А тот в это время, разбросав длинные лапы в разные стороны, беззаботно лёжа на пузе, похрапывал на диване. Мягкие уши полностью закрывали добродушную морду. Брыли, опавшие щёки, слегка раздувались и шевелились от мерного дыхания… Идиллия! И вот в романтический сон изнеженного пса с шумом, топотом и присвистом ворвался потерявший голову Бладхаунд. Он принялся сбивчиво что-то объяснять, куда-то звать, от волнения зубы его постукивали, уши постоянно попадали в пасть, и понять его было практически не возможно. Всё еще находясь во власти сна, Пегий, не слишком вникая в суть проблемы, скатился на пол, поджал лапы, оказавшись практически на брюхе, и сделал вид, что совершенно не может двинуться с места.
— Знаешь, Блади, я всегда готов составить тебе компанию, но я так много времени провёл в тепле и уюте, что совсем разучился ходить, — на ходу придумывал он отговорки лишь бы не расставаться со своим новым другом — мягким, обитым ласкающим плюшем диваном. Бладхаунд, замер, будто снова налетел лбом на непреодолимое препятствие, недоумевающе посмотрел на друга… и, ни слова не говоря, вышел…
Облегченно вздохнув, Пегий сделал попытку запрыгнуть на своё царственное ложе, как вдруг обнаружил, что и правда не может сдвинуться с места… Кончик хвоста испуганно задрожал, он делал попытку за попыткой, но его согнутые лапки словно приросли к полу.
— Да-а-а,… — неожиданно рядом с собой он услышал грустный, но одновременно строгий голос. — А я так радовался, глядя на вашу дружбу.
Ты правильно догадался, конечно, Большой пёс не мог остаться безучастным к этой ситуации. Он сидел неподалеку от скрюченного на полу пса и печально качал лобастой головой. Пегий, который окончательно избавился от сладких оков сна, внезапно осознал всю некрасивость и подлость своего поступка. Если бы собаки могли краснеть, он слился бы с ярко красным плюшем, враз ставшего ненавистным дивана.
— Вожак, — прохрипел он, — отпусти меня. Я готов понести любое наказание, но позволь мне догнать Блади, я нужен ему сейчас как никогда. — И глаза пса с мольбой обратились к мудрому старцу.
— Что ж, я освобожу тебя, — отвечал тот, — но как напоминание о твоем равнодушии к проблемам друга, лапки твои с этих пор останутся коротенькими, и зваться ты будешь Бассет хаунд, что значит низенькая гончая. (Не спрашивай меня почему, Большой пёс так странно назвал Пегого, возможно, в то время он увлекался французским языком, честное слово я в нём не сильна).
Почувствовав свободу, Бассет, непривычно перебирая короткими, но мощными лапами, устремился вдогонку. Он выскочил из двери и с размаху налетел, на сидевшего у крыльца пригорюнившегося Бладхаунда. Пёс проворно облизал, печальную морду приятеля и радостно пролаял:
— Блади, не раскисай! Мы решим твою проблему, ведь теперь мы вместе, а настоящим друзьям не ведомы преграды!
И они отправились в путь…
Я не буду утомлять тебя рассказом о странствии наших друзей, скажу только, что они долго искали ответ на поставленную задачу. Им усердно помогали встречные псы, скоро история о волнующей любви Блади к кошечке передавалась из пасти в пасть. Собаки старались помочь друзьям и вот, наконец, им удалось узнать, что высоко в горах в доме со странным названием Обсерватория живёт мудрец Астроном, специалист по звёздам. К нему-то и спешили гончие, надеясь узнать, где можно отыскать лестницу в небо, чтобы достать для капризной кошечки Луну. Вскоре собаки увидели величественное сооружение с круглым куполом, они постучались и вошли внутрь.
Астроном стоял около странного аппарата и смотрел на небо. Заслышав скрип открывающейся двери, он протёр глаза и вопросительно уставился на непрошенных посетителей.
— Чем могу быть полезен? — Поинтересовался он.
Собаки перелаиваясь, наперебой стали объяснять необычную причину своего визита. Астроном молча выслушал их и поманил Бладхаунда пальцем к себе, предложив заглянуть в окуляр телескопа, смотровое окошечко аппарата. Пёс посмотрел и… увидел огромную сероватую поверхность, испещрённую рытвинами и кратерами, которая заслонила собой всё вокруг. Он оторвался от видоискателя и обернулся на астронома.
— Это и есть Луна, огромное небесное тело, которое тебе вряд ли будет по силам доставить своей взыскательной возлюбленной.
О! Мечты и надежды Бладхаунда растаяли, как дым. Заметив набежавшее на чело собаки облачко разочарования, Астроном улыбнулся и сказал:
— Но вы не зря проделали такой длинный и трудный путь. Я помогу вам. Луну, не Луну, а упавшую звезду, то есть кусочек метеорита я вам дам.
Он порылся на своих стеллажах и вложил в лапы Бладхаунда невзрачный камушек необычной формы.
— Смотри, это и есть твой свадебный подарок, ты держишь в лапах «звезду!!!
Поблагодарив Астронома, друзья пустились в обратный путь.
По дороге к ним присоединялись другие собаки, всем хотелось узнать, чем закончится такая романтическая история.
И вот впереди уже показался знакомый город, ещё чуть-чуть и… Бладхаунд уже не шёл, а бежал по саду, аккуратно, как драгоценность, держа в пасти заветную «звезду»…
Он нашёл Её, как всегда у пруда, но она была не одна. Рядом с ней сидел рыжий, нахальный Мартовский кот и во всё горло противным крикливым голосом орал для неё дворовые песни. Как ни странно, преданно уставившись на него своими изумрудными глазами, она не делала никаких попыток остановить его и прервать визгливый концерт.
Сердце Блади упало, без слов он понял всё. Она влюбилась, но объектом обожания был не он, верный пёс, который достал ей «звезду» с неба, а горластый ободранный кот. От огорчения и разочарования он чуть было не подавился никому теперь не нужным подарком, но Бассет вовремя дружески хлопнул его по спине, метеорит выпал из пасти, покатился и упал с обрыва в тёмные воды пруда, прощально сверкнув в заходящих лучах усталого солнца.
О том, что случилось дальше, я пожалуй, промолчу, но думаю, что теперь ты догадываешься, почему собаки так не любят котов и кошек…
Что, что? Ты снова сомневаешься в правдивости моей истории, тогда посмотри внимательно на коротенькие лапки Бассет хаунда и ты заметишь, что шкурка на них напоминает спущенные чулочки — это всё, что осталось от некогда длинных лап. Да и отличительным признаком Бладхаунда навсегда остался избыток шкуры, который спадает глубокими складками на лоб.
Убедился, что я никогда не лгу? И это тебе докажут следующие истории…
Сказка 23. Леонбергер
ЛЕОНБЕРГЕР ИЛИ ТАЛИСМАН ГОРОДА
Ах, как волшебно, таинственно выглядят горы, покрытые тёмными хвойными деревьями. Это Шварцвальд, или «Черный лес». Много легенд и сказочных историй хранит он среди вековых стволов соснового бора. Я поведаю тебе одну из них; как всегда, нас ждёт встреча с новой удивительной собакой. А началось всё так…
— Ведьма! Ведьма! — толпа бесновалась. — На костёр её! Сжечь окаянную!!!
Дроги с осуждённой медленно продвигались к воротам города. Узкие улочки были запружены народом. Сегодня за крепостной стеной готовилась расправа над проклятой ведьмой, которая наслала на них страшный мор. Аннет вздрогнула, камень больно ударил её в плечо, в повозку летели помидоры, пучки латука, яйца… Она даже не уклонялась от их попаданий. Некогда симпатичная молодая розовощёкая девушка — после всех перенесённых страданий — превратилась в старуху. Волосы её поседели, были спутаны и торчали клочьями в разные стороны, что действительно делало её похожей на старую злобную колдунью. С недоумением она смотрела на эти разъяренные лица:
— Что случилось с этими людьми, которые знали её с малолетства. Я играла с их детьми, каждый день раскланивалась с ними на улице. Я лечила их травами, применяя тайное знание, переданное мне бабушкой. Ах! Если бы не сбежавшие мыши…
Аннет снова обвела толпу внимательным взглядом. Нет, она не боялась. Она верила, что он спасёт ее, не бросит в беде. Но родного, умного лика отца она не могла разглядеть среди перекошенных от ярости, страха и презрения лиц горожан. Вот уже показались городские ворота, там, на опушке Черного леса приговор будет приведён в исполнение.
«Шварцвальд!» — мысли Аннет перенеслись в его волшебные хвойные чертоги. Сколько чудесных мгновений она провела в тени его крон. Девушка знала там каждую тропинку, каждый кустик. Бабушка учила её, что любую травинку необходимо срывать строго в определённый момент, чтобы сила природы, заключённая в ней могла принести пользу людям. Не боясь застудить босые ноги холодной утренней росой, Аннет на заре собирала «зеленые лекарства», выкапывала коренья в свете сияющей во всей красе полноликой луны, обжигая нежные руки, складывала в корзину «кусачие» крапивные стебли. Много ингредиентов пришлось заготовить ей для отваров, притирок и настоев. Сколько болезней удалось ей победить, какие страшные раны залечить, но… Повозка неуклонно приближалась к месту, где целительнице предстояло завершить свой жизненный путь. Вот, громыхая по мостовой, телега медленно вкатилась в створ городских ворот и показалась уже снаружи.
Внезапно со стены взвилось серебристо-серое тело и опустилось на повозку, грозное громовое рычание сопровождало этот прыжок. От неожиданности стражники, испугавшись и завопив: «Нечистая сила!» — попадали на землю.
— Леон! Я знала, что он пришлёт тебя! — вскричала обречённая девушка. Огромная собака со страшной тёмной пастью и горящими глазами запрыгнула на спину лошади и та понесла. Никто ничего не понял, толпа смешалась, а повозка скрылась в Чёрном лесу…
…Удачливый городской коммерсант, член муниципалитета Леонберга стоял перед запечатанной дверью своего дома, ведущей в подвал. Генрих, назовём его так, сегодня решился узнать страшную тайну, которая долгие годы была скрыта в этом подземелье. В старинной легенде, которая передавалась в семье из поколения в поколение, говорилось, что их род владеет старинным манускриптом, который может как возвеличить, так и погубить его владельца.
Дело было в том, что прадед господина Эссига был некогда алхимиком, который трудился над разгадкой секрета «философского камня». Проводя различные опыты, он пытался создать субстанцию, или проще говоря, волшебную смесь, при помощи которой ему удалось бы превращать любые металлы в золото или серебро. Однако поиски эти успехом не увенчались, более того дочь его была обвинена в колдовстве и ей чудом удалось избежать наказания — сожжения на костре. С тех пор алхимик оставил своё занятие, перебрался с дочерью в Леонберг, занялся торговлей, выстроил дом и что-то спрятал в подвале, проход туда наглухо заколотил и больше никогда не открывал.
Маленький Генрих часами простаивал возле этой запечатанной двери, но доступ туда был строжайше запрещен. И только после смерти отца, господин Эссиг решил заглянуть в подвал. Ему не давала покоя тайна, хранящаяся там, он твёрдо намеривался узнать, что его предок спрятал от людских глаз. Проклятье его не пугало, он был не суеверен, но всегда хотел прославить свое имя и войти в историю. С замиранием сердца торговец спустился по скрипящим ступенькам…
Долго он разбирал хранящиеся там рукописи, к сожалению, они практически полностью истлели, но вот ему на глаза попался дневник прадеда. Листы, исписанные мелким почерком, во многих местах были прожжены, страницы разъела сырость и плесень. В конце дневника Генриху удалось разобрать:
«Сегодня я навсегда прекращаю свои изыскания. Они чуть не погубили мою… Аннет, я не могу так рисковать. С болью… я спрячу… от людских глаз рецепт своего… «белый лев», с его помощью я надеялся превращать… любые неблагородные металлы… Однако, проводя,… опыты на мышах и крысах, я заметил, что при добавлении нескольких капель эликсира к воде,… меняют свою серую окраску на… серебряный цвет,… и… в размерах. Позже… продолжил эксперименты на щенках… похожи на льва… бесстрашны… живое воплощение герба…может быть… когда-нибудь…».
Далее текст полностью истёрся, но рецепт эликсира чудом сохранился…
Между тем приближалось торжественное событие — конная ярмарка, которая каждый год с большим размахом проводилась в городе. Бургомистр был сам не свой, мало того, что для её проведения требовалось выделить средства из казны, необходимо было придумать сюрприз, потеху, незабываемое зрелище, которое привлекало бы на праздник новых торговцев и покупателей. Собрания членов городской думы ни к чему не привели. Бургомистр посмотрел на записанные предложения: «Народное гуляние, песни и танцы, фокусы, фейерверки, парад». Все это было, было… «Где же найти свежую идею?» — подумал градоначальник, почесывая гусиным пером в затылке. Он, не торопясь, подошёл к окну. За стеклом на флагштоке развевалось знамя, на его полотнище трепетал лев, символизирующий герб города. На мгновение мэру почудилось, что лев зашевелился, повернул голову и сделал движение лапами. Бургомистр протёр глаза: «Привидится же такое! Пора домой, что-то я совсем заработался», — подумал градоначальник. В это время дверь в кабинет распахнулась, и на пороге появился господин Эссиг:
— Господин бургомистр! Замечательно, что я застал Вас на месте! — Затараторил торговец, приближаясь.
— Что привело Вас в столь поздний час?
— Идея, замечательная идея, которая поможет сделать нашу ярмарку незабываемой в этом году. Он подошёл к градоначальнику и, размахивая руками, быстро-быстро стал потихоньку выкладывать тому своё предложение. Бургомистр, поглаживая свои пышные бакенбарды, согласно кивал в ответ…
Что? Ты спрашиваешь, а где же собака? Потерпи, наша история ещё далека от завершения…
Конная ярмарка! Это праздничные торги, на которые стекается огромное количество людей. Целую неделю в павильонах, установленных на улицах и площадях города, можно приобрести не только товары для лошадей и всадников, но и инвентарь для конюшен, экипажи и кареты, одежду и обувь для верховой езды. Лавки ломятся от сувениров и разнообразных яств. Попутно с торговлей здесь развлекаются и состязаются. По традиции, коней, участвующих в этих играх, можно купить. На улицах царит праздничная суета, актеры поют и танцуют, бродячий цирк устраивает представления. Завершается же это событие грандиозным шествием, которое открывают всадники на гарцующих лошадях, затем по улицам мимо помоста с градоначальником проходят тележки, на которых торговцы выставляют свои товары. Булочники выпекают, огромные торты, портные наряжают хорошеньких горожанок в необыкновенные костюмы, мебельщики декорируют целые комнаты…
Вот и в это воскресенье бургомистр уговаривал жену отправиться на парад. Недавно у них родился сын, и мать не хотела покидать малютку, но, поддавшись уговорам мужа, решилась оставить малыша на попечение няни. Она и подумать не могла, что приглашенная из Англии гувернантка с прекрасными рекомендациями бросит ребенка.
Тем не менее, няня тоже хотела посмотреть на закрытие Ярмарки, она еще никогда не была на таком большом празднике. Поэтому, убаюкав младенца, она опустила его в колыбельку и поспешила к выходу. «Всего на полчасика, никто и не заметит», — подумала она. Хлопнула дверь, затрепетал огонёк свечи, порыв воздуха взметнул лёгкую оконную занавеску…
Шествие приближалось к центральной площади города, там должны были состояться главные мероприятия закрытия Ярмарки. Внимание горожан было привлечено к возвышению, украшенному маленькими флажками и цветами, находящемуся рядом с помостом бургомистра. На нём замер огромный лев. Когда глава города, объявил о закрытии Конной ярмарки, лев внезапно ожил, поднялся на задние лапы и из его горла прокатился над притихшей толпой грозный рык «царя зверей». В то же мгновение небо озарилось цветами фейерверка. Толпа радостно загалдела, взоры устремились в разукрашенное небо. Залп следовал за залпом.
Внезапно «лев» спрыгнул с возвышения и опустился на помост, где стояла городская знать. Он громко гавкнул и схватил бургомистра за край камзола. Женщины истошно завопили, господин Эссиг схватил и потянул собаку за кисточку импровизированного львиного хвоста, пёс, разрывая ткань костюма, рванулся вперёд, спрыгнул с помоста и помчался в сторону дома градоначальника. Все невольно обернулись ему вслед, и увидели, что дом объят пламенем. Бургомистр побледнел и прижал к себе жену.
— Мой сын! Мой ребёнок!!! — страшно закричала бедная женщина, пытаясь вырваться из рук мужа. Дом пылал, огонь уже выбивался из окон первого этажа. Однако огромная серебристо-серая собака бесстрашно бросилась в бушующее пламя. Все замерли… мгновение, другое… из пылающего костра выскочил пёс. Его серебряная шкура пожелтела опалённая огнём, морда была измазана сажей, но в пасти, высоко задрав голову, он держал люльку с младенцем. Бургомистр и его жена кинулись к ребёнку, тот был невредим. Когда пламя было потушено, градоначальник опустился на колени и прижал к себе перепачканную копотью морду пса:
— У тебя бесстрашное сердце, ты отважен, как настоящий лев. Отныне ты будешь зваться Леонбергер. Имя твое прославит наш город в целом мире!
— Леонбергер! Леонбергер! — скандировали жители.
Так желтовато-коричневый с чёрной мордой пёс стал живым талисманом города Леонберг. А Генрих Эссиг вошёл в историю, как человек подаривший миру очаровательную породу Леонбергер. Однако рецепт волшебного эликсира он уничтожил, слишком уж много зла хранила в себе древняя рукопись.
Вот такая сказка, а может и не сказка… Ты сам можешь отправиться в Леонберг и увидеть на площади города памятник собаке, который поставили благодарные жители города своему герою.
Сказка 24. Бультерьер
БУЛЬТЕРЬЕР ИЛИ ПОЧЕМУ ОН СОБАКА
Ты спрашиваешь, о ком будет новая сказка? А я и сама еще не знаю, вот начну рассказывать, и посмотрим, что получится…
Жил-был один щенок, в его роду были и сообразительные проворные терьеры, и изящные далматины, и сильные бесстрашные бульдоги и даже стремительные пойнтеры. Кажется, живи и радуйся, но наш щенок никак не мог понять — почему он родился собакой, почему никто не спросил о его желании, почему ему не дали выбор? Он так много думал об этом, что перестал есть, спать и даже расти — всё сидел обиженный в углу, сидел и размышлял — почему?
«Вот был бы я птичкой, — представлял малыш, — песни пел, в небе летал, мошек ловил — хорошо…». И вдруг щенок превратился… в курицу (это ведь сказка, а в сказках все желания сразу исполняются, захотел стать птичкой — пожалуйста!). День живет курочка, второй… Лапками землю ворошит, камушки глотает, зёрнышки клюёт. Приуныл наш щенок, что за жизнь — ни забот, ни хлопот, только про каждое новое яйцо квохчи до хрипоты, а еще бахвальство да претензии самовлюблённого задиристого петуха выслушивай. «Нет, не хочу быть птичкой, а хочу быть… барашком», — подумал щенок. Сказано — сделано.
И вот побежал по полю новый барашек, голова лобастая рогами тяжёлыми увенчана, от других ничем не отличается — ни статью, ни характером. Один ни на секунду не остается, старается поближе к отаре, стаду овечьему, держаться. Ох, и трудно щенку барашком быть, он-то любил всё обдумывать, стремился всё понять, а здесь идей и желаний никаких, остаётся только травку щипать, чтобы живот набить и жвачку бесконечно жевать-пережёвывать. Самостоятельные решения в голову рогатую не приходят, приходится во всём козлу доверять, куда поведёт, туда и иди: то ли на новое пастбище, то ли на бойню — всё одно.
Однажды налетел на выпас ветер лютый, принёс с собой тёмное облако, накрыла всё вокруг снеговая завеса. Овцы в кучу сбились, стоят упрямо, дрожат, в один большой сугроб превратились, а с места не трогаются, замерли в тягостном ожидании. Вот слева одна ослабла и упала, за ней справа — другая. «Так и совсем пропасть недолго, — загрустил щенок, — не хочу бараном быть, а хочу быть… лошадью». Сказано — сделано.
«И-го-го! И-и-иго-го! — заржал красавец мустанг. Вокруг цветистые луга, вольный ветер, табун резвых лошадок. Вот одна всхрапнула и, косясь на жеребца влажными с поволокой глазами, шаловливо укусив его за шею, отпрыгнула в сторону, зазывая поиграть.
Молодой мустанг вскинулся на дыбы, высоко перебирая передними копытами, он, пританцовывая на задних ногах, приглашал всех полюбоваться на себя. И было на что: антрацитовые бока блестели на солнце, до самой земли струился роскошный хвост, грива развивалась по ветру, предавая жеребцу своенравный вид… Он легко опустился на землю и, взбрыкивая, бросился за кобылой. Размашистой рысью они удалялись от табуна, внезапно над их головами раскатистый удар грома взорвал тишину, удар…, ещё удар… ещё…
Внушительный битюг вздрогнул от боли и обиды, когда возница, заметив, что телега остановилась, вытянул его хлыстом поперёк спины раз-другой… Замечтавшийся тяжеловес, медленно передвигая мохнатые ноги, натужно пытался стронуть с места телегу, гружённую до верху мешками. Его бока потускнели от пота, дыхание с хрипом вырывалось из горла. «Пошёл, пошёл! — Понукал его кучер, вновь поднимая над головой хлыст… Нет, не о такой лошадиной участи мечтал щенок. Принимая очередной удар на круп, он пожелал стать рыбой. Сказано-сделано.
И вот уже гроза океанов, торпедой прокладывает себе путь, рассекая спинным плавником морские волны. Большая белая акула в окружении свиты полосатых лоцманов, поводя в разные стороны острой зубастой мордой с маленькими глазками, рыскала в поисках пищи. Неутолимый голод терзал огромную рыбу, она была готова проглотить всё, что попадётся на её пути. Самая крупная, самая грозная, неустрашимая и неутомимая хищница учуяла запах добычи и понеслась ей навстречу. Она и догадаться не могла, что её ждала приманка, специально приготовленная охотниками за плавниками. Огромный, смазанный тюленьим салом, крюк темнел в толще воды. Не раздумывая, акула разом проглотила наживку, тут же мощный рывок выдернул её из воды, и она забилась на тонком тросе… «Не-е-ет, не хочу быть рыбой, хочу быть, просто поросёнком!» — спешно взмолился щенок… Сказано — сделано.
На небольшой ферме в далёких холмах, повизгивая от удовольствия, заворочался в лужице хорошенький поросёночек…
Надо же, как непредсказуемо события в этой сказке разворачиваются, если ты не устал, мой маленький друг, то слушай, что приключилось дальше. А дело было так…
Жил в тех краях хитрый, трусливый и ленивый волчище. Говорят, волка ноги кормят, но этот Серый не любил утруждать себя охотой, зачем, ведь рядом есть хутора с домашними животными, которые защищаться не умеют, быстротой и смекалкой диких зверей не обладают. Волк знал, что надо только выбрать удобный момент, когда на ферме не останется хозяина-человека, и тут уж остается лишь не упустить свой шанс. Давненько зубастый не тешил себя лёгкой наживой и теперь, тихонько лежа на пригорке, наблюдал за хозяйством… И вот час настал, животные остались одни…
«Серый бандит», не спеша, помахивая хвостом, появился на скотном дворе.
Бедные, испуганные животные сначала хаотично заметались, затем, испуганно дрожа, сбились в кучу…
— Эх, да я, пожалуй, повеселюсь сегодня на славу, — ехидно скалясь, проворчал волчище.
Овцы, привычно остолбенев, спрятались за спину старого бородатого козла. Только где ему с наглым хищником бороться. Тот только зубами клацнул злобно и козёл обреченно затряс бородой.
— Ах, если бы у нас была собака, — прохрюкала свинья, — она ни за что не дала бы нас в обиду. При этом Хавронья попыталась закрыть своим телом маленьких розовых детишек.
Тем временем, никем не замеченный щенок-поросёнок, тихонько выбрался из лужи и подкрался к волку:
— Стой, где стоишь, зубастый, — заявил он, — иначе тебе не поздоровится!
Волк недоуменно обернулся и увидел перед собой смело нацеленный на него пяточёк.
— А-у-у-у-у!!! А-у-у-у-у-у!!! — расхохотался волчище. — Ой, не могу! Уж не ты ли собрался одолеть меня, «бекон на ножках», «окорок недокопченный»? — заходился в восторге от своего остроумия зубастый.
— Я! Я! — прохрюкал поросенок и во всё свиное горло завизжал, — я понял, я нашёл ответ и сделал выбор! ХОЧУ БЫТЬ СОБАКОЙ ОТНЫНЕ И НАВСЕГДА!!!
Перед самоуверенным волком появилась небольшая крепкая, сильная, отдалённо напоминающая поросёнка собака, с яйцеподобной головой, мощными зубами и неустрашимым характером. Маленькие глазки с вызовом буравили Серого, ни минуты не раздумывая, с глухим рыком, пёс бросился на растерявшегося волка, и сбил его с ног. Да…, такого поворота событий трусливый волчишка не ожидал. Никогда ранее не встречавший достойного отпора, он, с позором поджав хвост, опрометью бросился наутёк, спасая свою шкуру.
Вот так и появился бультерьер. Собака с необычной внешностью, собака, которая точно знает, зачем она появилась на свет и готовая, не задумываясь, отдать за вас жизнь.
Здесь и сказке конец. Хорошая ли получалась сказка, плохая ли не мне судить, остаётся только надеяться, что тебе она понравилась.
Сказка 25. Швейцарский зенненхунд
ШВЕЙЦАРСКИЙ ЗЕННЕНХУНД ИЛИ ПЕСНЯ АЛЬПИЙСКИХ ЛУГОВ
Альпы — удивительное, пленительное, чарующее место. Благовоние трав и цветов, изумрудная зелень альпийских лугов, сверкающие водопады, заснеженные горные вершины, опьяняющий своей чистотой воздух и раскатистые переливы песен альпийских пастухов, да это уже и не пение, а призывный крик, вопль души, забыть который, однажды услышав, невозможно. Сейчас, даже странно представить, что мы никогда могли бы не узнать об этом чуде вокального искусства, если бы давным-давно бернская овчарка не повстречала на прогулке расстроенного швейцарского паренька.
Как? Ты никогда не слышал эту историю? Не знаком с альпийскими напевами? Ни разу не встречал швейцарского зенненхунда?… Тогда я с удовольствием расскажу тебе эту сказку, итак…
Помахивая хвостом, упругой размашистой рысью сильный красивый пёс с длинной антрацитовой шерстью, возвращался с дальних альпийских лугов. Он был доволен сегодняшним походом, наконец-то ему удалось выполнить просьбу пасечника и найти для его пчёл новые, пахучие, наполненные драгоценным нектаром цветы. Для этого овчарке пришлось перенюхать столько растений, что сейчас голова у него всё еще кружилась от пряных ароматов альпийских трав. Внезапно впереди он увидел знакомую фигуру, навстречу приближался Йодль — местный пастух, овчарка частенько помогала ему перегонять стада на пастбища. Юноша был чрезвычайно застенчив, необыкновенно любил музыку и был на удивление простодушен, поэтому постоянно попадал в какие-нибудь истории. Вот и сейчас по тому как Йодль, размахивая пастушьим посохом, сбивал мохнатые головки у клевера и кашки, пёс понял, что пастух расстроен, он прибавил шагу и издалека пролаял:
— Привет, Йодль! Что-то ты сегодня не весел? Где был, что видел? Рассказывай, что с тобой приключилось на этот раз!
— Привет, Зенни! — помахал ему паренек. — Я был сегодня в городе, ты ведь помнишь, что скоро состоится большой песенный фестиваль? Вот я и собирался там выступить с новой композицией.
— Так это же здорово! Лучше твоих мелодий я не слышал по эту сторону наших гор. Ты непременно станешь победителем!
— Твоими устами, да мёд пить! Только всё не так просто. Оказалось, что этот пройдоха Курт, пастух с соседнего пастбища, подслушал мою песню «Альпийский рассвет» и первым заявил на неё свои права. Знаешь, я так хотел выступить на этом фестивале, что совсем потерял голову. От расстройства я всё время повторял: «Йодль, Йодль, ты снова попал в переделку. Эх, Йодль, Йодль!» А председатель комиссии не понял и записал, композиция «Йодль» и стал расспрашивать меня, что это такое. Вот тогда я и заявил, что у меня есть неслыханные до селе мотивы под названием «Йодль» и меня внесли в списки исполнителей.
— «Йодль?» — но это же твоё имя, удивился пёс.
— В том-то и дело, — расстроено махнул рукой юноша. — Спустя несколько недель меня ждет несмываемый позор. Моё имя станет нарицательным для болтуна и пустозвона. И, как на зло, в голове ни одной мелодии и времени почти не осталось.
— А знаешь, — пёс почесал за ухом, — я, пожалуй, смогу тебе помочь. Есть у меня один знакомый волк, его недавно из стаи выгнали. Он, видишь ли, не хотел на луну выть классически, вот и придумал свое завывание, только ему условие поставили: или вой как все или долой из стаи. Я предлагаю тебе с ним встретиться, возможно, он натолкнёт тебя на оригинальные мысли.
— Зенни, друг, ты всегда приходишь на помощь. — Пастух нагнулся, чтобы обнять собаку. — Кстати, где это ты так извозился? — спросил Йодль, пытаясь стереть с чёрной морды и лап собаки рыжеватые следы.
— А! Это я, наверное, в пыльце испачкался, пока по лугам бегал, — махнул лапой пёс. — Оставь, нельзя терять ни минуты, я на поиски волка, а ты после захода солнца жди нас у большого камня. Да захвати с собой головку швейцарского сыра, волк давно мечтает его попробовать.
В урочный час троица собралась у валуна. Волк настороженно приглядывался к Йодлю, но головка швейцарского сыра, которую юноша предложил ему попробовать, сделала свое дело. Пока волк, причмокивая и почавкивая, уписывал за обе щеки долгожданное лакомство, пастух торопливо, волнуясь и путаясь в словах, рассказывал ему о своей беде.
— Что ж, — облизываясь, проговорил волк, — я готов помочь. Тебе несказанно повезло, сейчас как раз время полнолуния, в другое-то время мы не воем. Как только взойдёт луна, я продемонстрирую тебе, на что способен.
Когда ночное светило во всей красе появилось на небосклоне, волк залез на большой валун и начал:
— А-у-а-у!!! У-а-а-ау-ау-уу!!! — это был не тоскливый волчий вой на одной ноте, нет, его голос то срывался вниз, напоминая утробное урчание, то внезапно взмывал до визга, срываясь на фальцет. — Давай присоединяйся! — Обратился он к пастуху. Тот тоже забрался на камень и добавил свой голос к этой древней дикой песне. Зенненхунд не выдержал и, вот уже заливистое голосистое трио оглашало окрестности.
— Волк, волк! — вскричал пастух, — а что, если добавить новые гласные. Послушай!
