Если он услышал послинов, то уж сверхъестественно чувствительные детекторы химмитов точно их засекли. Может, Ригас у нас храбрец, мрачно усмехнулся он.
      Он поднял свою дробовую пушку над болотом и плотнее вдавил приклад как раз в момент, когда очертания разведывательного корабля проступили сквозь маскировку. Откинулась рампа, и две облаченные в камуфляж фигуры выскочили из фиолетового укрытия и тяжело побежали к ней по болоту. Мосович не дал шоку замедлить собственные движения, когда перебрасывал дробовик на одно плечо, а мешок с единственным выжившим детенышем вешал на другое.
      Мюллер приостановился лишь на время, достаточное, чтобы принять мешок, а Эрсин обхватил рукой его торс, когда трое уцелевших ввалились внутрь корабля. Он взлетел с едва заметным жужжанием, снова включив голографические искажатели. Все трое свалились на палубу неопрятной кучей, состоявшей из смеси грязи и солдатчины.
      — Не правда ли, забавно, — пропыхтел Мюллер, распростершись на сталепласте, фиолетовая жижа и угрепиявки потоком стекали на палубу. — Иногда лучше всего находиться в месте диверсии.
 
       Форт-Индианатаун-Гэп, Пенсильвания, Сол III.
       15 ноября 2002 г., 22:42.
 
      Форт-Индианатаун-Гэп, Пенсильвания, переживал второе рождение, не похожее ни на что со времен Второй мировой войны. Позади будки военной полиции Майк мог видеть рабочие бригады в военных робах и гражданском платье, которые возводили временные сооружения на боковой дороге. Он вручил свои приказы и удостоверение личности военному полицейскому и ждал с ничего не выражающим лицом, «фольксваген» урчал на холостом ходу. Шрамов уже почти не было видно, но он все еще чувствовал слабость, несмотря на все время, проведенное в корабельном спортзале и многочисленных прочих спортзалах после приземления. Он испытывал желание снова надеть скафандр и поупражняться как следует или же прыгнуть на мотоцикл и просто покататься.
      Военный полицейский возился ужасно долго и махнул проезжать нескольким машинам, пока Майк ждал. О’Нил мог видеть, как он возбужденно переговаривался по телефону, и удивлялся, в чем там дело. Только, пожалуйста, больше никаких приемов, больше никаких рукопожатий. Никаких банкетов или речей. Просто дайте мне снова скафандр.
      После триумфального возвращения его осыпали наградами. Когда он пожаловался, что хочет всего лишь вернуться к приготовлениям к следующим сражениям, набитый дерьмом майор из службы по связям с общественностью, которого приставили к нему, сказал, что публика нуждается в герое. Он лучший из тех, кто был под рукой, поэтому ему стоит заткнуться и тянуть лямку.
      Кампания на Барвоне проходила трудно, и факторы, сделавшие Барвон крепким орешком — относительная недостаточность войск для отвода фронтовых частей на отдых и наличие значительных ресурсов у послинов, — многократно усиливались на Земле. Победа на Диссе, потребовавшая тысячи жизней лучших земных солдат, была раскручена как работа одного человека. Не имело значения, что он протестовал, не имело значения, что он постоянно подчеркивал важность работы в команде, и он не был настолько глуп, чтобы останавливаться на проблемах подготовки Результатом его речей все равно становилось «О’Нил, О’Нил, О’Нил».
      И во время «докладов» для старших офицеров, в сущности, спектаклей для военных чиновников, которым хотелось слушать хорошую историю про войну, когда он указывал на ошибки в доктрине и подготовке, они прекращали вести себя дружелюбно. Ему еще предстояло встретиться с одним старшим офицером, который мог найти свою задницу обеими руками. И теперь вот это.
      Он даже не знал, в какое подразделение направлен. В приказе просто говорилось прибыть в Пятьсот пятьдесят пятый Пехотный полк Ударных Сил Флота для прохождения службы. «Три Пятака» был отдельным полком ББС и даже входил в состав Ударных Сил, но стоял последним на формирование перед вторжением. Последним в списке на получение снаряжения и пополнение личным составом, последним на включение в действующий состав. Никчемный полк, исполнявший никчемные обязанности во времена Второй мировой войны и бездействующий с тех пор. Ни полковой славы, ни приличного послужного списка. И без поддержки других частей ББС.
      И сейчас для прохождения службы в него направили потрепанного и перенесшего хорошую взбучку лейтенанта. Для службы, тренировки и подготовки. В следующий раз он будет готов, как и люди под его командованием. Он поклялся в этом в память о своих павших.
      В госпитале, сразу после ухода генерала, он начал составлять письма семьям. Информация о том, кто точно входил в состав взвода, была отрывочной. Полный список имелся только у него и у сержанта Грина. Сержант отправился к праотцам, а Майк не запомнил свой, положившись на «покойную» Мишель в этом деле.
      Он хорошо помнил общее количество, пятьдесят восемь. Но уцелевшие могли припомнить только пятьдесят пять, и ему так и не удалось узнать, кто были оставшиеся трое. Это изводило его. Трое из его людей. Пропавшие без вести и неизвестные солдаты. Имелся ли у них кто-нибудь, кому он должен написать?
      Письма матерям и отцам, письма женам, письма возлюбленным. И кто только придумал этот мазохистский обычай? Говорите, что монголы лично сообщали жене, что ее муж не вернется домой? Да, конечно, разумеется, а затем брали ее себе в жены, чтобы она не прозябала в бедности. Вероятно, англичане, истинно мазохистская традиция, вполне в их духе. Или какой-нибудь офицер в истории Соединенных Штатов посчитал, что конгрессмен все равно пришлет ему письмо с такой просьбой, так традиция и зародилась…
      « Уважаемые миссис и мистер Крэйтон. Я был командиром Вашего сына, когда он погиб, и мне хочется сказать Вам, каким прекрасным и достойным молодым человеком он был. Он прикрывал отход немецких панцергренадеров…» и т.д. Тридцать два письма. Он был избавлен от написания трех, потому что у них не было близких. Одним из них был Визновски. Что ж, я помню тебя, Виз. Выпей за меня в Валгалле. Я там скоро буду.
      — Простите, капитан, — произнес военный полицейский, выводя Майка из его задумчивости. На лице было уже другое выражение. Майк узнал вполне ожидаемое почтение перед героем, но примешивалось что-то еще. Озорство?
      — Нам приходится звонить по каждому офицеру, прибывающему по приказу, чтобы выяснить, куда их направлять. Подразделения постоянно переезжают, а центральная диспетчерская еще не создана. Помимо этого, капитан, проблема заключалась в том, что ваши приказы поменялись, и им пришлось найти новые.
      — Я лейтенант, сержант, и где я могу взять новые приказы?
      — Я записал их, капитан. — Он прочистил горло. — Выдержка из параграфа тринадцать пятьсот восемьдесят семь ноль один: « О’Нилу, Майклу Л., первому лейтенанту Армии США, явиться в Пятьсот пятьдесят пятый полк Мобильной Пехоты, Форт-Индиа-натаун-Гэп, Пенсильвания, для прохождения службы». Теперь следует читать « Капитан О’Нил, Майкл Л. Ударных Сил Флота Федерации направляется в роту Браво Первого батальона Пятьсот пятьдесят пятого полка Мобильной Пехоты, Форт-Индианатаун-Гэп, Пенсильвания, с целью принятия командования».
      — Черт!
      — Поздравляю, сэр!
      — А-а, спасибо.
      — И вы тот, кто, как я полагаю, вы и есть, сэр?
      — Да, похоже, — пожал плечами Майк.
      — Это действительно так плохо, как говорят, сэр? — спросил военный полицейский, понизив голос.
      — Хуже, сержант, хуже, — сказал капитан О’Нил, качая головой. — Это танец с дьяволом, сержант. И дьявол играет ведущую роль.
 
      Нас поведут к победам,
      Мы смерть несем врагам,
      Как помогал Ты дедам,
      Так помоги и нам.
 
      Великий, и чудесный,
      И светлый в смертный час,
      Иегова, Гром небесный,
      Бог Сеч, услыши нас!
      Р. Киплинг