– Изменение обстановки! Два неопознанных враждебных объектатолько что включили двигатели, ноль-восемь-девять один-пять-три, расстояние пять-точка-шесть миллиона километров! Курс два-три-четыре ноль-девять-пять относительный, начальная скорость… восемьдесят одна тысяча километров в секунду, ускорение три-точка-девять-четыре километра в секунду в квадрате.
      – Я их вижу, Фред.
      Хонор встала и подошла поближе к огромному голографическому экрану на флагманской палубе. Он был похуже мантикорского – датчики грейсонские мастера переделали, но качество изображения осталось хевенитским, – но куда лучше ее маленького командного экрана.
      Хонор улыбнулась. Адмирал Янаков все-таки хитрец, подумала она.
      На экране значки, обозначавшие Тринадцатый дивизион, продолжали улепетывать от распаленных погоней Одиннадцатого и Двенадцатого, но она уже поняла, что сейчас произойдет. Уолтер Брентуорт позволил Двенадцатому дивизиону адмирала Трейлмана уйти слишком далеко вперед от Одиннадцатого в попытке догнать возглавляемые Янаковым «силы агрессора», и сейчас он за это заплатит.
      – Идентификация, – объявил голос. – Это «Отважный» и «Яростный», коммандер.
      – Что? – коммандер Бэгвелл дернулся и тихо выругался. – Быть того не может! Они же…
      – Говард, сообщите адмиралу Брентуорту, что у него только что нарушилась связь, – приказала Хонор.
      Бэгвелл оглянулся на нее и поморщился, слушая, как лейтенант-коммандер Бранниган передает сообщение. Хонор взглянула на своего начальника оперотдела со слегка злорадной усмешкой и вернулась в кресло.
      Изображение на ее экране изменилось, Бэгвелл подошел и встал у нее за плечом.
      – Может, скажете, что это делает адмирал Янаков? – спросил он негромко.
      – Хитрит, – ответила она. – Вот это, – она постучала по значкам, которые сейчас окружали Двенадцатый дивизион, – его прикрытие и пара модулей, запрограммированных изображать супердредноуты. Он хотел, чтобы мы заметили его «попытку обхода» и устремились в погоню, пока «Отважный» и «Яростный» прячутся. Теперь он нас выманил, разделил два наших дивизиона и собирается пройти у нас за спиной и атаковать Одиннадцатый дивизион прежде, чем Трейлман затормозит. – Она покачала головой, восхищенно улыбаясь. – Смелый маневр… если у него получится.
      – Но этого не было в приказе, миледи, – запротестовал Бэгвелл. – Он должен был атаковать конвой, не вступая в битву с кораблями прикрытия.
      – Я знаю. Он рассчитывал, что адмирал Брентуорт так и подумает, и изменил свою задачу так, чтобы пойти на конвой и заодно, если получится, прихватить парочку супердредноутов. Это и есть инициатива, Фред.
      Негромкий звук, который издал Бэгвелл, на худой конец можно было истолковать как знак согласия, и, хотя урок касался не его, Хонор надеялась, что он прислушается. Суть упражнения заключалась в том, чтобы дать ей понаблюдать, как действуют командиры дивизионов и их штабы, но на месте начальника оперотдела Брентуорта Бэгвелл и сам мог запросто попасть в ловушку, расставленную Тринадцатым дивизионом.
      На экране два супердредноута Янакова шли с ускорением больше четырех сотен gтаким курсом, чтобы перехватить Одиннадцатый дивизион. Затем появились новые векторы, и Хонор закивала. Янаков точно угадал с предварительным размещением своих кораблей и залег в засаду, а кто бы ни командовал его прикрытием – коммодор Джастман, наверное, – вывел к нему Брентуорта нужным курсом. Тринадцатый дивизион пройдет прямо за кормой Одиннадцатого, и между ними и дивизионом Трейлмана окажутся корабли Брентуорта. Стрелки не сумеют выпустить ракеты, не задев Одиннадцатый, а поскольку Хонор исключила Брентуорта из коммуникационной сети, вся проблема свалилась на плечи одного Трейлмана. С ее стороны было не слишком по-дружески лишить Уолтера шанса исправить первоначальную ошибку, но Трейлман уже нарушил все его планы. Хонор хотела посмотреть, как эскадра будет реагировать на полную неразбериху.
      Она уселась поудобнее и стала слушать переговоры по командной сети. В отсутствие Брентуорта Альфредо Ю являлся старшим офицером Одиннадцатого дивизиона, и она услышала, как он подтверждает получение приказа Трейлмана. Голос адмирала звучал нервно и сердито. Она увидела на экране проекцию предложенного им курса для Одиннадцатого и нахмурилась. Он пытался собрать разделенные дивизионы и напасть на Янакова, как и рекомендовал Устав.
      К несчастью, как раз в этом пункте Устав ошибался, и стало ясно, что Трейлману недостает опыта. Двенадцатый дивизион тормозил, взяв курс ниже исходного уровня атаки, чтобы очистить зону стрельбы. Это, по крайней мере, Хонор одобряла. Если Трейлман достаточно оторвется по вертикали, то сможет выстрелить «вверх», безопасно для Одиннадцатого, когда корабли Янакова будут проходить за его кормой. Выстрел вряд ли будет удачным – слишком велико расстояние, да и эмиссия Одиннадцатого дивизиона может помешать работе системы контроля за огнем, – но у него хотя бы появится шанс выстрелить. А если Одиннадцатый развернется и обстреляет проходящего Янакова из энергетического оружия, то сочетание ракет и лазеров может покончить со смельчаком.
      Но Трейлман, похоже, не понимал, что ему понадобится энергетическое оружие Ю. Или, скорее, он поддался на провокацию Янакова и позволил себе упустить из виду тот факт, что его основной задачей является защита конвоя. Он стремился защитить военные суда – вывести оба дивизиона из зоны действия энергетического оружия Янакова, а потом использовать свое преимущество в ракетах, атакуя Тринадцатый, если тот нападет на Одиннадцатый. Но если эти два дивизиона встретятся, то Янаков просто подождет, пока Одиннадцатый выйдет из зоны эффективного воздействия энергетического оружия, проскользнет у них за спиной и тут же атакует конвой. Базовая скорость у него низкая, но курс почти перпендикулярен Трейлману. Он промчится поперек курса остальной эскадры быстрее лани, и Трейлману ни за что за ним не угнаться. Хуже того, Тринадцатый пересечет курс остальных дивизионов достаточно далеко за кормой Двенадцатого. Оборона Янакова успеет отследить все ракеты Трейлмана… а у них и так время работы двигателей будет на исходе, и маневрировать в последней фазе атаки им не светит. Корабли Ю, конечно, окажутся ближе. Он наверняка попадет, но сможет разве что чуть-чуть потрепать Янакова.
      Единственный шанс, да и то не ахти какой, появится у конвоя, если Трейлман смирится с атакой Янакова на Одиннадцатый дивизион. У Ю есть преимущество – его прикрытие идет с ним, а не изображает приманку черт знает где, как у Янакова. Но время для перестрелки будет коротким, и выбирать его будет Янаков. Он может ответить на выстрелы Ю, а может перекатиться на бок, подставить под выстрелы неуязвимые днища импеллерных клиньев и безнаказанно умчаться вдогонку конвою.
      Но ему даже этого не придется делать. Если Одиннадцатый дивизион попытается сблизиться с Двенадцатым, то выйдет за пределы действия энергетического оружия, и оно не сможет пробить защитные стены Янакова. Он окажется в безопасности и хоть, возможно, и не повредит супердредноуты Трейлмана, тем не менее промчится сквозь конвой и попутно весь его уничтожит.
      Хонор с разочарованием выслушала, как Ю спокойно и неторопливо подтвердил полученный приказ Трейлмана. Она по-прежнему чувствовала себя неловко в обществе бывшего хевенита, но ждала от него большего. Последствия маневра Трейлмана были до боли очевидны – как ей, так, по всей видимости, и Янакову. Он уже уходил налево, прочь от Одиннадцатого дивизиона, прямиком к конвою, игнорируя оба дивизиона и нацелившись на разбегающиеся транспорты.
      Шли минуты, по экрану тянулись проецируемые курсы, стороны время от времени обменивались выстрелами, и разочарование Хонор в своем флагманском капитане росло. У Ю было куда больше опыта, чем у ее грейсонских адмиралов, но маневры Трейлмана уже вывели корабли экс-хевенита далеко за пределы перестрелки в упор энергетическим оружием. Последняя надежда конвоя была потеряна, а Ю даже не стал спорить с командиром.
      И вдруг она поняла, что и выполнять приказы Трейлмана он тоже не собирался! Экран, казалось, наклонился вбок – Одиннадцатый перешел на полную боевую мощность двигателей и без всякого предупреждения молниеносно сменил курс. Дивизион и его прикрытие развернулись безупречно скоординированным маневром как единый корабль. Изумленная Хонор наконец-то поняла, что параллельно с подтверждением приказов Трейлмана Альфредо Ю передавал свои, совсем другие.
      Резкое изменение курса застало Трейлмана врасплох, и он что-то расстроенно воскликнул, но сама Хонор довольно усмехнулась. Да, Ю подтверждал приказы Трейлмана, но обманывал он в первую очередь Янакова! Командир «сил противника» уже доказал свою хитрость, использовав модули электронной защиты, но это было еще не все. Его связисты подключились к командной сети Трейлмана!
      С настоящими хевенитами у него бы этот номер не прошел, но дело не в этом. Хороший офицер пользуется любой выгодной возможностью, которая ему попадается, а потом создает новые. Со связью он поступил также дерзко, как и в остальных аспектах своего плана. Но на этот раз хитрость обернулась против него, потому что Альфредо Ю оказался еще хитрее. Ю не мог знать, что собирается сделать Янаков, но учел такую возможность. Трейлман использовал всенаправленную передачу, чтобы сообщать об изменениях в своих планах всем подразделениям одновременно, и связистам Янакова было несложно к ней подключиться. Но Ю для координации своих подразделений, должно быть, использовал сжатые сообщения по узконаправленным лазерным лучам, и люди Янакова этого не заметили. Да и зачем? Они и так узнавали по связи Трейлмана, какие он отдал приказы. Внезапное изменение курса могло бы сработать даже без этой добавочной хитрости, а уж с ней маневр флагманского капитана превратился из возможно эффективного в гарантированно сокрушительный.
      Тринадцатый дивизион снова изменил курс, лихорадочно разворачиваясь. Янаков понял, что его обыграли, но было уже поздно. Ю идеально рассчитал время поворота. Расстояние было все-таки слишком велико, чтобы энергетическое оружие пробило защитные стены Тринадцатого, но Янаков оказался чересчур самонадеян, просчитывая действия своих оппонентов. Он не задумался о том, что еще они могут предпринять. Корма его кораблей оказалась слишком близко к Ю, поскольку он был уверен, что Одиннадцатый дивизион уходит. Теперь эта самоуверенность обернулась против него. Одиннадцатый навел бортовые орудия, и на мгновение два супердредноута, четыре тяжелых крейсера, шесть легких крейсеров и шесть эсминцев оказались в идеальной позиции, для выстрела «под юбку».
      Лазеры и гразеры яростно атаковали цели, а защитных стен, способных остановить их, на месте не было. Супердредноут «Отважный» взорвался, вскипев огнем, и вместе с ним адмирал Янаков. Подбитый «Яростный» отчаянно перекатился, резким поворотом уведя из-под удара корму и подставив под огонь верх импеллерного клина. Но тут Хонор услышала взрыв ликования в голосе Трейлмана – тот уже отдавал новые приказы. Двенадцатый дивизион выпустил ракеты, а единственный курс, защищавший супердредноут от огня Ю, заставил его развернуться открытым горлом клина всего в тридцати градусах от Трейлмана. Корабль перешел на полную боевую мощность, стараясь оторваться от врагов, но он уже сильно пострадал, а без поддержки «Отважного» его защита не справлялась. Четверть лазерных боеголовок Трейлмана прорвались сквозь нее, и в космос выплеснулись многочисленные обломки и облако атмосферы. Через восемь минут после «Отважного» взорвался и «Яростный».
      Хонор удовлетворенно вздохнула.
      – Ладно, Фред, отключай симуляторы.
      Все панели погасли. Хонор встала и потянулась. На экране видны были корабли ее эскадры, и она усмехнулась. На орбите Грейсона мирно плыли супердредноуты, которые только что были уничтожены в компьютерном тренажере.
      Коммандер Бэгвелл встряхнулся, все еще потрясенный тем, как решительно Янаков – и Ю, подумала Хонор, улыбнувшись еще шире, – нарушил параметры упражнения. Уолтер будет расстроен, понимала она, но не такой он человек, чтобы обижаться на Янакова. Или чтобы попасться на тот же трюк во второй раз. И Янаков тоже расстроится. Он устроил великолепную засаду, но потом слишком увлекся собственным успехом, и за эту самоуверенность Ю его сильно наказал. Ждал он слишком долго – если бы Янаков сменил курс на несколько секунд раньше, то Одиннадцатый дивизион не успел бы выстрелить вверх, а больше ничего на таком расстоянии не сработало бы, – но это она ему скажет лично. В конце концов, у него все получилось и он заслужил уважение всей эскадры.
      Вообще-то Янаков тоже заслуживает похвалы. Хоть он в конце все и испортил, но засада показала, что у него есть смелость и воображение, а не только умение. Так что она была довольна. Ошибок допустили много, но на ошибках учатся. Лучше допускать их на компьютерных тренажерах, чем перед врагом. Хонор радовала независимость, проявленная Янаковым и Ю. Избыток инициативы может привести к катастрофе, но ее недостаток куда более опасен… и куда чаще встречается. Она всегда предпочитала офицеров, которых иногда даже приходилось сдерживать, тем, кто слишком робок для самостоятельных действий.
      Она отвернулась от экрана.
      – Что ж, это было волнующе, – сказала она Бэгвеллу. Нимиц ухмыльнулся со своего места на спинке командирского кресла.
      – Да, миледи, – ответил коммандер.
      Глаза Хонор заблестели. Бэгвелл по-прежнему корректен и точен – и склонен к формальности в тактике, как она и предполагала, – и он до сих пор не оправился от потрясения.
      – О да…. и я жду не дождусь вашего анализа на итоговом совещании, – сказала она вторя смешку Нимица, глядя в лицо Бэгвеллу.

* * *

      Уильям Фицкларенс, землевладелец Бёрдетт, злобно уставился на входящего в его кабинет дьякона Альмана. Дворец Бёрдетт превосходил по размерам даже дворец Протектора, как и приличествовало сердцу одного из первых поместий на планете Грейсон. Это было огромное сооружение из местного камня, построенное тогда, когда защищаться приходилось не только от природы, но и от других землевладельцев. Кабинет тоже был мрачен и поражал пустотой. По вступлении в должность Бёрдетт первым делом приказал снять все гобелены и картины, которыми предыдущие два землевладельца пытались смягчить спартанскую простоту помещения. Уильям любил своих отца и деда, но они позволили увести себя прочь от железной простоты, которой Бог требовал от Своего народа. Уильям Фицкларенс не собирался повторять их ошибки.
      Дьякон Альман подошел к столу Бёрдетта, стуча каблуками по голому каменному полу. Что-то полыхнуло в его обычно кротком взгляде, поскольку землевладелец остался сидеть. Согласно официальному протоколу, он не обязан вставать даже для того, чтобы приветствовать дьякона Святой Церкви, но вот по правилам вежливости… Нежелание лорда Бёрдетта встать было рассчитанным оскорблением, и изысканно-корректный полупоклон Альмана послужил подходящим ответом.
      – Милорд, – проговорил он.
      У Бёрдетта раздулись ноздри. Придраться к мягкому тону посланца Ризницы было нельзя, хотя в нем и чувствовалась скрытая сталь.
      – Дьякон, – коротко ответил он.
      Альман выпрямился. Землевладелец не предложил ему сесть, и дьякон сложил руки за спиной, изучая хозяина.
      Бёрдетт выглядел как типичный Фицкларенс. Он был высоким для Грейсона, плотным и широкоплечим. Свой титул он получил еще молодым. Правильное лицо с тяжелым подбородком и холодные голубые глаза выдавали человека, привыкшего командовать и не терпящего, чтобы ему возражали.
      Молчание затянулось, и, несмотря на неприятное напряжение, Альман чуть не улыбнулся. Он занимал в Церкви слишком высокий пост и слишком часто встречался с землевладельцами, так что высокое происхождение Бёрдетта не приводило его в трепет. А попытки вывести его из равновесия холодным и тяжелым взглядом и вовсе забавляли. Или могли бы позабавить, подумал он уже более мрачно, если бы ситуация не была такой серьезной.
      – Ну? – прорычал наконец Бёрдетт.
      – С сожалением сообщаю вам, милорд, что Ризница отвергла ваше прошение. Брат Маршан снят со всех постов, и это решение не будет отменено до тех пор, пока он не признает публично свои ошибки.
      – Ошибки! – Бёрдетт сжал кулаки и напряг челюсть. – С каких это пор для священника грех – говорить о воле Божьей?
      – Милорд, я не могу и не хочу с вами спорить, – спокойно сказал Альман. – Я просто посланец.
      – Посланец? – Бёрдетт хохотнул. – Шавка, вы хотите сказать, которая тявкает то, что ей приказано.
      – Посланец, – повторил Альман жестче, – которому поручено сообщить о воле Божьей Церкви, милорд.
      – Ризница, – холодно ответил Бёрдетт, – еще не Церковь. Она состоит из людей, дьякон, а люди могут ошибаться.
      – Никто с этим и не спорит, милорд. Но Господь Испытующий требует, чтобы люди старались понять Его волю… и выполнять ее.
      – Это верно, – холодно и зло улыбнулся Бёрдетт, почти не разжимая губ. – Жаль только, что в случае с братом Маршаном Ризница об этом забыла.
      – Ризница ничего не забыла, милорд, – сурово ответствовал Альман. – Никто не пытался влиять на убеждения брата Маршана. Ризница сочла, что он ошибается, но если он не может искренне согласиться с суждением Церкви, то его нежелание отказаться от убеждений делает ему честь. Вопросы личной веры – это самое тяжелое Испытание, которое Бог посылает Своим детям, даже тем, что служат Его Церкви. Ризнице это прекрасно известно. Но Церковь обязана исправлять ошибки, когда их видит.
      – Ризницу ввели в соблазн политические соображения, – ровным тоном проговорил Бёрдетт, – и это она, а не брат Маршан выступает против воли Божьей. – Голос землевладельца стал резче и ниже, глаза его загорелись. – Эта иностранка, эта шлюха, развратничающая вне священного брака и отравляющая нас своим безбожием, – уродство в глазах Божьих! Она и те, кто хочет превратить наш мир в копию ее разлагающегося королевства, – слуги зла, а Ризница пытается распространять их нечистоты среди истинных детей Божьих!
      – Я не стану с вами спорить о вашей вере, милорд. Не мое это дело. Если вы не согласны с решением Ризницы, ваше древнее право, как землевладельца и как одного из детей Божьих, – оспорить его перед ней. Но если ваши аргументы не совпадают с тем, как Ризница понимает волю Божью, то ее обязанность, как собрания избранных и посвященных в сан руководителей Церкви, состоит в том, чтобы отвергнуть их. – Бёрдетт что-то прорычал, но Альман продолжал тем же бесстрастным голосом. – Ризница сожалеет, что не смогла удовлетворить вашу просьбу, но Старейшины не могут отречься от того, как они сообща понимают волю Божью. Даже ради вас, милорд.
      – Понятно. – Взгляд Бёрдетта стал еще жестче и презрительнее, и он внимательно осмотрел Альмана. – Так что, Ризница и Протектор приказывают мне лишить брата Маршана постов, служить на которых его призвал Бог?
      – Ризница и Протектор уже лишили брата Маршана постов, которые он занимал, удостоенный доверием Бога и Святой Церкви, – ровным тоном поправил его Альман. – Пока он не преодолеет пропасть между тем, что проповедует он, и тем, что проповедует Церковь, эти посты будет занимать кто-нибудь еще.
      – Это пока только ваши слова, – холодно сказал Бёрдетт.
      Альман ничего не ответил, и он оскалился:
      – Ну хорошо, дьякон, а теперь передайте мои слова. Сообщите Ризнице, что хоть они и в состоянии изгнать истинно Божьего человека с кафедры и публично унизить его за преданность Вере, им не заставить меня присоединиться к их греху. В моих глазах брат Маршан сохраняет все посты, с которых его несправедливо сняли. Я не стану назначать на эти посты другого священника.
      Его холодные голубые глаза заблестели, когда на лице дьякона отразилась наконец вспышка гнева. Альман сжал руки за спиной, напоминая себе, что сам он – слуга Божий, а Бёрдетт – землевладелец, и проглотил гневный ответ. Когда он уверился в том, что контролирует себя, он ответил самым спокойным тоном, каким только смог:
      – Милорд, каковы бы ни были ваши разногласия с Ризницей, у вас тоже есть ответственность. Ошибается Ризница или нет, вы как правитель и помазанник Божий не имеете права оставить церковный пост незанятым, а людей без пастыря.
      – Это сделала Ризница, дьякон, убрав с этой должности человека, выбранного мной и Богом. У меня, как и У Ризницы, есть долг – поступать так, как, по моему мнению, диктует воля Божья. Вы сами сказали, я землевладелец, а значит, представляю Божьи интересы не меньше, чем Ризница. Отрицать волю Божью – грех для кого угодно, но особенно для того, кто носит ключ. Я отказываюсь это делать. Если Церковь хочет, чтобы эти посты были заняты, пусть Ризница вернет на них человека, которому они предназначены Богом. Пока Ризница этого не сделает, я никогда не назначу на них человека, отвратительного Богу! Лучше пусть у моих людей не будет священника, чем фальшивый священник.
      – Если вы отказываетесь назначить кого-нибудь еще на кафедру собора Бёрдетт, милорд, тогда Церковь сделает собственный выбор, – сказал Альман твердо.
      Бёрдетт в ярости вскочил на ноги.
      – Так сделайте это! – крикнул он. Он уперся кулаками в стол, наклоняясь к дьякону. – Скажите им, чтобы они так и сделали! – прошипел он тоном, показавшимся еще страшнее из-за внезапной холодности. – Но они не могут заставить меня посещать службы, дьякон, или принять в качестве капеллана человека, которого выбрал не я! Мы еще посмотрим, как поступят граждане Грейсона, сохранившие верность Господу, когда землевладелец плюнет на какого-нибудь трусливого слабака, которого Ризница навяжет нам.
      – Осторожнее, землевладелец. – Страсти в голосе Альмана поубавилось, но тон не стал менее ледяным. – Бог не отвергает никого, кто ищет его с открытым сердцем. Единственный путь в ад открывается тогда, когда человек по собственной воле отгораживается от Бога, но такой путь существует, и боюсь, что вы на него встаете.
      – Убирайтесь, – процедил Бёрдетт. – Идите к своим хозяевам-лизоблюдам. Скажите им, пусть увиваются за иностранной шлюхой и извращают установленные Богом порядки, но я отказываюсь. Пусть оскверняют собственные души, если хотят, но меня они по этому проклятому пути не уведут!
      – Ну что ж, милорд. – Альман поклонился с холодным достоинством. – Я буду за вас молиться, – добавил он и вышел, провожаемый яростным взглядом Бёрдетта.

      Было уже поздно, и Хонор заканчивала итоговый доклад, сидя в пижаме, поверх которой надела шелковое кимоно. Наконец она закрыла файл и задумчиво откинулась на спинку удобного кресла. Потерла кончик носа, потянулась за чашкой какао, которую оставил ей МакГиннес. Перед уходом он сурово посмотрел на нее, а потом демонстративно взглянул на часы. Она улыбнулась этому воспоминанию, попивая густую сладкую жидкость и покачиваясь в кресле. Спать ей еще не хотелось.
      Ее эскадра была далеко не готова к битве, но вот штаб ее становился четкой и отлаженной машиной. Спокойная уверенность Мерседес Брайэм уравновешивала как занудливую тщательность коммандера Бэгвелла, так и непочтительное свободомыслие коммандера Сьюэлла. А вместе с острым аналитическим умом Пакстона ее старшие штабные офицеры становились отличным орудием, осуществлявшим ее приказы и способным эффективно выполнять предписанные им задачи.
      Но эскадра зависела не только от штаба командующего, а в ее эскадре командиры все еще совершали неподобающие их званиям ошибки. Оно и понятно – каждый из них получил стремительное повышение, к которому просто не был готов. Они до сих пор привыкали к возможностям и мощи своих кораблей, да и флагманский корабль все еще торчал на ремонтной верфи. Лейтенант-коммандер Мэтьюс и инженеры «Грозного» старались вовсю, но им пришлось иметь дело с массой мелких проблем, как и предполагал Ю. А из-за этого эскадра слишком много времени занималась тренажерами и куда меньше – настоящими упражнениями. Если прибавить сюда раздрай в душе командующего эскадрой – Хонор до сих пор иногда просыпалась от кошмаров, – вот тебе и готовая катастрофа в первой же битве.
      И все же…
      Она сделала еще один глоток и поморщилась. Как бы все ни было ужасно, положение улучшалось с каждым днем. Ей надо только позаботиться о том, чтобы так дело шло и дальше. Хонор начала проверять по пунктам список, который держала в уме.
      Ю, Мэтьюс и Бюро кораблестроения творили чудеса с «Грозным». Контроль над гразерами все еще барахлил, скорее всего потому, что энергетическое оружие осталось прежнее, хевенитское, а вот систему управления огнем поставили новенькую, мантикорской разработки и грейсонского производства. Но верфь заверила адмирала, что за несколько дней они все наладят. Вся эта история заставила ее по-новому оценить, сколько терпения проявил к ней Марк Сарнов на «Ханкоке». Она решила обращаться так же с Альфредо Ю и ремонтниками, работающими на «Грозном».
      Как только с этим разберутся, можно будет взяться за учения, которые необходимы до зарезу.