С хирургической точностью Нимиц снял мясо с костей, аккуратно положил его на тарелку и взял небольшой кусок своей изящной верхней лапой. МакКеон усмехнулся. Конечно, размножались кролики на Сфинксе успешно, но умнее они не стали, и так же, как люди могли есть большинство сфинксианских животных, местные хищники могли есть кроликов. И ели – с большим аппетитом.
– Он и правда любит крольчатину, – сказал МакКеон.
Хонор улыбнулась:
– Любит, это верно. Сельдерей они обожают все, но Нимиц эпикуреец. Он ценит разнообразие, а кошки живут на деревьях, так что он в первый раз попробовал кролика, когда поселился со мной. – Она усмехнулась. – Ты бы его видел в первый раз, когда я угостила его кроликом.
– А что случилось? Он позабыл об изящных манерах?
– У него тогда не было никаких манер – он чуть не катался по тарелке.
Нимиц отвлекся от своего кролика, и МакКеон усмехнулся, видя презрительное выражение его морды. Древесные кошки редко покидали Сфинкс, а тех, кто это делал, инопланетники постоянно недооценивали, но МакКеон знал Нимица достаточно давно. По уровню разумности древесные кошки опережали дельфинов со Старой Земли, а порой коммандер подозревал, что они еще умнее, просто не показывают этого людям.
На мгновение Нимиц столкнулся взглядом с Хонор, потом фыркнул и вернулся к еде.
– Вот так вот, капитан Харрингтон, – проговорил МакКеон и улыбнулся, когда Хонор рассмеялась. На Ельцине она смеялась нечасто. Правда, он находился в ее подчинении… В отличие от многих офицеров флота, которые считали патронаж и семейные связи естественной частью карьеры, капитан Харрингтон не выносила даже намека на фаворитизм, – так что с тех пор, как Алистер поступил в ее распоряжение, она не приглашала его на частные обеды. Сегодня, например, она пригласила присоединиться к ним коммандера Трумэн, но Трумэн запланировала именно в этот вечер развлечь свой экипаж внеплановой учебной тревогой…
МакКеон был рад этому. Ему нравилась Элис Трумэн, но как бы остальные шкиперы эскадры ни уважали капитана Харрингтон, он прекрасно понимал, что они не заговорят первыми о том, о чем молчит она. А из опыта общения с Хонор он знал, что она никогда не станет делиться своей болью с членами собственной команды – и что она далеко не так уверена в себе, как ей бы того хотелось.
Он доел персиковый десерт и со вздохом расслабился. МакГиннес предложил ему свежий кофе.
– Спасибо, Мак, – сказал он и внутренне вздрогнул, когда стюард налил в кружку Хонор какао.
– Не понимаю, как ты можешь это пить, – усмехнулся он, когда МакГиннес ушел. – Особенно после такого сладкого и липкого десерта.
– Ну что ж, – улыбнулась Хонор, отхлебнув глоток, – а я никогда не понимала, как вы все наливаетесь кофе. Брр! – Она вздрогнула. – Пахнет неплохо, но я бы его даже на смазку не пустила.
– Не так уж он и плох, – запротестовал МакКеон.
– По-моему, любить кофе – это приобретенный навык, и я не собираюсь его приобретать.
– Он хотя бы не густой и не липкий.
– Кроме запаха, это его единственное достоинство. – В ее темных глазах блестела улыбка. – Зиму на Сфинксе он тебе пережить не поможет. Тут нужен настоящий горячий напиток.
– Да я пока и не собираюсь переживать зиму на Сфинксе.
– А это потому, что ты изнеженный мантикорец. Ты думаешь, у вас там погода? – Он фыркнул. – Вы там все так избалованы, что какой-нибудь метр снега для вас уже катастрофа.
– Правда? Что-то я не вижу, чтобы ты торопилась переселиться на Грифон.
– Если я люблю настоящую погоду, это еще не значит, что я мазохистка.
– Вряд ли коммандер ДюМорн одобрит поклеп на климат его родной планеты.
– Да Стив после Академии раза два, наверное, возвращался на Грифон, и если ты думаешь, что я ругаю тамошнюю погоду, ты бы его послушал. Остров Саганами обратил его в истинную веру, и он давным-давно переселил всю свою семью на залив Джейсон.
– Понятно, – МакКеон повертел чашку. На лице его улыбка боролась с хмурым выражением. – Кстати, об истинной вере. Как тебе Грейсон?
Веселье в глазах Хонор погасло. Она сделала еще глоток какао, оттягивая ответ, но МакКеон терпеливо ждал. Он весь вечер старался перевести разговор на Грейсон, и уж теперь он ей отвертеться не даст. Может, он и был ее подчиненным, но он еще был ее другом.
– Я стараюсь о них не думать, – сказала она после долгой паузы, мрачно сдаваясь перед его упорством. – Они провинциальны, узколобы и полны предрассудков, и если бы адмирал не разрешил мне от них убраться, я бы начала трясти их за шиворот.
– Не самый дипломатичный способ общения, мэм, – пробормотал МакКеон, и ее губы дрогнули в невольной улыбке.
– Я не особо дипломатично себя чувствовала. И честно говоря, общение с ними меня тоже не очень заботило.
– Тогда ты была не права, – очень тихо сказал МакКеон. Ее губы сжались в хорошо знакомой ему упрямой гримасе, но он продолжил тем же тоном: – Когда-то давно у тебя был паршивый старпом, которому личные обиды мешали выполнять свой долг. – Он увидел, как она вздрогнула, когда слова его достигли цели. – Не давай никому загнать себя в такое же положение, Хонор.
Между ними воцарилось молчание. Нимиц переместился со своего стула на колени Хонор. Он встал на задние лапы, опершись остальными двумя парами о стол, и стал по очереди разглядывать их обоих.
– Ты к этому вел весь вечер, правильно? – спросила она наконец.
– Вроде того. Ты тогда могла положить моей карьере конец – и видит Бог, у тебя была масса поводов, – и я не хочу, чтобы ты делала ошибки по тем же причинам, что и я.
– Ошибки? – повторила она резко, но он не уступил.
– Ошибки. – Он прихлопнул ладонью по столу. – Я знаю, ты никогда не подведешь адмирала Курвуазье так, как я подвел тебя, но рано или поздно тебе придется научиться общаться с людьми как дипломату. Это не станция «Василиск», и мы тут не о соблюдении Торгового Уложения говорим и не о борьбе с контрабандистами. Мы говорим о контактах с офицерами суверенной звездной системы, культура которой разительно отличается от нашей, и правила тут другие.
– Ты, кажется, возражал и против моего решения осуществлять на практике Торговое Уложение, – резко отозвалась Хонор, и МакКеон поморщился. Он хотел было ответить, но она прервала его жестом. – Мне не стоило этого говорить, и я знаю, что ты хочешь помочь, Алистер, но я просто не гожусь в дипломаты. Меня никто не сможет заставить терпеть людей вроде этих грейсонцев.
– А у тебя нет выбора, – сказал МакКеон как можно мягче. – Ты старший офицер флота при адмирале Курвуазье. Не важно, любишь ты грейсонцев или ненавидишь, и не важно, как они относятся к тебе, – самого факта нам не изменить, а этот договор важнее для королевства, чем любое сражение. Для этих людей ты не просто Хонор Харрингтон. Ты офицер Ее Величества, старший офицер Ее Величества в их системе, и…
– И ты думаешь, что я совершила ошибку, когда ушла, – прервала его Хонор.
– Да. – МакКеон посмотрел ей прямо в глаза. – Я понимаю, что я мужчина и мне было легче с ними общаться. Кое-кто из них и правда подонки, союзники они нам или не союзники. Но кое-кто из неплохих ребят пару раз пошел со мной на откровенность. Им было ужасно любопытно, как это я терплю женщину в командирах. – Он пожал плечами. – Прямо спросить они, конечно, не посмели, но вопрос в воздухе висел.
– И как ты на него ответил?
– Я не ответил, но сказал то же, что сказал бы Джейсон Альварес или любой другой мужчина из наших экипажей, – что мы думаем не об анатомии людей, а о том, как они делают свою работу, а ты свою работу делаешь лучше всех, кого я только встречал.
Хонор покраснела, но МакКеон продолжил без тени лести:
– Их это встряхнуло, а кое-кого заставило задуматься. Так что теперь меня заботят те, кто знает, что «Бесстрашному» вовсе не обязательно было вести эти грузовики на Каску, что ты могла послать «Аполлон» и «Трубадур». Для идиотов разницы никакой, но как насчет тех, кто кое-что соображает? Они поймут, что на самом деле тебя и коммандера Трумэн убрали с глаз долой, и не важно, чья это идея, твоя или адмирала. Только вот если идея была твоя, то они станут гадать, почему ты захотела уйти. Потому что считала, что твое присутствие мешает переговорам? Или потому что ты женщина и, что бы мы там ни говорили, не выдержала напряжения?
– Ты хочешь сказать, они решат, что я сбежала, – сказала Хонор мрачно.
– Они могут и так решить.
– Нет, ты хочешь сказать, что они именно так и подумают. – Она откинулась в кресле и посмотрела на него внимательнее. – А ты тоже так считаешь, Алистер?
– Нет. Или, может, отчасти это и правда. Не потому, что ты испугалась драки, а потому, что не хотела ввязываться именно в эту драку. Может, в этот раз ты не знала, как отбиваться.
– А может, я и правда сбежала. – Она повертела чашку на блюдечке, и Нимиц ткнулся мордой ей в локоть. – Но мне казалось – и до сих пор кажется, – что я только мешаю адмиралу, и… – Она прервалась и вздохнула. – Срань Господня, Алистер, я и правда не знаю, как с этим бороться!
МакКеон поморщился, когда она выругалась, – он никогда раньше не слышал, чтобы она ругалась, даже когда их корабль рвали на кусочки.
– Тогда придумай как.
Она зыркнула на него, и он пожал плечами.
– Да, знаю, я мужчина, мне легко говорить. Но они никуда не денутся, когда мы вернемся с Каски, и тебе придется иметь с ними дело. Именно тебе, не важно, чего к тому времени добьется адмирал, и не просто ради себя самой. Ты наш старший офицер. То, что ты делаешь и говоришь, – и то, как ты позволяешь им с тобой разговаривать и обращаться, – отражается на чести королевы, а не только на твоей. Кроме того, под твоей командой служат и другие женщины. И даже если бы их не было сейчас, рано или поздно женщины последуют за тобой на Ельцин, и какую модель ты установишь, такой им и придется следовать. Ты это знаешь не хуже меня.
– Знаю. – Хонор приподняла Нимица и прижала к себе. – Но что мне делать, Алистер? Как мне заставить их обращаться со мной как с офицером Ее Величества – если они видят только женщину; которая не должна быть офицером?
– Эй, я просто коммандер, не спрашивай меня! – сказал МакКеон и улыбнулся, когда на ее лице промелькнула усмешка. – С другой стороны, по-моему, ты сейчас указала на свою основную ошибку с того самого момента, когда штаб Янакова наложил в штаны, узнав, что старший офицер – это ты. Ты говоришь о том, что видят они, а не о том, что видишь ты и кем ты являешься.
– Что ты имеешь в виду?
– Я хочу сказать, что ты играла по их правилам, а не по своим.
– Разве ты не сказал мне только что, что я должна быть дипломатом?
– Нет, я сказал, что ты должна понимать дипломатов. Тут есть разница. Если ты и правда ушла с Ельцина из-за того, как они на тебя реагировали, тогда ты позволила их предрассудкам загнать себя в угол. Ты позволила им выгнать тебя из города, а надо было плюнуть им в лицо и заставить их лезть из кожи, доказывая, почему ты не можешь быть офицером.
– Ты хочешь сказать, что я пошла по легкому пути.
– Да, наверное, и именно поэтому тебе самой кажется, что ты сбежала. В каждом диалоге есть две стороны, но если ты примешь условия противной стороны и не потребуешь для себя равного положения, тогда они контролируют дискуссию и диктуют ее исход.
– M-м. – На секунду Хонор зарылась носом в мех Нимица и ощутила его беззвучное мурлыканье. Он явно одобрял доводы МакКеона или, по крайней мере, сопутствовавшие им эмоции. И Алистер был прав, подумала она. Посол Хевена хорошо поработал, чтобы дискредитировать ее, но она сама ему это позволила. Она даже помогла ему, стараясь не делать резких движений и пряча обиду и гнев – вместо того, чтобы требовать от грейсонцев, которые отмахивались от нее как от женщины, уважения к своему рангу и заслугам.
Она глубже зарылась лицом в теплый мех Нимица и поняла, что адмирал тоже был прав. Возможно, не полностью – она до сих пор считала, что ее отсутствие поможет ему получить зацепку, – но в главном. Она сбежала от боя и оставила его воевать с грейсонцами и их предрассудками без поддержки, которой он вправе был ожидать от старшего подчиненного ему офицера.
– Ты прав, Алистер, – вздохнула она, поднимая голову. – Я все испортила.
– Ну, я не думаю, что все так уж плохо. Просто тебе надо за оставшееся время полета собраться с мыслями и решить, что ты сделаешь со следующим поганцем-сексистом, который к тебе привяжется. – Она злорадно ухмыльнулась, и МакКеон просиял. – Вы с адмиралом спикируете на них сверху, а мы будем кусать за лодыжки, мэм. Если они хотят попасть в союзники к Мантикоре, пора им уяснить, что офицер Ее Величества есть офицер Ее Величества, вне зависимости от анатомических подробностей. Если до них это не дойдет, то у нас ничего не получится.
– Может быть. – Она улыбнулась уже мягче. – И спасибо. Мне нужен был пинок в нужном направлении.
– А на что же иначе друзья? И потом, я помню, как ты мне в свое время мозги прочистила, когда я остро в этом нуждался. – Он улыбнулся в ответ, потом допил кофе и встал. – А теперь, капитан Харрингтон, если вы позвольте, я вернусь на свой корабль. Спасибо за прекрасный ужин.
– Не за что. – Хонор проводила МакКеона до люка и протянула ему руку. – Надеюсь, до стыковочного отсека доберетесь сами, коммандер МакКеон. Мне надо перед сном кое-что обдумать.
– Да, мэм. – Он пожал ей руку. – Спокойной ночи, мэм.
– Спокойной ночи, коммандер. – Люк за ним закрылся, и она улыбнулась. – Да, спокойной ночи, – прошептала она.
Глава 11
– Привет, Бернард, – сказал Курвуазье, столкнувшись с Янаковым перед дверью в конференц-зал. – Найдется минутка?
– Конечно, Рауль.
Сэр Энтони Лэнгтри, посол Мантикоры, аккуратно увлек за собой спутников Янакова, и грейсонец улыбнулся. За последние три дня они с Курвуазье стали понимать друг друга куда лучше, чем кто-либо мог предположить, и он знал, что это ловкое незапланированное столкновение далеко не случайно.
– Спасибо. – Курвуазье подождал, пока Лэнгтри не провел остальных грейсонцев внутрь, потом улыбнулся, извиняясь. – Просто хотел тебя предупредить: последи сегодня за кровяным давлением.
– За давлением? – Янаков уже привык к тому, что, хотя его собеседник и выглядит на две трети его собственного возраста, на самом деле он был на сорок лет старше. Если Курвуазье хочет его предупредить, он готов прислушаться.
– Да. – Курвуазье поморщился. – Сегодня на повестке дня вопрос экономической помощи, и вам придется терпеть достопочтенного Реджинальда Хаусмана.
– Ага. Я так понимаю, господин Хаусман представляет собой проблему?
– И да и нет. Я ему объяснил что и как, и думаю, что, когда дело дойдет до реальных проектов, он будет вести себя прилично, но вообще-то он уверен, что я тупой флотский служака, а он великий государственный деятель. – Курвуазье снова поморщился. – Он, ко всему прочему, на всех и вся смотрит свысока и думает, что вояки решают любые проблемы исключительно с пистолетом в каждой руке и ножом в зубах.
– Понятно. У нас тут такие тоже попадаются, – сказал Янаков, но Курвуазье покачал головой.
–
Таких, увас нету, уж поверь мне. Он из группы, которая хочет сократить расходы на флот, чтобы не провоцировать Хевен, и он искренне верит, что мы могли бы избежать войны с ними, если бы только военные перестали запугивать Парламент рассказами о том, как Хевен готовится к войне. Хуже того, он считает себя знатоком военной истории. – Курвуазье усмехнулся подвернувшемуся воспоминанию, потом пожал плечами. – Суть в том, что он не самый большой мой поклонник, и он недоволен военными соглашениями, которые мы с тобой вчера наметили. У него полно доводов, и главный таков: «изучение проблемы» убедило его в том, что наша оценка фундаментальной взаимной враждебности Масады и вашей планеты «излишне пессимистична». – Янаков удивленно моргнул, и Курвуазье кивнул. – Именно. Он верит в мирное сосуществование и никак не может понять, что овца может мирно сосуществовать с волком только внутри его желудка. Как я сказал, он даже считает, что Мантикоре надо искать пути сосуществования с Хевеном.
– Ты ведь шутишь, правда?
– Если бы! Так или иначе, я подозреваю, что он сочтет присутствие вашего канцлера последним шансом спасти всех от «ястребов». Я велел ему не зарываться, но я ведь не работаю в министерстве иностранных дел, так что вряд ли он беспокоится насчет жалоб, которые я могу представить его начальству. А он еще вчера, похоже, настроился на государственную деятельность. С него станется начать проповедовать вам, что экономическое сотрудничество с Масадой – отличный способ разрешить ваши «мелкие» религиозные разногласия.
Янаков изумленно уставился на собеседника, потом покачал головой и хихикнул.
– Ну что ж, приятно узнать, что среди ваших тоже попадаются ребята с мякиной вместо мозгов. Ладно, Рауль, спасибо за предупреждение. Я поговорю с канцлером и постараюсь придержать наших, когда он начнет.
– Отлично. – Курвуазье пожал ему руку с ответной улыбкой, и адмиралы бок о бок вошли в конференц-зал.
* * *
– … так что наша основная потребность, адмирал, – закончил свое вступительное заявление канцлер Прествик, – это общая производственная помощь и особенно любая помощь в наших проектах по орбитальному строительству. Особенно, учитывая нынешние обстоятельства – для расширения флота.
– Понятно, – Курвуазье обменялся взглядами с Янаковым, потом обратился к Хаусману: – Не хотите ли ответить, господин Хаусман?
– Конечно, адмирал. – Реджинальд Хаусман с улыбкой повернулся к канцлеру. – Господин канцлер, благодарю вас за четкое и ясное определение ваших потребностей. Королевство постарается сделать все возможное. Я хотел бы, однако, рассмотреть ваши проблемы в обратном порядке.
Прествик слегка откинулся в кресле и выразил свое согласие.
– Спасибо. Что касается расширения присутствия флота, мое правительство – как адмирал Курвуазье уже договорился в общих чертах с верховным адмиралом Янаковым – готово в обмен на право создания космической базы осуществлять оборону Ельцина в случае враждебного нападения. Кроме того, ваш флот может проводить обслуживание и ремонт кораблей в наших доках… – Хаусман покосился на Курвуазье и быстро продолжил: – Тем не менее я считаю, что есть и другие, не военные соображения, которые еще не были рассмотрены всесторонне.
Янаков заметил, что Курвуазье напрягся, и два адмирала встретились взглядами через стол, но потом Курвуазье откинулся назад, смирившись, а Прествик спросил:
– Невоенные соображения, господин Хаусман?
– Именно. Да, невозможно не заметить или игнорировать ситуацию, грозящую вашей планете, но, не исключено, есть и невоенные способы смягчить ее.
– Неужели? – Прествик мельком оглянулся на Янакова, и верховный адмирал сделал незаметный жест: «полегче». – И что это могут быть за способы, господин Хаусман? – медленно спросил канцлер.
– Ну, видите ли, я просто экономист, – голос Хаусмана так и сочился самоуничижением, и посол Лэнгтри прикрыл глаза рукой, – но у меня напрашивается мысль, что расширение флота только отвлечет материалы и трудовые силы от других ваших проектов. Если учитывать потребность вашего растущего населения в орбитальных фермах, я как экономист не могу не задуматься: а нет ли более эффективных средств, помимо военных кораблей, чтобы добиться мира с Масадой?
– Понятно. – Прествик прищурился, но Янаков снова повторил успокаивающий жест, гася инстинктивную реакцию своего коллеги. – И каковы эти средства, сэр?
– Взаимная выгода, сэр! – Хаусман произнес это так, будто сам только что придумал. – Несмотря на разницу в числе населения между вашей планетой и Масадой, у вас производственные мощности куда больше, чем у них. Они не могут этого не понимать. И хотя у обеих ваших систем сейчас не так много продукции, чтобы привлечь межзвездную торговлю, ваша взаимная близость делает вас естественными рыночными партнерами. Временные и денежные затраты на перевозки между вашими системами будут очень низки, и это значит, что существует возможность для весьма выгодных коммерческих взаимоотношений между вами.
– С
Масадой! – выпалил кто-то, и Лэнгтри прикрыл глаза и второй рукой.
Хаусман чуть повел головой в сторону, откуда донесся вопрос, но все-таки не повернулся. С застывшей улыбкой он ждал, пока Прествик осторожно формулировал ответ.
– Предложение очень интересное, сэр, но боюсь, что фундаментальная враждебность между Грейсоном и Масадой делает его… непрактичным.
– Господин канцлер, – серьезно сказал Хаусман, стараясь не глядеть на Курвуазье, – я экономист, а не политик, и для меня важнее всего итог, конкретные цифры при подведении баланса. А итоговый результат всегда выше, когда потенциально враждебные группы признают свои глубоко скрытые взаимные интересы и начинают разумно действовать для их достижения. В данном случае у нас есть две соседние звездные системы, у каждой из которых, уж простите меня, экономика на грани бедности. При данных обстоятельствах обычной гонкой вооружений нельзя достичь решительного преимущества, поэтому любой шаг, который может смягчить ваше военное состязание, не может не быть желательным. Я понимаю, что преодолеть столетия недоверия нелегко, но любой разумный человек не может не видеть выгоды для всех сторон в стремлении к такой цели.
Он остановился и улыбнулся Прествику. Курвуазье постарался сдержать свой гнев. Как и большинство идеологов, Хаусман был убежден, что чистота его цели оправдывает любые средства. Это означало, что его обещание «не тревожить осиное гнездо» абсолютно ничего для него не значило в сравнении с шансом покончить с шестью столетиями глупых перебранок. Он настроился сказать свое слово, и единственным способом заставить его замолчать было не допустить к участию в дискуссии. Учитывая его положение второго лица в делегации и связи в метрополии, вариант этот оставался чисто теоретическим, пока Хаусман не зайдет слишком далеко, – так что оставалось дать ему высказаться, а потом нейтрализовать.
– Если мы абстрагируемся от истории вопроса, то увидим, что Масада перенаселена, – продолжил Хаусман, – а Грейсону для производственного расширения нужны крупные инвестиции. Если бы вы открыли рынки в системе Эндикотта, то обеспечили бы себе близлежащий планетный источник продуктов питания и достаточный для ваших потребностей капитал, поставляя Масаде товары и услуги, требующиеся ее населению. Даже краткосрочные блага для вашей экономики вполне очевидны. А в долговременном плане коммерческие взаимоотношения, которые служат вашим взаимным потребностям, могут только уменьшить, а возможно и вовсе уничтожить, враждебность, которая так долго вас разделяла. Они могут даже создать ситуацию, в которой расширение флота будет настолько же ненужным, насколько это экономически бесполезно.
Сидевшие за столом переговоров грейсонцы смотрели на него с растущим ужасом и недоверием; теперь все они как один повернулись к Курвуазье, и адмирал стиснул зубы. Он предупредил Янакова, что у него сегодня может подскочить давление, но не учел, как трудно будет придержать в рамках собственное.
– Адмирал Курвуазье, – медленно спросил Прествик, – следует ли понимать, что вы отказываете нам в помощи в расширении флота?
– Нет, сэр, – сказал Курвуазье, не обращая внимания на то, как покраснел Хаусман. Он предупреждал его: не зарывайся. Но Хаусман был слишком уверен в своем моральном превосходстве, чтобы прислушаться. А следовательно, его смущение мало что значило для Рауля Курвуазье.
– Правительство Ее Величества, – продолжил он твердо, – прекрасно осознает угрозу, которую Масада представляет для Грейсона. В случае заключения Грейсоном союза с Мантикорой оно намеревается принять все необходимые и достаточные меры для защиты территориальной целостности Грейсона. Если с точки зрения вашего правительства и армии эти шаги включают расширение и модернизацию вашего флота, мы поможем всеми возможными способами.
– Господин канцлер, – вмешался Хаусман, – хотя адмирал Курвуазье является прямым представителем Ее Величества, он по сути своей все равно человек военный, а военные мыслят в категориях военных решений. Я просто пытаюсь указать, что когда разумные люди ведут переговоры исходя из разумных позиций, они иногда…
– Господин Хаусман!
Низкий и обычно приятный голос Курвуазье внезапно прозвучал очень холодно, и экономист раздраженно обернулся.
– Как вы только что указали, – продолжил адмирал не менее холодным тоном, – здесь
япредставляю Ее Величество. И
яруковожу этой делегацией.
Он смотрел на Хаусмана, пока тот не опустил взгляд, после чего снова повернулся к Прествику.
– Как я говорил, господин канцлер, – сказал он, будто ничего не случилось, – мы поможем вашему флоту всем, что в наших силах. Конечно, вы сами указали, что у вас есть и другие существенные потребности. Оборудование и материалы, которые уже выгружаются с транспортных судов и поступают в ваше распоряжение, послужат удовлетворению некоторых из них, но долгосрочное решение проблем – сложная и нелегкая задача. Чтобы достичь баланса с вашими военными затратами, потребуется аккуратное распределение ресурсов. Я уверен – и думаю, господин Хаусман со мной согласится, – что лучший путь заключается в усовершенствовании вашей производственной и технической базы. И я полагаю, что – по крайней мере, в обозримом будущем, – он позволил себе холодно улыбнуться, – вашим основным торговым партнером будет Мантикора, а не Масада.
Грейсонская делегация ответила всплеском смеха с оттенком явного облегчения. На мгновение на лице Хаусмана мелькнула злоба, но она тут же сменилась профессиональным нейтральным выражением.
– Да, на этот счет сомневаться трудно, – согласился Прествик.
– Тогда мы будем исходить именно из этого предположения, – спокойно сказал Курвуазье. Он обернулся к своему экономическому советнику и с оттенком стали в голосе предложил: – Господин Хаусман?
– Ну да, конечно, – сказал Хаусман. – Я просто… – Он прервался и вымученно улыбнулся. – В таком случае, господин канцлер, я полагаю, что мы должны сперва рассмотреть вопрос правительственных гарантий по займам, предоставляемым промышленным консорциумам Грейсона. После этого…
Напряжение среди грейсонских делегатов окончательно исчезло, и Янаков со вздохом облегчения откинулся на спинку кресла. Он встретился взглядом с Курвуазье и подмигнул ему.
* * *
В шестидесяти пяти световых минутах от звезды Ельцина космос был глубоким, темным и пустым. Внезапно там появились два космических корабля, и их паруса Варшавской вспыхнули голубым великолепием гиперперехода в короткой ослепительной вспышке, не замеченной ни человеком, ни приборами. С минуту они оставались на месте, преобразуя паруса в импеллерные клинья, а потом начали двигаться, набирая ускорение чуть больше чем в полдюжины
gпо дуге, которая пересечет внешний край пояса астероидов. Их так никто и не увидел.
* * *
– Адмирал Курвуазье, я протестую против того, как вы унизили меня перед делегацией Грейсона!
Рауль Курвуазье развалился за своим столом в посольстве Мантикоры. Поколения провинившихся гардемаринов сразу узнали бы взгляд, который он устремил на Реджинальда Хаусмана.
– Вам вовсе необязательно было так резко подрывать доверие ко мне и к моему положению! Любой настоящий дипломат знает, что нужно исследовать все возможности, а снижение напряженности в этом регионе было бы достигнуто неизмеримо проще, если бы Грейсон хотя бы задумался о возможностях мирной торговли с Масадой!
– Может, я и не дипломат, – сказал Курвуазье, – но я кое-что знаю о командовании. Я велел вам не затрагивать этот вопрос, и вы дали мне слово, что не будете этого делать. Кратко говоря, вы мне солгали, и любое последовавшее за этим ваше унижение ничуть меня не трогает.
Хаусман побледнел, потом покраснел от ярости. Он не привык сносить такое холодное презрение ни от кого, а уж тем более – от невежественных неандертальцев в военной форме. Он был специалистом в своей области, и это подтверждалось званиями и почестями. Как смел этот проклятый милитарист так с ним разговаривать!
– Мой долг в том, чтобы представить истину, нравится вам она или нет!
– Ваш
долгбыл в том, чтобы либо подчиниться моим указаниям, либо честно сказать мне, что вы не можете этого сделать из-за ваших убеждений. А тот факт, что вы прибыли в систему Ельцина с собственными предубеждениями и не озаботились с тех пор хоть что-то узнать, делает вас настолько же глупым, насколько и нечестным.
Хаусман разинул рот, но ярость помешала ему произнести хоть слово. Адмирал продолжил ровным холодным тоном:
– Эти люди наращивают население после столетий драконовского демографического контроля и строят орбитальные фермы потому, что Масада готовится стереть их с лица земли, – и им нужны человеческие ресурсы, чтобы сопротивляться. Я готов был предположить, что их страхи преувеличены, но после изучения открытых документов и рапортов их разведки я понял, что они, наоборот, недооценили ситуацию. Да, их производственная база сильнее, но другая сторона превышает их по численности втрое, а ведь большая часть этой промышленности нужна им просто для того, чтобы выжить на планете! Если бы вы потрудились изучить их библиотеки данных или хотя бы досье, составленное сотрудниками посла Лэнгтри, вы бы это знали. Вы палец о палец не ударили, и я вовсе не собираюсь позволить вашему невежеству влиять на официальную позицию нашей делегации.
– Это просто нелепо! – выпалил Хаусман. – У Масады и в помине нет возможностей направить такие военные силы на Грейсон!
– Я думал, что военные вопросы относятся к моей компетенции, – сказал Курвуазье ледяным тоном.
– Тут не нужен гений – просто кто-то со свежим взглядом! Посмотрите на их уровень дохода на душу населения, черт возьми! Они сами себя уничтожат, если возьмутся за это!
– Даже если вы правы, это не значит, что они не попробуют. Вы никак не хотите – или не можете – понять, что разум не является их основным двигателем. Они полностью охвачены идеей уничтожения правительства Грейсона и насильственного внедрения своего образа жизни в обеих системах, потому что верят, что это их религиозный долг.
