Ущелье Рабун, Джорджия, Соединенные Штаты Америки, Сол III
       Пятница 25 сентября 2009 г., 20:47 восточного поясного времени
 
      — Кэлли, не сочти за оскорбление, — с широкой улыбкой произнес Мюллер, отодвигаясь от стола, — но когда-нибудь ты станешь для кого-то отличной женой.
      — Не то чтобы я обожала готовить, — пожала плечами Кэлли. — Ну, не так, чтобы очень. Но если ты хочешь здесь чего-нибудь поесть, приходится готовить самому.
      Ужин имел оглушительный успех. Папа О’Нил отрезал от свиньи килограммов пять мягкого сочного мяса и надеялся этим обойтись, намереваясь порезать остальное на куски и заморозить на потом. Вышло так, что ему еще дважды пришлось ходить к свинье за мясом. В дополнение к кукурузным початкам и кукурузным лепешкам, Кэлли испекла еще и пшеничный хлеб, приготовила запеканку из молодой фасоли со сливками и отварила молодой картошки. Все было съедено подчистую. На десерт был подан ореховый пирог.
      Детей, наевшихся по самые жабры, в конце концов отослали спать. Только «взрослые» — Кэлли явно включили в эту группу — остались за столом, подъедая остатки под негромкую музыку проигрывателя компакт-дисков.
      — Мне понятно, что ты хочешь сказать, — засмеялась Шари. — В подгороде есть кафетерии, но еда поистине паршивая; бывают дни, когда я готова убить ради возможности просто позвонить в «Домино» .
      — Я вроде как припоминаю их, — пожала Кэлли плечами — Но последний раз я обедала в кафе быстрого питания в тот месяц, когда пал Фредериксберг.
      Она покачала головой и снова пожала плечами.
      — Мы поехали отдохнуть в Киз, и «Макдоналдс» в Майами был еще открыт. Мы иногда делаем пиццу, но готовим ее из того, что есть под рукой.
      — Никто из детей совсем не помнит сети быстрого питания, — произнесла Уэнди, отрезая кусочек свинины от принесенного Папой О’Нилом окорока. — Ну, Билли и Шэннон помнят немного. Но не по-настоящему. В основном помнят места для игр и игрушки, что дарят с едой. И все.
      — Просто все исчезло слишком быстро, — негромко сказала Шари.
      — Это так, — отозвался Мосович. — У войн есть обыкновение порождать такое. Спроси немцев определенного возраста, как настоящая война все изменяет, или почитай дневники южан времен Гражданской войны. Хороший пример «Унесенные ветром». Однажды ты просыпаешься, а вся твоя жизнь изменилась. Кто-то приспосабливается и даже процветает. А кто-то замыкается и умирает, на самом деле или душой.
      — В подгородах много таких, — сказала Уэнди. — Многие люди просто опускают руки. Они целыми днями сидят и либо просто ничего не делают, либо разговаривают о том, когда наступят хорошие времена.
      — Как раньше уже не будет, — сказал Мосович. — Точно тебе говорю. Слишком большой урон. Черт, даже построенные в благие времена «города-крепости» в основном накрылись. Город — это не просто куча зданий, набитых солдатами. Ричмонд, Ньюпорт, Нью-Йорк, Сан-Франциско они всего лишь пустая оболочка с этой точки зрения. Сделать из них снова города… Не знаю, произойдет ли это.
      — Внутренние города тоже не блещут, — заметил Мюллер. — Несколько месяцев назад мы ездили в Луисвилль, в Штаб-квартиру Командования Восточным Театром. Большинство тамошнего народа старается попасть в подгорода. По крайней мере подгорода устроены в расчете на пешеходов; при нехватке бензина куда-нибудь добраться в городе реальнотрудно. Простой поход в магазин означает долгую прогулку.
      — Особенно при такой плохой погоде, — сказала Шари.
      — Какой погоде? — спросил Папа О’Нил.
      — Ну, мы смотрим новости там, в подгороде; всю зиму сообщали про рекордно низкие температуры. Уже начинают поговаривать про новый ледниковый период после всех этих атомных бомбардировок.
      — Ха, — хохотнул О’Нил. — Уж мне-то не говорите. Если бы надвигался новый ледниковый период, фермеры узнали бы первыми. Так вот, канадскиеурожаи упали, и наверное, отчасти из-за китайских бомб, но даже там сейчас дела стабилизировались.
      — Не могу так уж сильно винить китайцев, — произнес Мюллер. — Разве только за представление, будто они смогут побить послинов на равнинах. Как только они потеряли большинство своей армии, уделать Янцзы гадостью было единственным способом удержать послинов подальше от беженцев.
      — Черт, — проворчал Папа О’Нил. — В конце они уделали и беженцев. Так бы послины задержались поесть. А так даже это не сбавило их темпа, у них заняло всего месяц добраться до Тибета. Черт, со всеми понаделанными нами зарядами антиматерии и ядерными боеголовками, остается только надеяться, чтобы намне пришлось докатиться до подобного; не то все восточные Штаты покроются стеклянной коркой. И пользы наверняка будет не больше.
      Что же касается погоды, то мы переживаем длинный цикл неблагоприятных погодных условий, но он возник под воздействием масс теплой воды в Атлантике, и был предсказан еще до вторжения. В остальном погода нормальная. В этом году даже превосходная. Дожди как раз вовремя. Можно бы немного и побольше, но тогда бы мне хотелось их поменьше.
      — Мы постоянно слышим эти ужасные прогнозы погоды с поверхности, — сказала Уэнди. — Рекордно низкие температуры, снег в апреле, и тому подобное.
      — Ну, я живу здесь уже… э-э, довольно долго, — сказал он, искоса посмотрев на Шари. — И этот год ничем не хуже остальных. Да, шел снег в апреле. Бывает. Это случилось спустя семьдесят два дня после ядерных ударов.
      — Этот человек сказал именно то, что я услышала? — спросила Элгарс.
      — Кто? — откликнулся Папа О’Нил, оглядываясь.
      — Да вон, в проигрывателе компактов, — сказала она и показала на гостиную. — Мне показалось, он только что пропел что-то насчет «размазать жаркое по груди».
      — А, — улыбнулся Папа О’Нил. — Да. Это. Уоррен Зевон.
      — Уоррен кто? — спросила Уэнди. Элгарс быстро усваивала навыки общения, и она не могла не задаваться вопросом, не сменила ли капитан только что тему, и очень расчетливо. Если так, ну и пусть.
      — Зевон, — произнес Мосович. — Менестрель солдат удачи. Отличный парень. Встречался с ним как-то. Мимоходом.
      — Где? — спросила Шари. — Имя мне знакомо, но песню не припоминаю и…
      Она прослушала несколько куплетов и побелела.
      — Он только что сказал именно то, что я услышала?
      — Ага, — скривился Папа О’Нил. — Это «Возбудимый Пацан». Одна из… грубых его песен.
      — Ну не знаю, — озорно усмехнулась Кэлли. — Почему бы тебе не спеть ей пару куплетов из «Роланда и Безголового Пушкаря Томсона»?
      — Думаю, в этом нет необходимости, — улыбнулась Шари. — И, веришь или нет, я могу переварить толику черного юмора.
      — Ах так? — лукаво произнесла Кэлли. — Зачем послин переходит дорогу?
      — Заглотну-ка я наживку, — сказал Мюллер. — Зачем послин переходит дорогу?
      — За кормом.
      — О’кей, — сказал Мосович. — Довольно скверно. Попробуйте это: как два послина решают спор?
      Он подождал, но никто не вызвался.
      — Кто стал трешем, тот и проиграл, разумеется.
      — Вау! — сказал Папа О’Нил. — В чем разница между послином и юристом?
      — Не знаю, — сказала Шари. — Один ест тебя за плату?
      — Нет, но тоже неплохо, — сказал Папа О’Нил. — Нет, один из них злобный и бесчеловечный монстр-людоед, а другой просто инопланетянин.
      — Слыхали новый боевой клич послинов, идущих в бой с морской пехотой? — спросила Уэнди.
      — Ха! — ухмыльнулся Мосович. — Могу представить себе парочку. О, никак морячки.
      — Короче и эффектнее: ДЕСЕРТ!
      Кэлли оглядела всех на секунду, затем расплылась от уха до уха.
      — Откуда известно, что послины бисексуалы? Они едят и мужчин, и женщин!
      — Поверить не могу, что ты это сказала! — проворчал Папа О’Нил, пока остальные покатывались от хохота.
      — Господи, да ты вынуждал меня слушать «Блэк Саббат» и Оззи Осборна, Деда! — сказала Кэлли. — И тебя волнует этаневинная шутка?
      — А что плохого в «Блэк Саббат»? — запротестовал он. — Хорошая группа. Отличные стихи.
      — Ну, не знаю, — произнесла Кэлли. — Название!
       — Христианское!
      — Большое спасибо, католическое.
      — О’кей, о’кей, давайте разрядим обстановку, пока не засвистели пули, — сказал Мюллер. — Сколько послинов могут трахнуться в лампочке?
      — Не знаю, — сварливо произнес Папа О’Нил. — Сколько?
      — Достаточно одного, — сказал Мюллер. — Но лампочка должна быть ну о-о-чень большая.
      — Что-то я не въехала, — сказала Элгарс.
      — Они гермафродиты, — сказала Уэнди. — Реально они не могут оплодотворить себя сами, без посторонней помощи. Но любые два могут размножаться с любыми двумя другими, так что, поскольку выражение «иди трахни сам себя» является оскорблением, люди хохмят насчет того, как они сами себя трахают.
      Элгарс кивнула.
      — До меня все еще не дошло.
      — Подумай на досуге, — сказала Кэлли. — А пока вот: зачем химмит перешел через дорогу?
      — Не знаю, — сказала Элгарс.
      — А он и не переходил; он на стене позади тебя, — ухмыльнулась Кэлли.
      Элгарс невозмутимо посмотрела на нее.
      — Это шутка?
      — Ладно, не бери в голову, — вздохнула Уэнди. — Ну тогда вот про химмита, который три дня просидел в своей машине, в запрещенном для стоянки месте, слившись с обивкой сиденья водителя.
      Она сделала паузу.
      — Когда пришлось платить штраф, он стал жабой и удавился.
      — А! — воскликнул Папа О’Нил. — Здорово!
      — Я опять не усекла, — сказала Элгарс. — Что такое химмит?
      — Одна из галактических рас, — ответила Кэлли, потрясла головой и швырнула в Уэнди печеньем. — Они похожи на больших лягушек. Они умеют так хорошо сливаться с фоном, что их практически не видно.
      — Благодарю, — раскланялась Уэнди. — Благодарю… Или про химмита в баре с пианино? Один из завсегдатаев подходит к пианисту и говорит: «Вы знаете, гигантская невидимая лягушка пьет пиво на стене позади вас?» А пианист отвечает: «Напойте пару тактов, и я подхвачу мотив». Или насчет индоя-экстраверта? Кто смотрит на твоиботинки, разговаривая с тобой.
      — Отличные вещицы! — воскликнула Кэлли.
      — Лучше твоей бисексуальной остроты? — осведомился Мюллер. — О’кей. В окопе сидят два солдата Один говорит: «Я слышал, в городок пришли двое сирот. Эти чертовы инопланетяне грохнули их дом неделю назад, убили их отца — он был выдающимся марафонцем, надо же — и съели их мать. Его не съели — только ее. Хреновы чокнутые инопланетяне, почему они так поступили?» Второй говорит: «Идиот. Их папа был кожа да кости».
      — Кошмарно, — сказала Шари. — Почти так же, как это. Какой талисман подходит ББС? Лобстер: такой же вкусный и так же трудно очистить.
      — Эй! — сказала Кэлли. — Это напоминает моего папу! Как вы назовете краба, сидящего на мешке сахара? Диабетик. Дрыгается и дрыгается на своих лапах… Знаете, как называют краба, изучающего морскую биологию? Спикером Ракообразных.
      — Как два голодных послина приветствуют друг друга? — спросил Папа О’Нил, чтобы не отставать. — Солью и перцем, разумеется.
      — Почему послины оставили древко почета в «Макдоналдсе»? — спросила Кэлли. — Они увидели плакат: «Мы приготовили шесть миллиардов порций».
      — Ты едва ли помнишь «Макдоналдс», — подозрительно сказал Папа О’Нил. — Кто тебе это сказал?
      — Да так… один парень, — ответила Кэлли, в ее глазах заплясали чертики.
      — Дрянь дело, — пробормотал Мюллер. — Эй! Как полному автобусу юристов удалось проехать через порядки послинов? Любезность коллег.
      — Какой такой парень? — задал вопрос Папа О’Нил.
      — Что сказали послины, когда захватили Аушвиц? — спросила Кэлли, игнорируя вопрос. — Предпочитаем суши.
      — Что за парень,Кэлли? — снова спросил Папа О’Нил.
      — Какой-то солдат, — ответила она. — В «Пиггли-Уиггли». Она рассказал анекдот, я тоже, потом ушла. Ничего особенного…
      — Что такое послины в поле и топливно-воздушный взрыв? — в отчаянии спросил Мюллер. — Слишком большой огонь. Шкварки подгорели.
      — Что значит ничего особенного? — угрожающе спросил Папа О’Нил. — Я не хочу, чтобы они сменили нынешнюю песню на «В городок явилась Кэлли».
      — О’кей, — вздохнула Шари. — Посмотрите на меня, Майкл О’Нил.
      — Да? — пробурчал он.
      — Как послины называют Карла Льюиса ?
      — Не знаю, — замотал головой Папа О’Нил. — Вы не дадите мне продолжить, нет?
      — Нет. Быстрое питание.
      Он фыркнул.
      — О’кей.
      — Что говорит послин, натолкнувшись на эфиопа?
      — Не знаю, — улыбнулся он ей. — Что?
      — «ОПЯТЬ Нувель Куизин»? У меня таких миллион. Как послины называют доктора?
      — Как?
      — Ленч. Как послины называют рабочего-строителя?
      — Не знаю.
      — Ленч. Как послины называют политика? Конкуренция. Как послины называют юриста? Неприятность. Знаете, почему при испытаниях химического оружия послинов заменили юристами? Юристы быстрее размножаются. На некоторые вещи даже послины не пойдут. И исследователи жалели послинов. И последнее. Почему у послинов заняло меньше месяца захватить Китай? Ну, понимаете, стоит только попробовать китайской еды, и часом позже…
      — Боже, да вы еще та штучка, — рассмеялся О’Нил.
      — У вас есть что-нибудь из Ван Моррисона в этой куче? — спросила она.
      — Думаю, у нас есть его «Лучшее из…», а что?
      — Потому что я хочу танцевать, — ответила она, взяла его за руку и встала. — Пошли.
      — У меня обе ноги левые, — запротестовал он.
      — Вы обнимете меня, и мы потопчемся вокруг, — сказала она с лукавым огоньком в глазах. — Не труднее, чем встать.
      — Вам, наверное, стоит это перефразировать, — пробормотал Мюллер.
      — А вас не спрашивают.
      Когда музыка изменилась, Элгарс налила себе немного правильногосамогона. Она поболтала им в стакане и посмотрела на Мосовича.
      — Думаю, сейчас самое время.
      — Самое время для чего? — спросила Кэлли.
      — Я сказала Мосовичу про видение, когда мы были на прогулке, — ответила Элгарс. — В нем было что-то такое, что ему совсем не понравилось.
      — Да, — сказал Мосович. — Вы правы.
      Он тоже плеснул себе немного самогона и откинулся на спинку стула.
      — Оно мне не понравилось тем, что произошло с реальным человеком, а она на самом деле мертва. Я видел, как она погибла.
      — Где? — спросила Кэлли.
      — На Барвоне, — вставил Мюллер. — Мы оба были членами разведгруппы, которую послали туда еще до отправки экспедиционных сил. На нас проверили, как на морских свинках, насколько послины действительно опасны.
      — Ты не помнишь то время, — сказал Мосович. — Но… очень многие отказывались поверить. «Инопланетное вторжение? Да ладно, давай еще по стаканчику». Это прошло довольно быстро, когда на Барвоне съели высокопоставленную делегацию и пленку показали по всему миру. Как бы то ни было, мы вели на Барвоне разведку, определяли боевой порядок и проводили анализ местности и условий ведения боя…
      — Плохая и плохие, — сказал Мюллер.
      — Полагаю, мы слишком хорошо делали свою работу, — продолжал сержант-майор. — Мы получили задание поймать послина и доставить его. Я посчитал, что легче схватить детеныша, чем взрослую особь, поэтому мы напали на лагерь, в котором также содержалось какое-то количество крабов в качестве ходячего провианта. Когда мы атаковали, оказалось, послины воюют несколько лучше, чем мы полагали ранее. Все то, что мы сейчас знаем; системы обнаружения снайперов и как они всей толпой кидаются на шум сражения. Во всяком случае, мы потеряли кучу настоящих легенд в кругах, связанных со специальными операциями, в том числе нашего снайпера, штаб-сержанта Сандру Эллсуорси. Ваше видение в точности совпадает с тем, как она погибла.
      — Да, — сказал Мюллер. — Я подумал про то же. Словно слушаешь рассказывающую об этом Сандру, вплоть до южного акцента.
      — А знаете, — сказала Уэнди, — он больше практически не проявляется. В смысле, акцент.
      — Как бы то ни было, вот почему нас так ошарашило, — сказал Мосович.
      — И что вы думаете? — тихо спросила Элгарс. — Вы считаете, крабы вложили в мою голову разум вашего друга? Кто я — Энн Элгарс или эта самая Эллсуорси? Похожие фамилии, оба снайперы? Думаете, это так?
      — В общем-то нет, — сказал Мосович. — Эллсуорси была… более странной, чем вы. Жутко чудной. Вы кажетесь гораздо…
      — Стабильнее, — сказал Мюллер. — Не поймите меня неправильно, на задании Эллсуорси была великолепна. И она была отличным снайпером-инструктором. Но была совершенным бесенком, когда снимала форму; вы на порядок стабильнее ее во всех смыслах, даже если ваша голова привинчена не слишком крепко.
      — Ну спасибо, мастер-сержант, — язвительно произнесла она.
      — Простите, мэм, не в обиду, — поспешно сказал он.
      — Итак, как это повлияет на ваш рапорт полковнику Катпрайсу? — спросила она Мосовича.
      — Думаю, я просто пошлю ему отчет со всей этой сумасшедшей историей, — ответил сержант-майор. — Вы хорошо двигаетесь на пересеченной местности, и мы знаем, что вы умеете стрелять. Если бы вы были рядовым или штаб-сержантом, то и вопроса не возникало бы. Но что касается капитана, тут он пусть решает сам. Что до меня, я думаю, вы сможете освоить эту работу.
      — Спасибо, — сказала Элгарс. — Мне нужно было это услышать. И я должна признаться, что не знаю, что ещеможет прятаться в глубине моего сознания. Или кто я на самом деле.
      — О, я думаю, вы с этим справитесь, — сказал Мосович. — Хотя это вкладывает совершенно новый смысл в понятие «познать самого себя». В долгосрочной перспективе, я думаю, с вами будет все в порядке. Ну, если так можно сказать про любого из нас в нынешние времена.
      Он посмотрел в гостиную, где Папа О’Нил с Шари танцевали под «Полет на Ковре-самолете».
      — У некоторых, разумеется, получается лучше, чем у других.
      О’Нил подошел рука об руку с Шари и неопределенно помахал им.
      — Доброй ночи, народ. Мы несколько устали и отправляемся на боковую.
      С этим они оба направились к лестнице, держась за руки.
      — Нет, вы только посмотрите, — с горечью произнесла Кэлли. — И еще говорит мнене ходить в город!
      — Они оба достаточно взрослые, чтобы принять решение по этому поводу, — указала Уэнди. — Достаточно, чтобы быть твоим дедушкой в одном случае и матерью — в другом.
      — И он достаточно стар, чтобы быть ееотцом, — указала Кэлли.
      — Согласно Корану, идеальный возраст для жены равен половине возраста мужчины плюс семь лет, — речитативом продекламировал Мюллер. — Что делает тебя все еще слишком юной для меня. Фактически… — Он посмотрел в потолок и посчитал на пальцах. — Думаю, это значит, идеальный возраст парня для тебя будет… как у тебя самой.
      — С другой стороны… — сказал он, поворачиваясь к Уэнди.
      — Минуточку, — произнесла она и полезла в задний карман джинсов.
      — Ага! — воскликнул Мосович. — Пресловутое фото бойфренда.
      Мюллер взял его и с ухмылкой посмотрел. Затем на лице появилось озадаченное выражение, которое через мгновение сменилось шоком.
      — Господи Иисусе.
      Он передал фотографию Мосовичу.
      На ней стояла Уэнди, бестолково-радостно улыбаясь в камеру. Бок о бок с ней стоял мужчина в «Мар-Каме», почти с таким же выражением. При взгляде на снимок до сознания труднее всего доходил факт, что Уэнди, вовсе не миниатюрная юная леди, выглядела словно детская кукла рядом с… горой.
      — Это твой бойфренд? — спросил Мосович.
      — Да, — сказала Уэнди. — Он сержант в Десяти Тысячах. Шесть футов восемь дюймов , сто сорок килограммов. Большинство из них мышцы. Мы познакомились во время Сражения за Фредериксберг. Впрочем, нет. Мы много лет ходили в одну школу. Иначе говоря, я никогда его по-настоящему не замечаладо Сражения.
      — Ну так что, мне нужно дожидаться, пока меня не спасут посреди боя? — спросила Кэлли. — Кроме того, более вероятно, что спасать буду я.
      — Нет, но тебе следует подождать еще нескольколет, прежде чем принимать решения, которые определят твою дальнейшую судьбу, — рассмеялась Уэнди.
      — Усекла, — мотнула головой Кэлли. — Зарегистрировано и подшито. О’кей?