Правда, к чему движется Народная Республика, никто не знал. Поступавшие оттуда донесения позволяли предположить, что Флот предпринял попытку государственного переворота, однако она оказалась не более эффективной, чем провалившееся вторжение. Заговорщики перебили все правительство НРХ и глав большинства семей Законодателей, которым принадлежала реальная власть в государстве. Дальше дело не двинулось. Кровавая расправа повлекла за собой создание Народным Кворумом Комитета общественного спасения, к которому перешел контроль над всеми силовыми структурами. Новый орган управления стал действовать решительно и беспощадно.

На военное руководство обрушились репрессии. О точном числе пострадавших офицеров оставалось только гадать, однако данные об аресте и казни главнокомандующего Флотом НРХ адмирала Амоса Парнелла и его начальника штаба получили подтверждение. Поступали отдельные сообщения о случаях сопротивления «ненадежных» старших офицеров проводившейся новым руководством чистке, а также о росте сепаратистских настроений. Похоже было, что одна-две из планетных систем Республики решили воспользоваться ситуацией и взбунтовались против ненавистного центрального правительства.

Капарелли был военным до мозга костей, и каждая клеточка его тела кричала о необходимости использовать сложившееся положение в интересах Королевства. Вражеский флот дезорганизован, не затронутый репрессиями командный состав почти парализован тем, что любая инициатива могла быть истолкована как предательство. Во имя Всевышнего, разверни сейчас Королевство широкомасштабное наступление, многие офицеры противника перешли бы на сторону мантикорцев!

При мысли о том, какой шанс ускользал из его рук, у Капарелли сжималось сердце. Однако победу у него украли. Украли политики.

В связи с переходом Ассоциации консерваторов и фракции сэра Шеридана Уоллеса «Новые Люди» в ряды оппозиции сторонники герцога Кромарти лишились большинства в Парламенте. Палата общин всецело поддержала Правительство, однако палата лордов отвергла его предложения. Официального объявления войны так и не последовало.

Вспомнив об этом, Капарелли заскрежетал зубами. Война шла… но ее как бы и не было. Народная Республика, проводившая завоевательную политику на протяжении полувека, вообще не имела обыкновения прибегать к формальностям – тамошние вожди полагали, что нет смысла предупреждать намеченную жертву о готовящемся нападении. К сожалению, в Звездном Королевстве дела обстояли иначе. До тех пор, пока обе палаты парламента не принимали решения об официальном объявлении войны, военные полномочия правительства Кромарти, согласно Конституции, сводились к защите целостности Королевства. И в этом случае – в отличие от многих других – вожди оппозиции настаивали на строжайшем соблюдении буквы закона.

Все эти лидеры исповедовали различные идеи и действовали исходя из разных побуждений, так что продержаться долго их союз не мог. Но именно сейчас они нашли точку соприкосновения, позволившую достичь временного согласия.

Либералам претила сама мысль о военных операциях. Едва спала паника, вызванная известиями о приближении Флота НРХ, либеральные фракции стали решительно отвергать любые предложения военных. Создавалось впечатление, будто эта автоматическая реакция основывается исключительно на спинномозговых рефлексах, без какого-либо участия серого вещества. Поскольку их обычное словоблудие (сводящееся к тому, что, усиливая свой Флот, Королевство лишь провоцирует Республику на агрессивные действия) в сложившейся ситуации едва ли могло иметь успех, они нашли новое оправдание пренебрежению здравым смыслом. Теперь они представляли происходящее в Народной Республике как рождение реформаторского движения, направленного на подрыв «старого милитаристского режима». Естественным следствием такого подхода был призыв отказаться от «политики грубой силы» и помочь «реформаторам достичь своих целей в атмосфере мира и взаимопонимания».

Их союзники из Прогрессивной партии графа Серого Холма верили в пацифизм Комитета общественного спасения не больше, чем Капарелли, и просто призывали оставить Народную Республику Хевен вариться в собственном соку. Согласно их логике, Комитет вполне мог привести Республику к краху и без вмешательства извне – что делало их воззрения еще более нелепыми, чем позиция либералов. Кто бы ни стоял за Комитетом общественного спасения, действия этих людей по восстановлению контроля над ситуацией были быстрыми и энергичными. Не приходилось сомневаться в том, что в случае невмешательства со стороны они сумеют справиться и с военной оппозицией, и с сепаратистами – после чего неизбежно вновь обратят взоры к Мантикоре.

Что же до Ассоциации консерваторов, то входящие в нее отпетые реакционеры, изоляционисты и ксенофобы отличались таким тупым упрямством, что в сравнении с ними прогрессисты могли показаться интеллектуалами. Они верили – или заявляли, будто верят, – в то, что понесенные поражения заставят новое руководство Республики отказаться от самой мысли о военном противостоянии с Королевством. При этом не учитывались ни заинтересованность новых властей в сплочении народа, каковое лучше всего достигается с помощью жупела внешнего врага, ни естественное стремление Флота НРХ отомстить за унижение. Однако хуже всех были «Новые Люди». Эти вообще не имели никаких убеждений и стремились лишь к упрочению своего влияния, чего добивались путем неприкрытой продажи голосов тому, кто предлагал более высокую цену.

Результаты этой мышиной возни были плачевны. Политики не дали Флоту возможности нанести решающий удар, а платить за их безрассудство рано или поздно придется опять же Флоту. Причем человеческими жизнями.

Адмирал потряс головой, отгоняя угрюмые мысли, и прокашлялся.

– Миледи, не будете ли вы добры сказать, насколько сложна ситуация? Не далее как вчера я разговаривал с герцогом Кромарти и заверил его в полной поддержке Флота, но… – Встретив суровый взгляд Морнкрик, он осекся, но тут же пожал плечами. – Я думал, миледи, вы в курсе того, что он связывался со мной.

– Нет, я не знала. Мы беседовали с ним сегодня после полудня, однако об этом он даже не упомянул. Какого же рода поддержку вы ему обещали?

– Речь не шла о каких-либо действиях по внутренней реорганизации, миледи,—ответил Капарелли, слишком осторожный, чтобы произнести словосочетание «государственный переворот», и Морнкрик несколько успокоилась. – Я просто заверил его в том, что если он поручит мне продолжать боевые действия, Флот будет выполнять все законные приказы ее величества и королевских министров. Мы можем вести наступательные операции и без объявления войны, однако недолго и в ограниченном масштабе. При условии приостановки исполнения всех строительных программ и изъятия каждого доллара из нашей инфраструктуры я смогу финансировать такого рода действия месяца три. Потом нам потребуются дополнительные средства, а я, честно говоря, понятия не имею, где их взять. Военное положение не объявлено, и на Казначейство рассчитывать не приходится.

Он пожал плечами и умолк. Морнкрик погрызла ноготь, потом вздохнула.

– Сэр Томас, когда в следующий раз премьер-министр свяжется с вами напрямую, соблаговолите поставить в известность меня. Я буду вам весьма благодарна, – холодно и устало произнесла она. – Конечно, герцог может приказать вам продолжать развивать наступление без объявления войны до тех пор, пока хватит сил и средств, но, заверяю вас, результатом будет такая буча в парламенте, что Грифонский кризис покажется дракой на подушках. Именно это, – последние слова были произнесены с нажимом, – я собираюсь подчеркнуть при следующей беседе с его светлостью.

– Да, миледи, – ответил Капарелли, с трудом подавив порыв встать навытяжку. Баронесса, даром что не вышла ростом, умела добиваться уважения и поддерживать дисциплину. – Мне все ясно. Заверяю вас, темы, которую я мог бы назвать вероятной тактической ситуацией в парламенте, мы коснулись лишь вскользь. Но в свете только что сказанного вами я просил бы вас намекнуть: чего именно следует ожидать?

– Ничего хорошего, – без обиняков заявила Первый лорд Адмиралтейства. – Герцог будет бороться за каждый голос в палате лордов – одному Господу ведомо, какие и кому придется для этого давать обещания. Но даже если он сформирует новое большинство, оно будет весьма шатким.

– Тупые ублюдки, – прорычал Кортес и густо покраснел. – Прошу прощения, миледи. Я лишь…

– Лишь сказали то, что думали, сэр Люсьен, – буркнула Морнкрик, отмахнувшись от извинений, и снова посмотрела на Капарелли. – Это глупо, и это один из самых больших изъянов нашей системы управления. О! – с досадой проворчала баронесса, заметив реакцию Капарелли, – в целом политическое устройство себя оправдывает, иначе оно не прослужило бы нам добрых четыре, если не пять земных столетий, но неизбираемая палата лордов представляет собой палку о двух концах. С одной стороны, ее существование позволяет противостоять проталкиванию демагогических, популистских решений, однако с другой – независимость лордов таит в себе угрозу. Любой депутат Нижней палаты знает, что на следующих выборах ему придется объяснять, почему он в критической ситуации выступил за то, чтобы связать Правительству руки. А вот пэрам беспокоиться не о чем. В результате они создают клики, исходя из собственных, неизвестно на чем основанных убеждений, а то и просто из корыстных интересов. Сейчас Верхней палатой овладела эйфория, оттого что очередная стрела просвистела мимо. Это накладывается на обычное желание обывателя спрятаться под одеяло и переждать, пока минует опасность. Конечно, на самом деле угроза никуда не денется, и хотя эти люди не хотят взглянуть ей в лицо, рано или поздно придется. Я молю Господа о том, чтобы не было слишком поздно, однако такого рода игры в любом случае чреваты неприятностями. Постоянная напряженность, связанная с военными вопросами, в высшей степени поляризовала всю нашу политическую деятельность, и слишком многие оппозиционеры убеждены в том, что противостояние любым силовым решениям есть проявление «благородства», а не свидетельство безволия и неспособности дать отпор агрессии или любому другому организованному воплощению зла. Пока сражается кто-то другой, они могут позволить себе роскошь выступать против «насилия», демонстрируя таким образом свое моральное превосходство. И я боюсь, что в нынешних обстоятельствах такая позиция привлечет очень и очень многих.

Она помолчала.

– Но вернемся к предстоящему процессу. Насколько я понимаю, ни вы, ни сэр Люсьен не имеете ни юридического права, ни фактической возможности повлиять на подбор состава суда, однако мне трудно представить себе список более опасный, чем тот, с которым я ознакомилась. Он может взорвать ситуацию в тот самый момент, когда герцог переворачивает каждый камень в Мантикоре в поисках одного-единственного завалявшегося голоса.

– Ну, где раздобыть один, я, кажется, знаю, – угрюмо пробормотал Капарелли, а когда Морнкрик подняла бровь, усмехнулся. – Думаю, мы можем рассчитывать на голос леди Харрингтон.

– Хотелось бы, но – увы. Сейчас об этом не может быть и речи. Герцог прекрасно знает – даже если оставить в стороне вопрос о судебном процессе, – что в случае ее появления в Палате на него посыплются громогласные обвинения в попытке разжиться этим самым голосом. А учитывая некоторые обстоятельства, связанные с ее возведением в пэрство…

Глава Адмиралтейства покачала головой, и Капарелли пришлось кивнуть в знак согласия. Господи, чего бы он только не отдал за возможность навсегда отделаться от политики и политиков!

– Так чего же вы хотите от нас, миледи? – спросил он.

– Не знаю, – ответила Морнкрик, нервно потирая висок. – И герцог – я в этом совершенно уверена – пока тоже не знает. Вот почему он хотел, чтобы я предварительно ознакомилась со списком судей, – приношу свои извинения. Понятно, что это нарушение, однако в данных обстоятельствах у него не было выхода.

Капарелли кивнул. Баронесса снова потерла висок и вздохнула.

– Премьер-министр не объяснил мне, как он собирается выкарабкиваться, но, по правде сказать, у него есть лишь две возможности: рвануть вперед без оглядки или нажать на тормоза. Разобраться как можно скорее было бы, возможно, самой лучшей тактикой, однако такое решение может обернуться против нас даже в случае вынесения обвинительного приговора. С другой стороны, чем дольше мы промедлим, тем активнее оппозиция будет давить на герцога, используя его неуверенность в конечном результате. Ситуация усложняется и наличием у Юнга юридического права на скорое рассмотрение дела: промедление будут трактовать как умышленную затяжку, дающую нам время подготовить нужное Правительству решение с помощью шантажа и подкупа. Оппозиция не преминет провозгласить всякую отсрочку циничным политическим маневром Правительства. Что, – тут баронесса натянуто улыбнулась, – в известной степени соответствует действительности. – Она снова вздохнула и покачала головой. – Похоже, капитан Харрингтон имеет склонность, так или иначе, ставить все Королевство на уши.

Это замечание было сделано вскользь, однако Капарелли не счел возможным оставить его без внимания.

– При всей справедливости вашего высказывания, миледи, вины капитана Харрингтон тут нет. Я знаю, насколько непопулярна эта особа у оппозиции, однако капитан Харрингтон никогда ни на йоту не отступала от требований долга. Кроме того, обвинения против лорда Юнга были выдвинуты вице-адмиралом Парксом на основе выводов следственной коллегии, сделанных на основании неоспоримых и многочисленных доказательств.

– Знаю, сэр Томас, знаю, – сказала Морнкрик с извиняющейся улыбкой и встала с кресла. – Прошу вас не истолковывать сказанное мною как попытку поставить под сомнение правильность действий леди Харрингтон или объективность ее отчета. Просто некоторые люди обладают удивительной способностью оказываться в центре событий, и если за последние годы такая способность проявилась у кого-то в полной мере, то именно у нее. При всем моем уважении к леди Харрингтон и восхищении ею я не могу не пожелать, чтобы после событий на «Василиске» она… пореже оказывалась на виду.

– На виду… – Капарелли повторил последние слова, будто пробуя их на вкус, и, сам себе удивляясь, ухмыльнулся. – На виду… Ну что ж, миледи, все сказанное вами в отношении капитана Харрингтон, безусловно, справедливо. – Усмешка его растаяла, он склонил голову набок. – Быть может, миледи, мне стоит пригласить ее сюда и обсудить с ней ситуацию? Предупредить ее о том, что обострение политической обстановки требует от нее особой осторожности? Бог свидетель, пресса только и ждет возможности вцепиться в любое, оброненное ненароком опрометчивое слово.

Морнкрик задумалась, затем покачала головой.

– Нет, сэр Томас. Предостеречь ее, разумеется, необходимо, поскольку вопрос не столько военный, сколько политический. Утром я встречаюсь с ней во Дворце и смогу сама обсудить сложившиеся обстоятельства. В конце концов, я перед ней в долгу и, – баронесса криво усмехнулась, – это моя работа.