– Такой необходимости нет, – согласилась Хонор и, сложив руки за спиной, оглядела всю группу. – Итак, леди и джентльмены, нам предстоит много работы, и я не сомневаюсь, что узнаю вас всех в деле. А теперь вы можете вернуться к тому, чем занимались до моего прибытия, но я приглашаю вас отобедать со мной в восемнадцать ноль-ноль, если вам это удобно.
Все закивали головами, бормоча согласие, а Хонор усмехнулась. Редкий офицер счел бы неудобным отобедать с новым капитаном в первый день его пребывания на корабле. Она вежливым кивком дала им разрешение расходиться, и они уже двинулись к выходу, когда она придержала Хенке за руку.
– Подождите минутку, старпом! Я буду вам очень признательна, если вы проводите меня в мою каюту. Нам многое нужно обсудить.
– Конечно, миледи, – пробормотала Хенке. – Мисс Озелли, вы заступаете на вахту.
– Так точно, мэм. Есть заступить на вахту, – ответила Озелли, а Хенке прошла вслед за Хонор в кабину внутрикорабельного лифта.
Двери лифта плавно закрылись за ними, и с расплывшегося в широкой улыбке лица старпома мгновенно улетучилась официальность.
– Черт побери, как я рада снова увидеть тебя, Хонор!
Она крепко обняла своего командира, затем потянулась к Нимицу. Древесный кот издал счастливое мурлыканье и пожаловал Хенке свою переднюю лапу для рукопожатия. Та засмеялась.
– И тебя тоже рада видеть, паршивец. Все еще таскаешь сельдерей у соседей?
Нимиц хитро фыркнул и замахал пушистым хвостом, а Хонор улыбнулась своему старпому. Она не любила панибратских объятий и, несмотря на недавнее повышение в должности, не привыкла пока и к изысканным манерам аристократической верхушки, но Мика Хенке сама по себе была исключением из правил. Она никогда не злоупотребляла положением представителя младшей ветви мантикорской правящей династии. Более того, она с неподдельной простотой разговаривала с кем угодно и чувствовала себя непринужденно в любом обществе, чему Хонор могла только завидовать. Три с лишним года они прожили в одной комнате на острове Саганами, и Хенке часами вдалбливала основы многомерной математики своей высокой и робкой соседке, но еще больше часов она потратила на то, чтобы раскрыть ей тайны этикета и взаимоотношений в обществе. Двадцать поколений предков-фермеров ничем не могли помочь Хонор по части общения с аристократией, и она задумывалась потом, не из-за этого ли комендант Академии поселил ее вместе с Хенке. Впрочем, не важно, намеренно это было сделано или нет. Она понимала, как сильно помогла ей живая, непринужденная, уверенная в себе Мишель.
– Я тоже рада видеть тебя, Мика, – сказала она просто и, пока лифт не остановился, коротко, но сильно пожала ей руку.
Хенке улыбнулась, затем снова придала лицу официальное выражение. Дверь с шумом открылась, и они обе пошли по коридору к каюте Хонор.
Морпех у двери, одетая в безукоризненный зелено-черный мундир, при их приближении взяла на караул. Хонор вежливо кивнула ей и, открыв дверь, жестом пригласила Хенке войти, а сама замерла, впервые увидев свое новое жилище.
«Вот это простор!» – подумала она с каким-то благоговением. То, что эти комнаты будут принадлежать ей, выяснилось лишь днем раньше, и сейчас МакГиннес возился с жилым модулем, предназначенным для древесного кота. Он обернулся и встал по стойке смирно, увидев, что капитан вошла не одна, но Хонор жестом дала ему команду «вольно».
– Мак, встречай мою подругу Хенке. Мика, это самый главный начальник МакГиннес, мой стюард. – Хенке усмехнулась, а МакГиннес скорбно покачал головой. – Занимайся своими делами, Мак, – продолжала Хонор. – Мы с коммандером Хенке старые друзья.
– Конечно, мэм. – МакГиннес снова склонился над модулем для кота, а Нимиц изящно перепрыгнул с плеча Хонор на крышу своего нового домика.
Хонор осматривалась и качала головой. В ее прежних каютах было не повернуться, здесь же все выглядело почти по-королевски. Пол покрывал дорогой ковер, огромная картина – оригинал, заключительный акт битвы при Карсоне – занимала всю стену напротив парадного портрета Елизаветы III, королевы Мантикорской. Портрет, как заметила Хонор, имел поразительное сходство с ее старпомом.
– Бюро кораблестроения развращает боевых капитанов, не так ли? – пробормотала Хонор.
– Ну, не знаю… – Хенке осмотрелась и удивленно подняла брови. – Я бы сказала, все как раз соответствует вашему положению, миледи Хонор.
– Ну, вот еще!
Хонор прошла к мягкому креслу под иллюминатором и, опершись на спинку, стала разглядывать в окно неправильные очертания космической станции.
– Начинаю к этому привыкать, – сказала она.
– Не сомневаюсь, ты приладишься, – суховато ответила Хенке.
Она подошла к столу Хонор и протянула руку к висящей на стене золотой пластинке. Выгравированный на ней планер потерял кончик крыла, и Мишель осторожно прикоснулась к обломанному краю.
– Это случилось на «Василиске»? – спросила она. – Или на Ельцине?
– На «Василиске». – Хонор закинула ногу на ногу и покачала головой. – Мы тогда потеряли домик Нимица. Но нам повезло.
– Повезло, конечно. На одном мастерстве далеко не улетишь, – согласилась Хенке и снова усмехнулась.
– Уж я бы точно не улетела, – ответила Хонор, удивившись, как легко произнесла эти слова. – Если честно, нам просто
чертовскиповезло.
Хенке хмыкнула и снова повернулась к талисману Хонор, осторожно поправила его. Хонор у нее за спиной улыбалась. Они очень давно не виделись, их отношения изменились, роли стали другими, но недавнее беспокойство о том, что изменения могли поставить их обеих в неловкое положение, казалось теперь глупым и безосновательным.
Оставив в покое пластинку, старпом развернула удобное кресло к иллюминатору. Она устроилась в нем поперек сиденья, приняв небрежно-расслабленную позу – полная противоположность экономным движениям Хонор, – и склонила голову набок.
– Я действительно очень рада снова тебя видеть, особенно в такой хорошей форме, – спокойно сказала она. – Я слышала, ты тяжело выздоравливала.
Хонор небрежно махнула рукой.
– Могло быть и хуже. Учитывая потерю половины экипажа, я иногда думаю, что отделалась намного легче, чем заслужила, – произнесла она, и Нимиц, выглянув из домика, прижал уши, потому что услышал горечь, промелькнувшую в ее голосе помимо воли.
– И почему я была уверена, что ты ляпнешь что-нибудь подобное? – пробормотала Хенке и покачала головой. – Некоторые люди почти не меняются, не правда ли?
Хонор взглянула на МакГиннеса:
– Мак, не принесешь нам парочку пива?
– Конечно, мэм.
Стюард нажал напоследок кнопку на пульте модуля и исчез в буфетной, а Нимиц перепрыгнул из своего жилища на диван, поближе к Хонор.
– Хорошо, леди старпом. Можешь выдать свою версию ободряющей беседы, – вздохнула она, когда за стюардом закрылась дверь буфетной.
Хенке нахмурилась.
– Не знаю, какую «ободряющую беседу» ты хочешь услышать, Хонор, но, по-моему, пара кусочков здравого смысла тебе не повредит.
Хонор вскинула взгляд, пораженная неожиданно суровым тоном подруги, и Хенке криво улыбнулась в ответ.
– Я понимаю, что коммандеру не следует давать советы старшему по званию офицеру, но… перестань себя жрать. Твоей вины в том, что случилось с твоими людьми – или с адмиралом Курвуазье, – нет, и если ты думаешь иначе, это просто глупость.
Хонор вздрогнула при упоминании о Курвуазье. Голос Хенке стал мягче.
– Извини. Я знаю, как дорог был тебе адмирал, но, черт побери, Хонор, ни один человек во Вселенной не смог бы лучше распорядиться информацией, которой ты располагала. И разве адмирал Курвуазье не говорил нам всегда, что ни одно действие офицера нельзя оценивать, исходя из информации, которой он
нерасполагал в тот момент, когда выполнял свой долг?
Глаза ее были суровы, и губы Хонор дрогнули: она вспомнила лекции в комнате Академии много-много лет назад.
Хонор хотела ответить, но замолчала, потому что вернулся МакГиннес и подал пиво. Она посмотрела в свою глиняную кружку, повертела ее в длинных пальцах и вздохнула.
– Ты права, Мика. Я понимаю, адмирал задал бы мне большую трепку, если бы узнал, как я ругаю себя за то, что с ним случилось. Хотя, – она обернулась к подруге, – от этого мне не легче. Я не могу не винить себя. Но я справлюсь. Правда.
– Ладно. – Хенке подняла свою кружку. – За друзей, которых с нами нет, – тихо сказала она.
– За друзей, которых с нами нет, – прошептала в ответ Хонор.
Они чокнулись и отпили, затем почти одновременно опустили кружки.
– Если я еще не успела об этом сказать, – продолжила Хенке более оживленно, указывая на четыре блестящие золотые нашивки на обшлаге рукава Хонор, – должна признать, что капитанская форма тебе идет.
– Думаешь, она делает меня меньше похожей на лошадь-переростка? – скорчила гримасу Хонор, ощутив, однако, облегчение от перемены темы.
Хенке рассмеялась.
– Если бы ты только знала, как жутко я завидую твоему росту, – поддразнила она. – Ты, надеюсь, сознаешь, что должна обеспечить чудесный поворот моей карьеры?
– О! Это как же?
– Ты только посмотри: оба твоих бывших старпома уже командуют собственными кораблями, и, как я слышала, в следующем месяце Алистер МакКеон получит четвертую звезду. Я только что получила письмо от Элис Трумэн: она тоже недавно заступила на свой первый тяжелый крейсер. Все они служили под твоим началом, и не надейся, что я поверю в простое совпадение. Черт возьми, Хонор! После выполнения нашего задания на меньшее, чем крейсер в полном моем распоряжении, я не соглашусь! – усмехнулась она, сделала еще глоток пива и с решительным видом откинулась на спинку кресла. – А теперь, мэм, прежде чем мы погрузимся в тонны бумаг, которые, как мы обе знаем, только нас и дожидаются, я хочу услышать твою версию всего, что произошло с того момента, когда я последний раз тебя видела.
Глава 3
В окно с двойными рамами барабанил дождь, в каминной трубе завывал ветер, а Хэмиш Александер сидел перед потрескивающим в камине огнем. Древний, почти варварский способ обогревать комнату… но не только для тепла разжигали камин. Промозглый холод ранней, еще не готовой к снегу зимы воцарился в Белой Гавани, проникая до костей, и веселый потрескивающий звук открытого огня, как и в давние времена, призывал в помощь людям древнюю магию.
Тринадцатый граф Белой Гавани откинулся на спинку огромного деревянного стула, сделанного по специальному распоряжению одиннадцатого графа, и внимательно посмотрел на своего гостя. Сэр Джеймс Боуи Вебстер, Первый Космос-лорд Адмиралтейства Мантикоры, был одет в черный с золотом мундир адмирала Флота. Сам граф был в штатском.
– Итак, все официально. Я прав?
– Да. – Вебстер сделал глоток горячего кофе и пожал плечами – Нельзя сказать, что он именно тот человек, которого я выбрал бы сам, но через два месяца мой срок заканчивается.
Белая Гавань слегка поморщился, но кивнул. По меньшей мере возмутительно, когда человек с талантом Вебстера оставляет пост Первого Космос-лорда, но учитывая, что применение пролонга породило по настоящему долгие карьеры космическое ведомство уже давно проводит политику регулярной смены высших адмиралов.
Вебстер усмехнулся, увидев выражение лица своего друга, но глаза его остались серьезными; он заговорил снова.
– Кто-то должен занять мое место. И каким бы он тебе ни казался, у Капарелли твердости хватит. А это может стать решающим качеством уже в следующем году, если не раньше.
– Да уж, твердости у него хватает, особенно в башке, – проворчал граф, и Вебстер хмыкнул.
– Ты все еще не забыл, как он сделал тебя на футбольном поле на острове Саганами, а? – поддразнил он.
– Почему я должен это забыть? – спросил граф Белой Гавани с легкой иронией – Классический пример победы грубой физической силы над мастерством, и ты это знаешь.
– Но тебя злит, что ты проиграл.
– И меня злит, что я проиграл, – с кривоватой усмешкой согласился граф и пожал плечами. – Итак, по твоим словам, у него есть характер. По крайней мере, он не будет прогибаться перед Яначеком.
– Аминь, – горячо сказал Вебстер.
Недавно смещенный штатский глава Космофлота в списке людей, симпатичных обоим адмиралам, занимал примерно последнее место.
– Однако, – продолжил после паузы граф, – я не думаю, что ты проделал весь путь сюда только для того, чтобы сказать мне, что Кромарти и баронесса Морнкрик выбрали Капарелли.
– Ты проницателен, как всегда. – Вебстер отставил чашку и наклонился вперед, сцепив руки на коленях. – Дело в том, что Люсьен Кортес сохранит за собой пост Пятого Космос-лорда, но Капарелли собирается проводить новую кадровую политику. Я приехал ввести тебя в курс дела, прежде чем подпишу сегодня ночью несколько назначений… – Он махнул рукой, увидев, что граф удивленно поднял брови. – О да, это его прерогатива – принимать кадровые решения самостоятельно. На его месте я, конечно же, так и поступал бы. Но он еще пару месяцев будет вникать в обстановку. А с учетом сложившейся ситуации в НРХ я хочу, чтобы во время кадровой перетряски у него за спиной постоянно находилась надежная команда.
– Разумно, – согласился Александер.
– Рад, что мы с тобой думаем одинаково. В любом случае, я почти спокоен, у меня все люди на своих местах… с некоторыми исключениями.
– А именно?
– Самое важное – это станция «Ханкок». Вот она и привела меня к тебе, – сказал Вебстер.
Александер хмыкнул: он недавно вернулся из инспекционной поездки по новейшим и, возможно, самым ответственным космическим станциям Королевского Флота Мантикоры.
В пользу никчемного красного карлика системы Ханкока было абсолютно нечего сказать… если не считать местоположения. Относительно Мантикоры он лежал к северу галактики – идеальная позиция для передовой сторожевой заставы трех систем: Йорика, Занзибара и Ализона, являвшихся членами антихевенитской коалиции Королевства. А если точнее, он находился на расстоянии менее десяти световых лет от «Сифорда-9», одной из самых крупных пограничных баз Народной Республики Хевен, существование которой само по себе заслуживало внимания, потому что Хевен не имел абсолютно ничего, стоящего защиты, в радиусе пятидесяти световых лет.
– Оставь ее Марку Сарнову, – ответил граф. Вебстер застонал:
– Черт возьми, я так и знал, что ты это скажешь! У него недостаточно высокое звание, и тебе это известно не хуже, чем мне!
– Не знаю, как там с высокими званиями, но именно он убедил Ализон подписать договор о вступлении в Альянс, – возразил Александер, – не говоря о том, что он обустроил «Ханкок». И если ты читал мой отчет, ты представляешь, какую работу он там проделал.
– Я говорю не о его компетентности, а только об иерархии, – сдал назад Вебстер. – Никто не ценит его работу больше, чем я. Но сейчас, когда технические возможности верфи выросли и она начинает работать на полную мощность, мы переводим станцию в статус более крупной боевой единицы – полной оперативной группы. Это означает, что нам потребуется по меньшей мере вице-адмирал, а если я поставлю во главе контр-адмирала, да еще
Красногоконтр-адмирала, то получу форменный мятеж.
– Тогда повышай его в звании.
– Он еще недавно был всего лишь коммодором! Люсьен пропихнул его на внеочередное повышение два года назад, – покачал головой Вебстер. – Нет, Хэмиш, оставь это. Сарнов хорош, но не подходит по рангу.
– Тогда кого ты хочешь туда назначить? – спросил граф Белой Гавани с застывшим лицом. – О нет, Джим! Только не меня!
– Нет, – вздохнул Вебстер. – Кроме тебя, я бы никого не хотел там видеть, но даже со всеми сегодняшними наворотами это пост ровнехонько для вице-адмирала, не больше. Я хочу, чтобы ты был поближе к дому на тот случай, если выйдет какая-нибудь дрянь. Нет, я планирую Йенси Паркса.
– Паркса? – Одна из подвижных бровей графа приподнялась, выражая удивление.
– Он почти такой же хороший стратег, как ты, и отличный организатор, – пояснил Вебстер.
– Почему мне кажется, что ты пытаешься убедить в этом самого себя? – слегка улыбнувшись, спросил Александер.
Вебстер фыркнул.
– Да нет, я пытаюсь убедить тебя согласиться со мной.
– Не знаю, Джим… – Граф поднялся и, стиснув за спиной руки, быстро прошелся по кабинету. Несколько секунд он вглядывался в дождливую ночь за окном, затем, обернувшись, посмотрел на огонь в камине. – Меня беспокоит, – сказал он, не поворачивая головы, – что Йенси слишком рассудителен.
– С каких пор это стало помехой? Разве не ты только что осуждал Капарелли, потому что он не такой?
– Туше, – негромко засмеявшись, пробормотал Хэмиш.
– И потом, он работал с комитетом планирования по генеральному расширению нашего влияния в этом секторе. Он знает его вдоль и поперек и сможет довести «Ханкок» до полной боевой готовности.
– Верно. – Граф, насупившись, смотрел на огонь и качал головой. – Не знаю, Джим, – повторил он. – Только что-то в этой идее… беспокоит меня. – Он постоял, сжимая и разжимая кулаки, затем повернулся лицом к Первому Космос-лорду. – Может, это оттого, что ему не хватает какого-то внутреннего огня. Я знаю, у него достаточно силы воли, но он постоянно сам себя перепроверяет. О, у него хорошая интуиция стратега, когда он к ней прислушивается, но порой чрезмерная склонность к анализу делает его нерешительным.
– Я думаю, аналитик – это именно то, что нам нужно, – заявил Вебстер.
Граф с минуту подумал.
– Вот что я тебе скажу: предложи ему Сарнова в качестве командира эскадры. И я вас благословлю.
– Это шантаж! – проворчал Вебстер с едва заметной усмешкой.
– Тогда не спрашивай совета. Вам не так уж нужна моя поддержка, ваша светлость.
– Верно. – Потерев шершавый подбородок, Вебстер кивнул. – Согласен! – решительно произнес он.
– Прекрасно! – улыбнулся граф и, снова сев за стол, продолжил неестественно легкомысленным тоном. – Кстати, Джим, пока ты здесь, я хотел бы обсудить еще один вопрос.
– О! – Вебстер сделал глоток кофе, глядя на друга поверх чашки. – Что бы это могло быть? Постой, дай мне угадать. Это, наверное, твоя новая протеже, капитан Харрингтон?
– Я бы так ее не называл, – возразил граф.
– Да ну? Тогда, должно быть, не ты изводил Люсьена и меня, требуя вернуть ее на службу, – с иронией произнес Вебстер.
– Она не моя протеже, а Рауля. Я просто думаю, что она замечательный офицер.
– Но настолько серьезно раненный, что понадобился почти целый стандартный год, чтобы поставить ее на ноги.
– Ради бога! – прервал его граф. – Я не следил за состоянием ее здоровья, но я встречался с этой женщиной. Она справилась с линейным крейсером, превосходившим по размерам ее корабль втрое, – и это уже
послетого, как сама была ранена! А уж по поводу ранений и травм я кое-что знаю, извини. – Он сжал губы, но потом встряхнулся и продолжил: – И если она к настоящему моменту на сто процентов не восстановилась физически, я съем свой берет!
– Вот по этому поводу спорить с тобой не могу, – примирительно сказал Вебстер, но в спокойных глазах читалось удивление искренним гневом, звучавшим в голосе графа. – И ты знаешь прекрасно, что это медкомиссия отказывается дать добро. Я, Люсьен и ты – мы все хотим вернуть ее в космос, но врачи беспокоятся, что она не может вернуться на службу так быстро. Они думают, что ей неминуемо понадобится дополнительное время.
– Верни ее в строй, Джим, – нетерпеливо сказал Александер.
– Если у Главного офицерского совета есть вакансии.
– Вакансии?
Граф приподнялся, и глаза его опасно вспыхнули.
– Сядь, пожалуйста, и перестань смотреть на меня таким убийственным взглядом, – сказал Вебстер с напускной суровостью.
Граф прищурился, будто только теперь осознал, что излишне горячится, и дернул плечами. Затем сел, закинул ногу на ногу и слабо улыбнулся.
– Спасибо, – сказал Космос-лорд. – Послушай, Хэмиш, трепачи-психологи беспокоятся. – Граф хотел сердито возразить, но поднятая рука лорда остановила его. – Только попридержи коней, ладно? – Вебстер подождал, пока его друг снова сел, и продолжил. – Тебе отлично известно, что даже Люсьену и мне приходится добывать чертовски неопровержимые доводы для того, чтобы отводить придирки медкомиссии, особенно по отношению к командному составу, а Харринггон слишком долго и тяжело выздоравливала. Я не располагаю всеми деталями, но во время ее лечения было много серьезных осложнений, и ты сам сейчас сказал, что лучше меня знаешь, как это может обессилить любого.
Он замолчал, увидев, как застыл взгляд и посуровело лицо графа. Его жена, графиня Белой Гавани, уже долгое время была почти полным инвалидом, и Хэмиш прикусил губу, прежде чем кивнуть в знак согласия.
– Ладно. Из этого я могу сделать вывод, что все сложности и проблемы с лечением ослабили ее на время, но сейчас она в порядке. Но этих типов из психиатрии беспокоит то, что на Грейсоне она потеряла слишком много своих людей. И Рауля. Он был ей почти вторым отцом, насколько я понимаю, а ее даже не было там, когда он погиб. Слишком широкое поле для страданий и чувства вины, Хэмиш, и она еще совсем не готова обсуждать это с кем-либо.
Александер хотел ответить, но вместо этого молча нахмурил брови. Харрингтон только убитыми потеряла девятьсот человек – и еще триста были ранены – в бою с линейным крейсером «Саладин»; и он помнил отчаяние на ее лице, проявившееся, когда она думала, что ее никто не видит…
– А что говорят врачи? – спросил он через минуту.
– Все в пределах допустимых норм. Но не забудь про ее древесного кота, – сказал Вебстер и фыркнул. – Медкомиссия уж не забыла! Я получил длинную путаную докладную записку от капитана Хардинга на тему, как телепатическая связь может перепутать все контрольные параметры исследования.
– И это также объясняет, почему она не стала рыдать в жилетку психологов, – задумчиво произнес граф. – Ни на минуту не сомневаюсь в искренности Хардинга, но ты отдаешь себе отчет, что эти любители копаться в чужих мозгах так и не сумели объяснить, как работает эмпатическая связь? Ладно, даже этим твердолобым пришлось согласиться с тем, что существует неконтролируемое ими мощное терапевтическое влияние, но уж насколько Харрингтон упорна, они просто не представляют. Если она в состоянии справиться со своими трудностями сама, то никогда не попросит о помощи.
– Допустим; но медкомиссия не хочет подвергать ее нагрузкам именно потому, что она упряма до кончиков ногтей. В боевой ситуации слишком много жизней будет зависеть от ее решения, а если мы поставим ее в критическую ситуацию, это может неблагоприятно сказаться и на ней самой.
– Разумно… – Александер подергал себя за губу и покачал головой. – Однако этого не произойдет. Да, она упряма, но не глупа, и я не думаю, что она способна лгать самой себе. Если бы она действительно не справлялась, она бы нам сказала. Кроме того, ее родители – врачи, не так ли?
– Да. – В голосе Вебстера послышалось удивление: он не думал, что Хэмиш знает об этом. – Действительно, ее отец курировал весь процесс лечения. И что с того?
– Это означает, что они знают о возможных проблемах Харрингтон больше, чем медкомиссия, и если бы хоть одна из них имела значение, они заставили бы ее обратиться за помощью. Люди, вырастившие такую дочь, не станут лгать себе. В отличие от Хардинга, они наблюдают влияние древесного кота с самого детства, не так ли?
– Верно, – согласился Вебстер. Хэмиш приподнял бровь, заметив легкую улыбку Космос-лорда.
– Что-нибудь смешное? – проворчал он. Вебстер покачал головой:
– Нет-нет. Говори, говори.
– А больше сказать нечего. Она замечательный офицер, которому нужно снова обрести палубу под ногами, и решение медкомиссии – полная чушь, если те, кто его клепал, думают, что она с чем-то там не справляется, – иронически хмыкнул граф Белой Гавани. – Если они так беспокоятся, почему бы не отправить ее в какое-нибудь спокойное место, чтобы облегчить ей возвращение к роли командира?
– Ну знаешь, мы с Люсьеном уже рассматривали такой вариант, – медленно произнес Вебстер, – но пришли к отрицательному решению.
Александер оцепенел. Его друг несколько секунд смотрел ему прямо в глаза, а затем, к большому удивлению графа, зашелся переливчатым смехом:
– Черт возьми, Хэмиш! Ты принимаешь слишком близко к сердцу!
– Что? – Граф заморгал от удивления и нахмурился. – Что значит «близко к сердцу»? – проворчал он. Вебстер, усмехаясь, покачал головой.
– Отправить Харрингтон в какое-нибудь спокойное место? Милорд, она прогрызет там стены за неделю!
Он снова засмеялся, любуясь выражением лица друга, и откинулся на спинку стула.
– Извини, – сказал он, но в голосе не чувствовалось особого сожаления, – я просто не мог упустить шанс хоть раз оставить тебя в дураках после всех неприятностей, которые ты мне из-за нее доставил. Видишь ли, пока ты был на «Ханкоке», мы с Люсьеном медкомиссию протаранили. Мы считаем, что Харрингтон может все – что бы там ни выдумывали психоболтуны, – так что мы бросаем ее в самый омут.
– Омут?
– Ну да. На прошлой неделе мы дали ей «Нику».
– «Нику»?
Граф Белой Гавани сел неестественно прямо, челюсть его отвисла, но он почти сразу опомнился и свирепо уставился на друга.
– Ты, ублюдок! Почему ты мне прямо не сказал?
– Я же сказал, что ты за нее чересчур переживаешь, – рассмеялся Вебстер. – Чувствую себя отчасти Богом, когда убеждаюсь в собственной мудрости. – Он приподнял бровь. – Что заставило тебя предположить, что я не разделяю твое мнение относительно Харрингтон?
– Но месяц назад ты сказал…
– Я сказал, что нам надо пройти по всем инстанциям, и мы прошли. Теперь дело сделано. Но оно того стоило: ты сейчас такой ошалелый и возбужденный – просто загляденье!
– Ясненько. – Граф откинулся на спинку стула, и губы его дрогнули. – Ладно, выходит, ты меня надул. Ничего, я еще отыграюсь.
– С трепетом жду этого события, – невозмутимо ответил Вебстер.
– Это хорошо, поскольку я собираюсь захватить тебя врасплох в тот момент, когда ты меньше всего будешь готов к подвоху. – Граф подергал себя за ухо и хмыкнул. – Но поскольку ты возвращаешь ее на капитанский мостик, почему бы заодно не…
– Ты когда-нибудь угомонишься? – спросил Вебстер. – Я только что предоставил ей самое лучшее капитанское место во всем Флоте! Чего еще ты от меня хочешь?
– Спокойно, Джим. Спокойно! Я только хочу спросить, почему тебе не послать «Нику», когда ее выпустят, на станцию «Ханкок» в качестве флагманского корабля Сарнова?
Вебстер открыл рот, чтобы ответить, – и замер с застывшим лицом. Покрутил в руке кофейную чашку… И вдруг рассмеялся.
– Знаешь, в этом что-то есть. Милорд, а не взвоют все наши младшие флагманские офицеры, если Сарнову достанется «Ника»?
– Конечно, взвоют, но это уже мои проблемы. Полагаю, тот факт, что ты отдаешь «Нику» капитану Харрингтон, означает, что вопреки сегодняшним издевательствам ты разделяешь мою оценку ее способностей?
– Конечно, разделяю. Харрингтон нужно еще немного дозреть, прежде чем мы начнем говорить о повышении до флаг-офицера,
но она определенно стоит на самом коротком к нему пути.
– Что ж, у Сарнова она многому может научиться, и они легко и быстро поладят друг с другом, – сказал граф. – Джим, откровенно говоря, я бы чувствовал себя намного лучше, если бы Паркса подпирала парочка таких людей, как они. Пусть держат его в форме, не давая расслабиться.
– Гм. Это хорошо, – медленно произнес Вебстер. – Конечно, у Йенси случится припадок. Знаешь ведь, какой он ярый приверженец протокола и тонкостей военного этикета. А то, как Харрингтон надрала задницу Хаусману на Ельцине, вообще встанет ему поперек глотки.
– И пусть. В конечном счете ему пойдет на пользу.
– Ладно, Хэмиш. – Первый Космос-лорд по-военному склонил голову в знак согласия. – Я так и сделаю. Эх, хотел бы я оказаться там и посмотреть на лицо Йенси, когда он все узнает!
Глава 4
– Все в порядке! Рулевой, выходим на восемьдесят процентов, – спокойно сказала Хонор.
– Так точно, мэм. Есть выйти на восемьдесят процентов мощности.
Ловкие руки старшего рулевого Констанцы прибавили мощности двигателям импеллерного клина «Ники». На дисплее командирского кресла Хонор наблюдала, как ускорение корабля возрастает до принятого на флоте максимума. Параметры мощности в норме. «Ника» взяла курс на внешнюю границу семейства планет и астероидов Мантикоры-А, к яркой монетке Мантикоры-Б, все более ослепительно сверкавшей на экране, пока показания приборов ползли к нужной отметке.
– Восемьдесят процентов, мэм, – объявила лейтенант-коммандер Озелли. – Три-точка-девять-четыре-один километра в секунду за секунду.
– Спасибо, Шарлотта, – поблагодарила капитан астронавигатора.
Сопрано Хонор было холодно-вежливым, но в нем безошибочно угадывалось удовлетворение. Результаты испытаний строго согласовались с расчетами строителей. Она нажала кнопку в подлокотнике своего кресла.
– Аппаратная, коммандер Равич, – раздался мгновенный ответ.
– Это капитан. Как там у вас?
Иван Равич взглянул на сидевшую радом представительницу верфи, и женщина подняла сложенные в кольцо большой и указательный пальцы в знакомом жесте одобрения.
– Кажется, хорошо, мэм, – ответил инженер своему капитану. – Был скачок в показаниях телеметрической аппаратуры третьего энергоблока, но общий фон показаний – норма.
– Что за скачок?
– Ничего серьезного, мэм, флуктуация магнитной ловушки. На самом деле все в пределах допустимого, системы снятия мощности даже не отреагировали. Поэтому я думаю, что причина в телеметрии, но я все-таки послежу за этим.
– Хорошо, Иван. Приготовьтесь к включению полной мощности.
– Готовы, мэм.
Хонор прервала связь и оглянулась на Констанцу:
– Выходим на полную боевую мощность, рулевой.
– Слушаюсь, мэм. Есть выйти на полную боевую мощность!
В ее голосе прорезалось еле сдерживаемое возбуждение, и Хонор мысленно улыбнулась. Рулевые не имели права выжимать из кораблей максимум мощности – это было прерогативой капитана, потому что комиссия верфи могла устроить скандал из-за «неоправданной и непомерной нагрузки на системы и двигатели корабля Ее Величества», – так что сегодня у Констанцы был свой повод для торжества.
