Он снова пожал плечами, как человек, задевший старую рану и обнаруживший, что она по-прежнему болит. Вебстер молча кивнул. Отцу Александера, двенадцатому графу Белой Гавани, сравнялось почти шестьдесят четыре года – больше ста десяти земных, – и он принадлежал к последнему поколению до введения пролонга. Ему осталось не так уж много. Судьба леди Эмили Александер стала одной из величайших трагедий Мантикоры, которую Вебстер – как и все, кто знал актрису лично, и тысячи тех, кто никогда с ней не встречался, – ощущал, как свою собственную. Некогда признанная прима Королевского драматического голотеатра, она оставалась одним из самых любимых писателей и режиссеров Мантикоры, но сцену ей пришлось оставить в результате воздушной аварии, сделавшей ее полным инвалидом. Поврежденные нервы упорно не поддавались ни пересадке, ни регенерации, и даже современная медицинская наука не могла восстановить разрушенные центры управления моторикой.
Вебстер подавил выражение бесполезного сочувствия, которое, он знал, только вызовет у Александера чувство неловкости, и встряхнулся, посмотрев более внимательно на офицера перед ним. Хэмишу Александеру исполнилось сорок семь – чуть за восемьдесят стандартных лет, – хотя выглядел он едва ли на треть отцовского возраста, только вокруг глаз появились свежие тревожные морщинки и несколько новых белых нитей на висках.
– А твой братец?
– Великолепный Вилли? – Хэмиш моментально просветлел, в глазах засиял неожиданный смех. – Наш благородный Лорд-казначей в прекрасной форме! Шепнул мне тут пару слов – грубых, кстати, – относительно последнего проекта флотского бюджета.
– Он считает, что бюджет слишком завышен?
– Нет, он просто думает, что ему придется потратить чертову уйму времени, уговаривая Парламент его принять. Однако полагаю, братец уже потихоньку привыкает.
– Надеюсь, потому что в следующем году, вероятно, станет хуже, – вздохнул Вебстер.
– Представляю. Но мне почему-то кажется, что ты хотел меня видеть не ради того, чтобы узнать мнение Вилли насчет бюджета. В чем дело, Джим?
– Если честно, я хотел аккуратно прощупать Вилли – с твоей помощью – на тему некоторых текущих событий. Или нет, не столько Вилли, сколько правительство в целом.
– Ну-ка… – прищурился Александер. – Звучит зловеще.
– Может, и не зловеще, но как-то тревожно. – Вебстер взъерошил волосы неожиданно усталым жестом. – Речь идет о станции «Василиск», Хэмиш.
– Ага, – пробормотал Александер и вытянул ногу, любуясь носком зеркально отполированного ботинка.
Василиск всегда являлся злободневным политическим вопросом, а с учетом взглядов нынешнего Первого лорда Адмиралтейства, едва ли стоило удивляться, что Вебстер попытался сделать осторожную – и неофициальную – попытку прощупать правительство без участия гражданского начальства.
– Ага, – кисло согласился Зеленый адмирал. – Ты знаешь, что там происходит?
– Я слышал, там наметилось некоторое оживление, – пожал плечами Александер. – Ничего конкретного, если не считать немногих диких слухов.
– В данном случае они, может, и не совсем дикие.
Тон Вебстера заставил Александера приподнять бровь. Космос-лорд первого ранга скривился, полез в стол и вытащил объемистую пачку почтовых дискет.
– Здесь у меня, Хэмиш, – сказал он, – четырнадцать официальных протестов от хевенитского консула на Василиске, шестнадцать от различных мантикорских и не принадлежащих Королевству торговых картелей и ругательные заявления от девяти капитанов хевенитских торговых судов, ссылающихся на притеснения и незаконные обыски своих кораблей. Здесь также, – бесстрастно продолжал он, – пять одинаковых заявлений от нехевенитских шкиперов и их жалобы на «неправомерные угрозы применения силы» со стороны флотского персонала.
По мере оглашения списка брови Александера уползли почти под линию волос.
– Похоже, там и впрямь становится весело, – пробормотал он.
– Да уж.
– Ну, так про что все эти протесты и заявления?
– Они касаются некоего коммандера Виктории Харрингтон.
– Что? – фыркнул Александер. – Ты имеешь в виду ту, которая накрыла Себастьяна одним бортовым?
– Ее, ее, – подтвердил Вебстер с невольной улыбкой. Затем он помрачнел. – В данный момент коммандер Харрингтон является исполняющим обязанности старшего офицера пикета на станции «Василиск».
– Она – что? Что, во имя господа, офицер, способный провернуть такое чудо, делает на станции «Василиск»?!
– Это была не моя идея, – возразил Вебстер. – Ее спустили сверху после того, как Сонино детище закапризничало в ходе дальнейших маневров.
– А-а, и она решила засунуть свою ошибку под ковер, чего бы это ни стоило офицеру, который в действительности выполнил за нее всю работу?
Презрение Александера было явным, и Вебстер пожал плечами.
– Я знаю, ты не любишь Соню, Хэмиш. В данном случае я тоже не в восторге от нее, но на сей раз она ни при чем. Думаю, Яначек постарался. Ты же знаешь, как этот старый упертый… – Вебстер помедлил. – Я хочу сказать, ты знаешь, как он печется о семейных интересах.
– Угу, – кивнул Александер, и Джеймс снова пожал плечами.
– Как бы то ни было, он выразил пожелание, а я был слишком занят, торгуясь с ним относительно нового инженерного крыла для Саганами, чтобы отказать.
– Ладно, но что делает коммандер в должности начальника пикета? Это должен быть, по меньшей мере, капитан.
– Согласен. – Вебстер поднял спинку кресла обратно. – Что тебе известно о Павле Юнге?
– О ком? – Александер прищурился, явно с трудом припоминая. – Ты имеешь в виду наследника Северной Пещеры?
– Его.
– Немного – и это немногое мне не нравится. А что?
– А то, что де юре именно капитан лорд Павел Юнг является начальником пикета на Василиске. К сожалению, его кораблю понадобилось «срочное переоборудование», и он счел предстоящий ремонт слишком сложным, чтобы доверить его старшему помощнику. Так что он привел его домой сам – оставив на посту Харрингтон с единственным легким крейсером.
Александер уставился на него округлившимися глазами, и под его изумленным, недоверчивым взглядом Вебстер покраснел.
– Джим, я знаю тебя чертову прорву лет, – вымолвил наконец Александер. – Поэтому, надеюсь, ты скажешь мне, почему не уволил его немедленно?
– Политика, – вздохнул Вебстер. – Тебе ли не знать! Поэтому мне и необходимо выяснить твое мнение о возможной реакции правительства. Господи, Хэмиш! Проклятые хевениты жаждут крови. Полдюжины картелей во главе с Гауптманом сходят с ума. Графиня Марица готовится драться против бюджета Флота зубами и когтями, а чертовы «Новые Люди» у нее в кармане. Ты же знаешь, какой тяжелый танк представляет собой Северная Пещера в политическом раскладе! Все, что я мог сделать, это спихнуть Юнга с глаз подальше. Думаешь, герцог скажет мне спасибо, если я в такое время раздразню Ассоциацию консерваторов, отстранив от должности ненаглядное испорченное чадо первого заместителя самого барона Высокого Хребта?
– Нет. Вероятно, нет, – согласился Александер, подумав, но признание оставило кислый привкус.
Большинство мантикорских аристократов чтили традицию службы на благо общества, подпитываемую чувством долга. Те, кто не разделял этих взглядов, относились к самым эгоистичным и невыносимым экземплярам в известной вселенной. Своим прибежищем они избрали Ассоциацию консерваторов барона Высокого Хребта Мишеля Жанвье.
Ассоциация открыто исповедовала «восстановление исторического баланса власти, созданного нашими Основателями» между дворянством и нахальными плебеями. Упомянутого «баланса», как Александер прекрасно знал, никогда не существовало иначе, как в их личных мечтах. Он с минуту размышлял, затем нахмурился.
– Каков этот Юнг?
– Надменный, хорош собой, некомпетентен, нестерпимый хам, – отчеканил Вебстер. – Достойный отпрыск клана Северной Пещеры.
– В это я могу поверить, коль скоро он спихнул свои обязанности на младшего по званию и, задрав хвост, умчался обратно к цивилизации.
– Гаже, Хэмиш. Гораздо гаже. – Александер заломил и вторую бровь, и Вебстер расстроенно махнул рукой. – Если не ошибаюсь, он умышленно подставил Харрингтон, назначив ее исполнять свои обязанности.
– Почему ты так думаешь?
– Они на ножах, еще с Академии. Подробностей я не знаю. Комендантом тогда был Хартли, а ты в курсе, как трудно вытянуть из него хоть что-нибудь. Но Юнг схлопотал официальный выговор за недостойное поведение. Он обращается с женщинами, словно большой кодьяк с беовульфовским бизоном, – в точности как его отец и оба братца, – и явно не понимает отказов. Я имею в виду, физически.
– Ты хочешь сказать, он.. – Александер даже привстал со стола, причем выражение его лица сделалось грозным, но Вебстер перебил его ухмылкой.
– Думаю, он пытался, но Харрингтон родом со Сфинкса. – Александер понимающе кивнул. – И на старших курсах заняла второе место по рукопашному бою. Насколько я могу себе представить, он, может, и начал, но закончила явно она. – Его улыбка погасла. – Вот Юнг и навалил на нее станцию, надеясь выставить дурой.
– Понятно. А о чем все эти протесты?
– Похоже, никто не сказал коммандеру, что станция «Василиск» – это такое место, куда мы посылаем наших дураков и бездельников. Может, у нее и остался всего один корабль, но она действительно обеспечивает соблюдение Торгового Уложения в своем Узле. И если бы только это! За последние три недели Харрингтон, разместив в ближнем космосе разведывательные зонды на несколько сот миллионов долларов, охватила всю внутреннюю часть системы, установила контроль Флота за космическим движением вокруг Медузы и переняла таможенные функции у АЗА. И вообще здорово там все перетряхнула. Адмирал Уорнер сказал мне по секрету, что Юнг разочаровался в радостях цивилизации и пытается ускорить ремонтные работы. Видимо, хочет вернуться и остановить коммандера. Думаю, он боится, что создал чудовище, которое может пожрать его самого. Даже протекция не спасет. К сожалению, в данный момент Юнгов «Чудотворец» стоит у ребят Уорнера на «Гефесте» вскрытый и распотрошенный, как использованная консервная банка. Я не уверен, но у меня сложилось отчетливое ощущение, что Уорнер сознательно тянет резину с переоборудованием просто ради удовольствия наблюдать, как Юнг корежится. А тот не может оставить корабль без уважительной причины. Так что он сидит и не рыпается.
– Боже правый, – тихо произнес Александер. – Ты хочешь мне сказать, что у нас на Василиске наконец-то появился старший офицер, выполняющий свою работу? Замечательно!
– Да, она выполняет свою работу, и, насколько я могу судить, чертовски хорошо, но об этом-то, – Вебстер помахал дисками, – и речь во всех жалобах. У нее разбросаны бригады по всей системе, а с парнем, которого она поставила разбираться с инспекцией на терминале, и вовсе тяжелый случай. Он вколачивает Торговое Уложение в глотку каждому, слово в слово, с указанием параграфов и пунктов. Полагаю, не обошлось без четких указаний Харрингтон. Конечно, хевениты взвыли, но этот маньяк потрошит и наши корабли. Раньше все торговые дома Королевства проходили через Василиск практически без досмотра, и теперь они вне себя. Ну и самое худшее: помнишь слухи о контрабанде через Медузу? – Александер кивнул, и Вебстер кисло улыбнулся. – На нынешний момент харрингтоновские группы орбитальной проверки захватили контрабанды больше чем на девятьсот миллионов долларов и послали образцы на экспертизу. В ходе инспекций они поймали за шкирку картель Гауптмана на попытке протащить через Медузу шкурки большого кодьяка и официально заявили об этом. Коммандер захватила грузовик в четыре с половиной миллиона тонн, зафрахтованный Гауптманом, – «Мондрагон» – и арестовала его!
– О боже! – Александер, представив себе, какую кашу заварила неведомая ему Харрингтон, прижал руку к ребрам, тщетно пытаясь унять смех.
– Тебе смешно, – проворчал Вебстер, – а ко мне тут ворвался Клаус Гауптман собственной персоной и клялся всем святым, что его люди чисты, как первый снег, и что во всем виноват хозяин «Мондрагона», и что Харрингтон тормозит его другие, законные, грузы. Он требует ее головы, а хевениты изъявляют готовность наточить ему топор! То, что происходит с их транзитом через Сеть, само по себе достаточно плохо, но тебе же известна их официальная позиция относительно наших притязаний на Медузу. Их консул буквально грыжу наорал насчет ее «заведомо незаконных обысков законных торговых судов в ходе их законной торговли с независимой планетой». Налицо все признаки первоклассного дипломатического скандала, и положение лучше не становится.
– Трахал я хевенитов! – рыкнул Александер. – И в задницу Гауптмана! Как я понимаю, она выполняет именно то, что полагалось делать уже много лет, Джим!
– Да? И ты думаешь, сэр Эдвард Яначек разделяет твои взгляды?
– Нет, но это не повод отыгрываться на Харрингтон. Проклятье, из того, что ты говоришь, следует, что Юнг самым подлым образом пытался воткнуть ей нож в спину! Хочешь ему помочь?
– Ты же знаешь, что нет! – Вебстер снова запустил руки в волосы. – Черт, Хэмиш, на «Бесстрашном» служит мой внучатый племянник. Если я отзову Харрингтон, я преподам ему совершенно неправильный урок выполнения офицерских обязанностей. В подобном случае любой флотский офицер придет к такому же выводу!
– Именно.
– Черт подери, – вздохнул Вебстер. – Я – Космос-лорд первого ранга. Не моя забота решать судьбу какого-то коммандера.
Александер нахмурился и вернулся к изучению носков своих ботинок, а Вебстер еще больше опустил спинку кресла. Он знал это выражение лица.
– Послушай, Джим, – произнес, наконец, адмирал Александер, – знаю, я младше тебя, но мне кажется, мы должны благодарить эту Харрингтон, а не наказывать. Впервые у нас на Василиске офицер, который готов вкалывать. Мне это нравится. Мне это нравится гораздо больше, чем то, что у нас там было. И тебе тоже. Хорошо, она поднимает волну и кое-кого выводит из себя. Прекрасно. Пусть. Даже Яначек не может изменить миссию Флота на Василиске – и слава богу, а то он давно уже убрал бы нас оттуда. Но если мы собираемся приказывать ей, что делать, мы не вправе выбивать почву у нее из-под ног в тот же момент, когда она начнет это делать. – Он сделал паузу. – Ты мне много рассказал про тех, кто на нее жалуется, но что говорят люди с Василиска?
– Мишель Рено из команды АКС просто в восторге. Я получил от него два или три блестящих рапорта о деятельности лейтенанта Веницелоса, откомандированного с крейсера. Заметь, если хотя бы половина того, что говорят хевениты, правда, – Веницелос, должно быть, своего рода псих, но Рено он нравится. Эстель Мацуко, похоже, убеждена, что Харрингтон может, не замочив ног, перейти залив Язона. На предыдущих старших офицеров пикета она даже жаловаться перестала, настолько они ей освинели. А теперь я получаю письма с благодарностями за наше «отменное сотрудничество»!
– Ну, по-моему, все ясно, не так ли?
– Стало быть, ты думаешь, мне просто не следует вмешиваться.
– Ты совершенно прав. Василиск столько лет был позором Флота. Наконец нашелся хоть кто-то, способный действовать. Такое событие может вызвать переосмысление проблемы в целом.
– А что, пора?
Голос Вебстера звучал встревоженно, и Александер пожал плечами.
– Если хочешь, я прощупаю Вилли на этот счет и передам тебе. Думаю, Кромарти сказал бы «да». Мы годами выплясывали вокруг вопроса из-за «политической ситуации», а проблема только усугублялась. Не сомневаюсь, консерваторы примутся стенать и плакать, равно как и либералы, но им не победить. Консерваторы не смогут сохранить любезную их сердцу безопасную изоляцию, если мы не вцепимся в терминал обеими руками, а либералы не смогут защищать медузиан от инопланетной заразы без нашего контроля над транспортным сообщением между космосом и планетой. Впервые у нас на Василиске офицер, которому хватает духу привлечь их внимание к вопросу, и если они попытаются что-нибудь с этим сделать, Общины их остановят намертво. Я говорю «пусть», и, думаю, Вилли скажет то же самое.
– Надеюсь, ты прав. – Вебстер встал и смахнул диски обратно в ящик стола, затем хлопнул Александера по плечу. – Я искренне надеюсь, что ты прав, Хэмиш, поскольку, вне зависимости от политики, ты блюдешь интересы службы. – Он взглянул на стенной таймер и улыбнулся. – Смотрю, время к обеду. Присоединишься ко мне в адмиральской столовой? Думаю, пара-тройка стекляшек чего покрепче отвлечет нас от забот о судьбах мира.
Глава 13
– Выхожу на конечную отметку. К стрельбе готов.
Голос младшего лейтенанта Рафаэля Кардонеса звучал тихо, взгляд сузившихся глаз не отрывался от тактического монитора. Указательный палец правой руки навис над большой квадратной кнопкой в центре орудийного пульта; дублировавший его артиллерийский пти-офицер застыл над панелью записи.
– Приготовиться… Огонь!
Палец Кардонеса устремился вниз, и дисплей расцвел яркой вспышкой. Прошла секунда, и экран засветился снова, на этот раз показав параметры поражения цели.
Лейтенант наклонился вперед и утер пот со лба. Плечи болели от напряжения последних сорока пяти минут тактических упражнений. Он почти боялся проверить результаты, но, увидев колонки цифр и значков, заморгал от удивления. Энергетические орудия – восемьдесят три процента! И почти так же хорошо ракеты – три попадания из пяти!
– Славно сработано, – прозвучало сопрано за его спиной, и, развернувшись вместе с креслом, Кардонес оказался нос к носу с капитаном. Он до сих пор не привык к ее манере передвигаться беззвучно.
Харрингтон нажала кнопку на следящей панели. Прокрутив на высокой скорости сложно закрученные векторы кропотливой работы Кардонеса, капитан кивнула:
– Действительно очень хорошо, канонир.
Кардонес едва не лопнул от гордости. Капитан впервые использовала по отношению к нему старинное традиционное обращение, и это стоило каждой минуты сосредоточения, каждого изматывающего часа практики. И ни в какое сравнение не шло с тем ужасным днем, когда ему пришлось краснеть за ошибки в программе.
– Однако, – продолжала капитан, прокручивая запись назад, – как насчет этого маневра? – Она остановила изображение и постучала пальцем по экрану.
Древесный кот внимательно изучил ломаные линии и с любопытством посмотрел на Кардонеса.
– Мэм? – осторожно переспросил лейтенант.
– Здесь вы изменили курс выравнивания на 0,35 при ускорении в триста g, – пояснила она.
Кардонес слегка расслабился. В ее голосе не звучало насмешки; напротив, она говорила точь-в-точь, как один преподаватель в Академии.
– Это вывело вас на требуемый курс, но посмотрите сюда, – ее палец переместился на цифры вверху дисплея. – Видите, куда целила его главная батарея?
Лейтенант посмотрел, затем сглотнул и порозовел.
– Как раз в торец моего клина, мэм, – признал он.
– Согласна. Вам следовало развернуться по косой и прикрыть себя нижними полосами, не так ли?
– Да, мэм.
Эйфория подтаяла, но капитан коснулась его плеча и улыбнулась.
– Не расстраивайтесь. Лучше объясните, почему компьютер не прижал вас?
– Мэм? – Кардонес уставился обратно на дисплей и нахмурился. – Не знаю, мэм. Окно луча выглядит достаточно широким.
– Может, так, а может, и нет. – Капитан снова постучала по цифрам. – Человеческий фактор, лейтенант. Всегда помните о человеческом факторе. Тактический компьютер запрограммирован реагировать с такой скоростью, с какой отреагировало бы существо из плоти и крови, и на сей раз – на сей раз, канонир! – вам повезло. Дальность ваших орудий достаточно велика, и у вашего противника было всего три секунды, чтобы оценить вашу открытость и вовремя выстрелить. Он не успел. Так решил компьютер. В настоящем бою вы можете встретить человека с гораздо большим опытом.
– Я понял, шкипер! – Кардонес снова улыбнулся, и Виктория похлопала его по плечу, прежде чем вернуться в командирское кресло.
Честно говоря, она прокручивала ту же задачу на своем командном пульте и сама точно так же прозевала залп. За последние несколько недель юноша сделал огромные успехи и по праву заслужил свою радость.
Нимиц сполз на любимое место у нее на коленях, а Виктория оглядела тактическую рубку. Лейтенант Пановский потел над собственными астронавигационными упражнениями, и, судя по взглядам, которыми обменивались лейтенант Брайэм и дублер Пановского, дела у него шли не очень хорошо. Маккеон не зря предупреждал, что свежеиспеченный старший астронавигатор склонен филонить. Услышав приказ капитана о продолжении тренировок в полном объеме, несмотря на нехватку личного состава, лейтенант выглядел так, словно его предали.
Главный маневровый дисплей показывал изображения судов, висящих на орбите Медузы. За почти целый мантикорский месяц их заметно поубавилось по сравнению с первыми днями пребывания «Бесстрашного» на своем посту. Пожалуй, сказывались результаты деятельности Тремэйна. Медуза перестала быть удобной гаванью для перегрузки запрещенных товаров. Виктория и не представляла, каким наказанием божьим станет лейтенант-коммандер. У него, похоже, развивался психоз на почве контрабанды. Стромболи орлиным глазом отслеживал любые перемещения между кораблями, а Тремэйн, пользуясь результатами его наблюдений, уже три недели летал в открытом космосе и выловил контрабанды более чем на полмиллиарда.
Оба получали от капитана официальные благодарности «за отличную работу». У лейтенанта Веницелоса их тоже набралось немало. Судя по ярости и количеству протестов, офицеры чинили достаточно ощутимые препятствия на пути чьих-то прибыльных махинаций.
И наконец, команда чувствовала одобрение не только со стороны Виктории, но и со стороны дамы Эстель, АЗА и АКС, – что коренным образом изменило положение вещей. Харрингтон больше не приходилось дразнить и пинать собственный экипаж. Сознание того, что они, в отличие от всех перебывавших на Василиске прежде, способны влиять на ситуацию, сплачивало их. Перегруженные, измотанные, люди прекрасно понимали: они добиваются успеха вопреки системе, а не благодаря ей – и это только заставляло их еще больше гордиться собой.
Премии тоже никогда никому не вредили. Традиционно приз экипажа составлял полпроцента от всей стоимости захваченной контрабанды. На слух вроде бы и немного, но они задержали товаров на полтора с лишним миллиарда долларов. Если, как и надеялась Виктория, Суд Адмиралтейства сочтет нужным конфисковать добычу и оштрафовать владельцев «Мондрагона», набежит более семи с половиной миллионов на всю команду. Ну, а коль скоро конфискуют и само судно, соответствующая доля его оценочной стоимости также пойдет в общий котел. Капитану полагалось шесть процентов от общей суммы. Получались славненькие, кругленькие полмиллиона, или восьмилетнее жалование коммандера КОМ. Офицерам причиталось еще двадцать четыре процента, а остальные семьдесят должны поделить между собой сержанты и рядовые. Даже самый младший получит почти двенадцать тысяч, а по давней традиции – и несмотря на нападки Казначейства – премии налогом не облагаются. Неудивительно, что мичман Тремэйн и лейтенант Веницелос стали популярными у сослуживцев. Сами они отработали свои премии до последнего пенни, но гордость ценили гораздо выше. Призовые деньги были для них скорее доказательством собственной эффективности, показателем затраченных усилий, нежели материальной ценностью. Лейтенант-коммандер Сантос первая начала использовать при разговоре с капитаном термин «шкипер»: почтительно-собственническое обращение, никак не прививавшееся после несчастных флотских учений.
Все больше и больше офицеров теперь следовали ее примеру.
Одна Луа Сушон по-прежнему излучала ауру негодования, и Виктория пришла к печальному выводу, что так будет всегда. Корабельный врач просто оказалась из тех, к счастью, редких людей, которые не способны осознать себя частью команды.
А еще оставался Маккеон. Он выполнял свою работу. Невозможно не оценить усилия, потраченные им на Кардонеса или Пановского, искусство, с которым он распределил ограниченные людские ресурсы, ухитрившись прикрыть все позиции. Но барьеры так и остались. Компетентность старпома иногда вызывала зависть, и старательно выдерживаемая им дистанция только подчеркивала его возможности. Он, похоже, никак не мог сделать последний шаг к установлению партнерства, и, судя по всему, данное обстоятельство печалило Маккеона не меньше, чем саму Викторию. Харрингтон очень хотелось выяснить причину его отчужденности, но она никак не могла решить, с какой стороны подступиться. Одно не вызывало сомнения: проблема была гораздо глубже, нежели недовольство, охватившее остальной экипаж во время учений и после ссылки на Василиск.
Раздался негромкий звонок. Вебстер подтвердил входящий сигнал, что-то произнес в ком и доложил:
– У меня для вас передача с поверхности, мэм. Из офиса комиссар-резидента.
– Переключите на мой экран, – сказала Виктория, но офицер связи покачал головой.
– Дама Эстель просит поговорить с вами наедине, мэм.
Харрингтон удивилась, подняла Нимица на спинку кресла и встала.
– Тогда я перейду в центральный пост, Сэмюэль. Переключите разговор туда.
– Есть, мэм.
Капитан кивнула и вышла из отсека.
Утонув в капитанском кресле во главе совещательного стола, она нажала клавишу компьютера и приветственно улыбнулась появившейся на экране даме Эстель.
– Здравствуйте, коммандер.
– Приятный сюрприз, комиссар-резидент. Что я могу для вас сделать?
– Боюсь, Виктория, на самом деле я позвонила, чтобы поплакаться вам в жилетку, – иронично ответила Мацуко.
– Весь Флот к вашим услугам, мэм.
Комиссар фыркнула. Харрингтон давно заметила ее особое отношение к себе. Дама Эстель, похоже, не воспринимала капитана Харрингтон как представителя КФМ и, как правило, обращалась к ней только по имени. Видимо, «настоящие» флотские офицеры жестко ассоциировались в понимании Мацуко с бездарными неучами.
– Да, так вот, – начала она, – кажется, у меня здесь внизу проблемы серьезнее, чем я думала.
– А именно?
– С тех пор как вы прислали лейтенанта Стромболи и его команду для создания вашего центра космического контроля, часть моих людей высвободилась для других дел. Они зарегистрировали несколько полетов в зонах, запрещенных для посещения.
– Да? И что за полеты? – Виктория выпрямилась в кресле.
– Мы не можем сказать. Их передатчики не отвечают на запросы, и в полетных ведомостях они, ясное дело, не отмечаются. Со всей очевидностью нарушители заняты чем-то для нас не приемлемым. Я пробовала перехваты, но катера АЗА крепкие и живучие, а вот скорость у них подкачала, и нарушители удирают у нас из-под носа. Не проделай вы такую брешь в сообщениях между планетой и орбитой, я бы решила, что они встречают контрабандистов.
– Почему бы нет? – предположила Виктория. – Мы работаем всего месяц. Они могут все еще перевозить оставшийся внизу товар.
– Мне вначале так и показалось, но покинуть планету без вашего ведома невозможно. Кроме того, неизвестные забрались слишком далеко в дикие земли.
– Гм. – Харрингтон задумалась. Транспортные средства АЗА по большей части работали поблизости от анклавов. – А не могут они просто встречаться для перегрузки за пределами района перехвата?
– Сомневаюсь. Выглядит похоже, но парни, кажется, оперируют единичными предметами или очень небольшими партиями. Разве что у них где-то спрятана собственная база с погрузочно-разгрузочным оборудованием. Или, допустим, их грузы достаточно малы, легки и пригодны для погрузки вручную. В любом случае, контрабандисты все равно должны попасть под наш радар как на взлете, так и на посадке. А вот если им надо всего лишь встретить другое воздушное судно, то одна из бесчисленных долин подходит как нельзя лучше. Нам никогда не засечь их, разве что пролетим прямо над ними. У меня появились мрачные подозрения относительно этих незаконных полетов.
– Например, мэм?
– Помните, в ваш первый визит я упоминала о мекохе? – Виктория кивнула. – Медузиане – на удивление хорошие алхимики, но получение мекохе при их уровне технологии – очень трудоемкий процесс. Соединение представляет собой сложный и мощный алкалоид, напоминающий по действию эндорфины. Мы только-только начинаем разбираться в медузианской биохимии, так что можем и ошибаться. Как бы то ни было, процесс его изготовления долгий, сложный и на последней стадии опасный. Раньше регулярное употребление мекохе могли себе позволить только обеспеченные слои населения. Наркотик имеет неприятные побочные эффекты. Он вызывает крайне быстрое привыкание, и, при здешнем невысоком качестве очистки, курильщики нередко гибнут от случайной передозировки. Мекохе дает кратковременное ощущение эйфории и веселья и, как правило, мягкие галлюцинации. При долговременном применении начинаются тяжелые нарушения дыхания и моторики, постепенно атрофируются рецепторы, заметно снижаются внимание и интеллект. Все это уже плохо, но если наркотик достаточно чистый, он вызывает силовую реакцию, по типу адреналинового прилива, и глушит боль. Моментальная эйфория может мгновенно и без видимых причин перейти в буйный психоз, вероятно, вследствие галлюцинаторной составляющей. Нормальные медузиане не склонны к массовому насилию. Они столь же вздорны, как любая другая кучка аборигенов, и некоторые кочевники – прирожденные разбойники, но беспорядочное истерическое буйство толпы, наблюдаемое в неправильно функционирующих социумах, им не свойственно. Появляется мекохе – и все летит к черту.
– Вы пытались запрещать или контролировать его?
– И да, и нет. Он уже объявлен вне закона в большинстве городов-государств Дельты, а в некоторых ограничен. С другой стороны, именно в городах издавна изготавливались большие партии наркотика, и даже городские советы опасаются вставать наркоторговцам поперек дороги. Те не особенно разборчивы в средствах защиты своего бизнеса. Еще одна проблема: вещество традиционно используется в некоторых медузианских религиях.