В рассказе подробно описывается бунт Уравнителей, упомянутый в «В руках врага».

Радикальная группировка не остановится перед многотысячными жертвами, чтобы захватить власть в НРХ. Надеяться Комитету не на кого: силы правопорядка разрозненны и дезориентированы, а связь с флотом потеряна, да и военные не горят желанием помогать палачам их сослуживцев. Единственный, кто может быстро среагировать — это адмирал Эстер МакКвин, герой войны с Мантикорой. Но входит ли спасение Комитета в ее честолюбивые замыслы?

Комитет общественного спасения Народной Республики Хевен редко собирался в полном составе. Во-первых, по соображениям безопасности; во-вторых, после чистки Парнасской фракции соперничество между членами стало слишком свирепым. Два десятка мужчин и женщин напряженно сидели за длинным столом, который новый режим унаследовал от прежнего правительства Законодателей. Темное дерево и кремовая обшивка комнаты придавали комнате сдержанную элегантность, также напоминавшую о прежней эпохе. Что ни говори о Наследственном президентстве и его элитарных подхалимах, а в хорошем вкусе им не откажешь. Не очень-то он им помог, когда челюсти его капкана сомкнулись на них.

«Что ж, по крайней мере мы не стреляем друг в друга, — устало подумал Председатель Роберт Стэнтон Пьер. — Пока». Порой он спрашивал себя, что хуже: спекулянты, налетевшие на государство словно туча мух, или Корделия Рэнсом с ее зловещими «Неподкупными».

Там, у Звезды Тревора, шел бой между силами Республики и Звездного Королевства Мантикоры. Мужчины и женщины гибли тысячами, чтобы купить Комитету больше времени. Черт побери, как он устал от кретинов, которые только тратили впустую это время, добытое кровью!

— Граждане, — холодно произнес Председатель Комитета Общественного Спасения.

Наступила тишина. Он мрачно кивнул. Соперничество не шло на пользу военному делу Народной Республики, но зато снижало вероятность того, что достаточно большое число членов Комитета объединятся против него… а он знал с тяжкой уверенностью, что никто из возможных преемников не станет ему достойной заменой. Его взгляд невольно обратился в сторону начальника Бюро Государственной Безопасности. Лицо Сен-Жюста, как обычно, ничего не выражало, а внешность была настолько незаметной, что лишь эта крайняя неприметность и могла броситься в глаза. Оскар бы справился. Но Госбезопасность помимо страха вызвала слишком много ненависти, не в последнюю очередь среди флотских. Никто не примет главного палача чисток в роли главы государства. Кроме того, первым шагом нового начальника Комитета станет чистка БГБ, а значит, им не оставалось ничего иного, кроме как продолжать поддерживать его, Пьера.

«Оскар же все прекрасно понимает. Мы прошли слишком длинный путь». Пьер подумал, что у него начиналась паранойя. В комитете у него нет друга надежнее, чем Оскар Сен-Жюст.

«Будем надеяться», — подумал он. Оседлав тигра, уже не спешишься. У него нет иного выхода, кроме как вынести и Хевен, и себя самого из нынешнего кризиса. Корделия Рэнсом улыбнулась в ответ, и он кивнул ей. — «Она мне тоже нужна». — Именно Рэнсом построила пропагандистскую машину Комитета, подхлестнула долистов из апатии. Она надзирала за кровавым карнавалом, когда законодателей и их семьи скормили Народным судам, а потом убедила массы, что их смертельный враг — Звездное Королевство Мантикоры.

Это было недальновидно, глупо — хуже, чем глупо, внутренне противоречиво — и накрепко связало ему руки. Его власть неоспорима, но только до тех пор, пока он ведет огромное миллиардоголовое чудовище туда, куда оно само хочет идти. И она помогла мобилизировать долистов. Орды паразитов, которые топили старый режим, требуя все большего БЖП — Базового жизненного пособия — толпами ломились в Народный флот и морскую пехоту, на верфи и военные заводы. Отказавшись от хлеба и зрелищ. Умоляя, требуя работу, искренне желая учиться, чего Народная Республика не могла добиться от них поколениями с ее слабым подобием системы образования. Одна только мощь этих процессов одновременно воодушевляла и отпугивала; он не представлял другой силы, которая бы уничтожила громадную массу социальной инерции, тащившей вниз его страну всю его жизнь. Если бы только они выиграли войну…

Тогда они смогут расслабиться, тогда он сможет во благо употребить свою власть, за которую он заплатил своей душой и возможностью спокойно спать по ночам. Однако если он помедлит хоть секунду, все это обрушится на него. Истинные Верующие Рэнсом только и ждут этого, а за ними фракции с фанатизмом таким гротескным, что пугал даже белокурую Корделию. Например, Ла Бёф и его Организация Равных, уравнители.

«Мы разбудили зверя, — подумал он. — Неплохо, пока им можно управлять. Но если он еще и думать начнет?»

— Мы собрались, — прямо сказал он, — чтобы обсудить большое изменение в нашей политике в целом. Как вам известно, мы оживили наши вооруженные силы с помощью политики равноправия, где положение человека определяется его способностями.

Иными словами, прикончили всех, кто мог оказаться ненадежным или показал хоть намек на некомпетентность.

— Но теперь мы достигли точки, когда результаты ухудшаются из-за… строгих правил, установленных сразу после переворота.

Иными словами, получили молодой, энергичный, способный и до чертиков напуганный офицерский состав. И последнее начинает перевешивать преимущества первого.

Покойные отпрыски Законодателей, ранее командовавшие флотом, не были потерей. Пришло время Комитету и его политическим офицерам вспомнить, что новая поросль всем обязана новому режиму. Кроме того, профессионалы и призывники, из которые состояли рядовые члены старорежимного флота, разбавлялись волнами революционных добровольцев, выливавшихся из ускоренных учебных курсов.

— Нам нужно изменить… — начал было он, и уставился в изумлении, когда дверь распахнулась настежь.

— Сэр! — сообщил офицер сил безопасности Комитета. — Сэр, чрезвычайная ситуация.

Гражданка адмирал Эстер МакКвин не питала большой любви к Комитету Общественного Спасения. Нельзя сказать, что от него не было никакой пользы: он убрал с ее пути Законодателей, а не имея патрона она не продвинулась бы далеко во флоте Народной Республики при старом режиме . Уничтожение всех правящих семейств Законодателей и расстрел всех остальных, кто не достаточно убедительно изображал преданность новому режиму или проиграл бой манти, обеспечило очень быстрое продвижение уцелевших.

Проблема в том, что, насколько она могла судить, почти весь Комитет не только ни на йоту не разбирался в военных делах — что уже опасно — но и совершенно не желал признаться в своем невежестве даже самим себе. А это уже могло быть смерти подобно. Не говоря уже об их привычке расстреливать всех, кто проиграл, всех родственников и всех друзей проигравших, а также родственников друзей проигравших. Такие порядки вызывали тревогу и тем более не способствовали смелому, дерзкому командному стилю. Очевидно, Комитет полагал, что можно победить не рискуя.

Она посмотрела на своего гражданина Комиссара — иначе говоря, политического надзирателя — Эразмуса Фонтейна, сидевшего напротив. Он сам терпеливо ждал, из окна во всю стену любуясь видом столицы Народной Республики со сто пятого этажа. Новый Париж до сих пор отличался какой-то обшарпанной красотой, даже после целых поколений упадка от абсурдной экономической политики Законодателей и под бременем долгой войны с Мантикорой. С такой высоты видно было лишь великолепие башен. Но не пустые окна и разбитые фонари, сгустки ярости и подозрения, ужас массовых арестов и ледяной страх ночных исчезновений. Или еще худший кошмар Народных судов и расправы черни, которая по жестокости превзошла даже прежние банды. Хуже всего были те, кто вернулись из «Исправительных центров». Очень тихие люди, которые мало говорили и работали как машины. Обычно у них не было зубов.

«Что ж, я более-менее уверена, что по хотя бы расстреливать меня не станут.» По крайней мере, ее вовремя вытащили из того разгрома на фронте. Хотя ни в чем нельзя быть уверенным… остается узнать, зачем ее запихнули в эту труднодоступную башню, кишевшую бюрократами. Это превратило ее в невидимку; если Хевен и был чем-то хорошо снабжен, так это башнями с роем крючкотворов. «Наши датчики отнюдь не так хороши, у манти превосходящие компенсаторы инерции, но по производству бюрократов мы впереди всей галактики. Ха, бред, абсурд».

Фонтейн отпускал загадочные намеки и недомолвки про «важное собеседование», возможно, с самим председателем. Пора бы уже перейти к делу. Она открыла рот, чтобы заговорить. Но не успела произнести и слова: в этот миг громадное здание, в котором они находились, содрогнулось до основания.

Фонтейн огляделся; у него была внешность тихони, и большую часть времени он казался круглым дураком, но при этом занимающим положение, которое делало его опасным. Сейчас же на его лице явственно проступал шок, а ум в его глазах поразил ее.

— Что это? — спросила она. — Землетрясение?

Здание снова тряхнуло, на этот раз сильнее. МакКвин втиснулась рядом с комиссаром, чтобы самой выглянуть наружу. Яркая актиничная вспышка заставила ее непроизвольно отпрянуть и закрыть лицо рукой, а затем вытереть слезы боли, когда остаточные изображения заплясали по сетчатке. Ветерану космических боев не нужно было сообщать, что сверкнуло в ночном небе. «Ядерная бомба, — подумала она. — И довольно большая». Разрыв боеголовки, а не той разновидности, что накачивала рентгеновские лазеры в бою между кораблями.

Эта мысль появилась из ненормально логичной, бесстрастной части ее разума. Остальное было бессвязно. Не мог же сам Хевен подвергнуться нападению…

— Манти, — сказала она. — Они могли решиться на прорыв… бросить на нас все…

Их взгляды встретились в обоюдном ужасе и смятении. Согласно штабным разработкам Народного флота, это был бы слишком большой риск для любого военачальника в здравом уме. Но граф Белой Гавани, командующий Королевским Флотом Мантикоры, достаточно часто шел на риск в последнее время.

Толкаясь плечами, они устремились к терминалу связи в приемной. МакКвин безжалостно оттолкнула старшего хевенита, и ее пальцы заплясали по клавиатуре. Она не стала заниматься общественными каналами новостей: они ничего не знают, да если бы и знали, им бы все равно не позволили ничего сказать. Было довольно сюрреалистично смотреть отрывки новостей о сельском хозяйстве, триумфах Новой Республики и счастливых долистах на ускоренных курсах обучения — хотя бы это более-менее правдиво: им наконец удалось заставить значительное число пролетарских бездельников добровольно заняться чем-то полезным, а именно, работать на войну. За окном снова вспыхнуло, и в репортажах появились помехи. Электромагнитные импульсы мешали трансляции. Их явно немало, если они сумели пройти сквозь цифровые фильтры шума. Она прорвалась в аварийные каналы флота.

— Ого, — тихо пробормотала она.

— Ого? — повторил комиссар.

— Логическая бомба, — сказала МакКвин. — Смотрите. — Она расширила экран и развернула его. — Мусор. Перенаправления, перекрестные ссылки, искаженный текст, перекрестные контуры обратной связи, самопроизвольные дампы основной памяти… Ничто не работает как положено.

— Невоз… — начал было Фонтейн.

Они снова посмотрели друг на друга. Любая военная служба в заселенной человечеством галактики зависит от информационных систем; у каждой службы есть защита от внешних логических бомб, неуязвимая для взлома. У каждого корабля также есть аварийная процедура: обрубить все связи с сетью, чтобы защититься от проникновения, если система была взломана.

Значит, кто-то совершил это изнутри , и они успешно разбили Флот Метрополии на множество раздробленных единиц до тех пор, пока систему не восстановят. На это уйдут часы, тогда как и за пару часов многое может случиться. Любой командир с трудом решится действовать без приказа или достоверных данных. Особенно в Народном флоте, где тот, что проявляет независимую инициативу без приказов сверху, рискует оказаться у ближайшей подходящий стенки.

— Гражданин комиссар, — медленно произнесла МакКвин. — Думаю, вам лучше попробовать зайти в сеть службы безопасности. И узнать, что же, черт возьми, происходит.

— Лучше не выйдет, гражданка адмирал, — объявил Эразмус Фонтейн спустя пятнадцать минут.

Он остро сознавал пот, текущий под воротник его формы. Для такого сдержанного человека, который десятилетиями оттачивал искусство не показывать никаких звуковых или телесных сигналов, кроме тех, что нужны ему, это было унизительно.

— Мой допуск опознан, — наконец сказал он. — Но это вызывает какую-то подпрограмму, которая перенаправляет мои вызовы. Какой-то вирус с ИИ 1, живет в любой открытой памяти, которую может найти.

— Вы можете хоть чего-то добиться?

— Я установил односторонний канал с сетью Службы безопасности. Контакты живут шесть-двенадцать секунд, а потом ИИ выкидывает меня. Посмотрите сами.

МакКвин не заставила себя долго ждать. Первым был сигнал с нашлемной камеры, передававшей с уровня земли. Адмирал моргнула: она никогда не видела столько людей одновременно. Долисты, судя по кричащим лохмотьям. Они несли плакаты — «Найти предателей» и «Победа народу», щедро перемешанные с «Равенство навсегда, равенство сейчас» — но беспокоил ее звук, который они издавали. Не хор, а скорее шторм, который она однажды видела на другой планете. Там, где медленные ленивые волны обрушивались на скалу бесконечными серыми рядами и заставляли дрожать камень под ее ногами. У толпы был такой же звук, но он был живой. И полный ненависти. Комитет приложил усилия, что пробудить долистов из спячки в революционный пыл, и добился успеха. Чересчур большого успеха.

— Огонь, — сказала она. — Ну же, кто там командует, дай приказ…

Камера на шлеме повернулась вправо-влево и показала длинный ряд полиции Общественного Порядка, стоящих по двое в ряду и вооруженных щитами и дубинками; за ними висел прямоугольный транспорт, орудийная башня которого была заряжена звуковыми бомбами и клейкогелем.

— Гражданка адмирал, полиция не может применить смертоносную силу без политического разрешения. И сейчас этот отряд не может получить разре…

Толпа рванула вперед, выбросив перед собой волну бутылок и камней. МакКвин без больших трудностей находилась в рубке во время боев, где гибли десятки тысяч… да и флагман не был неуязвим для оружия, которое могло превратить его в плазменный шар. Однако тысячи ревущих лиц, мчавшихся к камере, заставили ее отпрянуть на сиденье, как при внезапном появлении льва. Пробудились инстинкты гораздо древнее космических полетов — древнее, чем огонь или кремень.

Перед тем, как изображение исчезло, камеру швырнуло на землю. Были видны ноги, проходящие мимо, а шлем дрожал, когда толпа неслась по нему. И, осознала она, по телу, на котором было оборудование.

Экран опустел, а потом дрогнул. Еще одна нашлемная камера, но на этот раз в более знакомой обстановке: доска тактического дисплея, но наземная модель. Она показывала голосхему города, но информационные отметки в основном состояли из янтарных мигающих огоньков, означающих «нет данных».

— Гражданка лейтенант, — раздражительно сказал голос — голос человека, на котором надет шлем.

— Гражданин капитан!

Лейтенант была одета в маскировочную форму и кирасу от пехотной брони. Знаки рода войск на ее воротнике были красно-черными, которыми пользовалась только Бюро Государственной Безопасности.

Десантно-штурмовой батальон, подумала МакКвин. Головорезы Госбезопасности, но вооруженные до зубов.

— Гражданка лейтенант, что-то происходит, но мы совсем не получаем никаких сведений. Возьмите транспорт, доберитесь туда и ознакомьтесь с ситуацией. Потом доложите мне лично. Ясно?

— Так точно, гражданин капитан!

Лейтенант надела шлем, скрывший лицо под забралом, и поспешила к транспортному парку в наружной части крыши башни. Голос закричал: «Ложись! Ложись !»

МакКвин увидела, как фигуры вокруг тактического дисплея ныряют, чтобы укрыться, и камера почернела окончательно, в отличие от предыдущей трансляции. Секунды спустя отдаленный растянутый «буууум» эхом раздался в окне.

— Довольно, — твердо заявила она комиссару. — Здесь от нас не будет никакого толка. Ясно, что происходит какая-то атака на правительство.

Комитетский надзиратель кивнул.

— Именно так. Но у нас нет другой информации, чем… — он махнул рукой в сторону экрана, который показывал скучающего офицера службы безопасности, попивающего кофе перед экранами. — …чем у них.

МакКвин посмотрела в глаза Фонтейна:

— На ваш профессиональный взгляд, гражданин комиссар, что за чертовщина происходит?

Фонтейн долго молчал. Затем его лицо слегка скривилось, как будто он откусил от кислого фрукта. «Решает, что нужно сказать правду, — подумала МакКвин. — Должно быть, ему не очень приятно».

— Гражданка адмирал, я думаю что это попытка свергнуть правительство, замаскировав переворот под народный бунт. А вот кто это… — он снова помедлил. — Не могу сказать. Скорее всего, уравнители Ла Бёфа. Фракция полных психов, отколовшихся от ПГП 2, но среди их главарей есть несколько очень умных людей.

— Жаль, что их Комитет не расстрелял, — ответила МакКвин.

— Возможно, хотя они пригодились против парнасцев. Тем временем, у нас по-прежнему совсем нет информации.

— Информации нет, гражданин комиссар, — ответила МакКвин. — Но, скажем так, я предприняла кое-какие меры на тот случай, когда дела нельзя решить через обычные каналы. Гражданин сержант Лондерс! Выполнить Танго Три-Девять!

Лицо Фонтейна побелело, когда дверь распахнулась и за ней обнаружился десяток морпехов в полной боевой броне. У каждого было наготове импульсное ружье или энергетические оружие… и все они целились прямо в него.

Их взгляды снова встретились. «Понял, надсмотрщик. Я и не собиралась сдаваться без боя, если вызов на землю был маневром по моего аресту». БГБ уже убедилось, что попытка арестовать адмирала на мостике его флагмана может обойтись недешево.

— Гражданка адмирал? — вежливо спросил сержант.

— Уходим отсюда, сейчас же, — сказала она. — Двигайтесь.

— Нойфер, — сказал сержант.

Кто-то из его отряда поднял оружие. МакКвин и Фонтейн автоматически отвернулись и прикрыли глаза. Свет все равно проник сквозь их ладони, на мгновение резко очертив кости пальцев, прямо перед тем, как жар и давление толкнулись в спину как огромные теплые подушки.

Они обернулись, моргая; за окном висел бот.

— Что ж, я знал, что вы не верите в полумеры, — пробормотал Фонтейн.

— Поехали, — сказала она. Два морпеха подхватили ее под руки, а другая пара взяла Фонтейна; их броня и двигатели перенесли их от разбитого окна до открытого люка по точной, математической кривой.

— Гражданин энсин, — сказала МакКвин еще до того, как ступила на палубу. — Отправляйтесь по спирали над городом. Сканнеры на полную.

— Гражданин адмирал, это…

— … категорически запрещено, все равно выполняйте, — сухо приказала МакКвин.

Лицо энсина обливалось потом, когда его руки двигались над панелью управления.

— Есть, мэм!

«Поосторожнее, сэр и мэм контрреволюционны», — хмуро подумала она.

— Есть защищенная линия связи с «Руссо»? — спросила она.

— Да, мэ… гражданка адмирал.

— Хорошо. Полный сброс данных, а штаб должен быть в сборе, как только мы состыкуемся. Двигайтесь, и не бойтесь разбить окна. Визуальную информацию на этот экран.

Она чувствовала молчаливое присутствие Фонтейна у локтя, когда бот взлетел с воем рассекаемого воздуха. Только легкая вибрация и рывок ускорения намекали на дикую крутую спираль, которой следовало судно, или о десятках едва не случившихся столкновений, оставленных позади. «Разумеется, имея в своем распоряжении весь флот, я весьма тщательно выбрала пилота для моего собственного личного бота».

— Сэр, — обратилась она к Фонтейну — комиссаров можно было называть почетными титулами. — Если мы хотим спастись, мне потребуется ваше полное содействие. Оно у меня есть?

— Гражданка адмирал, вы его получили, — тихо ответил Фонтейн, не отрываясь от экрана.

— Вот суть дела, — сказала МакКвин своему штабу.

Быстрый взгляд на цифры в углу большого трехмерного дисплея дал ей знать, что с тех пор, как она почувствовала ту дрожь под подошвами, прошло всего-то полчаса. Явно достаточно времени, чтобы перевернуть весь мир с ног на голову. Мужчины и женщины вокруг нее инстинктивно придвинулись вперед. Супердредноут «Руссо» был задуман как флагман флота, и места на нем хватало — даже слишком для минимального состава команды, который она взяла с собой обратно, и учитывая потери у Звезды Тревора. В воздухе все еще висел едва уловимый запах озона, перемешанный с горелой синтетикой и, несмотря на всю чистку, устроенную экипажем, слабым запахом гниющей крови. Избавиться от него удастся только на верфи.

— Коммуникационные сети Флота Метрополии, службы безопасности и вооруженных сил Нового Парижа выведены из строя на ближайшее время — на часы, по крайней мере, но этого вполне хватит.

Она указала на дисплей. Он показывал диспозицию кораблей вместе с кодированными диаграммами. Проекция города под ними была почти сверхъестественно подробна. Сканнеры корабля собирали достаточно тактических данных, чтобы приблизительно сообщать необработанные цифры и типы оружия. По крайней не было новых минибомб после того первого залпа.

— Как видите, внизу идут обширные бои. Слава Богу, пока не в космосе, но можно предположить, что взломанную систему связи использовали для дезинформации различных сил полиции и службы безопасности. Это привело к тому, что многие из них теперь сражаются друг с другом , находясь под впечатлением, что остальные на стороне повстанцев. В то же время, очень большое число… — она чуть было не сказала «пролов», — представителей народа находятся на улицах. Первоначально все направлялось сторонниками вождей переворота, но потом распространилось, и теперь там может быть до миллиона мятежников, убивающих и громящих воображая, что защищают революцию. Те силы службы безопасности, которых не отвлекли ложные сообщения, тратят основные усилия на то, чтобы не допустить толпу в правительственные башни.

— Ох, замечательно, — сказал капитан ее флагмана.

Относительно младший офицер спросил:

— Гражданка адмирал… на орбите находится весь Флот Метрополии, несколько транзитных десантных бригад, да черт, отряды морпехов только на кораблях составляют вместе целую дивизию. Что мешает им прекратить это безумие?

МакКвин прочистила горло и посмотрела на комиссара Фонтейна. Тот мрачно кивнул. «Мы расстреляли всех военных, кто мог бы вмешаться в политику». Да и весь бунт против Законодателей начался с акции, которая выглядела так, словно флотские затеяли переворот.

— В связи с… различными обстоятельствами… — начал Фонтейн. — Маловероятно, чтобы кто-то из капитанов или более высокопоставленных офицеров предпринял какие-то немедленные действия. — Столичный флот чистили еще суровее, чем обычно: в конце концов, они ближе всех к Комитету. — По крайней мере, не сейчас. Заговорщики явно надеются на это. Должно быть, они планируют добиться своей цели до того, как будет организована контратака.

— Как всем вам известно, граждане, — нейтрально сообщила МакКвин, — у чрезмерно централизованной системы принятия решений есть свои преимущества и недостатки.

«И сейчас один из этих недостатков поднял свою уродливую голову и укусил Комитет Общественного Спасения за их несчастный зад», — подумала она.

Эта же логическая цепочка происходила в голове каждого из присутствующих. «Руссо» вполне может оказаться единственным относительно независимым фактором, который способен спасти нынешний комитет.

Оставался лишь один вопрос: стоит ли это делать? Она могла прочесть по лицам, что большая половина присутствующих офицеров готова без сожалений послать Комитет к черту — и это не считая тех, кто умел заставить свое лицо ничего не выражать. МакКвин взглянула на Фонтейна и увидела, как тот побледнел, когда понял, что ей оставалось только подождать. МакКвин слишком хорошо контролировала себя, чтобы улыбнуться — без этой способности она бы не прожила так долго. Впрочем, улыбка и не нужна.

— По сути, благодаря совпадению, я скорее всего единственный вышестоящий офицер, кто имеет реальное представление о том, что происходит. Я не буду критиковать Комитет. — Головы бессознательно закивали: на такое пошел бы только полный идиот. — Тогда, давайте допустим гипотетически: даже если кто-то не одобряет героические усилия Комитета по спасению народной республики, все же с его стороны будет мудро помочь Комитету в сложившейся ситуации, исходя из старого принципа, что всегда следует рассмотреть альтернативы. Гражданин комиссар, не могли бы вы сообщить нам основную информацию об Уравнителях Ла Бёфа?

Фонтейн приступил к докладу. Его спокойный сдержанный голос и бесстрастные термины, использованные им, сделали его описание еще эффективнее. Падение Законодателей вытащило пробку из бутылки, и на поверхность всплыли крайне радикальные идеологические подонки. Когда он замолчал, МакКвин с благодарностью кивнула, отмечая выражение ужаса на лицах офицеров вокруг тактического дисплея. По сравнению с тем, что готовил для Народной Республики Ла Бёф, Роб С. Пьер казался гуманистом.

— Конечно, у нас нет приказа, — начала она. — Однако рассмотрим просто как упражнение…

Роб С. Пьер, Председатель Комитета Общественного Спасения, посмотрел на стол. Теоретически, и, вплоть до сорока пяти минут назад, практически, сидящие здесь мужчины и женщины держали в своих руках судьбу каждого индивидуума в Народной Республике. Власть Республики распространялась на сотни световых лет и десятки планет, десятки миллиардов людей.

— Но прямо сейчас, у нас есть это здание и почти ничего больше, — подвел он итог. — Мы даже не знаем, кто нас атакует. Нам известно только, что они побеждают.

Кто-то из сидящих за столом дернулся, как будто Пьер нажал кнопку и послал электрический заряд по их креслам. Бывает иногда… с горечью подумал он. Даже с воздухоочистителями можно унюхать… нет, ощутить, злость и страх. Однако вернемся к текущим делам.

— Беру назад свое последнее утверждение. Еще нам известно, что они проникли в наши ряды, потому что иначе бы это не произошло как раз тогда, когда я созвал срочное пленарное заседание. Осознаете ли вы, граждане, что в этом здании сейчас находятся все наши руководящие кадры, причем со всем своим штатом? Что такого не случалось больше одного раза последние полтора года?

По всей видимости, еще не всем это приходило в голову: температура в длинной пустой комнате, казалось, упала еще на пару градусов, и взгляды, которые они украдкой бросали друг на друга, из затаенно размышляющих превратились в яростные. Он повернулся к нервозному техническому специалисту, которого служба безопасности привела для доклада. Человек стоял, как натянутая струна, как будто желал, чтобы его жизненно важные функции прекратились.

«Я начинаю думать, что мы достигли пределов того, чего можно добиться страхом», — подумал дальний уголок его мозга, та часть, которая не была озабочена его собственной вероятной смертью в следующий час-два.

— Пожалуйста, доложите, гражданин майор, — обратился он.

— Гражданин Председатель, мы восстановим сеть — участки первостепенной важности — не позднее, чем через два часа сорок пять минут. Возможно, через два часа, но этого я не могу гарантировать.

Кто-то перебил:

— Слишком до…

— Тихо! — крикнул Пьер, и треснул ладонью по столу. В растущем бормотании это прозвучало как выстрел. — Паника не поможет! — Он обратился к офицеру. — Прошу вас, сделайте все возможное, гражданин майор. Будущее Республики в ваших руках.

И в руках четырех отдельных нескоординированных и разрозненных сил правопорядка, две из которых сражаются друг с другом, подумал он.

Они предприняли очень тщательные меры предосторожности во всех вооруженных силах, близких к Комитету. Проблема оказалась в том, что эти меры предосторожности почти полностью разрушили способность этих сил иметь дело с кем-либо еще, кроме как друг с другом.

В этот миг Роб С. Пьер искренне пожалел, что не верит в Бога. Потому что сейчас, казалось, больше нет никого, к кому бы он мог обратиться.

— Гражданка адмирал, — сказал бригадный генерал морпехов. — Есть четыре проблемы — четыре взаимосвязанных проблемы.

Гражданин бригадный генерал Джерард Конфланс был невысок, но опрятен и широк в плечах, с длинными пальцами. Сейчас его лицо застыло, но в уголках глаз можно было заметить морщины от смеха, и у него были необычные пышные усы.

Он поводил курсором над улицами города.

— Во-первых, толпа. Многие из них вооружены, и их так много, и атакуют они так много объектов, что делают невозможным любое передвижение.

— Во-вторых, есть силы Президента, Столицы, Комитета и Госбезопасности. Многие из них активно воюют друг с другом, и ни у кого из не налажена связь с Комитетом, если только они не посылают гонцов с копиями сообщений. Вряд ли они поверят, что силы флота, появляющиеся внезапно и без предупреждения, не являются еще одной угрозой.

В-третьих, сами заговорщики. Они захватили последние десантно-штурмовые части, которые преграждали им путь нападения на штаб-квартиру Комитета.

В-четвертых, и это самое серьезное: остальные подразделения Флота Метрополии не знают, что за чертовщина происходит и явно намерены оставаться в стороне и выжидать. Они точно поймут, что мы что-то затеваем и могут не поверить, когда мы скажем, что действуем в защиту комитета. Несомненно, это будет выглядеть так, как будто мы замешаны в том, что происходит внизу. И у них обязательно есть действующий приказ помешать любому подразделению Народного Флота предпринять наступательные действия против Нового Парижа!

МакКвин кивнула. Остальные офицеры и комиссар сохраняли полное молчание, устремив все взгляды на нее как множество лазерных лучей нащупывавших информацию. Судьба Хевена висела на краю пропасти.