Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Хонор Харрингтон - Флагман в изгнании

ModernLib.Net / Фэнтези / Вебер Дэвид Марк / Флагман в изгнании - Чтение (стр. 13)
Автор: Вебер Дэвид Марк
Жанр: Фэнтези
Серия: Хонор Харрингтон

 

 


      Просто удивительно, думал Стэнтон, что предвоенная гонка вооружений не разрушила экономику Мантикоры. Хотя производство вооружений получило огромный толчок и развитие прикладных исследований расцвело как никогда, стоимость всего этого была невероятной. Только чрезвычайно производительная промышленность Мантикоры и ее огромный торговый флот в сочетании с контролем над мантикорскими узлами туннельной Сети создали королевству богатство, позволявшее поддерживать гигантские военные бюджеты в мирное время без серьезных сбоев.
      Теперь, когда война началась, ситуация ухудшилась. Налоги и плату за проход через туннельный Узел поднимали уже дважды, и, без сомнения, скоро их снова поднимут. Могут возникнуть и проблемы с набором достаточного количества квалифицированных рабочих и специалистов, чтобы хватило на экипажи для военного и торгового флота да еще и на промышленность, но могло быть и хуже. Больше никто на пути хевенитов не мог создать военную машину, которая была бы в состоянии противостоять им. На это была способна только Мантикора… да и то либеральная и прогрессивная партии постоянно скандалили по поводу паникерских трат на бесполезное военное снаряжение.
      Да уж, мрачно подумал Стэнтон, теперь только тонкая цепочка хевенитских баз отделяет «бесполезное военное снаряжение» адмирала Александера от звезды Тревора, единственного участка Мантикорской Сети, который контролировал Хевен. А по пути туда Белая Гавань решительно сократил довоенное превосходство Хевена в кораблях стены. В то же время Стэнтон не мог не признать, что Хевен еще не потерял ни одной жизненно важной системы. Белая Гавань захватил Сун-Ят, где размещались крупные верфи, которых хевениты лишились (а рано или поздно строившиеся там и переоборудованные корабли войдут во флот Мантикоры), но потеря Сун-Ята казалась жалким комариным укусом на теле военной инфраструктуры, которую хевы создавали пятьдесят лет. Это объясняло, почему Альянс больше не мог отвлекать ресурсы на укрепление тылов. Чтобы перенести сражение на территорию Хевена, нужны были в первую очередь корабли. Кроме того, как заявлял кое-кто в Бюро планирования, эти же самые корабли послужат самым подвижным и гибким ответом на любую контратаку, которую сумеют организовать хевениты.
      К несчастью, кисло подумал вице-адмирал, даже самый подвижный корабль в каждый конкретный момент может находиться только в одном конкретном месте. Для создания отрядов прикрытия корабли приходилось уводить с направлений атаки. Даже хуже: чем глубже заходил Белая Гавань на вражескую территорию, тем большее пространство приходилось защищать. Это, конечно, лучше, чем отвоевывать, но в некоторых местах линия обороны стала опасно тонкой.
      Стэнтон поморщился от этих привычных мыслей и пошел обратно к командирскому креслу. Стэнтон не мог не сделать вывода, что Белая Гавань был прав: такое рассеяние линейных кораблей больше вредило Альянсу, чем Хевену. Мантикора атаковала – по крайней мере, пока, – и Белой Гавани нужны были все эти корабли, чтобы не терять набранного размаха. Адмиралтейству пора было перестать дробить подразделения по отдельным системам и сосредоточить крупные силы в узловых точках, чтобы каждая прикрывала несколько систем сразу.
      Сам Майнет был идеальным примером типичных ошибок в нынешней стратегии мантикорского флота. Оперативная группа вице-адмирала была достаточно мощной, чтобы отбить вражеский налет, но, если Хевен начнет настоящее наступление, Стэнтону его не остановить. Если бы меньшее количество более мощных группировок прикрывало большие участки пространства, то контратаки могли бы противостоять любым действиям хевов в тылу Альянса – и одновременно освободились бы десятки кораблей стены для Александера. И тогда тот так загрузил бы хевов обороной их собственного центра, что им некогда было бы устраивать беспорядки в тылу Альянса.
      Вице-адмирал Стэнтон вздохнул и покачал головой, потом встал и потянулся. Было поздно, он устал, выпил слишком много кофе, и его плохое настроение, скорее всего, объяснялось именно этим. Пора ложиться – может, с утра обстановка покажется ему лучше.

* * *

      – Переход через сорок пять минут, с… гражданин адмирал.
      Гражданин вице-адмирал Диего Эббот с трудом скрыл гримасу, когда его начальник оперотдела исправила оговорку. Теперь во флоте словами «сэр» и «мэм» разрешалось называть только граждан комиссаров. Эббот не имел никакого отношения к Законодателям, однако, по его мнению, с равноправием получился явный перебор. Для военной дисциплины авторитаризм необходим, и Диего раздражало постоянное напоминание о том, что даже на его собственной флагманской палубе есть кто-то старший по чину. Особенно если этот кто-тогод назад был техником по контролю за атмосферой (и довольно паршивым техником, зло подумал Эббот). Конечно, он не собирался показывать свое раздражение гражданке комиссару Сигурни – даже если допустить, что у нее вообще хватит ума заметить его раздражение.
      – Спасибо, Сара. – Как и многие другие адмиралы Народного флота, Эббот начал называть офицеров по имени, чтобы только не играть в «граждан». При старом режиме он постарался бы избежать фамильярности, но уж лучше это, чем комедия с «гражданином коммандером таким-то» и «гражданином лейтенантом сяким-то». Кроме того, это помогало создать настроение «они против нас» и в какой-то степени побуждало офицеров не искать выгоды в сотрудничестве с госбезопасностью и не становиться стукачами у Сигурни и ей подобных. Во всяком случае, Эббот на это надеялся.
      Гражданка коммандер Эре кивнула в ответ, и он снова проверил на экране построение Двадцатой оперативной группы. Группа была менее мощной, чем у Эстер МакКвин, но и противник перед ними был слабее. Эббот не сомневался, что справится с первой стадией операции «Магнит». Неплохо бы еще знать, зачемон это делает. Это, между прочим, позволило бы разработать надежный альтернативный план на случай провала, но Комитет общественного спасения постановил, что флот должен действовать на основе строгого минимума необходимой информации. Сколько полагалось знать каждому адмиралу, решала госбезопасность, а не штаб флота. Вот Сигурни – та наверняка знает настоящую цель… но это слабое утешение. Даже если бы комиссар додумалась до того, что флоту необходим и альтернативный план действий, у нее не хватило бы ума его разработать.
      Эббот закончил проверять строй, потом снова сел в командирское кресло, скрестил ноги, стараясь выказать больше уверенности, чем он ощущал, работая вслепую, и глянул на Эре.
      – Через тридцать минут объявим общий сбор по оперативной группе, Сара.
      – Есть, гражданин адмирал, – ответила она. На этот раз он заметил, что офицер произносит его титул с горькой усмешкой.

* * *

      Элоиза Майнер, Зеленый контр-адмирал КФМ, выскочила из душа, обернулась полотенцем и бросилась к коммуникатору, издававшему сигнал чрезвычайного сообщения. Шлепая мокрыми ногами по палубе, она вбежала в спальню, но раздраженное восклицание так у нее и не вырвалось – гудение перекрыл оглушительный вой общей тревоги по кораблю Ее Величества «Гектор».
      Она нажала кнопку ответа. При этом сигнал тревоги в ее каюте отключился, и Майнер почувствовала облегчение от внезапно наступившей тишины. Хватило этого облегчения ненадолго. На экране появилось напряженное лицо начальника штаба, коммандера Монтегью. Элоиза заставила себя говорить спокойно и ровно:
      – Да, Адам?
      – Мы только что отметили множественный выход из гиперпространства, мэм. – Монтегью откашлялся и продолжил уже спокойнее. – Пока что мы различаем пятьдесят отдельных источников. Возможно, четырнадцать или пятнадцать кораблей стены и столько же линейных крейсеров. Остальное – мелочь: легкие крейсера и эсминцы.
      – Траектория? – резко спросила Майнер.
      – Они в тридцати световых минутах, мэм, два-ноль-точка-пять от оперативной группы, курс ноль-пять-девять ноль-ноль-восемь относительно центрального светила. Траекторию мы сейчас рассчитываем. Похоже, они совершили мягкий переход, но сюда идут на четырех сотнях g. Если они направятся прямо к планете с поворотом на один-восемь-четыре миллиона кликов, то окажутся в состоянии покоя у Кандора в зоне ведения огня через пять-точка-три-девять часа.
      – Понятно. – Майнер провела рукой по мокрым волосам, лихорадочно соображая. Ее оперативная группа состояла из двенадцати линейных крейсеров с прикрытием – столько Адмиралтейство сочло достаточным для прикрытия такой удаленной от линии фронта системы, как Кандор. К несчастью, похоже было, что Адмиралтейство ошиблось.
      Черт возьми, да чего хотят эти хевениты? Она не представляла, как они отозвали такую большую группу от основных сил у Найтингейла и послали так глубоко в тыл. И зачем они это сделали? Кандор в ста пятидесяти световых годах за линией фронта, так что они не могут не понимать, что им не удержать систему.
      Но вот разгромить ее они вполне могли.
      Майнер встряхнулась. У нее есть пять с половиной часов до того, как враг войдет в зону ведения огня, и пора начать их использовать.
      – Сообщите правительству планеты, – сказала она Монтегью. – Передайте вашу оценку вражеских сил и скажите президенту Янковски, что я сделаю все, что смогу, но нам их, скорее всего, не остановить. Потом дайте инструкции готовиться к Омега-Один.
      Название «Омега-Один» носил план чрезвычайной эвакуации; ни один офицер ее штаба всерьез не думал, что до этого дойдет. Монтегью сжал губы, но кивнул.
      – Потом пошлите курьеров на Каску, Майнет, Ельцин, Клиравей, Цукерман и Доркас. Я уверена, что они все передадут сообщение дальше, но проверьте, чтобы у курьера на Цукерман был особый приказ передать сообщение на Грендельсбейн.
      – Мэм, у нас осталось только три курьерских корабля, – напомнил ей Монтегью.
      – Я знаю. Пошлите их к Майнету, Ельцину и Цукерману –там должны узнать все как можно быстрее. В остальные пункты пошлите эсминцы. – Она фыркнула, увидев сомнение во взгляде Монтегью. – Нам они не понадобятся, Адам! Самое большее, на что мы способны, это пикетировать внешнюю часть системы и приглядывать, что тут творится. Сражаться с ними нам уж точно не по силам.
      – Да, мэм, – неохотно кивнул Монтегью; он знал, что она права.
      – А тем временем пусть мне организуют конференц-связь между капитанами всех кораблей. Я подключусь через десять минут с флагманского мостика.
      – Есть, мэм.
      Она отключила связь как раз в тот момент, когда в каюту вошла старший стюард Льюис. Льюис уже надела «вторую кожу», а адмиральский костюм висел у нее на плече. Шлем Майнер она держала в руке. Лицо у нее было мрачное, и Майнер постаралась улыбнуться, забирая скафандр.
      Это потребовало очень много сил.

* * *

      – Двадцатая оперативная группа прямо сейчас должна нанести удар по Майнету, гражданин комиссар, – заметила гражданка вице-адмирал МакКвин.
      – Правда? – Фонтейн сверился с часами на переборке флагманского мостика, изобразив легкое замешательство. Слишком уж некомпетентным выглядеть не годилось, а учесть влияние скорости в обычном пространстве на сжатие времени было несложно. – А мы, гражданка адмирал?
      – Еще пятнадцать минут, – ответила МакКвин и осмотрела флагманскую палубу.
      Офицеры штаба работали, завершая последние проверки. Она холодно улыбнулась, и ее зеленые глаза вспыхнули. Монти были лучше ее людей – ей не нравилось это признавать, но зачем врать себе самой? – однако положение начинало изменяться. Их технологическое превосходство пока было недостижимым, но монти не были пятиметровыми гигантами. Многое из того, что случилось с Народным Флотом Хевена, объяснялось более простыми причинами. Попросту говоря, у мантикорцев не только оборудование было лучше, но и обучены они были куда лучше и более уверены в себе.
      Ну что ж, их поддерживала пятисотлетняя история выигранных войн. И хотя при типах вроде Фонтейна говорить этого не следовало, их система образования была лучше, и поэтому их исследовательские учреждения превосходили хевенитские. Но Флот Хевена быстро учился, и офицерам МакКвин сейчас предстоял очередной урок в единственной по-настоящему важной школе. Если разведка не ошиблась, у них хватит огневой мощи, чтобы уничтожить отряд монти в Майнете, что бы противник ни делал. С каждым боем Хевен все лучше узнавал тактику и методы монти и приобретал все больше опыта и уверенности в себе.
      – Вы ждете сопротивления, гражданка адмирал? – спросил Фонтейн.
      – Это зависит от того, насколько глуп их командующий, гражданин комиссар. – Хоть убей, МакКвин не собиралась называть его «сэр». – Благодаря сети датчиков у него будет первоначальное преимущество. Разведка, как я понимаю, считает, что выяснила, как они передают тактические данные о нас в реальном времени. Но пока мы не создадим соответствующей системы, мы не сможем обходиться с ними так же.
      Фонтейн нахмурился, но МакКвин не обеспокоилась. То, что она сказала, вполне очевидно и, строго говоря, не является критикой руководства, и если Фонтейн доложит о ее словах, то руководство может и зашевелиться. Пусть поищут способ догнать монти по технологии. Их новая система коммуникаций технически безукоризненна – если разведка все поняла правильно. У МакКвин появилась пара идей насчет того, как справиться с неспособностью хевенитских исследователей воспроизвести достижение монти. Солнечная Лига запретила экспорт технологий и военных материалов обеим сторонам в этой войне, но человечество искало способ коммуникации быстрее скорости света больше двух тысяч лет. Если Хевен намекнет Лиге, как монти это делают, то вскоре какой-нибудь жадный ублюдок из флота Лиги будет просто счастлив поделиться с Хевеном приборами, произведенными на основе этой информации. В конце концов, подумала она цинично, эмбарго существует для того, чтобы нарушать его – за хорошую цену.
      – Но пока что, – продолжила она, – это не имеет значения. Я не планирую ничего сложного, гражданин комиссар, а у них не хватит огневой мощи, чтобы помешать нам. Если они захотят сражаться, мы сделаем из них фарш, а если уйдут, мы займем систему и посмеемся над ними.
      Ее сотрудники возбужденно загудели, и она оскалилась, оглянувшись на Фонтейна. Пусть у нее есть личные планы, но отомстить ей хотелось не меньше, чем остальным соотечественникам. Слишком часто монти заставляли их выглядеть идиотами – пора бы Народному Флоту Хевена отыграться. И чтобы хотеть этого, им не нужны никакие чертовы «граждане комиссары».

* * *

      – Все подтверждается, сэр. Шестнадцать супердредноутов, семь линейных крейсеров и тридцать два легких корабля.
      Вице-адмирал Стэнтон поморщился, слушая, как начальник оперотдела докладывает о силах противника. На флагманской палубе «Величественного» было очень тихо. В голосфере на Эверест надвигались красные огоньки – казалось, они даже мигают угрожающе. Они вышли из гиперпространства на самой гипергранице, в 20,7 световых минут от центрального светила, и мчались вперед таким курсом, чтобы планета оказалась между ними и звездой.
      И нам их не остановить, подумал он.
      – Последние данные слежения, сэр. – Капитан Траскот, начальник его штаба, передал Стэнтону планшет.
      Адмирал поморщился, читая сообщение. При нынешнем курсе им осталось три часа – если считать, что они сохранят прежнее ускорение. Конечно, без дальнейших маневров они промчатся мимо Эвереста на 44600 километрах в секунду, а наверняка их основная цель – планета. По крайней мере, это единственный объект во всей системе, за который он обязан сражаться, – если вообще примет решение сражаться. Противник наверняка это знает, так что, скорее всего, на полпути они повернут.
      Он глубоко вздохнул и отошел от голосферы. Пока что враг находится в двухстах пятидесяти миллионах километров от планеты, а это значит, что он даже не видит корабли Стэнтона. Но ситуация изменится, как только боевая группа включит двигатели. Гравитационная эмиссия распространяется быстрее скорости света, и если он не снизит мощность двигателей до уровня, который способна скрыть система маскировки, враг сможет следить за ним постоянно – как сейчас «Величественный» следит за хевами через сеть датчиков. Они не смогут определить, что у него за корабли, пока не подойдут ближе, но они будут точно знать, где эти корабли находятся.
      Плохо, подумал он. Совсем плохо. Мантикорские ракеты по крайней мере на тридцать процентов эффективнее хевенитских, да и РЭП и активная оборона у Стэнтона лучше, хоть и не настолько. Но самый крупный его корабль – всего лишь дредноут, и дредноутов у него ровно четыре, а у хевенитов – шестнадцать супердредноутов. При таком соотношении даже ракетная перестрелка – чистое самоубийство, а если он попытается защитить Эверест, то они прижмут его и подойдут на расстояние действия энергетического оружия. После чего вся его боевая группа продержится максимум минут двадцать. Он успеет нанести хевам какие-то повреждения, прежде чем погибнет сам, но потеря его кораблей повредит Альянсу куда больше, чем все, что он успеет сделать хевам, а Эверест выиграет лишь полчаса.
      – Нам их не остановить, – тихо сказал он.
      Траскот напряженно кивнул. В глазах читалась горечь, но ни к чему было притворяться, будто они в силах совершить невозможное.
      – Хелен, – Стэнтон повернулся к офицеру по связи, – установите мне прямую связь с премьером Джонсом.
      Она подтвердила приказ, и он снова обернулся к начальнику штаба Траскоту и коммандеру Райану, начальнику оперотдела.
      – Джордж, вместе с Питом просчитайте встречный бой на прямом-возвратном курсах. Задержать их мы не сможем, но я хочу вломить им по дороге. Рассчитайте курс, который проведет нас в пяти миллионах кликов от них. Если они попробуют уклониться, это даст чуть больше времени Джонсу и эвакуационным кораблям. А если они не станут уворачиваться, то я хочу пройти мимо них на максимально возможной скорости. Они, скорее всего, замедлят скорость, чтобы увеличить время боя, но это несущественно. Я хочу выпалить в них всем, что у нас есть. Беглый огонь всеми орудиями, пока у нас хватит боеприпасов.
      – Сэр, если мы это сделаем…
      – Знаю, потом мы будем вынуждены не подпускать их на расстояние выстрела, потому что нечем будет в них стрелять. – Стэнтон замотал головой, злясь не на Траскота за возражение, а на обстоятельства, которые загнали его в угол. – Джордж, нам в любом случае не светит затяжной бой при таком количестве орудий у противника. Так мы хоть нанесем максимум вреда за минимально короткое время, а их оборона более чувствительна к перегрузкам. Если мы ее перенасытим, то получим хотя бы несколько неплохих попаданий.
      Траскот немного подумал, потом согласился.
      – Да, сэр, – сказал он. – Какие приоритеты по целям?
      – Сосредоточимся на крупных кораблях. Может, линейных крейсеров мы подобьем и больше, но если основательно повредить один-два супердредноута, то потом легче будет отбивать систему.
      – Да, сэр. – На этот раз голос Траскота звучал увереннее.
      – Адмирал, премьер на связи, – доложила офицер по связи.
      Стэнтон жестом попросил ее подождать.
      – Минуточку, Хелен, – сказал он, все еще глядя на Траскота. – Джордж, как только вы с Питом прикинете примерный план, пусть он заканчивает сам, а ты проверь, чтобы центр слежения взорвал все сенсорные платформы внутри системы. Скажите центру, чтобы перед эвакуацией подтвердили установку зарядов, потом направьте «Пророчицу» и «Оракула» – пусть забирают ребят и увозят ко всем чертям, пока все остальные разбираются с хевами. Гравитационные техники не должны оказаться в плену у Хевена, понятно?
      – Так точно, сэр, – мрачно кивнул Траскот.
      Взрыв платформ с датчиками сверхсветовой связи лишит Стэнтона важного преимущества, но он не собирался сражаться в системе, а гравипередатчики оставались одним из самых тщательно охраняемых секретов мантикорского флота. Они не должны были попасть в руки к хевенитам. Для корабля вроде «Величественного» это означало массивные внутренние повреждения – чтобы разрушить секцию связи без возможности восстановления. Центр слежения требовалось разрушить полностью. Кроме того, техники центра знали свои системы и их устройство не хуже компьютеров.
      – Ладно, – горько вздохнул Стэнтон и выпрямился, поворачиваясь к офицеру по связи. – Соединяйте с премьером, Хелен, – тихо сказал он.

Глава 16

      – Что-что он сделал?
      – Посадил брата Жуэ под домашний арест и вернул Маршана на кафедру собора Бёрдетт, ваша светлость, – повторил лорд Прествик.
      – Домашний а…
      Бенджамин захлопнул рот, чтобы не повторять, как идиот, слова канцлера. Несколько мгновений он ощущал лишь потрясение от дерзости Бёрдетта, но потом его глаза сузились, а взгляд стал каменным.
      – Очевидно, для этого он использовал своих гвардейцев?
      – Да, ваша светлость, – ответил Прествик, сохраняя ровный тон, но это далось ему нелегко.
      Голос у Бенджамина был не менее жесткий, чем взгляд, и этот ледяной тон напомнил канцлеру, что династия Мэйхью правила почти тысячу земных лет. И не все эти годы были мягкими и спокойными – как и Протекторы, правившие в былые времена.
      – Понятно. – Казалось, голосом Бенджамина можно было резать алмазы. – И как он оправдал свои действия?
      – Вы же знаете, – осторожно начал Прествик, – он всегда утверждал, что Ризница ошиблась, сняв Маршана. Теперь он высказался подробнее, заявив, что, вне зависимости от правоты Ризницы, у вас лично не было полномочий выполнять ее решение.
      – Да неужели?
      Протектор явно ждал ответа на эти слова, и Прествик вздохнул.
      – По сути, ваша светлость, он объявил неконституционным ваше восстановление личной власти, и меня это пугает. Верховный суд так не думает, но хотя Ключи открыто не возражали, они и не принимали эти изменения официально. Если реакционеры смогут использовать вызванные им религиозные возмущения, то они заявят, что и любое другое действие, совершенное вами с момента восстановления власти, является незаконным.
      Мэйхью сжал зубы, глаза его вспыхнули, но Прествику явно не по душе было пересказывать доводы Бёрдетта. Ни к чему срывать зло на нем. Кроме того, Бёрдетт поставил Прествика в крайне сложное положение.
      – Пожалуйста, садитесь, Генри, – сказал он уже спокойнее и холодно улыбнулся, пока Прествик усаживался на удобный стул перед столом Протектора.
      Канцлер – хороший человек, подумал он, но ему не позавидуешь. Всего два года назад он унаследовал поместье Прествик от бездетного племянника. Это неожиданное событие прибавило к должности канцлера еще и членство в Конклаве, и в новой политической ситуации на Грейсоне он испытывал давление с двух сторон. Он чувствовал себя неловко, общаясь с другими землевладельцами на равных, и иногда забывал, что остается премьер-министром при главе государства, и его дело – сообщать Ключам указы, а не подчиняться общественному мнению. К тому же порой его чрезмерно заботили детали протокола, но он был надежным человеком с твердыми принципами. Многие скорее ушли бы в отставку, чем согласились служить человеку, который лишил их контроля над правительством в ходе так называемой «революции Мэйхью», особенно если учесть, как осложняло жизнь совмещение обязанностей землевладельца и канцлера. Прествик остался на своем посту, и его помощь за последние четыре года была просто бесценна.
      – Скажите, Генри, что вы думаете о его аргументах? – спросил Бенджамин более естественным тоном.
      Прествик пожал плечами.
      – По-моему, юридическое обоснование слабое, ваша светлость.
      – Насколько слабое? – настаивал Мэйхью.
      – Очень слабое, – ответил Прествик с легкой улыбкой. – Ваша светлость, если я и мои предшественники собирались установить постоянный контроль министров над правительством, то мы, как указал Верховный суд, допустили серьезную ошибку, не внеся изменения в конституцию.
      Его улыбка стала шире, и Бенджамин напряженно улыбнулся в ответ, но потом Прествик наклонился к нему с более серьезным видом.
      – Ваша светлость, проблема заключается в том, что больше ста лет прецедент гласил: Протектор – символический гарант стабильности, но управлять страной – дело его Совета. Конституция при этом продолжала утверждать, что он глава правительства, а не только символ государства. – Он снова пожал плечами. – Когда вы вернули себе власть, то нарушили прецедент, но письменная конституция, защищать которую клянется каждый землевладелец и каждый офицер на Грейсоне, давала вам на это все права. Мы просто никак не ожидали от вас такого.
      – И, как по-вашему, это было хорошо?
      Раньше Бенджамин такого вопроса не задавал, по крайней мере в лоб.
      Прествик помедлил. Потом…
      – Да, ваша светлость,–тихо сказал он.
      – Почему? – так же тихо спросил Бенджамин.
      – Потому что вы были правы – нам и правда нужна более сильная исполнительная власть. – Канцлер отвернулся, уставился в окно кабинета и продолжил. – Я поддерживал вас по вопросу договора с Мантикорой еще до того, как вы, э-э, вернулись к власти, потому что я соглашался: да, нам нужны приносимые этим договором промышленные и экономические преимущества, не говоря уж о военных. Но я тогда действительно не понимал, до какой степени Ключи управляют Советом. Мне следовало бы обратить на это внимание, поскольку я часть этой системы, но я слишком увлекся деталями и не видел общей картины. И поэтому я упустил из виду, что нам грозит возрождение Эры Пяти Ключей.
      Бенджамин вздохнул с облегчением, и канцлер слабо улыбнулся ему в ответ. Правда заключалась, как они оба понимали, в том, что за последние полтора столетия грейсонские землевладельцы понемногу возвращались к опасной автократической самостоятельности. Открытого мятежа не было – для этого процесс шел слишком медленно, – однако феодальные лорды постепенно, но неуклонно восстанавливали свою независимость от центральной власти.
      Для тех, кто разбирался в истории Грейсона, ситуация складывалась предельно ясная: борьба между Мечом и Ключами была долгой и болезненной, и Ключи имели несколько преимуществ. С первых дней существования колонии именно землевладельцы руководили своими подданными в упорной борьбе за существование. Кому-то надо было принимать трудные решения, определять, кто должен умереть, чтобы остальные выжили, и таким человеком был землевладелец. Даже сегодня на территории поместья слово землевладельца было законом, если оно не противоречило конституции. И существовал в прошлом период, известный грейсонским историкам как Эра Пяти Ключей, когда и конституции-то не было. Тогда крупные землевладельцы во главе с лордами пяти первых поместий – Мэйхью, Бёрдетт, Макензи, Янаков и Бэнкрофт – правили как независимые монархи – монархи во всем, кроме имени. Власть их ограничивала только Церковь, а Протектор был всего лишь первым среди равных и не имел собственной армии. Если он одновременно был и землевладельцем Мэйхью, и Протектором (а такого другие Ключи старались не допускать), то мог использовать гвардию Мэйхью, но этим и ограничивались силы даже самого могущественного Протектора. Чтобы бросить вызов всем Ключам, этого явно не хватало.
      Обычай требовал, чтобы Протектор был из рода Мэйхью, потому что именно Оливер Мэйхью почти единолично спас новую колонию от уничтожения. Но четыре столетия подряд Протектора выбирал Конклав землевладельцев из всех взрослых мужчин рода, а Ключи выбирали слабость, а не силу. Им нужен был Протектор, который не смог бы бросить вызов их власти, а если они случайно выбирали такого, который оказывался слишком сильным, ситуацию удавалось легко исправить. Бенджамин II, Оливер IV и Бернард III погибли от рук убийц, а Сайруса Слабого землевладельцы взяли в плен. Все Протекторы знали, что они правят лишь в рамках, дозволенных Ключами. Чтобы изменить ситуацию, потребовалось четыреста лет и кровавая гражданская война.
      Ключи были практически полностью уничтожены в первый же час гражданской войны. Пятьдесят три из пятидесяти шести тогдашних землевладельцев, все с наследниками, собрались на специальное заседание Конклава, созванное Протектором Джоном II по запросу Иеремии Бэнкрофта. Кое-кто удивился, когда землевладелец Бэнкрофт сообщил, что он и еще двое его коллег задерживаются, но никто не разгадал истинную причину их отсутствия. Все знали о фанатичной религиозности Бэнкрофта, но никто не представлял, что он еще и предатель. Поэтому все землевладельцы погибли, когда гвардейцы Истинных взяли Зал штурмом. Из всех грейсонских землевладельцев остались живы только Бэнкрофт, Освальд и Саймондс, лидеры Истинных, и некому было повести против них гвардейцев и подданных их убитых сотоварищей.
      Некому – кроме Бенджамина, сына Протектора.
      Гвардейцев Мэйхью застали врасплох, так же как и остальных, но каким-то образом – до сих пор никто не знал, как именно, – горстка их сумела пробить сыну Джона путь из западни. Гвардейцы полегли все до единого во главе с самим Протектором, прикрывая бегство Бенджамина IV от убийц, погубивших землевладельцев и их наследников.
      Но ушел только он один, а поместье Мэйхью Истинные заняли одним из первых. Ему было всего семнадцать, мальчишке, у которого не осталось ни одного собственного гвардейца. Истинные сочли, что он им не помеха, – но этот семнадцатилетний мальчик вошел в историю Грейсона как Бенджамин Великий. Он сбежал в поместье Макензи и умудрился собрать вокруг себя разрозненные остатки гвардий убитых землевладельцев. К тому моменту, когда он сумел это сделать, Истинные уже контролировали две трети планеты, но из лишившихся вождей солдат Бенджамин создал армию, свою личную армию, и она готова была идти за ним хоть на тот свет. Четырнадцать лет жестоких боев он отвоевывал планету метр за метром, пока не добился полного поражения Истинных и их изгнания на Масаду.
      Это было невероятным достижением, и письменная конституция, сложившаяся после ужасов войны, отдавала дань человеку, добившемуся такой победы. Конфискованные поместья Бэнкрофт, Освальд и Саймондс были слиты в единое владение, отданное лично Протектору (а не землевладельцу Мэйхью), сам титул стал наследственным, численность гвардии Ключей ограничили и создали постоянную планетарную армию под командованием Протектора.
      Над могилой своего отца Бенджамин IV поклялся не вступать официально в должность Протектора, пока не нанесет поражение Истинным, и это обещание – как и все другие данные им обещания – сдержал.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27