Глава 11

Лейтенант Макс Стромболи выпрямился, с хрустом потянулся и стал аккуратно раскладывать инструменты на стеллаже. Прочие члены его немногочисленной команды возились снаружи, монтируя тарелки передатчиков на крыше башни. Сам он только что установил на редкость капризную контурную панель и теперь разглядывал консоль с гордостью собственника.

Совсем недавно, по прибытии на поверхность Медузы, лейтенант ни малейшей гордости не испытывал. Только он начал отправляться от шока, вызванного изгнанием на «Василиск», как его снова поперли к черту на рога. На сей раз – вообще с корабля!

Стромболи плюхнулся в кресло, включил пульт и вызвал пакет данных, доставленных новой сетью космического наблюдения. Сенсоры «Бесстрашного» и выносной разведывательный зонд работали исправно, но лейтенант на всякий случай запустил полную проверку всех систем и стал ждать, пока компьютеры разберутся с тестированием.

Капитан, вдруг подумалось ему, ничего не делает наполовину сама и не особенно церемонится с любым, кто позволяет себе подобное. Например, с неким старшим лейтенантом, ковырявшим в заднице и жалевшим себя с самого начала учений. Максвелл Артуа Стромболи не считал себя самым блестящим офицером, когда-либо рожденным планетой Мантикора, но знал, что он лучше, чем позволил себе стать. Халявил, по-мальчишески сачковал, и когда капитан Харрингтон попросила у него тот курс на Медузу…

Астрогатор вздрогнул при воспоминании об этом. Боже, он ожидал, что ему откусят ухо и сож… свернут шею! И, самое ужасное, вполне заслуженно. Но она просто сидела, терпеливо ожидая, и Стромболи будто вырос на сантиметр, когда вычислил курс. В основном потому, что капитан не стала тыкать его носом в дерьмо перед всей вахтенной сменой.

И командировка – вовсе не пощечина. Это лейтенант тоже признал. Может, атмосфера Медузы и пахла, словно биозавод с раздолбанным отстойником, а местные жители походили на каких-то цирковых уродцев, но задание присланной на планету группы оказалось гораздо важнее, чем можно было подумать. Достаточно увидеть времянки, сварганенные на скорую руку, с помощью которых сотрудники АЗА пытались наблюдать за космосом.

Первые тестовые распечатки выглядели вполне пристойно, и Стромболи, позволив остальным валиться в поддон, выглянул в окно.

Боже, что за убогая пародия на планету! Только-только смонтированный контрольный центр помещался на верхнем этаже одной из угловых башен правительственного блока, и астрогатору открывался завораживающий вид на километры и километры серо-зеленого в крапинку мха. Мох простирался до берега объекта, именуемого местными рекой. Маслянистый, тяжелый от ила, разбухший поток вместе с сотнями таких же сточных канав прорезал болотистую дельту. За ним поднимался город ходульников.

Взяв со стола электронный бинокль, Стромболи навел его на далекую стену, ориентированную вдоль потока. Прибор приблизил ее на расстояние вытянутой руки, и лейтенант подивился размеру камней. Эти скалы, должно быть, выломаны значительно выше по течению и сплавлены сюда. Самая маленькая из них не меньше метра в ширину. Даже при здешней гравитации – чертовски впечатляющее инженерное достижение для культуры, опирающейся на мускульную силу. Особенно если знать, как выглядит ходульник.

В поле зрения бинокля попал один из туземцев. Как и на Сфинксе, представители местной крупной фауны имели по шесть конечностей, но на этом сходство заканчивалось. Сфинксианские твари передвигались на трех парах лап. Вследствие тамошней гравитации они, как правило, были массивными и кряжистыми. Исключение составляли древолазающие виды, например древесные коты. Медузиане, напротив, тянулись вверх, тела их казались необычайно хрупкими. Туземцы, безусловно, относились к теплокровным и живородящим, но Стромболи они больше всего напоминали виденную им некогда голограмму насекомого со Старой Земли, именуемого богомолом. Только соларианское членистоногое имело две передние, две средние и две задние ноги, а не три передние и три задние.

Местная разумная форма жизни, как это было и с человеком, высвободила верхние конечности для манипулирования предметами, оставив функцию передвижения нижним, безобразно длинным и тонким по человеческим стандартам. Правда, три точки опоры гарантировали им необычайную устойчивость, но устройство конечностей ходульников вызывало у Стромболи зубовный скрежет. Их колени и бедренные суставы при ходьбе не сгибались, а проворачивались, словно на шарнирах, и при виде идущего аборигена лейтенанта каждый раз начинало поташнивать. Одному богу известно, как они выглядят, когда бегут!

Компьютер негромко рыгнул, возвещая об окончании системной проверки, и астрогатор, отложив бинокль, снова принялся за работу. Пусть это убогая пародия на планету, но все ее орбитальное пространство принадлежит ему, и лейтенант ощутил неожиданное стремление заняться им поскорее.

Антигравитационный грузовой челнок, прилепившийся к борту зарегистрированного на Мантикоре судна, казался насекомым. Таможенный бот, состыкованный с ним, в свою очередь ассоциировался с микроорганизмом. По бокам челночного шлюза застыли с чопорным видом два матроса. Мичману Скотти Тремэйну в их позах и не особенно приветливых лицах почудилось напряжение. Сложно сформулировать, но с того момента, как он поднялся на борт, что-то явно обстояло не так. Со скучающим видом Тремэйн наблюдал за пти-о Харкнессом, в данный момент осуществляющим досмотр.

Пти-офицер был весьма интересным персонажем. Перед выходом Тремэйн мимоходом сунул нос в его личное дело и пообещал себе при первой возможности обязательно продолжить захватывающее чтение. Харкнесс пробыл в КФМ больше двадцати лет, почти тридцать пять земных, и по выслуге в двадцать раз больше Тремэйна годился в командиры. Но у него имелась слабость, точнее две. Он по природе своей при посещении бара не мог пройти мимо армейской формы, не превратив в отбивную ее содержимое, и пребывал в твердом убеждении, что его миссией общечеловеческого значения является снабжение товарищей по команде всякими мелочами, не входящими в список вещевого довольствия.

Кроме того, Гораций Харкнесс считался одним из лучших техников по ракетам во всем Флоте, и это, вероятно, объясняло, почему он до сих пор в строю.

В данный момент Тремэйна интересовало, что наговорила Харкнессу боцман Макбрайд. Боцман мичману нравилась. Даже если она и поглядывала на него, словно на не слишком смышленого щенка, у нее, похоже, имелась надежда, что однажды, при условии должного воспитания боцманами, чьим святым долгом было вытирать мичманам носы и задницы и вообще следить, чтобы они не путались в собственных двух ногах, он может, вероятно, сделаться приличным офицером. Ее бесконечно уважительные замечания обычно останавливали Тремэйна за шаг до того, как он успевал во что-нибудь вляпаться.

– Мичман может положиться на пти-офицера Харкнесса, сэр, – тихо проинформировала его Макбрайд перед отправлением. – Если кто-нибудь способен распознать неправедный груз, так это он. И, – она одарила Скотти одной из своих непроницаемых улыбок, – я… обсудила с ним важность нового назначения.

Тремэйн, облокотившись на грузовой конвейер, наблюдал за Харкнессом, в то же время краем глаза следя за чужим экипажем.

Тот рыскал вокруг аккуратно выстроенных антигравитационных поддонов с копией декларации в руках, проверяя наклейки контейнеров. Считывающее устройство оттягивало бедренный карман его комбинезона, но клапан пока оставался закрытым. Вот он замедлил проверку наклеек, наклонился поближе к одному из поддонов, и Тремэйн заметил, как напрягся парень у шлюза.

– Мистер Тремэйн? – позвал Харкнесс, не оборачиваясь.

– Да, нонком[10]?

– Думаю, вам это может быть интересно, сэр.

Удивительно, какой отеческий голос исторгал этот человек с помятым лицом боксера-профессионала. Харкнесс вел себя, словно учитель, собирающийся продемонстрировать учебный эксперимент любимому ученику. Тремэйн пересек грузовой трюм и встал рядом.

– Что именно, нонком?

– Вот это, сэр.

Тупой палец со сбитыми костяшками указывал на блестящую серебристую таможенную ленту, идущую вокруг контейнера, и особенно на печать Королевской Таможенной Службы, с маленьким звездолетом под коронованной Мантикорой со вздыбленными Сфинксом и Грифоном по бокам. С точки зрения Тремэйна, печать выглядела безупречно.

– А что с ней?

– Ну, сэр, – раздумчиво произнес Харкнесс, – я не могу быть уверен, но…

Широкий палец легонько поддел печать, и мичман заморгал, когда она отскочила от ленты, с которой ей полагалось составлять одно целое. Тремэйн наклонился ближе и увидел чистую пластиковую ленту, перекрывающую место соскобленной оригинальной печати.

– Знаете, сэр, – продолжал пти-офицер все тем же задумчивым тоном, – я могу поклясться, что пока несчастные гребаные… простите, сэр… – Особых извинений в его голосе не прозвучало, – недоумки из АЗА так долго выбивались из сил, потому что у них не было правильного оборудования. И эти ребята просто разболтались без присмотра. – Он покачал головой, словно мастер, огорченный неряшливой работой. – Обычный таможенник нипочем бы не просек.

– Понимаю.

Тремэйн бросил взгляд через плечо на теперь уже откровенно расстроенных членов экипажа. Один из них попытался незаметно проскользнуть на взлетную палубу челнока, и Тремэйн подал знак рядовому Колю. Морской пехотинец чуть изменил стойку и расстегнул кобуру станнера. Несостоявшийся беглец застыл на месте.

– Как вы полагаете, что здесь, нонком? – бодро спросил молодой офицер, ощущая прилив веселья.

– Ну, сэр, согласно декларации, здесь у них, – Харкнесс пнул контейнер, – груз дюраллоевых плугов для доставки агенту картеля Гауптмана на Медузе.

– Давайте откроем и посмотрим, – предложил Тремэйн.

– Есть, сэр.

Широкая улыбка нонкома обнажила зубы, слишком ровные для настоящих. Он извлек из вместительного кармана силовой нож и щелкнул выключателем. Раздался предписанный законом Мантикоры для всех подобных инструментов предупредительный вой, от которого заломило зубы. Харкнесс провел невидимым лезвием вокруг поддельной таможенной ленты. Серебристый пластик расслоился, и послышалось мягкое шипение выравнивающегося давления.

Харкнесс поднял крышку… и застыл на середине движения.

– Ну и ну, ну и ну… – пробормотал он и машинально добавил «сэр», вспомнив о стоящем рядом мичмане. Затем полностью откинул крышку. – Ну и занятные же плуги, доложу я вам, мистер Тремэйн.

– Согласен, – отозвался тот и, наклонившись вперед, провел рукой по блестящему темно-золотому меху. Двухфутовый контейнер, похоже, был набит доверху. – Это то, что я думаю, нонком?

– Если вы думаете, что это шкурки большого грифонского кодьяка, сэр, то да. – Харкнесс покачал головой, и Тремэйн буквально услышал, как позвякивает кассовый аппарат в его черепе. – Тут на две-три сотни тысяч долларов, – задумчиво произнес он. – В одном этом контейнере.

– Из списка наиболее охраняемых видов…

Офицер сделался таким мрачным, что подчиненный выпрямился и удивленно на него посмотрел. Юноша рядом с ним, заглянув в контейнер, перестал выглядеть молодым. Потом он повернулся, чтобы пристально взглянуть на поникших сопровождающих.

– Думаете, они собирались переправить их на поверхность, нонком?

– Туда или на склад. Что еще с ними делать? Уж ходульникам-то они точно ни к чему.

– Мне тоже так кажется. – Мичман задумчиво оглядел слабо освещенный грузовой трюм. – Нонком Харкнесс, думаю, вам лучше проверить все остальные таможенные печати. – Тот кивнул, а Тремэйн послал улыбку покрывшимся испариной хозяевам челнока. – Тем временем эти джентльмены и я нанесем краткий визит их капитану. Думаю, мы посетим главный трюм.

– Есть, сэр.

Дюжий пти-офицер вытянулся по стойке «смирно» – жест уважения, которым он редко удостаивал всяких там мичманов, – и дернул головой, подзывая остальных членов группы, в то время как Тремэйн, рядовой Коль и двое откровенно сникших матросов покинули трюм.

Дочитав докладную записку мичмана Тремэйна, Виктория покачала головой. Затем включила компьютер, отметив в уме, что юноша приписал честь открытия Харкнессу, а не себе. Это было необычно для столь молодого офицера, но подтверждало ее первоначальное впечатление о нем.

Харрингтон ожидала подобного, отправляя его на Медузу. Однако она не рассчитывала, что он так быстро подтвердит гипотезу дамы Эстель насчет контрабанды. И совершенно не предполагала обнаружить, что в этом замешано мантикорское судно – причем один из чартеров картеля Гауптмана.

Капитан развернула кресло и глянула через стол на Маккеона. Старпом имел такой вид, будто только что съел какую-то кислятину, и Нимиц, приподняв голову со своей подушки, смерил его задумчивым взглядом.

– Не знаю, чего в докладе Тремэйна больше – гордости за себя или беспокойства о том, что делать дальше, – заметила Харрингтон. – Но могу вообразить некоторые интересные отголоски на Мантикоре

– Да, мэм. – Маккеон поднял глаза. – И конечно, Гауптман станет отрицать какую бы то ни было причастность к этому.

– Сорок три миллиона нелегальных шкурок? Конечно, станет – так же как капитан «Мондрагона» настаивает, что их, должно быть, принесли космические феи, – язвительно заметила Виктория.

Старпом неловко поерзал в своем кресле, затем вздохнул, и его холодная официальность, казалось, отчасти улетучилась.

– Что бы еще ни обнаружил Тремэйн, Гауптман будет настаивать, что не имеет с этим ничего общего, и, будьте уверены, у них найдется бумага, чтобы «доказать» это. Максимум, что нам удастся, это прижать к ногтю хозяина «Мондрагона» и, вероятно, их суперкарго.

– Это только начало, старпом. И бумага может оказаться не такой скучной, как вы думаете.

– Послушайте, мэм, я знаю, что мы не всегда… – Лейтенант-коммандер умолк и прикусил губу – Я хочу сказать, вы очень разозлите картель. А у них достаточно друзей в высоких сферах, чтобы сделать их неудовольствие весьма ощутимым для нас. Вы поймали груз нелегальных мехов, но стоит ли он того? На самом-то деле? – Взгляд Виктории опасно потяжелел, и он быстро продолжил. – Я не говорю, что он не был противозаконным, – видит бог, был! – и я понимаю, что вы пытаетесь сделать. Но в тот день, когда мы покинем станцию «Василиск», все вернется на круги своя. Им это как слону дробина, на потоке наличности это даже не отразится, но они запомнят вас.

– Я искренне на это надеюсь, капитан, – ледяным тоном ответила Виктория, и Маккеон встревоженно уставился на нее. Впервые за очень долгое время он беспокоился за капитана, потому что это был его капитан,но стальной взгляд ее темных глаз остался непоколебим.

– Но вы собираетесь поставить под угрозу всю свою карьеру из-за мелочи, которая не играет никакой роли! – возразил он. – Капитан, такие вещи…

– … нам полагается пресекать.

Ее голос кинжалом перерезал его реплику, и он вздрогнул, заметив нечто похожее на боль за сверкавшей в ее глазах яростью. Боль и что-то еще. Может, презрение, и это глубоко ранило его.

– Коммандер Маккеон, – продолжала она все тем же холодным тоном, – выполнение моего долга не зависит от того, как другие выполняют или не выполняют свой. Также мне нет дела, какие именно преступники нарушают закон в мою вахту. Мы окажем максимальную поддержку мичману Тремэйну. Вдобавок я хочу, чтобы всем остальным судам – всем остальным судам, капитан! – зафрахтованным картелем Гауптмана, впредь уделялось дополнительное внимание. Понятно?

– Понятно, мэм, – отозвался Маккеон несчастным голосом. – Я только…

– Я ценю вашу заботу, старпом, – резко сказала она, – но «Бесстрашный» будет выполнять свои обязанности. Все свои обязанности.

– Да, мэм.

– Благодарю вас. Вы свободны, коммандер.

Он поднялся и покинул ее каюту, смущенный и встревоженный, и бремя странного, глубоко личного стыда не отпускало его.

Глава 12

Секретарь Адмиралтейства открыл дверь кабинета, с поклоном пропустил в нее высокого темноволосого офицера и закрыл ее за ним. Зеленый адмирал лорд Хэмиш Александер подошел к огромному окну и посмотрел вдаль, поверх сверкающих шпилей и пастельных башен города Лэндинг, столицы Звездного Королевства Мантикоры.

Темно-синие воды залива Язона, простирающегося на сотни километров до южного горизонта внутреннего моря, сверкали в лучах Альфы Мантикоры. Несмотря на вентиляцию, источаемый солнцем жар ощущался даже сквозь теплоизолирующий пластик окон. Наружная температура радовала адмирала, хотя и была почти невыносимо высокой, ведь он только что прибыл из фамильного имения в герцогстве Верхнее Слайго, а в северном полушарии Мантикоры сейчас стояла зима. Но Лэндинг лежал меньше чем в полутора тысячах километров от экватора, и на противоположной стороне усеянного парусами залива шелестела под легким ветерком изумрудная зелень.

Хэмиш отвернулся от окна и, сложив руки за спиной, оглядел кабинет Космос-лорда первого ранга. Стены украшали панели светлого местного дерева – обычное дело, не то что во внутренних мирах. В углу красовался камин. Он был настоящим, а не просто служил украшением, и это, подумалось Александеру, как раз являлось экстравагантной причудой. Здание Адмиралтейства простояло полторы с лишним сотни мантикорских лет и в высоту имело чуть больше ста этажей – весьма скромно по меркам антигравитационной цивилизации, – но каминная труба возносилась вверх сквозь тридцать с лишним этажей вентиляционных шахт. Он мог только восхищаться упрямством и настойчивостью того, кто проектировал это здание, особенно в климате, где кондиционирование воздуха требовалось в гораздо большей степени, нежели отопление.

Гость хохотнул и взглянул на часы. Космос-лорд опаздывал – неудивительно при его расписании, – и Александер принялся лениво расхаживать по знакомому кабинету, изучая модели звездолетов и старинные масляные и акриловые портреты, возобновляя знакомство со старыми друзьями и подмечая новые поступления.

Он восхищался деталью метровой модели КЕВ «Мантикора», гордости Флота, когда дверь у него за спиной отворилась. При виде вошедшего, адмирала Флота сэра Джеймса Боуи Вебстера, его обветренное лицо осветилось улыбкой. У Космос-лорда был характерный вебстеровский подбородок.

Вошедший хозяин кабинета тоже улыбнулся и крепко сжал ладонь Александера обеими руками.

– Хэмиш! Неплохо выглядишь, смотрю. Прости, что вытащил тебя так незадолго до дня рождения Эмили, но есть разговор.

– Вот я и прибыл, – сухо произнес Александер, когда Вебстер выпустил его руку и развалился в кресле. Гость проигнорировал приглашение занять другое и пристроился на краю стола, достаточно большого, чтобы служить посадочной платформой для шаттла.

– Как Эмили? И отец? – спросил Вебстер. Его улыбка слегка померкла. Александер пожал плечами.

– Настолько хорошо, насколько можно ожидать – оба. Доктор Гагариан нашел новый метод лечения и хочет испробовать его на Эмили, а отец не очень хорошо переносит зиму, но…