– У меня рулевой умирает!
      – Тише, тише. Много вас умирает на дорогах каждый год. Не стоит из-за этого кричать.
      – Помоги ему. Я сделаю для тебя все, что попросишь.
      – Вот и сделай. Я попрошу семь эджей. Золотых, естественно.
      – У меня сейчас всего четыре.
      – Вот и придешь, когда будет семь.
      – Мастер, умоляю вас. Спасите его. Я потом отдам. В два раза больше. В три раза!
      – Юноша, я лучший лекарь Плойны. Пойми, я не работаю в долг. Прошу тебя покинуть прием. Меня ждут другие хворающие.
      – Мастер, ну помогите! Солнцем вас заклинаю. Предками-байкерами молю. Спасите моего друга… Я буду вам служить. Я заработаю много денег.
      – Ага. Сейчас все оставлю и буду работать в долг. Тебя потом заколют на Дороге, а мои деньги пропадут. Я не работаю в долг.
      Шура беспокойно топтался на месте, не зная, что же еще сказать.
      – Убью, если не поможешь… - прошипел он.
      На бледном лице Леммана появился страх. Лекарь попятился назад, за спины двоих огромных бородачей, похожих, словно братья. Те буднично обнажили мечи и приготовились вышвырнуть Шуру из приемной лекаря. Живого или мертвого.
      От злобы Шура заскрежетал зубами. Мечи у них большие. Но проворен акинак, его небольшой клинок может превратить эти горы мяса в окровавленную плоть. Да что это изменит для Зага?
      Бородачи бесстрастно надвигались на Шуру. На их одинаковых вытянутых лицах не было ожесточения или ненависти. Они просто делали свою работу, за которую им платили.
      Шуре очень хотелось сорвать на них свою злость. А потом разгромить эту чистенькую приемную, вскрыть акинаком толстое брюхо и посмотреть на цвет потрохов скряги-лекаря. Сможет ли тот сам себе зашить живот? Но с этими здоровяками все же придется повозиться, а в это время там, в коляске, умирает Заг.
      Шура лишь зло сплюнул и быстро покинул приемную Леммана.
      Возле мотоцикла сидел Рыжий. Верный пес жалобно лизал бессильно свисающую руку Зага.
      Кровь уже не текла изо рта рулевого, но белизна лица не предвещала надежды на исцеление. Дышал он неровно, рывками заглатывая смрадный воздух города. Из горла доносились свистящие хрипы. Безымянный холмик вдоль дороги уже ждал тело рулевого. А душу звали предки-байкеры из Страны Бескрайних Дорог.
      Прости, дружище Заг. Не уберег я тебя. Уже ничего не могу для тебя сделать.
      Три золотых - вот цена жизни. Проклятые деньги! Стоп. А если продать мотоцикл? За бесценок. Наверняка найдется желающий. И тогда хватит эджей, чтобы лекарь Лемман сделал Загу операцию. Главное, чтобы рулевой остался жив. А мотоцикл они еще раздобудут. Заг, конечно, не одобрит поступок Шуры. Пусть сначала выживет.
      И тут Шура вспомнил о еще одной ценной вещи. Магнитофон.
      На Торжище Мидриаса можно купить все. Халаты из пестрого рогейнского шелка, штаны и куртки из прочной хэмской кожи, мечи из стали Рэмма, чудные винные бокалы из бримонского стекла, целые стволы ценного северного дуба и поделки из ценного дерева. А всякой кудахтающей да блеющей живности, продуктов, вина и масла, рыбы вяленой, копченой и сырой вообще не счесть.
      Шура продавал магнитофон. Вещь многим незнакомую. Удивительную. Дорогую. Продавал за тридцать жалких эджей. Не цена для такого творения, как магнитофон, предмет великой магии жрецов-хранителей.
      Прожженный, вальяжный купец наверняка знал настоящую цену этой редкой вещи. Но по купеческой привычке все равно торговался.
      – За двадцать эджей заберу.
      У Шуры не было времени препираться и ждать лучшего покупателя. Заг умирал. Двадцать - это больше, чем недостающие три.
      – Забирай.
      В узких глазах купца промелькнуло довольство от выгодной покупки. Теперь он сможет хвастать перед другими звучанием музыки в своем доме. Или продаст не менее чем за триста золотых эджей. Или еще больше запросит.
      – Я заплачу тридцать.
      Шура уже собирался протянуть магнитофон купцу. Его рука замерла, и он посмотрел на смуглого парня в соломенной треуголке. Тот уже несколько минут стоял рядом, разглядывая магнитофон в руках найта. С виду обычный крестьянин, сын землепашца, выбравшийся на Торжище продать масло. Или мед. Такой вряд ли вообще когда-либо в жизни держал в руках больше пяти золотых эджей вместе. И ведомо ли ему, что это за штука такая - магнитофон?
      Парень достал кожаный мешочек, и набитый монетами кошель даже не звякнул.
      – Тридцать пять! - быстро выдавил купец. Он не мог позволить, чтобы удачная сделка сорвалась.
      – Сорок, - спокойно произнес парень, и рот его растянулся до самых острых ушей.
      – Сорок три! - купец аж покраснел от натуги. Легкая добыча уходила на глазах.
      – Пятьдесят, - парень растянул рот, и его усмешка не была похожа на улыбку Дариана. Скорее она напоминала ухмылку безумца, сельского дурачка. Черные глаза бегали туда-сюда и никак не могли остановиться на чем-то одном.
      – Быстрее давайте! - рявкнул Шура. - У меня товарищ умирает.
      – Пятьдесят один! - взвизгнул купец.
      – Я могу попытаться помочь твоему другу. Если в моих силах…
      – Ты - лекарь? - отрывчато спросил Шура, чуть не хватая парня за грудки.
      – Лекарь-лекарь.
      – Все, продано, - бросил Шура купцу, застывшему с разочарованным лицом.
      – Восемьдесят! - доносились вслед вопли купца. - Сто!
      Заг при смерти. Караван оставил без охраны. Догер ушел. Как же теперь? Лекарь еще этот, доморощенный. Молодой совсем. Нет у него ни ножа острого, ни снадобий разных. Руки, видишь ли, у него есть. Когда Шура спросил: "Ты хороший лекарь?", тот ухмыльнулся своей безумной улыбкой и ответил: "Те, кто выжили - говорят, хороший. Те, кто умерли, те ничего не сказали".
      Мрачные мысли теснились в голове, даже кружащий голову аромат сушеных трав не гнал прочь тяжкие раздумья.
      Шура сидел в тесных сенях небольшого сельского домика. В доме лекарь колдовал над Загом. Сказал, сиди здесь. Еще не поздно спасти твоего рулевого.
      На вид Асинею было около двадцати пяти лет, но Шура воспринимал лекаря как совсем юного парня. Тот уже пару часов колдовал над Загом.
      А Шура, с трудом сохраняя терпение, послушно сидел на корявой табуретке, вдыхая запах трав, пучки которых сухими гирляндами гнездились под потолком.
      Он резко вскочил, когда из комнаты вышел Асиней.
      – Ну что?
      – Он хочет жить. Ты хочешь, чтобы он жил. Значит, еще покатаетесь вместе.
      Следом за хозяином Шура вышел наружу. Дом Асинея был обычным сельским домишком в окружении цветущих сейчас акаций. Стоял он на отшибе близ села неподалеку Мидриаса.
      – Он точно будет жить?
      – Давай послушаем, - вместо ответа попросил Асиней, присаживаясь на лавку под стеной дома.
      Шура сбегал к мотоциклу и принес магнитофон. Молча посмотрел на хозяина.
      – Не переживай. Он будет крепко спать пару дней.
      Магнитофон примостился на столе, Шура нажал кнопку, и песня предков зазвучала среди акаций.
       Дa, я отшельник, мaг и волшебник,
       Тяжек мой путь
       Древние тaйны всех мироздaний
       Мне под силу
      – Ч?дно, - прошептал Асиней, взявшись за голову. Пока он слушал, блаженная улыбка не покидала его уста. Когда умолкла песня, лекарь лишь заворожено качал черноволосой головой.
      – Слышал я о таком, но никогда не доводилось слушать, - хозяин плеснул в простые глиняные кружки вина. - Ч?дно. Хотел бы я так петь. И под такую музыку…
      Шура хлебнул сладковатого вина, залпом выпил.
      – Так он точно выживет?
      – Я же сказал. Я вправил ему грудину, поставил на место внутренности. Заживет через месяц.
      – Спасибо тебе.
      – Хорошая музыка. Я бы все равно так не смог. А вот врачевать, вишь, получается.
      Когда хозяин снова наполнил кружки, в открытый, без забора двор Асинея вошел ссутуленный мужик. Неуверенно подошел к столу под акациями, почтительно склонил голову.
      – Мастер, прошу твоей помощи.
      – Не сегодня. Я устал. Сильно устал.
      – У меня козы начали хворать. Помоги, ведь у меня дети малые. Как же они без молока-то…
      Асиней покачал головой.
      – А я ведь хотел быть свободным. Ходить по дорогам и радовать людей песнями. А теперь даже не могу спокойно вина выпить. Иди, приду я.
      Так же почтительно кланяясь, крестьянин покинул двор. Асиней выпил, снова налил.
      – А во всем виноват тот безумный бродяга, что разглядел в мальчишке-музыканте способность исцелять руками. Это такая скука… Люди не всегда заслуживают продления жизни. Безмолвные животные - и те подчас лучше, - Асиней захохотал своим безумным смехом.
      – Ты великий лекарь. Лучше Леммана.
      – Ха, этот умеет лишь пустить кровь или отрезать что-либо человеку, если посчитает лишним.
      – А тебе как удается не резать?
      – А мне все одно, что пальцами по струнам водить, что по телу, - Асиней забарабанил пальцами по кружке, отбивая незнакомую Шуре мелодию. - А твое тело говорит, что неладно у тебя что-то в жизни, - вдруг произнес лекарь.
      – Ты можешь достать зверя из моей головы? Он не дает мне остановиться, - Шура впервые кому-то жаловался на красного волка.
      – Я умею врачевать плоть. Но не умею лечить души. Пойду я лечить коз, - Асиней допил вино, встал из-за стола и пошатываясь, побрел в сторону крестьянских домов.
      Когда хозяин ушел, к дому прибежал Рыжий. В его пасти болталась жирная курица.
      – Эй ты, охламон. Мы сейчас это спрячем, пока никто не увидел. И пока мы здесь - кур не таскать. Ясно?
      Пес подозрительно покосился на Шуру. Раньше добыча свежего мяса всегда поощрялась, а это вдруг - не трогать. Место здесь такое прекрасное для охоты. Куры упитанные, хозяева нерасторопны, местные собаки ленивы. Приволье. Одно ясно - добычу нельзя приносить в этот двор.
      – Загги будет жить, - сказал Шура псу.
      Через день Асиней разрешил зайти к Загу.
      Рулевой лежал на мягких одеялах, укрытый до подбородка. Сквозь жесткую щетину багровел взявшийся свежей коркой шрам. Кода Шура вошел, косой глаз на обескровленном лице лишь вздрогнул, второй слегка приоткрылся.
      – Прости, Загги. Не уберег тебя. Мое копье оказалось бессильным.
      – Ты прости… - прошептал рулевой, делая попытку поднять голову.
      – Лежи-лежи, - приложил Шура палец к губам.
      – Я не успел… Маневр… Слишком хорош у него мотоцикл…
      – Все в порядке. Асиней запретил тебе разговаривать. Пока что. Не волнуйся.
      – Как… старушка?
      – В порядке. Ты главное, выздоравливай. И не переживай. Когда поправишься, я раздобуду тебе настоящий "Харлей". Договорились?
      На лице рулевого появилась измученная улыбка.
      Асиней и вправду оказался настоящим кудесником. Через полторы недели Заг уже мог садиться на постели, а через две - сделал пару шагов по комнате.
      Маясь от вынужденного безделья, Шура подолгу сидел около товарища, утешал разговорами, поддерживал под руку, помогая ходить. Асиней уже не прогонял его, когда растирал рулевого травами, настоянными на очень крепкой водке. Шура видел, как привезенную с Торжища пшеничную брагу Асиней нагревает в печи и собирает пар над водой, снова превращая его в водку. Шура не спрашивал, зачем он так делал, но однажды, томясь от скуки, отхлебнул чуть-чуть из бутыли с настойкой. Рот тут же обожгло, словно он выпил кипящей смолы, горло и желудок тоже ощутили на себе жар этого питья.
      – Это какая-то огненная вода, - пробормотал Шура, когда смог говорить.
      Асиней задорно хохотал, глядя на найта, метавшегося в поисках обыкновенной воды. Шура припал к ведру и прямо из него хлебал, пока пожар внутри немного не приугас.
      – Дурень, - смеялся Асиней. - Она же вдвое крепче, чем обычная водка. А для моих настоев самый раз.
      Слезы еще стояли в глазах Шуры, когда он вспомнил, что именно о такой, без меры крепкой водке когда-то рассказывал ему Дариан. Память перенесла его на пасеку, где под жужжание пчел его первый учитель рассказывал разные диковинные вещи. Из этой крепкой водки можно сделать давно забытое, подлое оружие…
      К Асинею часто приходили крестьяне. У того сын захворал, чахнет на глазах. Тот просит крыс извести из подворья, что все запасы в амбаре потрошат без разбору. Тому нужно жену от бельма избавить. Иногда лекарь отлучался на пару дней, и тогда Шура сам поил Зага отварами и растирал мазями да настойками. А когда хозяин был свободен, они пили вино под кронами отцветающих акаций. Еще неделя-другая - и Заг сможет садиться за руль.
      Рулевой уже возился около "Планеты", любовно протирал бак, седло, коляску. А Шура и лекарь в это время пили все то же терпковатое вино.
      – Эх, желал я себе магнитофон, - притворно вздохнул Асиней. - Чтобы музыкой меня ублажал. О мечте моей давешней напоминал.
      – Я тебе его продал. За жизнь Зага.
      – Оставь себе. Я хочу другую плату. Во сколько ты ценишь жизнь своего рулевого?
      – Все что у меня есть. Сейчас лишь четыре эджа. Я раздобуду еще. Сколько попросишь.
      Асиней засмеялся. Без насмешки, он просто хохотал.
      – Не все деньгами меряется. Не все… Поклянись, что выполнишь мою просьбу?
      Шура серьезно посмотрел в насмехающиеся черные глаза.
      – Клянусь Солнцем. Клянусь предками-байкерами.
      – Ч?дно. Я хочу, чтобы ты привез мне королевскую дочь.
      – Как? - опешил Шура.
      – Ну, сам думай как. Ты поклялся.
      – Я… Хорошо, - выдавил из себя Шура.
      – Я вижу, ты сможешь. Считай, что я тебя нанял. За жизнь твоего друга.
      Несколько минут они сидели молча.
      – Зачем она тебе?
      Всегда смеющийся Асиней посерьезнел.
      – Полгода назад меня звали ее врачевать. Из самого Эджа за мной приезжали. Я помог.
      – И что?
      – Добрая она. Нежная. Запала мне вот сюда, - лекарь постучал себя по груди.
      Шура вспомнил принцессу. На вид распутная, горделивая, заносчивая. Ну, может только с виду она такая, а на самом деле "добрая она, нежная".
      А вот как ее украсть? Это же полное безумие, еще большее, чем охотиться за Догером. В одиночку напасть на эскорт королевских найтов? Даже если получиться застать их врасплох и умыкнуть рыжую красавицу, что дальше? Уж тогда король назначит хорошую награду за безумную голову похитителя своей дочери. Успеет ли Шура довезти ее до Асинея?
      – Слушай, а что тебе даст, если я привезу ее к тебе? Все равно не сможешь жениться. Только побаловаться с ней сможешь. А гнев короля накличешь. Дорогая игрушка получится.
      – Ты сначала привези, - черные бегающие глаза остановились, в них проступила колючесть, словно в шипастой ветке гледичии.
      Заг уже мог садиться в седло и ранним утром выехал покататься по ближним селениям.
      Шура тоже встал рано, чтобы поупражняться с копьем на земле. Ведь уже почти месяц не держал Большого Жала в руке. Так можно и сноровку потерять.
      Меланхолично протыкая копьем воздух, Шура угнетенно размышлял.
      Большое Жало его подвело.
      Впервые.
      В самом важном бою.
      До этого он никогда не терпел поражений. Даже в первой стычке на Дороге, когда он немного растерялся, и лишь умение Зага управлять мотоциклом в схватке помогло сбить противника и решить исход боя на мечах. После этого удача и умение сопутствовали Шуре во всех поединках.
      До боя с Догером.
      Пожалуй, Большое Жало не виновато. Шура вдруг осознал, что у него просто недостаточно сил, сноровки и умения, чтобы отправить в Страну Бескрайних Дорог такого противника, каким был наилучший из найтов Баделенда. Шура отстает от него на десять лет. И пусть за три года на Дороге он значительно сократил расстояние, все же пропасть между его умениями и Догером осталась непреодолимой.
      Вайс был прав. Догер прирожденный воин. Шура - нет. Без помощи допинга он не сможет убить Красного Волка.
      Осознание собственного бессилия заставило яростно сотрясать воздух копьем, подкрепляя танец Большого Жала яростными выкриками.
      Теперь остается лишь найти допинг. Древнюю магию, дающую огромную силу, сравнимую разве что с мощью урагана, покалечившего "Планету". Без помощи такого снадобья Красного Волка не одолеть.
      А тут еще лекарь такую заморочку подкинул - нарочно не придумаешь. Принцессу ему подавай. Какому найту под силу провернуть такое дело?
       -Время рассудит, хуже не будет! - Шура взбешенно двигал копьем, повторяя, словно заклинание, излюбленную строчку из песни.
      С годами он выработал привычку учиться на своих ошибках. Он знал, что если выжил в опасную минуту, значит она была послана как урок. Его нужно выучить и стать сильнее, чтобы двигаться дальше по своему Пути.
      Не стоит загадывать далеко. Все равно Дорога все переиграет по-своему. Если Шура встретит Красного Волка, он не колеблясь скрестит с ним копье. А пока же нужно приложить усилия, чтобы раздобыть допинг. И еще стоит выпросить у Асинея той крепкой водки на всякий случай.
      Догер еще пожалеет, что не забрал ключ.
      С "хорошим" багажом им предстояло вернуться на Дорогу.
      Заг еще слабоват, так что лучше ездить помаленьку. От поединков нужно держаться подальше. Денег нет. Караван бросили без охраны, и Тильберман наверняка уже поставил Гильдию в известность, что Оса не отработала задание. Теперь о гильдейских заказах можно забыть. И еще этот несостоявшийся певец придумал им задание, подобного которому не было ни у одного найта.
      Интересно, славный Фамирос взялся бы за такое?
      Лучше бы Шура лишился магнитофона. Или Асиней затребовал денег за свои услуги. Пусть и сто эджей. Выплатили бы со временем. А так дело предстоит самоубийственное - похитить дочь короля Григора, наследницу трона Баделенда.
      – Ну что, Загги? Мы возвращаемся на Дорогу. Готов?
      Рулевой кивнул и плоскогубцами включил зажигание. Не повезет тому найту, что окажется удачливым и сможет одолеть Осу. Ключ-то у нее не товарный, в цепочку не проденешь, на шею не повесишь.
      – Спасибо тебе! - сказал Шура Асинею на прощание.
      – Помни о клятве. Я буду ждать. Не вздумай умереть прежде чем выполнишь мое задание, - махая рукой, лекарь захохотал своим безумным смехом.
      Прежде чем заниматься похищением принцессы, прежде чем мозговать, как раздобыть допинг, следовало позаботиться о хлебе насущном.
      "Планета" держала путь в сторону Сторкипа.
      Дорога не любит слабых. И если ты не чувствуешь уверенности в своих силах, если тебя одолевают сомнения, то она сразу же испытает тебя на прочность. Шура знал эту прихоть Дороги, но надеялся, что хоть какое-то время, пока Заг окончательно не наберет силу, на их пути не будет поединков. Рулевой пока не мог носить на груди тяжесть защитных пластин, что уже спасли ему жизнь.
      Дорогу провести не удалось.
      Буквально через несколько часов после того, как Оса покинула двор Асинея, дорогу ей преградил мотоцикл. И вызывающий взмах копья встречного найта не оставлял сомнений в его намерениях.
      На коляске зеленого "Урала" делала стойку змея с раздутым капюшоном, на котором красовались очки. Такие твари, как сказывали в харчевнях, водились в песчаных землях Аль-Барейна.
      Найт Очкастой Змеи был странным. Непривычным. На его глазах поблескивали стекла. Не такие, как иногда надевают рулевые, чтобы встречный ветер не слезил глаза. А небольшие, круглые. Подобные смотрелись бы на своем месте украшая нос купца, корпящего над своими учетными книгами.
      Скорее всего, этот парень и был сыном богатенького купца. Выпросил у папеньки денег на мотоцикл и теперь дерзко заступает дорогу бывалому найту, к которым Шура уже причислял себя. Грамоте этот парень наверняка обучен, а вот как он управляется с копьем?
      Вид найта в очках вызвал у Шуры недоумение, а следом за ним - улыбку.
      Это же надо - видит плохо, а туда же, захотелось испить свободы дорог. Пока еще этому очкарику везло - на груди у него уже гордо висел единственный ключ, а его собственный торчал в замке зажигания "Урала". Наверное, в схватке с таким же новичком Змея оказалась более удачливой.