– Капитан? Вы меня слышите, мэм?
      Голос пробился в ее сознание, и она открыла глаза. Или, скорее, глаз. Она с трудом сосредоточилась и взглянула, моргая, в лицо склонившегося над ней человека.
      В правое плечо ей уперлась знакомая треугольная голова, и она повернулась навстречу встревоженным зеленым глазам Нимица. Кот лежал рядом с ней, а не свернулся у нее на груди в своей любимой позе, и он так громко мурлыкал, что кровать дрожала. Рука показалась ей необычно тяжелой, но Хонор все же подняла ее, чтобы потрепать кота за уши, и нервное мурлыканье слегка утихло. Она снова погладила его, потом услышала тихий звук и обернулась. Рядом с коммандером Монтойей, врачом, стоял Андреас Веницелос. Щеголеватый старпом казался не менее обеспокоенным, чем Нимиц.
      – Как у меня дела? – попыталась она спросить, но слова вышли смазано и неразборчиво, потому что шевелилась только правая сторона рта.
      – Могли быть и получше, мэм. – Глаза Монтойи гневно заблестели. – Шкипер, эти подонки вас чуть не прикончили.
      – Очень плохо? – Она проговорила медленно, стараясь справиться с каждым звуком по очереди, но результат особо лучше не стал.
      – Не так плохо, как могло быть. Вам повезло, мэм. Его выстрел задел вас только краем, но если бы он целил на пару сантиметров вправо или чуть-чуть повыше… – Доктор помедлил и прокашлялся. – Основные повреждения на левой щеке, шкипер. Повреждения мышц не такие сильные, как я боялся, но мягкие ткани очень пострадали. А у вас еще сломана зигоматическая дуга – скула как раз под глазом, – и нос вы сломали, когда падали. Что серьезнее, нервы от глаза к подбородку и примерно на сантиметр перед ухом почти полностью мертвы. Ушную раковину и слуховые нервы, к счастью, не задело, и вы должны хотя бы отчасти контролировать челюстные мышцы с этой стороны.
      У Монтойи было лицо врача; оно говорило пациентам только то, что он хотел им сказать. Веницелоса читать было легче, и его понятия о «везении» явно не совпадали с мнением Монтойи. Хонор сглотнула и подняла левую руку. Она почувствовала под пальцами свою кожу, но ощущение было такое, будто трогаешь кого-то другого. Ее лицо не чувствовало ничего, даже давления или онемения.
      – В общем и целом, я думаю, что с вами все будет в порядке, мэм, – поспешно добавил Монтойя. – Потребуется обширная пересадка нервов, но повреждения локализованы, так что сама пересадка будет несложной. Она займет время, и я бы за нее не взялся, но для кого-нибудь вроде вашего отца тут проблемы не будет. А я пока что могу залечить сломанные кости и тканевые повреждения.
      – А глаз?
      – Тут дело плохо, – сказал врач прямо. – В глазу множество кровяных сосудов, и большая их часть порвана. Поскольку отсутствовал мышечный контроль, ваш глаз не мог закрыться, когда вы упали. Роговая оболочка довольно сильно повреждена, и в нее попали осколки стекла и фарфора и прошли до самого глазного яблока. – Она уставилась на него здоровым глазом, и он спокойно посмотрел на нее в ответ. – Не думаю, что его можно восстановить, мэм. Во всяком случае, не больше, чем чтобы позволить различать свет и тьму. Понадобится пересадка, регенерация или протез.
      – Я не регенерирую. – Она сжала кулаки от злости, что не может контролировать свой голос. – Мама проверила это давным-давно.
      – Ну, тогда пересадки, шкипер, – сказал Монтойя, и она заставила себя кивнуть.
      Большая часть человечества могла воспользоваться благами новой технологии регенерации; Хонор относилась к тем тридцати процентам, которым это было недоступно.
      – А как остальное лицо? – спросила она.
      – Ужасно, – честно сказал ей Монтойя. – Правая сторона в порядке, но левая – просто кошмар, и у вас продолжается потеря крови. Основные вздутия я снял, и коагулянты должны вскоре остановить кровь, но, честно говоря, шкипер, это даже хорошо, что вы ничего не чувствуете.
      Она снова кивнула, зная, что он прав, потом с усилием села. Монтойя и Веницелос посмотрели друг на друга, и по лицу врача было похоже, что он вот-вот возразит. Потом он пожал плечами и отошел, давая ей посмотреть в зеркало на стене.
      Несмотря на предупреждения, увиденное потрясло Хонор. На фоне ее бледного лица и ослепительно белой повязки на глазу сине-черные синяки и алые раны казались еще ужаснее. Выглядела она так, будто ее били дубинкой – в каком-то смысле так оно и было, – но больше всего Хонор потрясла мертвенная неподвижность левой половины лица. Сломанный нос отдавал тупой болью, а правая щека была напряжена, но слева боль словно обрывалась. Не уменьшалась, просто прекращалась, и уголок губ был слегка приоткрыт. Она попыталась закрыть его, попыталась напрячь мышцы щеки, но ничего не получилось.
      Она посмотрела в зеркало, заставляя себя принять это, повторяя, что Монтойя прав и все можно поправить, не важно, как она выглядит… Все эти уверения слабо помогали справиться с отвращением при взгляде в зеркало.
      – Не лучшим образом выгляжу, – сказала она и с тупым ужасом увидела, что только нетронутая правая сторона ее лица и рта двигаются нормально. Она глубоко вздохнула и попробовала еще раз. – Не лучшим образом выгляжу, – выговорила она. Получилось все равно странно и неуверенно, но это было уже больше похоже на членораздельную речь.
      – Верно, мэм, – согласился Монтойя.
      – Ну что ж. – Она отвела глаз от зеркала и взглянула на Веницелоса. – Можно и вставать.
      Эта фраза получилась почти совсем чисто. Может быть, если она сосредоточится на том, чтобы говорить медленно и четко, то все будет не так уж плохо.
      – Не думаю, что это… – начал Монтойя.
      – Шкипер, я справлюсь… – одновременно начал Веницелос, но оба они замолчали, когда она перекинула ноги через край кровати. Она опустила их на пол, и Монтойя шагнул вперед.
      – Капитан, может, вы этого и не чувствуете, но вам здорово досталось! Коммандер Веницелос со всем тут справляется, а коммандер Трумэн разбирается с эскадрой, и они вполне могут пока что заменить вас.
      – Доктор прав, мэм, – вставил Веницелос. – У нас все в порядке. – Он продолжил уже громче, когда Хонор, не обращая на них внимания, поднялась на ноги. – Господи, шкипер, ложитесь обратно!
      – Нет. – Она схватилась за кровать, чтобы удержать равновесие на танцующей у нее под ногами палубе. – Как вы сказали, доктор, я ничего не чувствую, – осторожно выговорила она, – так что этим надо воспользоваться. Где моя форма?
      – Вам она не нужна, потому что вы сейчас ляжете обратно!
      – Доставили меня сюда в форме. – Она увидела шкафчик и направилась к нему, не обращая внимания на то, что на ходу слегка пошатывается.
      – Ее там нет, – поспешно сказал Монтойя. Она остановилась. – Ваш стюард ее забрал. Он сказал, что, может быть, сумеет вывести кровь, – подчеркнул он.
      – Тогда достаньте мне другую.
      – Капитан, – начал он еще более настойчиво, и она развернулась к нему. Правый уголок губ приподнялся в иронической усмешке, которая только подчеркивала пугающее омертвение левой стороны лица, но в уцелевшем глазу затаилось что-то вроде смешинки.
      – Фриц, либо достаньте мне форму, либо я уйду в этом дурацком халате, – сказала она ему. – Выбор за вами.

* * *

      Андреас Веницелос поднялся на ноги, когда коммандер Трумэн вошла через люк. Хонор осталась сидеть. Она пришла сюда, держа Нимица на руках, а не на плече, потому что слишком неуверенно держалась на ногах, и вовсе не собиралась лишний раз демонстрировать, как у нее дрожат колени.
      Она подняла глаза на своего заместителя и приготовилась к реакции Трумэн. Хонор уже видела потрясение и гнев на лице МакГиннеса, когда он принес ей форму и увидел ее лицо, а Веницелос не скрывал, что, по его мнению, она перенапрягается. А потому, когда Трумэн сделала шаг назад, Харрингтон не слишком удивилась.
      – Господи, Хонор! Почему ты не в медотсеке? – На секунду зеленые глаза Трумэн задержались на ее израненном лице, потом она намеренно перевела взгляд, сосредоточившись на единственном открытом глазу. – Большая часть проблем у меня под контролем, и я могла бы навестить тебя и там.
      – Я знаю. – Хонор указала на стул и подождала, пока подчиненная сядет. – Но я еще жива, – продолжила она, чувствуя раздражение от медленной речи, – и я не собираюсь валяться в постели.
      Трумэн возмущенно посмотрела на Веницелоса, и старпом пожал плечами.
      – Мы с Фрицем уже пытались, коммандер. Толку никакого.
      – И не будет толку, – подтвердила Хонор. – Так что кончайте ерунду и расскажите, что происходит.
      – Ты уверена, что в состоянии работать? Ты извини, Хонор, но вид у тебя просто кошмарный, да и говоришь ты паршиво.
      – Я знаю. Но это в основном губы, – ответила она наполовину правдиво. Она коснулась левой стороны рта, злясь, что ничего не чувствует. – Ты говори, а я буду слушать. Начни с Протектора. Он жив?
      – Ну, если ты уверена… – с сомнением протянула Трумэн, но Хонор решительно кивнула, и коммандер пожала плечами. – Ладно. Да, он и его семья невредимы. Прошло… – она проверила часы, – уже двадцать минут с тех пор, как я получила последние сообщения, и только пять часов с момента покушения, так что точной информации я тебе дать не могу. Пока что ясно только, что ты оказалась в самом центре попытки покушения.
      – Клинкскейлс? – спросила она, но Трумэн покачала головой.
      – Нет. Я тоже так подумала, когда мы узнали, что это были охранники, но в конце концов они оказались не настоящими охранниками. Они входили в какое-то «Братство Маккавея», фундаменталистское подполье, про которое никто никогда даже не слышал. – Трумэн помедлила, нахмурившись. – Я еще не решила, верю ли я в то, что они совсем уж ничего не знали.
      – Я в это верю, мэм. – Веницелос обращался к Хонор. – Я больше смотрел планетные новости, чем коммандер Трумэн; у нее на это не было времени. Кроме довольно подробных видеосъемок, – он странновато взглянул на нее, – там сплошные догадки и истерика, но одно ясно: никто так даже и не слышал об этих маккавейцах и никто не знает, чего именно они хотели.
      Хонор кивнула. Ее не удивила паника на Грейсоне; было бы куда удивительнее, если бы все были спокойны. Но если Протектор Бенджамин жив и здоров, то существовало и правительство, а это все, что ее интересовало в ближайшее время.
      – А как эвакуация? – спросила она Трумэн.
      – Идет, – отозвалась коммандер. – Грузовики ушли час назад, и я на всякий случай послала «Трубадур» проводить их до гиперграниц. Его приборы позволят им обойти любых врагов перед переходом в гиперпространство.
      – Отлично. – Хонор потерла правую сторону лица. Мышцы с этой стороны болели, потому что им приходилось двигать челюстью в одиночку, а одна мысль о том, как она будет жевать, приводила ее в ужас.
      – У масадцев есть перемены? – спросила она наконец.
      – Никаких. Мы знаем, что они знают, что мы здесь. Я думала, что они что-нибудь предпримут, но пока от них ни слуху ни духу.
      – А командный центр?
      – От них тоже ничего, мэм, – сказал Веницелос. – Ваш коммандер Брентуорт все еще на борту, но даже он не может от них ничего добиться.
      – Это как раз неудивительно, Хонор, – добавила Трумэн. – Если эти психи и правда обошли службу безопасности, то они будут бояться, что в армии есть шпионы, во всяком случае, пока не разберутся, насколько обширным был заговор. Наверняка какой-нибудь идиот уже додумался, что то, что произошло с флотом, – это часть макиавеллевского предательства командования, чтобы способствовать убийству.
      – Так что пока остаемся только мы, – сказала Хонор даже медленнее, чем того требовал ее поврежденный рот. – Каково состояние альфа-узла «Трубадура»?
      – Грейсонская верфь подтверждает исходную оценку Алистера, – ответила Трумэн. – Он полностью нефункционален, и они не могут его починить. Их технологии Варшавской еще грубее, чем я думала, а детали не соответствуют нашим, но их стандартные импеллеры куда ближе к нашему уровню. Лейтенант Энтони начал работать с их главным инженером еще до того, как я послала «Трубадур» с грузовиками. Когда он вернется, грейсонцы уже усовершенствуют свои бета-узлы, чтобы заменить поврежденные бета– и альфа-узлы нашего эсминца. Парусов Варшавской все равно не получится, но пятьсот двадцать gна максимальном ускорении корабль набрать сумеет.
      – Сколько времени на переоборудование?
      – Энтони говорит, двадцать часов, а грейсонцы – пятнадцать. Тут, я думаю, правы скорее грейсонцы. Мне кажется, что Энтони недоволен технической поддержкой и недооценивает ее возможности.
      Хонор кивнула, потом отдернула руку, чтобы не начать снова массировать лицо.
      – Ладно. Если у нас хватит времени на ремонт…
      Ее терминал загудел, и она нажала кнопку ответа.
      – Да?
      – Капитан, у меня для вас личный вызов с Грейсона, – донесся голос лейтенанта Метцингер. – От Протектора Бенджамина.
      Хонор посмотрела на своих подчиненных, потом выпрямилась в кресле.
      – Подключите, – сказала она.
      Экран ее терминала немедленно ожил, и на нем появился уставший и напряженный Бенджамин Мэйхью. Увидев ее лицо и повязку на глазу, он удивленно расширил глаза, потом помрачнел.
      – Капитан Харрингтон, я… – Голос его звучал хрипло, и ему пришлось остановиться и откашляться, прочищая горло. – Спасибо, – сказал он наконец. – Вы спасли жизни моей семьи и мою собственную. Я навечно у вас в долгу.
      Здоровая сторона лица Хонор покраснела, и она покачала головой.
      – Сэр, в самом конце уже вы спасли мне жизнь. И вообще, я ведь и себя защищала.
      – Ну конечно. – Мэйхью устало улыбнулся. – Именно поэтому вы и ваш кот… – Он внезапно заметил, что на плече у нее никого нет. – С ним все в порядке? Я так понял…
      – Он цел, сэр.
      Хонор обругала себя за то, что, стремясь успокоить его, заговорила слишком поспешно. Слова получились практически неразборчивыми. Она постеснялась повторять их и вместо этого подняла Нимица перед экраном. Мэйхью расслабился.
      – Слава богу! Элейн беспокоилась за него почти так же, как мы все за вас, капитан.
      – Мы сильные, сэр, – сказала она медленно и отчетливо. – Мы справимся.
      Он с сомнением посмотрел на ее изуродованное лицо и постарался скрыть свой ужас. Мэйхью знал, что медицина на Мантикоре куда лучше, чем на Грейсоне, но он видел кровавые остатки ее глаза, когда ее увозили флотские медики и мрачные солдаты королевской морской пехоты Мантикоры в полной боевой форме. Остальные повреждения теперь выглядели еще страшнее, а ее нечеткая речь и парализованные мускулы бросались в глаза – и приводили в ужас. Распухшая маска вместо прежде столь живого и выразительного лица была просто кощунством, а Мэйхью все-таки был грейсонцем, несмотря на все инопланетное обучение. В глубине души ему было не избавиться от веры, что женщин надо защищать. А она так пострадала, защищая его,и от этого было только хуже.
      – Правда, сэр, все будет в порядке, – сказала она, и он решил, что ему остается только поверить ей.
      – Рад это слышать. Тем временем, – продолжил он более резким тоном, – мне кажется, вы не прочь были бы узнать, кто стоял за попыткой переворота.
      – Вы уже знаете? – Хонор наклонилась вперед и почувствовала, что Веницелос и Трумэн застыли в ожидании.
      – Да. – Мэйхью выглядел почти больным. – У нас есть запись его признания. Это был мой двоюродный брат Джаред.
      – Ваш двоюродный брат? – не удержавшись, ахнула Хонор, и он огорченно кивнул.
      – Похоже, все его тирады против масадцев были просто прикрытием, капитан. Он работал на них больше восьми лет. Вообще-то советник Клинкскейлс теперь думает, что он был не первым Маккавеем, а вторым. Он считает, что он получил эту должность в наследство от дяди Оливера.
      – Боже мой, – прошептала Хонор.
      – Мы только начинаем во всем этом разбираться, – продолжил Мэйхью тем же несчастным голосом, – но служба безопасности взяла нескольких убийц живыми. В основном благодаря вашему коту – после первой жертвы он ограничился тем, что ослеплял их. Из тех, что подвернулись вам, выжил только один.
      Хонор ничего не ответила. Она просто сидела, глядя на него и чувствуя, как ему больно. Она была единственным ребенком в семье, но Харрингтоны – большой клан. Хонор представляла, насколько ужасно знать, что его собственный двоюродный брат замыслил убийство его семьи.
      – Так или иначе, – не сразу продолжил Протектор, – Говард и его люди арестовали их, подлечили и допросили. Как именно, Говард мне не сказал. Он, похоже, боится, что я не одобрю его методов, но что бы он там с ними ни сделал, некоторые заговорили довольно быстро, и он сумел вчерне определить последовательность событий. Похоже, еще с прошлой войны Масада начала создавать пятую колонну из наших собственных реакционеров. Мы об этом даже не догадывались, и Говард винит в этом себя, но причина в том, что эти маккавейцы, хоть они и религиозные фанатики, понимали, что их идеи слишком отличаются от общераспространенных и партизанской войной они ничего не добьются. Поэтому вместо того, чтобы выступать в открытую и восстанавливать против себя народ, а заодно позволить службе безопасности взять их на заметку, они выжидали, пока не решили, что у них есть шанс одним ударом обезглавить государство.
      – И заменить вас вашим двоюродным братом, – без обиняков подытожила Хонор.
      – Именно, – так же прямо сказал Мэйхью. – Никто из них никогда его не встречал, но то, как они были подготовлены – настоящая форма и удостоверения, точное расписание охраны, подробные карты, пароли дворцовой службы безопасности, – все указывает на поддержку внутри дворца. Кроме того, они рассказали людям Говарда, как найти системы связи маккавейцев, а оттуда он уже нашел нескольких организаторов, которые знали, кто такой Маккавей.
      На секунду Мэйхью отвернулся.
      – Говард потрясен. Они с Джаредом были союзниками в Совете многие годы, и он чувствовал, что его лично предали. Вместо немедленного ареста Говард пошел поговорить с ним лично, и Джаред был настолько глуп – или в таком отчаянии, – что признал, что это он Маккавей. Он, похоже, надеялся, что Говард достаточно близок к нему по убеждениям и перейдет на его сторону. Думаю, он рассчитывал, что вдвоем они все еще сумеют убить меня и поставить Джареда на мое место. А Говард вместо этого записал весь разговор, а потом вызвал своих людей для ареста.
      – Протектор Бенджамин, – тихо сказала Хонор, – выражаю вам свои соболезнования. Ваш собственный двоюродный брат…
      – Если Джаред мог предать мою планету Масаде, планировать убийство моей семьи и убить людей, которые охраняли меня с рождения, – резко сказал Мэйхью, – тогда он мне больше не родственник! В законах Грейсона, капитан Харрингтон, только одно наказание за то, что он сделал, и, когда придет время, он заплатит за свое преступление.
      Хонор молча наклонила голову, а у Протектора гневно раздулись ноздри. Потом он встряхнул головой:
      – Так или иначе, после ареста он замолчал. Что бы он из себя ни представлял, верит он во все эти идеи искренне. Но он допустил ошибку, ведя записи. Говард из них многое узнал, и он считает, что с их помощью сможет уничтожить всю организацию.
      Похоже, пост Джареда как министра промышленности был ключевым для всего заговора. До него ту же позицию занимал его отец, мой дядя, и на некоторых строительных и горнодобывающих кораблях они поместили целые команды маккавейцев. Масадцы уже некоторое время потихоньку посещают систему – Майк говорит, что это несложно, если переходить в обычное пространство за пределами действия приборов, а потом идти на минимальной мощности двигателей, – а маккавейские экипажи Джареда встречались с ними и передавали информацию для Масады.
      Говард не вполне уверен, но теперь он считает, что война началась не с целью завоевания, а чтобы спровоцировать панику. Согласно тому, что сказал один из людей Джареда, план был в том, чтобы убить меня и Майкла в подходящий, по его мнению, психологический момент. Тогда Джаред стал бы Протектором, а если бы среди населения хватало обезумевших от страха, то и диктатором – якобы чтобы справиться с кризисом. А после этого «договорился бы об окончании враждебных действий». Конец войны с Масадой без нападения на Грейсон укрепил бы его положение, а потом он бы назначил своих сотоварищей на важные посты, чтобы добровольно «перевоспитать» нас в духе масадской идеологии и постепенно объединиться с Эндикоттом.
      – Не думаю, что у него бы получилось, – отозвалась Хонор.
      – И я не думаю, но он в это верил и сумел убедить Масаду. И если бы все удалось, то, с точки зрения Истинных, получилось бы просто идеально. Они бы заполучили нас и нашу промышленность без повреждений, которые причинила бы война до победного конца, а Джаред в качестве первого своего шага прервал бы переговоры с вами. Если убрать вас с дороги, то у Масады – по словам Говарда, они определенно сотрудничают с Хевеном – остался бы единственный внешний союзник. Если бы «реформы» провалились, то они все равно в любой момент смогли бы нас захватить.
      – А хевениты знают, что происходит, сэр? – Коммандер Трумэн наклонилась в поле зрения коммуникатора, и Протектор удивленно поднял бровь. – Коммандер Элис Трумэн, – представилась она, и он жестом пригласил ее продолжать. – Просто странно, сэр, чтобы Хевен решился напасть на корабль Королевского Флота, рискуя войной с Мантикорой, ради такой рискованной долгосрочной операции. Даже если они решат, что могут избежать войны с нами, – а я совсем не уверена, что они действительно так решат, – то слишком много шансов, что на Грейсоне что-то пойдет не так – и нас пригласят обратно.
      – Боюсь, что на это мы пока ответа не знаем, коммандер, – сказал Мэйхью после минутного размышления. – Я попрошу Говарда этим заняться. Но пока что я не думаю, что это имеет большое значение. Истинные твердо встали на свой курс, а теперь они потеряли своего Маккавея. Думаю, что теперь их единственный выход – военное решение проблемы.
      – Согласна. – Хонор заметила, что опять потирает левую сторону лица, и опустила руку. – Конечно, если они знали правду и ждали попытки Маккавея, то тогда понятно, почему они ничего не предпринимали. Они надеялись, что он добьется успеха.
      – Если им было известно о его планах, тогда они уже знают, что он провалился, – сказал Мэйхью, и Хонор удивленно подняла брови. По крайней мере, хоть брови работают обе, подумала она, но Мэйхью продолжил, и ее мрачноватое веселье улетучилось. – Если бы план сработал, капитан, то ваш заместитель – коммандер Трумэн, верно? – Хонор кивнула, и он закончил: – Ну вот, коммандер Трумэн уже увела бы отсюда ваши корабли.