На панели перед Хейли загорелась лампочка, и на маленьком экранчике появились результаты голосования. Он пробежал по ним глазами, потом громко стукнул церемониальным молотком, и по Палате Миров, казалось, пробежал электрический разряд.
— Дамы и господа! Достопочтенные депутаты! — звонким голосом сказал Хейли. — Я должен объявить вам результаты голосования по внесенному министром иностранных дел предложению ратифицировать условия мира. — Он набрал в грудь побольше воздуха. — «За» проголосовали девятьсот семьдесят восемь депутатов, «против» — четыреста пятьдесят три депутата. Предложение принято! — завершил он дрожащим от облегчения голосом.
Несколько мгновений в зале царила мертвая тишина. Потом послышался постепенно растущий ропот голосов. Не раздалось ни возгласов одобрения, ни торжествующих выкриков. Очень многие проделали слишком мучительный путь к этому моменту, но депутатам явно полегчало. Хейли чувствовал радость, витавшую в воздухе, когда он повернулся к вице-президенту Республики Свободных Землян и галантно наклонился, чтобы поцеловать ей руку.
В зале раздались аплодисменты.
27
Заключение
Оскар Дитер вытянулся в шезлонге и, глядя на усыпанное звездами небо, задумался о превратностях судьбы. Он, никогда не рассчитывавший стать чем-то большим, чем просто тенью Тальяферро, занял кресло премьер-министра хоть и уменьшившейся в размере, но наконец-то обретшей мир Земной Федерации, а Тальяферро больше не было в живых!..
Дитер разглядывал холодные звезды, пытаясь найти среди них Фиону Мак-Таггарт, но ее там не было. Он мог искать сколько угодно, но Фиона ушла навсегда, и эта мысль не давала ему покоя.
Рядом с ним кто-то откашлялся, он повернул голову и увидел Кевина Сандерса.
— Добрый вечер, господин Сандерс!
— Добрый вечер, господин премьер-министр. — В голосе Сандерса звучала легкая усмешка, но он очень мило улыбался.
— Чем обязан вашему визиту?
— Скажите, пожалуйста, — Сандерс слегка прищурился, — знали ли вы о том, что мне известно: вы передаете информацию мятежникам.
— Умоляю вас, господин Сандерс! Давайте будем называть их «республиканцами».
— Разумеется! Значит — республиканцам! — Сандерс на мгновение замолчал. — Ну так что? Знали?
Дитер вопросительно посмотрел на своего гостя, а потом, впервые на памяти Сандерса, громко рассмеялся и неторопливо кивнул:
— Да, знал. Я понял это еще до того, как попросил вас покинуть разведотдел ВКФ и войти в состав моего правительства.
— Все-таки знали? — Сандерс, казалось, расстроился, но быстро взял себя в руки.
— Впрочем, ваше молчание по этому поводу убедило меня в том, что вы умный и предусмотрительный человек. Такие люди были мне нужны.
— Я был вам нужен, потому что вы с самого начала знали, чем все кончится, не так ли?
Дитер понял, что вопрос Сандерса чисто риторический.
— В каком-то смысле, да.
— Разрешите заметить, — сухо сказал Сандерс, — что такое признание звучит довольно странно в устах человека, руководившего Федерацией во время войны.
— Вы так полагаете? — Дитер усмехнулся. — Возможно, вы правы. Но если вы действительно так считаете, вам следовало сказать мне об этом раньше.
— Пожалуй, да… И все же не удовлетворите ли вы мое любопытство еще в одном вопросе. Ведь я же вас не выдал…
— Охотно.
— Зачем вы это делали? — спросил внезапно посерьезневший Сандерс.
— Но ведь кто-то должен был это делать, — негромко произнес Дитер. — Кроме того, я в долгу перед одним человеком.
— Перед Фионой Мак-Таггарт? — тихо спросил Сандерс.
— Вы и правда очень проницательны, господин Сандерс, — негромко сказал Дитер. — Да, перед Фионой. А еще перед всеми людьми, сражавшимися на войне, которой они сами не могли положить конец… Но прежде всего перед Фионой. Интересно, довольна ли она?
— Господин Дитер! — Сандерс с улыбкой, игравшей в уголках рта, взглянул на лежавшего в шезлонге премьер-министра. — Я уверен, что она довольна. Фиона Мак-Таггарт была замечательной женщиной: талантливой, умной и проницательной… Но она довольна вами совсем по другой причине.
— По какой же, господин Сандерс?
— У нее тоже очень развито чувство юмора, — прямо ответил Сандерс.
— Ну что ж, Лад! — Двигатели заработали, «Прометей» рванулся вперед, а Татьяна подняла рюмку, глядя в глаза Шорнингу — Один Господь знает, как тебе это удалось, но ты победил! Даже тогда, когда мне казалось, что все пропало, ты не сдавался и заставлял нас бороться до победного конца!
Она задумчиво покачала головой, а Ладислав тепло улыбнулся, откинувшись в кресле и наслаждаясь чувством удовлетворения результатами огромного труда. Конечно, победа досталась дорогой ценой, но какое огромное облегчение он сейчас испытывал!
— В капитанском салоне организуют праздник, — лукаво улыбаясь, сказала Татьяна. — Что-то вроде генеральной репетиции бала победителей. Ты пойдешь?
— Нет, дитя мое! — Ладислав покачал головой. — Я слишком устал и, пожалуй, просто стану посидеть здесь. Мне надо подумать.
— Ну ладно! — Татьяна поняла, что ей не уговорить Ладислава, и быстро поцеловала его в щеку. — Отдохни! Ты это заслужил.
Она пошла было к двери, но остановилась и оглянулась.
— Фиона очень гордилась бы тобой, Лад, — негромко сказала Татьяна, хотела еще что-то прибавить, но не нашла нужных слов. Она шагнула к выходу, и мгновение спустя дверь за ней бесшумно закрылась.
Ладислав провел ладонью над фотоэлементом, управляющим освещением, погрузив каюту в приятную полутьму, и вытащил из кармана голограмму в потертой рамке. Плоская голограмма передавала изображение хуже, чем кубическая, но и на ней была прекрасно видна молодая рыжеволосая девушка, которая чему-то смеялась, стоя на борту корабля рядом с таким же молодым Шорнингом. Погрузившись в светлую печаль, он очень долго молча смотрел на голограмму, а потом покачал головой.
— Так есть, Татьяна! Я победил, — прошептал он и поднял голограмму, чтобы луч приглушенного света упал на улыбающееся лицо Фионы. — Прости меня, моя любовь, — негромко сказал он, и по его бородатой щеке покатилась слеза. — Я знаю, ты не хотела, чтобы все произошло так, но по-другому я не сумел…
Магда Петрова погладила по голове сидевшего у нее на коленях и оравшего во все горло младенца. Она разлила водку и посмотрела на Кондора, который так широко улыбался их гостье, что казался намного пьянее, чем был на самом деле. Маленькая женщина в безукоризненном мундире подняла дрожащей рукой свою стопку и осоловело уставилась на него.
— Я, адмирал флота Ли Хан, заместитель Первого лорда космического Адмиралтейства Республики Свободных Землян, — сказала она, стараясь справиться с заплетавшимся языком, — пьяна. Пьяна, как свинья!
— Ну и отлично! — Магда проследила, чтобы Ли Хан выпила свою стопку до дна и сразу снова ее наполнила.
— По-моему, вы нарочно меня напоили, — пожаловалась Ли Хан.
— Ну вот еще! — сказала Магда. — С какой стати?!
— Потому что, — тщательно выговаривая слова, сказала Ли Хан, — ты решила, что так надо! — Она икнула, не потеряв при этом серьезного выражения лица. — Ты считаешь, что у меня внутри накопилось слишком много невысказанного, не так ли, моя бледнолицая подруга? — Она на мгновение замолчала и схватилась за край стола, попытавшегося куда-то отъехать от нее.
— Может, и так.
— Для отпрыска бледнолицых дьяволов, — сказала Ли Хан, — ты весьма проницательна.
Внешне Ли Хан была спокойна, но на ресницах вдруг заблестели слезы.
— Да, накопилось, — продолжала она с отсутствующим видом. — Накопилось. Еще со времен Симмарона. — Ли Хан заморгала, и слезы наконец покатились у нее по щекам. Она с трудом перевела дух. — Они все погибли. А я жива! Смешно, правда? — Она рассмеялась страшным хриплым смехом и спрятала лицо в ладонях. — Они мертвы, а я жива! Я, тупая тварь, погубившая их! Их… всех… — Ли Хан не то всхлипнула, не то вскрикнула, словно от нестерпимой боли. — Цинг Чанга! Сунг Чунг Хая! Их всех! Потому что я не справилась…
— Ну что ты, Ли Хан! — Магда поспешила вокруг стола, обняла плачущую женщину за худые плечи и прижала к себе. — Это неправда, и ты сама прекрасно это знаешь!
— Это правда! — возопила Ли Хан в бесконечном отчаянии.
— Нет, неправда, — тихо проговорила Магда. — Но ты должна была выговориться. Ты должна была сказать это, а то не смогла бы жить дальше. Не забывай о них, Ли Хан, но не позволяй прошлому лечь тенью на твое будущее.
— На какое будущее? — с горечью спросила Ли Хан. — У меня нет никакого будущего.
— Нет, есть! — Магда негромко рассмеялась и посадила на колени к подруге свою дочь.
Ли Хан машинально прижала ее к себе и, моргая, сквозь слезы посмотрела на маленькое личико. Ребенок в свою очередь уставился на нее черными глазами, и Ли Хан улыбнулась дрожащими губами
— Вот видишь, — тихонько проговорила Магда. — Будущее есть всегда.
— Да, — прошептала Ли Хан, крепко обняв свою крестницу. — Ты права, Магда.
— Я рад, что ты наконец прозрела, — суровым голосом сказал Кондор, усевшись с другой стороны и решительно обняв Ли Хан за плечи. — Теперь, — продолжал он с таким видом, будто делал Ли Хан великое одолжение, — и тебе есть кого воспитывать!
— Я бы давно научился легко передвигаться на этом протезе, — жаловался Хоакин Сандоваль троице своих посетителей, — если бы не проклятые докторишки с их запретами! Я уже почти выздоровел и прекрасно могу стоять на ногах! Да, да! Не на одной ноге, как журавль! А на обеих ногах!
— Не спеши! — пробурчал Шон Ремке. Они с Йошинакой частенько заходили к Сандовалю после возвращения на Ксанаду. Соня Десай пришла сегодня вместе с ними, и для нее это было не столько встречей, сколько прощанием с единственными на свете людьми, не считавшими ее бессердечным чудовищем. Она возвращалась в Земную Федерацию.
— Да, да, — подтвердила она, глядя на их пораженные лица. — Федерация, а также Союз разумных существ Земли и Ориона признали все звания, присвоенные нам в Пограничных Мирах, и мне сообщили, что я нужна Федерации.
На лице у Сони появилось нетипичное для нее доброе выражение. Она даже попыталась улыбнуться.
— Я очень скучаю по родной планете. И кроме того… — Она замолчала и сделала рукой какое-то едва заметное движение, в которое тем не менее вложила всю свою боль.
Она встретилась глазами с Сандовалем, и тот все понял без слов.
Воздух в зале под Медицинским центром в Прескотт-Сити был таким холодным, что, казалось, вот-вот расколется на миллион маленьких льдинок. Стоявший в центре зала закрытый резервуар, похожий на гроб, и подключенные к нему приборы были покрыты тонким слоем инея.
Открылась дверь, и в зал вошла Мириам Ортега, которую закутали в теплое пальто, чтобы защитить от холода, которого она совсем не замечала. Она подошла к резервуару и очень долго стояла рядом с ним, ничего не говоря и не двигаясь. Тепло ее дыхания поднималось легким облачком над головой. Через некоторое время по ее щекам покатились слезы, которые не суждено было увидеть посторонним. На морозе они катились очень медленно и не мешали Мириам с кем-то беззвучно общаться.
Наконец она протянула слегка дрожащую правую руку и коснулась кончиками пальцев крышки резервуара. Лишь тогда она с трудом перевела дух и заговорила очень тихим, но ровным голосом:
— Иан, сегодня утром я открыла первое заседание учредительного собрания Федерации Пограничных Миров… Прости меня!
Мириам медленно убрала руку, оставив на крышке пять тонких полосок, на которых — совсем как слезинки на морозе — засверкали маленькие капельки влаги. Еще через мгновение она снова перевела дух, расправила плечи, повернулась и вышла из зала.
Когда за ней закрылась дверь, иней уже почти скрыл следы ее пальцев на крышке гроба.