– Это должно что-то для меня значить? – издевательски осведомился он.
Она улыбнулась. Улыбнулась так, что у Саммерваля неожиданно вспотели ладони: он начал понимать, насколько недооценил эту женщину. Ее глаза, в которых не было и следа человеческих чувств, производили впечатление наведенных на цель ракетных установок. Он ощущал ненависть, однако эта ненависть находилась под полным контролем: не чувство повелевало ею, а она чувством. Инстинкт подсказал Денверу, что ему повстречался хищник, не менее опасный, чем он сам.
– Должно, – спокойно ответила Хонор. – В конце концов, мистер Саммерваль, я та самая женщина, за убийство которой вам заплатил граф Северной Пещеры. Точно так же, как за убийство Пола Тэнкерсли.
Говорила она громко и отчетливо, и после ее слов в ресторане воцарилась мертвая тишина.
Саммерваль опешил. В пределах слышимости находилось никак не менее полусотни людей, а эта сумасшедшая обвинила пэра Королевства в том, что он заказал убийство. В первое мгновение Денвер просто не поверил, что это действительно случилось. Никто – никто! – никогда не обвинял его в платных убийствах, ибо все понимали, чем это чревато. У него просто не могло быть иного выхода, кроме как вызвать на поединок и убить любого посмевшего даже заикнуться об этом. И не только для того, чтобы заткнуть ему рот. Оставив подобное оскорбление не отомщенным, он стал бы объектом всеобщего презрения, и ни один человек чести, ни мужчина, ни женщина, не принял бы впредь его вызов.
Однако ее это не остановило. Она не только обвинила его, но и осмелилась назвать вслух имя заказчика! Денвер не рассчитывал на такой поворот, и сейчас, даже пребывая в растерянности, выругал себя за недальновидность. Никогда прежде никому не удавалось узнать, кто его нанял. Анонимность нанимателей являлась важнейшей предосторожностью, защищавшей обоих, как заказчика, так и исполнителя. Однако Харрингтон знала, кому нужна была ее смерть. Хуже того, она имела в своем распоряжении запись, на которой он, Саммерваль, назвал имя Павла Юнга. Мысли его забегали, соображая, чем это чревато.
Разумеется, учитывая обстоятельства получения записи, она не может служить юридическим доказательством, но частные лица – не судебные инстанции и подобными ограничениями не связаны. Вздумай он сам или Северная Пещера выдвинуть обвинение в клевете, им придется самим опровергать ее слова. И в этом контексте будет не так уж важно, откуда взялась запись и какими средствами добыта. Значение имел лишь сам факт ее существования. Но самое худшее заключалось не в юридических последствиях: если его наниматели узнают, что он, пусть единожды, но проболтался, они…
– Мы ждем, мистер Саммерваль.
Ледяное сопрано ворвалось в водоворот его мыслей, и он понял, что уставился на нее, как кролик.
– Мы ждем ответа, подобающего человеку чести. Впрочем, о чем я? – Теперь в ее голосе прорезалось хлещущее, как плеть, презрение, – Какая может быть честь у наемного убийцы? Подобное отребье никогда не вызывает никого к барьеру, если на кону не стоят хорошие деньги. Не так ли, мистер Саммерваль?
– Я…
Денвер встряхнулся, пытаясь вернуть самообладание. Он ожидал вызова с ее стороны, но никак не предполагал, что принудят к вызову его самого. Потрясение вывело его из равновесия: он знал, как следует реагировать, но ошеломляющая скорость, с которой эта женщина расстроила так тщательно взлелеянные планы, буквально парализовала его. Словно впав в ступор, он не мог вымолвить ни слова.
– Молчите, мистер Саммерваль? – произнесла Хонор, пренебрежительно скривившись. – Может быть, это поможет вам найти нужные слова?
И она влепила ему полновесную пощечину.
Этим дело не кончилось. Голова его моталась из стороны в сторону, а Хонор отвешивала одну оплеуху за другой. Снова, снова и снова, пока к ним не обратились все взгляды.
Пытаясь защититься, Денвер схватил было ее за запястье, но Хонор с небрежной легкостью вырвала руку и отступила на шаг. Из разбитой губы на подбородок Саммерваля сочилась кровь, глаза его полыхали безумием. Больше всего ему хотелось броситься на нее, чтобы разорвать голыми руками, но остатки здравого смысла заставили сдержаться. Он не мог этого сделать. Она загнала его в тот самый угол, где так часто оказывались его жертвы: не оставив ему иного выхода, кроме как вызвать ее на поединок.
– Я… – прокашлявшись, он достал платок и утер кровь. Хонор молча ждала, позволив ему совладать с собой. – Вы просто сошли с ума! – выкрикнул он наконец, стараясь, чтобы в его голосе прозвучало искреннее негодование. – Я вас знать не знаю, и никогда в жизни не встречал графа Северной Пещеры. Как вы смеете оскорблять меня, называя наемным убийцей? Не знаю, зачем вам потребовалось затевать эту ссору, но никто не смеет обращаться со мной таким образом!
– А вот я смею, – невозмутимо отозвалась она.
– В таком случае я вынужден потребовать сатисфакции!
– Прекрасно!
В ее голосе впервые прозвучало иное чувство, кроме презрения, и чувство это было столь зловещим, что похолодел не только Денвер Саммерваль.
– Полковник Томас Рамирес – сдается мне, вы уже знакомы – будет моим секундантом. Он свяжется с вашим приятелем… кажется, его фамилия Ливитников? Или на сей раз вы решили нанять другого?
– Я… – Саммерваль осекся и снова сглотнул. Кошмара, который творился сейчас, просто не могло быть! Скомкав в кулаке окровавленный носовой платок, он перевел дух. – Господин Ливитников – мой друг. Я полностью полагаюсь на него во всех делах.
– Ничуть в этом не сомневаюсь, – тут же откликнулась она с беспощадно убийственной усмешкой и блеском в глазах, – ведь вы, конечно же, неплохо ему платите. Передайте своему «другу», чтобы он взялся за изучение Протокола Эллингтона.
С этими словами Хонор повернулась на каблуках и зашагала прочь.
Глава 25
За время отсутствия у Хонор накопилась уйма рутинной бумажной работы, с которой теперь ей приходилось разбираться безостановочно. Хорошо еще, что Эвелин Чандлер в качестве администратора проявила себя ничуть не хуже, чем в качестве боевого офицера. Хонор по большей части приходилось лишь утверждать уже принятые Эвой решения, но даже это было связано с необходимостью ознакомления с безумным количеством данных. Впрочем, Хонор только радовалась такому положению дел: отсутствие свободного времени означало, что изводить себя ей попросту некогда.
Покончив с текущим отчетом, она сделала перерыв и отправила в рот кусочек сыра с тарелки, предусмотрительно оставленной МакГиннесом на ее столе. По всему выходило, что «Ника» будет приведена в готовность и укомплектована личным составом через четыре, максимум пять недель, и это – хотя общее настроение оставалось мрачным – вызывало у нее прилив удовлетворения. Согласно поступавшим донесениям, Звездное Королевство успешно развивало наступление, и Мантикора уже овладела полудюжиной баз Флота НРХ, а вдвое большее число так необходимых Королевству кораблей стены[16] сдалось без боя. Общественность ликовала, но профессиональные военные сомневались в том, что триумфальное шествие продлится долго. Народная Республика была слишком велика, а Комитет Общественного Спасения успел установить контроль над основными центрами управления, флотскими базами и эскадрами Внутреннего флота. Хевениты наращивали свой военный потенциал на протяжении восьмидесяти стандартных лет и до сих пор, несмотря на внутренние неурядицы и военные неудачи, обладали колоссальной огневой мощью.
Это, учитывая вечную нехватку линейных крейсеров, означало, что Пятой эскадре недолго придется числиться в составе Флота Метрополии. Линейные крейсера, успешно сочетавшие в себе мощное вооружение, надежность и маневренность, требовались в полудюжине мест, и Хонор не терпелось доложить о готовности корабля к выполнению боевого задания.
Правда, на сей раз впервые в жизни она разрывалась между служебными обязанностями и долгом иного рода. Рамирес и Ливитников уже подготовили все для ее встречи с Саммервалем. Через два дня должна была состояться дуэль, однако на этом Хонор успокаиваться не собиралась. Она хотела покончить с Павлом Юнгом до того, как поведет корабль в бой, а стало быть, ей следовало разобраться с этим делом прежде, чем поступит приказ о выводе «Ники» из состава Флота Метрополии. Задумавшись об этом, она не сразу услышала звуки, доносившиеся с насеста.
Убедившись, что он завладел ее вниманием, Нимиц принялся раскачиваться из стороны в сторону, делая руками хватательные движения в направлении подноса. Ему ничего не стоило стащить лакомство бесшумно, но его цели были иными. Всецело одобряя намерение убить Саммерваля с Юнгом и ничуть не сомневаясь в ее способности рассчитаться с обоими негодяями, кот твердо вознамерился не дать ей снова впасть в депрессию.
Он щебетал, раскачиваясь с возрастающей амплитудой. Поняв, к чему идет дело, Хонор попыталась убрать поднос, но опоздала. В великолепном прыжке Нимиц пролетел над блюдом, исхитрившись на лету цапнуть стебелек сельдерея, поданного к сыру, приземлился на четыре задние лапы на уголке стола, совершил акробатический кувырок через край и, взмахнув кремово-серым хвостом, исчез со своей добычей под кофейным столиком. Оттуда донеслось торжествующее мяуканье.
– Ах ты паршивец, – промурлыкала она, опускаясь на ковер и заглядывая под столик. Нимиц благодушно урчал, хрумкая лакомством. Сыр налип на его вибриссы, но когда Хонор погрозила пальцем, он быстренько вычесал их средней лапой. – Конечно, что сцапал, то твое, но все мы знаем, как это сказывается на твоем желудке, так что не вини меня, если за ужином…
Сигнал вызова заставил ее замолчать и резко выпрямиться. Распрямляясь, Хонор приложилась макушкой к столику; косичка несколько смягчила удар, однако он все равно был ощутимым. Настолько, что она снова села на ковер.
Пока она поднималась и потирала затылок, МакГиннес вышел из буфетной, подошел к коммуникатору и нажал кнопку приема.
– Каюта капитана. Главный стюард МакГиннес.
– Говорит дежурный офицер связи. Можно ли соединиться с капитаном? Ее вызывает флагманский корабль.
– Сейчас она подойдет, лейтенант Хэммонд, – ответил Мак и посторонился, пропуская к коммуникатору все еще потиравшую голову Хонор. Увидев ее на экране, лейтенант прокашлялся.
– Вызов с флагмана, капитан. Это адмирал.
– Спасибо, Джек.
Хонор заправила на место несколько выбившихся прядей, торопливо одернула мундир, села и кивнула:
– Соединяйте.
– Слушаюсь, мэм.
Экран мигнул, и вместо лейтенанта Хэммонда на нем появился адмирал Александер.
– Добрый день, сэр, – улыбнулась Хонор. – Чем могу быть полезна?
– Добрый день, капитан, – сказал он и едва заметно покосился в сторону МакГиннеса.
Стюард понял его без слов и мгновенно удалился.
Несколько мгновений адмирал пристально рассматривал Хонор. Произошедшие в ней перемены были очевидны, они и радовали, и беспокоили. Он не знал, как отреагирует она на то, что услышит.
– Мое дело не касается непосредственно службы, дама Хонор, – сказал Белая Гавань. Она молча кивнула. Граф вздохнул, надеясь, что она этого не заметит, и без лишних предисловий перешел к сути дела. – Думаю, вы понимаете, что о вашей встрече с Саммервалем широко известно?
Хонор снова кивнула, но взгляд ее сделался более суровым.
– Я так понимаю, – продолжил адмирал, – что при всей конфиденциальности некоторых подробностей сам вызов был сделан… публично. Меня только что предупредили о том, что пресса проявляет ко всей истории повышенный интерес, и репортеры всех основных каналов собираются присутствовать при дуэли.
Он сделал паузу, а когда увидел, как ее рука сжалась на подлокотнике, продолжил:
– Ну и кроме того, дама Хонор, поднят неслыханный шум вокруг допущенных вами в ресторане высказываний. Насчет ваших точных слов существуют расхождения, но все сходятся на том, что вы спровоцировали Саммерваля на вызов.
Хонор снова кивнула. Не понимая, является это знаком согласия или просто подтверждением того, что его слова услышаны, адмирал потер бровь не характерным для него нервным жестом.
– Дама Хонор, – заговорил он снова, уже догадываясь, что разговор окажется намного сложнее, чем предполагалось. – Я не думаю, что какой-либо разумный человек осудит вас за ваши намерения. И репутация Саммерваля, и тот факт, что это он спровоцировал капитана Тэнкерсли на оскорбление действием, хорошо известны. Не могу сказать, чтобы предстоящий поединок меня радовал: я вообще являюсь противником дуэлей, а мысль о том, что вам придется сразиться с профессиональным убийцей его же оружием, не добавляет оптимизма, однако в данном случае вы осуществляете свое право.
Граф в очередной раз умолк, но, не дождавшись с ее стороны никакого отклика, подытожил:
– К сожалению, некоторые представители средств массовой информации упоминали и об обвинениях, выдвинутых вами в адрес графа Северной Пещеры.
Адмирал вновь замолк, но на сей раз его голубые глаза настоятельно требовали ответа.
– Не могу сказать, что удивлена этим, сэр, – сказала она.
Он нахмурился и вновь потер бровь.
– С чего бы вам удивляться, капитан, коль скоро вы сами сочли возможным об этом заговорить? Но мне хотелось бы знать, намеренно ли вы сделали подобное заявление публично?
– Да, сэр, – ответила Хонор после недолгого размышления.
– Зачем? – спросил он хриплым от тревоги голосом. – Почему?
– Потому что эти обвинения соответствуют действительности, сэр. Павел Юнг нанял Саммерваля убить Тэнкерсли и меня. Он особо оговорил то, что Пола следует убить первым, чтобы я перед смертью как следует помучилась.
– Дама Хонор, вы отдаете себе отчет в своих словах? Вы обвиняете пэра Королевства в том, что он нанял убийцу!
– Да, сэр.
– И вы располагаете доказательствами столь чудовищного обвинения?
– Разумеется, сэр, – бесстрастно ответила она, и его глаза расширились.
– В таком случае, почему вы не предъявили их властям? Закон разрешает сражаться на поединке, но не нанимать за деньги профессионального дуэлянта. Это преступление.
– Сэр, я не прибегла к помощи закона, поскольку мои доказательства не могут быть приняты судом, – Адмирал нахмурился, и Хонор добавила: – Однако они абсолютно достоверны. Саммерваль сам признался в этом в присутствии свидетелей.
– Каких свидетелей? – резко спросил граф.
– Простите, сэр, но при всем моем уважении к вам от ответа на этот вопрос я вынуждена уклониться.
Глаза адмирала сузились, и Хонор почти физически ощутила гнетущую тяжесть его взгляда.
– Понятно, – сказал он после зловещей паузы. – Ваши улики – полагаю, речь идет о какой-то записи – были получены не вполне законным путем, и вы укрываете тех, кто это сделал. Так?
– Сэр, я почтительно прошу избавить меня от необходимости отвечать.
Хэмиш хмыкнул, но настаивать не стал. Однако едва Хонор вздохнула с облегчением, он подался вперед и сурово спросил:
– Вы собираетесь вызвать на дуэль и графа Северной Пещеры, дама Хонор?
– Милорд, я хочу, чтобы восторжествовала справедливость.
Адмирал на миг прикрыл глаза.
– А я хочу, капитан, чтобы вы хорошо обо всем подумали. Обстановка в палате лордов остается чрезвычайно сложной. Правительству с трудом удалось добиться объявления войны, и оно по-прежнему не имеет устойчивого большинства. Более того, в вопросе о войне позиция Северной Пещеры имела едва ли не решающее значение, и любой скандал, связанный с его именем – особенно если в нем будете замешаны вы! – может повлечь за собой ужасающие последствия.
– А вот это, милорд, меня не волнует, – невозмутимо ответила Хонор.
– А должно бы! Если оппозиция…
– Милорд… – резко произнесла она, впервые в жизни позволив себе перебить адмирала, – на данный момент оппозиция значит для меня очень мало. Человек, которого я любила, убит, и сделано это по приказу Павла Юнга.
Александер попытался прервать ее, но Хонор не позволила.
– Для меня это очевидно, да и для вас, думаю, тоже, однако доказать его вину в суде невозможно. Таким образом, у меня остается единственный выход. Законы нашего Королевства предоставляют мне право на поединок, и я намерена воспользоваться этим правом, невзирая ни на какие политические соображения.
Она осеклась, устрашенная тем, что позволила себе подобный тон в разговоре с адмиралом, да еще с этим адмиралом. Однако взгляд его Хонор встретила не дрогнув, и ее собственные глаза были тверды, как агат.
На миг воцарилась хрупкая тишина. Потом Хэмиш расправил плечи, глубоко вздохнул и сказал:
– Поймите, дама Хонор, меня волнует не граф Северной Пещеры. И даже не Правительство – во всяком случае не в первую очередь. Меня волнуете вы и последствия тех действий, которые вы намерены предпринять.
– Последствия я готова принять на себя, милорд.
– А вот я – нет! – впервые за время разговора адмирал повысил голос, и глаза его вспыхнули. – Правительство герцога Кромарти устоит, но если вы вызовете Павла Юнга на дуэль – хуже того, если вы его вызовете и убьете! – оппозиция взорвется. Вы в курсе, что история с трибуналом накалила обстановку? Так вот, капитан, это будет в тысячу раз хуже! Оппозиция потребует вашу голову на блюде, и герцогу не останется ничего другого, как преподнести ее им. Неужто вы этого не понимаете?
– Я не политик, милорд. Я офицер, – ответила Хонор, не пытаясь отвести взгляд, однако в ее голосе, неожиданно для нее самой, прозвучала нотка обиды. Почувствовав, как нуждается она в его понимании, Хонор торопливо вскинула руку. – Мне известен мой долг перед Королевством, но разве Королевство не имеет обязательств передо мной? Неужели Пол Тэнкерсли должен был умереть только потому, что у человека, ненавидящего меня, хватило денег, чтобы оплатить убийство? Пропади все пропадом, сэр, но я в долгу перед Полом! И перед собой!
Белая Гавань вздрогнул, потом медленно покачал головой.
– Я сочувствую вам, капитан. Но мне уже случалось говорить, что прямая атака не всегда лучший способ добиться своего. Действуя таким образом, вы поставите крест на своей карьере.
– Милорд! – воскликнула она с отчаянием в голосе, но по-прежнему не отводя глаз. – Единственное, что мне нужно от моей Королевы и моего Королевства, – это справедливость! Мне не нужно больше ничего, но право на справедливость есть у каждого из нас. Разве не это отличает нас от хевов?
Адмирал поморщился, и она продолжила уже тихо и почти умоляюще:
– Я не разбираюсь в политике, сэр. Мне не дано понять, что дает Павлу Юнгу право уничтожать все, к чему он прикасается, и уходить от возмездия по причине важности компромисса и политического консенсуса. Но что такое долг и обычная порядочность, мне понятно. Равно как и что такое справедливость. И раз мне не у кого просить, я добьюсь ее сама – во что бы то ни стало.
– И положишь конец своей карьере, – сказал Александер, и теперь просящие нотки проскользнули в его голосе. – Конечно, дуэли не запрещены и трибунал вам не грозит, но с командованием придется расстаться вне зависимости от того, насколько оправданы ваши действия. Если вы убьете его, у вас отберут «Нику», Хонор. Вас спишут на берег, и ни я, и ни кто другой ничего не сможет сделать.
Впервые в жизни адмирал обратился к ней, использовав не титул или звание, а имя, и она поняла, что доходившие до нее слухи верны. То ли благодаря дружбе с Курвуазье, то ли потому, что он верил в нее, но Белая Гавань считал ее карьеру своим личным делом. Возможно, из этого следовало, что она должна согласиться с ним или, по крайней мере, внимательнее отнестись к его доводам, но на сей раз – только на сей раз! – требование Александера превосходило ее возможности.
– Прошу прощения, сэр, – тихо произнесла она, – но если за справедливость мне придется заплатить своей карьерой, я заплачу эту цену. У меня нет выбора: на этот раз кто-то должен призвать Юнга к ответу.
– Капитан, – сурово сказал граф, и глаза его сверкнули гневом, – возможно, упрямство не позволяет вам понять это, но ваша карьера важнее дюжины Павлов Юнгов. Вы не хуже меня знаете: из того, что сейчас мы разносим флот хевенитов, вовсе не следует, что это продлится вечно. Мы ведем войну за выживание Королевства! Флот пестовал вас тридцать лет, сделал вас оружием, и вы не имеете никакого права – никакого! – лишить Флот этого оружия. Вы говорите о долге, капитан? Так вот, ваш долг – это долг перед Королевой, а вовсе не перед собой.
Побелевшая как мел Хонор открыла рот, но адмирал не дал ей вымолвить ни слова.
– Вы нужны Флоту. Вы не раз доказывали свою ценность, совершая настоящие чудеса, и не имеете никакого права поворачиваться к нам спиной, что бы там ни сделал Юнг.
Он склонился ближе к экрану и, отчетливо роняя каждое слово, как камень, заключил:
– Это непреложная истина, капитан, и она не перестанет быть таковой оттого, что вы ее не постигли. А потому я как ваш воинский начальник приказываю вам – приказываю! – отказаться от дуэли с графом Северной Пещеры.
Глава 26
Челнок приземлился на Главном Поле, основной посадочной площадке Лэндинга. Поблизости, поблескивая в красных рассветных лучах, высился стометровый гранитный обелиск, установленный в память о высадке первого челнока колонистов с субсветового транспорта «Язон», но Хонор было не до монументов.
Когда она поднялась из кресла, все человеческие чувства уже были отметены ею в сторону, сменившись холодной сосредоточенностью. Выйдя из люка, Хонор направилась к уже поджидавшему наземному экипажу. Эндрю Лафолле, Джеймс Кэндлесс и Томас Рамирес следовали за ней.
Чувствовала она себя странно: все окружающее воспринималось как не вполне реальное, однако виделось с необычайной отчетливостью. Погруженная в невозмутимость, она двигалась сквозь спокойствие, и когда Лафолле открыл перед ней дверцу автомобиля, лицо ее осталось бесстрастным.
Но все это далось ей дорого. Противоборство с адмиралом Александером, его яростный, ошеломляющий напор оказались для нее большим потрясением, в чем она не осмеливалась признаться даже самой себе. Хонор пыталась объясниться с ним, но он лишь повторил свой приказ и отключил связь.
Его жестокость, проявленная в такой момент, оставила в ее душе еще одну глубокую рану. Она нуждалась в целеустремленности и уверенности, а ссора со столь глубоко уважаемым ею офицером непосредственно перед смертельным поединком никак этому не способствовала. Но почему он не желал понять, что она поступает не по прихоти, а по необходимости? Почему счел возможным отдать заведомо незаконный приказ, который не мог не вывести ее из равновесия?
Ответа на эти вопросы у нее не было. Случившееся причинило ей боль, и не один час ушел у нее на то, чтобы собрать волю в кулак и вернуть былую целеустремленность. Она сожалела о разрыве, однако не могла позволить чему бы то ни было отклонить ее от цели. Если граф Белой Гавани не может или не хочет этого понять, тут уж ничего не поделаешь.
Слегка подвинувшись на сиденье автомобиля, Хонор ощутила непривычную легкость правого плеча, и ей снова пришлось бороться за сохранение самообладания. Нимиц ни за что не хотел оставаться с МакГиннесом и впервые за все время шипел на нее, обнажая клыки. Однако взять его с собой Хонор не могла. Она прекрасно понимала, что, случись с ней неладное, он не останется равнодушным наблюдателем. Нимиц быстр, как молния, и прекрасно дерется, однако Саммерваль, готовя свою гнусную акцию, наверняка изучил повадки древесных котов. И маловероятно, что она упадет лишь с последним его выстрелом, оставив магазин противника пустым.
Со вздохом коснувшись пустого наплечника, Хонор закрыла глаза и полностью сосредоточилась на предстоящем.
Томас Рамирес, сидевший на откидном сиденье напротив капитана, держа на коленях футляр с пистолетом, желал бы выглядеть таким же спокойным, как его капитан. Но он играл роль секунданта уже второй раз менее чем за месяц, и при воспоминании о прошлом поединке к горлу его подступал ком.
Уж капитан-то знает, что делает, успокаивал он себя. Пол не имел ее сосредоточенности, потому что слишком расстроился… или просто не обладал качествами прирожденного убийцы. А вот она обладала: Рамирес видел ее в бою и не имел ни малейших сомнений. Другое дело, что у нее не было дуэльного опыта, в то время как Денвер Саммерваль убил на поле чести более пятидесяти человек. Повернувшись, он бросил взгляд на сидевших по обе стороны от нее грейсонских гвардейцев. Кэндлесс усердно пытался скрыть свою тревогу, а вот Лафолле выглядел столь же спокойным, как сама капитан. Позавидовав майору, Рамирес едва не разозлился на него, но прогнал это чувство, вспомнив их недавний разговор.
– В ваших дуэлях я не разбираюсь, полковник, – сказал гвардеец, – у нас на Грейсоне они не разрешены. Но я видел землевладельца в тире.
– В тире! – фыркнул Рамирес, сжимая огромные кулачищи. – К сожалению, ей предстоит стрельба не по мишеням, а капитан – офицер Флота, а не морской пехоты. На Флоте не обучают владеть личным оружием, даже табельным пульсером, как это принято в корпусе. А проклятый Саммерваль основательно набил руку в стрельбе из этих антикварных штуковин.
– Я полагаю, под «антикварными штуковинами» вы подразумеваете пулевые пистолеты? – спросил Лафолле, а когда полковник неохотно кивнул, Эндрю издал короткий смешок. – Мне неизвестно, каков по этой части Саммерваль, – пояснил он в ответ на недоумевающий взгляд Томаса, – но уж поверьте мне, полковник, он не лучше леди Харрингтон. Я точно знаю.
– Откуда?
– Из личного опыта, сэр. То, что вы именуете «антиквариатом», два года тому назад состояло на вооружении Дворцовой Гвардии. Наша тогдашняя техническая база не позволяла изготавливать достаточно компактные гравитационные приводы, чтобы перейти на импульсные генераторы.
Рамирес насупил брови, очень желая поверить, что майор знает, о чем говорит, но до судороги опасаясь, что он ошибается.
– Она что, достигла больших успехов? – спросил он.
– Последние два года я занимал в Гвардии должность инструктора по огневой подготовке, так что прирожденного стрелка узнаю с первого взгляда. Леди Харрингтон как раз из таких. Правда, меня все равно удивило то, как лихо освоила она старомодное оружие. Мы как-то разговорились с капитаном Хенке, и она произнесла слова, запавшие мне в память. Сказала, что нашему землевладельцу присуща высокая степень кинестезии, качество, которое весьма ценится в вашем Флоте. Прежде мне не доводилось слышать такого термина, но мне кажется, она имела в виду то, что вы или я назвали бы ситуационной координацией. Она всегда точно определяет свое местоположение и местоположение всего, что имеет к ней отношение. Короче говоря, – он пожал плечами, – не сомневайтесь: любой ее выстрел попадет именно туда, куда она будет целить.
– Если только сначала не попадут в нее, – проворчал Рамирес и грохнул кулаком по столу. – Господи, я знаю, какая у нее превосходная реакция. По этой части она всяко не уступает мне, а я значительно лучше большинства уроженцев Мантикоры. Но чтобы понять, насколько быстр Саммерваль, нужно его увидеть. К тому же дуэльное поле для него – родной дом.
Полковник покачал головой, злясь на себя за то, что усомнился в капитане, но не имел сил совладать с собственными сомнениями.
– Я не знаю, майор, – пробормотал он. – Просто не знаю…
Теперь, отвернувшись от Лафолле и глядя в окно, он молился о том, чтобы уверенность майора оказалась оправданной.
Автомобиль замедлил ход и, проехав сквозь проем в увитой плющом каменной стене, остановился на посыпанной хрустящим гравием дорожке. Хонор открыла глаза. Висевшее над восточным горизонтом солнце светилось уже не кровью, а светлым золотом, и изумрудный ковер коротко стриженной земной травы сверкал в его лучах бриллиантовыми блестками росы.
Выйдя следом за Лафолле из машины, она вдохнула аромат трав. Широкоплечий мужчина с каштановой шевелюрой, облаченный в простой серый мундир городской полиции Лэндинга с черной нарукавной повязкой, вооруженный тяжелым импульсным ружьем армейского образца, приветствовал ее поклоном.
– Доброе утро, леди Харрингтон. Я лейтенант Кастеллано, департамент полиции города Лэндинг. Сегодня мне поручено быть Распорядителем Поля.
– Доброе утро, лейтенант, – сказала Хонор с ответным поклоном.
В глазах полицейского промелькнуло нечто вроде смущения, а когда она вопросительно подняла бровь, он указал рукой на сгрудившуюся у ограды Поля толпу.
– Прошу прощения, миледи, – сказал он, оглянувшись на зевак с неприязненной гримасой. – Понимаю, как это раздражает, но у меня нет законных оснований, чтобы выставить их взашей.
– Репортеры? – осведомилась Хонор.
– Они самые, миледи. Представители всех ведущих каналов. Конечно, им предписано держаться за пределами Поля, но чувствительность их аппаратуры позволяет ловить каждое слово и движение. Для них это разновидность циркового представления.
– Понятно, – сказала Хонор, хмуро покосившись на журналистов, но тут же, коснувшись плеча Кастеллано, добавила: – Но это действительно не ваша вина. Вы верно заметили: выставить их мы не вправе. Распугать этих стервятников может разве что пуля, случайно полетевшая в их сторону.
Кастеллано дернулся, но ответил на эту невеселую шутку такой же невеселой улыбкой.
– Наверное, вы правы, миледи. Ну что ж, не соблаговолите ли последовать за мной?
– Мы готовы, – отозвалась Хонор и вместе со спутниками двинулась за лейтенантом.
Их ноги оставляли на влажной, покрытой серебристой росой траве темные следы. В центре луга находился совершенно ровный травянистый участок, обнесенный простой изгородью из укрепленных на подпорках белых жердей. Остановившись у ограды, Кастеллано взглянул на Лафолле и Кэндлесса.
– Прошу прощения, миледи. Меня, разумеется, информировали относительно вашего права на личную охрану, но закон категорически запрещает присутствие на месте поединка вооруженных сторонников кого-либо из участников. Если эти джентльмены пожелают остаться, им придется сдать оружие.