У лейтенант-коммандера Прево одна рука была в пластигипсе и висела на перевязи, Элен хромала, но с рулевым она говорила с прежней четкостью в негромком голосе. Старпом «Аполлона» была далеко не единственным ходячим раненым в команде крейсера. Больше половины экипажа Трумэн погибли или были ранены; из старших офицеров на ногах остались только Прево и лейтенант-коммандер Хэкмор, главный инженер «Аполлона».
– Готовы к вылету, Элис?
– Да, мэм. Хотела бы я… – Трумэн оборвала фразу, пожав плечами, и выразительно посмотрела на обломки тактического и астрогационного постов «Аполлона» и заплаты на задней переборке мостика. Хонор знала, что это было не прямое попадание, просто вторичный взрыв, который убил лейтенант-коммандера Эмберсона, лейтенанта Андрунаскиса и всю картографическую группу.
Она протянула руку.
– Я знаю. Я бы тоже хотела, чтобы вы остались. Но не получается. Я бы дала вам дополнительных медиков, видит бог, лейтенанту Гвинн они бы пригодились, но…
Теперь плечами пожала Хонор, и Трумэн крепко сжала ее руку. Если «Бесстрашному» и «Трубадуру» придется сражаться с «Гневом Господним», им понадобятся все их врачи и санитары.
– Удачи, шкипер, – сказала она негромко.
– И тебе, Элис. – Хонор последний раз сжала ее руку, отступила на шаг и поправила белый берет. – Мой доклад у тебя есть. Только… – Она остановилась, потом покачала головой. – Просто скажи им, что мы старались, Элис.
– Скажу.
– Я знаю, – повторила Хонор и помахала рукой на прощание, потом молча повернулась и ушла.
Через десять минут она стояла на мостике собственного корабля, глядя, как на экране прямого видения «Аполлон» уходит с орбиты Ворона. По изуродованным бортам видно было, как ужасно пострадал легкий крейсер, но он шел вперед на пятистах двух
g, и Хонор заставила себя отвернуться. Она сделала все возможное, чтобы вызвать помощь, но в глубине души она знала, что если помощь действительно потребуется, то она прибудет слишком поздно.
Она почувствовала, как ее усталые плечи опускаются под тяжестью Нимица, и заставила себя выпрямиться и переключить экран на камеры, расположенные на поверхности Ворона. Хронометр отсчитывал остающееся время с четкостью метронома, и когда он дошел до нуля, экран внезапно помутнел. На замерзшей поверхности беззвучно распустился гигантский нарыв раскаленного добела света и сразу начал раздуваться и расползаться. По мостику пронесся едва заметный ропот команды, наблюдавшей за уничтожением базы масадцев. Хонор еще с минуту понаблюдала, потом погладила Нимица и сказала, не отводя глаз от затихающего взрыва:
– Ладно, Стив, уходим.
Луна поползла по экрану прочь, «Трубадур» последовал за «Бесстрашным», и Хонор наконец отвернулась от экрана. Они снова шли вместе – все, что осталось от моей эскадры, подумала она и постаралась задавить горечь, таившуюся в этой мысли. Она просто устала, вот и все.
– Как у нас связь с «Трубадуром», Джойс? – спросила она.
– Надежно, мэм, если мы не будем слишком удаляться от них.
– Хорошо. – Хонор взглянула на офицера по связи, гадая, не прозвучал ли вопрос так, будто она нервничает. А потом подумала, что она действительно нервничает. Метцингер – хороший офицер. Она доложит, если появятся какие-нибудь проблемы. Но у «Бесстрашного» больше не было гравитационных приборов, и он не мог получать опережающие скорость света сообщения от разведывательных модулей, следивших за возвращением «Гнева Господня». Ее корабль стал таким же одноглазым, как она сама, и «Трубадур» должен смотреть за двоих, и если он что-то упустит…
Она снова посмотрела на часы и приняла решение. Кошмары кошмарами, но она не могла работать, когда усталость отравляла ее сознание, так что она заложила руки за спину и направилась через мостик к лифту.
Вахтенным офицером был Андреас Веницелос, но он встал со своего кресла и пошел за ней к двери лифта. Она услышала его шаги и обернулась.
– Вы в порядке, шкипер? – спросил он негромко. – Вид у вас усталый, мэм.
Он не отрывал взгляда от ее лица, и Хонор почувствовала, как он о ней беспокоится.
– Для человека, который потерял половину своей первой эскадры, я в порядке, – ответила она так же тихо, усмехнувшись уголком губ.
– Так тоже можно сказать, мэм, но зато мы всем им показали, почем фунт лиха. Если понадобится, мы еще и добавим, я думаю.
Хонор устало усмехнулась, сама себе удивившись, и легонько хлопнула его по плечу.
– Конечно, добавим, Энди. – Он улыбнулся, и она снова хлопнула его по плечу, потом глубоко и устало вздохнула. – Я пойду посплю. Вызови меня, если что-нибудь случится.
– Да, мэм.
Она вошла в лифт, и дверь закрылась за ней.
* * *
Элис Трумэн смотрела на своем экране, как «Бесстрашный» и «Трубадур» отправляются к Грейсону, и прикусила губу, думая о том, с чем им, возможно, придется столкнуться в ближайшие несколько дней. Она ненавидела себя за то, что уходит, но коммандер Тейсман основательно разделал «Аполлон», и изменить она ничего не могла. Она нажала на кнопку связи.
– Инженерное отделение, коммандер Хэкмор, – сказал усталый голос.
– Чарли, это капитан. Вы там готовы к переходу?
– Да, мэм. Из всего этого корабля я только за двигатели и могу поручиться, шкипер.
– Отлично. – Трумэн не отводила взгляд от точек, в которые превратились уходящие корабли Хонор. – Я рада это слышать, Чарли, потому что я хочу, чтобы ты отключил предохранители у гипергенераторов.
На минуту воцарилось молчание, потом Хэкмор откашлялся.
– Вы уверены, капитан?
– Абсолютно.
– Шкипер, я, конечно, сказал, что двигатели в хорошей форме, но мы получили множество попаданий. Я не могу гарантировать, что нет повреждений, которых я пока не нашел.
– Я знаю, Чарли.
– И если мы заберемся так далеко в гиперполосы, а двигатель испортится или мы нарвемся на турбулентность…
– Я знаю, Чарли, – сказала Трумэн еще более твердо. – И я знаю, что у нас на борту все раненые эскадры. Но если ты отключишь предохранители, то мы придем на двадцать пять – тридцать часов быстрее, а может, даже больше.
– Сами все это придумали?
– Я когда-то была неплохим астрогатором и еще не разучилась считать при необходимости. Так что доставай инструменты и иди работать.
– Да, мэм. Если вы так хотите. – Хэкмор помедлил, потом тихо спросил: – А капитан Харрингтон об этом знает, мэм?
– Видишь ли, я как-то забыла ей сказать.
– Понятно. – Трумэн чувствовала усталую улыбку в его тоне. – Просто вылетело из памяти, наверное?
– Вроде того. Так как, ты сможешь это сделать?
– Ну разумеется. Разве я не самый потрясающий инженер во всем флоте? – На этот раз смех Хэкмора прозвучал более естественно.
– Отлично. Я знала, что эта мысль тебе понравится. Сообщи, когда будешь готов.
– Да, мэм. Хочу сказать, капитан, что у меня прямо-таки потеплело на сердце, раз вы были уверены, что я на это пойду. Вы, значит, уверены, что я почти такой же псих, как и вы сами.
– Льстец. Иди поиграй со своими гаечными ключами.
Трумэн прервала связь и откинулась в кресле, потирая руками подлокотники и думая, что бы сказала Хонор, если бы она ее предупредила. По уставу она могла сказать только одно: Трумэн собиралась нарушить все существующие правила безопасности. Но у Хонор сейчас своих забот выше крыши. Если «Аполлон» не мог помочь в сражении с этим здоровенным ублюдком, то он мог, по крайней мере, быстрее привести подкрепления, и ни к чему добавлять Хонор лишние хлопоты.
Коммандер закрыла глаза, пытаясь забыть усталость и боль, читавшиеся в единственном здоровом глазу Хонор. Боль появилась в тот самый миг, когда она узнала о смерти адмирала Курвуазье. Теперь стало хуже: к боли прибавилась каждая смерть, каждая потеря эскадры, уже свершившаяся и предстоящая. Как и усталость, скорбь была ценой, которую капитан платил за привилегии командования. Гражданские – и многие младшие офицеры – видели только церемонии и почтение, почти безраздельную власть, которой обладал капитан корабля Ее Величества. Они не видели другой стороны медали – ответственности, требовавшей идти дальше, потому что твои люди нуждаются в тебе, и мучительного понимания, что твои ошибки и небрежность убьют не только тебя. Снова и снова ты посылаешь людей на смерть, потому что другого выбора нет. Потому что их долг в том, чтобы рисковать своими жизнями, а твой – тащить их за собой в пасть смерти… или посылать их перед собой.
Коммандер Трумэн не представляла себе более высокого призвания, чем командовать кораблем Ее Величества, но иногда она ненавидела безликие массы, которые поклялась защищать, зная, во что эта защита обходится таким людям, как ее экипаж. Людям вроде Хонор Харрингтон. Вовсе не патриотизм, благородство или преданность долгу заставляли людей идти дальше, когда им хотелось упасть и умереть. Возможно, эти благородные чувства и привели их в вооруженные силы и не позволили уйти в отставку во времена затишья. Но когда для надежды уже не оставалось места в разуме, их поддерживала дружба, верность друг другу, знание того, что другие люди зависят от них точно так же, как они зависят от этих людей. А иногда, очень редко, причина заключалась в одном-единственном человеке, которого просто
нельзяподвести. К кому-то, кто никогда не бросил бы тебя, не оставил бы тебя в беде. Элис Трумэн всегда знала, что такие люди есть, но никогда их не встречала. А теперь встретила – и чувствовала себя предательницей, потому что ей приходилось бежать, когда Хонор нуждалась в ней больше всего.
Она снова открыла глаза. Если лорды Адмиралтейства решат действовать по уставу, то она предстанет перед комиссией – возможно, даже перед трибуналом – за то, что безрассудно подвергла опасности подчиненное ей подразделение. И даже если этого не случится, найдутся капитаны, которые решат, что риск не был оправдан: ведь если она потеряет «Аполлон», никто на Мантикоре даже не узнает, что Хонор нужна помощь.
Но эти часы разницы могут сыграть решающую роль на Ельцине, а это значило, что она никогда себе не простит, если не рискнет.
Коммуникатор загудел, и она нажала на кнопку.
– Мостик, капитан.
– Предохранители сняты, шкипер, – сказал Хэкмор. – Наша старушка готова пуститься в пляс.
– Спасибо, Чарли, – уверенно сказала коммандер Элис Трумэн. Она проверила маневренный экран. – Готовьтесь к переходу через восемь минут.
Глава 29
Альфредо Ю знал, что ему следует изучать рапорт инженерного отделения о состоянии отремонтированного пятого силового луча, но он хмурился, глядя на данные, но не видя их, не в состоянии сосредоточиться. Что-то в реакции масадцев было не так. Что-то было неправильно, и тот факт, что он не мог сказать,
что именно,заставлял его беспокоиться еще больше.
Он отошел от терминала и начал нервно шагать взад-вперед, стараясь убедить себя в глупости своего поведения. Конечно, с Масадой что-то не так! Он потерпел поражение. Не по своей вине, возможно, но все-таки поражение, и последствия этого поражения должны были отдаваться в головах и в сердцах всех масадцев.
И все-таки…
Он замер, напряженно глядя в пространство и пытаясь сформулировать это «все-таки» поточнее. Молчание Совета Старейших? Вялые протесты Меча Саймондса против проволочек, которые задерживали «Гнев» у Эндикотта? Или просто нависающее над ними всеми чувство обреченности?
Он невесело ухмыльнулся собственной противоречивости. Он ждал от Совета вспышки истерики и тучи противоречивых приказов, и их отсутствие должно было принести ему облегчение. Ошеломленное и молчаливое отсутствие реакции масадцев было куда выгоднее для их с послом Лейси планов – может, он именно поэтому и беспокоился? Потому что это слишком удобно?
Но почему пассивность Саймондса должна его беспокоить? Меч, наверное, потрясен тем, что еще жив. Наверняка он гадает, когда эта странная неуязвимость окончится. Человек, которому в спину дышит смерть, и неизвестно, когда она нанесет удар, вряд ли будет сохранять свое прежнее упрямство и назойливость.
А что касается чувства обреченности, так чего еще он мог ждать? Несмотря на бодрую маску, которую он сохранял ради внутреннего круга хевенитских офицеров, сам он вовсе не надеялся, что Мантикора отступит только потому, что на пути встанет единственный хевенитский линейный крейсер, особенно тот, который и начал всю эту стрельбу. А если он сам в это не верил, как могла верить его команда? На борту «Гнева Господня» царило предчувствие грозы, люди выполняли свои обязанности без обычной болтовни и старались убедить себя, что выживут, когда все это закончится.
Все эти объяснения его беспокойства были верны. К несчастью, ни одно из них не давало полного объяснения происходящему.
Он автоматически, почти против воли, повернулся к экрану календаря на переборке. Три дня после уничтожения Ворона. Он не знал, когда точно ушли грузовики Харрингтон, но они наверняка должны были отбыть, когда она выяснила, что представляет собой «Гнев», если не раньше. Это позволяло определить приблизительный срок. У него было восемь-десять дней до прибытия помощи с Мантикоры, и каждая медленно текущая секунда ожидания еще больше напрягала его нервы.
По крайней мере, Истинные, похоже, поняли, что они проиграли. Довольно быстрое согласие Старейших с его аргументами о бесполезности дальнейших атак было приятным сюрпризом. Решение Саймондса усилить оборонные укрепления, рассеянные по системе Эндикотта, было, конечно, бессмысленным, но уж лучше это, чем самоубийственное нападение на Грейсон.
Они делали точнехонько то, чего Ю с послом Лейси от них и хотели, так почему же он не чувствовал удовлетворения?
Все дело в тщетности, решил он. Казалось, что события идут по заранее намеченному пути, которого никто не мог изменить. Осознание того, что все это не имеет значения, что конец будет одинаковый – что бы он ни делал сам и ни заставлял делать остальных, – делало бездействие опасно притягательным.
Может, поэтому он и не возражал против последних приказов Меча. «Гнев Господень» никогда не предназначался под транспортный корабль, но даже на досветовом уровне он был быстрее всех судов Масады. И хотя ему претила мысль забивать свой корабль толпой масадцев, его утешало, что, пока он тут играет в пассажирский корабль, его не пошлют обратно на Ельцин. И у него создавалось ощущение, что он хоть чем-то занят.
Ю фыркнул. Возможно, он был больше похож на Саймондса, чем готов был признать. Их обоих больше всего, похоже, волновало сохранение иллюзии.
Он снова взглянул на календарь. Первые шаттлы прибудут через девять часов. Ю выпрямился и пошел к люку. Им с Мэннингом придется порядком поломать голову над размещением, и это было даже хорошо. По крайней мере, он будет беспокоиться о чем-то конструктивном.
* * *
Зеленый адмирал Хэмиш Александер, тринадцатый граф Белой Гавани, ждал у переходного люка, пока катер причалит к кораблю Ее Величества «Уверенный». Его флагманский корабль уже шел к гипергранице на полной боевой мощности, и хотя суровое лицо адмирала было спокойным, во взгляде светло-голубых глаз чувствовалось напряжение.
Он заложил руки за спину, размышляя. Настоящее потрясение еще не наступило. Пролонг делал дружеские связи особенно длинными, а он знал Рауля Курвуазье всю свою жизнь. Он был на двенадцать земных лет младше Рауля и взбирался по служебной лестнице быстрее, во многом благодаря своему происхождению, но между ними всегда была личная, а не только профессиональная близость. Лейтенант Курвуазье учил его астрогации на первом курсе, гардемарином. Вслед за капитаном Курвуазье он занял место старшего тактического инструктора на острове Саганами. Годами он обсуждал и планировал стратегию и размещение кораблей с адмиралом Курвуазье. А теперь Курвуазье не стало.
Ощущение было такое, будто он проснулся утром и обнаружил, что во сне потерял руку или ногу, но Хэмиш Александер был хорошо знаком с болью. И как ни сильна была эта боль, не она наполняла его страхом. Личное горе, скорбное понимание, какого командира лишился флот со смертью Рауля, заслонялись другим: вместе с Курвуазье погибли еще четыреста офицеров и матросов, а еще тысяча сейчас, во всей видимости, ожидает смерти на Ельцине – если они еще живы. Именно это наполняло Хэмиша Александера страхом.
Давление в переходной камере выровнялось, и из нее вышла невысокая крепкая женщина-коммандер. Ее светлая коса была спрятана в белый берет командира космического корабля. Зазвучали боцманские дудки, встречающая группа вытянулась по стойке смирно, и офицер четко отдала честь.
– Добро пожаловать на борт, коммандер Трумэн, – сказал он, отвечая на ее приветствие.
– Спасибо, сэр. – На напряженном лице Трумэн чувствовалась усталость.
Этот переход был для нее нелегким, решил Александер, но в ее измученных зеленых глазах чувствовалась новая, особенно острая печаль.
– Извините, что оторвал вас от «Аполлона», коммандер, – тихо сказал он на пути к лифту, – но мне надо было отправляться немедленно, и я хотел знать о ситуации все, что может рассказать человек, который сам был там. При таких обстоятельствах… – Он слегка пожал плечами, и она кивнула.
– Я понимаю, сэр. Я не хотела оставлять свой корабль, но верфи нужны ему больше, чем я, а коммандер Прево сможет справиться с любыми возникшими проблемами.
– Я рад, что вы меня понимаете.
За ними закрылась дверь, лифт пошел к мостику, и Александер посмотрел на свою гостью. Его корабли покинули орбиту Мантикоры через пятнадцать минут после получения сигнала «Аполлона». Он видел повреждения крейсера, когда тот встретился с «Уверенным», чтобы смогла прибыть Трумэн. До момента встречи он только в самых общих чертах знал о событиях на Ельцине, но один взгляд на изувеченный корпус сказал ему, что дела плохи. То, что «Аполлон» сохранил гипердвигатели, было настоящим чудом, и он гадал, как будет выглядеть Трумэн, когда поднимется на борт. Теперь он знал.
– Я заметил, – сказал он осторожно, – что вы пришли с Ельцина за рекордное время, коммандер.
– Да, сэр, – ответила Трумэн подчеркнуто ровно, и Александер улыбнулся.
– Не бойтесь подвоха, коммандер. Я ведь прекрасно понимаю, что вы не могли превзойти на тридцать часов прежний рекорд вооруженных сил, не схимичив с гипергенератором.
Несколько секунд Элис Трумэн молча глядела на него. Лорд Александер – нет, теперь уже граф Белой Гавани, он стал графом после смерти своего отца, – был известен еще и тем, что порой игнорировал уставы, если они ему мешали, и наряду с беспокойством в его глазах виднелся почти заговорщический блеск.
– Все верно, милорд.
– И далеко вы забрались, коммандер?
– Слишком далеко. Мы преодолели йота-порог через день после ухода с Ельцина.
Александер невольно вздрогнул. Господи, она, похоже, сняла вообще все предохранители. Еще ни один корабль не вернулся целым из йота-полосы; никто даже не знал, может ли вообще корабль выжить в них.
– Понятно, – он откашлялся. – Вам очень повезло, коммандер Трумэн. Я надеюсь, вы это понимаете?
– Да, сэр, вполне.
– И вы, похоже, отличный капитан, – продолжил он тем же тоном, – раз сумели привести корабль в целости.
– Как вы сказали, милорд, мне повезло. И у меня замечательный инженер – может, он даже когда-нибудь снова согласится со мной разговаривать.
Александер внезапно расплылся в почти мальчишеской ухмылке, и Трумэн улыбнулась ему в ответ. Но это была мимолетная неустойчивая улыбка, которая тут же исчезла, и она повела плечами.
– Я понимаю, что нарушила все нормы безопасности, сэр, но, зная, что ждет капитана Харрингтон на Ельцине, я была уверена, что риск оправдан.
– Я полностью с вами согласен и так и сказал Первому Космос-Лорду Вебстеру.
– Спасибо, сэр, – негромко ответила Трумэн.
– Вообще-то, коммандер, теперь настала очередь выяснить, насколько хороши мои инженеры. Боюсь, я не смогу оправданно провести две эскадры линейных крейсеров тем способом, каким шли вы, но на несколько часов мы обратный путь сократим. Ясно, что в первую очередь нам не хватает времени.
Теперь кивнула Трумэн, но в глазах ее снова читалось беспокойство. Времени не было не «у нас», время вот-вот могло закончиться у Грейсона и капитана Харрингтон.
Лифт остановился, и дверь открылась, окунув их в суету мостика. Штаб Александера все еще судорожно приводил дела в порядок – три крейсера перевели в последний момент, чтобы заменить корабли, которые не могли стартовать немедленно, – но капитан Хантер, начальник штаба, заметил появление адмирала. Хантер сказал что-то начальнику оперативного отдела и быстро пошел к лифту, протягивая руку Трумэн.
– Элис! Я слышал, что «Аполлон» сильно пострадал, но я рад тебя видеть, даже при таких печальных обстоятельствах.
– Спасибо, сэр, я тоже рада.
– Пройдемте с нами в кабинет, Байрон, – сказал Александер. – Нам обоим следует внимательно выслушать все, что может сообщить коммандер Трумэн.
– Конечно, сэр.
Александер провел их в кабинет и указал на кресла.
– К сожалению, я не встречался с капитаном Харрингтон, коммандер, – сказал он. – Я знаком с ее досье, но не знаю ее лично и не информирован о текущей ситуации, так что я хочу, чтобы вы начали с самого начала и рассказали мне все, что произошло с тех пор, как вы впервые вошли в пространство Ельцина.
– Да, сэр. – Трумэн глубоко вздохнула и выпрямилась в кресле. – Мы прибыли по расписанию, милорд, и…
Александер слушал ее, обращая внимание на то,
какона говорила, ничуть не меньше, чем на сами слова. Разум его работал четко и бесстрастно, выделяя полезную информацию, отмечая вопросы, которые следовало задать, запоминая уже данные ответы, но за концентрацией скрывался глубокий страх.
Потому что, несмотря на весь риск, на который пошла Трумэн, было вполне возможно, что Хонор Харрингтон и все ее люди уже мертвы, а если так, то Хэмиш Александер начнет войну, которой Мантикора боялась почти сорок лет.
* * *
– Шкипер?
Хонор оторвалась от бумаг, когда Веницелос просунул голову в открытый люк.
– Да, Энди?
– Я подумал, вам стоит знать, что мы вроде как снова наладили четвертый лазер. В контроле огня все еще есть помехи, и расчету придется вводить уточненные данные вручную, но мы восстановили целостность корпуса, и все цепи дают зеленый сигнал.
– Отлично, Энди! – улыбнулась Хонор правой стороной рта. – Теперь, если бы вы с Джеймсом еще и гравитационные сенсоры наладили?..
Она прервала фразу на вопросительной ноте, и он поморщился.
– Шкипер, трудные дела мы делаем сразу, а вот невозможные оставляем верфям.
– Этого я и боялась. – Хонор указала старпому кресло, и он сел, исподтишка рассматривая своего капитана.
Ускоренное лечение почти убрало жутковатые раны, изуродовавшие ее лицо, и она выглядела заметно лучше. Левая сторона все еще сохраняла неподвижность, но к этому Веницелос уже начал привыкать. И хотя с ее левым глазом дела обстояли так плохо, как того и боялся Монтойя, аккуратная черная повязка, которой она заменила громоздкие медицинские сооружения, придавала ей пиратскую лихость.
Но дело не в ее внешности, подумал он. Когда она проснулась после первого сна за пятьдесят три часа и обнаружила, что Монтойя и МакГиннес подсыпали снотворного ей в какао, то пришла в неподдельное бешенство. Поначалу Веницелос думал, что она отправит их обоих на гауптвахту, несмотря на все клятвы доктора, что он сумел бы разбудить ее меньше чем за полчаса, если бы появился «Гнев Господень». Но главное – она проспала пятнадцать часов. И в глубине души она наверняка понимала, как остро ей нужен был этот отдых.
Веницелос не знал, что замышлял Монтойя, но если бы знал, сам бы подсыпал ей снотворное. Она разваливалась на кусочки у него на глазах, и он боялся как за нее, так и за людей, которые так в ней нуждались. Ей стало плохо, когда она узнала о смерти адмирала Курвуазье, а после того, что случилось с экипажем «Мадригала», на нее было жутко смотреть. Веницелос не мог винить ее за ненависть и разделял ее чувство вины, хотя и отвергал ее мучительную уверенность в том, что она подвела адмирала. Но он знал, что при любых обстоятельствах она им нужна. Если начнется самое худшее, им на мостике «Бесстрашного» нужна Хонор Харрингтон, способная снова творить чудеса, – а не измученный робот, который заработался до изнеможения.
– Ну что ж, – она откинулась назад, и ее голос отвлек старпома от размышлений, – похоже, мы настолько готовы к его появлению, насколько это возможно.
– Вы правда думаете, что «Гнев» появится, шкипер? Прошло уже четыре дня. Думаю, если они вообще собирались приходить, они бы уже пришли.
– Мнение логичное.
– Но вы с ним не согласны, так? – спросил Веницелос и прищурился, когда она покачала головой. – А почему, шкипер?
– Логичных доводов у меня нет. – Она сложила руки на груди, серьезно разглядывая старпома единственным темным глазом. – Что бы они сейчас ни сделали в Ельцине, это только ухудшит их положение. Если они уничтожат нас или нанесут ядерный удар по Грейсону, флот от них одно воспоминание оставит. Даже если масадцы этого не понимают, то хевениты понимают даже слишком хорошо. А если бы они собирались что-то делать, то должны были бы уже это сделать, не дав нам времени на ремонт, на подготовку, не говоря уже о том, что с Мантикоры приближается помощь. И все же…
Ее нечеткий голос замолк, и Веницелос вздрогнул. Тишина тянулась до тех пор, пока он не откашлялся.
– И все же, мэм?
– Он там, – сказала Хонор. – Он там и идет на нас. – Она поглядела на него единственным глазом и усмехнулась уголком губ. – Не беспокойся, Энди, я не ударилась в мистицизм на старости лет. Но подумай сам. Если бы они мыслили рационально, то ушли бы в тот же момент, когда эскадра вернулась. А они не ушли. И уж конечно, они должны были сбежать, а не сражаться, когда мы атаковали Ворон. И потом, – ее голос помрачнел, – вспомни, как они обошлись с людьми с «Мадригала».
На мгновение она замолчала, снова уставившись на столешницу в мрачном раздумье, но потом встряхнулась.
– Суть в том, что эти ребята не мыслят рационально. Они существуют будто в другой вселенной. Я не могу выстроить славный аккуратный анализ намерений нашего врага, но, судя по тому, что мы уже видели, я думаю – нет, я знаю, – что они не изменятся и теперь.
– Даже если хевениты уведут «Гнев Господень»?
– Вот это их может остановить, – признала Хонор. – Но вопрос в том, смогут ли хевениты это сделать, а после того, что случилось на Вороне, я не очень в это верю. – Она снова покачала головой. – Нет, я думаю, что они идут. И если я права, мы увидим их скоро. Очень скоро.
Глава 30
Разместить их всех на борту оказалось еще сложнее, чем предполагал Ю. Каждая свободная каюта была до потолка забита масадскими солдатами и их личным оружием. Невозможно было повернуться, чтобы не наступить на одного из них, и Ю чувствовал, что вздохнет спокойно только тогда, когда выгрузит первую партию.
Их количество перенапрягало и системы жизнеобеспечения «Гнева», что и послужило причиной этой встречи. Ю, коммандер Валентайн и лейтенант-коммандер ДеДжордж, баталер «Гнева», сидели в офисе капитана, просматривая данные, и ДеДжордж проявлял растущее недовольство.
– Хуже всего, шкипер, что у большинства из них даже нет скафандров. Если у нас возникнут проблемы с жизнеобеспечением, дело обернется плохо. Очень плохо.
– Придурки чертовы, – буркнул Валентайн. Ю взглянул на него с упреком, но упрек был неискренен, и инженер пожал плечами. – Шкипер, им всего лишь надо было отправить их в дорогу в скафандрах. Оборудование у них паршивое, и в нем, конечно, здорово неудобно, но у них хоть были бы скафандры! – Он нахмурился. – Вот еще что. Мы ведь везем всю эту пехоту на астероидные базы, верно? – Ю кивнул, и Валентайн снова пожал плечами. – Что-то мне не верится, что у них там на складах столько запасных скафандров!
Ю поморщился. Инженер был прав. Они везли этих людей во враждебное окружение без единого скафандра. Это было необычайно глупо даже для масадцев, и он удивился, почему ему самому не пришло это в голову.
– Ну, так или иначе, – сказал ДеДжордж, – я буду присматривать за жизнеобеспечением во все глаза, и пока оно держится. Я только надеюсь, что и дальше так будет.
* * *
Джордж Мэннинг сидел посреди мостика и пытался воспроизвести уверенность, которую излучал капитан. Ощущал он себя не особо уверенно, но Мэннинг уже успел приспособиться к постоянному чувству обреченности, да и выбора особого у него не было.
Он проверил время. Они отставали больше чем на полчаса от расписания по первой выгрузке, и он повернул голову.
– Связь, вызовите Базу-Три и уточните время нашего прибытия.
– Есть, сэр, – ответил лейтенант Харт, масадский офицер связи, и что-то в его ответе кольнуло Мэннинга. В голосе слышался странный оттенок, более глубокий, чем постоянное фоновое беспокойство, которое ощущали все они. Старпом взглянул на него повнимательнее.
Харт, казалось, не замечал его интереса. Он наклонился влево, чтобы включить программное обеспечение для коммуникационного лазера, и Мэннинг внезапно замер. Под кителем масадца виднелось что-то угловатое. Ничему такому там быть не полагалось – особенно похожему на автоматический пистолет.
Старпом заставил себя отвернуться. Может, он и ошибался и там было что-то другое, но он так не думал. Конечно, даже если он и был прав, присутствие пистолета вполне объяснимо. Харт мог перенервничать, это могло быть исключение – один человек, на которого свалилось перенапряжение. Учитывая небольшие размеры мостика, это пугало, но куда меньше, чем все остальное.