Все эти дни Нина очень тревожилась за любимого. Почему от него никаких вестей? Уж не стряслась ли какая беда? Гнетущее предчувствие неотступно терзало ее душу. Где он? Может быть, уже в тюрьме? Не раз на ее глаза навертывались слезы, но она не позволяла себе раскисать. "Стыдно боевой подруге революционера впадать в тоску! - говорила на себе. - Придет, придет мой Мустафа! Вот откроется сейчас дверь, и он войдет..."
      Сегодня вечером в доме Нины было созвано тайное собрание большевиков. Все были обеспокоены отсутствием Мустафы и Усатого аги. От первого не было никаких вестей, а второй находился в тюрьме.
      Собрались по инициативе Эльдара. Старик рассказал о том, как встретил Мустафу в Баку, как укрыл его в доме богача и условился встретиться с ним на другой день в Губернаторском саду. Мустафа не пришел.
      - Поздно вечером я наведался в тот дом, - продолжал Эльдар, - и племянник сказал мне, что Мустафа благополучно ушел, спустившись с крыши по дереву. А вот где он теперь - неизвестно. Я наказал племяннику: если узнает что-нибудь, чтобы сейчас же сообщил сюда...
      Его прервал стук в дверь. Все всполошились, придвинули к себе стаканы вина. Нина пошла открыть, и в комнату вбежал запыхавшийся племянник Эльдара.
      - Мустафа убит! - выдохнул он. - Рука Абдулали... Можно доказать...
      Все вскочили со своих мест.
      - Где?
      - Когда?
      - Кто сказал?
      - Ты видел труп?
      Все спрашивали, хотели удостовериться. Молчала только Нина. Страшная весть пригвоздила ее к месту у двери. Она вцепилась обеими руками в дверной косяк и так застыла с широко раскрытыми глазами, в которых был ужас.
      Отдышавшись, племянник Эльдара рассказал, что он видел труп Мустафы в канаве. Там полиция и большая толпа.
      - Это Абдулали, - твердил парень. - Я видел вчера, как он и еще один пошли за Мустафой, когда тот спустился с дерева. Уже темно было, но я узнал Абдулали. Только я не думал, что он может...
      - Садитесь, товарищи, - вдруг охрипшим голосом сказал старик Эльдар. Надо обсудить... Предатели отняли у нас Мустафу. Мы виноваты, что не уберегли его. Урок нам. Тяжелый урок. Но нам нельзя опускать руки. Мы организация рабочих-революционеров, и убийствами нас не запугать. У нас тоже рука не дрогнет. Предлагаю вынести смертный приговор предателю и убийце. Голосую: кто "за"?.. Единогласно. Исполнить приговор разрешите... - Он хотел сказать "мне" и не успел - в дверь снова постучали.
      Все снова придвинули к себе стаканы с вином, а Нина, еле передвигая одеревеневшие ноги, пошла в переднюю, к наружной двери.
      - Кто там? - спросила она, хотя была убеждена, что это полиция.
      Но из-за двери раздался не грубый окрик, а льстиво-приторный голос Абдулали:
      - Это я, Ниночка... открой.
      Нина растерялась от такой неожиданности и не знала, как поступить. Чтобы выгадать время, спросила:
      - Что тебе нужно?
      - Открой на минутку. Я тебе должен кое-что сказать....
      Нина оглянулась. В двери из комнаты в переднюю стоял старик Эльдар. Он все слышал и с первого же слова узнал Абдулали.
      - Впусти, - сказал он тихо. - Сам, своими ногами пришел. - И скрылся.
      Нина открыла дверь. Абдулали вошел с заранее заготовленной сияющей улыбкой. Поздоровался. В левой руке у него небольшой узелок. Он положил его на стоявшую у входа табуретку и распахнул руки, чтобы обнять Нину. В этот момент из комнаты в переднюю вышел Эльдар. Не здороваясь, он сказал:
      - Ты вовремя пришел. Проходи, мы тебя ждем.
      Взял его под руку и ввел в комнату, где было человек пятнадцать рабочих. Всех их Абдулали знал, и его все знали. Ведь он прикидывался почти революционером!
      Но почему все смотрят на него с откровенной ненавистью? И молчат... Абдулали сделалось страшно. Но он и мысли не допускал, что эти люди могут подозревать его в убийстве Мустафы. У них нет никаких оснований. Да и не дошла еще та весть до Раманинского поселка. Вынужденно улыбаясь, он сказал:
      - Здравствуйте, товарищи... - Ему никто не ответил.
      Эльдар приказал:
      - Садись вот сюда. (Абдулали покорно сел на указанный стул.) И рассказывай, как ты убил Мустафу.
      Абдулали вскочил, но Эльдар железной рукой надавил ему на плечо и снова посадил его.
      - Вы шутите... - выговорил наконец Абдулали. - Иль правда он погиб? (Все молчали.) Но при чем тут я? Я не видел его уже с неделю. Да ведь он брат мой! - с радостью вспомнил и закричал Абдулали. - Вы забыли, что Мустафа мой брат! Как же можно, чтобы брат брата... Вы с ума сошли все!
      Он возмущался очень натурально, но видел, что никто ему не верит. Эльдар повторил жестко:
      - Рассказывай, как убил.
      - Товарищи! - взвизгнул Абдулали в отчаянии. - Видит аллах, я не убивал!
      Эльдар стукнул кулаком по столу:
      - Хватит!
      И убийца понял, что ему не вывернуться, запричитал, загнусавил:
      - Товарищи... погодите... Я из-за этого, из-за того... Дайте мне время, товарищи, я докажу... Я виноват, но не я... Я кое-что знаю... Я Эльдару наедине...
      Стоявший рядом с Эльдаром мужчина среднего роста сделал шаг к убийце, взял его за шиворот, приподнял со стула, встряхнул.
      - Говори, мерзавец!
      Отчаянным рывком Абдулали кинулся к окну, но был свален чьим-то кулаком. Все смешалось. Лампа потухла. Через минуту полуживого убийцу выволокли во двор и вслед ему выбросили его узелок. Все стихло.
      13
      Спустя какое-то время Абдулали пришел в себя. Попытался подняться и не смог. Ползком выбрался со двора на улицу. Полежал и, цепляясь за забор, поднялся на ноги. Постоял.
      Была глухая, темная-темная ночь. Хибарка Павла, возле которой он находился, стояла на отшибе от поселка. Кричи - ни до кого не докричишься. Надо идти. Дорога в поселок одна - через кладбище. Шатаясь как пьяный, пошел и тотчас услыхал за спиной шорох чьих-то шагов. Остановился, оглянулся. Было очень темно, но он узнал того рабочего, который схватил его за шиворот. Этот не поможет. И Абдулали, ничего не сказав ему, снова пошел. Рабочий шел следом, шагах в десяти, не приближаясь и не отставая.
      Вот и кладбище. Справа и слева от тропинки в темноте вырисовывались силуэты склепов и памятников. Вокруг тихо-тихо, ни малейшего ветерка, ни шума, ни шороха. И вдруг - что такое? Звон лопаты о камень! Да, так звенит лопата, когда невзначай ударяется о камень в земле. И сразу неразличимые, шепотом, голоса людей. Роют могилу? Почему ночью? Почему без фонаря?
      Абдулали продолжал идти.
      Шепот все ближе, все слышнее, и вот кто-то громко выругался:
      - Какого черта! Два аршина - и хватит! Слишком много чести этому негодяю! Зачем рыть глубже, сгниет и так!
      Другой голос возразил:
      - Понадежней надо... Чтоб запаха от убийцы не было...
      "Да ведь это же для меня могилу роют! - с ужасом догадался Абдулали. О аллах!" И в ту же минуту он услышал за своей спиной голос того, кто шел следом: - И к своей могиле на своих ногах пришел...
      Тяжелый удар в голову навсегда прервал мысли гнусного человека. Его тело волоком подтащили к могиле, столкнули туда, забросали землей, а землю сровняли и покрыли толстыми пластами дерна. Как будто и не было тут могилы. Как росла трава, так и растет... Лишнюю землю тщательно подобрали и перенесли на соседнюю, свежую могилу.
      Так был отомщен Мустафа.
      14
      Гызбест, получив разрешение от надзирателя тюрьмы, передала Усатому аге через маленькое окошечко в решетке завернутый в тряпицу каравай черного хлеба. Глазами она многозначительно показала мужу на этот каравай: дескать, не зря... И тотчас попрощалась, ушла.
      Усатый ага понял. Вернувшись к себе в камеру, он разломил каравай пополам и обнаружил бумажную трубочку. Развернул. Так и есть, записка Гамида! Подписи, конечно, не было и написано печатными буквами, но, кроме Гамида, кто же мог? Эльдар малограмотен, а другие и вовсе неграмотны.
      Записка коротенькая: "В три часа ночи соберитесь все в одно место".
      Трудная задача! Всех заключенных членов забастовочного комитета около десятка. Удастся ли их известить? Да и как собраться всем вместе в три часа ночи? И где?
      Усатый ага стал думать.
      Взошла утренняя звезда. Сверкая среди облаков, она словно старалась хвастливо показать себя миру.
      Духота сменилась свежестью. В тишине отчетливо чеканились по каменным плитам кованые каблуки тюремных часовых: тук, тук, тук, тук...
      Позади тюрьмы, за полуразрушенной оградой, притаилась группа вооруженных людей. Несколько человек бесшумно подползли к часовому и повалили его. Он лишь коротко и глухо вскрикнул. Видно, заткнули ему рот. Один из нападавших взял винтовку часового и, прижимаясь к стене, подошел к воротам тюрьмы. Тут он прикладом оглушил второго часового, распахнул ворота и крикнул:
      - За мной!
      В ворота хлынуло человек двадцать. В темноте они ползком близко подобрались к воротам. Тишину разорвало еще несколько вскриков:
      - Товарищи в тюрьме! К выходу!
      - Да здравствуют Советы!
      Голос Нины, молодой, звонкий, кричал "ура".
      Во дворе тюрьмы завязались рукопашные схватки с надзирателями. Раздалось несколько выстрелов, но все обошлось благополучно, никто из нападавших не пострадал. Рабочие ворвались в караульное помещение и обезоружили внутреннюю охрану тюрьмы. Двери камер распахнулись, и заключенные хлынули во двор, а потом на улицу.
      Успеху операции содействовали два подкупленных надзирателя. Нет, они не сочувствовали большевикам. Они просто хотели "подзаработать"...
      Начинало светать. Горизонт полыхал, зарей, как гигантским алым знаменем. Нина вынесла стул из караульного помещения, вскочила на стул и громким голосом стала читать освобожденным призыв Бакинского Совета.
      - "Да здравствует революционный пролетариат и Петроградский гарнизон! Да здравствует новое, революционное государство во главе с Лениным! Да здравствует Советское государство! Ура!"
      - Ура! - закричали все в один голос.
      Толпа направилась к почте. Кто-то громко запел:
      Вставай, проклятьем заклейменный,
      Весь мир голодных и рабов!
      И все горячо подхватили:
      Кипит наш разум возмущенный
      И в смертный бой вести готов.
      Песня крепла, набирала силу, зажигала сердца, воодушевляла. И хотя было еще очень рано, из домов выходили люди, присоединялись к толпе и тоже начинали петь.
      Вдали, на высокой башне Раманинского замка, впервые за шестисотлетнюю его историю вспыхнул и затрепетал на ветру красный флаг революции. Он был виден из многих сел Апшеронского полуострова. На пыльных тропинках, ответвляющихся от дороги у замка, появились новые люди. Над их головами тоже развевались красные флаги.
      И откуда появилось так много людей! Они заполнили все улицы, площади, дороги. На лицах - праздничное торжество. Закопченные, узкие, убогие улицы огласились громовыми возгласами: "Да здравствует русская революция!", "Да здравствуют большевики!", "Да здравствует Ленин!" Сквозь выкрики слышались звуки музыки, раздольно и широко плыли песни.
      В эти торжественные и радостные минуты Нина вспомнила Мустафу и его мечты о свободе и счастье. Пришло, пришло время, о котором так страстно мечтал Мустафа, за которое он отдал жизнь... Слезы душили Нину. "Мустафа, Мустафа. Ты немного не дожил до этого светлого дня!"
      Гудки промыслов то усиливаются, то умолкают, то снова усиливаются. Они сегодня звучат не заунывно, не тоскливо, а победно, празднично. И на лицах рабочих ликование.
      Вот и солнце появилось, яркое, счастливое, словно приветствовало волнующееся людское море.
      Взвился красный флаг и над водохранилищем. Вокруг крана, который был всегда закрыт для народа, столпились женщины и дети с ведрами в руках. Гызбест открыла кран, и вода забила фонтаном. Весело и громко она объявила:
      - Водяной дракон сбежал! Подходите, пейте вкусную воду! Пресная загульбинская вода! Набирайте кто сколько хочет, всем хватит!
      По рабочему поселку двигалась огромная толпа. Нина вытерла слезы. Она шла рядом с Усатым агой, который высоко держал над головой красное знамя. Как сказочная жар-птица, оно рвалось вперед и ввысь, радостно трепетало над головами людей, звало их в неизведанное светлое будущее.
      1937