Бизнесмены, страховые агенты, да и прочий люд зачастую достаточно хорошо умели считать, чтобы сделать собственные выводы. Горные местности, долго и тихо умиравшие из-за исхода населения, внезапно стали переживать второе рождение.
      В угасающие промышленные районы Баварии и американского Ржавого Пояса, особенно в города Детройт и Питтсбург, хлынул массивный прилив новых заводов, когда ГалТех и более скромные земные производства стали переводить свои предприятия в места, пригодные для обороны.
      Переезд промышленности и сферы услуг вызвал и соответствующее перемещение рабочей силы. Рабочие, инженеры и управляющие переводимых фирм следовали за рабочими местами, но прочий народ тоже сообразил что к чему, и массовый наплыв людей без постоянной занятости затопил долину Огайо и Средний Запад Соединенных Штатов, и Швейцарию, Австрию и Балканы в Европе. В Азии, где менее развитая инфраструктура и спорные границы не допускали столь массовой миграции, тоже наблюдалось значительное движение в направлении Гималаев, Гиндукуша и Кавказа.
      Тем временем в Японии все производства остались на равнинах, но в многочисленных горных кряжах по всей стране рылись и заселялись огромные гражданские убежища. Опыт японцев во Второй мировой войне и их обширная инфраструктура гражданского строительства продолжали служить им хорошую службу.
      Эта массовая миграция и сопровождавшие ее резкие нарушения баланса спроса и предложения товаров, услуг и рабочей силы вызвали дефицит в одних местах и переизбыток в других.
      Многим удалось разбогатеть на этих трудностях, некоторым — даже вполне этичными способами. Дефицит всегда являлся творцом состояний. Эти новые богачи, как и прочие люди с приличным доходом, столкнулись с проблемой, куда вложить деньги.
      В большинстве случаев сделки все еще совершались в валюте страны, в которой они заключались, а не в кредитах Федерации. Однако убедительные доказательства, что банки или даже страны переживут вторжение, отсутствовали. Поэтому осторожный инвестор предпочитал делать вклад в какой-нибудь галактический банк или земной банк, но находящийся в очень защищенном месте. Хотя, как правило, деньгами служили электроны, сохранялась и потребность в каменных стенах. В хранении нуждались не только деньги. У людей имелись ценные произведения искусства, личные сокровища, драгоценные камни и прочие «реальные» ценности. Земные банки еще раньше установили партнерские отношения с галактическими банками, и по этому каналу начали уплывать с Земли капиталы и имущество.
      Однако неизбежный закон спроса и предложения снова поднял голову, и чем сильнее был поток перевода земных валют в федкреды, тем выше взлетал обменный курс. И теперь наряду с острой нехваткой надежды замаячил и призрак инфляции. Но были и два исключения.
      Швейцария, и так уже знаменитый финансовый центр, получила самый высокий галактический индекс платежеспособности. Она не только уже была крупным финансовым центром, не только состояла из гор на семьдесят процентов, но швейцарская милиция прошла несколько тестов по предполагаемым нападениям, и все до единой атаки были отбиты с легкостью. Однако на финансовый рынок вышел новый игрок.
      Древнюю и замкнутую буддистскую страну Бутан на короткое время оккупировала соседняя Бангладеш, чтобы стать средоточием власти. Единственный визит британского батальона Бронированных Боевых Скафандров вернул положение к изначальному состоянию, но бутанцы усвоили урок.
      Хотя их религия запрещала им применять насилие, они все же могли использовать наемников, и на свет появился новый полк гурков. Гурки — горные войска из Непала — имели репутацию лучшей легкой пехоты в мире.
      Для их оплаты Бутан открыл несколько небольших отделений основных банков. Поскольку королевство было определенно старомодным и ревностно следило за охраной окружающей среды, оно разместило отделения банков в тысячелетних монастырях массивной каменной кладки. И в эти банки, охраняемые самыми прославленными бойцами в мире, массивными каменными стенами и местностью, способной устрашить и Ганнибала, хлынула цунами шедевров живописи, драгоценных камней, металлов и имущества. Крохотная часть этого потока использовалась на приобретение самого современного военного снаряжения для гурков. И гурки, и их наемные британские офицеры были просто счастливы им воспользоваться.
      Инфляция, дефляция и дефицит свирепствовали в мире, неся за собой голод и болезни. Несмотря на все это, большинство людей продолжали держаться и работать: трудиться на возможную победу.
      — На самом деле, — с улыбкой сказал Хорнер, — я слышал, что процент незамужних женщин еще выше, чем обычно.
      — Я уже говорил…
      — Нет, сегодня вечером ты выйдешь из этого кабинета. Твоя работа наверняка уже близка к концу.
      — Я закончил, — ответил Майк, показывая на внушительную стопу бумаги на столе: доклады и презентации. — Вот оно.
      — О’кей, хорошо, — сказал Хорнер, довольный, но совсем не удивленный.
      Майк проработал на него два года, когда он возглавлял Команду Пехоты ГалТеха: сначала гражданским техническим экспертом, затем адъютантом. Хорнер быстро понял, что этот молодой офицер умеет полностью сосредоточиться на работе и довести ее до конца, и для этой работы генерал его выбрал не только за опыт в применении ББС, но и за это качество. Времени было мало. Список людей, которые могли разработать оперативную стратегию применения ББС в «Передовой крепости», был очень краток, а список таких, которые могли сделать нечто подобное за оставшиеся две недели, еще короче. Единственный офицер, состоявший в обоих списках, сидел сейчас в кресле перед Джеком.
      — Если ты готов к завтрашнему совещанию командования, то у тебя нет причин не прийти вечером в клуб Форт-Майера во всем великолепии твоего синего флотского мундира.
      — Ну, сэр, — сказал Майк и зевнул только отчасти притворно, — на самом деле у меня имеется около тридцати причин, начиная со сна.
      Джек, похоже, не обратил внимание на отказ.
      — Помимо оказания радушного приема всем командующих Армии перед официальным стартом проекта «Передовая крепость», мы устраиваем обед в честь нового командующего французскими Наземными Силами. Я подумал, что тебе, может, захочется присутствовать.
      — Ну, сэр, как я сказал…
      — Его зовут Крено.
      — Командир Deuxieme Armore, сэр?
      Вторая бронетанковая, вместе с Десятой панцергренадерской и разрозненными британскими, китайскими и американскими бронетанковыми частями были спасены взводом тогда еще лейтенанта О’Нила на Диссе, когда послины окружили их в мегаскребе Дантрен. Взвод обрушил мегаскребы с двух сторон котла окружения и разбил послинов с оставшейся стороны залпами гранат из антиматерии. На французского генерала — долговязую петарду, удивительно напоминавшую Страшилу из «Волшебника страны Оз», — это произвело сильное впечатление. На Майка, в свою очередь, произвело впечатление, как хорошо генералу удалось сохранить свое соединение в такой невозможной ситуации. Deuxieme Armore понесла наименьшие потери среди других подразделений мобильной обороны в значительной мере потому, что осталась сплоченной, в то время как остальные разбились подобно стеклянным вазам. И важнейшей причиной этого явился сегодняшний гость.
      — Он самый. Когда он услышал, что ты в городе, то настаивал на твоем присутствии, — сказал Хорнер с редкой подлинной улыбкой.
      — Есть, сэр. — Майк мысленно прошелся по своему гардеробу. У него имелся отглаженный комплект синей парадно-выходной формы Флота и — на случай, если потребуется их надеть, — его медали.
      До сих пор ему удавалось не носить ни одной из них, вопреки предписанию для Наземных Сил. Он просто указал, что фактически не является офицером Наземных Сил, и, следовательно, это предписание на него не распространяется. Ему пришлось три раза выдержать нападки чрезмерно рьяных чинов военной полиции, пока не вышел специальный порядок, разъясняющий положение Флота в сравнении с персоналом Наземных Сил. Он, вероятно, не стал бы поднимать вопрос, если бы не постоянные притеснения офицеров Флота, направленных в Пентагон. Если его обращение по каналам личных связей могло помочь хоть как-то их уменьшить, он чувствовал, что это стоит потраченных усилий. Он также терпеть не мог взглядов, которыми на него смотрели, когда видели Медаль. Ладно, черт с ним, ведь есть шанс повидаться с некоторыми старыми товарищами.
      — Понял, сэр. Я буду там со всеми побрякушками.
      — Вот и не забудь обязательно надеть всемедали. — Джек улыбнулся своей фирменной улыбкой «слушай-и-повинуйся». — Медали, Майк, а не планки. И все до единой.

* * *

      — За тех, кого нет с нами, — произнес тост Майк как младший в группе.
      — За тех, кого нет с нами, — откликнулась подвыпившая толпа, окружившая нового французского Главнокомандующего.
      Большой зал офицерского клуба Форт-Майера был забит сливками Вашингтонского Военного Округа. Яркий свет люстр сверкал в золотом шитье и драгоценностях офицеров и их дам, кружащихся в официальном менуэте. Помещение заполняли генералы всех рангов, о такой мелочи, как полковники, даже говорить было смешно. Но в центре внимания всех собравшихся находилась маленькая группа у центрального стола, где адъютанты и старшие помощники плотным кольцом окружали четырех военных. Трое из них были четырехзведными генералами, один был простым капитаном.
      — По правде говоря, mon ami, этот тост должен был бы относиться и к вам, — сказал почетный гость, по-товарищески хлопая Майка по плечу.
      — Что ж, от моей импровизированной первой команды осталось не так много, это точно.
      Майк обвел компанию взглядом, испытывая лишь незначительный дискомфорт от ситуации.
      В течение года после возвращения с Дисса его проволокли по всем Соединенным Штатам в качестве говорящей головы Службы общественных связей. За время турне он близко пообщался с высшими чинами всех мастей. К тому времени он был уверен, что на нем лежит Проклятие Медали и фронта ему не видать никогда — только разговаривать о нем с очередным обозревателем. В конце концов он получил передышку в виде нынешнего назначения. Так что общество начальства его не смущало, и у него не было проблем с формой.
      До начала того тура Служба ОС первым делом потребовала, чтобы он за баснословную цену приобрел комплект новой синей парадно-выходной формы Ударных Сил Флота. Дизайнеры и военные с передовыми взглядами, которые ее разработали, пробили некое дико успешное сочетание галактической технологии с современным помешательством на рациональной и удобной одежде. Форма повседневной носки, боевой шелк, была настолько удобной, насколько мог пожелать всякий ярый приверженец неформального стиля, и даже стандартная парадная форма была чрезвычайно удобна по сравнению с тем, какой она обычно бывает. Это пристрастие к неформальному комфорту внезапно закончилось на синей парадно-выходной.
      Разработанная с целью подчеркнуть традиции различных элементов конгломерата под названием «Ударные Силы Флота», форма также отдавала дань футуристическому стилю. Длинная туника темно-синего цвета на магнитных застежках носилась с открытыми лацканами и имела кант рода войск владельца — небесно-голубой пехотный у Майка. Талию обхватывал длинный кушак красного, как у старых английских мундиров, цвета (подобный тон использовался в разное время американской морской пехотой, американской артиллерией, французскими парашютистами и Красной Армией), расшитый золотыми петлями. Плечи и рукава также покрывали золотые петли, количество петель обозначало звание. По брюкам шел красный кант. Увенчивал все это простой американизированный берет цвета различных родов войск Ударных Сил Флота. Он, к несчастью, порождал впечатление, что все бойцы Пехоты выполняют миротворческую миссию ООН, но со временем это впечатление пройдет.
      В случае капитана О’Нила общепризнанную крикливость этой формы усиливал внушающий трепет комплект медалей. У большинства военных с многослойным «фруктовым салатом» основная тяжесть приходилась на награды низкого достоинства, различные благодарственные медали и цветные ленточки из серии «и я там был», которые показывали, что носящий является хорошим мальчиком и бывал там, где положено бывать солдатам. У Майка эта тяжесть перевешивала в другую сторону, создавая неудобство.
      Помимо Медали, врученной особо за уничтожение в одиночку командного корабля послинов у Главной Линии Обороны, его отдельно наградили за три других эпизода тех безумных сорока восьми часов, когда победа была выхвачена из пасти поражения. Бронзовая Звезда за организацию разрушения Квалтрена, несмотря на непредвиденные последствия, Бронзовая Звезда за наведение порядка среди уцелевших под обломками после взрыва, и Серебряная Звезда за спасение Десятой панцергренадерской на Бульваре Смерти. Он не хотел принимать ни одну из них и спорил, что по традиции их следует объединить в одну награду. Вместо этого их дали по отдельности.
      Эти награды плюс два «Пурпурных Сердца» дополняла масса иностранных украшений от ряда стран, лежащих в широком диапазоне от Англии до материкового Китая (почти три роты из посланного Китаем полка спаслись благодаря взводу О’Нила). Единственная благодарственная медаль Армии, медаль за добросовестную службу, и медаль «я-там-был» за «Бурю в пустыне» приютились в самом низу.
      В любой другой компании такое сочетание формы и «фруктового салата» сочли бы за помешательство, но это в любой другой компании.
      Группа столпившихся вокруг генерала Крено офицеров включала американского Главнокомандующего в парадно-выходной форме Наземных Сил, ветерана «Правого Дела», «Бури в пустыне», «Муссонного Грома» и такого множества разных щекотливых и необычных небольших операций, что он давно перестал пытаться все их запомнить. Его «фруктовый салат» также содержал внушительно высокий процент протеина и мало жира. Генерал Хорнер ухитрился принять непосредственное участие во всех трех операциях, и хотя у него отсутствовали «Пурпурные Сердца», прозванные «забыл пригнуться» , все его благодарственные медали были получены за командование войсками на передовой.
      И, как оказалось, генерал Крено, облаченный во французскую парадно-выходную форму, с фалдами, цилиндром и прочим, тоже, кажется, поучаствовал во всех акциях, которые французам удалось придумать за пару последних десятилетий. И явно в нескольких таких, о которых они не желали распространяться.
      Озирая все эти мундиры и медали на каждой груди, Майк задавался вопросом, когда же объявятся валькирии и разразятся мощным меццо-сопрано.
      — Мне нравится вот этот, — немного невнятно сказал генерал Тэйлор и указал на непонятное украшение на груди капитана О’Нила. В течение вечера ему удалось расправиться с полутора квартами шотландского виски. — Я не предполагал, что с вами на Диссе были япошки.
      Украшение прямо над эмблемой Боевого Пехотинца напоминало золотое восходящее солнце. Генерал Крено мрачно хохотнул.
      — Это не за спасение японской задницы, bon homme. Это просто награда за то, что был там. У меня есть такой же.
      Он указал на такой же знак у себя на груди.
      — Это не медаль за Дисс, — отметил генерал Хорнер, всматриваясь в грудь О’Нила. — Вотнаша медаль Экспедиционных Сил Дисса, — продолжал он, указывая на красно-коричневую медаль нормального размера.
      — Не за пребывание на Диссе, mon General, — внес поправку старший адъютант генерала Крено с периферии, где топтались переполненные рвения адъютанты. — Это отличительный символ Федерации за пребывание в зоне поражения ядерного взрыва.
      — Oui , вина за него целиком лежит на нашем юном друге, — засмеялся шумный французский генерал, ткнув большим пальцем в направлении капитана. — Однако, если подумать, я едва ли могу его винить.
      — И за то спасибо, — сказал Майк, ощущая все бурбоны, которыми его успело накачать начальство. — В следующий раз я оставлю вашу лягушачью задницу прохлаждаться на ветерке.
      Генерал Крено оглушительно захохотал, к явному облегчению офицеров внешнего круга.
      — Я искренне желаю, чтобы таких инцидентов никогда больше не было, мой юный capitaine.
      Тем временем Майк весьма пьяным взором смотрел сверху вниз на свой значок Звездного Взрыва.
      — Знаете, что здесь самое хреновое, сэр? — спросил он, покачиваясь взад и вперед. Удерживать равновесие с опущенной головой становилось все труднее.
      — Что? — спросил генерал Хорнер, опрокидывая в рот очередной «Абсолют» и забирая еще рюмку с подноса обходящего гостей официанта.
      — Я ни черта не помню. Я имею в виду, некоторые парни получили огромное удовольствие от происшедшего. Кое-кто из взвода не смог вовремя найти подходящую нору, и они были на крыше, когда бабахнуло. Да, наверно, тот еще был кайф.
      — Кайф? — разинул рот полковник поодаль.
      Майк резко повернулся к офицеру с таким выражением, будто поверить не мог.
      — Конечно, сэр. Неужели сами не видите? Прямо на вас идет стена пламени, а все, что вы можете сделать, это нырнуть в убежище? Вот это, блин, кайф!
      Он жестоко улыбнулся, когда генералы захохотали. У большинства американских адъютантов, чином не ниже майора, заметно недоставало боевых медалей. Они явно не знали точно, до какой степени агрессивный капитан шутит.
      Адъютант Крено, носивший тот же значок, фыркнул и покачал головой. Видав молодого офицера и в его лучшие, и в худшие моменты, он не сомневался в искренности его слов. В Deuxieme Armore его прозвали Маленькой Землеройкой и произносили это прозвище вполголоса. Не из недоброжелательности, а потому что по соотношению веса к свирепости землеройки являются самыми смертоносными существами на земле. И почти совершенно бесстрашными.
      — Oui, в скафандре, возможно, — добродушно вставил генерал Крено. — Но большинство из нас не были в скафандрах. Это было весьма неприятно, с моей точки зрения.
      — Конечно, сэр, — заплетающимся языком произнес Майк. — Вот почему я дал предупреждение за тридцать… ик… секунд.
      — Двадцать. Вы сказали тридцать, а взорвали через двадцать. Merci beaucoup , кстати, ну и сюрприз же был!
      — C’est la guerre. Vingt, trente , кто считает.
      — Мы, certainment. С… как это вы говорите?.. «педалью в пол» считали. «Dix-neuf..». Бам! Посмотрите в объектив камеры бога! — продолжал генерал притворно сердито.
      — Нытье, нытье, нытье, — фыркнул Майк и сделал глоток.
      Генерал Крено снова захохотал, громко, по другому поводу.
      — Ваш рядовой Бакли не думал, что это был, как вы говорите, кайф.
      — Ага, мне потом рассказывали. Ха! И я еще считал, что это у меняплохой день.
      — Не расскажете и нам, над чем смеетесь? — спросил генерал Тэйлор, довольно грузно усаживаясь на главный стол.
      — Oui, действительно история веселая, — сказал генерал Крено, подавая Майку знак.
      — Ну что ж, могу, если хотите. С чего начать? — задумался Майк, делая глоток бурбона.
      — С самого начала лучше всего, — сухо прокомментировал генерал Хорнер. Дюжина или около того порций водки «Абсолют» совсем, казалось, не оказывали эффекта на Хорнера. Майк слышал раньше, что он может выпить бочку. Теперь он этому верил. Понять, что он пьян в стельку, можно было лишь по тому, что его обычно и без того серьезное лицо стало напоминать кувалду. Пьяную.
      — Да. Так вот, Бакли был среди тех, кто попал в ловушку под Квалтреном. Нам тогда пришлось выбираться из-под завалов, что мы сделали, пробивая путь взрывами гранат и прочего, что у нас было. Не та техника, которую я рекомендую применять без скафандра.
      — Oui, они все-таки…
      — …из антиматерии! — закончил Майк. — Верно. В общем, все сообразили, как это делать, кроме бедолаги рядового Бакли, или Левши, как мы стали его звать. Левша Бакли на первой же попытке вытащил гранату, отставил ее как можно дальше, поскольку она была все-таки…
      — …из антиматерии! — хором сказали генерал Крено и его адъютант.
      — Точно. Так что он вытянул руку на максимальную длину, продавив ее через обломки, и нажал активатор.
      — Oui, oui! И тут обнаружил, что не может вытащить руку! — просипел французский генерал, надрываясь от хохота.
      — Да! Обломки сместились и придавили ему руку. Так, типа, будет же бооольно, верно? На самом деле больно было лишь на секунду из-за систем скафандра. Блокировать нервные окончания, остановить кровотечение, ровно обрезать края раны и продезинфицировать — все за секунды. Но, знаете ли, это надо представить, я хочу сказать…
      — Отсчет был на десять секунд? — спросил генерал Хорнер со зловещим видом, что для него равнялось улыбке.
      — Точно, точно. Типа…
      — Dix, neuf, huit, sept… — вставил Крено, его глаза слезились от смеха.
      — Точно, десять, девять… — перевел Майк. — И затем…
      — Бам! — со смехом вставил генерал Тэйлор.
      — Верно. Типа, «ребята, это чего, потолок обвалился?». Как бы то ни было, на самом деле это не так уж больно, иначе это было бы не так забавно. Просто действительно краткое, но памятное ощущение, как испаряется твоя рука.
      — Так какое отношение это имеет к подрыву командного корабля? — спросил один из окружающих адъютантов.
      — Ну, — продолжал Майк, глотнув еще бурбона, — Левша добрался до периметра и выполнил вполне пристойную работу рядового солдата, насколько мог с одной левой рукой. И когда взлетел командный корабль, он был среди тех, кто отправился с сержантом Грином.
      Майк сделал паузу и торжественно поднял бокал.
      — За тех, кого нет с нами…
      — За тех, кого с нами нет, — хором откликнулись офицеры.
      — …он отправился со штаб-сержантом Алонсусом Грином отвлечь командный корабль прочь от Главной Линии Обороны и привлечь его внимание к себе, чтобы я попытался прилепить к нему эту чертову мину из антиматерии, — закончил он довольно серьезно.
      — Здесь где-то предполагалось смешное место, — сказал генерал Хорнер, когда пауза затянулась.
      — Верно, сэр, — сказал капитан О’Нил, хлебнув еще своего пойла. — Как бы там ни было, эта смехотворная затея удалась. Мне удалось обойти защиту, установить мину и прославиться, изобразив из себя частицу радиоактивного осадка…
      — На десять секунд раньше, если позволите добавить! — перебил генерал Крено.
      — Вот блин, некоторые люди просто ну никак не чувствуют себя счастливыми, когда их вешаешь на золотой веревке! Я отправляюсь «за пределы бесконечности», а чертов французишка только и может, что жаловаться на преждевременную детонацию. На чем я остановился, сэры?
      — На детонации, — ответил очень молодой адъютант, сущий подросток для майора.
      — Правильно, — сказал капитан. — Ну, мина срабатывает как по писаному, за исключением некоторых незначительных побочных эффектов…
      — Еще три метра, и я бы превратился в азу по-татарски! — вскричал генерал, воздевая руки.
      — При всем должном уважении: прекратите перебивать, мсье генерал. Как бы то ни было, она примерно равна космической мине третьего класса и вызывает некоторые скверные побочные последствия, большинство из которых, к счастью, было направлено в сторону от ГЛО и неких, не будем называть имен, неблагодарных французов… — прокомментировал капитан О’Нил, закатывая глаза.
      — Я разве сказал, что не благодарен? Генерал Тэйлор, генерал Хорнер, будьте свидетелями, я никогда не говорил, что был неблагодарным. Нервным? Немного. Испуганным? Merde , да! Но не неблагодарным, вы, трусливый карлик!
      — Сами вы дылда! Как бы то ни было, она выпускает кишки из командного корабля, но примерно треть корабля остается целой. Видимо, с некоторых позиций ГЛО зрелище выглядело действительно эффектно. Этот здоровый кусок космического крейсера поднимается вверх по красивой баллистической дуге, двигаясь словно при замедленной съемке, — описывал капитан О’Нил, помогая себе обеими руками. — Следует помнить, что в основе лежал сравнительно маленький, но довольно заметный ядерный взрыв…
      — Около четырех килотонн, — встрял генерал Крено, делая внушительный глоток коньяка, — и на расстоянии меньше километра!
      — Больше трех километров. Так или иначе, он увенчивает грибовидное облако, описывает потрясающую вертикальную арку и изящно падает вниз…
      — …прямо на Бакли! — взвыл генерал Крено и зашелся смехом.
      — …прямиком на рядового второго класса Бакли. Он был среди парней на крыше, в радиусе взрыва…
      — Sacre Bleu! Я был в радиусе взрыва!
      — Да вы, парни, едва ли что почувствовали в тени загораживающих взрыв зданий!
      — Он называет это в тени зданий! Oui! Они сыпались нам на уши! — прокричал генерал и помахал обеими ладонями по бокам головы. — Я знаю, я знаю…
      Он махал в воздухе поднятой рукой.
      — Придирки, придирки… в общем, вот стоит Бакли, грависапоги надежно уцепились за какую-то крепкую конструкцию, живой, несмотря ни на что, переживший прямое действие ударной волны, переживший прямой удар нейтронного импульса, переживший прямое воздействие теплового импульса… — Майк сделал драматическую паузу.
      — Но ведь он не погиб от взрыва? — спросил один из адъютантов, на что и строился расчет.
      — В скафандре? Не-е, но его смело напрочь. И на этот раз он ждал, пока его откопают. Ему деваться было некуда, так как он оказался в здании на пятьдесят этажей ниже, прямо под обломком космического крейсера размером с четверть километра, — закончил капитан О’Нил, усмехаясь.
      — За рядового Бакли! — проревел генерал Крено, высоко поднимая свое бренди.
      — За рядового Бакли! — проревел капитан О’Нил. — И за прочих несчастных хмырей, кто носит Печать Преисподней! — закончил он с легким ожесточением.
      — Ну, ну, — успокаивающе произнес генерал Тэйлор после мгновения неловкой тишины, затем все подняли бокалы и выпили. — Ты так это называешь, Майк?
      — А разве нет, сэр? — спросил капитан О’Нил, шатаясь, словно дуб на ветру. — Насчет кайфа пусть это была шутка, но только в броне можно пойти прямо в этот дурацкий ядерный взрыв. Что мы уже делали, что нам придется делать еще. Что ж еще за планы я разрабатывал две недели? Пойти туда, куда не может пойти никто другой, сделать то, что не сможет никто другой, и повторять это до тех пор, пока не останется никого из нас.
      Потому что по какой-то Богом проклятой причине на нас собирается навалиться в пять раз большепослинов, чем на Барвоне и Диссе. Как нам всемхорошо известно, сила такого уровня блокирует нас полностью. Никакой крупныйкорабль не сможет прорваться через огонь такой силы!
      Поэтому, начиная с момента приземления послинов и до тех пор, пока Флот не станет достаточно сильным, чтобы прийти к нам на помощь и истребить посадочные модули, мы будем отрезаны от пополнения снаряжением от ГалТеха. И это означает десять маленьких бойцов Мобильной Пехоты… девять маленьких бойцов МП… восемь маленьких бойцов МП, пока мы не «вознесем хвалу Господу, что нас совсем не осталось, потому что выпить все это достанется только одному из нас». И это моя клевая работа повести свою роту в этот шторм ядерных зарядов, газов, гиперскоростных снарядов, драться с послинами на их условиях при численном превосходстве сто тысяч к одному и прикрывать все прочие войска, у которых нет снаряжения, чтобы это испытать. Да, сэр, — закончил Майк. — Я это придумал, я это сделал, я этим живу, и я называю это Печатью Преисподней. А всех, кто ее носит — Проклятыми! — негромко закончил он.

17