– Может быть. Но я поддержал его тогда, да и сейчас считаю, что оно было правильным. Парнелл слишком много знал, причем его знания были связаны не только с флотом, но и с внутренней динамикой клановых связей Законодателей. Чистки тогда только начинались, в командных структурах флота ощущалось скрытое сопротивление, и уничтожить одним выстрелом вместилище столь ценных сведений было бы просто глупо.

– Согласен, тогда эти соображения были вполне разумны. Но прошло немало времени… а он так и не сказал нам ничего ценного, несмотря на все методы убеждения, к которым прибегал бригадир Трека. По здравом размышлении нам следовало давно уже обрубить концы.

– Это забывчивость, Роб, всего лишь непредусмотрительность и забывчивость. Конечно, расстреляй мы его пару лет назад, ничего подобного бы не случилось, но кто, будучи в здравом уме, мог предвидеть массовый побег с Аида? Мы упрятали его в самое надежное место, которым располагали, и имели все основания рассчитывать, что он и сгниет там, не доставив нам никаких хлопот.

– Увы, он их нам доставил, – сухо заметил Пьер.

– Да, с этим не поспоришь.

«Легко сказать, – подумал гражданин Председатель, – на самом деле это не „хлопоты“, а черт знает что такое». Солнечная Лига получила в свое распоряжение показания беглецов с Аида и, хуже того, множество записей, извлеченных Харрингтон из казавшейся абсолютно надежно защищенной базы данных «Харона».

Разоблачение фальшивки с казнью само по себе было серьезным ударом, но не могло сравниться с выдвинутым Амосом Парнеллом, последним начальником штаба флота Законодателей, и другими высокопоставленными заключенными обвинением против Комитета общественного спасения в целом и Пьера с Сен-Жюстом в частности. И обвиняли их в организации убийства Гарриса и захвате власти. Мало того, манти препроводили освобожденных узников прямо на Беовульф, где медики Лиги однозначно подтвердили, что все они подвергались жестоким пыткам. К освидетельствованию добавились сделанные идиотом Трека записи этих пыток и его хвастливые признания, подтверждавшие причастность Пьера и Сен-Жюста к заговору и перевороту.

Все в совокупности сулило катастрофические последствия, поскольку могло повлиять на взаимоотношения с Лигой.

Если для граждан Народной Республики и Звездного Королевства ход войны имел первостепенное значение и новости с фронта воспринимались как важнейшие, то для Лиги это был незначительный конфликт где-то на периферии обитаемого космоса. Лига представляла собой самый могущественный политический блок, когда-либо создававшийся человечеством. Внутри него существовали собственные противоречия и разногласия, а центральное правительство, по понятиям Народной Республики или Звездного Королевства, было очень слабым, однако размеры и мощь этого объединения позволяли ему взирать на остальные миры как на космическое захолустье. Разумеется, отдельные финансовые и промышленные группы, такие как производители и торговцы оружием, могли иметь в Народной Республике свои специфические интересы, но в целом население и власти Лиги практически не интересовались тем, что происходило в этой галактической провинции.

И это положение, признал Пьер, провинцию вполне устраивало.

В состав Лиги входили миры и с аристократической, и с олигархической формой правления, однако идеалом, к которому она стремилась, принято было считать представительную демократию. Справедливости ради следует отметить, что большинство союзных миров в той или иной мере стремилось воплотить этот идеал на практике, а уж внешний фасад, что бы за ним ни скрывалось, выглядел демократическим у всех до единого, что играло на руку Комитету открытой информации, поскольку Мантикора являлась монархией.

Этим недостатком страдала добрая половина миров Альянса: Протекторат Грейсон, халифат Занзибар, княжество Ализон. Пьер знал, что, несмотря на наличие монархических институтов и наследственной аристократии, строй на этих планетах близок к слащавому идеалу солли… но народ Лиги об этом не догадывался. А потому Комитет открытой информации легко распространял идею о том, что Народная Республика есть такое же демократическое государство, как миры Лиги, поскольку она республика. И эта демократическая республика вынуждена вести борьбу с реакционной, деспотической и изначально враждебной народовластию монархией.

Многие миры Лиги в своем развитии прошли монархическую стадию – хотя бы по той причине, что первоначальное освоение новых планет, особенно до изобретения паруса Варшавской, требовало строгой централизации власти. Однако этот факт был давно и прочно предан забвению. Миры, составившие костяк Лиги, были обжиты более двух тысячелетий назад; нынешний свой цивилизованный статус они воспринимали как нечто само собой разумеющееся, а о том, что Звездное Королевство, например, существует всего пять столетий, забывали. Если вообще знали.

Сообщества этого сектора были гораздо моложе большинства дочерних миров Старой Земли, и в некоторых из них, особенно в системах звезды Ельцина и Занзибара, колонистам пришлось вести жесточайшую борьбу за выживание. Элементы демократии реализовывались по мере экономического развития и стабилизации, но на это требовалось время. Разумеется, кое-где, например в Силезской конфедерации, сохранялись деспотические режимы, но как раз такие планеты в Альянс не вступали.

Правда, общественность Лиги на сей счет осведомлена не была, а Комитет открытой информации прилагал все усилия к тому, чтобы этого не произошло. И небезуспешно, с кислой усмешкой подумал Пьер. Ставки на невежество и интеллектуальную леность себя оправдывала.

Однако успехи пропаганды были поставлены под угрозу свидетельствами беглецов вроде Парнелла и показаниями, полученными Харрингтон при проведении военных трибуналов, изобличавших особо гнусные преступления БГБ.

Оценить реальные последствия случившегося пока не удавалось, поскольку обмен сообщениями с Лигой занимал немало времени. Контроль Мантикорского Альянса над Мантикорской и Эревонской туннельными сетями означал, что корабль из столицы Звездного Королевства мог попасть в систему Сигмы Дракона, к Беовульфу, одному из старейших колониальных миров, всего за несколько часов, а за неделю добрался бы и до самой Солнечной системы. А на полет курьера Республики кружным путем ушло бы не менее полугода. Из этого следовало, что единственной своевременной информацией, попадавшей на столы Пьера и Сен-Жюста, являлась та, которую доставляли нейтралы, пользовавшиеся правом прохода через туннели. Все прочие сведения успевали устареть задолго до поступления.

Нейтралы знали по большей части лишь то, что сообщали средства массовой информации Лиги. Мантикорцы не препятствовали продвижению по туннелям курьеров третьих сторон, дипломатов и, конечно же, репортеров, но последние всецело оправдали худшие опасения Пьера. Зная, что власти Республики нуждаются в них, журналисты – от чего в Новом Париже давно успели отвыкнуть – вели себя нагло и агрессивно.

К счастью, имелись и другие источники сведений. Республика имела договоренности с полудюжиной миров Лиги и осуществляла постоянные контакты со своими официальными представителями и с агентурой. Однако по части скорости передачи данных эти каналы никак не могли соперничать с налаженной, отработанной системой, используемой службами новостей. Все было хорошо, пока Комитет открытой информации держал репортеров на коротком поводке, допуская или не допуская к тем или иным фактам, но теперь, когда в свежих новостях отчаянно нуждались власти Республики, все обернулось по-другому.

Вдобавок никто не мог гарантировать, долго ли продержатся прежние договоренности. По некоторым сведениям, уже в двух мирах, ранее считавшихся дружественными, в свете обличений, сделанных Парнеллом и другими изменниками, начали серьезно подумывать о пересмотре отношений с Новым Парижем. Пьер имел все основания полагать, что этот процесс получит свое развитие, особенно если (что казалось весьма вероятным) Парнелла пригласят дать показания перед комитетом Ассамблеи Солнечной Лиги по правам человека. Разумеется, представлялось маловероятным, чтобы столь несклонное к радикальным действиям учреждение, как Ассамблея, объявило Народную Республику вне закона, но неизбежное освещение выступления Парнелла в средствах массовой информации грозило осложнить ситуацию. Ни одно правительство Лиги не могло позволить себе игнорировать общественное мнение.

В плане конкретных последствий Пьера волновало, как повлияют последние события на соглашения Хевена с некоторыми фирмами, торговавшими оружием. С юридической точки зрения, любая компания, поставлявшая оружие или военные технологии как Народной республике, так и Мантикоре, должна была подвергнуться экономическим санкциям за нарушение эмбарго, введенного Ассамблеей с началом войны. На практике центральному правительству Лиги всегда недоставало и полномочий, и политической воли, чтобы превратить декларируемое эмбарго в реально действующее. К тому же во многих мирах полагали, что закон об эмбарго был принят Ассамблеей под неприкрытым экономическим давлением Звездного Королевства, контролировавшего важнейшие транспортные узлы, а это возмущало промышленно-финансовые круги, мечтавшие нажиться на поставках продукции и технологий военного назначения. Разумеется, после официального принятия Ассамблеей эмбарго эти круги не могли открыто требовать от своих правительств разрешения на торговлю. Соответственно закрытие Звездным Королевством своих транспортных узлов для военных грузов не вызвало дипломатических протестов и существенно затруднило предоставление столь нужной Народной Республике помощи… однако не сделало ее невозможной. На установление контактов, налаживание отношений и достижение договоренностей ушло, в силу все той же невозможности использовать туннели, чертовски много времени, но в конце концов люди Сен-Жюста с этой проблемой справились. Технологическое преимущество, обеспечивавшее мантикорцам и военное превосходство, в достаточной мере подстегивало представителей Республики, ну а у тех, кто участвовал в сговоре со стороны Лиги, имелись свои стимулы. Прежде всего алчность, ибо на контрабанде военных технологий можно было сорвать куш даже со столь близкого к банкротству правительства, как Комитет общественного спасения.

И этот стимул был не единственным. Многие транспортные компании Лиги возмущало почти монопольное положение, занимаемое Звездным Королевством на рынке транспортировок между Хевенским и Силезским секторами единственно в силу астрографической случайности: удачному расположению близ туннельного узла. За пределами самой Лиги имелось не так уж много секторов столь же богатых и густонаселенных, как те, доступ к которым контролировала Мантикора. Более того, сеть туннелей, расходившихся от Мантикорского узла, покрывала более половины периферии самой Лиги, а стало быть, и львиная доля прибыли от транзита через эти туннели оседала в Звездном Королевстве. Неудивительно, что лица и компании, связанные с грузовыми и пассажирскими перевозками, были не прочь тем или иным способом ослабить позиции монополиста.

Интересы производителей оружия также имели свою специфику. Лиге в целом была свойственна неколебимая уверенность в собственном техническом превосходстве над провинциальными мирами. Во многих случаях эта уверенность имела под собой вполне реальные основания, но порой дело обстояло не совсем так, как по виделось самоуверенным солли. Например, в области сверхсветовых коммуникаций инженеры Мантикоры явно опережали своих коллег из миров Лиги. Как только Народная Республика получила ощутимые доказательства того, что техническое оснащение противника по ряду параметров превосходит аналогичное, полученное Народным флотом в обход эмбарго, представители хевов немедленно поделились своими тревогами с представителями поставщиков. Те понимали, что техника Лиги проявляет себя гораздо лучше на кораблях Лиги и в руках соответственно подготовленного персонала, чем в составе флота, испытывающего острую нехватку квалифицированных кадров в силу общего упадка системы общего и профессионального образования. Однако некоторыми достижениями ученых Звездного Королевства заинтересовались. И, хотя войну между Хевеном и Мантикорой продолжали рассматривать как ссору между третьеразрядными провинциальными державами, коммерческая выгода, с одной стороны, и возможность доступа к технической информации, включая осмотр подбитых кораблей, с другой побуждали некоторые миры Лиги к более тесному сотрудничеству с хевами. Их правительства просто не могли устоять перед двойным искушением.

Однако теперь, после побега Амоса Парнелла, все эти двусторонние соглашения оказались под угрозой. Ведь если поверят Парнеллу (а Пьер чувствовал, что ему поверят), народы Лиги перестанут видеть в Народной Республике прогрессивный режим, противостоящий клике реакционеров. Представлялось возможным и даже вероятным, что привычное восприятие Звездного Королевства именно в таком качестве не позволит мантикорцам добиться в мирах Лиги широкой общественной поддержки, однако последние события явно настроят широкие круги против Народной Республики. Если Пьеру повезет, Лига займет позицию, которую можно сформулировать так: «Чума на оба ваши дома». Бордман и Комитет открытой информации сделают все, чтобы этому способствовать, поскольку недовольство обеими сторонами конфликта устроит Новый Париж больше, чем одностороннее озлобление против Народной Республики. Но даже эта позиция спровоцирует общественную поддержку эмбарго. Что, в свою очередь, заставит бюрократов Лиги вспомнить о своем юридическом праве на контроль за его осуществлением, и не исключено, что они шлепнут по рукам тех, кто ведет дела с Народной Республикой. А это никак не поможет усилению боеготовности Народного флота.

– Что ж, – сказал наконец Председатель, – на данный момент наши возможности повлиять на ситуацию в Лиге невелики. Нам придется все это перетерпеть. И в одном Бордман прав: в настоящий момент тот факт, что связь с Лигой осуществляется с черепашьей скоростью, нам только на пользу.

– Возможно, – отозвался Сен-Жюст, – но не будем дурить сами себя. Мы можем тянуть с отправкой официальных ответов на запросы Лиги, ссылаясь на то, что туннели для нас закрыты, депеши придется посылать долгим кружным путем, но от репортеров нам отговорками не отделаться. У них таких проблем нет, и все, что мы скажем им, станет известно во внутренних мирах Лиги почти так же быстро, как становится и известным все, что говорят мантикорцы.

– Спасибо, что растолковал, – кисло отозвался Пьер, но в глазах его промелькнула едва заметная искорка.

От Сен-Жюста это не укрылось, и шеф БГБ хмыкнул.

– Не за что. В конце концов, это моя работа – снабжать тебя информацией. В том числе и не радующей. Поэтому я и упомянул МакКвин в связи с Парнеллом.

Он склонил голову набок, глядя на начальника с ожиданием.

– Продолжай, – сказал Пьер, подчиняясь неизбежному.

– Исключить распространение нежелательной версии событий даже внутри Республики мы не можем. Конечно, цензура свое дело делает, и агентства Лиги понимают, что открытое нарушение Актов «О контроле над информацией» или «О подрывной агитации» заставит нас пойти на жесткие меры – но контрабандные записи все равно разойдутся. Черт, нам ведь не удалось даже перекрыть каналы поступления к диссидентам пропагандистских материалов от манти.

– Это мне известно. Конечно, свести ущерб к нулю не удастся, но насчет того, что его можно, по крайней мере, уменьшить, – тут Бордман прав. Всякого рода неофициальная информация циркулировала у нас всегда, но не она формирует умонастроения народа. Да и те люди, которые относятся к продукции Комитета по открытой информации с изрядным скепсисом, не могут оставаться полностью невосприимчивыми к долговременному пропагандистскому фону. Они могут отвергать нашу версию конкретных событий, но общий контекст их мировосприятия все равно формируется нами.

– Не спорю, хотя Бордман слишком уж уверен и своей способности убедительно преподнести в нужном ключе как раз «нашу версию конкретных событий». Но общественное мнение, Роб, меня не волнует, но всяком случае в краткосрочной перспективе. Меня волнует другое: когда обвинения Парнелла все-таки просочатся, как отреагирует на них флот?

Пьер хмыкнул, откинулся в кресле и запустил пятерню в волосы.

– Насчет «хм» – это ты в точку попал, – откликнулся Сен-Жюст. – Сам, небось, знаешь, насколько популярен был Парнелл среди офицерского корпуса старого режима. Мы потратили годы, чтобы создать новое офицерство, но до сих пор каждый старший командир на флоте начинал службу при Парнелле. Они были лейтенантами, может, даже энсинами, а Парнелл уже был начальником штаба флота, а затем главнокомандующим Вооруженными Силами Хевена. В качестве заговорщика, давно расстрелянного за причастность к убийству Гарриса, он не представлял собой никакой угрозы. Более того, клеймо предателя, запятнавшее его, подрывало веру всей верхушке старого режима. Если человек, пользовавшийся таким уважением и доверием, оказался изменником, то не прогнила ли и вся прежняя система?.. Но он воскрес, из чего следует, что по меньшей мере часть распространявшейся нами о нем информации была ложью. Кто солгал раз, солжет и дважды, поэтому его обвинения касательно нашего участия в убийстве Гарриса будут восприняты с доверием. Иначе говоря, как и в случае с Харрингтон, собственное вранье обернется для нас хорошим пинком под зад.

– Ты всерьез полагаешь, что нам следует опасаться спонтанного военного мятежа? – спросил Пьер, и опрос этот позвучал не так недоверчиво, как бы ему хотелось.

– Нет, – ответил Сен-Жюст, – не спонтанного. Как бы то ни было, идет война, Республика борется за свое существование, многие наши системы остаются оккупированными манти. Многие нас не любят – по правде флот никогда не жаловал Комитет, – но это не меняет общей картины. Они профессионалы и понимают, что разрыв командной цепочки и начало усобицы есть лучший подарок врагу. И они уже видели, к чему это приводит, когда наша власть только устанавливалась, а мантикорцы отхватывали порубежные системы одну и другой, ибо общая дезорганизация не позволяла нам усилить оборону. Но что произойдет, когда наша власть лишится в их глазах той легитимности, которую мы с таким трудом обрели? Да, нами было сделано все возможное для смены костяка офицерского корпуса, и те командиры, которым при старом режиме повышение не светило, не станут жалеть о Законодателях – пусть даже Парнелл и восстал из мертвых. Но не все офицеры подпадают под эту категорию, да и подпадающие хорошо знают, что Законодатели по крайней мере не расстреливали командиров за незлонамеренные ошибки. И когда выяснится, что организаторы их расстрелов являются к тому же заговорщиками и узурпаторами, это едва ли будет способствовать лояльности военных по отношению к нам.

Он сделал паузу и, дождавшись кивка Пьера, продолжил.

– Что нам на пользу, так это политическая инерция. Мы правим уже десять стандартных лет, первоначальный хаос удалось преодолеть, Уравнители потерпели крах, и значительная часть общества, в том числе и военные, едва ли одобрит экстремистские попытки смены верховной власти. Поэтому меня волнуют не настроения толпы, а намерения МакКвин, сумевшей снискать широкую поддержку и популярность благодаря серии побед.

– Но ту же проблему мы получим со всяким, кто будет одерживать эти самые победы.

– Согласен. И я отдаю себе отчет в том, что без побед нам вовсе крышка. Для меня, тебя и всего Комитета проигранная война будет равносильна удачному заговору против нас: результат тот же. Но сейчас эти победы одерживает не «всякий», а Эстер МакКвин, с ее энергией, честолюбием и редким умом. Более того, она член правительства и вошла в состав этого самого правительства уже после того, как случилось все, в чем нас обвиняют. Иными словами, ее положение дает ей все преимущества, но не налагает ответственности за былые грехи. Но и это не все: в целом флоте только МакКвин имеет реальную возможность нанести удар в самое сердце Комитета, или, точнее, в его мозг, ибо она находится в столице и имеет доступ ко всем членам высшего руководства, включая меня и тебя. МакКвин уже стоит во главе флота, и если офицерский корпус пойдет за ней, никаких усобиц не будет. Во всяком случае поначалу. И, бьюсь об заклад, ей хватит ума разъяснить это логическое построение всем военным…

– Но никаких свидетельств подобных ее действий у нас нет, – указал Пьер.

– Нет. Поверь мне, появись на эту тему хоть шепоток, ты узнал бы об этом первым. Но ведь и перед мятежом Уравнителей она не выказывала никаких намерений совершить нечто из ряда вон выходящее.

Пьер неохотно кивнул.

Когда Уравнители перекрыли все каналы связи, МакКвин, к счастью для Комитета, выступила против них самостоятельно и тем спасла и режим, и самих Пьера и Сен-Жюста[6]. Это удалось ей лишь потому, что весь экипаж ее флагманского корабля последовал за ней, хотя люди и знали, что несанкционированная инициатива может повлечь за собой суровое наказание. Хуже того, судя по быстроте и слаженности действий, МакКвин осуществляла их в соответствии с тайным планом, разработанным ею и ее штабом на случай возникновения непредвиденных обстоятельств.

И хотя вышло так, что этот план был введен в действие во время мятежа Уравнителей, по изначальному замыслу он наверняка был направлен вовсе не против них.

– Ну и что ты предлагаешь? – спросил Председатель, выдержав паузу. – Думаешь, мы можем от нее избавиться?

– Это невозможно без колоссального риска. Как ты сам говоришь, нам нужно, чтобы кто-то выигрывал сражения. И она тоже прекрасно понимает, что мы нуждаемся в ней только до тех пор, пока нуждаемся в самих этих победах. Вот почему меня беспокоят ее проволочки с началом операции «Сцилла». Она тянет волынку, без конца ссылаясь на будто бы появившееся у мантикорцев новое оружие. А по мне, так просто тянет время, обделывая собственные делишки.

– Боюсь, мне трудно с тобой согласиться, – сказал Пьер. – МакКвин держит нас в курсе подготовки всех операций: мы получаем больше текущей информации, чем имели при Кляйне. Конечно, не исключено, что она делает это, чтобы притупить нашу бдительность и получить возможность добраться до наших глоток, но даже при этом обозначенные ею проблемы масштабны и вполне реальны! Черт возьми, да не ты ли сам указывал на это всего несколько минут назад! Требуется не один месяц, чтобы сосредоточить силы, выработать оперативный план, подготовить технику и личный состав к его выполнению и направить их на противника, находящегося в сотнях световых лет!

– Да знаю я это. Но тем не менее считаю, что ее бесконечные отговорки не оправданы ситуацией.

Пьер раскрыл было рот, но Сен-Жюст поднял руку.

– Нет, Роб, у меня и в мыслях не было заявлять, будто я разбираюсь в военно-космических операциях лучше нее. Я разбираюсь в другом: я знаю, как хороший специалист с помощью знаний и опыта может запутать любой вопрос и преподнести его в нужном свете. Особенно если данному специалисту хорошо известно, что люди, перед которыми она отчитывается, таковыми знаниями и опытом не обладают. А еще я знаю мнение моих аналитиков относительно возможности оснащения мантикорского флота всяческими чудо-новинками, вроде этих ее «суперЛАКов». Будь уверен, я тщательно проанализировал их доводы, проконсультировался с инженерами-разработчиками, и… – тон его слегка изменился, – с четырьмя или пятью представителями солли, находящимися здесь в связи с технологическими трансфертами. Все они – все! – сходятся на том, что термоядерную установку, способную обеспечить энергией импеллерные узлы и гразеры, о которых рассказывает МакКвин, невозможно разместить на такой скорлупке, как ЛАК. А МакКвин – профессиональный офицер, и консультанты у нее, надо полагать, не хуже моих. Вот тебе одна из причин, заставляющих меня подозревать ее в сознательном преувеличении степени предполагаемого риска с целью отсрочить осуществление операции и выгадать время для организации заговора, направленного против нас.

Пьер поджал губы, раскачиваясь вместе с креслом из стороны в сторону и обдумывая доводы Сен-Жюста. Было ясно, что шеф БГБ разрабатывал эту тему не один месяц, но только сегодня позволил себе высказать свои опасения в столь ясной и недвусмысленной форме. И – поймал себя на страшной мысли сам Пьер – ему и самому очень хотелось бы избавиться от таких подозрений.

К сожалению, не получалось. И все же…

– Есть у тебя конкретные доказательства? – спросил Пьер. – Не существования заговора – я уже понял, что тебе ничего нарыть не удалось, – а преувеличения степени риска?

– Неопровержимых – нет, – признал Сен-Жюст. – Сам пойми, при проведении такого рода консультаций мне приходится проявлять осмотрительность. Если она что-то затевает, то расспрашивать ее подчиненных означает обнаружить нашу заинтересованность. Но я поручил своим людям дать заключение на основе самых новейших данных, на которых основывает свои выводы она. И результат оказался прямо противоположным.

– Это не убеждает, – возразил Пьер. – Выводы разных групп аналитиков очень часто расходятся, не говоря уж о том, что некоторые из этих консультантов до смерти нас боятся и знают – или догадываются, – что мы хотим услышать.

– Верно. Поэтому я и сказал, что неопровержимых доказательств у меня нет. Но странная зацикленность МакКвин на «новом оружии», якобы использованном мантикорцами во время операции «Икар», не может меня не беспокоить. Мне известно ее мнение по поводу того, почему они сидят сложа руки, но и в этом отношении приводимые аргументы вызывают сомнения. Со времени «Икара» они не провели ни одной мало-мальски значимой наступательной операции, а все их локальные контратаки и вылазки были проведены без привлечения какого бы то ни было «нового» вооружения. И почему, спрашивается, она не согласилась с тем, что нам следует поднажать и разгромить Мантикору прежде, чем они успеют запустить свои предполагаемые новинки в массовое производство? И потом, почему Восьмой флот, коль скоро он полностью укомплектован, не выступает к Барнетту? Большая часть года у них ушла на сборы, потом корабли перебросили на Василиск во время «Икара», а теперь уже целый год они торчат как на привязи возле звезды Тревора! Весь космос знает, что этот флот создавался как их главная ударная сила, потому и командовать им поручили не кому-нибудь, а Белой Гавани. И какого, спрашивается, черта, он не нападает… если не потому, что боится?

– А ее ты об этом спрашивал?

– Ну, не то чтобы в лоб… Но ты знаешь ее манеру отвечать на мои вопросы. Я не раз предоставлял ей возможность поделиться со мной мнением по поводу того, чего ради Белая Гавань застрял у звезды Тревора. Но стоит заговорить об этом, как она заводит свою старую песню насчет того, как важен для них тамошний терминал. И ведь даже она признает, что терминал прикрыт уже поставленными на боевое дежурство орбитальными фортами, не говоря уж о том, что поблизости пасется еще и Третий флот. Нет, Роб, Белая Гавань не кажет носа из своей конуры по другой причине – и причина, похоже, состоит в том, что манти нас боятся. То есть, если уж говорить напрямик, манти боятся ее.

– Ну, не знаю… – протянул Пьер. – Это одни догадки, Оскар. Разве не так?

Сен-Жюст кивнул, и Пьер потер ухо. Проблема заключалась в том, что строить догадки относительно возможных угроз Комитету определенно входило в обязанности шефа БГБ.

– Даже если ты абсолютно прав, – сказал, поразмыслив, Председатель, – мы не можем взять и вот так с бухты-барахты отстранить ее от должности. Особенно в свете скандала с Парнеллом.

Сен-Жюст кивнул снова, с донельзя кислым видом. Пьер чувствовал, как кривятся его собственные губы. Они с Сен-Жюстом проделали огромную работу по фальсификации досье МакКвин. Было изготовлено огромное количество документов, уличающих ее в заговоре против народа – и как раз вместе с приспешниками расстрелянного изменника Парнелла. Воскрешение последнего пустило все эту работу псу под хвост: чтобы хоть как-то оправдать репрессии против популярнейшего флотоводца, требовались совсем другие улики.

– Не знаю, что бы мы могли предпринять по отношению к ней немедленно, – сказал Сен-Жюст. – В конце концов, со своей работой она справляется хорошо, и лишить себя столь ценного специалиста было бы с нашей стороны недальновидно. Я, правда, предпочел бы этот риск тому, что мои подозрения оправдаются, но такова уж специфика моей работы. Моя обязанность состоит в том, чтобы выискивать внутренние угрозы безопасности государства, и порой я сам сдерживаю себя, чтобы меня не заносило.

– Знаю, – сказал Пьер.

Это действительно было правдой – что, к сожалению, лишь придавало высказанным опасениям больше веса.

– Единственное, что нам остается сегодня, – продолжил Сен-Жюст, – это оставить ее на своем месте, но заставить поторопиться с проектом «Сцилла». Она сама согласилась, что новая операция – логическое следствие всех предыдущих действий, так что отговориться ей будет непросто. Если заартачится, это станет лишним доводом в пользу моих подозрений и даст нам более-менее приемлемый повод отстранить ее от дел. С другой стороны, если операция начнется и мантикорцы, как предполагают мои аналитики, отступят, у нас появятся основания требовать от нее проведения более активной, даже агрессивной политики. Ну а я буду следить за ней в надежде, что, если она действительно замышляет неладное, то допустит оплошность и выдаст себя.

– Ну, а если это случится?

– В таком случае нам придется устранить ее – пусть грязно, но быстро. Вне зависимости от последствий. У нас просто не будет выбора. Мертвая МакКвин, пусть и с ореолом мученицы, будет представлять для нас меньшую угрозу, чем живая, но формирующая собственные расстрельные команды.

– Согласен, – с тяжелым вздохом сказал Пьер, – но если уж нам придется ее устранить, необходимо иметь под рукой подходящую замену. Человека, который мог бы стать ее преемником в борьбе с Мантикорой, но никак не по части плетения заговоров против нас. То есть человека, относительно которого у нас не будет ни малейших сомнений в его полной непричастности к козням, которые строит – или, дай-то Бог, не строит – она.