— Именно так, — ответил император. — Однако мы с отцом Тимоти годов не считаем. Кстати, мы много столетий назад избавились от саэрнайских нанотехнологических штучек, которые вмонтировали в наши тела, поскольку Мерлин и Ярдли создали новые, более совершенные биошины. При правильной перестройке генокода они приспосабливают биологический возраст к состоянию организма, а не просто держат его неизменным. Признаться, мы с отцом Тимоти достаточно нахлебались, когда наше прежнее оборудование исчерпало свой ресурс, и очень обрадовались новому изобретению. Но я понимаю, что вы хотите сказать, и полагаю, вам будет все же легче поверить в мой возраст, чем порой бывало мне.
      Мугаби снова покачал головой и откинулся на спинку кресла, в то время как его разум отчаянно пытался разложить по полочкам услышанное от императора.
      Как он и предполагал, империя Аваллон оказалась значительно меньше непомерно разросшейся Федерации. Судя по словам императора и его канцлера, империя объединяла только двадцать две звездные системы, из которых лишь семь так называемых княжеств — Новый Ланкастер, Новый Йоркшир, Новый Уэльс, Новый Оксфордшир, Гластонбери, Аваллон и Камелот — имели население свыше двух миллиардов каждое. В Федерацию же входило более полутора тысяч звездных систем со средним населением порядка одиннадцати миллиардов разумных существ в каждой. При таком численном превосходстве объединенный флот Федерации рано или поздно уничтожит звездолеты аваллонцев, сколь бы совершенны они ни были.
      Но для этого Федерация должна еще собрать свои силы воедино. При этом не следует забывать, что почти восемьдесят процентов населения Федерации — обитатели так называемых протекторатов.
      — Я поражен тем, что вы сумели достичь таких высот, владея всего лишь одним звездолетом, — сказал он, на что император, пожав плечами, ответил:
      — Нас ограничивала только численность населения. Мы получили богатое наследство — едва ли не всю сумму знаний, накопленных к тому времени Федерацией. И поскольку мы развивались несколько быстрее…
      — Как обычно, ваше величество, — перебил его звучный тенор невидимого оппонента, — вы умаляете масштаб и серьезность задач, с которыми столкнулись. И следовательно, величину ваших достижений.
      — А ты, Мерлин, — ответил император так, словно продолжал долгий и привычный спор, — склонен к переоценке этих задач. Но я вовсе не собираюсь умалять сделанного, ибо это значило бы проявить несправедливость к моим советникам и помощникам. А уж тебе-то известно, что я всегда отдаю должное вашим героическим усилиям. Матильда, драконы, мои доблестные офицеры и ты сам, сыгравший в создании Аваллона столь заметную роль…
      — Которую мне удалось сыграть только благодаря тому, что вы оказались отчаянно глупы и преступили ограничения Федерации в отношении создания искусственного интеллекта, — вновь перебил императора голос невидимого оппонента, и у Мугаби глаза полезли на лоб. Заметив это, император широко улыбнулся и кивнул.
      — Да, адмирал, — подтвердил он его догадку. — Некогда один примитивный варвар, слишком невежественный для того, чтобы понять, что разговаривает с машиной, назвал компьютер Мерлином.
      — И этот дурак в полной мере проявил свою дурость, распространив права органического разума на искусственный, — парировал Мерлин.
      — Нет-нет, — шутливо запротестовал император. — Не дурак, а коварный и хитрый тип. Разве не предусмотрительно было с его стороны заручиться твоей признательностью для того, чтобы ты помогал нам в наших исследованиях и разработках? Кстати, Мерлин руководит еще и имперской разведкой и делает это блестяще!
      — Конечно, это был весьма коварный замысел, — ответил Мерлин со смешком, подозрительно напоминающим человеческий.
      — Если же говорить серьезно, адмирал, — сказал император, глядя на Мугаби веселыми молодыми глазами, — Мерлин оказал нам неоценимую помощь. Он не столь остроумен и изобретателен, как люди, но скорость и точность, с которыми он обрабатывает информацию, намного превосходят наши возможности, несмотря на имплантированные в нас микрочипы.
      — Да уж, надеюсь, — чопорно ответил Мерлин, и император со своими офицерами громко рассмеялись.
      — Не сомневаюсь, что Мерлин оказал вам неоценимые услуги, — помолчав, сказал Мугаби. — Но все равно поставленная вами задача многим, наверно, казалась невыполнимой. А мне и сейчас трудно поверить…
      — Люди приспособлены к решению невыполнимых задач куда лучше, чем все остальные расы, — вступил в разговор верховный канцлер.
      — Возможно, и так, — ответил император. — И все же первые сто лет мы сидели по уши в детях.
      Он улыбнулся своим воспоминаниям. Мудрая эта улыбка казалась невозможной на его слишком молодом лице, и Мугаби подумал: всегда ли императора окружала такая мощная аура власти и величия или он приобрел ее за последние пять сотен лет? Мугаби встречался с некоторыми из римлян, чье возвращение на Землю стало причиной окончательного решения Федерации покончить с землянами, но ни в ком из них он не заметил такого причудливого смешения молодости, мудрости и уверенности, которое было присуще императору. Будучи на тысячу лет старше его, большую часть жизни римляне провели в стазисе, путешествуя между звездами и добывая для империи один мир за другим. Император, подумал адмирал, несомненно, самый старый человек, которого он встречал в своей жизни… кроме разве что архиепископа Тимоти, поправил он себя. Впрочем, после первой пары-тройки столетий разница в сорок лет становится, наверное, неощутимой.
      — Труднее всего, — продолжал император, — было найти способ быстро увеличить нашу численность, не теряя при этом семей и родственных связей. Никто из нас тогда не знал термина «массовое производство», но именно к нему нам и пришлось прибегнуть. И все же мы знали достаточно, чтобы не опасаться проблем, неизбежных при массовом клонировании людей.
      Он кивнул на адмирала Мэйнтона.
      — Принц Джон, — сказал он, и Мугаби удивленно поднял бровь, услышав титул, который Мэйнтон каким-то образом умудрился позабыть добавить к своему имени, — и весь его дом являются прямыми потомками нашего первого поколения клонированных детей. Их… сколько ветвей насчитывает ваш род? Девятнадцать младших ветвей семьи, да, Джон?
      — На самом деле двадцать две, дядя, — ответил Мэйнтон, сверкнув голубыми глазами. — Хотя я могу и ошибиться. Кто ж их считает?
      — Ты и считаешь, молокосос! И несомненно, испытываешь при этом чувство гордости! — хмыкнул император и снова повернулся к Мугаби. — Я решил, что закон не будет делать различий между клонированными детьми и рожденными обычным образом, но не был уверен, что наши люди будут относиться к ним как к своим детям. Сегодня, конечно, эти опасения могут показаться нелепыми, поскольку в империи и клоны, и потомки клонов превосходят естественных потомков по численности примерно в миллион раз, но тогда это действительно представлялось проблемой.
      — Верно, — вступил в разговор архиепископ Тимоти. — Но вы нашли хороший ход, чтобы убедить людей принять вашу точку зрения, милорд. — Прелат, как заметил Мугаби, редко обращался к императору со словами «ваше величество», и адмирал подумал, что, наверное, это привилегия старейших и ближайших его советников.
      — Матильда решила, что, если отец Тимоти, будучи выразителем мнения матери нашей церкви, благословит клонирование, это успокоит людей. Так оно и оказалось, — пояснил император.
      — Дети есть дети, души есть души, — невозмутимо добавил архиепископ. — Пока медицина справляется со взятыми на себя обязательствами и дети рождаются здоровыми, мы можем только радоваться появлению на свет Божий каждого нового человека. Любое рождение — чудо, при каких бы обстоятельствах оно ни произошло.
      — Те, кто растит клонированных детей, по праву считаются их родителями, ибо передают им кусочек своей души, — император покосился на портрет императрицы и с усмешкой добавил: — Порой даже и не кусочек, а здоровенный кусище!
      — Кстати, хочу заметить, исходя из личного опыта, — вступила в разговор капитан Стэнхоп, — что тернауи — просто бесподобные родители. — Она тепло улыбнулась верховному канцлеру, и Мугаби вдруг ощутил — именно ощутил! — ответную улыбку, исходящую от неподвижного драконоподобного лица инопланетянина.
      — Благодарю тебя, дочь, — ответил, чуть помедлив, тернауи. — Надо признать, что растить человеческих детей — это интересный опыт. Он позволил нам понять, что чувствуют наши королевы. Да-да, растить человеческих детей оказалось приятным занятием.
      — Вероятно, растить и воспитывать интересно не только человеческих, но и любых других детей! — рассмеялся император. — Это значит растить будущее и стараться сделать его таким, каким хотел бы видеть.
      Мугаби постарался скрыть удивление, но это было непросто. Ему пришлось напомнить себе, что эти люди не имеют ничего общего с Федерацией, мерками которой он непроизвольно пытался их мерить. Ведь так или иначе до сих пор земляне общались только с галактами, к какой бы расе те ни принадлежали, и твердо усвоили, что Федерация крайне отрицательно относилась к самому понятию «приемные родители». Входящим в Федерацию расам было категорически запрещено воспитывать детей инопланетчиков, причем причины этого запрета, по мнению Мугаби, весьма попахивали геноцидом.
      — Одним словом, — продолжал император, снова обращаясь к Мугаби, — мы преуспели в этом начинании и сумели сохранить семейные связи. Мне даже кажется, что у нас они стали прочнее, чем у землян, хотя я, разумеется, могу заблуждаться на этот счет. Конечно, наше общество было изначально более демократичным, хотя феодальная атрибутика может вас поначалу ввести в заблуждение. Но, должен признать, она очень удобна для империи, которой постоянно угрожает столкновение с Федерацией. В отличие от наших земных предков мы с самого начала знали о существовании внешнего врага и о том, что военное столкновение с ним неизбежно. Это давало нам дополнительный стимул к ускоренному развитию, ибо любое промедление могло обернуться катастрофой. Существование Федерации уберегло нас от внутренних усобиц — кто станет считаться с мелкими обидами, сознавая, что они на руку общему врагу, от которого не приходится ждать пощады. Ваша ветвь человечества узнала о существовании Федерации всего сто пятьдесят лет назад, и в чем-то это, безусловно, было благом, но у каждой медали имеется обратная сторона.
      — Возможно, — признал Мугаби. — Но из ваших слов я понял, что земная ветвь человечества меньше аваллонской.
      — Полагаю, что да, — ответил император. — Думаю также, что вам придется перенять кое-какие наши навыки и убеждения. Однако, заверяю вас, империя вовсе не намерена заставлять кого бы то ни было следовать нашим законам и правилам поведения. Матильда предупредила меня, что если я не заострю внимание на этом вопросе, то по возвращении в Камелот она учинит надо мной показательную расправу. И все же, мне кажется, говорить об этом нет особой необходимости. Ведь вздумай мы навязывать вам свой взгляд на мир, между нами и Федерацией не было бы никакой разницы, а она, поверьте мне, очень и очень велика.
      — Вы правы, — сказал Мугаби после непродолжительного молчания. — Уже тот факт, что империя не заинтересована в нашем уничтожении, является существенным и весьма обнадеживающим различием.
      — Хотим мы того или нет, угроза со стороны Федерации заставит нас подружиться, уважать и, надеюсь, любить друг друга. — Император улыбнулся Мугаби, и тот ответил ему понимающей улыбкой. — Возможно, в будущем у землян с аваллонцами возникнут какие-то трения, но наличие общего врага вынудит их выступать единым фронтом и по-умному решать споры, случающиеся порой даже у самых добрых соседей и родственников.
      Мугаби посмотрел на часы и произнес:
      — Я уверен, что нам понадобится много лет, чтобы догнать вашу цивилизацию. У меня лично имеется тысяча вопросов, на которые я хотел бы немедленно получить тысячу ответов. Но насколько я знаю, президент Дреснер, адмирал Стивенсон и прочие официальные лица уже находятся на пути к «Эскалибуру». Они прибудут сюда через полчаса и, полагаю, прежде всего потребуют от меня краткого доклада о главном на сегодняшний день вопросе. О том, как будут строиться ваши дальнейшие отношения с Федерацией.
      — Да, конечно! — сказал император. — Именно это нам следовало обсудить прежде всего. Простите, что я увлекся воспоминаниями о добрых старых временах, увидев перед собой нового слушателя. Видит Бог, эти неблагодарные юнцы, — он кивнул в сторону Мэйнтона и других офицеров, — постоянно дают мне понять, что я чертовски достал их своими воспоминаниями!
      — Ну, не так чтобы достал, дедушка, — запротестовала принцесса Эвелин. — Просто… ну, мы же… э-э-э… все это знаем с пеленок!
      Апартаменты императора потряс взрыв хохота, причем император рассмеялся первым. Затем он сделался серьезен и вновь обратился к Мугаби:
      — Итак, адмирал, давайте-ка и впрямь перейдем к нашим отношениям с Федерацией.
      Он откинулся на спинку кресла, и лицо его приняло озабоченное и даже мрачное выражение.
      — Может оказаться, что грядущие историки расценят мое правление как неудачное и будут приводить его как пример упущенных возможностей. Как путь, ведущий к катастрофе, которой избежал бы по-настоящему мудрый человек. — Мугаби открыл было рот, но император поднял руку прежде, чем он успел что-либо возразить. — Нет-нет, выслушайте меня, адмирал. Я не говорю, что согласен с такой оценкой. Однако нельзя не признать, что изначально у нас было два возможных пути развития.
      — Два? — нахмурился Мугаби.
      — Два, — твердо ответил император. — Один — отказаться от знаний, полученных от Федерации. Изобрести собственный фазовый двигатель, построить собственные военную и технологическую базы, довести их до соответствующего уровня, а затем потребовать у Совета Федерации права вступления в нее.
      Мугаби с недоверием уставился на императора, но тот и не думал шутить.
      — Я понимаю, исходя из опыта общения Солнечной системы с Федерацией вы не склонны допускать возможность того, что представители человечества могут стать членами Совета. Но отвергая этот путь, мы не знали многого из того, что стало нам известно теперь. Возможно, впрочем хотя и маловероятно, что, если бы мы вступили в контакт с Федерацией после того, как основали Новый Ланкастер, Совет позволил бы нам войти в ее состав. В то время галакты еще не забросали Солнечную систему своими электронными шпионами, и это доказывает, что Совет еще не видел в человечестве потенциального врага, угрожающего существованию Федерации или, по крайней мере, поддерживаемому ею миропорядку.
      — При всем уважении к вам, ваше величество, мне кажется, ваше членство в Федерации было бы недолгим. Узнав вас получше, Совет сделал бы все возможное, чтобы покончить с вами. Не говоря уже о том, что, памятуя их реакцию на украденный римлянами корабль, нетрудно предсказать, как стали бы действовать галакты, узнав об источнике вашей технологической базы. Ваша империя изначально была бодливой коровой в покорном стаде, и вряд ли с вами стали бы церемониться больше, чем с нами. Своим существованием вы подавали бы дурной пример покоренным расам, а это, на взгляд галактов, достаточная причина для агрессии.
      — Думаю, вы правы, — спокойно согласился император. — Но иногда я не сплю ночами и думаю, как развивались бы события, не прими мы за аксиому, что наше столкновение с Федерацией неизбежно. Быть может, если бы я выбрал мирный путь, мы сумели бы перестроить Федерацию изнутри. Во всяком случае, у нас появился бы такой шанс, если бы наши представители вошли в ее Совет.
      — А вот я бессонницей не мучаюсь! — ядовито сказал архиепископ Тимоти. — Потому как для меня совершенно очевидно: ступив на мирный путь, мы все погибли бы триста пятьдесят лет назад!
      — Проведенный мною анализ показывает, что человечество склонно постоянно пересматривать и перетолковывать свою историю, из чего следует, что ваше предположение не лишено оснований. Вероятно, по прошествии времени и впрямь найдется некий ученый с дипломом вместо мозгов, который обвинит вас в том, о чем изволило сказать ваше величество, — сообщил голос Мерлина. — Однако это доказывает лишь то, что существуют индивидуумы, которым не приходится принимать судьбоносных решений, и они вынуждены удовлетворять свое тщеславие, критикуя тех, кто берет на себя ответственность за судьбы народов и миров.
      — Осторожнее, друзья! — мрачно усмехнулся император. — Уговаривать императора не сомневаться ни в чем — прямой путь заставить его поверить в собственную непогрешимость, а это будет иметь скверные последствия решительно для всех. Что вы будете делать, ежели я и в самом деле возомню о себе невесть что?
      — Мы будем убеждать ваше величество в ошибочности вашего мнения, ваше величество, — ответил Мэйнтон важным тоном, который совершенно не соответствовал веселому блеску в его глазах.
      — Ух ты! — Император поморщился, видимо представив себе нечто такое, чего не видели остальные, и улыбка его сменилась угрюмой решительностью.
      — Ладно, вернемся к интересующей нас проблеме. Какие бы пути ни существовали, адмирал Мугаби, я выбрал второй — тот, который Матильда назвала путем Эскалибура. Возможно, мы слишком самонадеянно назвали его так, но Матильда считает, что мы в какой-то мере стали Артуровым мечом. — Он посмотрел в глаза Мугаби. — Это был не наш выбор. Нас забросили в звездную бездну точно так же, как Эскалибур был брошен в глубины озера. Для нас эта бездна стала горнилом, в котором мы закалились, и наковальней, на которой мы были откованы, а не просто спасительным убежищем. И, как Эскалибур, мы должны вернуться в черный для нашей родины час. И потому, правильно это или нет, мы не стали думать о мирном сосуществовании с Федерацией. Мы рассудили, что едва ли нам удастся изменить что-то в структуре столь огромного сообщества, и если его нельзя реформировать, то ради блага нашей и других примитивных рас, с которыми столкнулась или столкнется в будущем Федерация, она должна быть уничтожена. Мы избрали путь Эскалибура, — повторил император голосом, в котором звенела сталь, — и с тех пор не смотрели назад.
      В каюте воцарилась тишина, и Мугаби глубоко вздохнул, осознав, что до сих пор сдерживал дыхание. Аура властности, исходящая от императора, многократно усилилась, и, несмотря на его видимую молодость, он восседал в кресле, как древнее гранитное изваяние, величественное и несокрушимое.
      Четыреста пятьдесят один год. Столько лет этот человек и весь его народ отдали созданию оружия и переделке самих себя, чтобы стать легендарным Эскалибуром. Мечом, предназначенным сокрушить самую могучую и косную в истории Галактики силу. Немудрено, что от него исходит ощущение власти и могущества.
      — Так каким же будет дальнейший путь Эскалибура? — прервал затянувшееся молчание адмирал.
      — Его определит все то, что мы сумели сделать за четыре с половиной сотни лет. Наши боевые суда, оружие, стратегия, тактика и все те преимущества в науке и технике, которых мы добились. Мы будем сражаться, хотя до сих пор у нас нет уверенности в победе. Если к нам присоединятся обитатели Солнечной системы, сила наша возрастет и шансы победить Федерацию возрастут. Пока что от вас будет не слишком-то много пользы, но со временем… — Император сделал паузу и, так и не закончив начатой фразы, перешел к проблемам ближайшего будущего. — Безусловно, вам понадобится наша помощь, и прежде всего военная. Помощь эта будет оказана вам немедленно. Прежде всего мы намерены оставить Третий флот, которым командует Эвелин, в Солнечной системе. В настоящий момент он состоит из шестидесяти дредноутов класса «Меч», подобных «Эскалибуру», и двух сотен боевых кораблей класса «Пендрагон», размеры и мощность каждого из которых составляют примерно две трети от величины соответствующих параметров «Меча». Их сопровождают триста сорок крейсеров класса «Гавейн» и поддерживает сотня транспортных кораблей класса «Нимуэ», каждый из которых несет тысячу истребителей с фазовыми двигателями. По мощности каждый из этих истребителей сравним с истребителями Федерации класса «Гарпия».
      Мугаби почувствовал, как у него медленно отвисает челюсть. Шестьдесят вот таких монстров? Да еще в три раза больше боевых кораблей? У него просто голова пошла кругом, когда он прикинул огневую мощь Третьего флота, а император между тем продолжал:
      — Третий флот считается у нас самым мощным, хотя он не слишком превосходит наш домашний флот. Проблема в том, что Федерация уже знает местонахождение Солнечной системы, а вот где искать нас, она понятия не имеет. Ситуация, разумеется, изменится, когда галакты примутся за поиски, но даже в самом неблагоприятном для нас случае они потратят несколько десятков лет на обнаружение какой-либо из наших звездных систем. Стало быть, прежде всего они атакуют вас, и здесь мы должны организовать самую надежную оборону. Особенно потому, что галакты непременно сообразят, кто был родоначальником нашей империи. Тогда им не трудно будет вычислить, насколько они превосходят нас в численности, но это уже дело будущего. Согласно сведениям, полученным от наших информаторов внутри Федерации, галактам понадобится не менее восьми лет, чтобы собрать новую эскадру, подобную той, которой командовала Лах'херану. На то, чтобы собрать более значительные силы, времени, соответственно, уйдет намного больше, а до тех пор галакты вряд ли к вам сунутся. Пока Совет Федерации собирает мощный флот, мы подготовим и перебросим в Солнечную систему автоматизированные производственные модули. Первое время они будут воспроизводить сами себя, а мы пока начнем передавать Земле наши базовые наработки в различных областях знаний, дабы подготовить вас к моменту, когда модули начнут выпускать готовую продукцию. По нашим предположительным оценкам первый «Меч» солнечной постройки может быть смонтирован через шесть с половиной лет. Производство истребителей для местных военных действий может начаться как минимум за два года до этого. После того как с наших, то есть теперь уже ваших конвейеров начнут сходить первые боевые крейсера, выпуск их может быть доведен до… — Император на мгновение задумался. — Да, суммарный тоннаж их может быть доведен до величины, эквивалентной семнадцати «Мечам» в месяц.
      Мугаби кожей ощущал взгляды всех находившихся в апартаментах, но сам не мог отвести глаз от императора.
      — Тем временем мы намерены использовать все доступные нам средства, чтобы расшатывать Федерацию изнутри. Я уверен: то, что случилось с флотом Лах'херану, равно как и факт существования сильной империи, станет для Совета изрядным потрясением. Особенно когда члены его поймут, что столкнулись с той силой, которую собирались уничтожить раз и навсегда. К несчастью, для Совета, — с холодной пугающей улыбкой проговорил император, — это будет только первое потрясение. Галактов весьма огорчит известие о том, что империя значительно улучшила качество их собственного фазового двигателя. Кстати, вам будет любопытно узнать, что наши звездолеты примерно в одиннадцать раз быстрее кораблей Федерации.
      «Вот и еще одно приятное потрясение! — подумал Мугаби, удивляясь тому, как он после всего происшедшего за сегодняшний день не разучился удивляться. — Но на этом, наверно, чудеса кончатся. Вряд ли у аваллонцев осталось еще что-то в рукаве».
      Он ошибался.
      — Кроме того, — продолжал император, — мы осуществили еще кое-какие усовершенствования. Например, мы изобрели то, что называем сингуляторным коммуникатором.
      — И что бы это могло значить? — осторожно поинтересовался Мугаби.
      — Сверхсветовой передатчик. — Глаза императора сверкнули от затаенной гордости. — Сейчас максимальный радиус его действия ограничен шестьюдесятью двумя световыми годами, но эффективная скорость передачи раз в семьсот превосходит скорость света.
      — В семьсот раз выше скорости света? — Мугаби едва не подскочил в кресле. — Не может быть!
      — Может, да еще как, — с невинным видом заверил его император, не скрывая удовольствия, которое доставила ему реакция гостя. — А что, не у всех такое есть?
      — Господи! — пробормотал адмирал, лихорадочно прикидывая, какие возможности открывает это потрясающее изобретение. Скорость имперских кораблей сама по себе была огромным выигрышем, но вместе с возможностью управлять флотом при помощи мгновенной связи качество это становилось просто бесценным.
      — И наконец, — продолжил император, дав гостю время осознать услышанное, — цивилизованные расы Федерации скоро узнают, что и в собственном доме у них полно проблем.
      — Как это — в доме? — склонил голову набок Мугаби, с благоговейным ужасом предугадывая, что он сейчас услышит.
      — Да вот так, — со злым смешком ответил император. — Буду до конца откровенен с вами, адмирал. Если бы Лах'херану не полезла уничтожать Землю, вы до сих пор не узнали бы о нашем существовании. Наш военный потенциал все еще не сравнялся с потенциалом Федерации. Мы стремительно сокращаем этот разрыв, но он существует. Если позволить Федерации собрать все силы, ценой огромных потерь она все же сотрет нас в порошок. Потому мы предпочли бы подождать еще лет пятьдесят, а то и семьдесят пять, прежде чем вступать с вами в контакт. Однако решение Совета заставило нас заявить о своем существовании гораздо раньше, чем нам бы того хотелось. Тем не менее мы предусмотрели подобный поворот событий и приняли на этот случай кое-какие меры предосторожности. Во-первых, мы создали сильный флот, который базировался в пределах месяца пути до Земли и был в постоянной готовности прийти вам на помощь. Во-вторых, мы крайне осторожно вошли в контакт с некоторыми расами протекторатов. За последнюю сотню лет мы создали группы сопротивления на множестве опекаемых Федерацией планет. Во многих отношениях это было дело чрезвычайно рискованное, особенно если принять во внимание тот факт, что галакты могли обнаружить, что за всем этим стоит Земля. Это могло кончиться тем, что они еще быстрее приняли бы решение о вашем уничтожении, но нам пришлось пойти на риск. Конечно, можно было бы создать такую группу и на Земле, но едва ли это имело смысл.
      На прямой контакт мы тем более не могли пойти, поскольку Федерация прямо-таки наводнила Солнечную систему шпионскими устройствами. К тому же, чтобы сыграть значительную роль в вашей подготовке к нападению со стороны Федерации, нам пришлось бы выйти на контакт с вашим правительством или хотя бы с военными руководителями, а именно в этих кругах галакты шпионили активнее всего. Заподозри они о нашем существовании, карательная экспедиция была бы направлена сюда значительно раньше и, возможно, мы не смогли бы ее остановить. Но пока они занимались вами и не смотрели по сторонам, мы тоже не дремали. Как обнаружила ваша собственная разведка, их система безопасности в протекторатах оставляет желать лучшего. А вот о чем вы не знали, так это о том, что опекаемые Федерацией расы столь охотно поставляли вам информацию именно потому, что до этого уже вошли в контакт с нами. Мы очень тщательно работали над тем, чтобы информация, которая поступала по этим каналам к нам, попадала и к вам. Не осмеливаясь связываться с вами напрямую, мы устанавливали собственные системы слежения в Солнечной системе. Благодаря ей мы и связались с вами во время атаки Лах'херану.
      Но, возможно, еще важнее то, что мы начали снабжать оружием наши группы сопротивления на других планетах. Мы воздерживались от передачи оружия на планеты, где восставшие не имели реальных шансов захватить власть в свои руки. Есть несколько групп, вожди которых отчаянно жаждут получить оружие, но мы знаем, сколь безжалостно умеет подавлять мятежи Федерация. Потерпев поражение здесь, галакты будут особенно жестоко карать любые выступления в протекторатах. И хотя нам необходимо отвлечь их внимание и силы от Земли, мы не можем подвергать опасности население целой планеты. Тем не менее по крайней мере три сотни миров готовы восстать против гнета Федерации. Мы выбирали их очень тщательно, стараясь ослабить главные индустриальные центры и лишить галактов военных баз везде, где только можно. Вместе с серией превентивных ударов, которые готовится нанести флот адмирала Мэйнтона, мы ожидаем, что восставшим удастся вывести из строя или уничтожить почти половину военного потенциала Федерации, прежде чем галакты сообразят, что происходит.
      — Боже мой! — прошептал Мугаби, потрясенный до глубины души. — Не могу поверить… — Он осекся и, собравшись с силами, тихо сказал: — Сегодня утром я думал, что человечество обречено. Теперь же я вижу, что, наоборот, дела наши не так плохи, а конец Федерации не за горами.
      — Не переоценивайте нас, адмирал, — очень серьезно сказал император. — Даже если наш план полностью сработает и мы сумеем уничтожить более половины военного потенциала галактов и отвлечь их восстаниями на трех сотнях планет, Федерация все равно будет сильнее империи. Как только галакты осознают, что дело принимает серьезный оборот, они запустят военную промышленность на полную мощность и восполнят потери за тридцать, максимум сорок лет. Чтобы уравнять силы, мы намерены заключить союз с протекторатами Федерации, помочь им завоевать свободу и обеспечить производство в них военной техники. Соотношение наших с Федерацией сил будет меняться в нашу пользу, если мы отразим их первые атаки, но где гарантии, что нам удастся это сделать? В лучшем случае вероятность победы составляет шестьдесят процентов, и если мы в конце концов победим, потери будут очень и очень велики. Не говоря уже о моральной ответственности за гибель всех тех, кого мы подтолкнули к восстанию против галактов. Земляне должны понять: мы не обещаем вам спасения — мы лишь предлагаем средство, которое позволит вам драться за свою жизнь и свободу.
      — Это куда больше того, что мы имели сегодня утром, — ответил Мугаби. — Ваше величество, галакты вынесли нам смертный приговор задолго до того, как ваш флот открыл по ним огонь. Каждым следующим днем своей жизни Земля теперь будет обязана вашей победе над эскадрой Федерации, прибывшей сюда, чтобы нас уничтожить. Сражаться с Федерацией, каким бы ни было соотношение сил, — единственный приемлемый для нас путь, и благодаря вам у нас появилась надежда на победу.
      — Да уж, мы постарались, чтобы она у вас появилась, — признал император. — Галакты, впрочем, надо отдать им должное, тоже приложили к этому руку.
      — Вот как? — поднял брови Мугаби.
      — Они так долго принимали роковое для вас решение, что у нас хватило времени подготовить достойный ответ.