1) На вопрос о том, что из себя представляет «Союз возрождения»: группу лиц, принадлежащих к разным партиям, но объединенных общей программой для известного политического момента, или объединение разных политических партий, делегировавших в «Союз» своих представителей? – я очень затрудняюсь ответить что-либо определенное, так как слишком мало знаком со структурой этого «Союза», образовавшегося в условиях подпольного существования, лишенного всех необходимых условий для свободного и правильного развития, отрезанного от своих главных политических единомышленников и даже некоторых своих главных организаторов, действующих от имени «Союза» за пределами РСФСР, не имея от них никакой информации; «Союз возрождения» в Москве едва ли фактически мог иметь какую-нибудь строго выдержанную схему организации.
      Однако, насколько я могу судить, повторяю, по очень недостаточным данным, «Союз возрождения» мне представляется организацией, объединяющей не персонально тех или других лиц, а политические если не партии, то определенные группы, части бывших партий. Я полагаю, что в настоящее время в России, за исключением недавно сравнительно образовавшейся единой коммунистической партии, нет ни одной политической партии, а есть лишь осколки прежних партий, с обрывками прежних, уже устаревших программ. Это мое мнение касается, конечно, как социалистических, так и либерально-демократических и консервативных партий, выступавших ранее на политической арене. «Союз возрождения», имея в своем составе и социал-демократов, и социал-революционеров, и народных социалистов, и кадетов, является объединением лиц, делегированных для участия в «Союзе» частями этих партий, ибо, как мне представляется, группы эти ни в какие другие вновь образовавшиеся политические организации уже не входили; исключение составляют представители к.-д. партии, которые, вероятно, входили в состав «Союза возрождения» персонально, как персонально члены той же партии входили и в другие политические группировки: в «Национальный центр» и в «Совет московских общественных деятелей». Имена членов «Союза возрождения» – Потресова, Розанова, Цедербаума, Авксентьева, Аргунова, Мякотина, Пешехонова, Мельгунова, Чайковского, Н. Н. Щепкина – говорят сами за себя, и, конечно, эти люди, образуя «Союз возрождения», были не одиноки, а вокруг них были и есть иногда значительные группы их единомышленников, их делегировавшие.
      Ничего более о составе «Союза возрождения» я сказать не могу, причем признаю, что я принимал участие в качестве представителя, уполномоченного на то «Советом московских совещаний», в совместном заседании с представителями «Союза возрождения» и «Национального центра». Заседание это, действительно, имело место в Научном институте у профессора Н. К. Кольцова, и названные мне при допросе лица были на этом заседании: С. П. Мельгунов, Н. Д. Кондратьев, Цедербаум, Волк-Карачевский, Н. Н. Щепкин и один из городских деятелей Москвы времен городского головы Руднева, фамилию не помню.
      2) Столь же мало могу сказать что-либо на вопрос о составе «Национального центра», и о структуре этой политической организации мне совершенно неизвестно. На упомянутом выше совещании действительно принимали участие названные мне на допросе лица: О. П. Герасимов, С. Е. Трубецкой, проф. С. А. Котляревский, проф. Н. К. Кольцов, проф. Фельдштейн; был ли В. Н. Муравьев, не помню.
      Совещание это, на котором от «Совета московских совещаний» были Дим. Митр. Щепкин и я, было первой попыткой столковаться о возможности какого-либо объединения трех политических групп, найдя общий язык для формулировки тактической программы. Попытка эта тогда положительных результатов не дала, так как после довольно продолжительных прений выяснилось, что вопрос об объединении еще недостаточно назрел в среде указанных групп и каждая из них, защищая свою точку зрения, не желала допускать правильности иного и идти на какие-либо соглашения. Я лично больше не участвовал в столь же многолюдном собрании представителей всех трех групп, так как в дальнейшем обсуждение вопроса о желательности тактического соглашения шло, с одной стороны, в соглашательной комиссии, где от нас участвовал Д. М. Щепкин, с другой – непосредственно в «Совете московских совещаний», о чем я уже говорил в своем показании от 23 февраля.
      3) Лица, вошедшие в состав так называемого «Тактического центра», о котором я уже давал показания, были избраны в отдельности каждой от соглашающихся организаций после того, как между ними было достигнуто единомыслие в самой общей форме по основным программным вопросам, о чем подробно я изложил в своем показании от 20 февраля.
      4) О «Государственном объединении», об его составе, деятельности и отдельных выступлениях я решительно ничего сказать не могу за моей полной неосведомленностью. После возвращения из Киева И. Б. Мейснера, а это было уже год тому назад, «Совет московских совещаний» никаких вестей с Юга от своих политических друзей, находящихся там, не получал. И. Б. Мейснер действительно сообщал, что, если мне память не изменяет, в Одессе образовалось объединение лиц, назвавшееся «Государственное объединение», что в числе деятелей этого объединения были лица из состава «Совета московских совещаний»: В. В. Меллер-Закомельский и В. И. Гурко, что объединение это базировалось приблизительно на те же общественные группы, что и «Совет московских совещаний». Но больше никаких подробностей мы не получали – ни о программе этого объединения, ни о тех соглашениях с другими группами, в которые оно входило. Документ, о котором мне было сообщено при допросе, подписанный Федоровым как председателем «Национального центра», Мякотиным как председателем «Союза возрождения» и Кривошеиным как председателем «Государственного объединения» и составленный по поводу признания Деникиным Колчака «верховным правителем» государства, совершенно неизвестен, и ни в «Совете московских совещаний», ни в «Тактическом центре» документ этот не обсуждался, так как о нем не имелось никаких сведений.
      5) На вопрос о деятельности Гершельмана я вновь повторяю, что Гершельмана не знаю, что мною уже было сказано в показании моем от 20 февраля. Не отрицаю, что от Д. М. Щепкина слышал, что Гершельман по собственному почину уезжает из Москвы и будет иметь возможность передать вести из Москвы на юг, но и только, о посылке его на юг речи не было. Сам ли Гершельман мог передать вести о положении в Москве, или только при его посредстве была эта возможность, точно не знаю. О том, что Гершельман стоял во главе какой-то организации, курьером за пределы РСФСР или об организованном якобы им «Союзе» молодежи, я услыхал впервые на допросе и ничего абсолютно об этом не знаю.
      6) Признаю, что получил от Марии Ивановны Смирновой для передачи «Национальному центру» шифрованное письмо. Передавая мне это письмо, Мария Ивановна сказала, что доставлено оно в Петроград для «Национального центра», но так как то лицо, которому курьер должен был его передать, арестовано, то курьер, имея какие-то поручения и к ней, передал ей это письмо. Она же сообщила мне и шифр. Я расшифровал письмо и подлинник и расшифровку передал Н. Н. Щепкину. Содержание письма я помню очень смутно, так как совсем не в курсе того, кто пишет и кому. Действительно, в письме было упоминание и о каком-то Никольском и о Вике, но кто эти лица, я не знаю. Помню, что в письме действительно говорилось о семье погибшего Павла и о каком-то Г., но все это для меня неизвестные лица. В общей своей части письмо говорит о наступлении на Петроград из Финляндии и при участии финских войск, о какой-то международной комиссии, которая должна была появиться в Петрограде при его занятии. Далее сообщалось о затруднениях, испытываемых русскими в Финляндии, об интригах Германии, о германофильстве финнов, о разногласии в среде русских эмигрантских кругов. Наконец, помню, что письмо содержало вполне категорическое указание, что наступление на Петроград должно произойти не позже как через месяц и что через 24 часа после его занятия население Петрограда будет обеспечено в избытке всем необходимым (продовольствие и пр.). Это единственное, насколько помнится, вполне конкретное сообщение было ко времени получения письма уже лишено всякого интереса, так как письмо было датировано числом первой половины мая месяца, а получено, кажется, в половине июля, когда давно прошли и указанные в письме сроки и когда ясно уже было, что общая конъюнктура в Финляндии совершенно изменилась и все эти планы оказались дутыми. Н. Н. Щепкину это письмо нового, по-видимому, ничего не дало, так как, прочтя и уничтожив его, он сказал, что все это устарело и ему ранее уже известны сведения. На вопрос, какие мною передавались Марии Ивановне письма, я еще раз, как и на допросе 13 февраля, совершенно чистосердечно заявляю, что никаких писем или вообще каких бы то ни было документов мною, от меня или при моем посредстве от кого-либо другого не передавалось Марии Ивановне и к ней не посылалось. Ее адрес в Петербурге был известен Н. Н. Щепкину, как она мне сообщила, и, кто и что ей туда посылал, если вообще посылалось, я не знаю.
      7) На вопрос о том, какую информацию привез прибывший в Москву к «Национальному центру» курьер от Колчака, некто Василий Васильевич, я мало что могу добавить к тому, что уже показал по этому вопросу в своем показании от 26 февраля, так как именно этот Василий Васильевич и привез деньги «Национальному центру» и то общее сообщение о плане наступления Колчака, о котором я уже говорил. Помню, что отступление Северной армии генерала Пепеляева было, как нам сообщал Н. Н. Щепкин, объясняемо стратегическими соображениями, в связи с необходимостью изменить общий план наступления из-за несостоявшегося соглашения с Финляндией и затруднений, испытываемых для наступления Северной армии союзников, но что с помощью имеющихся резервов Колчак предполагал восстановить положение и новым ударом достигнуть поставленной цели, как я уже говорил, информация эта явилась в Москву очень запоздалой и ко времени ее получения вполне определился полный неуспех Колчака и развал его сил. Фамилия означенного Василия Васильевича мне неизвестна. Куда он после ареста Н. Н. Щепкина делся, я тоже не знаю. В военной комиссии Н. Н. Щепкин говорил о намерении отправить это лицо на Юг, но удалось ли это, я не знаю. Никакой политической информации этот курьер из Сибири не привозил, за исключением партийного к.-д. письма к Н. Н. Щепкину, содержание которого мне осталось неизвестным.
      8) На вопрос о роли отдельных лиц, входивших в состав комиссии трех при «Тактическом центре», имею показать следующее: какого бы то ни было разделения обязанностей между нами – членами этой комиссии не существовало и, как я старался установить своим показанием 26 февраля, не вызывалось характером комиссии. Это не была комиссия по управлению делами военной организации, связь с которой поддерживал исключительно Н. Н. Щепкин, причем вспоминаю, что им не раз упоминалась фамилия какого-то Тихомирова, мне неизвестного, как лица, между прочим, служившего ему этой связью. Были ли у С. Е. Трубецкого как члена «Национ. центра» какие-нибудь обязанности по связи с военной организацией, я не знаю, но из очень критического отношения Трубецкого к организации, а также из неоднократно им мне высказываемой малой его осведомленности о ее внутренней жизни я вывожу заключение, что Трубецкой, как и я, был членом комиссии без каких бы то ни было специальных обязанностей. В своем показании от 26/П я подробно изложил, каковы были взаимоотношения военной организации, уже ранее существовавшей, к «Тактическому центру» и к его комиссии. С. Е. Трубецкой был одним из тех, кто особенно горячо возражал против самой мысли о допустимости военного выступления, хотя по этому вопросу мнения членов «Тактического центра» были вполне единодушны. Могу в этом отношении сослаться кроме С. П. Мельгунова, о котором я уже упомянул в показании 26/ II, еще и на О. П. Герасимова.
       Леонтьев Сергей
      7 марта 1920 года

1. О ЗАСЕДАНИЯХ ТАК НАЗЫВАЕМОГО «ТАКТИЧЕСКОГО ЦЕНТРА» У А. Л. ТОЛСТОЙ

2. О РОТМИСТРЕ ДОНИНЕ

3. ОБ УЧАСТИИ С. А. СТУДЕНЕЦКОГО В ГРУППЕ «СОЮЗА ВОЗРОЖДЕНИЯ»

3. О «ФИНАНСИРОВАНИИ» «НАЦИОНАЛЬНЫМ ЦЕНТРОМ» «ЗАДРУГИ»

VI

VII

VIII