Эта работа досталась на долю ББС. Как обычно. Они тщательно прочесали поля сражений Девятого и Десятого корпусов, вопреки всему надеясь найти уцелевших. Все, что удавалось найти, — это редкое древко воина рядом с телом героя. История обычно оставалась неизвестной. Самое большое удивление преподнес первый день поисков. Они нашли почти целую роту Третьего полка и одного бого-короля, все сложены на Могиле Неизвестного Солдата. И двадревка. За всем этим, очевидно, крылась какая-то невероятная история. Но никого не осталось, чтобы ее рассказать.
      Сейчас они подошли к центру. Детектор почует любого живого человека — не важно, насколько израненного, не важно, как глубоко закопанного. Но до сих пор они оставались с пустыми руками.
      — Эй, сардж! — позвал Уилсон, махая Стюарту присоединиться к ним.
      Маленький сержант пропрыгал к Уилсону. Он посмотрел на свою карту и покачал головой. Он должен был бы стоять на территории старейшей пресвитерианской церкви в Америке. От нее остался плоский слой обломков. И вертикально торчало одно древко воина с каким-то маленьким предметом на нем.
      — Что за часть здесь стояла? — спросил Уилсон.
      Вопрос был скорее всего риторическим. Им всем дали вводную. Но Стюарт все равно ответил.
      — Инженеры. Легкий батальон.
      Уилсон снял предмет с древка.
      — Что ж, должно быть, ребята внушили им страх божий, — угрюмо сказал он. И протянул Стюарту клочок ткани.
      Стюарт снял шлем и подставил лицо под падающий дождь. К утру холодный поток сменится, вероятно, мокрым снегом. Но сейчас он удивительно хорошо смывал слезы. Окровавленный клочок ткани был нагрудной нашивкой с формы офицера-сапера.
      — Чертовски верно, друг, — согласился он севшим голосом. Он вытер глаза и надел шлем. Нанниты поспешили удалить набравшуюся воду. Если бы они были людьми, то зацокали бы языками от одобрения.

* * *

      —  Контакт!— заорал Миннет, отклоняясь в сторону. Он проскочил шесть метров по воздуху и приземлился на участке разбитой дороги. Точка располагалась чертовски близко к эпицентру взрыва топливно-воздушной смеси. Как кому-то удалось выжить, можно было только гадать.
      Боковым зрением Стюарт уловил движение и начал брать его на прицел, прежде чем понял, что это капитан. Офицер вовсю пользовался имеющейся в его распоряжении почти неограниченной энергией благодаря генератору на антиматерии в скафандре.
      Сейчас он летел к месту, откуда поступило сообщение о контакте. Лидар скафандра Стюарта показал скорость его полета свыше четырехсот кликов в час. Если бы у них у всех были такие, все проходило бы гораздолегче.
      — Где? — спросил О’Нил, приземляясь возле рядового с сенсором.
      — Прямо под вашими ногами, сэр. Две формы. В гибернации, или так он мне говорит.
      Рядовой упал на колени и начал разгребать слой обломков бетона, асфальта и стекла, завалившего находку. О’Нил положил руку ему на плечо.
      — Погоди-ка.
      Он выдвинул мономолекулярный боевой нож и вгрызся в смесь. Несколькими взмахами он вырезал куб покрытия и отбросил его в сторону.
      Остальное отделение нырнуло в отверстие, и вскоре они оказались перед выложенным кирпичом подвалом.
      — Что это за черт, сэр? — спросил Стюарт. Капитан снова стал реагировать на происходящее вокруг, и это было хорошо. В первый день все выглядело дерьмово. Но, похоже, он приходил в себя. Если бы нет, они мало чего могли бы с этим поделать.
      — Понятия не имею, — ответил О’Нил, просматривая свою базу данных по Фредериксбергу. — Тут нет упоминаний о подобных структурах.
      Короткий звуковой импульс показал толщину слоя в один кирпич. Майк поднялся вверх на своем антигравитационном приводе и вырезал кусок потолка.
      Серый свет и холодный дождь упали на две покрытые пылью фигуры, мужскую и женскую. Двое юных горожан лежали в объятиях друг друга на матрасе из бронежилетов. По обе стороны лежало автоматическое оружие. Сенсоры подтвердили, что им пользовались.
      Майк вылетел через отверстие, а отделение принялось извлекать этих двоих. Он пару раз фыркнул, затем коротко и хрипло засмеялся. Шелли обладала достаточным опытом и знала когда он разговаривает сам с собой, так что смех не транслировался по радио. Как и заявление:
      — Бедолаги послины.

* * *

      —  Контакт! —прокричал оператор еще одного сенсора, ближе к реке. — Крупный контакт!
      На этот раз конструкция представляла собой бетонный бункер. В первый момент Майк удивился, как, черт возьми, инженерам удалось построить его в ходе сражения, но быстрая проверка показала, что это было более раннее сооружение. Хотя в глаза это не бросалось.
      — И что у нас есть? — спросил Паппас, пнув стену бетонного монстра.
      — Множество сигналов, — ответил оператор. — Все в гибернации, насколько я могу судить. Если кто в сознании, его сигнал теряется в массе.
      — Сколько? — рявкнул Майк.
      — Не знаю, сэр, — сказал техник. — Много.
      Ампеле вытащил резак и взялся за выступающий угол. Он стоял по колени в поднявшейся реке, но, казалось, не замечал этого. Для проделывания отверстия в толстой бетонной стене потребовалось три реза. Он поднял голову, чтобы заглянуть в отверстие, и получил прямо в лицо залп из дробовика.
      Выстрел, слабее комариного укуса для боевого скафандра, вряд ли расстроил флегматичного гавайца, но он все равно упал вниз. Лучше дать тем, кто там находился, осознать, по кому они стреляют.
      Майк поднялся на компенсаторах в воздух и полетел к отверстию.
      — Это капитан О’Нил из Мобильной Пехоты. Мы свои.
      Он поднимался вверх, пока не оказался напротив отверстия.
      Внутри находилась женщина, одетая во что-то, напоминавшее перепачканную форму официантки. Она была жилистой, с грязными светлыми волосами и диким выражением в глазах. Однажды побывав в ловушке под зданием, Майк хорошо понимал ее состояние; он все еще чувствовал легкую панику в темноте. Поэтому он впоследствии так и не разобрался, гениально или глупо он поступил, сняв шлем.
      Женщина бросила один взгляд на человеческое лицо и разрыдалась.
      Майк поднялся повыше, чтобы заглянуть внутрь, и чуть не отпрянул в ужасе. Помещение заполняли тела, и на первый взгляд они напоминали трупы или даже вампиров. У них была восковая кожа и лихорадочный румянец на щеках. Губы распухли и покрылись сыпью, глаза открытые и остекленевшие. Но такой же эффект вызывал и гиберзин. Просто он раньше никогда не видел пациентов в гибернации, кое-как сваленных в кучу в саркофаге. Он покачал головой и протянул руку женщине.
      — Вы одна? — участливо спросил он.
      В ответ снова хлынули слезы, но женщина ухватилась за его руку и проскользнула через отверстие.
      — А… а… — некоторое время всхлипывала она, затем кое-как восстановила дыхание. — Здесь поначалу… со мной была женщина-пожарник. Но она… она не смогла вынести стен. Мне пришлось… пришлось…
      — Усыпить ее, — сказал Майк. Он снова покачал головой. У силы странные свойства. Подобно надежде, она прорастает в самых неожиданных местах.
 
       Абердинский Испытательный Полигон,
       Мэриленд, Соединенные Штаты Америки, Сол III
       13 октября 2004 г., 16:26 восточного поясного времени
 
      Керен смотрел отрывок в сотый раз. Телесети, переполненные невероятными сценами героизма и трусости, расторопности и идиотизма, остановились на этом, как суммирующем их всех в одном, четко и умело смонтированном видеоролике.
       Толпа подалась назад. Модуль приземлился превосходно; на достаточном отдалении, чтобы не повредить людей, но слишком близко, чтобы они могли далеко убежать. Когда гигантская рампа-сходня опустилась, охваченная паникой толпа отхлынула прочь от одинокого солдата в боевой броне, неподвижно стоявшего среди людей.
       Передний план показывал плачущего ребенка с явно сломанной ручонкой. Если в толпе и был кто-то из родителей, их смело людской волной, как и охранников фигуры на заднем плане, отлично расположенной по отношению к всхлипывающей на переднем плане девочке. Когда упала сходня, беззвучно в этой версии, гравипушка на спине фигуры опустилось вперед. Фигура приняла безупречную стойку, как на иллюстрации учебника из Форт-Беннинга о стрельбе из положения стоя. Одна рука поддерживала гравипушку, другая прижимала ее к плечу. Одна нога чуть отставлена назад, ноги на ширине плеч, тело немного наклонено в направлении цели.
       Когда послины спустились со своего корабля, высоко подняв мечи для жатвы урожая, фигура открыла огонь.
 
       Гора Шайен, Колорадо, Соединенные Штаты Америки, Сол III
       14 октября 2004 г., 14:23 восточного поясного времени
 
      Она не собиралась становиться президентом. Ей предполагалось поддерживать равновесие. И она совершенно не хотела быть президентом, запертым в бетонном бункере в центре горы в Колорадо.
      Но она не могла не признать, что гораздо больше смысла находиться здесь, чем в боевом скафандре в центре округа Колумбия.
      Членов Администрации разметало куда ни попадя, кабинет пропал. А вместе с ним и сотрудники. И транспорт быстрее, чем поезда, отсутствовал. Поезда. Люди опустились до пользования поездами.
      Но не галактиды. Тира Дол Рона ждали с минуты на минуту благодаря любезности корабля «стелс» химмитов. Она полагала, что, вероятно, также может позволить себе один такой. Но на поиски и набор сотрудников уйдут месяцы.
      У нее было чертовски мало людей с собой, когда начались приземления. И с тех пор сюда удалось добраться очень немногим. Одна из них, однако, оказалась настоящим сокровищем. Девушка была крайне дремучей во всем, что лежало за пределами ее узкой специальности, но обладала всеобъемлющим пониманием галактидов и их педантично-мелочного протокола.
      Что могло привести к затяжке войны или переломить ее ход.
 
       Памятник Вашингтону,
       Вашингтон, округ Колумбия, Соединенные Штаты Америки, Сол III
       14 октября 2004 г., 14:30 восточного поясного времени
 
      — Это вы, народ, и подобные вам солдаты выиграете грядущую войну или переломите ее ход, — произнес генерал Тэйлор.
      Сразу после сражения два подполковника и их сержант-майоры собрали уцелевших в Битве За Монумент и составили список. Оставшиеся в живых шесть сотен или около того вместе с очумелым взводом саперов, которых с трудом извлекли из-под Мемориала, собрались сейчас на месте своего триумфа для награждения.
      Высокий черный генерал осмотрел группу проницательным взором.
      — Многие из вас в последующие годы будут преуменьшать значение этого момента. Такова фундаментальная природа истинных героев. Но сейчас я говорю вам: эту битву будут помнить наряду с Бункер-Хиллом, и Лексингтоном, и Конкордом. Не только потому, что те битвы сформировали великую нацию, а это сражение спасло ее. Но потому, что эти мелкие стычки предзнаменовали великую и ужасную войну. И те, кто выжил в этих мелких стычках, сформировали сердцевину великой армии, выросшей из их руин.
      Он слабо улыбнулся:
      — Но довольно слов. Мы все знаем, что прибавки к жалованью не будет, а пайки останутся теми же самыми. Зато медалей у нас все еще в избытке!
 
       Округ Рабун, Джорджия, Соединенные Штаты Америки, Сол III
       14 октября 2004 г., 18:20 восточного поясного времени
 
      Репортер местной станции стряхнул воду с капюшона дождевика и посмотрел в объектив камеры.
      — На три, два, один… Добрый день, с вами Том Шпельцер с Даблъю-Кей-Джи-Ар, я веду репортаж из Хаберсхэма, Джорджия. Похоже, для солдат медалей в избытке, но послинов били не одни только солдаты.
      Я беседую с мистером Майклом О’Нилом из ущелья Рабун, Джорджия, и его восьмилетней внучкой, Кэлли О’Нил.
      Репортер повернулся и протянул микрофон старшему О’Нилу, стоявшему под дождем неподвижно, словно статуя.
      С камуфляжного дождевика Майка-старшего вода стекала, словно с гуся, и его капюшон защищал гораздо лучше, чем у репортера. И он вовсе не собрался пускать проныру-корреспондента в дом.
      — Мистер О’Нил, вы можете рассказать нам, каково это, когда послины атакуют твой дом?
      — Ну, во-первых, им так и не удалось подобраться к дому. Нам удалось остановить их в начале долины, — сказал он, махнув в сторону отдаленного входа.
      — Нам? — удивленно переспросил репортер. — Вам кто-то помогал?
      — Я! — пискнула маленькая девчушка. — Я работала со взрывчаткой!
      Лицо репортера приобрело то особое выражение притворного удивления, которое появляется у взрослых, когда дети перебивают их без спросу. Репортаж шел в прямом эфире на всю страну, и ему просто позарез требовалось заткнуть рот пацанке. Что она имела в виду насчет взрывчатки?
      — В самом деле? И это помогло?
      — Вышибла дерьмо напрочь из ублюдков, — бесхитростно сказала Кэлли. — Должно быть, перебила половину чертовой роты. Мы утыкали весь край долбаной лесополосы клэйморами, и я их просто разнесла на хрен.
      Женщина-оператор подавила смех, но профессионально сняла застывшую мину репортера, пока он пытался найти, что на это ответить.
      — Повернись к старику! — рыкнул продюсер. — Спроси про имя.
      — Да, мистер О’Нил, есть еще один О’Нил, который снова стал знаменит. Точно такое же имя…
      — Это мой папочка! — возбужденно произнесла Кэлли. — Он снова задал жару этим сучьим детям кентаврам, правда?
      У репортера снова появилось это выражение пассажира на потерявшем управление поезде. Майк-старший решил повернуть нож в ране. Он переложил жвачку за другую щеку и сплюнул табачный сок.
      — Я научил его всему, что он знает, — протянул он с преувеличенным южным выговором, глядя прямо в камеру. И чертовски сильно надеясь, что треклятые монахи будут блюсти свой обет хренова молчания и не надорвут животы от хохота. В мире хватало чертовых проблем, чтобы надо было еще объяснять их присутствие.
      Из-за линии леса на заднем плане появился зеленый армейский седан и поехал к дому. Под холодным дождем Джорджии.
 
       Военный госпиталь имени Уолтера Рида,
       Вашингтон, округ Колумбия, Соединенные Штаты Америки, Сол III
       15 октября 2004 г., 20:15 восточного поясного времени
 
      Керен постучал в дверь палаты и кивнул выходящей медсестре.
      Помещение пахло дезинфекцией. От запаха у него поднялись волосы на затылке. Глубинным, доставшимся еще от рептилий отделам мозга это говорило, что дела плохи и собираются стать еще хуже.
      Он посмотрел на фигуру на постели. К подушке были приколоты три медали; очевидно, что-то все же попало в базы данных прежде, чем все пошло кувырком у озера Джексон. Он покачал головой и сел.
      — Ты точно пропустила хорошую вечеринку, — прошептал он, доставая бутылку из глубин своей куртки. В свете лампы над кроватью на мгновение блеснули золотые «шпалы» второго лейтенанта. — Генерал ставил. Черт, а пить он будь здоров. И еще этот старый змей уоррент-офицер, что повсюду ходил за ним. И генерал рассказал эту историю, чертовски смешную, насчет того, как получилось, что уоррент везде следует за ним. Все упиралось в аллигатора и две бутылки бурбона.
      И он пересказал историю своему боевому товарищу. И рассказал ей пару других, как в конце концов генерал Симозин и генерал Форд встретились выяснить отношения, и Форд перед телекамерой обвинил Симозина в некомпетентности выбраться из степей, а Симозин в ответ вытащил на свет, как Форд мешал объединению стариков и так всюду напортачил, что не было никакого способа что-нибудь исправить. Так что Форда выгнали, а Симозин снова командует Десятым корпусом, а генерал Китон — Первой Армией.
      И еще он рассказал про встречу между новым Президентом и Дарелом, как президент пригрозила отозвать все экспедиционные силы, если дарелы не привезут столько гравипушек, сколько мы сможем поднять. И как тир наконец согласился, что все оборудование будет поставлено бесплатно и что у вселенной нет более важной задачи, как обихаживать сейчас людей. Но пока что трубопровод забит, а Флот никак не раскачается, а почти от всех ЦПЗ остались дымящиеся ямы…
      И рассказал, как какой-то ветеран где-то в Иране организовал оборону под стать их обороне, собрав с миру по нитке кусок той части, этого подразделения, как-то впихнув им в спину достаточно стали, чтобы они выстояли на важном перевале против целого роя. Так по крайней мере рассказывали.
      Но в Индии творился сумасшедший дом, и никто не знал, что там с африканским роем. А казахстанский все еще бродил где-то, пытаясь выбраться из бесконечных степных равнин…
      Но бутылка наконец опустела, и пора было уходить.
      — Что ж, Элгарс. Говорят, что ты вроде бы меня слышишь. И еще мне сказали, что, может быть, ты когда-нибудь придешь в себя. Я оставил е-мэйл моего… нашего подразделения у них. Всех выживших в Стоянии У Монумента собирают вместе и формируют особое подразделение. Тебя туда включили. И тебя, и всех других… раненых. И мертвых. Так что ты можешь, знаешь ли…
      Он остановился и вытер слезу.
      — И я видел, как повесили Питтетса. Тебя это обрадует. Они не связали его так, как я просил. Я хотел, чтобы он подергался немного. Но он мертв. И ты знаешь насчет наград.
      Он попытался найти, что бы еще сказать, но в голову ничего больше не приходило.
      — Мне пора, — сказал он и взглянул на свои часы, стараясь не смотреть на милое лицо за трубками аппарата искусственной вентиляции легких. — Галактиды, теперь они за все платят. Так что нет причин, знаешь… списывать тебя. И тебя переведут в какой— нибудь подгород. Места там хватает, и у них действительно хорошее оборудование. Так что тебя оставят лежать на аппарате, на случай…
      Сейчас он жалел, что прикончил бутылку. Он бы охотно выпил еще. Последний раз он взял ее руку.
      — Спасибо за тот выстрел на Шестой улице.
      Он кивнул ей, солдат — солдату:
      — Я знаю, тебя это тоже спасло. Но он все же спас мою задницу.
      Он снова кивнул, надеясь, что она как-то отреагирует и шевельнет рукой, но отклика не было.
      — Ну, пока, Элгарс. Береги себя.
      Наконец он повернулся и вышел из палаты, оставив позади тишину, прерываемую лишь жужжанием и чавканьем машин.
 
      Во внешней, запретной для солнца тьме, в беззвездье пустого эфира,
      Куда и комета не забредет, во мраке мерцая сиро,
      Живут мореходы, титаны, борцы — создатели нашего мира.
      Навек от людской гордыни мирской они отреклись, умирая:
      Пируют в раю они с Девятью Богинями щедрого края,
      Свободны любить и славу трубить святому Властителю Рая.
      Им право дано спускаться на дно, кипящее дно преисподней.
      Где царь — Азраил, где злость затаил шайтан против рати Господней,
      На рыжей звезде, вольно им везде летать, серафимов свободней.
      Веселье земли они обрели, презрев ее норов исконный,
      Им радостен труд, оконченный труд и Божьи простые законы:
      Соблазн сатанинский освищет, смеясь, в том воинстве пеший и конный.
      Всевышний нередко спускается к ним, Наставник счастливых ремесел,
      Поведать, где новый Он создал Эдем, где на небо звезды забросил:
      Стоят перед Господом, и ни один от страха не обезголосел.
      Ни Страсть, ни Страданье, ни Алчность, ни Стыд их не запятнают вовеки.
      В сердцах человечьих читают они, пред славой богов — человеки!
      К ним брат мой вчера поднялся с одра, едва я закрыл ему веки.
      Бороться с гордыней ему не пришлось: людей не встречалось мне кротче.
      Он дольную грязь стряхнул, покорясь твоим повелениям, Отче!
      Прошел во весь рост, уверен и прост, каким его вылепил Зодчий.
      Из рук исполинских он чашу приял, заглавного места достоин —
      За длинным столом блистает челом еще один Праведник — воин.
      Свой труд завершив, он и Смерти в глаза смотрел, беспредельно спокоен.
      Во внешней, запретной для звезд вышине, в пустыне немого эфира,
      Куда и комета не долетит, в пространстве блуждая сиро,
      Мой брат восседает средь равных ему и славит Владыку мира.

Послесловие автора

Глоссарий