, ошибся я. Есть у тебя хватка, знаешь дело.
      - Ты что как на собрании заговорил? - улыбнулся Васиф. - Чувствую, не случайно провожать меня пошел. Давай без предисловий, не тяни.
      Гамза рассмеялся.
      - Да сразу как-то не объяснишь. Хорошо, попробую. Просьба есть к тебе. Если согласишься, сам управляющий будет доволен. Он сейчас верит тебе, как пророку. Мотай на ус... Если девятая скважина будет работать с шестисантиметровым штуцером, мы не выполним план. Я тебе открою одну тайну. Высокая добыча нефти здесь, у нас, весьма тревожит управляющего Нефтечалинским трестом. Боится, понимаешь, что нас отделят, сделают самостоятельным трестом. Ну, понятно, управляющим назначат Амирзаде. Вот и раскинь мозгами - глупо именно сейчас снижать добычу. На руку это нефтечалинцам. Понял? Речь идет о конкуренции...
      - По-твоему получается - две частные фирмы. Как там, за рубежом "Стандарт ойл" и "Роял датч Шелл"...
      - Ни к чему шутки. Хочу сказать, очень сложный это вопрос. Не выполним план - много потеряем. Это во-первых. Во-вторых, нас с Доски почета... - Он наискось рубанул ладонью перед собой, словно сбрасывая что-то лишнее. Рабочие премии лишатся... А ты знаешь сам, что это такое.
      Васифа стал раздражать этот разговор "по душам".
      - Да неужели люди черное от белого не отличат? Искусственно заставить скважину работать на высоком напряжении - значит потом много недобрать из пласта.
      Гамза разочарованно похлопал кепкой по ладони.
      - Эх, вижу, и ты из таких, кого хлебом не корми, дай о коммунизме поговорить. О всяких там райских благах в будущем.
      - Давай короче, Гамза. Что ты от меня лично требуешь?
      - Не требую, дорогой, прошу. Не трогай ты, ради аллаха, эти проклятые штуцеры хотя бы месяц. Дай выполним план. А потом делай что хочешь.
      - Я не пойду на это, Гамза. Не могу идти на обман....
      Он пошел вперед. Гамза снова преградил ему дорогу.
      - Месяц, только месяц. Ничего за этот срок не случится. Ты все в завтрашний день смотришь. Неужели ты наивен, как вчерашняя невеста. Кто о нас вспомнит через десять - пятнадцать лет? Почему мы должны думать о тех, кто придет после нас? Почему?
      - Да потому, что это закон жизни! Неужели не понимаешь? Кто-то воевал, страдал, умирал, чтобы ты сегодня ходил по земле!
      - Говоришь, не можешь идти на обман?.. Почему обман? То, что само в руки идет, почему не взять? Я вот раньше очень толстым был. Доктор придумал мне лечение. Ди-е-та. Чуть не сдох я от этой диеты. Сам доктор испугался, махнул рукой - ешь что хочешь. Не зря люди говорят: "Лучше умереть сытым, чем жить голодным". Можно ли не доить корову, которая дает много молока? Понял?! Будь другом, отложи это дело со штуцером. Придумай что-нибудь, скажи - дополнительная проверка нужна. Кто будет возражать?
      - А совесть?
      - Совесть? - Гамза хмыкнул. - Когда в карманах пусто, кому придет в голову о совести болтать? С луны ты, что ли, свалился?
      - Да нет. Немножко похуже мне курорт достался...
      - Понятно...
      Он несколько минут шел молча, как-то яростно вдавливая огромные свои ступни в рыхлую, расползающуюся колею дороги. Напоследок спросил глухо:
      - Ну, как же будет? Только месяц...
      - Ни дня не дам, Гамза, - не торгуйся зря. Представь себе, есть на свете и такое, чему цены нет. Не купишь.
      Гамза коротко вздохнул, развел руками.
      - Что поделаешь... Пусть будет по-твоему. Нельзя, значит, нельзя. Будь здоров.
      Он зашагал обратно. Еще долго слышал Васиф, как чавкала грязь под его сапогами.
      На другой же день Васиф лично проверил размеры штуцеров. Все шло по заданной норме. Будто ношу тяжелую с плеч скинул. Но жизнь научила его не очень доверять благополучному течению дней. В самом покое мерещилось ему надвигающееся препятствие. Так оно и бывало чаще всего в последние годы распутаешь один узел, смотришь, другой по рукам свяжет, еще покрепче, посложней. Он и сейчас, когда, казалось, все устроилось и самое худшее было позади, не мог избавиться от беспокойного ожидания. Хоть и знал - все препятствия, которые придется еще преодолевать, будут полегче тех, от которых поседели виски. И все, что связано с работой, с поиском, - как дорога к намеченной цели, пусть нелегкая, петляющая по крутым склонам, но есть в ней огромный и радостный смысл. Где-то там впереди чистый, животворный источник.
      Так думал Васиф, беспокойно ворочаясь на своем жестком холостяцком матраце. Уснуть никак не удавалось. Его тюфяк из давно не чесанной ваты сбился жесткими комьями. Как ни повернись, будто на камнях лежишь. В Сибири он спал на мешке, набитом сухой травой. Благо неподалеку была конюшня, можно было часто набирать в мешок свежее сено. Придешь усталый, вытянешься на матраце, приятно пружинит под тобой, похрустывает. Закроешь глаза, и кажется, вроде в травах пахучих лежишь на лугу некошеном. А здесь... Эх, жизнь холостяцкая! Иные завидуют, как же - комната есть своя, сам себе хозяин. А что толку, если не с кем слова сказать, из каждого угла одиночеством веет.
      Стоило потушить свет, как в темноту просачивались ночные звуки подвыванье буксующей вдали машины, шелест дождя, бормотанье вахтерши: наверное, ходит и считает недостающие чайники - их растаскали по комнатам общежития.
      Он закрывал глаза, и тотчас из радужных лучей выплывало одно и то же вскинутый профиль смеющейся Пакизы, напряженное лицо Рамзи. Перед этим видением отступало все - буровая, заботы о транспорте, люди, такие родные, с которыми накрепко сплавила его работа, - все, чем жил он днем.
      Вычеркнуть, забыть ее навсегда. Поставить точку - урок слишком поучителен, слишком дорого платил он за свою доверчивость, чтоб еще и это...
      А сердце ныло в ожидании, спорило с рассудком, сердцу не было дела до железных законов логики.
      Он вскочил, распахнул окно. Дохнуло осенней сыростью, капли дождя охладили горячий лоб. Вернулся в постель и через несколько минут забылся в тяжелом сне.
      ...Та же автобусная остановка. И ветер. Смеется Пакиза, опираясь на руку Рамзи. Он хочет догнать их, но гривастые, холодные волны отшвыривают Васифа. Ну что ж, пусть гуляют. Васиф остается у кромки тротуара, и море яростно кидается на его босые ноги.
      - Ты простудишься, уйдем отсюда, - Пакиза вернулась за ним, тянет за руку.
      - А тебе не все равно? - кричит он ей в лицо. - Вон он ждет тебя, иди.
      - Кто? Кто меня ждет? Я так долго искала тебя.
      - Рамзи тебя ждет. Я видел своими глазами, как ты гуляла с ним.
      - Я?!
      - Да, ты! И нечего смотреть на меня своими лживыми глазами.
      Пакиза больно хлестнула его по лицу. Как в кино - пощечина, от которой дергается голова.
      - Как ты можешь? Я гуляла с Симой! Не смей клеветать на меня, сумасшедший!
      - Да, да, она гуляла со мной, - подтверждает Сима.
      Но почему она стала такой огромной, что не может войти в ворота, за которыми в тени стоит Васиф. Ее гигантские пальцы хватают чугунное литье, тянутся к голове Васифа.
      - Открой, Васиф! Открой!
      Вскочил в холодном поту, заметался по комнате. В дверь стучали тихонько, но настойчиво. Обалдело, ощупью нашел выключатель, открыл дверь.
      Живая, не из сна, стояла Сима на пороге. И мокрыми, тонкими пальцами стряхивала с лица прилипшие пряди.
      - Подожди!
      Васиф захлопнул дверь, быстро оделся.
      Зачем она... Знает, что я живу один. Что подумают соседи?
      Как говорит Саади, "нельзя быть спокойным наедине с красавицей. Даже если тебе удастся укротить свою страсть, ты бессилен против злых языков...". Что ей понадобилось среди ночи?
      Он рывком распахнул дверь.
      - Что случилось?
      - Одевайся скорей... Пойдем!
      Она, наверно, бежала, на обычно бледном лице полыхает лихорадочный румянец.
      - Куда? Что с тобой? Я не могу пригласить тебя в комнату. У меня здесь... Сама видишь.
      - Я не в гости пришла, - отрезала. Сима. - Пойдем! Штуцеры!
      - Сейчас.
      Он сорвал с гвоздя плащ. Через несколько минут они вышли на дорогу, ведущую к промыслам. Дождь почти перестал, где-то рядом в канаве журчала вода. Сима старалась не отставать, почти бежала рядом, цепляясь за рукав Васифа на скользких местах. Заметив, что она задыхается, Васиф сбавил шаг:
      - Ты спокойней. Говори толком. Когда заметила?
      - Вот уже два дня. Суточная добыча растет... А диаметр штуцера в журнале... шесть сантиметров. Не пойму, в чем дело. И вот сегодня... Кажется, когда вы уходите домой, кто-то увеличивает диаметр. А утром... Утром все в норме.
      - Надо было вызвать машину, - буркнул Васиф, подхватив споткнувшуюся спутницу.
      - Нет, нет. Нельзя, чтоб узнали. Надо неожиданно.
      Некоторое время они шли молча. Вот вдали уже замелькали огни буровых.
      - Спасибо тебе, Сима.
      - Не спеши. Главное, чтоб никто нас не увидел. Если заметят... Тогда я ничего не смогу доказать тебе.
      - Не заметят. Хорошо бы с той стороны, где не освещенная тропинка. Да как ее разыскать сейчас. Развезло все.
      - Я знаю. Дай-ка руку.
      Она свела его с дороги, повела напрямик, через степь.
      - Осторожно, здесь канава.
      Васиф почти сполз по скользкому склону, протянул ей руки.
      - Ничего.
      Сима, чуть подобрав юбку, легко, как птица, перемахнула на противоположную сторону.
      - А ты молодец! Как на крыльях.
      Сима ничего не ответила, тихонько вытянула из его ладони свою холодную руку.
      - Ну... Теперь иди вперед. Я отстану.
      Вот и девятая буровая. Сонно хлопая глазами, встретил геолога молодой оператор. Тут же под фонарем Васиф попросил у него журнал.
      - Какой?
      И без того круглые глаза юноши не мигая уставились на инженера.
      - Журнал отметок.
      Оператор потоптался, неуверенно ушел к будке и через несколько минут принес журнал в захватанной обложке. Все верно: указанный диаметр штуцера шесть сантиметров.
      - Открой штуцер, посмотреть хочу.
      У оператора запершило в горле. Он долго, хрипло откашливался.
      - Ключа нет здесь, сейчас посмотрю.
      Подошедшая как ни в чем не бывало Сима глазами показала на окно будки. Васиф шагнул в комнатушку и первое, что увидел на столе, - ключ.
      - А что это? Ослеп, что ли? Или спал на вахте?
      У оператора совсем сел голос.
      - Извините. Забыл... Прошу вас - не надо. Лучше утром. Только вместе с начальником.
      - Делай, что говорю! - почти крикнул Васиф. - Не задерживай! Как фамилия?
      Юноша не расслышал или не хотел отвечать.
      - Хорошо. Я человек маленький. Проверяйте.
      - Здесь десять сантиметров! - Уже не владея собой, Васиф двинулся на оператора. - Смотри сам! Смотри!
      Сима как-то незаметно протиснулась между мужчинами, локтем оттеснила оператора.
      - Ну? - заорал Васиф.
      - Не знаю... Мое дело маленькое. Начальник прикажет - я исполню.
      - А если тебе в море кинуться прикажут?
      - Не знаю. Мое дело маленькое. Начальник участка сказал: "Хочешь получать премию, делай, как говорю".
      - Ну хорошо. Премию вы получите оба, за это я ручаюсь, - чуть поостыв, пообещал Васиф. - А сейчас немедленно смени штуцер. И только посмей...
      В поселок они возвращались вместе с Симой. Только сейчас понял Васиф, как, должно быть, бежала она, чтоб успеть... Вот идет рядом, устало сутулясь, заложив кулачки в карманы спецовки. О чем она думает?
      Все ясно. Не зря он сомневался в Гамзе. А ведь в конце разговора наедине тот как-то быстро согласился с доводами Васифа: "Пусть будет, как ты решил". Подлый, опасный человек. Как им теперь работать вместе? Неужели он, Васиф, так и не научился распознавать в людях настоящее... В первые дни Гамза даже нравился Васифу: солидный, чуть резковатый, но с людьми выдержан, вежлив. А Сима не пришлась по душе с первого взгляда. Она заступилась за него в отделе кадров, тогда это показалось ему кокетством, заигрыванием. Потом все острила, поддразнивала и еще больше оттолкнула этим. Он стал умышленно избегать ее даже там, где дело требовало каких-то объяснений с замерщицей.
      Олух. Несколько дней назад он гонял ее, как провинившуюся девчонку. А потом еще полез с этой дурацкой сказкой, которую знает каждый дошкольник. Стыдно вспомнить. Нет, ты ни черта не понимаешь в людях! Раскис, как баба, от одной встречи в поезде. "Обязательно напишите... Вы будете счастливы..." Хорошенький урок дала тебе скромница с невинными глазами. Эта колючая женщина, что идет рядом, навряд ли способна на такой спектакль. Хоть и не из робкого десятка и обид, видно, прощать не умеет. Надо было для дела пробежала по ночной степи. И теперь молчит самолюбиво, демонстративно. Вспомнился рассказ Мустафы о нелегкой ее судьбе.
      О чем она сейчас думает?
      Васиф оглянулся, подождал, пока маленький силуэт не вынырнул из влажного предрассветного тумана.
      - Сима! Где вы? Дайте руку. Сима, может, вы и вчера знали об этом? Об этой афере со штуцером?
      - Да. Знала. Просто не хотелось лезть к вам с разговором. Опять, думаю, сказки начнет вспоминать. Или власть свою показывать. А потом решила: если мне видеть вас неприятно, при чем тут буровая.
      Васиф засмеялся.
      - Пусть я олух, Сима. Только, честное слово, зря вы так ко мне...
      - Отношусь, как умею. И, пожалуйста, не говорите со мной, как с маленькой.
      Сима остановилась, переложила из руки в руку темный продолговатый сверток.
      - Что это у вас? Дайте понесу?
      - Нет, нет. Не надо. - Она даже отступила. - Это не тяжело. Бутылка здесь... Я сама.
      Васиф уже было собрался пошутить насчет таинственной бутылки, но вовремя осекся. Ребенку молоко несет. Сама не выпивает в столовой. Где ж он у нее? Наверное, в поселке под присмотром какой-нибудь женщины. Платит за это из своей небольшой зарплаты.
      - Слушайте, Сима, я очень серьезно прошу вас, не считайте меня совсем уж... Если виноват, простите. Но я, правда, не способен сознательно делать человеку зло. Мне про вас Мустафа рассказал... Я не знал. Думал, просто девочка, задира. Перестаньте злиться.
      Васиф попытался взять ее под руку, она предупреждающе дернула плечом:
      - Не надо.
      Вот и первые домишки поселка. В просвете меж облаками замигали редкие звезды. Небо над горизонтом наливалось холодным, зыбким светом.
      - Разрешите проводить вас?
      Сима фыркнула:
      - Как романтично...
      - Почему?
      Я как... друг. Будьте спокойны. Не ухаживать за вами собрался.
      Сима ответила устало-устало:
      - Мне не страшно. Увидит кто-нибудь... Из грязи не вылезешь... До свидания.
      Теперь уже ей некуда было спешить. Она шла, едва передвигая ноги в тяжелых сапогах. И ни разу не оглянулась, хоть и знала, что он будет стоять здесь на перекрестке, пока не добредет она до своего порога.
      Утром Васиф бросился на розыски Амирзаде. В управлении его не оказалось. "Сегодня с утра собирался на участки", - подавив зевок, ответила секретарша. Домой идти было не очень удобно, но другого выхода не было. Уедет - потом ищи-свищи его по степи.
      Васиф хорошо знал особенности быта инженерно-технических работников. На старых промыслах каждый старается поселиться подальше от другого, отгородиться хоть маленьким садом, забором - утомляет суета вокруг, многолюдье. И каждый дом становится маленькой крепостью с хитрыми запорами на калитке. В новом поселке живут теснее, ближе, дома ставятся беспорядочно, чаще всего поближе один к другому. Так удобнее, если что - все близко. Распахни окно, крикни старшего геолога или завгара - через пару минут любой дом превратится в помещение для срочной производственной летучки. И никто здесь не удивляется ни до полуночи горящим окнам, ни раннему стуку в дверь.