Подперев щеку пухлой волосатой рукой, полковник молча слушал подробный рассказ Ежи. Маленькие, бутылочного цвета глаза улыбались то едко, насмешливо, то как будто добродушно.
      - Я же говорил вам: Август не дурак, свою дочь здесь не оставит, произнес наконец полковник и перешел на "ты", к великой радости Ежи: гроза пронеслась. - Ничего, не унывай, господин Ежа. Мы приготовили для тебя более важное задание. Здесь, - полковник помедлил немного, - появились советские партизаны. Твоя задача - проникнуть к ним, завоевать их доверие, а там мы скажем, что делать. На этот раз снова можешь показать себя и свои способности.
      - Слушаюсь, господин полковник, - ответил повеселевший Ежа. Постараюсь оправдать ваше доверие и доверие господина Михайловича.
      - Но это еще не все, - прервал его полковник. Он достал из стола пакет и подал Еже. - По пути в горы Триглава ты должен заехать в село Подгорное и передать особое поручение командиру нашей части. Не удивляйся. Это мы могли сделать и без тебя. Но лучше, если это сделаешь ты. Никто, кроме тебя, не сможет проскочить через этот район, где стоят вперемежку наши и эти бандиты партизаны.
      Тяжело ступая, полковник подошел к шкафу и достал из него черный портфель.
      - Прежде всего, надо быть особенно внимательным. Эти дьяволы разрушили железную дорогу, поэтому придется ехать на автобусе, и лучше всего на гражданском - так безопаснее. Надо одеться попроще, чтобы не обращать на себя внимание. Ты меня понимаешь?
      - Понимаю, господин полковник.
      - Дело серьезное. Очень серьезное!
      - Я выполнял трудные задания, господин полковник. Надеюсь, вы не сомневаетесь в моей преданности?
      Полковник насмешливо хмыкнул.
      - Ты должен оправдать наше доверие, - подчеркнул он. - Если выполнишь это задание, будешь награжден Железным крестом. И еще кое-что получишь...
      - Глубоко благодарен вам за доверие. Можете быть спокойны - я готов выполнить любое ваше поручение, - торопливо сказал Ежа, преданными глазами следя за полковником.
      - Я верю в тебя. Не всякий справится с таким заданием, какое мы поручаем тебе.
      - Господин полковник, я беру пример с вас. Надо иметь большую смелость, чтобы работать в этих местах. Здесь всегда неспокойно. Тут каждый - партизан чуть ли не с пеленок. Женщины рожают на свет одних партизан....
      - Да еще появились советские партизаны, - добавил полковник раздраженно. - По-моему, не следовало привозить пленных в эту страну.
      - Господин полковник, сюда идут смутьяны даже из Румынии и Венгрии. Слетаются, как мухи на мед.
      - Во всем виноваты русские. Где они появляются, там все переворачивается вверх дном.
      - Это так, господин полковник. Все беды оттуда, от Советов.
      Полковник закурил, затянулся.
      - Ты уберешь некоего Аслана. Это очень опасный тип.
      - От меня ему не уйти, - похвастал Ежа.
      Полковник сказал все. И его начинала раздражать затянувшаяся беседа с агентом. Но и обижать Ежу нельзя было. И фон Берг, сказав для приличия еще несколько необязательных слов, протянул агенту волосатую руку.
      ЗЕЛЕНЫЙ БАЗАР
      Еще на подходе к отелю "Континенталь" Сила увидел своего приятеля Васко. Поздоровавшись, Васко тихонько спросил:
      - Ты, наверное, уже успел побывать у Зоры?! Да? Черт побери, ты всюду успеваешь раньше меня!
      - Конечно, молодые в таких делах проворнее, чем старики, - усмехнулся Сила.
      - Я всего на два года старше тебя, а ты меня уже в старики записал? Ах, каналья!
      - Дело не в возрасте. На твоем лице уже появились морщины.
      - Вот прохвост! - притворно возмутился Васко. - Морщины у меня - от смеха. Я всегда весел, не то что ты - боишься улыбнуться лишний раз.
      Сила, не удержавшись, засмеялся. На щеках у него появились ямочки, как у девушки.
      - Парко мадони!* Ты мастер сочинять, Васко. Но морщины у тебя - нет, они не от смеха...
      ______________
      * Парко мадони! - Бог свиньи! (ит.)
      - Если бы я был артистом, как ты, знаешь, какие дела творил бы?!
      - Ладно, ладно! - примирительно сказал Сила. - Завтра я буду выступать на площади.
      - Один?
      - Ты будешь моим помощником.
      И они заговорили о предстоящем выступлении.
      Ведь для Силы, парня одинокого, оно представлялось большим событием. Как были бы довольны мать и отец! Но мать Сила потерял еще в детстве, а отец как в воду канул.
      Сила знал, что его родители, боснийские мусульмане, в первую империалистическую войну бежали из Люблян и обосновались в Триесте. Сила помнил рассказы отца об этом, помнил он и о том, что в их доме часто говорили о Советском Союзе; все, что с детства слышал о нем Сила, глубоко запало в его душу и определило его взгляды на жизнь.
      Сила помнил книгу, которую бережно хранил отец; из поколения в поколение заносилась в нее история их семьи. Этой книге уже свыше трехсот лет. Много интересных записей было в ней. Из этой книги можно было получить краткие сведения о представителях рода, об их занятиях, профессиях, о том, кто когда родился, кто когда умер. Из нее Сила узнал, что человек, положивший начало этой семейной летописи, был известным историком своего времени и что были среди предков Силы и прославленные воины, и простые крестьяне, и учителя. Дед завещал отцу беречь эту книгу как зеницу ока. "Пусть наши потомки, как в зеркале, увидят прошлое своего рода, пусть гордятся своими предками и будут такими же честными, как они".
      После смерти матери отцу уже не суждено было жить на одном месте. Им почему-то всегда и всюду интересовались жандармы, а у жандармов длинные руки. Однажды, тихой летней ночью, в дверь сильно постучали. В столь поздний час стучат не к добру. Сила тревожно взглянул на отца, который быстро одевался, одновременно открывая окно, чтобы выскочить во двор. Сделать это он не успел - дверь развалилась под ударами прикладов, и в комнату ворвался высокий жандарм. Страх за отца охватил Силу. Тут его растерянный взгляд упал на часы, стоявшие на столе. Эти отслужившие срок часы "Экстра" итальянского производства доводили хозяев до отчаяния, и отец, сердясь, говорил, что их можно отремонтировать только одним способом - крепко ударить о камень. Сила схватил часы и замахнулся на офицера. Офицер перехватил его руку, вырвал часы и ударил ими Силу по голове.
      Сила уже не слышал, как отец выстрелил в офицера, как тот рухнул на пол. Очнулся он у соседей...
      До сих пор Сила не забыл жандарма, да и шрам над бровью напоминал о нем.
      Тщательно с тех пор искал Сила отца. Временами ему казалось, что он никогда его не увидит, что некому будет продолжать летопись семьи...
      Оставшись без родственников, Сила много ночей провел на вокзале. Обносился, завшивел. Люди обходили оборвыша, сторонились его голодного, как у волчонка, взгляда. Дежурные гнали его, как вора. Но мир не без добрых людей. Незаметная больная женщина, вдова грузчика, работавшая уборщицей, взяла его к себе. Искупала, переодела в поношенную, но чистую одежду.
      - Ну вот, Сила, и ты будешь теперь моим сыном, - Марица указала на высокого голубоглазого мальчика, который, стоя за спиной матери, внимательно рассматривал Силу. - Его зовут Анатолий. Люби его и слушайся, он старший, будет заботиться о тебе... Анатолий, ты ведь хотел, чтобы у тебя был брат?
      - Будем всегда вместе, правда? - вдруг весело и звонко сказал Анатолий и взял смутившегося Силу за руку.
      Сила радостно кивнул.
      И они действительно жили, как родные братья. Анатолий устроил Силу в школу; там Сила и познакомился с Зорой.
      Анатолий пошел по стопам отца - стал грузчиком.
      В начале войны Анатолий исчез. Поговаривали, что он ушел в горы. Марицу, приемную мать Силы, уволили с работы. Сила с тех пор брал временную работу и этим поддерживал мать, пока не попался на глаза Павло. Очень помог ему тогда артист: он взял Силу к себе, обучил искусству иллюзиониста.
      И вот теперь Силу ждет самостоятельная работа.
      В приподнятом настроении направился Сила в предместье. На просторной площади Опчины уже полно народу - в большинстве это были старики, инвалиды, дети, болезненно-бледные, одетые очень бедно. Ждали обещанного выступления.
      Сила прошел на самое видное место. Скрывая волнение, поклонился зрителям. Люди поднялись на цыпочки, чтобы видеть его. Дети толкали друг друга, стараясь пролезть вперед...
      - Милый, потише, куда ты?
      - Подвиньтесь немножечко...
      - Не мотай головой, стой спокойно!
      Сила обвел площадь беспокойным взглядом. Зоры не видно. А он так ждал ее...
      Он встревожился - самые невероятные предположения лезли в голову. Но зрители ждали, и, не теряя самообладания, Сила приступил к выполнению намеченной программы.
      Он показал людям спичечную коробку.
      - Смотрите, здесь черино!* Я покажу, как много бумаги может поместиться в этой коробке.
      ______________
      * Черино - восковая спичка с белой головкой и черным стержнем. Каска и мундир полицейских были тех же цветов, поэтому, по сходству, полицейских называли черино (словенск.).
      Сила затолкал в коробку бумажную ленту.
      Васко, помогавший ему, взялся за конец ленты и начал вытягивать ее из коробки. Он тянул ее долго, но ленте, казалось, не будет конца.
      Зрители были в восторге.
      А Сила, молниеносно скрутив бумагу, снова вложил ее в коробку и сказал с улыбкой:
      - Дорогие граждане, не удивляйтесь, что здесь поместилось столько бумаги. Есть такие места, где людям теснее, чем бумаге в этой коробке... Можете вы назвать такие места?
      Зрители стали перешептываться между собой.
      - Например, в крепости Коронео... - подсказал им Васко.
      Все поняли, что он хотел сказать: в переполненной крепости Коронео жандармы отсиживались от партизан.
      А Сила уже приступил к другому номеру. Он вытащил из ящика игрушечного ягненка.
      - Кто это?
      - Ягненок! - хором ответило несколько голосов.
      - Есть у ягненка враг?
      - Есть!
      - Кто?
      - Конечно волк!
      - Вот я и покажу его вам, - сказал Сила. - Выходи, проказник! Будешь держать ответ за свои преступления!
      Появился волк, с виду самый настоящий. Он весь дрожал и затравленно вертел лобастой мордой.
      А ягненок? Ягненок рванулся бежать. Но Сила удержал его.
      В толпе, реагировавшей очень непосредственно, заволновались.
      - Граждане, не тревожьтесь! - обратился Васко к зрителям. - Этот волк сейчас не справится и с ягненком.
      Зрители молчали недоверчиво. Волк боится ягненка? Нет! Хотя, конечно, не настоящий...
      - Граждане, заметили вы ужас в глазах этого зверя? - спросил Сила.
      - Да!
      - Знайте: волк боится за свою шкуру. Он вспомнил, сколько жизней погубил, сколько таких вот красивых невинных ягнят разорвал в клочья! Он силен только перед слабыми и беспомощными, этот хищник. А тебя, бедняжка, Сила приподнял ягненка, - потому и назвали ягненком, что ты боишься волков!
      Ягненок жалобно заблеял, и люди рассмеялись.
      - Да, граждане, нельзя быть трусливыми, как этот ягненок! Волков надо бить! - бросил Сила.
      - Долой волков! - поддержали его из толпы.
      - Смотрите, на ваших глазах я с ним расправлюсь! А, ты понимаешь, что тебя ждет?! - Сила взял в руки спичечную коробку, приказал: - Лезь, проклятый!
      И на глазах изумленных зрителей волк съежился, стал совсем крохотным и покорно влез в спичечную коробку.
      Это был, конечно, бумажный волк, но иллюзия его превращения была столь убедительной, что зрители долго покачивали головами и обменивались мнениями о мастерстве Силы.
      А Сила, довольный произведенным эффектом, приступил к исполнению нового номера.
      Он достал навощенную спичку.
      - Дорогие друзья, - сказал он. - Вспомните Комен, Рихинберг, Габриа* и рисовую фабрику!** Я сейчас сожгу этого волка вместе с коробкой черино.
      ______________
      * Партизанские деревни, сожженные фашистами.
      ** Рисовая фабрика на улице Магалио в Триесте была сожжена фашистами. Во время пожара погибли сотни людей.
      Он чиркнул спичкой - коробка вспыхнула.
      Раздались аплодисменты; на площади поднялся невообразимый шум. Сила долго ждал, пока умолкли одобрительные крики. Он знал: весь иносказательный смысл его слов и действий дошел до людей. Они это поняли. Это - главное. Он поклонился зрителям, улыбнулся и веско бросил:
      - Пусть сдохнут волки, сгорят черино!
      - Пусть сдохнут волки, сгорят черино! - повторили зрители, а за этим возгласом чудился другой: "Пусть здравствуют те, кто волков истребляет!"
      Долго народ не хотел расходиться. Окружив фокусника, люди с любопытством разглядывали его. Сила застенчиво улыбался, ловя на себе взгляды сотен глаз. Однако он нигде не видел небесно-голубых глаз Зоры.
      Почему она не пришла?
      О СВИДАНИЯ!
      Зора всю ночь провела в тревоге и заснула только под утро. Во сне она видела, что вместе с отцом едет в поезде. Поезд несется бешено, и кажется, вот-вот оторвется от земли, полетит.
      Отец сидит напротив Зоры. Он радостно улыбается, говорит:
      - Доченька, до Москвы осталось совсем немного.
      - Через два часа будем в Москве, - уточняет кто-то.
      - Значит, папа, мы едем в Москву?
      - Да. Нас ждут.
      И оба - отец и дочь - всматриваются в темноту ночи. Вдали множество электрических огней. А поезд мчится сквозь них, по небу, мимо звезд. Зора о чем-то беседует с отцом и счастливо, беспричинно смеется.
      Москва! Кремль...
      Откуда-то доносится песня о Москве. Ее поют молодые бойцы-партизаны.
      Эту песню Зора знает - она слышала ее еще у себя на родине...
      Улицы, переулки. Красная площадь. Длинный коридор, высокое светлое помещение, куда Зора робко входит вслед за отцом...
      Август Эгон, волнуясь, идет навстречу невысокому человеку с открытым лицом, в расстегнутом пиджаке и в жилете. Этот человек - Ленин. Зора узнает его по высокому лбу, по прищуренным глазам и ласковой, доброй улыбке.
      Отец преподносит Ильичу его портрет, выполненный Зорой. Ленин смотрит на портрет, улыбается. "Спасибо, девушка", - говорит он и пожимает Зоре руку. Потом ведет тихую, доверительную беседу с отцом.
      А Зора от радости не знает, что делать. Оглядывается, осматривается. И вдруг видит в стороне смуглолицего человека. Кто-то подсказывает ей: это Аслан.
      Зора подходит к Аслану, шепотом спрашивает:
      - Простите, разве Ленин не умер?
      - Нет, - отвечает Аслан. - Ленин жив. Он будет жить вечно.
      Рядом, как из-под земли, появляется Сила. Аслан и Сила крепко обнимаются.
      А Ленин и ее отец, Август Эгон, продолжая дружеский разговор, уходят по длинному-длинному коридору...
      И тут же Зора видит себя и Силу в знакомом подвале. Сила на нее даже не смотрит. "Значит, обиделся, что не пришла на представление", - думает Зора. Она хочет объяснить, почему не могла прийти. Но в эту минуту входит человек, который приходил днем и назвался Ежа. Он не один. С ним - полицейский. Ежа поднимает револьвер, подносит его к самому лицу Силы, кричит: "Руки вверх!" Но Сила бьет его по руке снизу вверх и убегает. Где-то за стеной слышится выстрел.
      ...Зора просыпается вся в холодном поту. "Боже, какой сон! Сколько хорошего и сколько страшного... Но все-таки это сон, - успокаивает она себя. - Ведь пока все в порядке".
      Она убрала постель, умылась, стала расчесывать волосы. Вчерашние события ни на миг не выходили из головы. Из-за нежданного гостя она не смогла пойти на Зеленый базар, чтобы посмотреть выступление Силы. "Сила обиделся, - думала она. - Конечно обиделся. Мне раньше всех следовало быть около него... Что я скажу ему? Как оправдаюсь?"
      Стук в дверь прервал раздумья девушки.
      - Кто там? - спросила она.
      Услышав голос Силы, торопливо открыла дверь. Сказала, опережая его:
      - Представляю, как ты злишься на меня за вчерашний вечер. Поверь, я не могла...
      - Ничего, Зора. Ну, как гость? Не напугал тебя?
      - Откуда ты знаешь о нем? - удивилась девушка. - Кому же знать об этом, как не мне? Кто он, как
      ты думаешь?
      - Этот странный человек назвал себя другом моего отца.
      - Другом отца? - Сила задумался на мгновение. - Скажи, какой он из себя, этот друг твоего отца?
      - Длинный как жердь, одет в поношенный серый пиджак.
      - В соломенной шляпе?
      - Да!
      - Тот самый. Это моя добыча!
      - Что это значит, Сила?
      - Скажи мне сначала, о чем он тебя спрашивал?
      Зора передала ему весь разговор с незнакомцем.
      - Ах, негодяй!
      - Признаться, я вначале немножко поверила ему, но ничего о себе не сказала.
      - Он видел портрет Ленина? - продолжал допытываться Сила.
      - Нет.
      - Не забрал ли он у тебя чего-нибудь?
      - Нет. Я с него глаз не спускала. А потом я хотела сообщить обо всем Павло... Ну, а ты почему так загорелся?
      - Знала бы ты, кто он! Ведь это провокатор.
      Зора во все глаза глядела на Силу.
      - Уже третий день, как наши люди следят за ним, - продолжал Сила. Вчера мы узнали от одного человека, что этому типу поручено проникнуть в партизанский отряд. Поняла? Будем надеяться, что он сам попадет в западню, которую ставит для других. - Сила помолчал. - Наша разведка тоже чего-нибудь стоит...
      - Хорошо, что мы должны делать?
      - Пока ничего. Мне поручено следить за негодяем.
      - А я? - нетерпеливо перебила его Зора. - Ты один будешь следить?
      - Да, это поручено мне.
      - А я, а я?
      - Не спеши. Тебя тоже не забыли. Пойдем к Павло. Он проинструктирует нас. Есть и для тебя задание...
      - Какое, не знаешь?
      - Об этом скажет товарищ Павло. Знаю только, что нам придется расстаться.
      - Расстаться? - повторила девушка. И голос, и побледневшее лицо выдали ее волнение.
      - Да. На время...
      На мгновение оба притихли. Потом Сила сказал:
      - Дорогая, этого требует наше общее дело.
      - Да, этого требует наше общее дело, - машинально повторила Зора.
      - Когда я увижусь с твоим отцом, расскажу ему о тебе, - проговорил Сила.
      Зора посмотрела на него с нескрываемой завистью.
      - Понимаю, ты хочешь встретиться с ним. Но... так решил Павло. Мы уже взрослые, нам надо иметь крепкое сердце...
      Да, Сила прав. Но почему она должна во всем с ним соглашаться?
      - Я опасаюсь только, что тебе одному будет трудно справиться с заданием.
      Сила не имел права брать ее с собой.
      - Не беспокойся, все будет хорошо.
      - Ну что ж, тогда расстанемся, - голос Зоры дрогнул, глаза затуманились. Сила впервые видел ее такой печальной. Страшно было разлучаться - ведь главного не успели друг другу сказать.
      Может, рискнуть - сейчас же, сию минуту, открыться?
      Сила был в нерешительности.
      - Да, Зора... я отправляюсь. Так надо. - Он с трудом это выговорил. Мы скоро встретимся.
      - Где? - спросила Зора почти шепотом.
      - Я думаю, в горах... А скорее всего - здесь, в свободном Триесте. Ведь и ты не останешься там, куда тебя посылают, и я тоже не собираюсь вековать в горах. Мы - жители Триеста - боремся за его свободу и вернемся сюда, когда наступит наш час...
      "А вдруг..." - одновременно подумали оба. Однако ни она, ни он не высказали вслух своих опасений.
      - Когда же мы увидим его свободным? - задумчиво проговорила Зора. Она вдруг вспомнила мать, погибшую в горах Триглава, так и не успевшую взглянуть на родной город. - Сила... Когда ты встретишься с моим отцом, поцелуй его... за меня. Завидую тебе - ты увидишь там много нового... Наверное, ты встретишь советских бойцов, познакомишься с ними. Если увидишь там партизана, которого зовут Асланом, передай ему привет...
      - От тебя? - с удивлением спросил Сила.
      - Да, скажешь, что я, простая словенская девушка, шлю ему привет и что я горжусь им... А если подвернется случай, попроси его написать слова русской песни "Катюша". Я ее выучу. От меня ее выучат другие, и пусть эта песня летит по всему побережью...
      Зора замолчала на миг и, бросив на друга радостный взгляд, добавила:
      - У меня есть еще одна просьба: если у Аслана найдется фотография, попроси. Я хочу нарисовать портрет этого человека. Советского человека...
      - Ах, Зора, какая ты фантазерка! Даешь мне поручение за поручением, будто я отправляюсь путешествовать!
      - Может, ты не уверен, что дойдешь куда надо?
      Сила взглянул на нее так, что она прикусила язык. Сказал:
      - Уже время, пойдем. Павло нас ждет.
      - Ты вела себя замечательно, - сказал Павло Зоре. - И вновь оправдала наше доверие. Здорово ты одурачила этого Ежу. - Он помолчал. - Ну, убедилась теперь, что здесь такое же поле сражения, как там, в горах? И каждый, в ком бьется сердце патриота, может проявить здесь свою храбрость?
      Сила при этих словах взглянул на сидевшую около него Зору.
      - Вылазка шпиона, - продолжал Павло, - подтверждает, что он намерен пробраться к партизанам. А мы сделаем так, что ему дорого обойдется эта затея. Мы сами шьем башмаки дьяволу. Не так ли, уважаемый артист? обратился он к Силе.
      - Верно!
      - Не так ли, дорогая служительница муз?
      По губам Зоры пробежала улыбка.
      - Пожалуй, так, товарищ Павло!
      Павло улыбался, и глаза его ласково сияли.
      - Значит, мы подчинимся приказу отца?
      - Я подчинюсь... и вашему и его приказу, - ответила смущенная Зора.
      - Ведь ты хотела узнать его мнение. - Павло вытащил из кармана письмо Августа Эгона и протянул его Зоре: - Возьми.
      Зора прочитала письмо, грустно улыбнулась.
      - Пусть будет так.
      "Она всегда прекрасна - в печали и в радости, - подумал Сила. Заслужить ее любовь... Смогу ли я когда-нибудь добиться такого счастья?!"
      - Вот что, други мои, юные мои товарищи! - Голос Павло еще более потеплел, но была в нем и какая-то новая нотка, нотка решительности. Позвал я вас не для того, чтобы читать вам проповедь... Вынужден я разлучить вас на время. Я долго думал, колебался. Если не ошибаюсь, вам хотелось бы работать вместе, но приходится отправлять вас в разные места. Сила пойдет в горы. Задание ему уже известно. А ты, Зора, должна... Мы поручаем тебе доставить приказ партизанской бригаде, действующей в районе Гориции. Это очень важно, дорогая. Речь идет об освобождении Триеста... Итак, вы оба должны на время забыть о том, чем занимались до этого дня. Особенно это касается тебя, Сила. Ты больше не даешь представлений, чтобы не привлекать к себе внимания. Ты, Зора, больше не пишешь и не расклеиваешь листовки. С этим все покончено. Вас ждет дело очень, очень серьезное, трудное... У меня много отважных бойцов, но такие ответственные поручения не всякому доверишь. Я все обдумал, прежде чем дать вам задания. Я учел твою ловкость и сообразительность, Сила, и то, что ты, Зора, хорошо знаешь итальянский язык. Мне кажется, я правильно распределил обязанности? И хотя, по законам военной службы, обсуждать задачу с бойцами не положено, я делаю это, чтобы вам все было ясно. Друзья мои, я разлучаю вас, чтобы потом еще больше и крепче сблизить. Ну, мои храбрецы, в путь! И на нашей улице еще будет праздник!
      Павло встал, опираясь на костыль. Достал из шкафа нужные документы и принялся подробно инструктировать Зору и Силу.
      Когда Сила вернулся домой, Марица латала его старую суконную куртку. Она плохо видела и с трудом продевала нитку в ушко иголки.
      - Мама, не мучай себя, тебе уже трудно заниматься шитьем, - сказал Сила и сел рядом с ней.
      Марица тягостно вздохнула.
      - Что делать, сынок? Война помешала женить Анатолия. Будь у меня невестка, она бы мне помогала. А так - что же делать? День и ночь молю бога, чтобы он оставил тебя при мне...
      - И я тоже хочу быть с тобой. Но... мама... раз уж ты заговорила об этом, я должен сказать: мне надо ехать.
      - Куда, сынок? - тихо спросила Марица.
      - Надо... На несколько дней. Есть серьезное дело.
      - Что за дело?
      - Извини, голубушка... Об этом, понимаешь, нельзя говорить.
      Марица подняла на него полные слез глаза.
      - Сынок, ты знаешь, я никогда не становлюсь тебе поперек пути.
      Сила взглянул в морщинистое лицо старушки, потом перевел взгляд на мрачные, в сырых потеках, стены жилища, и сердце его сжалось от горечи. Сейчас бы дать старой женщине покой, побыть рядом с ней, согревая ее сыновней лаской! А надо уходить. Ежа, наверное, уже давно отправился в путь. Не упустить бы его! Дело серьезное, и нельзя терять ни минуты.
      Чтобы успокоить мать, Сила ласково сказал:
      - Я скоро вернусь. А если задержусь, пришлю весточку....
      - Сынок, я знаю, куда ты отправляешься. Нечего скрывать от меня. Ведь я член Смока*.
      ______________
      * Смок - женская антифашистская организация.
      Сила, несколько озадаченный, промолчал. "Так вот она какая, старая Марица?! Никогда не подумал бы..."
      - Ничего, сынок, - продолжала Марица. - Мне можно и не говорить, куда едешь. Знаю, ты делаешь полезное дело. Одна только просьба к тебе: увидишь там брата своего Анатолия, обними и поцелуй его за меня.
      - Хорошо, мама. Я сам по нему соскучился... А ты знаешь, мама, Зора тоже уезжает...
      - Значит, вместе едете? - улыбнулась Марица, смахивая слезу.
      - Нет, она едет в другую сторону.
      - Вы расстаетесь?
      - Да. Нельзя всем быть в одном месте.
      - Поезжай, сынок, и возвращайся здоровым.
      Марица прочла молитву. Потом неожиданно сказала:
      - А Зора - хорошая девушка. Умница... Как ее покойная мать... Девушка эта достойна тебя. Сынок, я стара и больна. Может быть, не удастся вас увидеть, - голос ее задрожал. - Так ты помни, сынок: я хочу, чтобы ты дружил с Зорой. Не обижай ее. Это мой тебе завет. Может быть.
      Зора... Сила любил ее с каждым днем все сильнее. Вспоминая Зору, он чувствовал такой прилив сил, что все на свете казалось ему нипочем.
      - Мама, мы давно дружим. Я... - он хотел было сказать, что любит девушку, да постеснялся. - Я не обижу ее, не беспокойся. Мы вернемся к тебе все вместе - Анатолий, Зора и я.
      - Дай бог! Дай бог, дорогой!
      - Береги себя, мама. Мой товарищ Васко - ты его знаешь - будет тебя навещать. Вот, возьми себе на расходы. - Сила положил перед матерью три тысячи лир. Вчера, когда он сдавал деньги, собранные в пользу партизанской организации во время представлений, Павло возвратил ему эти три тысячи лир, чтобы он оставил их матери.
      Сила обнял и поцеловал Марицу. Уже отойдя сравнительно далеко, он не удержался и оглянулся.
      Мать все еще стояла у ворот. Она махнула ему рукой, и он зашагал навстречу своей новой судьбе.
      АМОРЕ
      Анита любила свой поселок. Сказать по правде, Святой Якоб - это даже не поселок, а целый город. В нем были заводы и фабрики, хорошие улицы и площади. А кругом - горы, солнце, лес... Казалось, рай. Но отец Аниты, горняк, не раз с горечью говорил о том, что жить трудно и что ни на что на свете у него глаза не глядят. А ведь он любил свой край! Серебряные рудники Идриа, говорил он, занимают одно из первых мест в Европе, а жители едва ли не самые бедные на всем свете. Богатство края - хлеб, серебро, рыба - все в руках богачей.
      Аниту поначалу удивляли его слова. Многое в них было неясно ей, но позднее она стала все понимать. Чего проще: старый горняк добывал горы серебра, но не мог купить дочери даже серебряный медальон!
      Позднее особым смыслом наполнилась для нее народная песня:
      Лепа наша домовина,
      Нема круха, нема вина!*.
      ______________
      * Прекрасна наша родина, да нет у нас ни хлеба, ни вина (словенск).
      С первых же дней войны горе свалилось на семью Аниты. Сначала фашисты расстреляли отца - за то, что он скрывал в своем доме коммуниста... Потом арестовали и выслали неизвестно куда всех трех братьев. Не выдержав таких испытаний, умерла мать. И даже после этого осиротевшей Аните фашисты не давали покоя. Несмотря на потрясения, пережитые ею, природная живость сквозила в ее движениях, жестах и особенно в глазах - синих, чистых, глубоких, как небо. Алые губы придавали особую прелесть ее лицу, смелые брови делали его еще более выразительным; от природы у нее была величавая походка.
      Повзрослев, Анита стала красавицей. Только не ко времени расцвела девушка. Всюду - враги, и красота теперь была настоящим несчастьем. Подруги советовали Аните: увидишь фашиста, придай лицу как можно больше суровости, закрывайся. И Анита, чтобы казаться некрасивой, носила тряпье, сутулилась, как старушка. Но разве не правда, что уродство скрыть можно, а красоту никогда? Стройная девушка не могла сойти за горбунью, и, приглядевшись к ней, один фашистский офицер прямо сказал: "Если подружишься со мной, никто больше не будет тебя беспокоить". Анита, кипя от негодования, но внешне спокойная, ответила уклончиво. Ведь будет хуже, если грубо оттолкнуть. Она надеялась как-нибудь выпутаться из создавшегося положения, и было очень важно выиграть время.
      Да, действительно, все, кроме этого непрошеного кавалера, оставили ее в покое, но от него не было спасения. Он следил за каждым ее шагом, настойчиво и методично добивался сближения, оказывая ей всяческое внимание.
      Разговаривая с ним, Анита опускала глаза, и он не видел, какой гнев загорался в них.
      Как-то вечером он пожаловал к ней домой. Анита не только не высказала недовольства, но даже предложила ему поужинать. Офицер так обрадовался, что решил, будто девушка сдалась, и налег на еду и вино. Все чаще, перестав жевать, бросал он на Аниту похотливые взгляды. Вино оказалось крепкое, он быстро захмелел и не заметил, когда Анита подошла к нему сзади, держа в руках топор...
      Не взглянув на убитого фашиста, она ушла из дому, чтобы больше туда не возвращаться.
      Через несколько недель земляки узнали, что она пробралась к партизанам.
      В партизанском отряде Анита стала медсестрой. Здесь и свела ее военная судьба с Асланом. Очень просто они познакомились. Увидев как-то около медпункта высокого черноволосого человека, она спросила:
      - Что вы ищете?
      - До ве Виа аморе?*- дерзко, глядя ей в лицо, сказал он.
      ______________
      * До ве Виа аморе? - Где Улица любви? - Обычный вопрос желающих познакомиться с девушкой (ит.).