Глава 21

Листы последнего доклада полковника МакИлени разлетелись по ковру, куда их швырнул генерал-губернатор Тредвелл. Губернатор, чье обычно вежливое лицо приобрело апоплексический оттенок, стоял, опершись на свой стол, нависая над леди Росарио Гомес.

— Мне надоели оправдания, адмирал, — скрежетал он. — Если они вообще оправдания, а не прикрытие чего-то иного. Я нахожу странным, что ваши силы всегда где-то вдали от места, на которое нападают пираты.

Гомес пожирала его взглядом, полным едва сдерживаемой ярости. Губернатор криво усмехнулся:

— Ваша полнейшая неэффективность стоила жизни по меньшей мере девяти миллионам жителей Элизиума, а теперь это! — Его ноздри возмущенно задвигались, он резко выпрямился. — Вам должно быть легче от того, что полтора миллиона обитателей Рафаэля не имперские подданные. А вы и ваши люди, вне сомнения, таковыми являетесь. И это не требует от вас противостоять противнику в бою!

Леди Росарио Гомес медленно выпрямилась и тоже оперлась о стол. Она наклонилась к губернатору и произнесла тихо и четко:

— Губернатор, вы дурак. Мои люди не нанимались к вам в мальчики для битья.

— Вы забываетесь, адмирал! — огрызнулся Тредвелл.

— Ничего подобного. — Слова Гомес падали, как осколки льда. — Ничто в военном уставе не требует от меня выслушивать оскорбления только потому, что мой политический начальник попал в стесненное положение. Ваше предположение, что мне безразлична гибель гражданских лиц — любых гражданских лиц, будь то подданные Империи или Эль-Греко, — почти так же мерзко, как и ваше оскорбительное заявление о честности и храбрости моих людей. Я представила вам диспозицию, которой требует ситуация. Вы отвергли мои требования. Я делилась с вами всей разведывательной информацией, которая была в моем распоряжении. Вы не предложили ни одного варианта дальнейших действий. Я неоднократно представляла на ваше рассмотрение мое собственное мнение и мнение моего штаба, что в наших рядах есть предатель, причем на самом высоком уровне. Вы пренебрегли этими сигналами. Я готова к любому расследованию, которое назначит Флот или министерство колоний. Между тем ваши высказывания дают более чем достаточно оснований для суда чести, и, если вы не возьмете их обратно, я вам этот суд обещаю, потому что не намерена выслушивать клевету политического назначенца, который никогда в жизни не командовал флотом в космосе.

Тредвелл смертельно побелел, когда отгремел последний залп канонады, а МакИлени затаил дыхание. Оба гранитных профиля почти ощутимо дымились гневом. Полковник знал своего адмирала. Последний удар был рассчитан с холодной точностью. Железная Дева не знала, что такое отступление, но была справедливым человеком, прекрасно сознававшим, сколько несправедливости в последнем замечании. Она не могла не чувствовать, как оно ранит, и это говорило о ее эмоциональном состоянии. Но причиной была не только ее ярость. Это было предупреждение, что существует точка, за которую леди Росарио Гомес не сможет столкнуть ни Бог, ни дьявол и уж тем более ни какой-то имперский губернатор. МакИлени молился, чтобы Тредвеллу хватило здравого смысла это осознать.

Возможно, Бог внял его мольбам. Тредвелл сжал кулаки, костяшки побелели, но он заставил себя опуститься в кресло. Длинное мгновение было заполнено молчанием, затем губернатор глубоко и медленно вздохнул:

— Хорошо, леди Росарио. — Его голос напоминал замороженный гелий, но злость исчезла, и Гомес тоже села, все еще не сводя с него глаз. — Я… сожалею о всех оскорбительных замечаниях, которые у меня вырвались и которые задевают честь ваших людей и лично вас. Эта… эта бойня повлияла на мою уравновешенность, что не оправдывает моего поведения. Я приношу вам свои извинения. — Она резко кивнула, и он продолжил тем же ледяным, тщательно контролируемым тоном: — Тем не менее, каковы бы ни были наши расхождения по структуре сил, положение намного усложнилось. Империя не несла таких жертв, как гражданских, так и военных, со времен Второй Ришской войны. Потери Эль-Греко еще тяжелее. Думаю, вы согласитесь, что сейчас уже недостаточно просто устрашить и остановить этих рейдеров. Становится категорически необходимым найти их и уничтожить.

— Да, — кратко ответила адмирал Гомес.

— Благодарю вас. — Тредвелл изобразил кривую горькую улыбку, лишенную какого-либо налета теплоты. — Возможно, я ошибался, возражая против ваших запросов легких кораблей. Теперь это, однако, в прошлом. Я информировал графиню Миллер и Великого Герцога Филиппа о ситуации. Я уверен, что они сознают ее серьезность. Великий Герцог сообщил мне, что сенаторы Элвин и Моджахек требуют немедленных действий. Поэтому я полагаю, что вероятность положительного решения лорда Журавского о предоставлении нам дополнительных сил возросла, и я хочу возобновить запрос. При вашей поддержке.

Гомес поджала губы, МакИлени чувствовал ее эмоции. Месяцы прошли с тех пор, как Тредвелл запросил тяжелые силы. Месяцы, за которые Гомес могла добиться успеха, если бы был удовлетворен ее запрос, гораздо более скромный. А этого не произошло лишь по одной причине: Тредвелл не захотел поддержать ее. Втайне МакИлени был убежден, что Гомес разделяла его подозрения о том, что Тредвелл видел здесь свою последнюю возможность командовать крупными силами Флота, хотя бы и не непосредственно. Он подумал: как же совесть губернатора мирилась с потерями на Элизиуме и Эль-Греко?

Очевидно, не совсем мирилась, судя по только что закончившемуся конфликту.

По крайней мере в одном отношении Тредвелл был прав: ситуация изменилась. Пираты, или кем они там были, должны быть обнаружены и уничтожены, а не просто остановлены. Политическое давление нельзя было больше игнорировать, и ограничения на размер требуемого кулака были сняты.

— Я все же не считаю эту реакцию наилучшей и вообще желательной, — сказала наконец Гомес. Она бросила взгляд на Амоса Бринкмана, который все это время хранил благоразумное молчание. Он и сейчас не выказал никакого желания прервать молчание, и Гомес вернулась к Тредвеллу. — Тем не менее, сэр, все, что сдвинет нас с мертвой точки, я могу только приветствовать и поддержу вас, если вы потребуете немедленно откомандировать сюда все доступные легкие единицы.

Тредвелл сидел, окаменев и так же поджав губы, как и она, и мерил ее таким же взглядом. Потом он наконец кивнул.

Под тихие звуки музыки Бенджамин МакИлени внимательно изучал доклад доверенного сотрудника внутренней безопасности, лежавший перед ним на столе. Содержание доклада только усиливало не оставлявшую его последнее время тревогу.

Было опрошено достаточное число выживших на Элизиуме, чтобы с определенностью заключить, что коммодор Транг был обманут и подпустил противника на дальность решающего удара, даже не подняв тревогу. На тактическом тренажере полковник промоделировал все возможные причины такой самоубийственной сверхдоверчивости, и лишь одна имела какое-то объяснение. Пираты не могли остаться необнаруженными на подходе, значит, они были опознаны как свои. Исходя из повышенной степени боеготовности, введенной в секторе, ни один командир не мог быть введен в заблуждение. Таким образом, приближавшееся судно было своим… или прибыло в такое время и при таких обстоятельствах, что люди Транга имели очень веские причины считать его своим.

Значит, это был корабль Флота, или его прибытие совпадало с запланированным прибытием корабля Флота. Только вот запланированных прибытий не было. МакИлени точно знал это, он лично проверил весь обмен сообщениями с Элизиумом. Было много путей, которыми пираты могли заполучить бывшие корабли Флота. В министерстве годами шли дискуссии о том, что принципы списания отслуживших судов должны быть пересмотрены. Но это не помогло бы пиратам, если у них нет кодов опознавания и запланированного прибытия. Добыть коды — или, по крайней мере, достаточно данных, чтобы скомпоновать нечто похожее, — мог и удачливый агент нижнего уровня. Но никто ниже командного звена не мог сфабриковать фальшивых данных прибытия, чтобы распахнуть дверь перед пиратами.

Никто ниже ранга коммодора или — МакИлени передернуло, — пожалуй, выше не мог ввести фальшивый график в рутинный обмен данными коммодора Транга. Кто-то имевший доступ к протоколам распознавания и имевший возможность выделить и стереть обычное подтверждение, которое коммодор Транг должен был послать в ответ. Еще хуже, кто-то, знавший, что в системе не будет тяжелых боевых кораблей к моменту прибытия рейдеров.

Инфильтрация была более зловещей, чем он предполагал. Она была тотальной. Тот, кто за этим стоял, имел доступ к его собственным докладам и к приказам о развертывании адмирала Гомес. Он даже знал, что силы Эль-Греко оттянуты от Рингболта на маневры.

Полковник закрыл глаза от боли, причиненной масштабом предательства. Но он не был сильно удивлен.

Так. Ко всем этим данным имели доступ сорок человек, не более. Он знал их всех персонально. Любой из них имел возможность передать информацию на сторону, чтобы обмануть коммодора Транга. Во избежание обнаружения их цепь связи должна быть очень короткой и чертовски хорошо законспирированной. Размышляя таким образом, он сузил круг подозреваемых до дюжины человек-каждый из которых неоднократно проходил проверки службы внутренней безопасности. Никто из них не мог быть предателем, но кто-то был им.

Он выпрямился и взял со стола один из чипов. Слава Богу, он поддерживал связь с Кейта. Он стал настолько болезненно подозрительным, что ему за каждым углом мерещились убийцы. Он перестал доверять даже адмиралу Гомес. Все это было достаточно неприятно, но хуже всего, что он не в состоянии предотвратить убийства мирного населения, которое он призван защищать.

И все-таки еще болезненней было ощущение, даже абсолютная убежденность полковника МакИлени, что извращенная стратегия, определявшая действия пиратов, двигала события к еще более страшному апофеозу. Время истекало. Если он не узнает эту тайну — если ему не дадут дожить до этого, — мерзость, организовавшая все, восторжествует, и это будет ужасно.

Он встал и сунул чип в карман, рядом с другим, уже лежавшим там некоторое время. На лице отразилась непреклонность принятого решения. Один чип по секретному каналу известит Кейта, другой получит адмирал Гомес. Они содержат сообщение, что кто-то из высшего командования напрямую связан с рейдерами. Но чип адмирала Гомес содержал добавление, отсутствовавшее в сообщении Кейта и извещавшее, что МакИлени узнает имя предателя в течение ближайших недель.

Бенджамин МакИлени был морским пехотинцем, присяга и собственная совесть требовали, чтобы он не щадил своей жизни во имя Империи. Он определится с этими чипами, а потом отправится в краткосрочный отпуск… не соблюдая излишне строгих мер безопасности. Это был единственный способ проверить правильность своей гипотезы. Если он прав, предатель не оставит его в живых. Покушение на его жизнь продемонстрирует его правоту сэру Артуру. Кейта и Кадры найдут решение.

И кто знает?.. Может быть, он все-таки уцелеет…

Глава 22

Алисия сделала еще один глоток и решила, что ошибалась: Чинг-Хай имеет и свои положительные стороны.

Она прокатила прохладную бутылку по лбу, наслаждаясь богатым, чистым вкусом пива. Контора мсье Лабена гордилась тем, что на Чинг-Хае великодушно называли кондиционированием воздуха, но температура в помещениях все же на семь градусов превышала ту, которую Мегера поддерживала на борту. Без сомнения, климат способствовал успеху местных пивоварен.

Хлопнула старомодная дверь, и она опустила бутылку, обратив взгляд в сторону Гюстава Лабена, чинг-хайского партнера Еренского. В отличие от Алисии, Лабен чувствовал себя комфортно, по крайней мере физически. Его вежливое круглое лицо было абсолютно сухим, и на нем не обозначилось даже намека на улыбку, когда он увидел, как Алисия смахивает очередную каплю пота с носа. Конечно, он разделял обычное для чингхайцев юмористическое отношение к страданиям большинства гостей планеты от местной жары, но он откровенно боялся своей гостьи. Он ощущал какой-то постоянный ужас, как будто она была боеголовкой, готовой взорваться в любую секунду. Это ощущение укоренилось в нем с момента, когда он, прибыв к месту встречи, обнаружил ее сидящей посреди дымящихся свидетельств неудавшегося бандитского налета. При первом же рукопожатии Тисифона определила, что Лабен не имел представления о «неэтичном» намерении своего (ныне покойного) партнера и что репутация капитана Мэйнворинг как опасной женщины теперь незыблема.

Он опустился в кресло и прочистил пересохшее (не от жары — от страха) горло.

— Я закончил проверку груза, капитан. Все в совершенном порядке, в чем, — поспешил он добавить, — я и был совершенно уверен. — Он вынул из ящика стола электронный кредитный чип. — Баланс вашего гонорара, капитан.

— Благодарю вас, мсье. Мне очень приятно. — Алисия сохраняла безмятежное выражение лица, что было нелегко. Эти бедные придурки не давали ей покоя. Убийство, даже при самообороне и даже таких подонков, всегда вызывало у нее тягостную реакцию. Но оцепенение испуга, безраздельно владевшее Лабеном, ее все же забавляло. Если бы он увидел атаку Кадров, то умер бы на месте.

<И вселенная стала бы немножко чище, заметила Тисифона. Этот человек — червяк, малышка.>

<Ну-ну. Червяк или нет, он наш билет на Дьюент… если до этого дойдет. Если он вообще упомянет это.>

Эриния фыркнула, но именно она обнаружила в потемках сознания Лабена этот груз. Исходя из характера груза и репутации Алисии он должен рассматривать ее как идеальную возможность для пересылки этого груза.

— Я тоже очень рад, капитан. И позвольте мне еще раз принести извинения. Уверяю вас, ни мне, ни Антону даже в голову не могло прийти, что мой партнер решится на такой гнусный шаг.

— Никогда не думала иначе, — заверила Алисия, и он попытался улыбнуться.

— Благодарю вас. Видите ли, капитан, у меня есть небольшая партия груза на Дьюент. Продемонстрированные вами, э-э… способности могли бы оказаться не лишними при его доставке. Груз очень ценный, и я очень озабочен его сохранностью. Настолько озабочен, — он чуть заметно подался вперед, — чтобы заплатить по высшему тарифу за надежную доставку.

— Понимаю. — Алисия осторожно потянула из бутылки и покачала головой. — Если ваша «озабоченность», мсье, означает непременную пальбу, то я предпочла бы не перевозить грузы, которые настолько привлекают бандитов.

— Я полностью разделяю ваше мнение, но на вашем месте так бы не беспокоился. У меня нет никаких подозрений насчет возможного нападения, я только хотел бы быть более спокойным. Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть, и я готов заплатить за повышенную безопасность. Может быть, пятнадцать процентов надбавки к тарифу Антона убедят вас заняться этим грузом?

— Мой гонорар у господина Еренского не предусматривал расходов на ведение боя, — отметила Алисия. — И ракеты для «шаттла» здесь не так легко достать. Расходы на пополнение боезапаса сильно отразятся на моей прибыли от этого рейса.

— А двадцать процентов?

— Даже не знаю… — Алисия подпустила в свой голос неуверенности. Благодаря Тисифоне она знала, что Лабен готов добавить тридцать и даже тридцать пять процентов за безопасность. Повышение суммы не было для нее самоцелью, но она также не хотела, чтобы стало заметным ее желание получить этот заказ. Тисифона могла повлиять на его решение, но не могла гарантировать, что он впоследствии не удивится, с чего это вдруг так себя повел.

— Двадцать пять, — предложил Лабен.

— Давайте округлим до тридцати, — подытожила Алисия. Лабен вздрогнул, но тут же кивнул, и она улыбнулась. — В таком случае, думаю, вы позволите воспользоваться вашей связью.

Лабен приглашающим жестом указал на терминал и отодвинулся, пока она набирала код. На экране появилось лицо Таннер.

— Слушаю, капитан.

— У нас новый рейс, Рут. Курс на Дьюент для мсье Лабена. Готова прожевать с ним пару скучных чисел?

— Конечно, капитан.

— Прошу вас, мсье Лабен, — повернулась Алисия к хозяину офиса. — Все детали можно уладить с моим бухгалтером прямо сейчас.

<Мне не нравится этот груз,> проворчала Тисифона.

— Можно подумать, я от него без ума, — огрызнулась Алисия, склонившись над шахматной доской. Они с Мегерой научили эринию этой игре. Оказавшись на удивление равными по силе противниками друг для друга, они не имели шанса против искусственного интеллекта, играя вместе против Мегеры.

<Никому он не нравится, резюмировала Мегера, но нам надо на Дьюент.>

— Ничего не поделаешь, — кивнула Алисия и потянулась к коню.

<Не надо, Алисия, еле слышно шепнула Мегера. Если он…>

<Вы это прекратите, обе!> возмутилась Тисифона.

<Что «прекратите», Тис?> невинно удивилась Мегера.

<А то ты не знаешь что! Или вы действительно думаете, что сможете общаться так тихо, что я не услышу?>

— Не месало попытасся, во всяком слусяе, — прошепелявил из громкоговорителя лейтенант Чизхолм. — Подслусывать нехоросо.

<А я и не подслушиваю. Я просто не глухая. Но вас стоило бы и подслушивать. От вас всего можно ожидать.>

Алисия сдержала улыбку, но подсказкой все же не воспользовалась. Она передвинула коня и печально вздохнула, когда слон Тисифоны смел ее королевскую ладью.

<Шах,> самодовольно объявила фурия.

— Противная ты. Если я не воспользовалась подсказкой Мегеры, то ты могла бы в знак признательности оставить мою ладью в покое.

<Чушь. Ты сама называла эту игру «боевой». Никто не жертвует в бою честно заслуженным перевесом над противником, малышка… И даже нечестно заслуженным,> добавила Тисифона задумчиво.

— Я вынуждена с тобой полностью согласиться, — велеречиво покорилась Алисия и сняла агрессивного слона Тисифоны своим вторым конем, поставив под удар одновременно короля и ферзя фурии. Ход обнажил ее собственную королевскую чету, но это не имело для нее значения. Единственной клеткой, на которую Тисифона могла убрать короля, была под угрозой следующего хода коня. — Шах тебе.

<Черт, я даже не думала…> с невинной наивностью удивилась Мегера. Фурия кипела.

— И я не думала, — заверила Алисия с ухмылкой. Тисифона убрала короля, и Алисия взяла ферзя. — Еще шах, — сказала она и убрала из-под угрозы своего слона.

<М-да… И Одиссей бывал доверчивым дураком. Но мы отвлеклись от темы, малышка. Преимущество или нет, но мне не нравится наш груз.>

— Знаю, — вздохнула Алисия, и она действительно знала. Груз Антона Еренского на Чинг-Хай был незаконным, но полезным по сути. Груз Гюстава Лабена на Дьюент тоже был фармацевтическим, но на этом сходство заканчивалось. «Белый Сон» был почти безвреден для потребителей, если не считать стопроцентного привыкания. Он был жутко дорогим, но еще более жутко он добывался. Он был производным эндорфина и мог производиться в лабораториях, но это было бы еще дороже. Практически его производили из мозга людей. Последствия для «доноров» простирались от умственной отсталости до отключения вестибулярного аппарата и смерти.

<Не следовало нам его брать,> мрачно сказала эриния.

— Не ты ли учила, что все, что ускоряет месть, приемлемо? — Голос Алисии был резче, чем ей хотелось, потому что она понимала: Тисифона высказала их общие мысли. Но она чувствовала удивление Тисифоны, услышавшей возвращенные ей собственные слова.

<Может быть. Но ты настаивала на справедливости, не сдавалась Тисифона. Как здесь со справедливостью.>

— Никак. Но у нас нет выбора. И это тот груз, который наверняка приведет нас к тем, кого мы ищем.

Молчание фурии было признаком вынужденного согласия, и Алисия подумала, осознает ли Тисифона иронию ситуации. Она, страстно отстаивавшая принципы справедливости, поступилась ими во имя погони за добычей, в то время как фурия, говорившая только о мщении, задается вопросом аморальности их груза.

<Может быть, наконец повторила Тисифона. Но может быть, есть что-то в этом понятии законности. Человек часто обращался к злу, когда я и сестры были вместе, но инструменты зла стали намного более мощными в твои дни, и даже мое мщение не может загладить однажды совершенное зло. Поэтому «справедливость», «правила», о которых ты говорила, могут оказаться важнее, чем я когда-то думала.>

Алисия замерла, пораженная признанием Тисифоной хотя бы части ее аргументации, но тут она почувствовала, что правая рука тянется к доске. Она ослабила контроль над мышцами и смотрела, как рука передвигает ладью.

<Берегись, малышка! Ты замедлила мою атаку, но не остановила ее.>

Алисия улыбнулась и снова склонилась над доской, однако сердце ощутило холодок, — она поняла, что Тисифона подразумевала не только шахматы.

С точки зрения Алисии, Дьюент был планетой много более приятной, чем Чинг-Хай. Это был мир архипелагов, континентов-островов, намного более влажный, прохладный, а главное — более цивилизованный. Ненамного, но никто не попытался ее убить или ограбить, и это уже было существенным прогрессом.

В отличие от Чинг-Хая, на Дьюенте была таможенная служба, но ее единственной заботой было получение от посетителей взносов в казну местной администрации, и Алисия посадила свой грузовой «шаттл» в главном космопорте Дьюента без всякого досмотра. «Бенгал» сел рядом, следуя за грузовиком как тень — и намек на уместность вежливости, — но из него никто не вышел. Алисия поговорила с ним по открытой связи, поддерживая обмен с Джефом Окахарой, предполагаемым пилотом «бенгала» и помощником капитана «Звездного Курьера» в одном лице. Ответные реплики Окахары не оставляли сомнений в печальной судьбе каждого, кто не проявит должной вежливости.

Через два часа она стояла в портовом складском ангаре, а грузополучатель проверял товар. Эдвард Джакоби походил на почтенного бухгалтера, но внешность не ввела ее в заблуждение. Он точно знал, что к чему в этом грязном бизнесе. Ему не нужен был никакой биохимик для определения чистоты товара, шесть стоящих неподалеку мужчин были с ним для другой цели. Мало оружия на виду, но эти люди были намного опаснее, чем лопухи с Чинг-Хая. Алисия видела их глаза и узнала похожих на нее хищников.

Джакоби закончил пробы и убрал свое оборудование. Он не улыбался — он был не из тех, кто расточает улыбки, — но явно был удовлетворен.

— Итак, капитан Мэйнворинг, — сказал он, когда исчез последний инструмент. — Я был удивлен, когда Гюстав сообщил, что груз доверен совершенно неизвестной персоне, но теперь вижу, что ему не откажешь в здравом смысле. Какой вид оплаты вы предпочитаете?

— Думаю, в этот раз я предпочла бы электронный перевод. Не хотелось бы носить с собой чип на такую сумму.

Один из сопровождающих Джакоби издал неясный звук, несколько напоминающий смешок, а сам купец, возможно, оказался ближе к улыбке, чем когда-либо в своей жизни. Его глаза скользнули по кобуре парализатора на ее боку и рукоятке ножа, торчащей из сапога, — единственное оружие, которое можно было видеть. Но он просто кивнул:

— Вы настолько же предусмотрительны, насколько эффективны. Конечно, мой бухгалтер оформит перевод в желаемом вами виде.

— Благодарю вас. — Улыбка Алисии была ослепительной. Она не могла не согласиться с мнением Тисифоны о грузе, но по некотором размышлении они втроем пришли к спасительному для их совести варианту. Это была, конечно, полумера, не более, но все же лучше, чем ничего. При контакте Рут Таннер с домашним компьютером Джакоби, связанном с переводом платежа, Мегера и Тисифона собирались выявить все внешние контакты, чтобы определить, какие из них легальные (если такие вообще будут), а какие могут быть связаны с получением «Белого Сна». По результатам анализа Алисия пошлет сообщение администрации планеты. Это не уничтожит самого Джакоби, но нанесет сокрушительный удар по распределительной сети, потому что никакое правительство не захочет терпеть у себя этот наркотик.

— Так, — сказал Джакоби, захлопнув чемоданчик и кивнув одному из своих людей. Тот двинулся с антигравитационными поддонами к охраняемой территории. — Капитан, позвольте пригласить вас перекусить со мной. Мы можем заодно обсудить наши деловые перспективы… Я тоже нуждаюсь в надежных перевозчиках.

— Перекусить — с удовольствием. Но перевозки… если направление неудобное, я вынуждена буду отказаться. — И она действительно отказалась бы. Она не хотела больше разносить по вселенной белую смерть в своем трюме.

Джакоби посмотрел на нее задумчиво:

— Какое направление вас устроило бы?

— У меня есть договоренность с Кэткартом, — соврала Алисия. Кэткарт был в высшей степени респектабельным Мирком Беззакония, и она ни за какие коврижки туда не полетела бы, но он соседствовал с Виверном.

— Кэткарт, Кэткарт… — пробормотал Джакоби. Он покачал головой. — Нет, у меня туда ничего нету в настоящее время. Однако… — Он задумался и щелкнул пальцами. — Да, конечно. У одного из моих коллег есть груз на Виверн. Могло бы это вас заинтересовать?

— Виверн? — Алисии стоило усилий сдержать возбуждение. Она наклонила голову, как бы размышляя. — Это может быть очень удобно, если груз не слишком велик. Видите ли, моя сильная сторона скорость, а не объем.