Какой бы ни была причина неукоснительного следования Компьютером приказам, это серьезно обесценивало меры, принятые демоническим шутом ради своей безопасности. Программа требовала от Компьютера, чтобы он докладывал обо всех признаках заговора или недовольства, которые он наблюдал через свою систему связи, но следящие устройства были отдельными системами, и никто не отдавал ему специального приказа анализировать их записи. Ему приказали только фиксировать их показания и предоставлять записи для анализа команде. Он знал, что содержится в этих записях, но не сообщал ни одному члену команды об их содержании, и, похоже, никто из них не проводил обобщающего анализа необъятного объема информации, собранной механическими устройствами для слежения и хранящейся в необъятной памяти Компьютера.
Это было столь же неосмотрительно, как нескрываемое презрение, испытываемое командой звездолета к драконолюдям. Уверенные в абсолютной покорности своей безмолвной гвардии, члены команды не могли предположить, что драконолюди сумеют войти в контакт с англичанами, и не скрывали от них расположение своих подслушивающих устройств. В результате драконолюди смогли обнаружить две точки на периферии нынешнего лагеря, недоступные для системы слежения Компьютера, где, к тому же, команда не удосужилась поставить своих соглядатаев.
Все это означало, что если сэр Джордж будет достаточно осторожен, то он сумеет переговорить со своими подчиненными там, где Компьютер не сможет их подслушать, и команда корабля не узнает о замыслах заговорщиков. Но такие разговоры должны быть краткими. Утаивая от своих хозяев часть информации, Компьютер не мог нарушать прямых распоряжений и, согласно заложенной в нем программе, донес бы о том, что люди часто уединяются в «слепых пятнах». Просматривающие записи механических соглядатаев наблюдатели тоже заметили бы в конце концов неладное и подняли тревогу. Словом, сэр Джордж не мог проводить много времени в «слепых точках», дабы не провалить задуманный драконолюдьми план.
И вскоре сэру Джорджу пришлось убедиться, как трудно готовить восстание даже с теми людьми, которых знаешь и с которым бился плечо к плечу несколько десятков лет, если подготовку приходится осуществлять урывками. Особенно когда времени в обрез и все необходимое надо обговорить и подготовить за двенадцать дней.
Прежде всего барон, конечно же, переговорил с Матильдой. Сэр Джордж опасался, что жена сочтет его разговор с драконочеловеком не более чем сном, ведь и сам он с трудом поверил в это очередное чудо, когда проснулся. Но Матильда только посмотрела ему в глаза, когда они стояли в неглубокой ложбине у реки, где хотя бы на время были избавлены от постоянного надзора и подслушивания.
— Понимаю, любовь моя, — просто ответила она. — Кому скажем первому?
Доверие Матильды очень облегчило сэру Джорджу стоящую перед ним задачу. Несмотря на то что ее вместе с другими женщинами и детьми оставляли в стазисе, пока войска сражались, все офицеры сэра Джорджа знали: Матильда является доверенным советником барона, а не только его женой. Они никогда не получали приказы лично от нее, поскольку она старалась оставаться в тени, когда речь шла о чисто военных делах, но в обсуждении других вопросов, касавшихся жизни их сообщества, была весьма активна. Поэтому никто из командиров сэра Джорджа не удивлялся, услышав от нее, что тот желает переговорить с ними в «слепом месте».
С помощью жены сэр Джордж легко связался с теми, кто был ему прежде всего необходим для осуществления плана драконолюдей. Первым был, конечно, отец Тимоти, за которым, кстати, демонический шут с самого начала оставил роль духовного вождя англичан. Конечно, он насмехался над примитивными предрассудками, но не собирался с ними бороться. Напротив, по обрывочным замечаниям командира сэр Джордж понял, что тот приветствует предрассудки человеческих рабов, поскольку полагает, что они помогут ему держать их в смирении. Это было на руку барону, ведь обязанности отца Тимоти давали ему как духовному пастырю замечательную возможность общаться со своей паствой. Его стремление говорить с людьми наедине не возбуждало подозрений у хозяев звездолета, что, принимая во внимание, авторитет священника среди людей, делало его совершенно бесценным заговорщиком. Демонический шут и его «цивилизованная» команда считали веру чем-то вроде дикого суеверия — чего еще можно ожидать от примитивных существ! — и смотрели на доминиканца, проводника этого суеверия, со снисходительным презрением, как на шарлатана или идиота, который верит в чушь, которую вдалбливает в чужие головы.
Рольф Грэйхэм был следующим важным участником заговора. Грубоватый лучник побелел как бумага, когда сэр Джордж впервые затронул этот вопрос, поскольку, несмотря на ненависть к командиру, Грэйхэм больше всех был потрясен неумолимостью гильдийцев, казнивших Скиннета безо всякой причины, и этот урок крепко засел у него в голове. Сэр Джордж с трудом заставил себя решиться на разговор с Грэйхэмом, однако лучники необходимы были, чтобы покончить с демоническим шутом, куда больше мечников, которые могли сойтись с врагами только в рукопашной схватке.
Невзирая на первоначальное потрясение, Грэйхэм быстро пришел в себя и ухмыльнулся, когда сэр Джордж растолковал ему его роль в их плане.
— Помните, милорд, я говорил вам, какой награды желаю больше всего на свете? — спросил лучник хриплым шепотом, хотя прекрасно знал, что соглядатаев поблизости нет. — Не могу сказать, что буду спать спокойно, узнав, сколь многое зависит от драконов, но в остальном я просто счастлив! Увидите, милорд, я своего не упущу! О да, я сделаю все, чтобы получить награду, о которой мечтаю столько лет!
Вместе с Матильдой, отцом Тимоти и Грэйхэмом во главе заговора встал сэр Ричард Мэйнтон. Его задача была в некотором смысле сложнее, чем у остальных. После гибели Скиннета сэр Ричард командовал всеми пешими и конными воинами. Давид Хоуис стал сержантом при сэре Ричарде и вел в бой мечников, но зависел сэр Джордж именно от сэра Ричарда, и потому Мэйнтону выпала самая трудная задача.
Грэйхэму требовалась только дюжина лучников для выполнения порученного ему дела, Мэйнтону с Хоуисом необходимо было подготовить всех своих людей до единого к жестокой рукопашной битве внутри корабля. При этом они должны были поговорить с ними так, чтобы демонический шут ничего не заподозрил.
Сэр Джордж переговорил лично только с членами своего баронского совета, названного, с легкой руки Матильды, «круглым столом», — с двенадцатью рыцарями, которые являлись командирами подразделений. Только они и тщательно отобранные ими люди знали о намерениях сэра Джорджа.
Необходимость посвящать в свои планы значительное количество людей сильно тревожила барона. Однако хуже всего было то, что он вовлекал в заговор не только своих солдат, но также их жен и детей. Они не могли принять участие в восстании, но от результатов его зависела их жизнь, и с этим уже ничего нельзя было поделать. Барон мог довериться сэру Энтони, сэру Брайану и прочим рыцарям, которых он сам посвятил в это звание. Сэр Джордж знал, что они будут молчать и ничем не выдадут себя до последнего момента. Но он не имел права рассказать о готовящемся восстании всем своим людям. Каждый, кто был посвящен в заговор, мог обронить неосторожное слово и тем погубить их начинание. А горячих голов среди его англичан было немало.
После установления контакта с драконочеловеком тот стал «разговаривать» с бароном каждую ночь, пока тот спал рядом с женой. И каждый такой «разговор» укреплял намерение сэра Джорджа выступить против демонического шута. Что бы ни случилось с Землей, сколько бы двоеротый ни восхвалял сэра Джорджа и его людей, близится время, когда англичане станут представлять реальную опасность для гильдии и та велит демоническому шуту уничтожить свой «победоносный отряд варваров».
Итак, сэр Джордж и его офицеры строили планы и молились об успехе.
* * *
— Добрый день, командир, — вежливо сказал сэр Джордж, когда аэрокар демонического шута завис рядом с ним возле тщательно огороженной арены и закрывавший кабину купол отъехал назад.
— Добрый день, — пропищал двоеротый в ответ. Он встал из удобного кресла, выпрямился, и сэр Джордж затаил дыхание. Недомерок одобрил его план демонстрации мастерства лучников местным жителям, но оставалась вероятность того, что в последний момент он изменит свое решение. Демонический шут окинул взглядом равнину, осмотрел ряды сидений, устроенных англичанами для местных вождей. Сиденья по сути представляли собой уложенные на подпорки длинные, наспех отесанные бревна, однако для местных этого было вполне достаточно, и вожди восседали на них с показным равнодушием. По их лицам нельзя было понять, о чем они думают, но это как раз меньше всего беспокоило сэра Джорджа.
Двоеротый осматривался, не говоря ни слова, и все же сэр Джордж почти физически ощущал удовлетворение командира, одобрившего его предложение организовать показательный поединок копейщиков и мечников, который должен был последовать за состязанием лучников. Это значило, что сэр Джордж и Мэйнтон как предводители противоборствующих сторон будут иметь по небольшому, хорошо вооруженному отряду, но этот факт не встревожил демонического шута. Англичане тоже не придали этому значения, во всяком случае те из них, кто не был посвящен в план, составленный бароном и драконочеловеком во время ночных «бесед».
— Вы хорошо постарались, — сказал недомерок, и сэр Джордж расплылся в улыбке, когда тот наконец-то вышел из аэрокара.
— Благодарю вас, командир. Порой лучше — и, главное, дешевле — напугать врага до смерти и вынудить этим к сдаче, чем вступать с ним в бой.
— Я думаю так же, — согласился демонический шут и стал подниматься по деревянной лестнице к специальной ложе, построенной для него англичанами. Он редко покидал аэрокар, и эти случаи не казались барону чем-то выдающимся. Прежде он не знал, что незримые барьеры силового поля ограждают недомерка от физического контакта только на корабле или в аэрокаре. Теперь благодаря драконолюдям ему это стало известно, и сэр Джордж улыбнулся еще шире, когда демонический шут взошел на свое место.
Его личный эскорт состоял из шести драконолюдей, как обычно бесстрастных и молчаливых, но вид их на этот раз не испортил настроения сэру Джорджу. Внешне они оставались столь же чуждыми, столь же таинственными, как всегда, но теперь он знал о них многое и видел по-иному. Внутренние различия между ними и людьми были куда более значительными, чем внешние, но сейчас они были интригующими и притягательными, а не отталкивающими или пугающими. Да, они сильно отличались от людей. Общее ощущение бытия заставляло их говорить «мы» или «нам» вместо «я» или «мне». Спокойствие, с которым они признавали собственную неспособность к воспроизводству или неизбежное разделение с их растущей и меняющейся расой, было непостижимым для человека. Способ, каким они общались между собой и с другими разумными существами, повергал в трепет. Все это было бесконечно чуждым сэру Джорджу, и все же драконолюди не были угрозой. Они не были злом. Несмотря на драконоподобную внешность, решил барон, несмотря на все различия в их ощущениях и способах общения, они были во многом столь же людьми, как и его англичане.
Даже больше — поскольку шестеро драконов, охранявших демонического шута, сознательно шли на смерть, поднимаясь за ним по лестнице к его ложе.
Ни Матильда, ни отец Тимоти не думали об этой части их плана. Грэйхэму она была как нож острый, но он понимал, что это необходимо. Мэйнтон противился, но не слишком, ибо, будучи воином, сознавал, что жертвы в таком деле неизбежны. Хотя сэр Джордж очень уважал и любил сэра Ричарда, он давно понял, что этому рыцарю не хватает воображения и сострадания. Впрочем, если уж на то пошло, лишь один сэр Джордж «говорил» с драконами. Остальные просто поверили ему на слово, поскольку он никогда им не лгал, никогда не обманывал их доверие за все годы плена. Но никто ведь сам не слышал, как «разговаривают» драконы. И поскольку Мэйнтон их тоже не слышал, они оставались для него куда меньше людьми, чем для сэра Джорджа. Он продолжал их воспринимать, как сэр Джордж воспринимал хатори — человекоподобных зверей, которые, сколько их ни дрессируй, все равно не станут людьми.
Но драконолюди не были зверями, и сэр Джордж понимал, что никогда больше не сможет думать о них как прежде, поскольку именно они предложили план, обрекавший тех, кто будет сопровождать демонического шута на смерть.
Их логика была простой и жестокой. Если демонического шута удастся выманить из аэрокара и взять живьем, его можно будет заставить приказать остальным членам команды звездолета сдаться. Как многое в хваленой Федерации, дисциплина внутри гильдии была железной. Если старший офицер прикажет сдаться, остальные сдадутся, а командир, невзирая на готовность использовать своих английских рабов для истребления и покорения жителей примитивных планет, не обладал и сотой долей мужества, присущего людям или драконам. Если ему приставить нож к горлу, он сдастся.
Но чтобы сделать это, надо сначала выманить недомерка из аэрокара, из-под защиты силовых полей и потом подобраться к нему на расстояние вытянутой руки. Придуманный сэром Джорджем спектакль для местных вождей помог достигнуть первой цели, но второй нельзя было добиться иначе, как нейтрализовав телохранителей демонического шута — как хатори, так и драконолюдей. Хатори будут драться за него в любом случае, а вот у драконолюдей просто не будет выбора и им придется сражаться, если им прикажут. Сомнений в том, что такой приказ будет отдан, если они не успеют заткнуть ему рот, не было ни у кого.
Ни сэр Джордж, ни его офицеры насчет хатори особенно на волновались. По крайней мере, в случае драки под открытым небом шансов у бородавочников нет — их перебьют из луков либо одолеют числом. Но на корабле, в узких коридорах и каютах все может обернуться иначе, если людям не удастся прорваться внутрь прежде, чем хатори сумеют вооружиться и облачиться в броню. Замкнутое пространство даст преимущество менее крупным и более ловким людям, однако коридоры, переходы и лестницы неизбежно заставят их схватиться с хатори лицом к лицу, без возможности обойти противника с фланга и использовать численный перевес. Рукопашная в таких условиях позволит вооруженным и одопешенным хатори полностью использовать свое преимущество в росте и силе. Численное превосходство англичан было достаточным, чтобы сэр Джордж был уверен: в конце концов хатори будут уничтожены, но он слишком хорошо знал, какой большой кровью придется оплатить эту победу.
Драконы с их энергетическими ружьями были неизмеримо более опасны, чем хатори. Если двоеротый успеет приказать им, они своим страшным оружием уложат массу людей и, возможно, сумеют пробиться к аэрокару, пока англичане будут драться с хатори. Они сделают все возможное, чтобы спасти демонического шута. Сами того не желая, они будут спасать его даже ценой собственных жизней. Оказавшись за силовыми щитами, недомерок снова станет неуязвим и беспощадно уничтожит всех, кто посмел или может еще осмелиться угрожать ему. Стало быть — и драконы настаивали на этом! — действовать надо наверняка. Они были уверены, что демонического шута следует захватить живым, дабы англичане не понесли слишком больших потерь, с боем прорываясь во внутренние помещения звездолета. Но наверняка захватить его можно было только в том случае, если люди застрелят шестерых драконов, прежде чем те, исполняя приказ двоеротого, начнут сеять среди англичан смерть своими энергетическими ружьями. Сэр Джордж очень не хотел принимать жертву, которую готовы были принести его новые друзья, но вынужден был согласиться с тем, что план, разработанный ими, наименее кровопролитный из всех возможных. За день до начала представления у него возникла идея, которая могла несколько улучшить план драконолюдей, и он успел поделиться ею со своими рыцарями. Теперь все зависело от того, успели ли они передать его замысел воинам, которым предстояло сыграть главную роль в грядущих событиях.
Сэр Джордж внимательно наблюдал за тем, как демонический шут занимает свое место на платформе под балдахином. Командир подошел к похожему на трон сиденью, сделанному специально для него, и сэр Джордж почти ощутил удовольствие этого недомерка, когда тот обвел взором ристалище. Возвышенное положение, символизирующее его власть над всеми прибывшими вождями, было главным аргументом, выдвинутым бароном в качестве объяснения именно такого расположения зрительских мест, и, глядя на то, как демонический шут упивается собственным превосходством над презренными тварями, копошащимися где-то у его ног, сэр Джордж хищно усмехнулся. Двоеротый был слишком упоен своим величием, чтобы ему пришла в голову мысль, что сейчас он представляет собой великолепную мишень.
Демонический шут посмотрел на сэра Джорджа сверху вниз, затем царственно кивнул, повелевая начинать. Сэр Джордж в свою очередь кивнул Рольфу Грэйхэму.
Капитан лучников отрывисто гаркнул приказ, и две дюжины лучников, блестя отполированными ради такого случая латами и шлемами, быстро вышли на линию стрельбы. Сэр Джордж хотел бы собрать их побольше, но не осмелился. Двадцати четырех было вполне достаточно для затеянной их командиром демонстрации. Если бы он пожелал увеличить число лучников, это могло бы вызвать подозрения или заставить недомерка остаться на всякий случай в своем аэрокаре.
Стрелки построились, сняли с плеч луки, и демонический шут, равно как вожди троеруких, уставился на мишени, отнесенные на сотню с лишним ярдов от линии стрельбы. Часть мишеней была сделана в виде человеческих фигур, другие напоминали силуэты троеруких, укрывшихся за большими плетеными щитами, которые аборигены использовали в бою. Щитами, которые стрелы англичан пробивали с такой же легкостью, как шило — бумагу.
Грэйхэм выкрикнул очередной приказ, и двадцать четыре лучника наложили стрелы на тетивы и подняли луки.
— Тяни! — рявкнул Грэйхэм, и двадцать четыре лука согнулись как один.
— Бей! — взревел капитан лучников.
Двадцать четыре лучника разом повернулись, и двадцать четыре тетивы пропели одновременно. Две дюжины стрел блеснули в ярком свете чужого солнца и, словно смертоносные шершни, со страшной силой впились в цель.
Восемнадцать увенчанных стальными, острыми как иглы наконечниками стрел предназначались хатори. На таком коротком расстоянии они легко пробивали доспехи хатори, и те попадали на помост подле трона двоеротого, как под ударами молота. Пять стрел отскочили от брони, не причинив бородавочникам вреда, но тринадцать поразили цель. Двое пучеглазых хатори остались невредимы, другие если и не были убиты, то, во всяком случае, выведены из строя.
Шесть остальных стрел тоже сделали свое дело. Все до единой они вошли в тело командира, и ярко-алое одеяние его, способное выдержать удары страшных энергетических ружей драконов, не спасло двоеротого от оперенных стрел, выпущенных с расстояния в десять ярдов. Они прошили тело недомерка, запятнав одеяние его желто-красной кровью и глубоко войдя в деревянную спинку трона.
Демонический шут даже не пискнул. Он не свалился с трона, пригвожденный к нему стрелами, и двое уцелевших хатори стояли, ошеломленно пялясь на труп своего хозяина. Через несколько мгновений они, впрочем, пришли в себя и, подняв секиры, бросились на ближайших людей.
Они так и не добрались до них. Лучники уже наложили на тетивы новые стрелы, горстка рыцарей и латников, посвященных в дело, рванулась вперед, но путь им преградили мужчины и женщины, столь же ошеломленные, как и остатки тюремщиков демонического шута. Безоружные, не понимавшие, что происходит, они помешали своим товарищам добраться до уцелевших хатори, но это уже не имело значения. Бородавочники не успели сделать и пары шагов, как полдюжины молний буквально разорвали их в клочья.
Окрестности ристалища наполнились воплями ужаса, и местные вожди, соскочив со своих мест, разбежались в мгновение ока. Сэр Джордж проследил за ними взглядом и напомнил себе, что надо быть настороже: вдруг у них возникнет искушение сквитаться с ненавистными пришельцами, пользуясь тем, что они сцепились друг с другом. Но это потом, потом, подумал барон, рванувшись вверх по ступенькам к трупу демонического шута. Мэйнтон и еще трое рыцарей бросились следом, расталкивая оказавшуюся на их пути толпу. Барон взбежал на платформу, сжимая в руке обнаженный меч, но драться ему не пришлось — драконы уже прикончили оставшихся в живых бородавочников. Сэр Джордж наклонился и сорвал с шеи двоеротого граненую подвеску. Он сжал в руке драгоценный трофей, чувствуя, как бешено колотится его сердце. Свершилось! Его план удался, подумал сэр Джордж, и тут кто-то коснулся его латного наплечника.
Он быстро обернулся и встретил взгляд серебряных глаз одного из драконов. Огромный чужак несколько мгновений рассматривал его, затем показал рукой на результаты побоища, на мертвого недомерка и вопросительно склонил голову набок. Барон проследил за его рукой, затем снова посмотрел на своего гиганта союзника и осклабился в ухмылке.
— Ваши люди были готовы пожертвовать собой, но англичане не убивают своих. Владея подвеской, зачем нам цепляться за этот кусок мяса? Хозяева гильдии сдадут нам звездолет, если же нет, мы перережем команду, а вы перебьете хатори. Лучше погибнуть в бою, чем стрелять по своим.
Он обнажил зубы в яростной усмешке, и дракон улыбнулся ему в ответ, показав страшные клыки, после чего очень по-человечески кивнул.
— Тогда вперед, друг мой! — крикнул сэр Джордж, хлопнув дракона по спине, и они бросились вниз по ступенькам к ждущему их посадочному модулю.
ГЛАВА 11
— Итак, — вздохнул адмирал Мугаби, — они послали-таки нам ультиматум.
— Не совсем, — ответил с натянутой улыбкой адмирал Стивенсон. — Я должен вас проинформировать лишь о том, что галакты в конце концов решили предъявить нам ультиматум. Формально мы этого еще не знаем, поскольку нота не получена. Готов спорить, она будет весьма категорична и жестка. Хотя в ней, возможно, не будет содержаться угроз или предупреждений о том, к каким последствиям приведет отказ выполнить условия ультиматума.
— Да уж, — фыркнул Мугаби. — Эти волки до конца будут рядиться в овечьи шкуры.
— Поручиться не могу, но похоже на то, — мрачно проговорил Стивенсон. — Единственное, в чем мы можем быть уверены, так это в том, что Совет Федерации решил нашу судьбу не вчера и не позавчера, что бы он там ни заявлял своим гражданам. Если бы кулаво и даэрджек не возражали столь энергично против применения силы, за нас бы давно уже взялись всерьез. Судя по донесениям разведки, сторонники жесткой линии вроде саэрнай или джосуто давно убеждали кулаво поддержать их или хотя бы воздержаться от протестов, когда Совет будет выносить нам приговор. Но кулаво так долго были совестью Совета, что не могут отказаться от своих традиционных убеждений без особых на то причин. В угоду им ультиматум составят в вежливой форме, и требования вернуть галактам их корабль и угнавших его римлян не будут сопровождаться угрозой военного вторжения.
— Да уж, могу поспорить на что угодно, ничего похожего на слово «геноцид» в этой ноте не будет!
— Полагаю, вы правы, — согласился Стивенсон. — Но ведь они и не намерены осуществлять геноцид. По их мнению, мы сами виноваты, раз оказались столь неразумны, что спровоцировали военное вмешательство. Так что уничтожение нашей планеты будет полностью на нашей совести. Мы же примитивные. Они предупреждали нас, чтобы мы вели себя хорошо, но мы не вняли добрым советам и наставлениям, стало быть, и жалеть нас нечего. К тому же все будет сделано по закону. Формально они вправе требовать от нас вернуть корабль, который является их собственностью, похищенной взбунтовавшейся командой. Которая, кстати, тоже является частной собственностью, согласно законам Федерации. А если еще вспомнить, что команда перебила законных владельцев звездолета, так и вообще к их требованиям комар носа не подточит. Вот и выходит, что тупые, примитивные земляне отказываются подчиняться справедливым и гуманным законам. Но коль скоро они не желают передать кровожадных, буйных преступников в руки соответствующих властей, то, конечно же, даже самое гуманное правительство не может оставаться в стороне и терпеть столь вызывающее попрание своих основополагающих законов. Галакты, естественно, будут вынуждены предпринять ответные шаги, и если ради мира во вселенной им придется уничтожить заселенную людьми звездную систему, то что же делать — исполнение закона порой требует непопулярных мер.
— Вот именно! — прорычал Мугаби.
На самом деле это был еще не рык. Далеко не рык. Мужчины и женщины — служащие Солнечного космофлота — отлично знали тот подобный грохоту землетрясения рык, который издавал похожий на медведя адмирал в момент недовольства. Но на сей раз он слишком устал, и не только физически.
Мугаби откинулся на спинку кресла и позволил себе ненадолго расслабиться и потереть темнокожее широкоскулое лицо. Затем уронил руку на старый журнал и повернул голову, чтобы посмотреть в бронированный иллюминатор, врезанный в обшивку огромной космической станции.
Вид из него открывался превосходный. Обычно Мугаби получал при этом удовольствие и испытывал какую-то детскую радость. Но сейчас даже этот вид не мог развеять уныние и отчаяние, охватившие его.
Планета, на орбите которой вращалась станция, казалась окутанным туманом сапфиром, ошеломляюще прекрасным на угольно-черном фоне, усыпанном алмазными крошками звезд. Сбоку виднелись белый диск Луны и кучки космических кораблей, сверкавших как россыпь драгоценных камней в свете солнца. Один из главных строительных доков космофлота доминировал над всем этим зрелищем, и Мугаби видел яркие, с цветовым кодом вакуумные костюмы рабочих, ползавших по обшивке конструкции в милю длиной, являвшейся остовом нового боевого крейсера. Корабль был на три четверти готов, большую часть бронированной обшивки уже установили. Двигатель тоже был смонтирован и, возможно, уже прошел тестирование, но в лучшем случае до полного завершения сборки требовалось еще не меньше шести месяцев. То есть даже по самым оптимистичным оценкам Мугаби звездолет не будет готов вступить в бой, когда грянет гроза.
Адмирал прикрыл глаза и снова потер лицо, ощутив груз лежавшей на нем ответственности. Он отдал Солнечному космофлоту сорок три года жизни, начав службу задиристым лейтенантом, искренне верившим, что человечество способно построить флот, способный защитить его мир от галактов. За это время он, как и вся раса людей, узнал слишком много о чудовищной силе Федерации, чтобы утратить надежду успешно защитить Солнечную систему. И все же адмирал делал для флота все, что в его силах, успокаивая себя тем, что, быть может, дипломатам удастся отсрочить неизбежное и каким-то образом убедить галактов, что опасность, которую представляет для них человечество, не сравнима с теми потерями, которые Федерация понесет при попытке уничтожить его. Теперь рухнули даже эти надежды, ибо эксперты Совета Федерации разоблачили этот жалкий обман. Однако, несмотря на овладевшее им отчаяние, Мугаби оставался человеком, готовым драться до последнего. Да и что еще ему оставалось делать?
— Президент уже решила, что ответить галактам? — мрачно спросил он.
— Нет, — ответил Стивенсон. — А если и решила, то держит это в тайне. Пока от нее не требуют официального ответа, она будет помалкивать. Тем более что галакты, скорее всего, даже не подозревают, сколь много нам известно об их намерениях. С разведкой у них дела обстоят неважно.
— Или просто не считают нужным собирать о нас сведения. Мелко нас видят и по-своему правы, — ответил Мугаби, не открывая глаз.
— Мне кажется, они некомпетентны ровно настолько, насколько кажутся, — сказал адмирал. — Да и чего им тревожиться, пока они имеют самую большую дубинку во вселенной? Кроме того, их надменность мешает им воспринимать всерьез кого бы то ни было, кроме себя. Они устанавливают правила игры так, как им удобно, и всегда выигрывают.
— А если правила начинают их стеснять, придумывают новые. — Мугаби открыл глаза и почти с вызовом взглянул на адмирала.
— К сожалению, вы правы, — вздохнул Стивенсон. — Во всяком случае, ради того, чтобы покончить с нами, они подкорректировали свои законы.
Мугаби хмыкнул. Говорить было не о чем, оставалось только удивляться, что Совет Федерации так долго медлил. Как ни смешно, все эти летающие тарелки еще в конце двадцатого столетия должны были навести людей на мысль, что внеземной разум пристально наблюдает за развитием человечества. Один из прапрадедов Мугаби был специальным агентом организации, называвшейся ФБР, и вел дневник с почти фанатичной дотошностью. Мугаби прочел его, учась в высшей школе, и был буквально ошарашен тем, сколько летающих тарелок пришлось наблюдать его прапрадеду. Специальный агент Уинтон делал свою работу добросовестно, но в дневнике он высмеивал возможность обнаружить чужой разум. Зачем тому, кто способен совершать межзвездные перелеты, держать под наблюдением планету, населенную аборигенами, которые едва начали выходить в космос? Чем человеческая раса может оказаться столь интересна для куда более развитой цивилизации? И чего ради ей хранить свое присутствие в тайне от аборигенов, если те для них и вправду интересны?
Мугаби считал, что замечания его прапрадеда были естественны для человека своего времени. Во всяком случае, он был последователен, высмеивая на страницах своего дневника чокнутых и параноиков, призывавших к бдительности и стращавших современников возможностью инопланетного вторжения. Увы, теперь-то человечество знало, что чокнутые и параноики оказались правы. И все же Квентин Мугаби до сих пор не мог понять, почему галакты столько ждали, прежде чем принять решение разделаться с человеческой расой, быстрое развитие которой угрожало их уютному и сытому существованию. Их уверенности в том, что они могут по своему произволу творить суд и расправу над всеми остальными обитающими во Вселенной расами.
Собственно говоря, причина медлительности галактов была общеизвестна и крылась в их приверженности к стабильности. Но в человеческом сознании не укладывалось, что так называемое правительство могло, в буквальном смысле этого слова, веками возиться с принятием решения, необходимость которого была изначально очевидна каждому члену Совета Федерации. Это могло показаться нонсенсом и все же соответствовало действительности. Совет Федерации отличался поразительной медлительностью, а тут ему еще ставили палки в колеса кулаво и даэрджек, преследовавшие, надо думать, какие-то свои, неведомые землянам интересы.