– Я должен идти во главе вашей группы, – предупредил Корд. – Я уверен, меня заметили еще на подходе, но я должен идти впереди, чтобы они знали, что я не пленник и не крацтан.

– Ага, – сказал Роджер и обернулся к Панэ. – Вы пойдете с нами, капитан?

– Нет, – ответил офицер и переключил коммуникатор на общую частоту. – Отряд, стой! Абориген пойдет вперед, чтобы нас пропустили внутрь.

– А я останусь здесь, – добавил он, обращаясь к Роджеру. Затем вскинул руку вверх, сигналя Дэпро: «Ко мне!»

– Здесь, сэр! – отчеканила сержант.

Она с помощью наручного сканера занималась проверкой окружающего кустарника. Прибор ловил какие-то непонятные сигналы, но расшифровать их не мог, и сержант нервничала.

– Вместе с вашим отделением будете сопровождать принца и Корда.

– Слушаюсь, сэр!

Она жестом собрала подчиненных вокруг себя, указала направление движения, убрала сканер и напоследок еще раз вгляделась в кусты на севере от расположения отряда. Что-то там все-таки было, она точно знала, только оно очень хорошо пряталось.

Корд и Роджер, в окружении морпехов Дэпро, выдвинулись вперед.

Отряд привычно перестроился. Защитный периметр принял форму сигары, большинство бойцов залегли на склоне, на случай атаки. Во время боя понятия «безопасность» не существует, но вот такая временная остановка посреди дороги была едва ли не худшим из возможных вариантов. Допустим, у врага было время подготовить засаду – все равно попасть по движущейся цели сложнее, чем по неподвижной. Боец, занявший правильную оборонительную позицию, оказывается в еще более выгодном положении. Зато отряд, который просто остановился, открыт и уязвим.

Вот почему опытные солдаты – а других в Императорском особом и не было – очень нервничали.

Корд направился по исхоженной дорожке к единственному промежутку в частоколе. Когда он подошел поближе, в проеме появился еще один мардуканец, очень похожий на шамана и ростом, и повадками. Он прекрасно видел, что Корда сопровождают чужаки, но, очевидно, не испугался и жестом гостеприимства поднял верхние руки.

– Корд, – громко сказал он, – ты привел нежданных гостей.

– Делкра! – приветствовал его Корд, потрясая копьем. – Разве не ты уже много часов шел за нами, как тень?

– Конечно я, – невозмутимо признал тот.

Корд и земляне наконец достигли вершины холма. Последний участок был очень крутым, но на тропинке были вырублены ступеньки, укрепленные бревнами и камнями. Самая верхушка оказалась грубо выровнена, и сквозь проем в частоколе Роджер смог бросить взгляд на деревню.

Она ничем не отличалась от большинства деревень на любой другой планете. Большое кострище в центре, расчищенная площадь вокруг (сейчас там никого не было), вдоль защитной стены выстроены простенькие плетеные хижины, крытые соломой и развернутые входом к кострищу. Точь-в-точь такие же деревни строятся в бассейне Амазонки и других тропических районах Земли. Роджер мог бы удивиться этому сходству, но он провел на примитивных планетах очень много времени и хорошо знал, что, имея под рукой только глину и прутья, ничего другого не выстроишь.

– Д'Нэт Делкра, – объявил Корд, хлопнув мардуканца по верхним плечам, – я должен представить тебя моему новому ази-агун. – Он повернулся к Роджеру. – Роджер, принц Империи, это мой брат Д'Нэт Делкра, вождь Нашего Народа.

Делкра зашипел и наперекрест захлопал всеми четырьмя руками.

– Айя! Ази-агун? В твоем возрасте? Скверная новость, брат, поистине скверная новость. А твой поиск?

Корд хлопнул правой истинной рукой о левую вспомогательную в жесте отрицания.

– Мы встретились по пути. Он спас мою жизнь от зверя флара и сделал это добровольно, не будучи членом моего племени и не потому, что был вынужден защищать себя.

– Айя! – повторил Делкра. – В самом деле, долг ази. Вождь, еще более высокий, чем шаман, повернулся к

Роджеру, только что снявшему шлем. Внутри брони принц чувствовал себя куда лучше, чем на воздухе, но он понимал, что должен проявить вежливость по отношению к старшему лицу в здешней иерархии, а значит, не стоит прятать лицо под непроницаемым щитком.

– Я благодарен тебе за жизнь моего брата, – сказал Делкра, – но я не могу радоваться ни тому, что он стал рабом, ни тому, что его поиск претерпел неудачу.

– Стоп! – вскинулся Роджер. – При чем тут рабство? Я же всего-навсего застрелил этого… зверя флара.

– Узы ази – самые прочные из всех уз, – пояснил вождь. – Когда ты спасаешь кого-то и тобой не движут при этом страх или жажда славы, ты связываешь спасенного на всю жизнь – и за ее пределами.

– Подождите, – Роджер попытался осмыслить эту концепцию «рабства», – парни, вы что, друг другу никогда не помогаете?

– Конечно помогаем, – сказал Корд, – но мы из одного клана. Помочь друг другу – значит помочь клану, а клан всегда помогает нам. Но у тебя не было причин убивать зверя флара. И ты не обязан был спасать мою жизнь.

– Этот зверь мог атаковать наш отряд, – попробовал выкрутиться Роджер. – Вот почему я стрелял. Я тебя даже не видел.

– Значит, это судьба, – объявил Делкра, хлопнув в ладоши. – Зверь не угрожал ни тебе, ни твоему… – он поглядел на рассредоточившихся вдоль склона пехотинцев, – клану?

– Нет, – признался Роджер. – В тот момент не угрожал. Но я посчитал его опасным.

– Это рок, – подытожил Корд, подкрепив слова двойным хлопком. – Сегодня вечером мы завершим обряд, – продолжил он, сделав сложный жест. – Делкра, я прошу для себя приюта на ночь. И приюта для клана моего ази.

– Дарую, – сказал вождь, отступил в сторону, освобождая проход, и широко взмахнул руками. – Дарую вам приют. Входите и укройтесь от дождя.

– «Сенсорные призраки» по всему периметру. Пока капитан Панэ наблюдал за переговорами на вершине холма, лейтенант Савато совершила обход отряда.

– Знаете, у меня такое странное чувство…

– Мы окружены воинами этого племени, – холодно перебил Панэ. – Они чертовски хороши. Двигаются очень медленно, поэтому сенсоры не могут отчетливо зафиксировать перемещение, а температура у них такая же, как у окружающей среды, так что от тепловых датчиков вообще никакого проку. Источников энергии нет, металла нет – только ножи и наконечники копий, а сенсоров, настроенных на нервную деятельность скользких тварей, у нас попросту нет. – Он вытащил пачку жевательной резинки, рассеянно вытащил одну штучку и сунул в рот. Пару раз встряхнул пачку, чтобы избавиться от попавшей внутрь воды, и, не поворачивая головы, убрал на место. – Посмотрите налево. Там есть большое дерево с широко раскинутыми корнями. Примерно посередине ствола – ветка, покрытая… какой-то дрянью. Берем пять метров вдоль ветки, там как раз красное пятно. Теперь полметра вправо. Копье.

– Проклятье! – тихо сказала Савато. Скользкая тварь замаскировалась лучше любого снайпера на ее памяти. Абориген укрывался чем-то вроде одеяла, которое совершенно скрадывало его очертания. – Ну и что нам с этим делать, на будущее?

– Отрегулировать датчики так, чтобы засекали их нервную систему. В течение сегодняшней ночи мы получим предостаточно информации. После чего будем засекать любую скользкую тварь в пятидесяти метрах. Предупредите всех бойцов, что мы не одни. Недоразумения сейчас ни к чему.

– Значит, мне надо обойти всех еще раз? – спросила Савато.

Панэ кивнул. Похоже, он прислушивался к чему-то другому.

– Да-да, это будет лучше всего. Похоже, переговоры, как это ни странно, идут хорошо. Я-то ожидал, что мы попадем в котел.

– Знаешь, – возмущался Джулиан, – в меня уже стреляли, меня взрывали, меня морозили и выпихивали в вакуум. Но я еще никогда не беспокоился о том, что меня попросту сольёт.

Дождь никак не утихал, и позиция, которую выбрал командир отделения – неглубокая ложбинка позади упавшего подгнившего дерева, – быстро наполнялась водой. Вода поднималась, а тяжелый бронескафандр, наоборот, погружался в грязь.

– Или утопит, – добавил он.

– Да ладно тебе, – сказал Моисеев, осторожно отодвигая стволом бисерного ружья побег папоротника. – Это всего-навсего жалкий дождик.

Он не сомневался, что за ними наблюдают, только никак не мог понять, кто это.

– Он говорит «жалкий дождик», – скорбно покачал головой Джулиан. – А на Сириусе он сказал бы «солнышко немножко пригревает». А на Новом Бангкоке…

– Ты от него точно не помрешь, – сказал Моисеев. – Воздуха в бронике хватит почти на два дня.

Командир огневой группы судорожно дернул головой – экран шлема высветил очередной вероятный контакт. Но подсветка тут же погасла.

– Черт побери! Хотел бы я знать, что это означает…

– Я бы сказал, что у тебя сеть подмокла! – сказал Джулиан, опуская ружье. – Но поскольку мы все ловим одни и те же глюки, я скажу иначе: в джунглях что-то есть.

– Всем стрелкам! – раздалось в наушниках мягкое сопрано Савато. – Глюки на датчиках вызваны присутствием воинов здешнего племени. Сохраняйте спокойствие, аборигены настроены дружелюбно. Вскоре мы планируем войти в деревню, так что они, очевидно, объявятся. Не стрелять. Я повторяю: не стрелять.

– Все слышали? – повысил голос Джулиан и привстал, чтобы видеть всех бойцов отделения. – Огонь по партизанам не открывать.

– Так точно, сержант, – откликнулся с дальнего фланга рядовой Мачек. – «Аборигены настроены дружелюбно». Так?

Рядовой занимал крайнюю позицию в зоне ответственности отделения. Он пришел в роту позже других, и уж если команду принял он, значит, по всей видимости, слышали и остальные. Но Джулиан не служил бы в Императорском особом, если бы полагался на «видимость».

– Хорошо, сообщение принял, – засмеявшись, подтвердил Джулиан и добавил уже серьезно: – Всем, кто слышал приказ, – рассчитайсь!

Каждый его подчиненный должен поднять большой палец в знак подтверждения приказа. Только после этого сержант снова сможет занять позицию в уютной луже. Можно, конечно, переползти и в другое место, но для обороны ложбинка куда предпочтительнее, чем ее отсутствие. Даже если эта ложбинка потихоньку превращается в озеро.

– Я из Империи, – затянул Моисеев древнюю, как мир, литанию, – я пришел вам помочь. – И поднял большой палец.

– Успокойтесь, место посадки не радиоактивно, – подхватил Кэткарт, выглянув из-за плазмомета.

Большой палец вверх.

– Приходите в казарму, будем меняться хорошими вещами, – злым голосом сказал Мутаби.

Он поднял средний палец.

– Ой, ну зачем ты это сказа-а-а-ал! – хихикнул Джулиан. – Боже, как у меня болят ноги.

– Язви тя в богадушумать! – ахнул Поэртена. – Само то, что надо, – угодить в середку к каннибалам.

– Остынь, Поэртена, – посоветовала Дэпро. – Они настроены мирно.

– Конечно! – ответил Поэртена. – Зачем нападать на того, кто сам лезет в котелок?

В этот момент его шлем зафиксировал контакт. Затем еще один. А затем, один за другим, световые значки стали вспыхивать повсюду, и посреди дождевых струй волшебным образом материализовалась шеренга мардуканцев.

– Язви тя! – тихо повторил оружейник. – Отпад фокус!

ГЛАВА 21

Отряд едва-едва поместился в стенах деревни. Каждый уголок, каждая щелочка были набиты морскими пехотинцами и их снаряжением. Местные женщины, сильно уступавшие в росте мужчинам-воинам, занялись приготовлениями к вечернему празднеству. Все деревенские запасы пошли в ход. Отряд, по мере сил, тоже постарался внести свой вклад в меню. Хотя рационы, доставленные с корабля, были на вес золота, обойтись на Мардуке только ими морпехам все равно не удалось бы. Поэтому часть драгоценных запасов использовали, чтобы улучшить и разнообразить местные кушанья.

Главным из них было зерно, внешне похожее на рис, а по вкусу напоминавшее ячмень. Блюда с зерном и фруктами были расставлены вперемежку. Среди фруктов преобладали крупные коричневые овальные плоды с толстой несъедобной кожурой и спелым содержимым, напоминающим киви, только красного цвета. Этот фрукт рос на деревьях, похожих на финиковые пальмы, и люди, не мудрствуя лукаво, окрестили их сначала киви-финиками, а затем и квиниками, для простоты.

Подали и горячее, точнее дымящееся, тоже на больших деревянных блюдах, но мало кто из людей рискнул его попробовать, поскольку никто так и не сумел понять, что это там такое, зажаренное до угольков.

Местные запивали еду некой разновидностью спиртного, подвергнутого не только ферментативным процессам, но и перегонке. В отношении к алкоголю мардуканцы явно ничем не отличались от людей и для получения удовольствия усилий не жалели: сержант-майор, едва пригубив крепкое пойло местного производства, грозно зарычала на взводных сержантов, и эхо ее рычания кругами расходилось по отряду до тех пор, пока последний рядовой не уразумел, что с ним произойдет, если он посмеет надраться. Еще в местных джунглях варили пиво, плотное и горькое, и некоторым морпехам оно пришлось очень даже по вкусу, но все остальные нашли его отвратительным.

В соответствии с обычаями хозяев люди брали зерно и фрукты руками, отмахиваясь при этом от насекомых, домашней скотины и домашних любимцев (и те и другие напоминали ящериц, только разного размера).

Гвоздем пиршества предстояло стать здоровенной ящерице, которую жарили на вертеле на главном костре. Голову ей отрубили, мясистое тело достигало в длину метра с четвертью, а длинный хвост все время высовывался из огня. Вертел вращал мардуканский подросток, очень серьезный и сосредоточенный, явно сознающий свою ответственность за порученное дело. Кстати, детей его возраста по деревне бегало не так уж много.

Мардуканцы были живородящими, то есть не откладывали яйца, а рожали детенышей, по четыре «штуки», а то и по шесть и по восемь. Младенцы рождались очень маленькими, примерно с земную белку ростом. Мать приклеивала детенышей к своей слизистой спине, и там они потихоньку подрастали. Слизь служила им и защитой, и пищей. Немного окрепнув, они переходили к самостоятельному существованию. Таких вот, чуть подросших, детенышей было очень много, они так и кишели под ногами взрослых, скотины, да и чужаков-пехотинцев. Внимания на них никто не обращал, во всяком случае не больше, чем на ящерок, выполнявших в этом обществе роль кошек. О'Кейси, стучавшая по клавишам планшета, приостановилась и покачала головой.

– У них, должно быть, чудовищная детская смертность, – сказала она с зевком.

– Почему? – спросил Роджер.

Будучи главным героем праздника, он восседал на почетном месте – под навесом у входа в хижину Делкры. Он взял с широкого листа, служившего ему тарелкой, обугленный кусочек неизвестной еды и бросил ящеренку, изводившему его умильным взглядом. Тот набросился было на лакомый кусочек, но его тут же отпихнула в сторону ящерица покрупнее. Сожрав подачку, эта ящерина – красно-коричневая, с ороговевшей, как у зверя флара, шкурой, шестью, естественно, ногами и коротким толстым хвостом – подсунулась ближе, принюхиваясь к тарелке принца. Роджер пинком отогнал ее в сторону.

– То есть, – поправился он, по-прежнему наблюдая за маленьким ящеренком, – что заставило вас сделать такой вывод?

«Забавная зверюшка», – думал он. Лапы у нее были не растопырены, как у обычных ящериц, а расположены точно под телом, как у млекопитающих. И взгляд был куда более осмысленный, чем у любой земной ящерицы.

Правда, от этого она, хоть тресни, не переставала быть шестиногой ящерицей.

– Как раз эти самые дети, – ответила О'Кейси, захлопывая планшет. – В репродуктивном возрасте каждый взрослый производит на свет не меньше шести детей. Теперь сравните с людьми и поймете: у мардуканцев должен быть либо очень быстрый рост населения, либо высокая детская смертность. Никаких признаков быстрого роста населения я не вижу, так что…

– А что может быть причиной смерти? – рассеянно спросил Роджер, протягивая ящеренку еще один обгорелый кусочек.

Шестиногий поспешно подбежал поближе, обнюхал угощение и боязливо огляделся по сторонам. Уверившись в отсутствии соперников, звереныш обнажил двухсантиметровые клыки, зашипел и стремительно бросился вперед. Он нанес исключительно точный укус: в руке Роджера остался крохотный кусочек мяса, аккуратно срезанный едва ли в миллиметре от кончиков пальцев.

– Ой-йё, – сказал он, стряхивая угольную крошку.

– Да что угодно. Но, полагаю, определяющим фактором является варварское состояние общества, – ответила О'Кейси, удобно откинувшись на мягкий рюкзак Мацуги.

Камердинер, заинтересовавшийся кулинарными достижениями аборигенов, оставил свою поклажу на попечение ученой и ушел прогуляться по деревне. Как раз сейчас он оживленно спорил с местной женщиной, которая вынесла из хижины какую-то вязкую гадость и собиралась обмазать ящерицу на вертеле.

– Народ, развившийся до состояния варварства, обычно надолго в нем и застревает. Малые цивилизации, лишь только возникнув, рушатся под напором варваров. – Она зевнула, мысленно перелистывая страницы истории Земли и первых звездных колоний, основанных плохо подготовленными экспедициями, отправленными на тихоходных старинных кораблях. – Порой кажется, что варварство, при всех его ужасах, которым несть числа, – естественное состояние разумных существ. То здесь, то там, то на отдельной планете, то просто на обширной территории человечество вновь и вновь соскальзывает в одно и то же. Собственно, во время Войны Кинжалов мы и сами едва не рухнули в него, и я думаю, на краю пропасти нас удержала только ваша невообразимо великая бабушка. Вряд ли она, конечно, об этом думала…

Ее речь прервал очередной зевок, она выпрямилась и заморгала.

– Боже, как все болит, – пробормотала она, откинулась в прежнюю позу и прикрыла глаза. – Кстати, вот вам и еще один фактор, влияющий на смертность: жить в джунглях очень нелегко. Конкуренция в борьбе за выживание исключительно высока. Тебя все время пытается кто-то съесть, а найти, что съесть самому, не так-то просто.

Она приоткрыла глаза и посмотрела на Роджера. В этот момент снова начался дождь. Сквозь соломенную крышу гром звучал не слишком грозно, и Элеонора позволила себе зевнуть еще раз.

– Поймите, Роджер, мы в джунглях, – заговорила она странным тоном. – Джунгли изо всех сил стараются вас убить. И они никогда не оставляют этих попыток. – Она сделала небольшую паузу и улыбнулась. – Я знаю, вам давно надоело это слушать, но мне придется повторить еще раз. Держите в узде свой язык. Держите в узде свой характер. Учитесь у Панэ и не пытайтесь его унизить, понимаете?

Он собрался спорить, но Элеонора остановила его легким взмахом руки.

– От вас требуется только одно: время от времени вспоминайте, что язык лучше прикусить, чем пустить в ход. Вот и все, о чем я прошу.

Два дня постоянного запредельного напряжения выпили все ее силы; она старалась не позволить себе заснуть, но чувствовала, что потихоньку уплывает в сон. Как некстати! Ей представилась редчайшая возможность изучать собственными глазами любопытнейшее социальное устройство примитивной культуры аборигенов – и еще более редкая возможность научить чему-то Роджера, в кои-то веки заинтересовавшегося не спортом и не охотой. Но глаза просто закрывались, и она ничего не могла с этим поделать.

– Джунгли прекрасны, – сонно пробормотала она, – если только тебе не приходится в них жить.

Ее веки сомкнулись, и, несмотря на жару, мошкару и невообразимый шум деревенского праздника, она крепко уснула.

– Ты подарил мне гордость, брат, – сказал Корд, наблюдая за праздничным пиршеством.

За проявленную щедрость племени придется заплатить высокую цену, но зато они доказали, что занимают высокое положение. Этому Роджеру не помешает запомнить, с кем он имеет дело.

– Самое меньшее, что я мог сделать для брата, – ответил Делкра. – Айя! И для этих странных пришельцев. – Он замолк на секунду, затем издал хрюкающий смешок. – Знаешь, они очень похожи на базиков.

Корд с кислой миной прищелкнул зубами.

– Премного благодарю, брат, что указал мне на это. Я сделал тот же вывод несколько раньше.

Маленькие базики часто встречались в джунглях на широких полянах. Средние ноги у этих зверьков были укорочены, и когда базики пугались – а увидеть ненапутанного базика редко кому удавалось, – они удирали на задних ногах, свободно размахивая верхними конечностями. Лучшего зверя для обучения детей охоте и представить себе невозможно: маленькие, безвредные, трусливые и глупые.

Феноменально глупые.

– Что поделать, брат, – хрюкнул Делкра. – Остальные наверняка подумают точно так же.

– Да уж, – смирился Корд. – Демоны свидетели, в джунглях чужаки ведут себя не умнее, чем базики. Но хотя я видел их оружие в действии только дважды, я знаю, что его следует опасаться. Еще скажу: на моем веку мне редко доводилось видеть, чтобы телохранителей для важного лица выбирали из тупых солдат. Нет, недооценивать их не следует.

Делкра хлопнул нижними руками и резко сменил тему:

– Ази, в твоем-то возрасте!

– Брат, ты все твердишь одно и то же, – заметил Корд, – а ведь ты не намного моложе меня.

– Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю, – нерадостно ответил вождь.

Корд разделял его чувства. Им обоим предстояло вскоре покинуть Тропу воина, и хотя те, кто доживал до этого высокого статуса, наслаждались почетом и уважением, смерть обычно приходила быстро, слишком быстро. Тема наводила на мрачные мысли, и Корд стал оглядываться в поисках безобидного предмета для беседы. Он пристально всматривался в лик деревни, которую ему вскоре предстояло оставить навсегда. Внезапно глаза его сузились: кое-кого здесь не хватало.

– А где Делтан? Охотится?

– Он наедине с туманами, – ответил Делкра, потирая руки, чтобы отвести дурной глаз. – Атул.

– Что? – задохнулся шаман. – Как это случилось? Его застали врасплох?

– Нет, – скупо ответил вождь. – Копье сломалось.

– Айя! – сказал шаман, не желая показать, какие тяжкие чувства захлестнули его душу.

Детей у него не было, не было даже дочерей. Он остался вдовцом еще в юности: жена умерла первыми родами от инфекции – как и многие другие женщины племени. Взять другую жену он не захотел, и дети брата заменили ему родных детей, благо у Делкры их хватало. Добрая половина женщин племени в разное время рожали и вынашивали его отпрысков, в том числе и мужского пола.

Но Делтан был особым мальчиком. Он проявлял задатки будущего шамана, и Корд надеялся, что в один прекрасный день юный воин пойдет по его стопам. Но случилось то, что случилось, и это предвещало племени плохое будущее. Корд обязан был последовать за своим ази, не оставив шамана, который следил бы за соблюдением традиций. Корд надеялся, что успеет до ухода рассказать Делтану самое важное, а может быть, возьмет его с собой в путешествие с людьми, хотя бы ненадолго. Все надежды пошли прахом.

– Айя! – повторил он. – Злые времена. А железо?

– Плохо, – еще суше ответил вождь. – Мягкое, поверхность хрупкая, под ней ржавчина. Выглядит неплохо, но…

– Айя! – подхватил шаман. – Но…

– У нас нет выбора, – перебил вождь. – Быть войне. Корд вперекрест хлопнул руками жестом отрицания.

– Если мы начнем войну с Ку'Нкоком, остальные племена соберут наши кости.

– А если не начнем, – возразил его брат, – Ку'Нкок будет по-прежнему отбирать наши земли и давать взамен фек. Мы должны получить земли или выкуп. Сейчас у нас нет ни того ни другого.

Корд хлопнул по коленям всеми четырьмя руками и закачался всем телом взад-вперед. Брат был прав: племя оказалось в заведомо проигрышной ситуации. В предстоящей войне с соседним вольным городом им не победить, но остановить бессовестный грабеж могла только война. И выхода он не видел.

– Ку'Нкок должен стать нашей первой стоянкой, – заметил он, немного помолчав. – Земляне хотят торговать, им нужны вещи, которые бывают только у сидящих-в-дерьме. Мы должны поговорить с землянами.

– Но… – начал было брат.

– Земляне никуда не годятся в джунглях, – отмел его возражения Корд, – но они очень мудры. Как это ни странно. Я знаю, они сидящие-в-дерьме, но у них есть мозги, и, думаю, их можно считать благородными сидящими-в-дерьме. Если бы здесь был мой старый учитель, я бы спросил его совета. Но я не в силах. Далекий Войтан пал, и с ним погибли все его герои. Я не могу просить помощи учителя, поэтому мы поговорим с землянами.

– Ты упрямый зверь флар, – с укором сказал Делкра.

– Зато я прав, – с хрюкающим смешком отшутился Корд.

ГЛАВА 22

Глухо, размеренно бил барабан, высокие голоса выводили странную, непривычную для человеческого уха мелодию. Элеонора проснулась. Открыла глаза, проморгалась… и похолодела от ужаса, – прямо перед ней качалась в воздухе личинка вампира. Картина казалась сверхъестественной: глубокая тьма, освещенная лишь языками огня, а в ней – медленный танец извивающейся смертоносной твари. Элеонора не могла отличить реальность от галлюцинации. В какой-то миг личинка вдруг съежилась до размеров обычной гусеницы, а затем вдруг раздулась и превратилась… в мардуканца в огромной маске.

В отблесках костра извивался танцор. О'Кейси, хоть и не сразу, но разглядела, что жуткие когти твари – всего лишь корона на голове, а яркая оболочка с синими пятнами вдоль спины – маскарадный костюм. Чуть подальше из темноты выделились и другие танцоры: гигантский панцирный жук, двурукая змея с мечами, подобная легендарной Нагайне, и низкорослая шестилапая тварь с полной акульих зубов пастью.

Дурман сна, костер, танец, пение, глухие мерные удары действовали гипнотически, и Элеонора полностью отдалась власти колдовства. Воздействие символов анимистического обряда многократно усиливали звуки барабана и прихотливой мелодии, удары звучали все чаще, танцоры извивались все неистовей, и вот голоса взвились до небес, слившись в неразделимое целое с грохотом и движением, и с последним громовым раскатом танцоры застыли на месте.

Представление закончилось, оставив по себе вкус будоражащей незавершенности, танцоры разошлись, хозяева и гости вернулись к беседе. Все еще одурманенная, Элеонора медленно завертела головой, попыталась сосредоточить на чем-нибудь взгляд… и обнаружила, что в задумчивости изучает чей-то ботинок.

Моргнув, она перевела взгляд выше. В ботинке оказалась нога, и не сама по себе, а вместе с целым морским пехотинцем – у самой головы Элеоноры стояла плазмометчица в классической стойке: одна рука за спиной, вторая удерживает оружие. Элеонора решила поискать еще какой-нибудь объект для изучения и наткнулась взглядом на второго морпеха, гранатометчика, дежурившего у ее ног. Как интересно!

Она осторожно села и протерла глаза. Без толку. Разморенное сном тело по-прежнему повиновалось плохо. Только голова, впервые после изнурительного марша, слегка прояснилась.

– И надолго я отключилась? – спросила она у плазмометчицы.

Поскольку днем она начисто потеряла ощущение времени и перестала за ним следить, зуммер, прекрасно знавший, который сейчас час и по местному, и по стандартному времени, по этому запросу сказать ей ничего не мог. Как и женщина-стрелок, ничего не разобравшая в невнятном бормотании. О'Кейси прокашлялась и попробовала снова:

– Капрал… Босум, правильно? Как долго я спала? И, спасибо, конечно, но, по-моему, охранять меня не стоило.

– Да, мэм. – Капрал с улыбкой наклонилась к ней. – Просто его высочество велел нам проследить, чтобы вас никто не беспокоил. – Она немного подумала. – Не знаю, сколько вы проспали до нашего прихода, но мы дежурим уже три часа.

– Значит, всего пять или шесть, – пробормотала себе под нос Элеонора. – После пяти часов сна я должна была чувствовать себя гораздо лучше, – уныло добавила она.

Академик выпрямилась. Суставы отозвались на это движение скрипом и воем. Ноги болели так сильно, что ее затошнило, и она зашаталась от сильного головокружения. Плазмометчице пришлось поддержать ее, чтобы она не упала.

– Не расстраивайтесь, – сказала Босум. – Еще несколько дней, и вы привыкнете.

– Ну конечно! – горько отозвалась Элеонора. – Вам-то расстраиваться не с чего. Вы-то морские пехотинцы, битком набитые нанороботами, которые подстегивают метаболизм, вы почти киборги, и потом, вас ведь специально тренировали.

– Но ведь когда мы начинали, у нас ничего этого не было, – вмешался в разговор второй часовой. – Начальный курс мы одолевали без всяких специальных штучек.

– Он правду говорит, – не без злорадства подтвердила Босум. – В свое время мы все через это прошли. Теперь ваша очередь, – добавила она с кривой ухмылкой.

О'Кейси попыталась размяться. Первое же движение едва не вышибло из нее дух. Ей даже показалось, что позвоночник попросту раскололся на кусочки. Она покрутила плечами, руками, ногами; треска и скрипа от этого выходило гораздо больше, чем толка, и Элеонора пришла к выводу, что после душа, ванны, еще раз душа, пары тюбиков противовоспалительного геля и двух суток сна она, пожалуй, и вернется в нормальное состояние, но без всего этого…

– А где его высочество? – спросила она.

Беглый взгляд по сторонам не обнаружил ни Роджера, ни Панэ, который наверняка должен был держаться поближе к принцу.

– Я вас провожу, – ответила плазмометчица, и часовые повели Элеонору куда-то сквозь проем в бревнах.

Роджер, Панэ, Косутич и предводители мардуканцев расположились в ближайшей хижине, наблюдая за праздником. Роджер возился с ящеренком, которого раньше подкармливал – похоже, уже считал его своим. Элеонора, с трудом волоча ноги, вошла внутрь, и принц улыбнулся.

– Добрый вечер, мисс О'Кейси, – с соблюдением всех формальностей произнес он. – После отдыха вы выглядите гораздо лучше.

Шеф персонала подошла поближе. Ящеренок шустро вскарабкался на колени к принцу и тихо зашипел. Принц легонько похлопал его по голове, он присел на лапках и вытянул шею, обнюхивая новую гостью. Затем, очевидно, решил признать ее своей и, издав напоследок еще один свистящий звук, свернулся в клубочек с таким видом, будто колени принца по праву принадлежали уже не принцу.

– Теперь я понимаю, как прекрасна смерть, – ответила О'Кейси. – Если бы я знала, что вы собираетесь взять меня с собой в путешествие с приключениями, я бы хоть подготовилась перед отъездом.

Мацуги предложил ей пластиковую чашку с водой и две таблетки обезболивающего.

– Благодарю, Костас, – кивнула она. Проглотила таблетки, отхлебнула воды… на удивление холодной. Очевидно, налили из резервуара с работающим охладителем. – Еще раз благодарю.

Теперь наконец она могла позволить себе осмотреться как следует.