ГЛАВА 38

Когда последний недовольный капитан, уступая теснящим маневрам ботов Синтии Карлуччи, отогнал-таки свое судно в сторону, Мишель Рено облегченно вздохнул. Добрая четверть ожидавших очереди в туннель «купцов», не вытерпев, убралась в гипер и сейчас, несомненно, старалась по мере сил увеличить расстояние между собой и Василиском. Более терпеливые расчистили пространство вокруг терминала в радиусе половины световой секунды, но улетать не стали, надеясь, что транзит восстановится и они смогут-таки попасть на Мантикору быстро, через Сеть.

В отличие от этих оптимистов, Рено никаких надежд на скорое восстановление нормального положения дел на станции не питал.

Фыркнув при этой мысли, Мишель снова сверился с голосферой. С момента появления хевов прошел час, и теперь они находились менее чем в девяти световых минутах от Медузы. Оперативная группа Маркхэма направлялась на перехват, однако она настолько уступала противнику в огневой мощи, что при мысли о неизбежных последствиях столкновения у Рено мутилось в голове.

Адмирал Ханаби находилась в пути уже сорок четыре минуты, удалившись от терминала на шестнадцать миллионов километров, и развила скорость в 12 424 километра в секунду. Что звучало чертовски впечатляюще… пока не вспомнишь, что это всего лишь полтора процента расстояния между терминалом и Василиском. Одно утешало: ждать появления первых эсминцев Белой Гавани оставалось не больше тринадцати минут, и…

Пронзительно зазвучал сигнал тревоги. Мишель Рено резко выпрямился в кресле, и лицо его побелело. Пространство усеяли кроваво-красные точки неопознанных следов гиперперехода.

Когда изображение на экране стабилизировалось, гражданин контр-адмирал Грегор Дарлингтон чертыхнулся. За его спиной съежился астрогатор. Грегору очень хотелось развернуться и как следует взгреть злосчастного гражданина коммандера. Гражданину адмиралу не повредило бы выпустить пар, но позволить себе такую роскошь он не мог. Случившееся не было виной гражданина коммандера Хаффа, а хоть бы и было: Дарлингтон ни за что не стал бы песочить подчиненного на глазах у народного комиссара, предоставив тем самым БГБ возможность найти козла отпущения.

– Боюсь, Грег, мы не там поставили запятую в дроби, – сухо сказал он, прокашлялся, чтобы скрыть прорывавшееся в голосе раздражение, и спросил: – Ну и насколько все плохо?

– Мы промахнулись на одну целую три десятых световой минуты, гражданин адмирал, – упавшим голосом доложил Хафф. – Или, иначе, на двадцать три и семь миллиона километров.

– Понятно, – пробормотал Дарлингтон и, сложив руки за спиной, принялся обдумывать услышанное.

Бесил не «промах» сам по себе, а то, что он расстраивал построенный на тонком расчете план. Предполагалось, что его оперативная группа вынырнет в обычный космос в четырех миллионах километров от терминала с начальной скоростью пять тысяч километров в секунду. Это позволяло выйти на дистанцию ракетного огня и произвести пуск прежде, чем защитники станции сообразят, что к чему. При минимальном везении силы обороны терминала должны были уже час назад умчаться в направлении Медузы, и путь Дарлингтону могли преградить только два космических форта. Разумеется, два оборонительных сооружения, по шестнадцать миллионов тонн каждое, представляли собой серьезное препятствие, но в распоряжении гражданина контр-адмирала имелось восемь дредноутов, двенадцать линкоров и четыре линейных крейсера. Это давало ему трехкратное превосходство в тоннаже, не говоря о преимуществе полной неожиданности нападения.

Но, увы, оплошность гражданина коммандера свела это преимущество на нет. И ведь не так уж сильно он ошибся: погрешность составила… сколько?., менее двух тысячных процента? Менее двух тысячных процента длины прыжка! Но этого оказалось достаточно, чтобы проскочить гораздо дальше намеченного пункта.

– Время? – не поворачиваясь, спросил гражданин контр-адмирал. – Сколько времени уйдет на торможение, разворот и возвращение к терминалу?

– Чтобы снизить скорость до нуля, нам потребуется примерно двадцать одна минута торможения на четырех километрах в секунду за секунду, – ответил гражданин коммандер, не сводя глаз со спины начальника. Заметив, как напряглись его мускулы, он не стал напоминать, что линкоры могли бы проделать этот путь быстрее, оставив дредноуты позади. Гражданин адмирал и сам знает, что чем легче корабль, тем легче гасится его скорость, и если захочет узнать цифры по линкорам, спросит особо.

– После этого, – продолжил гражданин коммандер Хафф, энергично барабаня по клавиатуре и тут же озвучивая результаты расчетов, – мы будем находиться в тридцати миллионах километров от цели. Выход к терминалу с одновременным гашением относительной скорости потребует у нас, считая с текущего момента, сто одиннадцать минут. Кратчайший курс выведет нас на нулевую дистанцию через… через восемьдесят четыре точка-три минуты, но тогда наша относительная скорость составит при этом почти шестнадцать тысяч километров в секунду.

Хмыкнув, Дарлингтон покачался на носках. Манти уже заметили его и теперь запускали генераторы активных помех, расположенные как на самих космических фортах, так и на беспилотных платформах. А генераторы эти, похоже, умели такое, что в Народном флоте просто не могли себе представить. Все пространство вокруг терминала превращалось в огромную сферу гравитационных и электронных возмущений, проникнуть внутрь которой его сенсоры с дистанции в четыре миллиона километров не могли. Что, конечно, не радовало. Зато дредноуты и линейные крейсеры охранения манти находились гораздо дальше от терминала, чем корабли Дарлингтона.

– Сколько времени потребуется манти, чтобы вернуться к станции? – требовательно спросил адмирал у операциониста.

Тот, явно предугадав вопрос и не желая оказать в положении злосчастного Хаффа, мгновенно ответил:

– Сорок пять точка-два минуты уйдет у них на гашение нынешнего вектора, гражданин адмирал. К этому времени они углубятся в систему на две световые секунды. Им понадобится еще девяносто минут на возвращение. Начав торможение прямо сейчас, они смогут вернуться через сто тридцать пять минут.

– Спасибо, – сказал Дарлингтон и снова задумался.

Его вовсе не радовала перспектива преодоления примерно миллиона километров внутри зоны активных помех, где невесть кто будет палить в него невесть откуда, а он, несмотря даже на полученные от Лиги приборы, не сможет вычленить четкие цели для нанесения ответных ударов. На относительно низкой скорости, которая будет у него к тому моменту, преодоление опасной зоны займет почти минуту. Оно бы и ничего, не будь он уверен, что возле космических фортов его поджидает множество подвесок.

Гражданин адмирал даже подумал о том, не попытаться ли совершить микропрыжок к терминалу через гиперпространство, но тут же отказался от этой авантюрной затеи. Идея, конечно, представлялась заманчивой, но расчет столь короткого гиперпрыжка представлял собой астрогационную задачу чрезвычайной сложности. Недаром командир пикета манти не решился проделать такой трюк и направился к Медузе в обычном пространстве. Чем короче расстояние, тем большая требовалась точность, ибо даже ничтожная разница в настройке цикла гипергенераторов двух кораблей могла развести их в нормальном пространстве на расстояние в несколько световых секунд и безнадежно расстроить боевой порядок. Нет уж, лучше не рисковать. Надежность предпочтительнее спешки, и не стоит способствовать умножению хаоса. Его и без того достаточно.

– Полагаю, сэр, нам следует лечь на обратный курс и вернуться к терминалу, – сказал Дарлингтон, взглянув на гражданина комиссара Леопольда.

– А справимся мы с их космическими фортами? – осведомился комиссар, даже не посмотрев в сторону Хаффа, что не сулило гражданину коммандеру ничего хорошего.

– Думаю да, сэр. Правда, наши потери будут выше, чем предполагалось первоначально, но обеспечить контроль над терминалом мы сможем. Другое дело, удастся ли нам довести дело до конца и сохранить этот контроль до соединения с основными силами. Группа охранения терминала располагает почти тем же количеством дредноутов, что и мы. Если они решат вернуться, то окажутся здесь намного раньше адмирала Жискара, и я сомневаюсь, что, понеся немалый урон в бою с фортами, мы сможем и отбить нападение пикета, и не позволить флоту метрополии совершить транзит к Василиску от Мантикоры. С другой стороны, мы находимся далеко за пределами гиперграницы и при появлении превосходящих сил противника в любой момент сможем уйти в гипер. Как раз по этой причине, – добавил он, понизив голос, – гражданин адмирал Жискар и включил данный маневр в план возможных действий. Если обстоятельства сложатся не в нашу пользу, мы всегда успеем унести ноги.

– Понятно, – сказал Леопольд и, после недолгого размышления, кивнул. – Хорошо, гражданин адмирал. Действуйте.

– Гражданин коммандер, – сказал Дарлингтон, повернувшись к Хаффу, – мы возвращаемся кратчайшим курсом. Не исключено, что пикет терминала тоже попытается вернуться и навязать нам бой, а потому я хочу преодолеть зону ракетного обстрела фортов как можно быстрее.

– Есть, гражданин адмирал! – ответил Хафф и принялся готовить распоряжения по маневру остальным кораблям оперативной группы.

Когда нежданно объявившаяся новая группа хевов начала сбрасывать ускорение, Рено с трудом сдержал стон. Он угадал, как они собираются поступить, и даже понимал, что и почему у них не задалось, но облегчения не испытал. По той простой причине, что, исправляя допущенную оплошность, хевы могли нагрянуть к нему примерно через восемьдесят пять, если не меньше, минут, а он, в отличие от них, точно знал, что подвесок космическим фортам придано катастрофически мало. Обе крепости в совокупности могли дать залп лишь ста пятьюдесятью ракетами. Правда, уже через восемь минут следовало ожидать прибытия первого эсминца Восьмого флота… а через двадцать шесть – и первого супердредноута. И если Белой Гавани и впрямь удастся проделать свой трюк, не превратив корабли в бильярдные шары или, хуже того, сгустки плазмы, остальные супердредноуты будут прибывать с интервалом в сто тридцать секунд. И тогда он мог бы…

Пальцы вице-адмирала Службы астроконтроля забегали по клавиатуре, и на его лице появилась злорадная усмешка.

Когда сверхсветовая сеть сообщила о появлении нового вражеского подразделения, сердце адмирала Маркхэма сжалось. Как и Рено, он мгновенно понял, в чем заключался план противника, а заодно, с горечью отчаяния, и то, как глубоко заблуждались аналитики Адмиралтейства, считавшие Народный флот неспособным к проведению выверенных наступательных операций.

Но благодаря сверхсветовой связи между терминалом и Медузой он был осведомлен и о скором прибытии Восьмого флота – а потому позволил себе хищную усмешку. Правда, прибытие кораблей Александера никак не могло повлиять на судьбу его собственного подразделения – изменить ее способно было лишь прямое вмешательство Господа Бога. Но зато умников-хевов, возомнивших, будто они, подавив форты, установят контроль над терминалом и поймают в ловушку флот метрополии, ожидало жестокое разочарование.

– Дистанция ракетного огня через тридцать девять минут, – негромко доложил операционист, и Маркхэм кивнул.

– Интересно, как дела у гражданина Жискара? – сказал народный комиссар Леопольд.

Дарлингтон, повернувшись, встретился с ним взглядом. Народный комиссар говорил тихо, чтобы не услышал никто посторонний, и гражданин адмирал ответил ему так же приглушенно:

– Полагаю, на настоящий момент просто прекрасно. Скорее всего, он движется в избранном направлении, но с противником еще не столкнулся.

– А все-таки хотелось бы знать, что он делает, – сказал Леопольд, и Дарлингтон пожал плечами.

– Будь у нас сверхсветовые передатчики, какие есть у манти, мы бы знали все, а так – можем только строить догадки. Но принципиального значения это не имеет, потому что события, разворачивающиеся внутри системы, не способны повлиять на наше положение. Случись невероятное, сумей защитники Медузы разгромить соединение гражданина адмирала Жискара, они все равно не смогли бы напасть на нас. Мы скроемся в гипере задолго до их приближения.

Леопольд изумленно вытаращил глаза, и Дарлингтон подавил усмешку.

– Разумеется, гражданин комиссар, я и мысли не допускаю о столь прискорбном повороте событий. Я лишь пытался обрисовать самый пессимистический сценарий.

– А… – Леопольд сглотнул и слабо улыбнулся. – Понятно, гражданин адмирал. Но на будущее я попросил бы выражаться яснее.

– Постараюсь, сэр, – заверил его Дарлингтон.

В диспетчерском отсеке АКС Василиска давно позабыли о прохладе: вице-адмирал Рено, как и все его не отрывавшиеся от консолей сотрудники, взмок от пота. Все происходило у них на глазах, но в душе он до сих пор не мог поверить в случившееся.

Перед самым терминалом зависли тридцать девять эсминцев, появившиеся из туннеля почти неразрывной вереницей, словно древний докосмический грузовой поезд. Рено чувствовал себя до смерти перепуганным зверьком, на которого с грохотом накатывает огнедышащий, сверкающий огнями паровоз… Однако эмоции ничуть не помешали ему принять каждый корабль, сверить со списком и передать для дальнейшего сопровождения индивидуальному диспетчеру. Это казалось немыслимым, но Белой Гавани каким-то чудом удалось перебросить флот, избежав прямых столкновений.

Конечно, совсем без аварийных ситуаций не обошлось. Корабль ее величества «Глориозо» на долю секунды замешкался, перестраивая конфигурацию импеллера с паруса на клин, и на него едва не налетел следовавший за ним корабль «Лисица». К счастью, второй эсминец успел поднять клин буквально за мгновение до «Глориозо», но не успел задействовать полную мощность, и соприкосновение полей оказалось не столь катастрофическим, каким могло быть. Пострадали задние узлы «Глориозо». Взрыв уничтожил две трети кормового импеллерного отсека (о том, сколько пострадало людей, Рено старался не думать), но корпус и компенсатор уцелели, и система автоматических предохранителей спасла от взрыва переднее кольцо импеллерных узлов. Собственной инерции «Глориозо» в сочетании с блестящей реакцией капитана «Лисицы» оказалось достаточно, чтобы касание не погубило оба корабля, хотя промедление в тысячную секунды, малейшее замешательство вахтенного офицера или рулевого «Лисицы» могло повлечь за собой не просто полное разрушение двух кораблей, но и цепную реакцию столкновений. Реакцию, способную погубить тысячи людей.

Теперь опасность миновала. Из туннеля начали появляться первые супердредноуты. Огромные корабли были гораздо медлительнее эсминцев, однако в скорости переконфигурации парусов в клинья почти не уступали им, а более продолжительные интервалы следования давали им драгоценные дополнительные секунды для маневра. На практике провести сквозь туннель их было проще и безопаснее, чем эсминцы, и Рено позволил себе, со вздохом откинувшись в кресле, утереть со лба пот.

– Боже мой, получилось! – прошептал кто-то.

Мишель оглянулся через плечо. Кроме погруженных в работу дежурных, на командном пункте собрались служащие свободной смены – они, те, кому выпала роль беспомощных сторонних наблюдателей, пожалуй, переживали сильнее всех. Им оставалось лишь надеяться и молиться, и, похоже, их мольбы не пропали втуне. Во всяком случае, так думал говоривший – третий по старшинству офицер четвертой вахты АКС, Невилл Андервуд.

– Может, да, а может, и нет! – заметил Рено. – Пока что мы благополучно провели три… нет, уже четыре супердредноута. Но если в туннеле поцелуется парочка таких малюток…

Он поежился, и Андервуд рассудительно кивнул.

– Да хоть и не поцелуются: остается возможность того, что хевы засекут их прибытие и, черт бы их побрал, развернутся и удерут.

– Исключить это нельзя, – согласился Андервуд, – но верится в такое с трудом. Наши форты напустили столько помех, что хевам потребуются чертовски хорошие сенсоры, чтобы зафиксировать прибытие новых кораблей. А когда корабли закончат маневр и уменьшат мощность клиньев до стандартного уровня, их сквозь эту тучу ложных сигналов вообще нельзя будет увидеть с расстояния большего, чем пара световых секунд. Кроме того, – он выдавил натянутую улыбку, – признаюсь, Майк, я бы не очень огорчился, узнав, что они удрали. Может, тогда мне удастся забыть все, что я представил, когда думал, что они сотворят с нами.

– Сочувствую, Нев, – хмыкнул Рено, снова поворачиваясь к своему пульту. – Я тебя хорошо понимаю. Но я хочу заполучить этих ублюдков. Я хочу, чтоб они сдохли!

Андервуд вытаращил глаза. Мишель Рено всегда был человеком добродушным, незлобивым и до мозга костей гражданским. Как подозревал Невилл, Мишель пошел служить не на флот, а в астроконтроль именно потому, что испытывал ужас перед самой мыслью о насильственном лишении человека жизни. Но когда Андервуд поглядел на подключенную к сверхсветовым сенсорам голосферу, он сразу все понял.

До столкновения отважного вице-адмирала Маркхэма с основными силами хевов оставалось двадцать минут. И что произойдет через эти двадцать минут, было очевидно.

– Их РЭБ становится все лучше, гражданин адмирал, – сообщил штурман оперативной группы, когда Дарлингтон подошел к его консоли и вгляделся в туманную сферу, закрывшую пространство вокруг терминала.

– А активные помехи? Их тоже генерируют интенсивнее? – хмуро осведомился командир.

– Я бы не сказал, гражданин адмирал, но… Лучше я покажу…

Офицер ввел команду, и экран, мигнув, прокрутил в сжатом временном формате события ближайших нескольких минут.

– Вот и вот, – офицер выделил на дисплее изображения, не поддающиеся идентификации. – Мне кажется, гражданин адмирал, возможности их имитаторов куда выше, чем мы предполагали. Таких неопознаваемых точек становится все больше и больше. Пока нам удается не потерять ориентацию на форты, но это становится все труднее и труднее. Слишком много фальшивых импеллерных следов.

– Ну что ж, – со вздохом сказал Дарлингтон, – в конце концов, этого следовало ожидать. Сделайте все возможное, гражданин коммандер.

– Есть, гражданин адмирал.

Белая Гавань застыл на флагманском мостике «Бенджамина Великого», глядя на плывущую в глубине голосферы армаду. Грейсонские супердредноуты он переправлял первыми – ибо, как ни обидно было признавать это офицеру КФМ, эти новейшие корабли по тактико-техническим характеристикам превосходили большинство мантикорских. Восемь грейсонских левиафанов уже покинули туннель, три стояли в очереди, а уже за ними предстояло перемещаться мантикорцам. Адмирал Александер поспел вовремя, терминалу уже ничто не грозит, но к гордости за успешно проведенную операцию примешивались горечь и досада.

Причина заключалась не в повреждениях, полученных «Глориозо», и даже не в человеческих жертвах. Список погибших на эсминце насчитывал тридцать пять человек, и оставались еще около дюжины пропавших без вести. Граф считал себя ответственным за каждого своего человека, однако за восемь лет кровавой войны твердо усвоил, что потери, увы, неизбежны и он может заботиться лишь о том, чтобы свести их к минимуму… и о том, чтобы смерть тех, кого ему не удастся спасти, не оказалась напрасной.

Не огорчало его и отсутствие каких-либо признаков, указывающих, что контр-адмирал Ханаби собирается вернуться к станции. Граф не мог не признать, что с ее стороны это было правильное решение. Вернуться и прикрыть терминал она бы все равно не успела, и ей оставалось лишь предпринять попытку задержать хевов на пути к Медузе. Правда, спасти вице-адмирала Маркхэма уже не могла ни она, ни даже совершившая блистательный бросок от звезды Тревора могучая армада Восьмого флота.

Глубоко вздохнув, адмирал заставил себя отвернуться от главной голосферы и взглянуть на небольшой дополнительный дисплей, подключенный ко внутренней сверхсветовой сети. Сделал он это почти против воли: видеть происходящее в режиме реального времени – и, находясь так близко, оказаться бессильным повлиять на ход событий, было больно и страшно. Однако не смотреть он не мог, как не мог и предотвратить неизбежное.

Экран испещрила алмазная роспись светящихся точек: обе стороны произвели пуск с подвесок. Маркхэм выстрелил первым, и ракеты его были лучше, чем у хевов, но подавляющее количественное превосходство противника сводило эти качественные преимущества на нет. Картина, разворачивавшаяся перед глазами Александера, несла в себе некую мистическую предопределенность, ощущение того, будто он стал свидетелем не осмысленных действий наделенных разумом людей, а ужасной в своей бессмысленности катастрофы, вызванной слепым буйством разрушительных природных стихий.

Дальним уголком сознания адмирал отметил, как много вражеских ракет корабли Маркхэма смогли перехватить или отвлечь на ложные цели. Много, но недостаточно. Белая Гавань до крови закусил губу, когда первый королевский супердредноут исчез с экрана. За ним последовал второй… третий… четвертый… пятый. Три корабля во главе с «Королем Вильямом» продолжали сближение, но под их сигнатурами высвечивались символы серьезных повреждений. Они стремились сблизиться с врагом на дистанцию энергетического удара: отступать и сдаваться никто не собирался.

В перестрелке с кораблями Маркхэма погибли два супердредноута хевов, а остальные получили повреждения, хотя и менее тяжелые, чем мантикорцы. Но сейчас раненые левиафаны сошлись с врагом на короткой дистанции и вступили в ближний бой, яростный, беспощадный и безнадежный.

Он завершился в считанные секунды. Два супердредноута Народного флота погибли, минимум три получили серьезные повреждения, но из кораблей вице-адмирала Сайласа Маркхэма не уцелел ни один. Экран усеяли бусинки спасательных капсул, и хевенитских, и мантикорских. Их число было несопоставимо с числом выпущенных ракет, к тому же многие световые значки гасли, если подводила поврежденная в бою система жизнеобеспечения. Белая Гавань заскрежетал зубами, но заставил себя отвернуться от малого дисплея: позади него вынырнул из туннеля первый мантикорский супердредноут Восьмого флота. Граф бросил на изображения неуклонно приближавшихся вражеских дредноутов и линейных крейсеров взгляд, полный горечи и гнева, и тихо, так что никто этого не расслышал, пробормотал:

– Теперь наш черед, ублюдки!

И подал знак коммандеру Хаггерстону.

Хавьер Жискар вернул планшет облаченному в скафандр сигнальщику и задумался, не догадались ли манти о том, что «Саламис» является флагманом. Слишком яростные удары обрушились на корабль в последние несколько секунд. Однако, так это было или нет, гражданка капитан Шорт не зря была уверена в боевых навыках своих людей. Ценой неимоверных усилий ей удалось укомплектовать корабль квалифицированными техниками, и результаты уже сказались. Согласно ее докладу альфа-узлы «Саламис» вновь заработают в полную силу через двадцать пять минут. А это означало, что, в отличие от своего спутника «Гвичена», «Саламис» в случае нужды сможет уйти в гиперпространство.

Вздохнув, Хавьер опустился в командирское кресло и поманил рукой Джулию Лапиш. Операционист флота быстрым шагом подошла к командиру.

– Слушаю, гражданин адмирал.

Ее постоянно подавляемое раздражение затаилось где-то внутри, но в серых глазах полыхал темный огонь, и Жискар не понимал, что это означает. Создавалось впечатление, будто в последние несколько минут ей открылось нечто более грозное, чем БГБ, и угроза, исходящая от стукачей, стала чем-то несущественным. А может быть, Джулия просто пребывала в состоянии, описанном кем-то из писателей Старой Земли так: «Ничто не бодрит лучше, чем пуля, пролетевшая мимо».

– Вы готовы к передаче?

– Так точно, гражданин адмирал.

– Приступайте!

Она вернулась на место, по пути жестом подозвав своих помощников к консоли. Жискар откинул голову на подголовник кресла и потер закрытые глаза. Его корабли начали торможение с момента вступления в ракетную дуэль с манти, но набранная скорость была слишком велика, и ее не погасили до сих пор. Его несло по направлению к Медузе, и он мог лишь немного замедлить полет… чтобы дать персоналу орбитальных станций чуть больше времени на эвакуацию.

Адмирал вздохнул. Именно этого он больше всего ждал и больше всего страшился. Уничтожение восьми вражеских супердредноутов стоило ему потери четырех своих (даже пяти, если придется улететь, бросив подбитый «Гвичен»), но истинной целью рейда было уничтожение орбитальной инфраструктуры Медузы и уничтожение Грегором Дарлингтоном незаконченных крепостей и станции астроконтроля Василиска. Такой удар поразил бы не только материальные объекты Звездного Королевства, но и само его сердце, ибо Василиск и Медуза являлись не дальними, передовыми форпостами, а такой же неотъемлемой частью государства, как Сфинкс, Грифон или сама Мантикора. На протяжении восьми лет Мантикорский альянс вторгался в пространство Республики и захватывал республиканские планеты, но на этот раз пришло время возмездия. Он, Хавьер Жискар, жаждет мщения, и ничто не помешает ему преподать зазнавшимся врагам самый жестокий урок, какого могли бы пожелать Эстер МакКвин и Роб Пьер.

Но все эти соображения не мешали ему сокрушаться по поводу неизбежных чудовищных потерь – тысяч погибших людей, и своих и чужих, и бесчисленных триллионов долларов, составлявших стоимость намеченных к уничтожению материальных ценностей. Он знал, что многие его люди не видят в имуществе и оборудовании ничего, кроме стоимости, а истинные приверженцы нового режима не могли не радоваться возможности «ударить плутократов по кошельку». Но для Жискара эти объекты представляли собой овеществленные труд и мысль; не только результат финансовых вложений, но и воплощение идей, усилий и мечтаний. Все это ему предстоит уничтожить, даже если удастся предотвратить дальнейшие человеческие жертвы. А без них – в глубине души Хавьер это знал – обойтись не удастся. Джулия Лапиш беспрерывно транслировала сообщение, предписывавшее персоналу орбитальных спутников немедленно эвакуироваться, с точным указанием времени начала ракетного обстрела, хотя и без предупреждений только безумцы не убрались с орбиты на планету еще час назад, когда стало ясно, что оборонительный пикет не сможет остановить наступающих.

Однако – и на этот счет у адмирала сомнений тоже не было – кто-то остался. И останется до конца. У людей имелись свои представления об ответственности, чести и долге.

Жискар намеревался твердо придерживаться Денебских соглашений и Эриданского эдикта, но осознавал, что кого-то ему все равно придется убить. Погибших будет меньше, если Дарлингтон сумет вовремя захватить терминал и перекрыть путь флоту метрополии: в этом случае Жискар может не торопиться и начать разгром орбиты Медузы, лишь выдворив оттуда гражданских лиц. Но связи с Дарлингтоном Хавьер не имел уже шесть часов. Могло случиться всякое: вдруг форты или пикет терминала оказались сильнее, чем предполагалось, или флот метрополии уже совершил переход?