ГЛАВА 35

— Как ты думаешь, что их задержало?

Небрежный тон Брандарка никого не обманул. Он стоял на стене вместе с Базелом, Керитой, Вейжоном и Хартаном, глядя вверх, на Расселину. Их освещали яркие лучи еще нежаркого солнца. Если бы сейчас кто-нибудь с вражеской стороны решил пострелять, он нанес бы невосполнимый ущерб командованию защитников крепости. Но сейчас, учитывая тот бедлам, что воцарился в сотойском лагере после пения горнов, никто из них не ожидал ничего подобного, хотя они понятия не имели, что произошло.

— Думаю, после вчерашнего они просто проспали, — задумчиво произнес Вейжон в тон Брандарку. Хартан хмыкнул:

— Может, и так, но биться об заклад я бы не стал. Как бы то ни было, их планы явно изменились, потому что я уверен — они собирались отрезать нам уши.

— Я тоже в этом не сомневаюсь, — поддержал кузена Базел, — но…

Он внезапно умолк, остальные тоже замерли, заметив какое-то движение в Расселине. Из-за груды камней выехало несколько конных фигур, и Вейжон пробормотал что-то весьма похожее на ругательство.

— Томанак! Как, ради всех богов, они протащили сюда лошадь таких размеров?

— Они никого не тащили, — тихо отозвался Базел. Вейжон недоуменно посмотрел на него, и Конокрад усмехнулся, когда из-за валунов появился еще один всадник. — Это скакуны, Вейжон.

— Но… — запротестовал было Вейжон и тут же умолк, оценив размеры «лошадей». Рядом с ними шли люди, и голова самого высокого человека едва доходила до холки наименее крупного из скакунов. Последним выехал седьмой всадник, восседавший на коне меньшего размера, и Базел засмеялся:

— Чудно! Наверное, я несколько поспешил. Вон тот действительно на лошади, и будь я проклят, если мы с ним не знакомы.

— Знакомы? — Хартан недоверчиво покосился на него, потом пожал плечами. — И что мы теперь будем делать?

— Ну, если уж они приехали сюда, мы должны с ними поздороваться, — ответил Базел и легко перемахнул через стену крепости.

Остальные последовали за ним. Все, кроме Хартана, спустились по камням с трудом. Базел остановился у подножия склона, на котором стояло «Отчаяние Чарана», сложив руки на груди, подождал, пока сотойцы подъедут.

Это не заняло у них много времени. Вейжон с Брандарком. которые никогда раньше не видели скакунов, смотрели на них во все глаза. Невероятно, чтобы существа таких размеров отличались подобной грацией и изяществом, но скакуны каким-то чудесным образом совмещали в себе все эти качества. Базел же глядел на высокого рыжеволосого человека в серебристых доспехах, ехавшего во главе небольшого отряда на гнедом жеребце. Всадник, наблюдая уже привычную для него изумленную реакцию тех, кто видел скакунов впервые, серьезно кивнул Вейжону и Брандарку, но при этом не сводил глаз с Базела.

— Доброе утро, — произнес он. Его шлем без забрала открывал аккуратно подстриженную бороду и усы, а голос, слишком высокий для такого крупного человека, тем не менее звучал так, словно его владелец привык, чтобы ему подчинялись. — Ты, должно быть, сын Бахнака, — продолжал он, глядя на Базела.

— Да, это я, — подтвердил Базел и посмотрел на единственного человека, который сидел на обычном боевом коне, державшегося позади предводителя. — И тебе доброго утра, Венсит, — добавил он.

— Тебе того же, — отозвался маг, и огонь в его глазах засверкал ярче. Он улыбнулся. — Я же говорил тебе, что у меня свои дела на Равнине?

— Говорил, — ответил Базел, а потом снова перевел взгляд на всадника на гнедом скакуне. — Могу ли я узнать, кто ты? — вежливо поинтересовался он.

— Теллиан, барон и правитель Западного Ристалища, — просто ответил всадник ветра. Кто-то из друзей Базела издал возглас удивления, но Базел только кивнул, словно именно такого ответа он и ожидал.

— Возможно ли, чтобы именно ты отправил этих парней, — он махнул рукой на склон, усыпанный мертвыми телами, — вниз по Расселине?

— Нет, — коротко сказал Теллиан. Он белозубо улыбнулся. — Если бы это было так, уверяю тебя, все было бы гораздо лучше организовано.

— Думаешь? — Базел вскинул голову и засопел. — Да, наверное. Но все-таки ты пришел сюда?

— Да.

Теллиан кивнул и в свою очередь обвел взглядом мертвецов. Он помрачнел и некоторое время молчал. Базел спокойно ждал. Королевство Сотойи несколько отличалось от других своим устройством. Главными людьми после короля были бароны. В преданиях говорилось, что основателем Королевства был единственный барон, оставшийся в живых после падения Империи. Согласно легендам, он отказался от титулов герцога или графа, и так же поступили и многие другие беглецы. Эта традиция сохранилась до сих пор. Базел не знал, насколько верна эта история, но в любом случае человек, с которым он разговаривал, был одним из четырех высших сановников Сотойи, его «вотчина» по размерам сама тянула на небольшое королевство.

— Я не знал о намерениях губернатора Гланхарроу… — Внезапная фраза Теллиана прервала ход мыслей Базела. — Если бы знал, то не позволил бы ему их осуществить. Таким образом… — Он снова замолчал и покачал головой. — Нет, это не совсем так, — произнес он тоном человека, твердо решившего рассказать все как есть. — Я узнал о его намерениях, но только тогда, когда Венсит поставил меня в известность. И я с сожалением признаю, что не сразу поверил ему. Не вполне. — Его лицо омрачилось. — Я сам предпринял кое-какие меры, мои люди присматривали за Гланхарроу, и я думал, что могу скорее доверять их донесениям, чем сведениям Венсита. Потом я выяснил, что они, за единственным исключением, — обернувшись, он улыбнулся другому всаднику на угольно-черном скакуне, — разделяют взгляды Матиана. И вот…

Он жестом указал на погибших, и Базел кивнул, но глаза Конокрада оставались жесткими.

— Да… и еще тридцать семь моих людей лежат мертвыми там, в крепости, — произнес он угрюмо. Глаза Теллиана гневно блеснули, но он промолчал и только согласно склонил голову.

— Да, и это тоже, — признал он, и снова повисло молчание.

— Не скажешь ли ты мне, что ты собираешься теперь делать? — спросил Базел через миг.

— Не знаю, — ответил Теллиан. — Я никогда не думал, что такое может случиться, но вот это случилось. Чья бы ни была в том вина, и у нас, и у вас уже есть, кого оплакивать. И теперь я здесь, я пришел в Расселину и привел сюда мою армию. Учитывая эти обстоятельства, многие при дворе, да и не только при дворе, сказали бы, что самое разумное — нажать. Война началась, и на данный момент у нас имеется преимущество. Если мы сохраним для себя Расселину, то закрепим это преимущество.

— Да, я понимаю, — спокойно согласился Базел. — Ты думаешь о том, что в другое время мой отец не оставил бы этого просто так, он вполне мог бы нанести по Западному Ристалищу ответный удар. Но сейчас он бросил все свои силы на Чернажа. Значит, если вы будете «нажимать» и дальше, то получите шанс разрушить все его планы, даже сместить его в пользу Чернажа, и тогда вам будет не о чем беспокоиться. Я правильно излагаю?

— Приблизительно, — сказал Теллиан с угрюмой улыбкой.

— Что ж, меня это не удивляет, — честно признался Базел. — Наверное, на вашем месте я рассуждал бы так же. Но все не так просто, как кажется. Я говорил лорду Гланхарроу, что мы будем биться с ним до последней капли крови, то же я повторяю и вам. И что бы он ни считал, мы действительно принадлежим к Ордену Томанака. Поэтому подумай как следует, прежде чем решиться на нападение.

Несколько человек из свиты Теллиана сердито заворчали, но барон только пожал плечами.

— На что бы я ни решился, господин избранник, лично я не сомневаюсь, что вы служите Богу Войны, — ответил он. Один из пеших сотойцев недоверчиво хмыкнул, но Теллиан хмуро посмотрел на него. — Когда Венсит Румский ручается за что-то, у меня не возникает желания сомневаться в его словах. Но проблема все равно остается. Вы можете быть членами Ордена Томанака, но это не мешает всем вам быть градани. — Вейжон выступил из-за спины Базела, и Теллиан осекся. Потом он впервые за весь разговор улыбнулся от души. — То есть почти всем, — поправился он.

— И что же из этого следует, барон? — резко спросила Керита.

Теллиан повернулся к ней.

— А из этого, госпожа, следует вот что. Мы с вами можем считать данный случай делом, в которое вмешался Орден, чтобы предотвратить вспышку насилия и резню среди беззащитных. Но другие, возможно, посмотрят на это иначе. Я совершенно уверен, при дворе найдутся люди, которые увидят здесь только очередное столкновение градани с Сотойей. Они придут в ярость, когда узнают, что я отказался продолжать наступление. Будут и те, которые испугаются, что народ князя Бахнака расценит эту стычку точно таким же образом и захочет отомстить. Именно так и протекают все приграничные войны, разве нет? Обе стороны всегда могут оправдать свои поступки, ссылаясь на зло, причиненное противниками их отцам, дедам… пра-пра-пра-прадедам.

— Конечно, могут, — подтвердил Венсит, — особенно если это градани или сотойцы, — Базел и Теллиан одновременно подняли головы и нахмурились, а Венсит рассмеялся. — Уж я-то знаю! — заявил он.

Человек и градани взглянули друг на друга и тут же отвели глаза.

— Нет сомнений, маг прав, господин барон, — вмешался другой всадник. — Но лично я им не доверяю и никогда не подпустил бы к себе градани, особенно Конокрада, ближе чем на длину своего копья. — Лицо Базела помрачнело, но несколько сотойцев одобрительно зашумели.

— Может быть, Хатан, — отозвался Теллиан ровным голосом, — но сегодня решение принимаю я, а не ты!

— При всем моем уважении, Брат Ветра, — произнес Хатан официальным тоном, — ты берешь на себя слишком большую ответственность. Твое решение отразится на судьбе всей Сотойи. Мы оба рождены для ветра, и ты, и я. Если мне нельзя высказать свое мнение, то кто еще отважится на это?

Теллиан вспыхнул и раскрыл рот, словно собираясь ответить, но подумал и промолчал. Мгновение он смотрел на говорившего, потом неохотно кивнул и махнул рукой в сторону Базела, словно передавая право беседовать с ним Хатану. Всадник тихонько причмокнул, его скакун повел ушами, легко шагнул вперед и остановился прямо перед Базелом. В отличие от сотойцев, градани казались рядом с этими конями людьми нормального размера. Базел, стоявший неподвижно, снова скрестив руки на груди, спокойно встретил взгляд Хатана.

— Ты утверждаешь, что ты избранник Томанака, — начал наконец Хатан, обращаясь к Базелу, словно рядом больше никого не было. — Господин барон и Венсит Румский подтверждают твои слова. Что ж, хорошо, градани. Но ты можешь быть хоть десять раз избранником, только при этом ты все равно остаешься градани, Конокрадом, сыном правителя Конокрадов. — На лицах Хартана и Вейжона отразилось негодование, но Хатан не обратил на них внимания. — Мой Брат Ветра сказал, что приграничные войны уходят корнями далеко вглубь времен. Это так, Базел Бахнаксон. Сотойцы никогда не забудут, что ваш народ нападал на них с того самого дня, как они впервые ступили на Равнину Ветров. И мы не забудем, откуда взялось ваше прозвище — Конокрады, варвары, которые совершали набеги на наши табуны, крали коней — а мы любим их почти как собственных детей — и пожирали их, словно дичь! Что ты скажешь на это, избранник Томанака?

— Что скажу? — Базел качнул головой, его карие глаза глядели так же сурово, как серые глаза Хатана. — Я скажу, что объявляю себя избранником Томанака, потому что являюсь им на самом деле. Но ты прав: я градани и Конокрад. И Венсит был прав, говоря, что мы так же упрямы и злопамятны, как и сотойцы. Все это так, но ты поставил телегу впереди коня, Брат Ветра. Да, мы называем себя Конокрадами, и мы гордимся своим именем, потому что никакое другое имя в Норфрегсе не доставалось никому с таким трудом. Но давай я расскажу, как все начиналось. Да, мы нападали на ваши табуны, мы крали коней, да, мы их ели, потому что у нас не было иного выбора… не наш народ начал войну.

Хатан заерзал в седле, многие сотойцы возмущенно загудели, но Базел не удостоил их взглядом. Он смотрел прямо в глаза Хатану.

— Мой народ появился здесь, когда вас еще и близко не было возле Равнины Ветров, Брат Ветра! Мы пришли сюда, потому что все Расы Людей нас отвергли. После Падения все гнали нас от себя, и если бы мы погибли в диких и пустынных местах, остальные расы только бы обрадовались. И вот мы осели здесь, рядом с Равниной Ветров, на земле, которая никому не была нужна, подальше от «цивилизованных» народов, которые могли бы явиться ночью и сжечь наши дома вместе с женщинами и детьми!

Гнев в голосе Базела заставил всадников умолкнуть, карие глаза градани пылали, словно раскаленное в горне железо.

— И что же было дальше, господин всадник? Что произошло, когда ваши предки пригнали свои стада и табуны лошадей на Равнину Ветров? Если ваш народ об этом забыл, то мой помнит до сих пор. Мы помним Великий Голод, наставший после того, как ваши всадники обрушились на нас словно чума. Тогда горели амбары, а вместе с ними и урожай, и наши младенцы умирали на руках лишившихся молока матерей. Да, мы это помним, Хатан из Сотойи! Мы получили свое название от того, что вынудили нас делать ваши предки, у нас оставался только один выход — красть ваших коней, чтобы выжить! Думаю, если бы вы видели, как гибнут ваши дети, вы поступили бы точно так же!

— Чепуха! — отрезал Хатан. — Из старых летописей ясно видно, что это вы первыми напали на нас! И…

— Подожди-ка, Хатан. — Венсит не повышал голоса, но все взгляды почему-то обратились к нему. Он выдержал паузу, словно дожидаясь общего внимания, а потом пожал плечами. — Боюсь, история Базела ближе к истине, Хатан, — произнес маг мягко. — Конечно, его предки не были святыми, но начали все это вы.

— Но… — Хатан замолк, забыв закрыть рот. Потом он помотал головой. — Но это же невозможно. Все наши предания, вся история…

— Лживы, — завершил Венсит сочувственным тоном. Все сотойцы, даже Теллиан, смотрели на него с недоверием, и он вздохнул. — В отличие от всех вас, я при этом присутствовал, — пояснил он. — Я предупреждал короля Маркоса о том, что предки Базела живут неподалеку от Равнины, я уговаривал его не ссориться с ними, оставить их в покое, пока они сами его не трогают. Но он не послушал меня. Как почти все беглецы из Контовара, он ненавидел градани за то, что они делали, служа лордам Карнадозы. Его не заботило, что у них не было выбора. Ненавидеть проще, чем понять, поэтому он послал следопытов разведать местоположение поселений градани, дождался осени, когда был собран урожай, а потом, как и говорил Базел, приказал сжечь амбары, чтобы градани умерли с голоду.

Молчание повисло в Расселине после его слов. Сотойцы стояли или сидели, словно окаменев. Венсит снова вздохнул.

— Это были жестокие времена, друзья мои, — произнес он печально. — Жестокие времена для всех нас. Но вот что я скажу тебе, Хатан Рука-со-Щитом: из всех Рас Людей градани больше всех пострадали от Карнадозы. Они были одурманены заклинаниями, силу которых нам даже сложно представить, порабощены, превращены в скот, и они никак не могли преодолеть поразившую их злую магию. А когда горстка их, несмотря на немыслимые трудности, спаслась из Норфрессы, другие Расы Людей стали преследовать их, пылая ненавистью за то, что их вынудили сделать приспешники Карнадозы. Никто не слушал, когда граф Кормак, Эрнос Сарамантский или я говорили о том, что градани поступали так не по своей воле.

Да, они нападали на ваши табуны, потому что ваши предки не оставили им другой пищи. Да, они убивали и ели ваших лошадей, как и прочий ваш скот. Действительно, они предпочитали конское мясо говядине, потому что знали, как вы любите лошадей. Они шли на все, чтобы отомстить тем, кто пытался истребить их. Это вы впервые назвали их Конокрадами, Хатан, но сами они не взяли бы иного имени, потому что умели ненавидеть. Этому научили их ваши предки.

Он замолк, и один за другим сотойцы отворачивались от него, смущенно и ошарашено переглядываясь. Они нисколько не усомнились в рассказе Венсита, хотя он и опровергал все, что они знали прежде, но ведь он был Венситом Румским. И, как он сказал, единственным, кто лично присутствовал при тех событиях.

Базел разделял их изумление, хотя и по другим причинам. И градани, и сотойцам в течение многих столетий было известно, что их предания отличаются друг от друга, но никто из них и не подозревал, что у них есть возможность разрешить все сомнения и наконец узнать правду. Просто никто не догадался спросить у человека, который видел все собственными глазами. Теперь, когда правда вышла наружу, Базел не знал, что с ней делать. Она оказалась хуже обвинений и обличений, которыми градани и сотойцы осыпали друг друга все эти бесконечные годы, и подтверждение того, что Конокрады все время были правы, не играло почти никакой роли. Каким-то странным образом ненависть и недоверие между народами оказались единственными, что их связывало, и разрыв этой связи лишало их почвы под ногами.

Теллиан пошевелился первым. Он потряс головой, словно приходя в себя, и посмотрел на Базела.

— Я не… — Он замолк и прокашлялся. — Мне потребуется время, чтобы привыкнуть к тому, что рассказал Венсит, господин избранник, — произнес он. — Однако, как мне кажется, тот факт, кто начал первым, значит гораздо меньше, чем все, что за этим последовало… и то, как мы поступим сейчас. — Он неожиданно улыбнулся. От такой улыбки могло бы скиснуть молоко, но это все же была улыбка. — Если я верил в возможность прекратить вражду между нашими народами, когда считал, что это ваши предки напали на наших без всякой причины, почему же я должен менять мнение теперь, когда знаю, что виноват мой народ? Но я думаю, что сотойцы, которые не слышали правды от самого Венсита, едва ли в это поверят. Более того, некоторые откажутся верить, потому что поверить означает расстаться с ненавистью, а ненависть составляет основу их жизни. И еще — боюсь, что рассказанное Венситом в любом случае не предлагает нам простого решения сегодняшней проблемы.

— Наверное, ты прав, — сказал Базел. — Но решение найти необходимо.

— Согласен. К сожалению, я вижу только один вариант, который устроит Сотойю.

— Какой? — поднял голову Базел. — И должен ли я заключить по твоему тону, что он скорее всего не устроит градани?

— Именно этого, — признался Теллиан, — я и опасаюсь.

— Что ж, говори, — нетерпеливо потребовал Базел, когда барон снова замолчал.

— Ладно, господин избранник. — Теллиан глубоко вздохнул. — Единственное, что от нас требуется, — покончить со всем прямо здесь и сейчас, чтобы не была развязана настоящая война. И единственный способ это сделать — капитуляция одной из сторон. А поскольку вас меньше двух сотен, а нас больше четырех тысяч…