– Мэм, я веду пассивное наблюдение за их импеллерным клином последние восемьдесят минут. До сих пор самый долгий интервал составил шесть и семь десятых минуты, а самый короткий – меньше двух. Данные на чипе, если хотите проверить.
– Ничуть не сомневаюсь в точности ваших наблюдений, Шон, – сказала Ферреро обманчиво мягким тоном. – Другое дело, что их результаты меня не радуют.
– Я и сам от них не в восторге, капитан, – признался Харрис, слабо улыбнувшись. Чуть потеплевший тон капитана позволял предположить, что испепеление на месте ему уже не угрожает.
Ферреро позволила себе ответную улыбку, но внимание её было приковано к светящейся сигнатуре «Хеллбарде». В последние несколько недель андерманский крейсер сделался неотлучным спутником «Джессики Эппс», и Эрике это совсем не нравилось. Чертов капитан Гортц – Ферреро до сих пор не знала, мужчина это или женщина – никак не мог все время оказываться рядом с «Джессикой» в силу простой случайности. Он (или она) специально следовал за Ферреро из системы в систему, чтобы её злить. Это было единственно возможным объяснением, более того, откровенно вызывающее поведение андерманца не просто приводило Ферреро в бешенство, оно заставляло думать, что анди действует, следуя определенному плану. Вопрос состоял в том, являлся ли этот план плодом творческой мысли лично капитана Гортц или же капитан действовал в соответствии с инструкциями своего командования.
Однако доклад Харриса добавил еще один момент, не менее существенный, к оценке действий андерманского корабля.
Импеллерный след представлял собой единственный физический феномен, способный распространяться в обычном пространстве со скоростью, превосходящей световую. На самом деле, конечно, происходило не это. На самом деле мощное гравитационное возбуждение, порождаемое импеллерным клином, создавало своего рода «рябь» на границе между нижней, альфа-полосой гиперпространства и обычным пространством. Именно эту «рябь» – своего рода резонанс гиперпространственного следа – и воспринимали детекторы Варшавской, которыми были снабжены все звёздные корабли.
Но сейчас значение имела не физическая сторона дела, а тот факт, что импеллерные следы отслеживались практически в реальном времени в пределах эффективной дальности действия бортовых корабельных сенсоров. И всё бы замечательно, за исключением того, что, как только что напомнил ей Харрис, они находились далеко за пределами зоны досягаемости бортовых сенсоров андерманского крейсера. Это означало, что сверхсветовая скорость самих гравитационных сенсоров ещё ничего не объясняла. Чтобы «Хеллбарде» мог так точно и быстро реагировать на изменения курса «Джессики Эппс», связь между ним и удаленными сенсорными платформами тоже должна была быть сверхсветовой.
А, значит, андерманскому флоту не только удалось изготовить собственный гравитационно-импульсный передатчик, но и уменьшить его до таких размеров, чтобы разместить даже на беспилотном модуле.
И этот модуль так хорошо замаскирован и так хорошо экранировал рассеянное излучение передатчика, что Шон не может обнаружить его, даже зная, что он там есть, невесело подумала Эрика.
И Гортц нам это демонстрирует.
– Шон, вы ищете модули только на пассивных? – спросила она, помолчав.
– Так точно, мэм. Пока я не понял, что происходит, я не видел причин переходить на активные сенсоры. Прикажете сделать это сейчас?
– Нет. Сделаем вид, что не догадываемся о наличии зондов. Но я хочу знать, где они прячутся. Поэтому, раз уж засечь их бортовыми пассивными средствами нам не удаётся, придется выпустить на охоту несколько своих разведывательных аппаратов.
– Но как только они засекут запуск наших зондов, им всё станет ясно, – заметил Харрис.
– Понятное дело. Так что, думаю, пора пустить в ход «Призрачного Всадника».
Харрис вздернул голову, словно собираясь спросить, уверена ли она в своем решении, однако ему достало ума этого не делать, несмотря на всё свое удивление, и Ферреро, глядя на выражение лица тактика, усмехнулась.
– Не беспокойтесь, Шон, – заверила она его. – Я не выжила из ума. Но само существование «Призрачного Всадника» более не является секретом – его возможности до некоторой степени известны многим, и я уверена, что имперская разведка осведомлена получше, чем «до некоторой степени». Я не собираюсь полностью раскрывать возможности новой системы, но мне необходимо установить, где находятся их модули. Причем так, чтобы анди не сообразили, как долго мы вообще не догадывались об их существовании.
– Понятно, шкипер, – ответил Шон, хотя в том, что он действительно всё понял, Эрика сомневалась.
Однако, как стало ясно из следующей реплики, он понял достаточно.
– Я выпущу их из шахт «самоходом» и запрограммирую на запуск клиньев, скажем, минут через десять. Если примерно через четыре-пять минут после сброса мы на некоторое время сбросим ускорение до пары сотен g, этого будет достаточно, чтобы они постепенно нагоняли нас, не оставляя столь мощного импеллерного следа, чтобы он их демаскировал.
– Превосходная мысль, Шон, – одобрительно сказала она и повернулась к астрогатору. – Вы слышали, Джеймс?
– Так точно, мэм, – ответил сайдморский лейтенант. – Через пять минут после того, как мистер Харрис подтвердит запуск зондов, я сброшу ускорение до двухсот g. Продолжать следовать прежним курсом?
– Нет, – задумчиво сказала Ферреро. – Вовсе не нужно, чтобы они задумались, с чего это мы сбавляем ускорение, если не собираемся менять курс – Она помолчала, барабаня пальцами по подлокотнику, а потом улыбнулась, – Мечья, вызовите мне старпома.
– Есть, мэм.
Лейтенант МакКи набрала код вызова, и на дисплее коммуникатора появилось слегка вспотевшее лицо светловолосого коммандера Роберта Луэллина, старшего помощника капитана «Джессики Эппс».
– Вызывали, капитан?
– Да. Где вы находитесь?
– Наверху, в четвертом погребе. Мы здесь с ремонтной командой, – ответил Луэллин, махнув куда-то за пределы поля зрения камеры. – Нам с главстаршиной Малинским, похоже, удалось локализовать пробой во вспомогательном кабеле питания шахты подачи, и теперь мы снимаем палубные плиты, чтобы добраться до поврежденного участка.
– Рада слышать, что вы его нашли, но боюсь, Боб, что с кабелем старшине придется разбираться без вас. Вы нужны мне в шлюпочном отсеке.
– В шлюпочном отсеке?
– Да. Мне нужно, чтобы чрезмерно любопытный командир андерманского тяжелого крейсера не догадался, чего ради я собираюсь сбросить ускорение. Поэтому я хочу сымитировать учения с использованием маломерных судов, и вы этим займетесь. Понимаю, что к такому делу лучше бы подготовиться заранее, но ничего не поделаешь. Начните с имитации поиска «человека за бортом». Когда закончите, можно выполнить несколько упражнений из тех, что вызывают сложности у экипажей ботов, а главное, выполните что-нибудь вроде маневра на перехват, чтобы выпуск пары буксируемых платформ РЭБ выглядел оправданным. Справитесь?
– А почему бы и нет, – сказал старпом, явно не на шутку заинтригованный её затеей. Ничего, она еще успеет ввести его в курс дела.
– Хорошо. По прибытии в шлюпочный отсек доложите, Я велю Мечье предупредить отсек, чтобы вас ждали.
– Слушаюсь, мэм.
Мечья отключила связь, и лицо Луэллина исчезло с экрана. Жестом велев офицеру связи сообщить в шлюпочный, что туда направляется старший помощник капитана, Ферреро повернулась к Харрису и МакКлелланду.
– Итак. Когда старпом доложит мне о готовности, нам понадобится сброс ускорения до названного и изменение курса на тридцать-сорок градусов, чтобы это сошло за «тренировку экипажей ботов». За пять минут до этого выпускаем зонды. Понятно?
Оба подчиненных кивнули. Эрика откинулась в кресле и улыбнулась светившемуся на её дисплее значку «Хеллбарде».
* * *
– Вот они, мэм, – произнес наконец лейтенант-коммандер Харрис – Четыре штуки.
– Хорошая работа, Шон, – от души похвалила тактика Ферреро, стоя за его спиной и рассматривая изображение на мониторе.
Их действительно было четыре – четыре андерманских зонда, размещенных так, чтобы при любых изменениях курса не упускать «Джессику» из виду. Они находились всего в нескольких тысячах километров от тех точек, где разместила бы их сама Эрика, что лишь подчеркивало, насколько трудно было Харрису их обнаружить. Он начал искать зонды в тех секторах пространства, где рассчитывал их найти, и даже при этом поиски заняли почти четыре с половиной часа, пока у тактика не оказались координаты каждого из них. Более того, Шон мог бы и не справиться с задачей, если бы анди не приходилось менять зонды, когда у них заканчивался запас энергии. Один из сменных зондов Шон и засек. Это позволило точно установить локус размещения одной цели, и, исходя из этого, ему удалось обнаружить и остальные.
Отсюда следовали кое-какие зловещие выводы относительно впечатляющей технологии маскировки, использованной анди при изготовлении этих чертовых штуковин. И тот факт, что длительность автономной работы мантикорских зондов была выше, чем у андерманских, едва ли мог послужить утешением.
Глядя на сигнатуры неуловимых зондов, Ферреро была, пожалуй, уверена, что андерманские разведчики не знают, что за ними крадутся совершенно невидимые модули «Призрачного Всадника», но поставить на это крупную сумму она бы не рискнула. Анди уже преподнесли сюрприз, скрыв от неё свои разведывательные зонды. Правда, судя по тому, что вычислили Харрис и Боб Луэллин, возможности «Призрачного Всадника» были всё же выше, однако такой вывод основывался на предположении, что системы анди работают в полную мощность, не оставляя резерва. Это представлялось вполне вероятным – но отнюдь не доказанным.
С другой стороны, при всех явных и тайных достоинствах этих зондов, они должны были обладать чрезвычайно чувствительными пассивными сенсорами. Что, в данной ситуации, предоставляло Эрике идеальную возможность для ответных действий.
Бросив взгляд на часы, укрепленные на переборке, она положила руку на плечо Харриса и злорадно усмехнулась.
– Боюсь, Шон, ваша работа на сегодня ещё не закончена. Пусть боты заканчивают последний маневр, и на этом сворачиваем тренировку. Затем я хочу, чтобы мы не упускали эти штуковины из виду еще… семьдесят девять минут. Понимаю, следить за ними так, чтобы анди ничего не заподозрили, будет не просто, но я хочу растянуть временной промежуток между изменением нашего курса и моментом истины.
– Моментом истины, мэм? – переспросил Харрис.
– Им самым. Не знаю, что это, собственная инициатива или указание начальства, но наш «капитан Гортц» явно хочет сделать заявление на тему технических возможностей анди. В таком случае пора и нам кое-что заявить. Я хочу, чтобы после семидесятидевятиминутного промежутка обе наши буксируемые платформы направили свои активные сенсоры в сторону андерманцев и включили их на полную мощность. Шон, мне нужен не просто радарный снимок их корпусов. Я хочу считать с них всё, вплоть до паролей на коммуникационных портах, вплоть до долбанных серийных номеров, выбитых на деталях, и отпечатков пальцев техника, готовившего эти штуковины к полету. А больше всего я хочу сжечь в хлам их пассивные сенсоры. Ясно?
– Так точно, шкип! – Подтвердил Харрис с такой же зловещей улыбкой. – Заказ на жареные разведывательные зонды в голландском соусе принят!
– Хорошо. – Она снова потрепала его по плечу. – Очень хорошо.
С этими словами Ферреро вернулась в командирское кресло, вновь уперлась взглядом в малиновые значки зондов «Хеллбарде», и улыбка её поблекла. Как ни приятно с процентами отплатить капитану имперского крейсера за грубость – она не лукавила сама с собой, признавая, что это будет крайне приятно, – к сожалению, никак невозможно было изменить тот факт, что «Хеллбарде» сумел взять их под наблюдение незамеченным.
Почему Гортц пришло в голову продемонстрировать свои возможности, оставалось загадкой, но в действиях капитана анди прослеживалась определенная схема. Он (или она) постепенно, шаг за шагом, раскрывал всё новые возможности своих технологий – и не исключено, что таким образом он хотел подтолкнуть «Джессику» к раскрытию своих. Отчасти поэтому Ферреро и пошла на такие сложности, чтобы скрыть факт использования ею «Призрачного Всадника». Буксируемые на тяговых лучах платформы, которые она приказала Луэллину выпустить в пространство в ходе «маневров», едва ли можно было отнести к техническим новинкам. Они использовались с незапамятных времен и будут использоваться впредь, ибо в отличие от самых совершенных автономных зондов, могли получать энергию непосредственно с материнского корабля. Это делало их рабочий ресурс практически неограниченным, а также позволяло устанавливать на них чрезвычайно мощные генераторы помех и сенсоры. Таким образом, использовав их для выведения зондов «Хеллбарде» из строя, Ферреро воспользуется «старой» технологией.
При этом она даст понять Гортц, что «Джессика Эппс» обнаружила его шпионов, не раскрыв (во всяком случае, ей хотелось в это верить), как именно и когда это было сделано. Следовало напомнить Гортц о том, что при всех возможных достижениях Империи техническое превосходство в космосе принадлежит КФМ. Что, как искренне надеялась Ферреро, оставалось непреложной истиной.
Но капитан Гортц должен получить ещё и личное послание, которое ей чертовски не терпелось отправить. Поскольку когда лейтенант-коммандер Харрис превратит чувствительные пассивные сенсоры андерманских зондов в бесполезные железки, сообщение капитану дер штерне Гортц от капитана Эрики Ферреро будет предельно понятным:
«Не хрен таскаться за мной по пятам, хитрожопый!»
Глава 24
– Мне это не нравится, – сказал Томас Тейсман, откидываясь в удобном кресле.
Они разговаривали в кабинете президента Причарт. Голос Тома звучал мягко, что резко контрастировало со свирепым выражением хмурого лица. Поразмыслив над сказанным, Том уточнил:
– Совершенно не нравится!
– А мне, думаешь, нравится? – огрызнулась Элоиза Причарт. Впрочем, Тейсман знал, что её гнев направлен не на него. – Но, похоже, донесение Кевина не оставляет нам особого выбора.
– Ты всегда можешь вышвырнуть сукина сына, – предложил Тейсман.
– Я думала об этом, очень серьезно думала, – признала Причарт. – Но, к сожалению, мой источник сообщает, что сукин сын готов оспорить требование о его отставке как неконституционное.
– Неконституционное? – изумился Тейсман.
Причарт печально улыбнулась:
– Ну, незаконное, как минимум. Существует юридически обоснованное мнение, согласно которому акт о введении в действие Конституции предоставил Конгрессу право утверждать и отвергать назначение мною членов кабинета… и любые изменения в его составе.
– Какая чушь!
– Я придерживаюсь того же мнения. Из чего, однако, не следует, что если я попытаюсь выдворить Арнольда из правительства, он не обратится в суд.
– Ты консультировалась по этому вопросу с Деннисом?
– А как же! Он думает так же, как и ты. К сожалению, тот же источник предупреждает, что Арнольд может попытаться использовать свои давние и добрые отношения с Верховным судьей Таллингэмом.
– Вот дерьмо! – с крайним отвращением простонал Тейсман.
– То-то и оно, – согласилась Причарт. – Сомневаюсь, что Арнольд выиграет дело, но вот затянуть его на несколько недель, а то и месяцев сможет наверняка. А это для нас не многим лучше. Вот и получается, что реальных рычагов воздействия на него у меня нет.
– Ну, по крайней мере ещё одна возможность у нас есть, – прорычал Тейсман и, когда Причарт вопросительно склонила голову набок, пояснил: – Раз его нельзя просто вытурить, пусть Деннис предъявит этому ублюдку обвинение.
– Обвинение государственному секретарю? – поразилась Причарт.
– Именно, – подтвердил Тейсман. – Он слил секретную информацию, и это никоим образом не могло произойти «случайно»! Не в той компании, о которой доложил нам Кевин.
– Но он член правительства, – возразила Причарт. – И хотя лично я согласна с тобой на сто процентов, все люди, которым он, как ты выражаешься, «слил» информацию, имеют высшую категорию допуска к секретным сведениям.
– Но допуска к информации по данному проекту не было ни у кого из них, кроме его лживого братца, и ни у одного нет обоснованной необходимости, чтобы ему позволили с ней ознакомиться. А ты сама понимаешь: теперь, с его подачи, все очень скоро станет достоянием гласности. Что возвращает нас к тем проблемам национальной безопасности, которые я поднимал с того дня, когда мы решили продолжить работу над «Болтхолом».
– Согласна, – пробормотала Причарт, откидываясь назад и устало потирая переносицу. – Проблема в том, что его усилиями мы оказались меж двух огней. Те рассуждения, которые делают политическую цену его отставки слишком высокой, справедливы и в случае с предъявлением обвинения, и ты это знаешь. Если мы на это пойдем, то информация, которую мы так хотим сохранить в тайне, всплывет в ходе открытого судебного процесса. Или ты хочешь потребовать закрытого процесса над членом кабинета министров правительства в легитимности которого мы всё ещё пытаемся убедить его собственных творцов?
– Я… – начал было, распаляясь, Тейсман, но осекся и сделал глубокий вдох. Несколько секунд он просидел неподвижно, потом встряхнулся и покачал головой. – Ты права. И, что хуже всего, наверняка Джанкола продумал всё это с самого начала, чтобы обезопасить себя на тот случай, если мы узнаем, чего он добивается.
– В том-то и проблема, Том: чего именно он добивается, мы так и не выяснили. Да, он делится информацией со своими политическими союзниками, но это средство достижения цели, а не сама цель. О, у меня, разумеется, имеются вполне четкие подозрения насчет его конечной цели, но чего добивается Арнольд прямо сейчас, я не знаю.
– Неужели и Кевин не знает? – недоверчиво спросил Тейсман.
Губы Причарт изогнулись в кривой улыбке.
– Кевин Ушер обладает кошачьим чутьем и львиным сердцем, но он всё-таки не ясновидящий и не пророк. К тому же ему стоит огромных трудов скрывать свою удивительно мягкую и сентиментальную натуру. Нам повезло, что ему удалось выведать хотя бы это. И повезло еще больше, – призналась Причарт, – когда он решил доложить непосредственно мне.
– А кому ещё ему было докладывать?
– Суть в том, – терпеливо пояснила Причарт, – что мы специально назначили Кевина Ушера главой ФСА именно потому, что он понимает опасность использования секретной внутренней информации для достижения политической выгоды. Всё, что сделал Арнольд, пока что можно списать на недальновидность и чрезмерно длинный язык. Он, безусловно, нарушил закон, но это можно расценить лишь как непредумышленную болтливость, а о напряженных отношениях между мной и Джанколой Кевин осведомлен лучше многих. Уверяю тебя, он дважды, а то и трижды подумал, прежде чем передать мне сведения, которые я могу использовать против Арнольда. И передал лишь потому, что хорошо меня знает.
– Ты хочешь сказать, что при другом президенте он, возможно, утаил бы такую информацию? – Тейсман нахмурился. – Признаюсь, это не вяжется с моим представлением о нём. Если бы я только заподозрил, что он способен выкинуть нечто подобное, я бы не поддержал его кандидатуру на эту должность.
– А кто говорит об утаивании? Заметь, эта информация поступила к нему не по официальным каналам и не получена в результате проводящегося расследования. Трудно обвинять человека в утаивании непроверенных слухов. Достаточно и того, что он, не затевая формального расследования, по собственной инициативе удостоверился в наличии под этими слухами неких оснований и счёл возможным доложить мне о том, о чём я его не спрашивала. Решение было принято им совершенно самостоятельно, и принял он его потому, что рассудил, что я не стану злоупотреблять ни полученной информацией, ни его доверием. А еще, я думаю, потому, что Кевин не хуже нас с тобой понимает, что в настоящий момент Арнольд Джанкола и его сторонники представляют собой наиболее серьёзную угрозу для безопасности государства.
– Внутреннюю угрозу, – поправил ее Тейсман. – Но не внешнюю. Я всё ещё считаю, что манти, и особенно этот осел Яначек, для Республики намного опаснее, и угроза эта намного более безотлагательная.
– Том, Том. – Причарт вздохнула, потерла глаза ладонями и поморщилась. – Я согласна с твоей оценкой меры глупости Высокого Хребта, Яначека и прочих. Проблема в том, что хоть из кожи вон лезь, мы не способны контролировать их действия. Мы можем надеяться управлять ситуацией у себя дома, а межзвездное положение от нас не зависит. Если Яначек и его хозяин решатся на какую-нибудь глупость, спасти нас от последствий их идиотизма смогут только ты и твой Флот.
Несколько секунд Тейсман молча смотрел на неё. Причарт чувствовала напряженную работу его мысли. Наконец, он спросил:
– Ты абсолютно уверена, что хочешь решить проблему таким образом?
– Это вовсе не то, чего я «хочу», – отрезала она, – а то, в чем вижу наименьшее из зол. Кевин может не знать, какую цель ставит перед собой Арнольд, но вот для меня очевидны как минимум два направления, в которых он будет работать. Во-первых, попытается повлиять на мою – и твою тоже – позицию в том, что касается переговоров с манти, а во-вторых, заработать себе рейтинг, дающий ему надежду на победу на будущих президентских выборах. Если ему вообще хватит терпения ждать так долго.
– Что ты имеешь в виду? – насторожился Тейсман. – Полагаешь, он и вправду затевает что-то подобное?
– Нет. Нет, не думаю.
Он внимательно смотрел на нее, прищурив глаза, и она вздохнула.
– Ну хорошо, я допускаю такую возможность, – призналась она через силу. – Мне чертовски жаль, что я проговорилась тебе, Том Тейсман! Но пойми: единственное, в чем я уверена на сто процентов, так это в том, что я не доверяю Джанколе, терпеть его не могу, что он амбициозен, самоуверен и беспринципен. И все это не является основанием для каких-либо «решительных действий».
– Вообще-то, Элоиза, – сказал адмирал обманчиво мягким тоном, – я не настолько люблю устраивать государственные перевороты, как может показаться. Во всяком случае чтобы спровоцировать меня, требуется что-то посерьезнее!
– Знаю, – виновато сказала она. – Похоже, когда речь заходит об Арнольде, у меня ум за разум заходит. Заметь я не думаю, что он, представься ему возможность закрутить политические интриги в старом стиле, колебался бы хоть минуту. Просто в данный момент Деннис с Кевином делают такой подход совершенно бесперспективным. Вот почему Джанкола решил зайти с другой стороны, и вот почему мы не можем позволить ему контролировать поток информации. Он пытается использовать сведения о Болтхоле как клин. Как дополнительное доказательство собственной значимости, своего положения человека, имеющего доступ к рычагам власти и соответствующей информации. На фоне обструкции, которую манти устраивают всем попыткам вести конструктивные переговоры, информация о наличии у нас военных кораблей нового поколения позволит Арнольду выставить меня сторонницей политики бесконечных уступок недавнему врагу. В конце концов, если мы добились определенных успехов в ликвидации военного отставания, но по-прежнему не решаемся надавить на манти, значит, мы вообще слишком робки, чтобы на них давить.
– Но если бы мы, как он того добивался, надавили на них раньше, у нас не осталось бы времени на ликвидацию отставания! – парировал Тейсман.
– Естественно, но неужели ты думаешь, что он собирается упоминать о таких мелочах? – с мрачным смешком поинтересовалась Причарт. – Конечно, об этом можем напомнить мы, но толку не будет. Кому интересно вспоминать, какова была ситуация три или четыре года назад. Важно, как обстоят дела сейчас. А сейчас – во всяком случае, по представлениям Арнольда – мы достаточно сильны, чтобы противостоять манти, если только нам хватит на это мужества.
– Следовательно, ты собираешься сделать именно то, чего он добивается?
Вопрос Тейсмана мог бы прозвучать как обвинение, но Элоиза всё поняла правильно. Было ясно, что адмирал по-прежнему не соглашается с её политикой, но, во всяком случае, понимает её мотивы и осознаёт её правоту. Выбирать приходилось не между лучшим и худшим, а между плохим и очень плохим.
– Другого выхода, кроме как использовать его же маневр, я не вижу, – призналась Причарт. – Если мы сами объявим о существовании новых кораблей и одновременно усилим нажим на манти за столом переговоров, то частично обезвредим его происки. Надеюсь.
– Если не перегнем с этим нажимом палку, – предостерег Тейсман. – Даже если манти воспримут это гораздо спокойнее, чем я ожидаю, неизбежно отставание между моментом, когда мы официально признаем существование Болтхола, и реальной перестройкой их стратегического и политического мышления. Предсказать, как они отреагируют на усиление давления с нашей стороны до того, как произойдет эта перестройка, очень трудно.
– Я понимаю. Но думаю, такую ситуацию будет легче контролировать, чем то, что начнется, если мы позволим Арнольду носиться по Новому Парижу, словно сбрендивший шар для боулинга в невесомости. Чтобы содержание наших пресс-релизов по поводу Болтхола стало известно на Мантикоре, потребуется как минимум месяц. Мы рассчитаем время так, чтобы наша нота, в которой мы заявим о более твердой позиции на переговорах, пришла в их министерство иностранных дел несколько дней спустя. И конечно же, постараемся облечь наши требования в дипломатически приемлемую форму.
– Ты собираешься в «дипломатически приемлемой форме» потребовать, чтобы они прекратили тянуть попусту время? – скептически осведомился Тейсман, и она хмыкнула.
– Я же не говорила, что им это должно понравиться. Но мы можем проявить твердость, настаивая на разумном компромиссе, и при этом не показаться похожими на шайку отчаянных психов, которым не терпится испытать новые военные игрушки!
– Поскольку я и есть тот мальчик, который держит эти игрушки в коробке, я такой подход одобряю, – с готовностью согласился Тейсман. Но уже в следующее мгновение он поскреб подбородок и нахмурился. – Но мне было бы намного легче жить, если бы Джанкола перестал быть госсекретарем. Этот пост дает ему слишком широкие полномочия в толковании всего, что мы скажем манти. Меня это тревожит.
– Меня тоже, – призналась Причарт. – К сожалению, если мы не можем ни отправить его в отставку, ни отдать под суд, нам придется его терпеть. Иногда мне остро хочется, чтобы наша политическая система была больше похожа на систему манти. Только имей в виду, я считаю, что главное преимущество нашей системы – стабильность. У нас просто исключены резкие перемены правительственного курса, вроде той, которая произошла у них после гибели Кромарти. Но раз члены нашего кабинета настаивают на утверждении их назначения и отставки Конгрессом, мы не в состоянии тасовать портфели, как это делается у них. А пока Джанкола остается государственным секретарем, его невозможно отстранить от дипломатической деятельности.
И хотя на публике мы с ним вынуждены демонстрировать сердечное согласие, он прекрасно знает, что не дождется от меня открытки на Рождество. И я не собираюсь мучиться бессонницей, гадая, как бы не задеть его нежные чувства. Я настою на том, чтобы все дипломатические материалы, уходящие в Звездное Королевство, до отправки проходили через меня.
Она усмехнулась, на этот раз почти искренне.
– Кто знает, вдруг он так обидится, что преподнесет нам подарок и сам подаст в отставку?
– Только не жди этого, затаив дыхание, – посоветовал Тейсман. – Кислородное голодание – очень паршивая штука.
– Женщине свойственно надеяться, – парировала она.
– Пожалуй. – Военный министр помолчал, а потом спросил: – Как ты собираешься обставить заявление о «Болтхоле»? Его должно сделать твоё ведомство или мое?
– Твоё, – сразу ответила Причарт. – Следом на меня обрушится лавина вопросов, на первой же пресс-конференции, но первым о проекте должен объявить флот.
– А если кто-то спросит у меня, почему операция никак не отражена в опубликованном бюджете?
– Признаюсь, я очень рассчитываю на такой вопрос. Потому что в ответ ты напомнишь всем, что в отсутствии официального мирного договора Республика формально пребывает в состоянии войны со Звездным Королевством. И обнародование военного бюджета стало бы большим подарком любому потенциальному противнику. При этом не надо сильно нажимать на ассоциацию между Мантикорой и «любым потенциальным противником», но и отрицать, если кто-то спросит впрямую, этого не надо. Может быть, это заставит манти задуматься еще до того, как они получат официальную дипломатическую ноту. А на внутреннем фронте это выбьет почву из-под ног у сторонников почтенного госсекретаря, если они попытаются обвинить нас в робости и бездействии. Не думаю, чтобы кто-то на самом деле забыл, как разделал нас Королевский Флот несколько лет назад, Но напомнить на всякий случай не помешает.
– Я тебя понял. И если уж нам все равно надо подойти к спящей сторожевой собаке и пнуть её в нос, то желательно добиться от этого пинка наибольшего эффекта. Но знаешь, – он покачал головой, – когда мы с Деннисом решили устранить Сен-Жюста, я и представить себе не мог, что правительству Республики и президенту, пришедшему к власти в результате открытых и честных выборов, придется идти на такие ухищрения, чтобы защититься от собственного министра.
– И поэтому ты предпочитаешь военных политикам, – печально сказала Причарт. – И мне трудно тебя винить за это. Но очень многое, Том, зависит от времени. Дай Республике лет пятнадцать-двадцать, чтобы избиратели по-настоящему привыкли к идее власти закона, и нам не придется так беспокоиться по поводу непомерных личных амбиций одного беспринципного политика. Я просто настояла бы на его отставке в полной уверенности, что Конституция выдержит любые последствия. Увы, пока нам до этого далеко.
– Да. Но, глядя в будущее, я вижу, что так будет… если только прежде безумие Джанколы не ввергнет нас в новую войну с манти.
– Думаю, это самый худший вариант развития событий, – серьезно ответила Причарт. – Высокий Хребет – если верить Вильгельму и его аналитикам – еще более беспринципен и амбициозен, чем Арнольд, но он вдобавок трус. Я не исключаю варианта, при котором, оказавшись загнанным в угол, он может принять опрометчивое решение, однако желания возобновить войну с нами у него нет. И уж точно не будет, если он решит, что «Болтхол» и вправду уравнял шансы. Так что, пока мы действуем очень, очень осторожно и не давим слишком сильно, Высокий Хребет на гашетку не нажмет. А у меня тоже нет ни малейшего желания начать первой!