- Сейяра, он просил тебя прийти. Что-то хочет сказать. Не успел объяснить.
      - Да, да, конечно. Но ведь я уже... Наджаф...
      Мать вскинула постаревшее лицо, кивнула на массивное обручальное кольцо Сейяры.
      - Разве от этого ты перестала быть человеком? Его, кажется, скоро отправят.
      - Я пойду, конечно, пойду. Ты скажи, когда соберешься....
      Раза два мать звала ее с собой. Но, как назло, то семинар, то Наджаф... Надо было ехать на дачу, в Пиршаги, где ждала ее будущая свекровь. Но она помнила, все время помнила и собиралась. Даже купила две плитки дорогого шоколада.
      - Когда же мы пойдем к. Васифу? - спросила она мать однажды.
      - Ты опоздала, Сейяра, нет Васифа в Баку. Давно нет.
      - Но почему ты мне не сказала? Почему? Что ты наделала? Как я теперь посмотрю ему в глаза?
      - Ты? - Наджиба-хала долго печально разглядывала похорошевшую дочь. Ты посмотришь, Сейяра. Спокойно посмотришь.
      Господи, почему только сейчас дошел до нее горький смысл материнских слов. Портнихи, беготня по магазинам, свадьба... Ей тогда показалось, что она безумно увлеклась своим женихом. Его родня задаривала Сейяру подарками. А Васиф ждал, ждал, чтоб что-то сказать ей. Что он хотел сказать? Почему не сказанные им слова тяжелым камнем ворочались в душе, иногда вызывая смутную тревогу?
      "Нет, мама, ты сказала "спокойно посмотрю"... Нет, мама. Вот увидела мельком, в затылок увидела, и потеряла покой, ничего не радует".
      Сейяра бесшумно прошлась по квартире, постояла у детских кроватей, провела рукой по полированной дверце книжного шкафа, прислушалась к неровному дыханию мужа. Полнеть стал Наджаф, спит неспокойно, сердце пошаливает.
      "Мой муж... Мой дом... Мои дети. Я счастлива, счастлива! Не беда, что Наджаф не защитил диссертации. После женитьбы он как-то остыл к научной работе, да и деньги очень нужны были. Все откладывал, переносил сроки. Увлекся работой в больнице, по совместительству дежурил в "неотложке". Они сразу купили дорогую мебель, оделись. Даже Тамилла завидовала. А книги... Они мечтали собрать свою библиотеку, первый год не жалели денег на книги, а потом... В новом импортном шкафу просторно, пришлось заставить просветы хрустальными безделушками. У них уютный, хороший дом. Пусть попробует Пакиза создать такую же крепкую семью. Что нашла она в Васифе? Нет, эта тихоня Пакиза не дура, совсем не дура. С большими претензиями младшая сестра. И ведь такие женихи вьются вокруг. Взять хотя бы этого Рамзи. С таким до конца жизни горя знать не будешь. Что она увидела в Васифе? Может быть, сейчас, именно сейчас, он провожает Пакизу до подъезда и там, у теплой батареи...
      Сейяра, как в спасительный берег, вцепилась руками в спинку детской кровати.
      "Я не должна думать о Васифе, не должна! Это все ушло навсегда. Ушло вместе с молодостью. Только почему сегодня, из этого далека, все, что было с Васифом, кажется самым лучшим, самым значительным?"
      Она тихонько юркнула под одеяло, сжалась в комок. Не могла, не хотела сейчас, чтоб даже случайно коснулась ее сонная, тяжелая рука Наджафа.
      А через несколько дней она встретила их недалеко от дома матери Пакизу с Васифом. Васиф поклонился Сейяре, а сестра, лучше бы не видеть, даже руку свою не высвободила из-под локтя Васифа. Как изменила его седина и эта резкая морщина меж бровей.
      - Здравствуйте. - Она протянула ему руку. - С возвращением вас. И... будьте счастливы.
      Через несколько дней старый провизор вызвал ее из кабинета.
      - Вас спрашивают.
      - Что? Какой-нибудь недовольный?
      Она одернула свой хрустящий халат и вышла к прилавку. Поигрывая перчатками, у стенда с лекарственными травами ее ждал Рамзи.
      - Простите, Сейяра-ханум. Меня привело к вам серьезное дело. Причем личное. - С несвойственной ему застенчивостью Рамзи опустил глаза. - Пришел, как бы вам объяснить... тоже за лекарством... но иного, духовного свойства.
      "Да говори ты попроще", - с тоской подумала Сейяра.
      - Я насчет сестры вашей, Пакизы. Полагаю, нам обоим дорого ее благополучие. И мне... И я хотел довести до вашего сведения, ее судьба в руках недостойного человека. Только своевременное вмешательство поможет уберечь ее от роковой ошибки...
      Сейяра сделала нетерпеливый жест.
      - Нет, послушайте, я люблю Пакизу. В ней вся моя жизнь. Я готов сейчас на все, поймите, на все.
      - Рамзи, я что-то не пойму, о ком вы?
      - Есть такой проходимец один, довольно темная личность, бывший заключенный... Васиф. Васиф Гасанзаде. Честь вашей семьи...
      Сейяра вдруг увидела седые виски Васифа, руку сестры, доверчиво лежавшую на его руке, ее похудевшее счастливое лицо.
      - Честь нашей семьи, Рамзи, - это наша забота. Мне бы не хотелось услышать от вас еще хоть одно дурное слово о человеке, который будет мужем Пакизы. Пусть будут счастливы. Я рада за сестру, она выбрала достойного человека. До свидания.
      Рамзи, ошеломленный, зло покусывающий губы, все ждал, что она протянет руку на прощание. Но Сейяра ушла за массивную дубовую дверь, даже не оглянувшись. На душе у нее было легко и пусто. Как в последнем ночном трамвае, что спешит в парк мимо остановок, где уже давно никто не ждет....
      16
      По-осеннему ярко зазеленела степь. Только на юге увидишь такое - сочную поросль трав под уже оголяющимися деревьями, глубокую синь неба, купальщиков на песчаных отмелях чудесных апшеронских пляжей. Им ноябрь все равно что май. Теплая, мутная, лениво катит свои воды Кура. Васиф вылез из воды, растер полотенцем разгоряченное тело, вскарабкался по небольшому обрыву к старой иве. Ее пушистые гибкие ветви, словно томимые жаждой, склонились к самой воде.
      Под деревом в земляной ямке тлели прогоревшие головешки, рядом в траве воинственно поблескивали металлом шашлычные шампуры. Какой-то мужчина, стоя на коленях, помахивал над угольями куском фанеры.
      Он обернулся на шаги, и Васиф тотчас узнал старого чабана с Кюровдага, встреченного в степи девять лет назад.
      - Здравствуй, отец.
      - Здравствуй.
      Щурясь от едкого дыма, старик долго вглядывался в Васифа.
      - А-а-а... Это ты? Ты тогда, как звезда в небе, появился и сразу исчез неожиданно. И пришел сейчас так же неожиданно. Знаю, знаю, дорогой, какими дорогами вернулся. Мне сын рассказывал о тебе. Слава аллаху, вернулся все-таки на родную землю. Я не забыл, все эти годы вспоминал тебя. И слова твои вспоминал. Все так и получилось, как ты говорил, по-новому живем. И люди тебя не забыли. Добро говорили о тебе люди. Я все потом думал: "Неужели не доведется встретиться?"
      Васиф поспешил отвлечь старика от неприятной темы.
      - Что старое вспоминать, отец. Что было - прошло. Давай об этой новой жизни расскажи. Уж не ресторан ли здесь устроить задумал?
      Старик, покряхтывая, снова опустился на колени, замахал щитком над угольями.
      - Какой ресторан? Это в городе всякие там "Новые Европы"... Разве там такой воздух есть? А шашлык? Кто там умеет настоящий шашлык сделать? Здесь дышишь, как хорошее вино пьешь. Там дадут тебе три-четыре костлявых обгорелых куска мяса - в горло не лезет. А возьмут втридорога. Здесь на чистом воздухе барана целого можно съесть. Пробовал наш шашлык?
      - Нет, не пришлось пока.
      Старик с таким искренним сожалением посмотрел на Васифа, будто уличал его в страшном невежестве. Что-то забурчал под нос, зацокал языком.
      - Да разрушит аллах дом сотворившего зло, - не дали тебе поесть шашлыка нашего. А теперь куда путь держишь?
      - На участок. Надо посмотреть, что там делается, на Гыздаге.
      - Правильно делаешь. Побывать там не мешает. Святое место. Правда, для вас это... - он не нашел нужного слова, хитро улыбнулся Васифу. - Кто знает? Может, многие из вас просто прикидываются неверующими, а в душе верят... Но дело не в этом. Посетишь святое место - бог исполнит твои желания.
      - У нас одно желание, отец, взять побольше нефти. Для нас места эти действительно святые. Только по-другому. А в отношении бога, это долго, отец, ждать, пока он отдаст приказ об исполнении желаний. Самим добиваться надежней. Вот вы лучше меня знаете о холмах в степи, что извергают грязь. Это недра земли сигналят нам, людям: есть нефть! Есть нефть!
      Старый чабан пососал пустую трубку, ковырнул палкой в умирающем костре.
      - Дай бог, как говорят... Поживем - увидим.
      Он что-то еще ворчливо пришептывал, колдуя над огнем, хмурился. Однако от его воркотни веяло добродушием, чувствовалось: он доволен, его радует не только этот осенний мягкий вечер, журчанье воды под ивой, но и близкое будущее, нарисованное Васифом. Понимал старик, сколько благ сулят землякам открытые в степи сокровища. Недаром молодежь окрестных сел, легко расставаясь с дедовскими очагами, шла на промыслы.
      Старик перевернул шампуры, брызнул водой в раскаленные угли, чтоб притушить голубые сполохи.
      - Как говорится, куда огонь не дойдет, там дыму не взвиться. Что-то такое было. Было... А сейчас присядь, попробуй нашего степного шашлыка. Садись, садись...
      - Спасибо, я не голоден.
      - Будь ты голоден или сыт, мой шашлык ты должен отведать. Раз друг сына, значит, должен.
      - Разве все друзья...
      - Обязательно! - Старик поднял шампур с сочными кусками мяса, как маршальский жезл. - Обязательно! Это старая история. Спор у нас такой был... Я ведь не очень верил всяким россказням про нефть. Слава аллаху, скоро восьмой десяток пойдет, как топчу эту землю. Ну, вот и проиграл. Нефть нашли, я свое слово должен выполнить - всех друзей сына угостить своим шашлыком. Когда-то лучшим кебабчи считался я в этих местах. Так что шашлык у меня знаменитый. А друзьям сына, слава аллаху, счета нет. Дважды уже шашлык делал. Это хорошо, когда много друзей. Сын недавно опять говорит приготовься, отец, друзья придут. Вот жду. Тебя первого сегодня встретил, первым угощаю.
      - Смотри разоришься, отец.
      - Пусть будет меньше овец, было бы добрых людей больше.
      - Хорошо сказал, но... тороплюсь я. А шашлык твой еще успею испробовать.
      - Слушать такое не хочу. Сам знаешь наш обычай! Обидишь меня, если уйдешь. А тебе с нами жить вместе, работать вместе. Нехорошо получится.
      Васиф и сам понимал: уйдет - тень отчуждения ляжет между ним и старым чабаном. Присел на траву, вложил шампур в разрезанный надвое чурек, вытянул, и куски теплого мяса остались в хлебе.
      Старик одобрительно крякнул.
      - Вот это по-нашему! А то завели моду шашлык из тарелок кушать.
      Васиф ничего не ответил, поглощенный едой. Прав был старик - ничего вкуснее не ел он ни в гостях, ни в ресторанах. Он не заметил даже, как чабан сунул ему в руки вторую "порцию". Уже было взялись за третью, как за ивой послышались торопливые шаги. Пакиза! Что-то случилось! Отстранив руку старика, протянувшую шампур, Васиф вскочил ей навстречу. Старик поторопился пошире расстелить свою бурку, готовя место для неожиданной гостьи.
      - Вот хорошо! Друзья сына - мои друзья. Ты вовремя пришла, девушка. Как говорится, приходящую вовремя свекор полюбит. Садись ближе.
      Васиф попытался пошутить:
      - Зачем она тебе, отец? Может, и вовсе не знает твоего Тазабея.
      - Пусть. Значит, друг его друга. А у нас... - Старик пустился в длинные рассуждения, не замечая, с какой тревогой смотрит Васиф на пришедшую.
      Отдышавшись, Пакиза выдохнула:
      - Шестая... Совсем недавно началось... Газ!
      Васиф рывком натянул ковбойку. Заметив, что "гости" собираются уходить, чабан ловко сунул чурек с мясом Васифу в карман.
      - Пригодится.
      Васиф даже не ответил. Опередив Пакизу, стремительно зашагал по тропинке. Старик расстроено посмотрел им вслед, что-то бормоча в усы.
      Как-то внезапно налетел шальной ветер, погнал по степи колючие комья перекати-поля, клубы пыли и, казалось, зашвырнул в небо песчаные вихри. Налившись Чернотой, низко выстелились над степью свинцовые тучи. Чем ближе к промыслу, тем тревожней Васифу от слов Пакизы. Почему газ? Откуда газ? Что проглядел он в шестой буровой? До сих пор она вела себя спокойно. Если мастер замешкается, ударит открытый фонтан. Выйти из строя могут и соседние скважины. Бедствие с тяжелыми последствиями! Мысль работала лихорадочно.
      Что делать? Что делать? Что делать?
      Догадался ли мастер утяжелить глинистый раствор, примешать к нему гематит? А если гематит на исходе?
      Он забросал Пакизу вопросами, но ничего путного объяснить она не могла. Не при ней это началось. Просто вызвалась разыскать геолога. Она задыхалась, с трудом преодолевая последние километры. Ветер крепчал, идти становилось все труднее. Услышав крик Пакизы за спиной, Васиф остановился. Девушка с трудом выкарабкивалась из ямы. Он протянул руку, помог. Дальше пришлось идти, крепко взявшись за руки, - в десяти шагах ничего не видно за пыльной завесой.
      Неужели заблудились? - подумал Васиф. Вдруг по ошибке идем к Гыздагу?
      Вспомнилась рассказанная стариком легенда. Наверное, так же кружили колючие вихри в разгневанной степи. А девчонка бежала, бежала, выбиваясь из сил. И вот сейчас бежит Пакиза. Бежит, чтобы спасти сделанное людьми. Никто не преследует ее. Рядом не враг, друг.
      Он подождал, пока она отдирала сломанный каблук, и еще крепче взял ее за руку. Немного спустя сквозь посвист ветра донеслись голоса.
      - Верно идем! Слышишь? Еще немного! - прокричал он Пакизе.
      Сквозь туман выплыли смутные очертания скважины, и Васиф облегченно вздохнул: огня нет!
      - Только бы успеть. Только бы не пожар. Соседняя буровая самая продуктивная.
      Пакиза потерлась щекой о его плечо:
      - Все будет хорошо, верь мне.
      - Только бы успеть...
      - Не бойся. Там люди. Не дадут случиться беде. Ты же так веришь им.
      - Верю, Пакиза, всегда верил. Опирайся смелее на мою руку, ничего... Еще немного.
      В двухстах метрах от скважины их настиг дождь. Пакиза закрыла глаза, подставила лицо холодным каплям.
      - Васиф? - окликнул знакомый голос из темноты.
      - Ты, Акоп? Ну как? Давай показывай.
      Скважина дышала хрипло, слышно было, как что-то клокотало под ее основанием. Буровой мастер, голый по пояс, несмотря на дождь, замешивал гематитом глинистый раствор.
      - Хватит? - спросил Васиф.
      - Не мешало бы подвезти, геолог.
      Из темноты вынырнул Тазабей.
      - Я организую, если надо, - вызвался он. - Только скажи слово, сейчас пригоню всех коней и ишаков из села. Кто откажет на такое дело?!
      Несмотря на напряженность обстановки, Акоп рассмеялся:
      - Спасибо, Тазабей. Но сделай что-нибудь полегче. Например, разыщи шофера, пусть сгоняет машину на соседнюю буровую за гематитом.
      - Есть, товарищ начальник!
      Тазабея поглотила темнота. Не прошло и получаса, как к буровой подъехала машина. Схватив лопату, Васиф первым бросился разгружать. Вскоре заработал насос.
      К ночи скважина заметно успокоилась. Усталые, забрызганные грязью рабочие потянулись к будке. Замигали огоньки папирос, но Васиф строго цыкнул на курящих - чуткое ухо все еще улавливало тонкий посвист выходящего газа.
      Только сейчас Васиф заметил Пакизу - она сидела на трубах, вытянув босые ноги. Подошел, коснулся ладонью ее мокрых, слипшихся от пыли и дождя волос.
      - И тебе досталось. Устала?
      - Ничего.
      Она поймала ощупью его ладонь.
      - Совсем забыл! Васиф достал из кармана кусок чурека с шашлыком, разломил надвое: - Подкрепись.
      Она с аппетитом принялась за еду.
      "Нет. Не надо, не буду показывать ему это грязное письмо. Растревожит оно его. Кто лучше меня знает, какой он, Васиф... Как он бежал..."
      Доев свой ужин, она помахала перед Васифом растопыренными пальцами, блестевшими от жира. Он полез в карман, смущенно хмыкнул. Что за идиотская привычка терять носовые платки! Пакиза осторожно раскрыла сумочку на коленях. В воздухе поплыл тонкий, нежный, такой знакомый аромат, что Васиф не выдержал, нагнулся к ее рукам.
      Где это было? Было уже, было!.. Он втянул носом воздух и отпрянул. Деньги! Та пачка денег, что выпала из кармана шинели на следующее утро после возвращения. Но как? Когда она успела? Неужели в поезде, когда он выходил на остановках?
      Из открытой сумки выскользнул к ногам белый четырехугольник. Письмо, то письмо. Пакиза, покосившись на Васифа, подняла конверт. Заметил? Кажется, нет... А вдруг заметил и молчит? А в чем он может подозревать ее?
      - Привет! Товарищ геолог! - мелодично пропел в темноте девичий голос.
      - А-а-а, Сима! Здравствуй. Не промокла? - дружелюбно отозвался Васиф. И что-то больно кольнуло Пакизу в этом коротком диалоге.
      "А вдруг... Что за Сима? Почему, рассказывая о товарищах, он ни разу не упомянул о девушке? Странно". Пакиза чуть отодвинулась от Васифа и сухо сказала:
      - Я получила письмо, Васиф. Анонимное. Я не хотела... Но, может быть, лучше, чтоб ты знал...
      - Покажи. - Он выхватил у проходящего рабочего ручной фонарь. - Прошу тебя. Не беспокойся, мне не привыкать. Как говорится, муха сама по себе ничего не представляет, а от нее тошнит. Вот и анонимка... Как ком грязи, брошенный в спину трусом. Покажи! Я не хочу, чтоб между нами были недоговоренности.
      Она протянула письмо. Васиф нагнулся к фонарю. Пакиза заметила, как вздулась, запульсировала голубая жилка на виске.
      "Ты доверчиво отдала ему сердце. А он и тебя, как меня"... - прочел Васиф первые строки. Пальцы его скомкали письмо. Он отодвинулся от света, и теперь Пакизе не было видно его лица. Только руки, большие, сильные, мяли похрустывающую в кулаке бумагу.
      Кто это мог? Кто? Такое могла подсказать только мстительная злоба, оскорбленная гордость. Но он никому не сделал зла, никому не давал ни права, ни повода ревновать его. Единственный человек, с кем он иногда позволял себе пошутить, была Сима. Но Сима не способна на такую гадость. Она так старалась помочь ему в истории со штуцерами! И вообще, не такой она человек! Хотя... Стой. Это было несколько дней назад. Они с Пакизой шли в поселок, о чем-то увлеченно споря. Сима обогнала их и на приветствие Васифа почему-то не ответила. Как говорится, человек сырое молоко сосал, не кипяченое. Иной раз и добрый товарищ такое отколет, что трудно поверить.
      Он поднял фонарь, осветил усталое, растерянное лицо Пакизы.
      - Веришь? Этой гадости веришь? Отвечай сразу, не раздумывая.
      Она прикрыла веки, отрицательно качнула головой. Взгляд ее был чист и спокоен, как звездное небо в безоблачную ночь.
      - Хорошо. Но если я узнаю, что это сделала Сима, наша замерщица...
      - Перестань. Как ты можешь так думать, ничего толком не зная. Слушай, давай это сейчас же, прямо здесь уничтожим. Спички есть?
      - Откуда. Я не курю...
      - Ну и не надо. Вот так...
      Пакиза в клочья разорвала мятые страницы, ветерок вырвал у нее из рук белую россыпь и зашвырнул далеко в темноту. Пакиза поднялась.
      - Ну вот и все.
      - Открой, пожалуйста, свою сумочку, - спокойно попросил Васиф.
      - Зачем тебе? Ревизия? Другого письма нет, можешь не сомневаться.
      - Открой, открой, - он потянул к себе сумочку.
      - Ну, что с тобой? Просто обидно.
      Васиф рассмеялся.
      - Не ревизия, нет. Твои духи. Хочу понюхать.
      Пакиза прижала к себе сумку.
      - Что понюхать? Я вся пропахла пылью.
      - Деньги... Тот же запах. Деньги, которые ты положила мне в карман. Еще в поезде. Помнишь?
      - Нет.
      - А ну посмотри мне в глаза?
      Пакиза вздернула лицо, зажмурилась,
      - Ты же совсем не можешь притворяться! Как удачно все сложилось, - надо было тебе открыть сумку, надо было выпасть письму, чтобы я разгадал наконец эту тайну.
      - Подумаешь, тайна...
      - Не мог же я думать, что пятьсот рублей с неба свалились. Все время это мучило меня. Хотелось расплатиться, вернуть долг загадочному доброжелателю. Но кому? Спасибо тебе. А теперь... Давай руку, здесь скользко. Идем, я верну тебе деньги.
      - Не выдумывай.
      - Нет, нет, идем. Кстати, посмотришь мою новую квартиру. Я покажу тебе все свое наследство - старинный сундук. С музыкой... Ты такого не увидишь даже в музее.
      Васиф уговаривал почти без надежды. Но, к его великому изумлению, Пакиза согласилась просто, без жеманства:
      - Пойдем.
      17
      Суховей задул неожиданно, погулял по степи и притих. Вновь заколыхалось марево над холмами Кюровдага. Даже мясистые стебли засухоустойчивых колючек сморщились, поникли. Трещины, как морщины, избороздили изнуренную землю. Не шелохнется лист, не вспорхнет птица.
      Но и в эти тяжкие полуденные часы не прекращалась работа на шестой буровой. Лоснятся от пота обнаженные спины, жадно ловят воздух сухие, будто обугленные рты. Только один Тазабей, поблескивая голубоватыми белками лукавых глаз, находит в себе силы шутить.
      - Как жизнь идет, Тазабей?
      - Порядок, товарищ Багдасаров.
      - Ты прямо как на военном параде. Не отвечаешь - рапортуешь, - заметил Акоп.
      - Военная дисциплина. Привык. Не жалуюсь.
      - Верно. Ну, сегодня будет ясно, чего мы все здесь стоим. Расстаемся с буровой. Черт ее дери, сколько она нам нервов измотала. Скорей бы замуж ее.
      - Вон уже жених со сватом явились. - Тазабей, сверкнув ослепительной улыбкой, кивнул в сторону приближавшегося облака пыли.
      Первым выскочил из машины Васиф. Акоп радостно пожал протянутую руку.
      - Вот и жених явился...
      - Куда там. Я уже свекор, - отшутился Васиф, солидно приглаживая седые виски.
      - Начнем?
      Васиф оглядел усталые, серые от пыли лица.
      - Давай!
      Они начали проверять оборудование, детали, приготовленные на случай фонтана, трубы для воды. Дошли до самого хранилища, куда тянулся нефтепровод от буровой. Через час Васиф скинул мокрую тенниску с белыми разводами у ворота.
      Вот уже в полном составе прибыла перфораторная бригада, недоверчиво осмотрела скважину, о которой ходили самые противоречивые слухи.
      Предстоящее дело требовало исключительной точности. Взрыв должен произойти на строго заданной глубине. Пробить трубу, дать выход нефти - сама по себе операция не сложная. Но малейшее отклонение может привести к аварии.
      Васиф с интересом наблюдал, как заполняли скважину водой, готовили перфоратор. Измерять опускаемые в скважину стальные канаты взялся сам Акоп. Вот он махнул рукой, напрягся. И тотчас грохнуло в глубине. Казалось, застонала Ширванская равнина, не в силах сдержать могучий натиск рвущейся из недр силы. Вот уже пошла вода, накачанная в скважину. Пора поднимать перфоратор. Когда хлынул глинистый раствор, Акоп крикнул, рубя воздух кулаком:
      - Скорей! Перфоратор наверх! Торопись!
      Едва вытащили перфоратор, Васиф бросился вперед к штурвалу, чтоб закрыть скважину задвижкой.
      - Всё! Есть!
      Он пятился назад, не сводя глаз с задвижки. Что-то крикнула стоящая в стороне Сима, и он улыбнулся ей с видом победителя, приветственно вскинул руку с зажатым ключом. Сима как-то странно крикнула снова, и Васиф спиной, кожей почувствовал угрозу. Обернулся. Железный брус, брошенный Симой, плюхнулся у самых ног.
      Только тогда заметил крупную гюрзу. Змея ползла, волоча перебитый хвост. Он швырнул ключ, целясь в голову, - не попал. Гюрза замерла на секунду и, когда Васиф нагнулся за ключом, молниеносным движением метнулась к его руке.
      Он не сразу почувствовал укус, все пытался отмахнуться от Симы, вцепившейся в его локоть. Руки ее дрожали, на закушенной губе выступила капелька крови.
      - Стой. Не шевелись... Я сейчас!
      Она подняла его руку и припала ртом к едва заметному темному пятнышку. Сплюнула густую, вязкую слюну и снова прильнула губами к чуть покрасневшей коже. Кто-то притащил воду. Сима сполоснула рот, разорвала платок и туго перевязала руку Васифа повыше укуса.
      Все это случилось очень быстро, не растерялся, кажется, один Тазабей. Добив змею ломом, он опрометью бросился в будку, к телефону.
      "Скорая помощь" пришла раньше, чем ожидали. Дежурный врач, осмотрев руку Васифа, бесцеремонно отобрал у медсестры приготовленный шприц и сам сделал укол.
      - Давайте в машину, - хмуро буркнул он Симе, суетившейся около Васифа. - Ничего опасного. Посмотрим, понаблюдаем.
      - Позвонишь сюда из больницы, слышишь? Обязательно! Не забудь. А то замотаешься там, а мы здесь будем ждать, - строго наставлял Акоп.
      Сима кивнула за стеклом дверцы, и машина исчезла в облаке пыли. Васифу было неловко от всей этой суеты, тем более что никаких признаков действия яда он не чувствовал.
      - Странно. Сколько времени работаем здесь, ни одна не попадалась, бодро заговорил Васиф, чтоб как-то нарушить тягостное молчание.
      Медсестра пожала плечами:
      - Ничего удивительного. Вам просто повезло. Здесь самое змеиное место. Осенью перед спячкой эти гады особенно злые.
      - Но это не страшно? - Сима с опаской заглянула в строгое лицо медсестры. - Вы же сделали укол... Обойдется?
      Васиф не расслышал, что ответила женщина в белом халате. Их шепот начал раздражать его.
      О чем они там болтают? Напрасно Сима поехала с ним. Не хватало только выйти из строя в такое горячее время. Как там, на буровой? Кажется, надежно закрыл задвижку. Какая нелепость - не увидеть итога работы из-за какой-то маленькой гадины. Фашистская пуля не достала, а тут... Когда-то змея заползла в его колыбель и не ужалила. Тоже, говорят, была гюрза. Но тогда рядом оказался отец Акопа, Бахши, - он не разрешил трогать.
      Машину подбросило. Васиф оперся было рукой о стенку и чуть не закричал от боли. Рука стала тяжелой, горячей.
      Что там шепчет Сима в ухо этой невозмутимой женщине?
      Сима была суеверна, хоть и скрывала это. В том, что случилось с Васифом, ей почудилось возмездие. Не зря говорят старики, что змеи бывают мстительными. Это она, Сима, дразнила Васифа своими насмешками на воскреснике, когда напоролись в земле на валун. Не задень она тогда его мужской гордости, он не полез бы разорять змеиную нору. И вот теперь... Конечно, она виновата. Сколько раз говорила ей мать: язык твой - враг твой. Ну, зачем она тогда...
      В больнице Симе сказали, что укус не опасен, так как вовремя приняты меры. Что девушка с буровой оказалась молодцом - отсосала яд. И что геолог их скоро поправится. Удрученная Сима молча выслушала дежурного врача. Не хотелось даже признаться, что она и есть та самая "девушка с буровой".
      Сдав халат вахтерше, она прямо из больницы позвонила на буровую. Отозвался Акоп, - видно, не отходил от телефона.
      - Все хорошо. Скоро выйдет! - прокричала Сима в попискивающую трубку. А как у вас?
      - Нефть пошла! Пошла нефть! - услышала она голос Тазабея. - Возвращайся скорее, увидишь! Алло! Алло!
      Не ответила. Повесила трубку на рычажок, вышла из больницы и присела на ступеньке. Никуда идти не хотелось. Никого видеть не хотелось.
      На буровой ликовали - и больше всех Тазабей.
      - Ур-рр-ра! Слава этой земле! - кричал он, размахивая безрукавкой, как флагом.
      - Гёзюн айдын!* - по традиции отозвался старый нефтяник.
      ______________ * Пусть в глазах ваших поселится радость (поздравление).
      Тазабей, сверкая улыбкой, макнул в нефть руку, измазал себе лицо, жирным черным мазком вывел усы до самых ушей и бросился целовать Акопа.
      - А ну отведай и ты вкус нефти! - обернулся Акоп к Мустафе.
      Озорные эти поцелуи пошли по цепочке, пока лица всех участников радостного события не оказались перепачканными нефтью.
      Не заметили, как подъехала машина с Амирзаде и Балаханом. Но даже присутствие начальства не внесло холодка официальности в праздничную суматоху. Амирзаде крепко пожал руку каждому и напоследок облапил Мустафу длинными, как клешни, руками.
      - Смотри, дорогой мой, чтоб не меньше сорока пяти тонн в сутки!
      - Даже, пожалуй, побольше, - солидно кивнул Балахан. Он держался в стороне, явно опасаясь за свой светлый костюм.
      Со всех сторон бежали к буровой колхозники, изумленно цокали, покачивая мохнатыми папахами.
      - Техника! Ни одна капля нефти не пропадет.
      Акоп приветственно вскидывал руку, будто обтянутую коричневой перчаткой.
      - Нет дошаба прозрачней и слаще, чем приготовленный из бакинского шаны. Вот и нефть эта... Слушай, друг! - Он поманил пальцем Мустафу. - Смотри, нефть отливает зеленью. Добрый признак! Не первую нефть берем здесь, но, поверь мне, шестая прославит на весь мир эти забытые богом места, как когда-то сорок пятая локбатанская.
      Пожилой рабочий между тем теребил Тазабея:
      - Ну? Где твой обещанный шашлык? Или ты словами привык угощать?
      - Сейчас, сейчас! Будет шашлык, не сомневайся.
      Сконфуженный Тазабей бросился в толпу колхозников искать отца.
      Отец сидел на траве, попыхивая трубкой, меж колен его был зажат глиняный кувшин.
      - Отец! Вот товарищи. - Тазабей подтолкнул вперед пожилого рабочего, у которого даже лысина была перепачкана нефтью. - Ты обещал, помнишь? Если будет нефть... шашлык...
      Пастух поднялся, погрозил сыну пальцем:
      - Если это в мой огород камешек, то я давно свое дело сделал. Еще когда первая нефть пошла.
      - Э-э, отец! Чем больше праздников, тем лучше.
      - Правильно говоришь. Побольше добрых товарищей, а шашлык... Слава аллаху, вон сколько баранов бегает. Я вам тут айран прихватил. В такую жару нет ничего лучше. Усталость как рукой снимет.
      Старика окружили с кружками, банками, стаканами. Пили жадно, просили еще, прохладные струйки стекали по небритым, измазанным нефтью подбородкам. И даже Амирзаде протянул старику пустую кружку.
      Багровый диск солнца устало присел на выступ раскаленного холма и, выдохнув последний жар, скользнул за кромку горизонта, как золотой в щель копилки.
      Расходились колхозники, оживленно обсуждая событие, стараясь предугадать, что последует за вводом в строй остальных разведывательных скважин.
      - Это очень хорошо, - высказался молчавший до сих пор весовщик из ближайшего колхоза. - А все же есть одно "но"...
      Толпившиеся рядом примолкли, тесней окружили глубокомысленно замолчавшего весовщика. Убедившись, что полностью завладел вниманием земляков, весовщик изрек главное:
      - Сдается мне, вытеснит нефть наш хлопок. Подожмут поля, сократят посевы, а там, смотришь, у самых домов наших понатыкают эти самые буровые.