Отдаленный звук чужого мотора пробился сквозь привычное рокотание двигателя "Планеты".
      – Найт.
      Услышав спокойный голос Зага, Шура встрепенулся, отгоняя остатки утренней дремы. Дорога была ровной, накатанной, мерное покачивание в седле нагоняло сон. Пришлось отгонять ленивые мысли, мотать головой и разлеплять прищуренные веки. Он протер глаза, и проносящийся мимо мир приобрел резкость.
      Шура посмотрел вперед через плечо Зага. По ходу движения на дороге из легкого облачка пыли уже вырисовался темный силуэт мотоцикла, плохо различимый на фоне восходящего светила. Звук работы мощного двухцилиндрового мотора и возвестил о его приближении.
      Судя по всему, мирно покачиваться в седле и дремать уже не придется. По крайней мере, пока встречный мотоцикл не окажется далеко за спиной.
      Рулевой спокойно вел "Планету", а Шура стал готовиться. Склонившись вправо, он двумя привычными движениями отстегнул крепления на коляске, правой рукой поднял древко. Длинное, тяжелое, оно сразу же привычно легло в руку, и тусклый блеск широкого острия подтвердил, что Большое Жало готово к работе. Шура вложил край древка с наконечником в двурогий выступ на краю коляски, чтобы до нужного времени лишний раз не напрягать руку, потом левой проверил, как из седельных ножен выходит Жало.
      Вздохнул, натянул шлем на рыжеватый ежик волос, провел рукой по макушке. Синий пластикбыл весь испещрен язвами - глубокими бороздами и небольшими царапинами. Хорошо бы сегодня не прибавилось новых. Хотя это лучше, чем такая же царапина на голове…
      Он надевал шлем только перед схваткой, когда возрастала вероятность вылететь из седла на скорости. Как никак, а пластик с металлом могли сохранить череп от встречи с негостеприимной землей, да и от скользящих ударов прикрывали голову.
      Шлем сам походил на череп с выпяченной нижней челюстью, что стальным выступом прикрывает горло. Шура не любил его. В нем он чувствовал себя неуютно, словно мозгам было тесно в этой толстой оболочке из пластика. Да и зачем нужен шлем во время обычной езды? Разве существует опасность перевернуться с таким рулевым, как Заг?
 
Он до цели доберется
По своей пройдет стезе,
Он дотронется до Солнца,
Сокрушит преграды все, -
 
      тихонько напевал Шура, застегивая ремешок шлема.
      Буднично готовясь к возможной схватке, он не смотрел вперед. Он полностью полагался на Зага. Его рулевой ничего не упустит, и уже наверняка определил и приближающийся мотоцикл, и его возможности, и снаряжение найта. И Заг сделает все правильно и своевременно. А задача Шуры - быть готовым. Поединок может и не состояться, но лучше быть готовым заранее, чем потом упустить нужное мгновение и остаться лежать, уткнувшись носом в дорожную пыль. В бою лишь мгновение является мерилом жизни или смерти. И еще уверенность в себе да мастерство владения оружием. Последнее он освоил неплохо, а вот с уверенностью…
      Лишние мысли снова начали суетиться в голове, затевать привычный хоровод. Но Шура знал - не стоит беспокоиться по этому поводу и стараться прогнать раздумья. Красный волк в его голове сожрет все посторонние мысли, когда придет время схватки. В бою воин не должен предаваться размышлениям.
      Ну что же. Оружие и тело готовы. Теперь Шура поднял голову, чтобы рассмотреть приближающийся мотоцикл и найта, с которым, возможно, придется преломить копье.
      Может это Догер? Или Каннинг. Второго он побаивался встретить, а вот при упоминании первого сердце учащенно забилось. Хоть первый и был гораздо сильнее и опаснее второго, именно с ним Шура искал встречи. Каждый раз, услышав звук мотора на дороге, он надеялся, что это будет красный мотоцикл с черной коляской, на которой оскалил пасть ненавистный волк цвета крови.
      Навстречу медленно катился мощный мотоцикл черного цвета. Еще до его приближения Заг расслышал низкие обороты двигателя "К-750", о чем и поведал Шуре.
      Солнце только взошло. Его красноватые лучи еще не слишком слепили глаза, но размывали очертания далекого еще "К-750".
      Встречная машина с двумя седоками приближалась. Рулевой идущего навстречу мотоцикла, кроме неизменной кожаной куртки, был облачен в черную стальную каску и большие темные очки. Вторая каска на полголовы возвышалась за спиной рулевого.
      На черном цвете мотоциклетной коляски в хищном оскале ощерила пасть большая серая рыба. Шура вспомнил, как ее зовут, хоть и не видел вживую. Это акула. Водится она где-то в море. Шура никогда не видел моря, но акулу знал - опасного рыбьего хищника любили использовать найты для своих тотемов.
      А на бело-голубой коляске мотоцикла "Планета" скромно сидело небольшое насекомое. Некоторые невежды думали, что это полосатая муха. На самом деле экипаж Шуры и Зага звался "Оса". И на коляске храмовый художник намалевал тоже ее - с разведенными крыльями и угрожающе выпущенным жалом.
      На расстоянии нескольких десятков метров черный мотоцикл притормозил. Заг тоже остановил "Планету".
      – Эй, насекомые! - из-за спины своего рулевого высунулся найт Акулы.
      – Ну? - буркнул в ответ Шура.
      – Некогда мне с вами возиться, - заговорил копейщик. - Отдавайте ключ и проваливайте на все четыре стороны. Мне не хватает одного для Шестого Турнирного Десятка, но я не хочу вас убивать.
      "Захотелось ключ без боя заполучить. Силы на Турнире понадобятся, - подумал Шура. - Ведь знает же, что не отдам. Вот охламон". И, не напрягая лишний раз голосовые связки, просто согнул левую руку в локте и ударил по ней правой.
      Акулы его жест оценили правильно, поскольку рулевой рванул ручку газа, "К-750" взревел и, оставляя позади себя клубы пыли и газа, рванул вперед.
      Острие долгомерного копья летело впереди мотоцикла, обгоняя его на несколько метров.
      Выждав буквально мгновение, Заг тоже врубил передачу, и "Планета", набирая скорость, помчалась навстречу "К-750". Рулевой, Шура и мотоцикл стали одним целым. Единым Существом с тремя колесами, двумя головами и нацеленным вперед копьем.
      Заг привычно припал грудью к рулю, открывая для Шуры лучший обзор. Копейщик должен хорошо видеть летящее на них острие.
      До столкновения копий оставались считанные метры, когда найт Акулы заставил Шуру на мгновение растеряться. Копейщик черного мотоцикла выставил перед рулевым толстый железный щит, удерживая его правой рукой. Копье он держал в левой.
      Много чего можно встретить на Дороге, катались по ней и такие найты, что предпочитали больше надеяться на броню, чем на ловкость своего копья. Прямоугольный кусок металла почти полностью закрыл противника-рулевого. Только поблескивали заклепки по бокам щита и стекла защитных очков поверх края слегка выгнутой пластины.
      Большое Жало не дернулось в руке Шуры. Когда-то Учитель привил ему привычку действовать по обстоятельствам. Их может быть бесконечное множество и побеждает тот, кто быстрее подстраивается под переменчивые условия схватки.
      Словно разъяренные звери сблизились мотоциклы, копье ударило в копье.
      Найт "Акулы" целился в грудь Зага.
      Шура бросил вперед правую руку, подставляя свое древко под удар. Легкое касание чуть-чуть изменило направление вражеского наконечника. Теперь острие Акулы не зацепит рулевого, но по инерции полетит дальше.
      Самое время вонзить свое копье в горло вражеского рулевого.
      Но щит?
      Наконечник противника прошел почти рядом с плечом Зага. А Шура направил свое острие мимо черного куска металла.
      Рулевые успели избежать столкновения, мотоциклы начали разъезжаться.
      Шура уже подстроился под непривычные условия схватки. В бою они с Загом отлично чувствовали друг друга.
      Он перехватил копье второй рукой и круговым движением направил древко за противником. Его рулевой стремительно уронил голову на руль, освобождая дорогу оружию.
      Не зря Шура тренировал этот прием. Рассекая воздух, копье засвистело, и древко догнало затылок найта.
      Удар по уходящей цели получился несильным. Но его хватило, чтобы копейщик Акулы навалился на спину рулевого, черный мотоцикл качнулся и вильнул в сторону. Найт не удержался в седле, вылетел и грохнулся на дорогу. Его рулевой старался выровнять потерявший управление мотоцикл. Но все же не совладал с вырывающимся рулем, колесо подпрыгнуло на канаве обочины и он тоже свалился с мотоцикла.
      "К-750" несколько раз перевернулся на обочине, сломал зеленые ростки подсолнечника на поле, после чего сердито фыркнул и затих.
      А Шура уже соскочил с мотоцикла, выдернул из ножен на правой голени Малое Жало и в несколько прыжков оказался около найта.
      Тот лежал без движения. На всякий случай Шура въехал носком тяжелого ботинка по подбородку. Лучше перестраховаться, чем потом получить мечом в спину. Клацнули зубы, и из губ на всклокоченную бороду потекла кровь. Слетевшая каска открыла неопрятные рыжие волосы и закатившиеся глаза.
      Рулевой Акулы уже поднялся и стоял, обреченно глядя на победителей. Шура тяжелым взглядом уставился в затравленные глаза, поймав там знакомое ему чувство - страх. Рулевой понимал, что ему, может быть, осталось жить недолго.
      Кодекс намекал - нужно помочь брату переселиться в Страну Бескрайних Дорог, где ждут предки-байкеры. Правда, почему-то никто в здравом уме не спешил добровольно туда переезжать…
      Шура движением руки приказал ему сесть на дорогу, а сам направился к перевернутому "К-750". Вынул из замка ключ зажигания, взвесил на ладони. Посмотрел через металлическую дырочку на взошедшее Солнце, к лучам которого тянулись ростки на поле. Потом пристегнул трофей к тяжелой цепочке, обвивающей шею.
      Этот ключ стал сорок седьмым.
      "Ключи на шее - это человеческие жизни", говорил Вайс. У Шуры их было почти пять десятков, но жизней за этими кусочками железа было гораздо меньше. Он никогда намеренно не помогал братьям перекочевать в Страну Бескрайних Дорог.
      Найту, валяющемуся на дороге, до шести десятков не хватило одного ключа. Не бороздить ему больше дороги, даже если очухается.
      Шура вернул короткий меч в ножны на голени, присел над распростертым телом, положил руку на лоб найта.
      – Прости, брат. Если не поднимешься - до встречи в Стране Бескрайних Дорог. Удачной охоты тебе там.
      Подкатил Заг.
      – Ну что, дружище, заберем себе щит? - спросил Шура.
      Рулевой больше любил разговаривать с мотоциклом и лишь качнул головой.
      – Ну и не надо. Лишнюю тяжесть возить, - Шура оглянулся по сторонам. - Куда же запропастился Рыжий? Второй день нету.
      Заг молча кивнул.
      Возбуждение схватки уже начинало проходить. Шура стоял у чужого мотоцикла с поверженными воинами, и взгляд его был направлен не на них. Он смотрел на сухие шары перекати-поля, медленно катящиеся по другую сторону дороги. Вот уже сколько лет он гоняет с ними наперегонки. И сам уподобился им - в разные стороны кидает его. Но нет, он не такой. Эти бурьяны послушны ветру и двигаются лишь по его воле. Сегодня - на запад, завтра - на восток. Через час настанет штиль и сухие шары бессильно замрут. А он десять лет, не сворачивая, идет по одному пути - за призраком красного волка.
      Шура неспешно сел в седло и "Планета" продолжила свой путь.
      Дорога опять начала убаюкивать Шуру. Он задумчиво смотрел на передний край бело-голубой коляски, снова отдавшись во власть размышлений.
      Многие думают, что оса - это обязательно те полосатые твари, что появляются в то время, когда в садах спелые яблоки и груши щедро устилают землю. Хотя именно такая и умостилась на коляске "Планеты", значение тотема подразумевало немного другое создание. На самом деле различных ос было множество - от больших синих насекомых, жужжание которых может разбудить крепко спящего путника, а укус привести к смерти, - до крохотных, размером не больше маленького муравья.
      Шура с детства был приметливым, любил наблюдать окружающий мир. Он видел, как такая маленькая оса охотится на больших жирных пауков. Паук сам является опасным и успешным хищником, но это не смущает маленькую охотницу. Она не вступает с ним в драку, где большой паучина, конечно же, окажется сильнее. Вместо этого оса просто и буднично совершает стремительный бросок и жалит свою большую жертву в уязвимое место между лап. И все. Паук уже не боец. Теперь он - живое мясо для будущих деток осы.
      Эту мудрую стратегию Шура и взял себе. Никогда не надо сражаться с противником на его условиях. Просто надо решать свою задачу - или договориться с ним, или покалечить, или же убить. Но не драться. Ведь всегда найдется кто-нибудь посильнее тебя. Такой, как Догер…
      Думал ли Шура десять лет назад, что станет таким? Он начал вспоминать худощавого четырнадцатилетнего мальчишку, мечтавшего о пасеке, где трудолюбивые родственники ос будут наполнять медом соты в просторных ульях…

Землепашец

      "Тому длинному, со щербатым зубом, я выбью все целые зубы. А пухлощекого Ралу, сына соседа Кея, повалю в пыль и стану пинать ногой по брюху. Пусть при всех просит пощады. Всех, всех раскидаю и накажу. Гады…"
      – Человек не может быть полностью плохим. И злого основания в человеке всегда меньше. Даже в самом закоренелом негодяе больше благого, - прервал Шурины планы о мести спокойный голос Дариана. - Просто злые поступки всегда на виду, они лучше запоминаются. Если сделать десяток больших добрых дел, а потом совершить одно маленькое зло, то все добрые деяния сразу же будут перечеркнуты и забыты. Имя человека теперь будет привязано к лиху.
      Шура вполуха слушал Дариана, продолжая в мыслях смаковать расправу над обидчиками. Он привык уже к издевкам сверстников и насмешкам босоногой малышни. Но его сегодняшнее унижение видела Марта. Она глупо улыбалась, теребя кончик черной косы, когда долговязый Петти по прозванию "Гвоздь" отвесил Шуре затрещину. При этом щербатый рот заводилы местных подростков кривился в безнаказанной ухмылке. А его прихвостни выводили: "Лопух! Лопух!". От этого хотелось зарыться поглубже в землю, где живут одни кроты. Эти слепыши не смогут видеть его позор, как видела Марта.
      Обидное прозвище за оттопыренные уши спрятало под собой имя и даже шепелявые малыши, показывая на него пальцами, смеялись и лепетали: "Лопуг, лопуг". А всего-то стоило разбить пару носов, чтобы насмешки прекратились. Но можно было получить по носу собственному.
      – Вот пчелы - они все равны. Кроме цариц, конечно. Но удел матки - рожать новых членов семьи. А остальные дружно работают для блага всего роя. И мы тоже можем вкусить этих благ, - соломенные усы Дариана поднимались вверх, добродушная улыбка становилась еще шире. Пасечник большой деревянной ложкой зачерпывал ароматный золотистый мед. - Попробуй, - протягивал он ложку Шуре.
      Продолжая в мыслях ловко раскидывать наглых забияк, попутно отвешивая им звонкие тумаки, Шура машинально протягивал руку и брал ложку с медом. Золотистое лакомство немного подслащало горечь обиды, отвлекая от мысленных баталий. Но ненадолго. И яркие картинки, на которых противники стонали на земле, а Марта хлопала в ладоши, приветствуя доблесть Шуры, словно сами собой проявлялись в его голове. Будто неведомый красочник рисовал у него в мыслях.
      Жаль, что эти картинки никогда не проступят наяву. Он хорошо умел драться, но все это умение проявлялось лишь в подростковых фантазиях. Когда же он сталкивался с другими мальчишками, то готов был бежать подальше или покорно сносил все издевки. И ничего не мог с собой поделать. А потом наказывал всех. Вечером, когда долго не мог заснуть от обиды. Тогда его притеснители картинно ползали на коленях в пыли и просили пощады. И Марта смотрела на него глазами, полными восхищения.
      За свои неполных четырнадцать лет Шура уже хорошо выучил себя. Он знал, что никуда не денется от обидных подзатыльников. Стоит лишь Петти-гвоздю сделать грозное лицо, поманить пальцем, сложив другую руку в кулак, - и снова начнут подкашиваться ноги, все планы мести улетучатся, словно дым от подсолнечных дров, сгорающих в печке. Сколько раз он зарекался не трусить. И все тщетно. Даже при наименьшей угрозе сердце начинало колотиться, словно у пойманного кролика, липкий страх растекался внутри, парализуя волю.
      В последнее время его даже перестали лупцевать. Неинтересно бить того, кто не противится. Так, дразнят, травят, иногда пнут или испачкают навозом потехи ради.
      – Миром должна править любовь, - серые глаза Дариана улыбались. Сколько Шура знал пасечника, тот никогда не бывал хмурым или насупленным. - Солнце, всходя утром над землей, с любовью посылает на землю свои лучи, согревая все сущее и даруя жизнь. От любви Солнца прорастает трава, распускаются цветы, колосится пшеница. Посмотри на земной лик Солнца, - Дариан показывал на стоящий в углу беседки свежесрезанный цветок подсолнечника. - Он прекрасен - и потому к нему так тянутся пчелы. Они дарят нам свою любовь в виде меда. И только человек привносит в этот мир боль, страх и разрушения. Так что лучше посмотри на Солнце, попроси его наполнить твое сердце смирением и любовью. Прости их. Это удел сильных - прощать.
      Матери Шура уже давно перестал жаловаться. Ей и так забот хватает, сама-одна трудится на бабкином поле, его бестолкового растит. Не стоит ее лишний раз огорчать. А вот в присутствии Дариана можно было посетовать на забияк.
      Легко ему говорить - прости. Любят пасечника в селе, даже из других краев часто захаживают за горшочком меда и за добрым словом. Знает он много, каждому найдет что сказать.
      Однажды Шура слышал разговор сплетниц Дойны и Миры. Старая Дойна говорила, что раньше Дариан был жрецом-технарем. Да только выдумки все это. Разве могучий Хранитель тайн предков мог забраться в такую глушь, далеко от своих Храмов?
      Стар был Дариан, а на лице у него почти не было морщин. Наверное все от того, что у него не было таких проблем, как у Шуры. Никто не норовит зацепить или обозвать злым словом. А у Шуры не было заступника. Вот были бы у него отец или старший брат. Шура знал, что не бывает детей без отцов. Но мать ничего ему не рассказывала. Себя Шура помнил с трех лет, именно тогда они с матерью пришли и поселилась в Ковыльных Сопках. Жили они у старой Тайры, которая стала Шуре за бабку, обрабатывали ее поле. Так он и рос - парень, воспитываемый женщинами - вечно занятой матерью и сварливой бабкой.
      Когда у него не было работы в поле, а пасечник был занят, Шура любил выбежать за село, забраться на высокий древний курган, который не распашешь даже мотоблоком. Далеко видно отсюда - и серые дороги, и защищающие поля лесополосы, и желтые, зеленые и бурые квадраты обработанных полей. А еще видно яркую зелень виноградников, прячущихся в укромных лощинах.
      А под самым курганом расстилалось поле с тысячами солнц - подсолнечники тянули свои головки к родителю-Солнцу, дающему благодать растениям, животным и людям.
      Сидя среди высоких седых нитей ковыля, Шура смотрел вдаль и мечтал стать птицей, полететь над этими просторами, надменно глядя на сверстников с высоты…
      Как бы он нагадил им на головы!
      А еще было бы здорово, чтобы из этого кургана поднялся древний воин. Вот бы посмотреть на живого коня. Дариан рассказывал, что так, с верным конем, хоронили знатных кочевников-сиритов, сражавшихся в этих степях сотни лет назад. Были у них дивные животные, с гривами, на которых они ездили, будто на мотоциклах. Кочевники ушли в небытие вместе с гривастыми, оставив после себя лишь эти величественные, но молчаливые курганы.
      На кургане Шура думал о словах Дариана. Прощение, любовь к маленьким людям и к большому окружающему миру. Хотелось бы верить пасечнику.
      На самом деле Шура любил окружающий мир. Жаль только, что в нем есть место для таких, как Гвоздь и Ралу. Кроме них все было замечательно. Ему нравилось возиться в поле, наблюдать, как разноцветные жуки снуют по золотистым лепесткам подсолнечника, как они топчут лапками махонькие цветочки, под которыми уже наливаются маслом черные семечки. Маслом, из которого, как говорят, делают бензин.
      Но подростки не знают сочувствия и всегда норовят пнуть того, кто слабее. И когда Шуру в очередной раз принижали, он мечтал, чтобы к ним в деревню приехал добрый найт и вступился за него. Будь у Шуры деньги, то он потратил бы их, чтобы нанять такого воина. Уж найт-то быстро разобрался бы и с Пети, и с подхалимским Ралу, и с другими.
      В своей жизни Шура лишь однажды видел найта. Ранее только мотороллеры купеческой Гильдии появлялись в Ковыльных Сопках. Мальчишки восхищенно глазели на рычащие машины, цепочкой едущие по дороге. Босоногая толпа бежала за ними по всему селу. Мотороллеры появлялись часто - когда наливались маслом семечки в подсолнухах или дозревало добротное тимберийское вино.
      А воины дороги редко заезжали в эту глушь на краю Тимберии.
      Больше года назад Шура с матерью окучивал зеленые росточки на поле, когда услышал звук, чем-то напоминавший работу мотоблока на поле богатого Предана. Родившись вдалеке, звук нарастал, соперничая с песней жаворонка, постепенно набирал силу, заглушая голос крылатого певца. А вскоре чахлые заросли терна выпустили на раздолье дороги красный мотоцикл.
      Найт! Шура оперся о тяпку (куда ему до мотоблока!) и с замиранием сердца смотрел на пролетающую мимо птицу - багряный мотоцикл с коляской. И хотя это дорожное чудо мчалось так, что угнаться за ним можно было только мыслью, Шура успел заметить, что на коляске вздыбился нарисованный зеленый зверь с чешуйчатым телом, крыльями и оскаленной пастью.
      На сиденье расслабленно восседали два человека, круглые красные шлемы сидели на головах. Рулевой уверенно вел мотоцикл, полностью сосредоточившись на дороге. Найт внимательно смотрел по сторонам. Взгляд воина равнодушно ощупал тощего подростка на поле и продолжавшую работать женщину, потом снова устремился вперед.
      А Шура смотрел на коляску, впереди которой мчался острый наконечник копья. Он всегда думал, что такой наконечник должен ослепительно блистать. Солнце в тот день вовсю слепило глаза, но большое и грозное на вид острие оказалось тусклым.
      Мотоцикл промелькнул и скрылся в клубах пыли.
      С тех пор Шура, копаясь на поле, часто играл со своими мыслями. Он садился на мотоцикл и мчался по дороге. В моменты обид ему хотелось стать могучим найтом. Но он отлично понимал - это не для него. Его удел - тяпка и подсолнечник. А если повезет, то он станет возиться с пчелами. Если Дариан завещает ему свою пасеку, то Марта закроет глаза на его осторожничание (он не хотел называть это трусостью) и выйдет за Шуру замуж. Так что найтом он может стать только в своих мыслях. Так же, как мстить своим обидчикам.
      Мечтать можно сколько угодно. А чтобы на самом деле заполучить такое сокровище, как мотоцикл - это ж сколько деньжищ нужно? Только к старости скопить можно. И то, если работать не только под Солнцем, а и под призрачным взглядом Луны.
      Мальчишки, которые посмелее, играли в найтов. Брали в руки заостренную длинную палку, оседлывали упругую ветку на дереве и принимались раскачиваться, воинственно размахивая "копьями". Шуру же такие игры не прельщали. Зачем? С ветки можно упасть и отбить себе чего-нибудь. Или вообще шею свернуть. Уж лучше оседлать мотоцикл в мыслях.
      – А что это за зверь - зеленый, зубастый, с крыльями? Страшный… - спросил тогда Шура у Дариана и описал ему чудище, вырисованное на коляске найта.
      – Это дракон.
      – А где он водится?
      – Я не знаю. Наверное, сейчас таких нет. Он жил еще во времена наших предков. Я не знаю ни одного человека, который видел живого дракона.
      – А я слышал, что такого дракона называли "вертолет",- вмешался Толстый Сэмми. - Его рев был сильнее рева мотоцикла, а пламя могло сжечь даже целую деревню.
      – Да вгут все. Байки сказителей. Они шо хош пгидумають, лишь бы монеты бгосали, - включился в разговор картавый Том. - Взапгавду, энти дгаконы помогали возделывать поля. Мне бабка сказывала сказку, так тама один кузнец запьяг этакого дгакона, взлетел - и глядь, а заместо пламени из чудища стала течь волшебная вода, коя жуков изничтожала, кои пшеницу едят.
      – Да не летали драконы, - Сэмми стоял на своем. - А ежли и были среди них мирные создания, про то я тоже слышал. Только не летали они, как птицы, а землю они помогали пахать. И похож был такой дракон на огромный мотоблок. Человек залазил на дракона, цеплял плуги. Проедешь туда-обратно на таком чудище - и вот все поле уже спахал.
      – А, сказки они и есть сказки, - махнул рукой Боняк. - Нельзя было столь без трудов пахать поле. Тут пока один плуг потягаешь, то все руки отваливаются. Несколько дней приходится корпеть, чтобы свой надел вспахать.
      – А ты газбогатей и купи мотоблок себе, - посоветовал Том. - Он будеть не хуже твоего дгакона придумашного.
      Шура любил слушать взрослых. Себя он еще таковым не считал, никак не желая расставаться с детством. За все думала мама - и как угодить бабке, и как обработать бабкин надел, как справить сыну вечно разодранную одежду.
      Примостившись в углу, Шура внимал россказням приятелей Дариана. Пасечник ставил на стол под навесом медовое вино, его друзья - толстый Сэмми, картавый Том и Боняк начинали болтать обо всем. Они обсуждали виды на урожай, разбалованность отпрысков короля, корили бездельников-найтов, без толку колесящих по дорогам.
      – А ведь мотоциклу можно найти и более разумное применение, чем гонять наперегонки с ветром, взбивать пыль на дорогах и протыкать друг друга, - говорил Сэмми. - На таком могучем железном коне можно возить мешки, можно пахать землю. Да мало ли как можно приспособить мотоцикл в умелых руках.
      – От работы должны быть мозоли на ладонях, а не от древка копья, - кивал Боняк.
      Потом обсуждали жителей северных лесов, что в шкурах ходят, точно звери. Сэмми вспоминал, как он, еще будучи мальцом помельче Шуры, хотел уйти с королевскими солдатами в поход на северную страну, с которой граничила Тимберия.
      – Через Ковыльные Сопки тогда целые полки проходили. А шагали они прямиком на север. Я тогда собирал сухие палки подсолнечника на поле. Отец загадал собрать много дров. Мне так не хотелось таскать эти сухие палки, что я стал проситься в поход с солдатами. Не взяли. Только подзатыльников надавали. Видел я их несколько месяцев спустя. Сначала тянулись раненые, пешком, потом шли мотороллеры с набитыми кузовами. И непонятно было, трупы там или еще живые. Потом брели полки. А солдаты там - понуренные, усталые и злые. К таким лучше не лезть с расспросами. Позже с границы донеслись слухи, что доблестные королевские солдаты стали отличными мишенями для баберовых дротиков с наконечниками из кремня. В своих родимых лесах варвары нападали внезапно, крошили головы солдат своими дубинами и быстро скрывались среди листвы и стволов, оставляя на лесной подстилке трупы в серой форме.
      – Да уж, слишком догогой обошлась тады цена за дегева - два-тги бгевна - один тгуп Пиеговского вояки, - качал головой Том.
      – А все оттого, что Сэмми не взяли. Его пузо баберы бы не пробили. Он бы сам всех разогнал, напужавши варваров, - сохраняя серьезное лицо добавлял Боняк.
      – Тогда у меня еще не было пуза, - отвечал Сэмми, поглаживая объемное брюхо.
      Шура слушал взрослых, и окружающий мир раздвигал для него свои пределы. Оказывалось, что мир не ограничивается Ковыльными Сопками и окружающими полями да виноградниками. Где-то там, в неясной дали, были другие провинции и другие страны, бушевали войны, жили короли и стояли храмы жрецов со странным прозвищем - технари.
      Во время одной из таких посиделок Шура впервые услышал о Храме.
      – …А над ними огромные мельницы возвышаются, - рассказывал зашедший к Дариану непоседа Бор.
      – Пгезанятно, зачем им хлеб молоть-то? И так на наших хагчах живут. Все мы уплачиваем, да эти бездельники найты. Нашими деньгами, пСтом нашим загаботанными… - ворчал Том.
      Шура не понимал, зачем кому-то нужны эти большущие домины и мельницы, если они ничего не сеют и не убирают. Точно, бездельники. Только откуда у них такие деньги?
      А однажды к Дариану забрел один старый бездельник из тех, кто не работает на земле, а бродит по ней, прося милостыню. От него пахло, как от кучи свежего навоза, но пасечник почему-то любил принимать у себя бродяг, угощая их плодами своего труда.
      Несмотря на отвратительный запах, Шура вскоре подсел поближе к старику. Уж очень захватывающими были его речи. Кряхтящим голосом тот поведал, что есть в Баделенде Большая Река. Что ведет она к Морю.
      – А что такое Море? - не удержался от вопроса Шура.
      Старик бубнил, жуя хлеб с медом.
      – Если все ваши поля залить водой так, чтобы земли не осталось, и еще добавить много таких полей, тогда и получится Море.
      Шура лишь молча удивлялся - как такое может быть?
      Много дивного рассказывал старик. Что есть в мире места, где Солнце жжет немилосердно, и земли там нет, один сыпучий песок. А за северными лесами лежит край, где все - земля и холмы, кусты и чахлые деревья - все покрыто белым ковром. Словно великан-чародей рассыпал там множество белых куриных перьев. Перышки те непростые - если их принести даже в северные леса, то они чудесным образом превращаются в воду.
      Как-то в один из дней, когда редкие тучи, набегая на Солнце, бросали на землю большие тени, Шура сидел на пасеке за вкопанным в землю столом и пером карябал буквы на толстом куске бумаги. Дариан неподалеку чинил сетку, что надобно надевать на лицо, когда мед качаешь. Сам пасечник ею уже давно не пользовался, его пчелы признавали и так. А Шуре предстояло вскоре постигать премудрости обращения с обитателями ульев. Для него и готовил сетку пасечник, "ученика" пчелы любили кусать, если он очень близко подбирался к их обиталищу.
      Зачем Дариан заставляет его учить грамоту? Никто в Ковыльных Сопках не умеет писать, что вовсе не мешает выращивать хороший урожай. Землю надобно хорошо знать, а не буквы. Но пасечник зачем-то рассказывал Шуре, что есть разные языки, что их язык называется "англик". Есть еще и русик, на котором говорят где-то там. Странные, зачем говорить на другом языке, если и на таком все понятно?
      Ни у кого в Ковыльных Сопках книг нет, а у пасечника есть. И где только он их взял, и бумагу еще эту? Шуре уже до смерти надоело царапать пером по желтоватым листам. Да вот только Дариан непреклонен: хочешь получить пасеку в наследство - учи грамоту. И все тут.
      – А как писать: "мед - это жидкое сонце"? Правильно?
      Глядя на небо сквозь изгрызенную вредной мышью сетку, Дариан поправлял:
      – Не сонце, а солнце. И не забудь написать с большой буквы.
      И едва Шура начал выводить "Солце", как на пасеку влетел запыхавшийся мальчуган лет девяти.
      – Мотря… Мотря! - захлебывался мальчишка.
      "Мать зовет, наверное. И чего так кричать? Припадочный ребенок…", - Шура в который раз перечеркнул злополучное "солце".
      – Найты убили Мотрю! - наконец продышался хлопец.
      "Шутка дурацкая", - мелькнуло у Шуры. Но раскрасневшийся мальчуган не походил на шутника, уж слишком был возбужден.
      С пера на буквы сорвалась тучная капля.
      Сердце вдруг екнуло от предчувствия чего-то нехорошего. Зловещего. "Что же случилось с матерью?" - билась мысль, пока они с Дарианом бежали следом за мелькающими босыми пятками парнишки.
      Мать он увидел не сразу. Вздыбленная коляска грязно-белого мотоцикла была самой необычной деталью на обочине села. Тело грузного мужчины с порванным на груди кожаным комбинезоном валялось рядом с мотоциклом.
      Второй раскинул руки неподалеку. Из его раскроенного горла уже не лилась кровь. Жухлая трава, на которой лежал найт, приобрела бурый оттенок.
      Выцветшее синее платье матери Шура увидел самым последним. Руки раскинуты, из-под серого платка выбились русые волосы, лицо уткнулось в траву.
      Он бросился к ней, перевернул и тряс неподвижное тело, всматриваясь в обескровленное лицо.
      – Мамочка… мамочка, вставай… вставай. Это я, Шура.
      Но мать не отзывалась. Знахарка тетка Датья, положила мозолистую руку ему на волосы.
      – Сиротка… Ее уже не поднять.
      Но Шура не слышал ее. Он все надеялся, что мать откроет глаза, что узнает его, скажет приветливое слово. Он вглядывался в родное лицо и не почти не слушал рассказ Барта и Тертия, которые видели случившееся.
      – … два найта встретились. На одном мотоцикле двое. На другом - один. И как давай биться. А Мотря давай бежать с поля к селу. Мотоциклы ревуть, несутся быстро-быстро… один убил двоих… белый мотоцикл без седоков догнал и сбил Мотрю. Потом заглох. Один уехал… красный волк на черной коляске…
      На похоронах Шуры не было.
      Сколько он помнил, мать всегда была рядом. Заштопает разорванные штаны, будет сидеть у кровати, когда заболеешь, даст подзатыльник, если что-то натворишь.
      Он не мог поверить, что матери больше нет. Не мог прощаться с ней. Не мог видеть, как родное тело засыплют землей.
      Вместо этого он бессильно ревел, схоронившись среди зарослей в дальней балке. Пальцы остервенело рвали траву, ломая ногти, загребали плотную глину. Кровавая пелена застилала голубые глаза, и все вокруг - склоны балки, кусты, трава - все окрасилось багровым цветом. Перед глазами плыло и колыхалось пурпурное облако, алый туман заполонял голову.
      Внезапно из этого марева выпрыгнул красный волк. Большая дикая собака, как рассказывали старики. Жили такие в тех краях, где обитали овцеводы.
      Появившийся зверь злорадно скалил зубастую пасть, и Шура узнал его, хотя и никогда не видел. "…красный волк на черной коляске…" Это он сожрал мать! Зверь с мотоцикла умчавшегося найта.
      Кровоточащие пальцы вгрызались в землю, а в воспаленном сознании они впивались в горло ненавистного зверя. А красный волк все скалил пасть и хохотал над бессильным мальчишкой. Потом запрыгнул ему прямо в голову.
      Когда он появился на дворище, где одиноко стоял маленький домик, бабка только сложила руки.
      – Сиротушка. Куда же ты запропастился? И попрощаться с ней не пришел. Три дня искали… - запричитала бабка, глядя на ввалившиеся щеки, воспаленные глаза с неистовым взглядом.
      Ответа она не услышала. Шура молча прошел в дом, взял со стола краюху хлеба, сунул за голенище стоптанного ботинка сточенный ножик с потертой рукоятью, положил в карман маленькое бронзовое солнце - подарок матери - и вышел на улицу. Там молча обнял бабку, развернулся и зашагал прочь.
      – Я ить думала, что ты терича на поле будешь работать. Куда ж мой надел-то терича?
      Бабка пыталась догнать, упрашивала остаться, рыдала. Но Шура был глух, а шаги его торопливы. Красный волк обосновался в голове и гнал его прочь. Вскоре Тайра отстала.
      На окраине Шуру догнал Дариан. Пасечник его окликнул, потом схватил за руку. И встретился с холодным взглядом голубых глаз в красных прожилках.
      – Послушай. Сейчас ты выбрал неправильную дорогу. Она приведет тебя в никуда. Я не буду тебя упрашивать остаться. Ты уже взрослый и сам принимаешь решения. Просто взвесь все еще раз, подумай спокойно. То чувство, которое поселилось у тебя в душе, сейчас мешает тебе думать. Что случилось - то уже в прошлом. Мертвых не дано возвращать никому. А нужно научиться прощать. Ведь Солнце нас прощает и каждый день снова посылает нам свое тепло…
      Шура вырвал руку и побежал прочь.
      А пасечник стоял и смотрел вслед, пока горизонт не поглотил бегущую фигурку парнишки.

      Теперь, покачиваясь в седле, Шура подумал, что тот парнишка навсегда растворился в горизонте.
      За десять лет странствий любознательные голубые глаза выцвели, превратившись в серый лед. Щуплое тело стало крепким и жилистым, на руках проступили вены, беззаботные мысли огрубели. Могучие мышцы так и не забугрились по телу, зато движения стали вкрадчивыми, уверенными, а разум - холодным. И страх он сумел поставить себе на службу.
      Многочисленные шрамы на теле иногда отзывались давней болью. И непрерывно кровоточил один большой шрам в душе. Постоянный спутник - красный волк - надежно поселился в голове, не давая расслабиться, заставляя постоянно держать след…
      Они держали путь на Мидриас. Рулевой поверженной Акулы поведал, что через два дня в главном городе провинции начнется Большой Турнир, который устраивает королевский наместник Плойны.
      Сам турнир мало интересовал Шуру. Зачем ему биться тупым копьем? Чтобы снискать славу и добыть лишнюю нашивку на куртку? С него хватает и ожерелья из ключей. Для него главное - это бить без промаха острым наконечником. Он должен быть готовым нанести смертельный удар. Сразить одну единственную цель, ради которой он и бороздит дороги Объединенного Королевства.
      Кроме того, в реальном бою у него включается еще и страх за свою беспутную жизнь. А в турнирном поединке самое большее, что ему грозило - это разбитое лицо и сломанные ребра. И настрой соответствующий на такую схватку, словно на игру.
      В реальном бою настрой должен быть один - убивать.
      Большой Турнир Плойны был интересен тем, что на него мог приехать Красный Волк. Тогда бы Шура ждал его за пределами турнирной площадки, когда закончится турнирное перемирие.
      А еще можно было наплевать на перемирие. Кодекс ему не указ. Если Шуре удастся убить вражину, то ему уже нечего будет страшиться мести всех найтов Баделенда, что непременно последует за нарушение трехдневного перемирия. Что ему до того, что ворота Храмов станут для него закрыты? Главное - всадить копье в ненавистную грудь. А если он погибнет в схватке, то уж тем более беспокоиться нечего.
      Только Зага жаль.
      Рулевой подогнал мотоцикл на стоянку для тех, кто не учувствует в турнире.
      – Загги, дружище, я знаю, как ты "любишь" поговорить. Поболтай с рулевыми. Что-то сомневаюсь я, что Волчина заявится на ристалище. Может, кто из твоих собратьев встречал на Дороге черный мотоцикл с кровавым тотемом? Может кто и подскажет, по каким дорогам он ездит?
      Рулевой лишь кивнул в ответ.
      – Да, и смотри своим наметанным глазом, не припрется ли сюда черный "МТ" с серым Псом на коляске. С Каннингом нам лучше не встречаться.
      Заг покачал головой, мол не стоит напоминать, я и так знаю.
      Турнирное поле неподалеку от Мидриаса уже пестрело различными цветами участников и зрителей. На огромной стоянке расположились не меньше пяти десятков мотоциклов: тяжелые "МТ", "Уралы", "Днепры", средние "Юпитеры", легкие "Явы". Заг сразу же отметил красную "Планету". В отличие от их старушки, у которой местами облупилась краска, на баке виднелась внушительная вмятина и коляску покрывали царапины, красный мотоцикл выглядел так, будто недавно побывал на капитальном ремонте в Храме.
      А у Шуры с Загом денег на капитальный ремонт никогда не хватало. Мотоцикл уже давно просил серьезного обновления. Последний раз в бою встречный меч чудом миновал бедро Зага, острие клинка пробило бак. Жало оказалось более удачливым и попало не в железо, а в тело. Но после того Оса еле дотянула до Храма, где жрецы заклеили бак. На новый денег не хватило, ведь нужно было запастись бензином.
      Это был далеко не первый турнир, на который они прикатили. И все же, окидывая взглядом стоящие мотоциклы, Шура в который раз поражался многообразию тотемов на стоянке. На колясках летели, бежали, плыли, бросались на добычу различные твари, земные и сказочные. Здесь были и разные кошки, и орлы-соколы, и змеи, и хищные рыбы. А еще была парочка неизвестных Шуре животных, вроде того, что красовался на коляске темно-зеленого "МТ" - серый великан с длинным-предлинным носом и большими ушами. Многие из животных-тотемов жили еще во времена всемогущих предков и теперь существовали только на колясках найтов да на языках сказителей.
      Отдельно в стороне стояла пятерка одинаковых мотоциклов - все зализанных форм, фиолетового цвета, у всех один тотем - рогатая бычья голова.
      "Неприкасаемые, - презрительно подумал Шура. - Интересно, кого это принесло на турнир?"
      Черно-красного мотоцикла с Волком видно не было.
      Шура снял шлем, спрыгнул с седла, когда раздался скрежет тормозов и на стоянку влетел мотоцикл.
      Идущую на большой скорости "Яву" бежевого цвета занесло на повороте, из-под колес полетели мелкие камешки. Но рулевой справился с управлением и теперь мотоцикл несся прямо к стоящей бело-голубой "Планете".
      В руке найта было копье. На коляске сидел темный паук с красными пятнышками на спине.
      Черная Вдова!
      Шура напряженно застыл около своего мотоцикла. Правая рука непроизвольно потянулась к древку Большого Жала.
      Снова жалобно визгнули тормоза и "Ява" притормозила около самой "Планеты". Наконечник копья застыл в полуметре от Шуры.
      – Ха! - раздался хриплый голос из-под красного шлема. - Не дрейфьте, мамочка сегодня добрая, - большие, ярко накрашенные губы расплылись в ухмылке.
      Копье опустилось на коляску.
      – Я тоже рад тебя видеть, Кайра. Что, все массируешь спину Тайтилы своими буферами?
      – Заскакивай вечером в мой шатер. Я и тебе помассирую, - Кайра сняла шлем, скрывавший короткие черные волосы.
      – А вдруг завтра предстоит схватка? Я же буду совсем без сил.
      – Дери меня копы, вижу, у тебя прибавилось ключиков на шее?
      – Да и на твоей прелестной груди цепочка стала длиннее.
      Да, грудь у Кайры была великолепная. Просто огромная, как пара немаленьких арбузов. Даже плотная куртка не могла скрыть две больших выпуклости. Как она управляется с оружием? Ей же грудь мешает…
      Кайра и ее рулевая Тайтила были единственными женщинами среди найтов, которых знал Шура. И с ней у него были приятельские отношения.
      Шура отлично помнил, как они впервые встретились…
      …Он только что повесил на грудь свой тридцать первый ключ, когда на них с Загом без предупреждения налетела бежевая "Ява". На седоков "Планеты" сразу же полетела прочная сеть со свинцовыми шариками по краям. Следом за ловушкой мчалось копье.
      Ему повезло, что он успел среагировать и акинаком перерезать сеть. Потом они бились на копьях. А вечером Шура ночевал в шатре Кайры. Второй шатер был предоставлен Загу и Тайтиле. Воспользовались ли рулевые такой возможностью - никто из них не говорил. Кайра шутила, что, небось, всю ночь обсуждали регулировку карбюратора или установку колец на поршень…
      Они успели до начала жеребьевки участников.
      Зрители несколькими плотными кольцами уже опоясали большое ристалище, обнесенное легкой деревянной изгородью. На ограду напирали зрители, ведь в первых рядах видно лучше всего. Но здесь находилось и самое опасное место. Если рулевого вышибали из седла, то неуправляемый мотоцикл мог легко проломить ненадежный забор и врезаться в живую изгородь. Первый ряд зрителей составляли самые отчаянные из жителей Мидриаса и тех, кто приехал на турнир из других земель. Они были готовы рискнуть, чтобы во всей красе насладиться предстоящим зрелищем.
      – Да, много найтов съехалось,. Вроде бы обычный турнир… Сколько разных мотоциклов. Загги, а ты видел когда-нибудь Харлей? - спросил Шура.
      Рулевой покачал головой.
      – А как думаешь, он существует на самом деле?
      – Легенда это, - буркнул Заг
      – Не существует такого мотоцикла, - поддержала Тайтила.
      – Наш большой мальчик до сих пор верит байкам сказителей, - ухмыльнулась Кайра. - Эти губошлепы че хош придумают, лишь бы деньгу бросали.
      – Я думаю, что раз они сказывают байки, значит они получили благословение предков-байкеров, - заметил Шура.
      – Ха! Благословение опустошать кошельки найтов.
      – Но они лучше всех знают наш Кодекс.
      – Кодекс, Кодекс… Кто его видел, этот Кодекс? Кто его придерживается? У нас свой кодекс, и он велит - ключ любой ценой, - Кайра всегда была несдержанна в суждениях.
      – А ты не боишься попасть в Бездорожье? - Шура сам собирался нарушить Кодекс, если встретит Красного Волка, но хотел выяснить, что по этому поводу думает Кайра.
      – Я не удивлюсь, если сказители сами от себя добавляют в Кодекс то, что считают нужным. Даже сам Фамирос мог о таком не ведать.
      – Например?
      – Фамирос завещал: "Каждый найт должен стремиться стать Хандредом". А как тут станешь, если на турнире нельзя, при караване нельзя, у кемпинга нельзя?
      – А ты кровожадная.
      – Я люблю мужчин. Особенно их ключики, - хищно оскалилась она.
      Кайра слезла с седла, когда к ним подбежал маленький человечек с красной перевязью.
      – Ставки, ставки. Не желаете? - засипел он, перебрасывая с руки в руку серебряные бримоны.
      Шура покачал головой.
      – Полтора на фаворита. Поставьте парочку серебряных на Слона. Верняк.
      Найт постарался сделать хмурое лицо, после чего они с Загом развернулись и пошли к ристалищу.
      – Можете бросить деньги на Бочку, - взывал человечек к спинам найта и рулевого.
      – Эй, иди сюда, - позвала Кайра. - Поставлю золотой на фаворита Бочки.
      Пока Черная Вдова занималась растратой денег, Шура и Заг с трудом протолкались в первый ряд., где их тут же прижали к изгороди. Толпа напирала так, что казалось - еще мгновение, и ограда рухнет, выпуская зрителей на поле.
      Но вот на поле прозвучала команда, мотоциклы на площадке для состязаний выстроились в четыре ряда, образовав квадрат. По той же команде найты вскинули боевые копья и мотоциклы с места дружно ринулись в сторону зрителей.
      Завидев нацеленные на них наконечники долгомерных копий, толпа стремительно подалась назад. Кто-то упал, на него наступили, и его истошный крик едва пробился сквозь звуки моторов. А рулевые осадили мотоциклы у самой ограды, вызвав одобряющие рукоплескания.
      Наконец зрители кой-как расположились на своих местах. Шура снова оказался прижатым к ограде, но теперь тонкие доски хоть не трещали под напором тел. Правда, если неуправляемый мотоцикл ринется сюда, то плотный строй людей не позволит уклониться от столкновения с обезумевшей машиной.
      Заиграли трубы, и распорядитель турнира срывающимся голосом объявил, что сегодняшние состязания почтила своим присутствием дочь короля Баделенда - принцесса Альбина. И победитель турнира получит приз лично из рук наследницы трона.
      "Так вот чей эскорт составляли фиолетовые мотоциклы. Принцесса пожаловали", - подумал Шура, пока толпа выражала свое приветствие хвалебными выкриками.
      Все шестьдесят семь участников дружно отсалютовали копьями, а зрители восторженно зааплодировали, когда в ложе королевского наместника Плойны появилась женская фигурка.
      У Шуры глаза всегда отличалось зоркостью, и он, вместе с тысячей других глаз, с любопытством уставился на ложу. Он смог разглядеть пышные огненно-рыжие волосы принцессы, отдающие красноватым отливом. Лицо холеное, капризное и властное. Красивое, испорченное лишь надменным выражением. Из-под тонких бровей на ристалище смотрели большие раскосые глаза.
      Наряд же Альбины поразил его. Шура по-другому представлял себе наряд королевской дочери - пышное платье с рюшками, аккуратно уложенные волосы, золотые украшения. Все должно быть изысканным и благопристойным.
      Принцесса же предстала в ярко-синем убранстве. Турнирный день выдался теплым, и верхнюю часть изящного тела прикрывала только полоса материи, обернутая вокруг груди. Легкая ткань совсем не прятала вызывающие очертания бюста Альбины, хоть он и был гораздо меньше, чем у Кайры. Плоский упругий живот остался оголенным, и Шура с удивлением разглядел там блеск серебряного колечка, продетого прямо сквозь кожу. Дополняли наряд принцессы такие же синие штаны, плотно облегающие длинные ноги.
      Шура представлял, что принцесса должна носить золотые украшения, но она явно питала слабость к серебру. Брошь в распущенных волосах - изящная бычья голова, браслеты на запястьях, колечко, продетое сквозь дырочку в пупке - все было из серебра.
      – Одета по-дурацки, - шепнул Загу молодой найт.
      – Ты раздражаешься потому, что у тебя никогда не будет такой бабы, - выдал длинную как для него фразу Заг.
      – Зачем мне такая? - сдвинул плечами Шура, старясь глубоко вдохнуть, пока толпа не так сильно давила на него.
      Какую ему хотелось женщину, Шура и сам толком не знал. Пока он шел по следу Красного Волка, ему было не до этого. Как он будет жить дальше, после достижения цели, он не знал. И не задумывался о том, какую жену хотелось бы заиметь. Но уж точно не такую, как та, что сейчас машет оголенной ручкой в серебряных браслетах. Лицо надменное, жесты пренебрежительные. Хоть красива, но наверняка глупа, как рыжая курица.
      По взмаху принцессы снова заревели трубы, и долгожданный турнир начался.
      Перед началом схваток свое умение показывали рулевые. Повинуясь кудесникам руля, мотоциклы поднимались на дыбы, задирали коляски и ехали на двух колесах, мчались друг на друга и в последний момент благополучно разъезжались.
      – Бочка! - объявил распорядитель.
      Это тоже было состязание рулевых. Участники выстроились в ряд, перед каждым положили пустые бочонки из-под вина. Раздался сигнал труб, заревели моторы, мотоциклы стали передними колесами толкать винную тару вперед. Дощатые емкости выскальзывали из-под колес, откатывались в сторону, мешали другим участникам. Быстрее всех докатил бочку до ограды рулевой Коршуна, при этом ни разу не выпустив ее от колеса.
      "Интересно, на кого поставила Кайра?" - подумал Шура.
      После небольшого перерыва началось основное действо.
      Красного Волка не было и среди найтов-поединщиков. Потому Шура деловито наблюдал за состязающимися парами, оценивал технику владения оружием, мастерство рулевых. Ведь с каждым из них они с Загом могут столкнуться на узкой тропке, пролегающей по дорогам Баделенда.
      Сначала бились воины, у которых были тощие цепочки с малым количеством ключей. Лишь победители этих схваток могли скрестить турнирные копья с более опытными воинами, на чьих шеях ощущалась тяжесть не менее пяти десятков ключей. Таких было немного. И среди них находилось всего два Хандреда.
      Напористо сражались найты, демонстрируя свое умение. Ведь в ложах за боями наблюдало много знатных купцов. Глядишь, и приглянешься кому-нибудь, кто-то из важных персон будет удовлетворен умелостью твоего копья и запомнит твой тотем. А потом закажет услуги твоего копья. Купцы - народ бережливый (найты считали, что жадный), не любят раскидываться золотыми понапрасну. Лучше нанять найта, у которого мало ключей. Денег можно сэкономить. А если тот найт еще и довольно сноровист, может выбить из седла и более опытного воина, так вообще такой экипаж является предпочтительнее для найма (если, конечно, дело предстояло не очень важное, небольшой караван там сопроводить или должников постращать). Вот и старались молодые охотники, дерясь за право скрестить копье с пятидесятниками.
      И четверо наилучших заслужили это право.
      Потом в бой вступили те, у кого можно было насчитать более пяти десятков ключей в связке.
      Самый зрелищный поединок состоялся между тяжелым "МТ", тотемом которого был ушастый зверь, и "Явой" с одним найтом, что обходился без рулевого.
      На коляске легкого мотоцикла красовался пестрый шершень. Шура невольно болел за одиночку, поскольку тотем парня был родственным его осе. И этот найт стал достойным сразиться с обладателем пятидесяти семи ключей, тогда как его собственную шею украшали всего девять.
      Мотоциклы разъехались и застыли друг напротив друга.
      – Слон против Шершня! - объявил распорядитель.
      Пронзительно взвыли турнирные трубы, заревели моторы. Высокий звук "Явы" сник перед утробным уханьем "МТ". Мотоциклы полетели навстречу друг другу. Тупые копья встретились и отскочили в стороны, а следом за ними разъехались и мотоциклы.
      При разъезде найт Слона попытался лягнуть Шершня. Удар тяжелого ботинка пришелся по ребрам одиночки. "Ява" вильнула и накренилась. Но Шершень-найт оказался еще и умелым рулевым. Он смог удержать мотоцикл. А на следующей сшибке неотразимым движением копья выбил из седла рулевого, и успел ткнуть дубинкой под ребра противнику-найту.
      Лишившись управления, "МТ" завилял и угрожающе рванул в сторону левого края ограды. Толпа стремительно начала подаваться назад, возникла паника и давка. Стоящий на правой стороне Шура подумал, что больше народу затопчут сами зрители.
      Тревога оказалась напрасной - мотоцикл потерял скорость, лениво ткнулся в жерди и заглох.
      "Вот тебе и верняк. Фаворит уже вылетел. Как же так? Вайс ведь говорил, что найт, у которого рулевой, сильнее одиночки, - подумал Шура, глядя на победоносно вскинутое копье Шершня. - Как же так? Здесь одиночка победил пару. И Красный Волк сам катается…".
      Последние бои все расставили по местам, подтверждая слова Учителя. Когда на поле осталось лишь четверо участников, Шершень вылетел из седла. Турнир выиграла пара на черном "Урале", где тотемом был бегущий тигр, а зеленый "Днепр", ее противник в решающей схватке, врезался в невезучий сегодня левый край зрителей.
      Гордый победитель подхватил боевое копье и подкатил к ложе наместника. Под овации зрителей принцесса Альбина повесила на копье найта-победителя золотой ключ зажигания, что будет достойным призом среди других, тусклых ключей на цепочке.
      Пользуясь перемирием, найты спокойно пили пиво и беззаботно общались в харчевнях Мидриаса.
      Расспрашивая собратьев по Дороге, Шура смог узнать, что следы Красного Волка ведут в северо-восточные окраины. В провинцию Тимберия, родной край молодого найта.
      Шура не поддался соблазну воспользоваться приглашением Кайры. Нельзя было терять времени, нужно было продолжать поиски неуловимого пока Волчины. Первым делом - мотоциклы, как бают сказители.
      Они готовились выезжать со стоянки, когда по дороге промчались пять фиолетовых мотоциклов. В коляске одного из них сидела принцесса. Уже без своего легкомысленного наряда, в теплой накидке, распущенные волосы развеваются в такт движению.
      Шура проводил взглядом процессию королевских найтов и сел позади Зага. Подметая дорогу полосками кожи, прикрепленными к заднему крылу, голубой мотоцикл с белой коляской отправился в путь.
      "Планета" покидала просторные земли Плойны.
      Через три дня Шура и Заг пересекли границу Тимберии, одной из семи провинций Объединенного Королевства.
      На пути стали попадаться поля с тысячами маленьких солнц, в черных зернах которых прячется сила, дающая сейчас движение их мотоциклу. Глядя на проплывающее мимо желтое море, Шура вспомнил повествование сказителя Эривэна.
      "Древние мифы гласят, что раньше бензин добывали прямо из земли. Но вскоре она истощилась и отказала людям в своих дарах. И только мудрые жрецы Храма научились добывать топливо из детища Солнца, Земли и Дождя - маслянистых семян подсолнечника".
      Весело стрекотал поршень в цилиндре, "Планета" легко катила по дороге. Шура ехал в родные края. Он покинул их десять лет назад и теперь возвращался. Настоящим найтом.
      Рыжий уже вернулся и занял свое место в коляске. Ловил чутким носом встречный воздух, иногда полаивал, когда на дороге попадались люди. Пес, как всегда, отыскал Шуру и Зага во время ночной стоянки. Непостижимо, как ему удавалось преодолевать большие расстояния и всегда находить "Планету", где бы она ни была.
      На земле Тимберии дорога повернула вправо, устремившись вдоль лесопосадки. Впереди можно было заметить фигуры в серой форме королевских солдат. Лениво растянувшись в тени, отложив копья и щиты, вояки обедали. Видимо, эти бездельники топали в распоряжение наместника Тимберии. Наверное, разбойники распоясались, или просто отряд менял постой.
      Глядя на вояк, развалившихся на травке, Шура снова вспомнил сказителя Эривэна, которому доверял больше всех. Однажды тот рассказывал собравшимся в харчевне найтам интересные вещи.
      – Много солдат у короля. И не всем из них есть достойное дело. Но Баделенд большой, Баделенд могучий, а власть короля Григора незыблема. Потому и следует содержать немалую армию. А то вдруг ретивый наместник какой-то провинции захочет стать королем в своей собственной державе и решит выйти из-под господства династии Пиеров. А королевские полки хоть и не служат гарантией целостности Объединенного Королевства, но все же являются весомым аргументом.
      Слепой сказитель перевел дух, сделал глоток пива. Размышляя вслух, Эривэн говорил мудреными словами. Совсем другим слогом он рассказывал древние байки и легенды.
      Сказитель продолжил:
      – Еще армия нужна для того, чтобы соседи боялись и уважали. К примеру, Рогейн, что славиться своей пшеницей и тканями. Не станет король соседней державы и купеческая Гильдия Рогейна ломить непомерные цены для соседей, если знают, что Объединенное Королевство может без особых усилий сделать Рогейн своей восьмой провинцией. Вот для того и разбросаны по королевству такие полки, в которых солдаты маются от безделья. Самые славные дела для них - погонять иногда разбойников. И то, если найты не берутся за дело.
      Эривэну аплодировали и бросали монеты в сумку.
      Если бы слушателями были солдаты, сказитель пел бы другую песню - об отваге и доблести защитников Баделенда, об их ратном умении да мастерстве. Но каждый зарабатывает на жизнь, как умеет.
      Приближаясь к почивающим солдатам, которые как раз обедали, Шура потянулся к коляске, подвинул Рыжего и нажал на кнопку. Из коляски грянули громкие звуки удивительной песни:
 
Бивни черных скал и пещер тупой оскал
Человек среди гор ничтожно мал
Он ползет наверх, он цепляется за снег,
За туман и за воду быстрых рек.
 
      Гремя музыкой, обдавая обедающих пылью и выхлопами, "Планета" пророкотала мимо солдат.
      "Кричите, охламоны, - подумал Шура, оглянувшись и увидев злобно размахивающих руками вояк, выбегающих на дорогу. Они наверняка поминали Шварца Негера, демона войны. - Вам бы только на травке валяться. Бездельники. Настоящие бойцы служат лишь на северной границе".

Солдат

      – Заморыш, проваливай отсюда, - постовой попытался скучающее выражение на лице сменить грозной гримасой.
      – Я хочу стать солдатом.
      – Ты плохо слышишь?
      – Я хочу стать солдатом.
      – А я пива хочу. И бабу. Вот был бы ты девкой, может, и приняли бы тебя в солдатки на пару ночей.
      – Дяденька, я должен стать солдатом.
      Глядя на малолетнего оборванца, худющего, с впавшими глазами, постовой не знал - сердиться ему или смеяться. Ишь ты, солдатом он хочет быть. Мал еще, да и доходной… Одни кости.
      Постовой решительно нахмурился.
      – Я хочу стать солдатом.
      Без пинка не уйдет, решил солдат и для порядка замахнулся безоружной рукой. Мальчишка испуганно сжался, прикрывая голову рукой, но его губы, словно заклинание, повторили уже надоевшую фразу.
      Постовой отвел руку оборванца от головы, взялся пятерней за грязные всколоченные патлы, повернул к себе спиной и от души пнул тяжелым ботинком по тощей заднице. Потом с умилением наблюдал, как худющее тело пролетело несколько метров и его обладатель пропахал веснушчатым носом влажную после недавнего дождя землю.
      К удивлению постового, роняя в подставленную ладонь капли крови из разбитого носа, парнишка вновь начал гундосить:
      – Я фачу фтать…
      При виде меча, покидающего ножны, мелкий наглец оживился. Он задрожал и поднял руки над головой, словно надеялся прикрыться ими от лезвия тяжелого клинка. Просящий голос дрогнул, в нем пробились истеричные нотки.
      – Дяденька, пожалуйста! мне нужно жить! Но я должен стать солдатом.
      Визгливый голос вызвал появление возле ворот заставы старшего караульного.
      – Бродяга мелкий, - пояснил стражник. - В солдаты хочет.
      Объемные щеки сержанта, покрытые рыжей кудрявой порослью, задрожали, мясистые губы разошлись в стороны, из-за крупных зубов полился басовитый хохот. Старший караульный не удержался и минуты три громогласно ржал.
      – Солдатом… Ой, я не могу, - утирая слезы, причитал он. - Ты что, бродячий клоун? Слышишь, Кей, да мы этого "солдата" покажем баберам, так они со смеху передохнут. А мы работы лишимся. Слушай, а он мне нравится. Возьмем тебя шутом, будешь нас тешить.
      В отряд поступили семеро новобранцев. Крепкие семнадцатилетние парни, желающие зарабатывать деньги на военной службе. А Шура по-прежнему драил полы в казармах, убирал мусор, чистил оружие в оружейной и картошку на кухне.
      Этим он занимался уже несколько месяцев, минувших со смерти Лодри, старшего караульного. До этого Шурина жизнь на заставе была не слишком тяжелой. Конечно, приходилось заниматься ерундой, вместо того, чтобы учиться быть солдатом. Свободные от патрулирования бойцы тогда собирались на тренировочной площадке, Лодри заставил Шуру брать в руки палку и показывать, как он сражается с варварами. Глядя на яростные, неуклюжие движения Заморыша, вояки заливались от смеха.
      – Бей их! Громи! Догоняй! Не упусти! - подбадривали его выкриками под дружное ржание.
      Через месяц после появления Шуры на заставе все поменялось. Во время очередного рейда дубина жителя северных лесов раскроила череп Лодри. И у Шуры не стало заступника. Его лицедейство с палкой приелось и уже не вызывало веселья.
      Много довелось Шуре натерпеться от тех, кто еще недавно хлопал ему в ладоши. Чтобы он не бездельничал, ему стали поручать все больше грязной работы - стирать одежду, чистить котлы, убирать навоз в свинарнике.
      Развлечений в трудной и однообразной солдатской жизни было немного, и бойцы развлекались, как могли. Многие считали своим долгом перевернуть ведро с мусором, который Шура перед этим так долго собирал. Или наступить ботинком на руку, когда он тряпкой выдраивал до блеска просевшие скрипящие доски казарменного пола. А еще любили вызвать его из кухни в столовый зал и вылить на голову горячую похлебку под многоголосое ржание.
      Вечерами, скрипя зубами и размазывая слезы по грязным щекам, Шура остервенело тер до блеска ненавистный большой котел. Потому что знал: если повар не увидит в днище своего отражения, то Шура увидит розгу в его руке.
      Шура как раз посыпал свежим песком кровь, что осталась на тренировочном поле после вчерашних занятий мечников, когда сержант Коглин, отвечающий за новобранцев, пригнал туда новичков.
      На северном приграничье постоянно происходили стычки с варварами. Иногда после рейдов на заставу возвращалось меньше солдат, чем отправлялось на патрулирование. Дубины у баберов были тяжелыми, железные шлемы не спасали от сокрушающих ударов, которые ломали шейные позвонки. Потому и приходилось время от времени пополнять ряды солдат северного приграничья. Конечно, можно было бы брать солдат из других, не приграничных отрядов. Но командир заставы капитан Броман предпочитал набирать неопытных юношей, которых воспитают здесь, чем приглашать бездельников, привыкших к спокойной службе во внутренних отрядах королевской армии.
      А желающих хватало. Только кликни клич по соседним селам - и всегда найдутся желающие сменить работу в поле на хороший солдатский заработок. Сержант Коглин выбирал парней покрепче и начинал с ними работать.
      Закончив посыпать песок, Шура тихонько сел в углу площадки, наблюдая за новичками и Коглином. Для новобранцев это были первые тренировки, оружие им пока не давали. Сначала их учили драться голыми руками, заодно проверяя на пригодность. Не все из них станут королевскими солдатами, бойцами заставы, зато останутся самые достойные.
      Сержант показывал, как правильно бить кулаком, локтем, как пинать ногой по колену.
      – Уроды, что вы машете руками, словно мух отгоняете. Так вы даже букашек сраных не оглушите. А врага нужно бить сильно, - кулак сержанта стремительно врезался в живот, и очередной новобранец отправился задыхаться на песке. - Охламоны, вашу мать.
      Только один из новичков мог свалить с ног своего напарника. Судя по разодранному уху, этому долговязому парню приходилось уже серьезно драться. Остальные же продолжали гладить друг друга пощечинами или бросались, яростно размахивая руками и нанося удары вслепую.
      – Эй, охламоны, вы что, ветряки придорожные? Может, к вам жернова приделать и зерно молоть? Тогда пользы от вас больше будет. Вы должны крошить челюсти, а это должен быть точный удар.
      Сидя около своего ведра, Шура внимательно смотрел за Коглином, старясь запоминать движения сержанта. Уже несколько месяцев Шура тренировался ночами, когда не спали только караульные. На тренировочной площадке, освещаемой лишь безразличной луной, он молотил руками воздух, стараясь подражать сержанту Коглину. Намахавшись кулаками, Шура принимался раздавать мнимые удары деревянной палкой, которая, по идее, должна была быть мечом. Но раздобыть для тренировок настоящее оружие возможности пока не было.
      "Они боятся ударить друг друга сильно, потому что страшатся удара в ответ. И не так просто завалить такого крепыша, как они", - подумал Шура, собираясь уходить. Нужно было идти на кухню, помочь помощнику повара Тейну разделывать кости.
      Когда он поднялся, его заприметил сержант.
      – Заморыш, а ну иди сюда, - поманил он пальцем.
      Когда Шура подошел, Коглин вызвал одного из новичков.
      – А ну-ка ударь его. Он доходной и запуганный, сдачи не даст, - сказал он новобранцу.
      Крепкий семнадцатилетний парень ткнул кулачищем Шуру в живот, от чего тот согнулся и подался назад.
      – Он не бьет в ответ! - взревел Коглин. - В отличие от врага. Охламон, если ты сейчас его не положишь на песок, там будешь валяться ты. Я буду отправлять тебя на песок за каждый щадящий удар и, поверь мне, тебе будет очень больно, - шипел сержант.
      – Не надо, - прошептал Шура, но сержант его не услышал или не захотел слышать.
      Шура мелко дрожал. Ведь его будут бить по-настоящему. Не баловаться, наступая на руку… Тело уже заранее боялось, а сам он забыл о своих ночных тренировках. Его сейчас будут бить не на шутку…
      С разбитым носом он упал на песок. Он мог бы устоять, но страх подкосил ноги и он рухнул.
      – Вставай, охламон! - безразлично бросил Коглин. - Следующий.
      Били его, кто как умел. Один парень с разорванным ухом только для виду ткнул дрожащего Заморыша.
      – Неважнец, - тихо бросил он Шуре.
      Но сержант не наорал на долговязого, ведь тот и так был гораздо лучше других.
      В тот день Шура так и не смог рубить кости на кухне, у него ломило собственные кости и саднило тело. Глядя на лиловые пятна, расплывающиеся на лице Заморыша, повар сжалился над ним и не стал стегать розгой.
      С тех пор и повелась традиция тренировать новобранцев на Шуре. Перед схватками друг с другом именно на Заморыше учились наносить первые удары. Бить по нему было интереснее, чем по мешку с песком на тренировочной площадке.
      Отхаркавшись кровью, он продолжал драить полы. При виде Шуры солдаты хохотали над его распухшим носом и синими, заплывшими глазами. Ночами тело болело от ушибов и ссадин, потому тренировки при луне давались очень тяжело, каждое движение отдавало в ребрах.
      А его продолжали избивать тренирующиеся новобранцы.
      – А почему мы еще не занимаемся с оружием? Мы же не будем сражаться руками? - спросил у сержанта парень с разорванным ухом.
      – Охламоны, запомните, солдат - это не оружие. Солдат - это бойцовский дух. Бесполезно изучать оружие, если ты не готов им бить. Тут даже сильное тело не поможет. Вот именно дух вы и тренируете. А то некоторые обсираются, лицом к лицу столкнувшись с бородатым бабером и его устрашающей дубиной. Работать! И те из вас, кто станет достойным зачисления в солдаты, те и продолжат дальше тренироваться с оружием. А пока - бейте и держите удар! Работать!
      Уже на второй партии новобранцев синяков у Шуры стало оставаться меньше, хоть в этот набор попали более крепкие парни. Были среди них и такие, что уже довольно ловко размахивали кулаками. Видать, поднаторели в драках за сельских девок.
      Однако к тому времени Шура научился правильно принимать удары, гасить телом их силу. А сам, изнемогая от ушибов, продолжал тренироваться ночью. Сбивал в кровь костяшки рук, молотя мешок, отжимался на песке, махал ногами и мечом-палкой. И тень его вторила движениям тела. Порождение луны, тень становилась все резвее с каждой ночью.
      Иногда, ночью, вместо размахивания палкой и кулаками очень хотелось поспать. Прилечь прямо здесь, на песок, подложив кровоточащую руку под голову. Тогда из полудремлющего мозга выскакивал красный волк и в погоне за ним Шура заплетающимися ногами снова принимался мерить тренировочную площадку. Он подражал сержанту Коглину и дрожащие кулаки сотрясали ночной воздух.
      Он научился спать на ходу, медленно ползая на коленях с тряпкой по полу, за что получал крепкие затрещины.
      А однажды красный зверь в голове проявился днем. Призрачный волк оскалился и все заполонил собой, когда очередной новобранец размахнулся для удара.
      Шура успел сжать зубы, задрожать и невольно ударить быстрее.
      Его кулак попал прямо в то место между животом и грудиной, от удара в который начинаешь задыхаться и все плывет перед глазами. Сквозь исчезающий облик оскаленной красной пасти Шура глазел на лежащее у его ног тело. Потом испуганно посмотрел на сержанта. Ведь теперь его, несомненно, накажут. Хотя, куда уж больше наказать, чем обычно. Ведь и так постоянно избивают. Не убьют же…
      Коглин задумчиво разглядывал лежащего новобранца, потом отдал приказ оттащить в сторону и отлить водой. С минуту почесал небритую репу, потом сказал Шуре, что теперь он может давать сдачи. Каждому. А остальные теперь должны быть готовыми получить удар в ответ. Заморыш может защищаться.
      "Я могу отвечать?" Красный волк ехидно оскалился и спрятался. Шура был предоставлен сам себе. Ноги его все еще подкашивались, когда следующий молодой солдат стал напротив. А Шура все еще не верил в то, что он бьет человека.
      За полгода избиений его тело узнало все об ударах. Сотнях, обрушившихся на него. Ночные тренировки закрепляли эти знания. Теперь же предстояло познать особенности удара по живому человеку, который может дать сдачи. Это не безропотный воздух и не бесчувственный мешок с песком.
      В тот день он смог отправить на песок еще двоих из пяти новобранцев и сам два раза свалился. Это произвело впечатление на Коглина, и с того времени сержант стал тренировать Шуру наравне с другими. Но от постылого мытья полов и уборки мусора его не избавили.
      Время шло, ему было почти шестнадцать, а семнадцатилетние новобранцы его боялись и старались ударить побольнее. Только теперь удары уже были не такими бесхитростными - ему целили в пах, старались пнуть носком по коленке, ткнуть в глаза и горло, как показывал сержант. Но в ответ молодые солдаты кулями валились на песок, а сержант орал на Шуру:
      – Добивай! Охламон хренов! Учись добивать, если хочешь выжить. Ты дашь врагу шанс, а он поднимется и ударит в спину!
      Когда Коглин перестал находить замечания для Заморыша, сержант стал брать его на тренировки солдат. Тогда Шура на себе ощутил, чем бойцы отряда отличаются от новобранцев. Тело вновь стало покрываться синяками и ссадинами, а еще стали болеть вывихнутые руки и ноги, вывернутые пальцы. Здесь он узнал, как ломают конечности, душат, выдавливают глаза.
      Сержанту Коглин поначалу не хватало "живого истукана", на котором обкатывали новичков. Потом ему в голову пришла дельная мысль, и по его просьбе в очередном рейде захватили живого бабера - северного варвара.
      В отряд притащили связанного полуголого человека, всю одежду которого составляла обернутая вокруг бедер шкура. Здоровый бородач дико сверкал глазищами из-под длинных спутавшихся волос. На чернобородом лице выделялись только горящие непримиримостью глаза. Пахло от него похуже, чем в хлеву.
      На первых тренировках варвара выставили со связанными за спиной руками. Но и в таких условиях новобранцам не сразу удавалось завалить бородача, который яростно лягался сильными ногами.
      Через неделю, когда рекруты поднаторели, варвару развязали руки. Несколько секунд бабер растирал запястья, а новобранец с выставленными кулаками нерешительно приближался к нему.
      Но варвар не стал ждать, пока его ударят, а стремительно прыгнул и схватил парня за голову. Раздался мерзкий хруст, и безвольное тело с вывернутой шеей упало на землю. Разъяренный бородач бросился к очередной жертве, когда его остановил тяжелый кулак Коглина. Бабер упал на спину, а сержант еще несколькими ударами впечатал лохматую башку в песок…
      Шура же продолжал заниматься с бойцами отряда. А когда ему оставалось полгода до семнадцатилетия, по рекомендации Коглина его зачислили сразу в солдаты. Ему так и не довелось быть новобранцем.
      – Служи, охламон, - благословил сержант Шуру.
      Тогда он впервые взял в руки настоящее оружие. До этого приходилось под начальством сержанта Лейба упражняться с тяжелой деревянной палкой, заменяющей меч. Сержант показал, как рубить мечом и колоть копьем.
      – Быстрота и умение - залог вашего выживания. У бабера страшное оружие - тяжелая дубина с острыми кусками кремня. Шлем поможет мало. Щит тоже, только руку занимает. Дубина снесет вас вместе со щитом. Потому движение и еще раз движение. Определитесь, кому как удобнее - меч в одной руке, копье в другой. И двигаться, двигаться! Ноги, ноги!!!
      Меч оказался полегче тренировочной палки. Рифленость рукояти и острота клинка вселяли уверенность. Шура примеривал оружие в руке и думал, что прав Коглин. Если бы он не прошел те избиения и не научился давать сдачи - меч бы ему помог мало. И сейчас клинок дрожал от непривычки в руке, но Шура чувствовал, что готов принять оружие.
      Три месяца усиленных тренировок с оружием - и в патрулирование на границу.
      Полтора года службы записали на его счет полтора десятка человеческих жизней. А запомнился только год начальный, впервые познакомивший его со смертью. Смертью, которую нес он сам.
      Их отряд тогда выслеживал на приграничье группу варваров. Баберы разграбили уже два села, увели десяток женщин и много коз, овец да кур. Следы северян были устланы крестьянскими трупами с раскроенными черепами. Командир заставы капитан Броман, брызгая слюной, обещался патрульным насадить их головы на частокол ограды, если они не принесут головы с черными бородами.
      – Они сейчас наших баб… - надрывался капитан. - Да я вас самих как баб… за это.
      После этого Чесс, долговязый парень с разорванным ухом, бурчал за обедом:
      – Неважнец полный. Еще лишат нас всех месячного жалования.
      – За что? - удивился Шура, начавший служить гораздо позже Чесса.
      – Не за что, а для чего.
      – И для чего?
      – Б-р-рр, сразу видно, что ты не был новобранцем. На эти деньги наймут найта, чтобы он разыскал и уделал этих варваров. А это неважнец.
      – Тогда мне непонятно, почему вместо многих солдат границу не охраняют найты.
      Чесс задумался, отодвинул в сторону пустую миску.
      – Найт - это, прежде всего, свобода, - притихшим голосом, завистливо произнес он. - Их нельзя привязать к постоянной службе. Их удел - дороги, которые они выбирают сами. И никакой придурок Броман на них не орет. Сам бы побегал за этими зверями, похожими на человека.
      – Я хочу стать найтом.
      – А я вот не хочу. Всю жизнь мотаться по дорогам, таская за собой копье. Без дома, без своей земли. Я хочу вернуться на поле. Хоть мне еще в детстве надоело ковыряться с тяпкой и лопатой. Вот отец и послал меня в солдаты. Думает, я здесь денег поднакоплю, уволюсь, прикуплю пару мотоблоков. Будет чем свое поле пахать, да и в аренду можно сдавать мотоблок. Да не держатся у меня деньги. Если не прогуляю, так честные-кровные снимают за этих проклятых варваров, срази их Шварц Негер!
      Но свое жалование они тогда все же сохранили. Солдаты из группы сержанта Корта, в которой числился Шура, окружили два десятка бородачей в одежде из шкур и бесформенных меховых шапках. Солдаты хорошо знали свое дело, копья да мечи работали слаженно, и восемнадцать завернутых в шкуры трупов они обменяли на три своих.
      Именно тогда Шура ощутил разницу между лязгом мечей на тренировочной площадке и настоящим боем, в котором утыканная острыми обломками кремня тяжелая дубина норовит обрушиться тебе на голову. Прав сержант Лейб, тут никакой шлем не поможет. Ведь это не кулак, синяком не отделаешься.
      Когда, дико воя, окруженные бородачи бросились на солдат, Шуре вдруг захотелось спрятаться за спины сослуживцев. Врожденный страх толкал его назад, подальше от опасных дубин. Не помня себя, он бы так и сделал, если бы одновременно в мозгу не проснулся красный волк.
      Зверь кровавого цвета тут же приказал бежать вперед. И разрываемый на части двумя противоположными чувствами, Шура бился в первом ряду строя.
      Перед ним сразу же оказался великан с развевающейся гривой волос, бешено размахивающий огромной дубиной. Бабер легко, словно тростинку, сломал выставленное вперед копье. Тяжелая дубина задела плечо Шуры. Правая рука тут же онемела, помертвевшая ладонь выпустила рукоять меча. И клинок остался в прикрытом вонючей шкурой брюхе.
      Шура вытащил оружие из мертвого тела уже после боя. Левой рукой. Правая начала слушаться только через месяц.
      Последним убийством на службе стала смерть нового начальника заставы, самодура, прославившегося необузданным и злобным нравом…

      Шура проснулся рано. Всю ночь он ворочался в шатре, ему грезились огромные бородатые варвары. Он пытался увернуться от сучковатых дубин, старался скрыться от баберов, но не мог бежать, и только кричал, когда ему на голову обрушивалось утыканное кремнем дерево. А сержант Коглин стоял рядом, грозил Шуре пальцем и все повторял: "Поднимайся, охламон! Ты можешь бить в ответ!"
      Да, долго он еще будет вспоминать свой отряд. Именно на границе и служили самые отчаянные солдаты из всех королевских полков. Для остальных же самым тяжелым занятием была строевая муштра.
      Потягиваясь, Шура снова вспомнил сказителя Эривэна.
      – Ленивы солдаты, но грозен Баделенд. Оплот цивилизации, сосредоточие величественных Храмов, вотчина богатых купцов. Времена великих войн давно прошли. Привольные княжества, непрестанно сражающиеся между собой и с дикими соседями, попали под власть Эджа, вотчины династии Пиеров. И превратились в провинции единого Объединенного Королевства. С кем теперь воевать? С соседним Рогейном выгоднее торговать. С западных горцев-татенов, засевших в горах Осси, взять нечего, кроме камня и проблем с гордым свободолюбивым нравом. А дорогостоящие шкуры горных барсов да драгоценные камни они и так меняют на железо и вино. На севере, правда, есть ценные леса. Можно было бы построить корабли, чтобы плавать в сказочную, богатую Идрию, где поют сладкоголосые птицы и текут реки из отличного вина, а хлеб растет на деревьях уже испеченный. С этой далекой страной можно было бы воевать или торговать. Но леса так и остаются нетронутыми. Доблестные солдаты короля полвека назад стали мишенями для дротиков и дубин лесных жителей. Больше армия в леса не суется.
      В отличие от других сказителей, слепой Эривэн мог не только сказывать небылицы давно минувших дней, а иногда принимался разглагольствовать на злободневные темы.
      – Баделенд похож на огромного ленивого пса. Не рычит, не кусается, но все его обходят стороной. Потому королевские солдаты сноровисты лишь в обхаживании сельских девок и в поглощении вина. Только на северном приграничье отряды боеспособны.
      За такие слова Шура лично бросил тогда целый золотой в сумку сказителя.
      – Никто не смеет угрожать могуществу Объединенного Королевства. Ведь велика его армия, многочисленны его солдаты.
      Сидящие за соседним столами найты снисходительно ухмылялись.
      – Когда более года назад к границам Рогейна подошла армия борнийского короля Бистия, наши солдаты могли вступить на землю соседей. Но умен оказался борнийский владыка. Прислал послов с богатыми дарами к королю Григору, заверил в своем желании вечного мира с Баделендом. А королю-то что? Ему все равно, кто правит в Рогейне. Лишь бы исправно поставляли пшеницу и ткани по низким ценам, лишь бы беспрепятственно торговали на базарах Рогейна аль-барейнским хлопком, зерийскими шелками да шел по дорогам Рогейна диссалийский каучук. А зачем вступаться за соседей? Унижаться перед купцами, растрачивать казну на армию, что вступит в Рогейн. А посланцы короля Бистия клятвенно пообещали купеческой Гильдии Баделенда совсем невысокие цены на хлеб и ткани, заверили, что уменьшат пошлины за торговлю на базарах Рогейна. К тому же открывалась возможность поставлять подсолнечное масло и вино, чем так славен Баделенд, в другие захваченные Бистием страны. Это и решило участь династии Мирроев, что правила Рогейном.
      Шура слышал, как один из найтов прошептал: "Король перестал быть воином. Можно было без труда захватить Рогейн и торговать совсем без пошлин". Меж тем сказитель продолжал:
      – Купцы и порешили, что торговать выгоднее, чем драться. Пусть воюет тот, кто торговать не умеет. А ведь совсем не так думал когда-то Бьорк Пиер Первый, Неукротимый Буйвол, Объединитель Баделенда, пращур нашего короля.
      Можно было выгнать борнийцев из Рогейна. Да кто же схочет терпеть убытки, пока закончится война? Перестанут ходить караваны, король повысит налоги, нарушатся торговые связи. Зачем? Выгодное предложение короля Бистия сделало свое дело.
      Слепой сказитель ничего не видит да хорошо внимает словам. Там услышит новость, там разговор, все сопоставит, погодя выдаст слушателям за звонкую монету.
      – И даже теперь, когда границы нарождающейся Борнийской империи приблизились к Баделенду, почти никого в королевстве это не беспокоит. Правда, горячие головы при дворе шепчутся, что нельзя доверять королю Бистию. Мол, кто познал радость завоеваний и у кого под рукой армия привыкших сражаться солдат, тот не сможет остановиться на полпути. Но отвечают этим желторотым воеводам, что не скоро настанет тот день, когда мощь Борнии сравняется с могуществом Баделенда. Чего большому псу тревожиться, когда рядом пробегает пусть и злобная, но маленькая собачонка?
      Шура в очередной раз зевнул, потянулся. У него хватало своих проблем, чтобы думать о политике. Осторожно, чтобы не потревожить Зага, он на коленках заковылял к выходу из шатра.
      Откинутый полог явил ему не горизонт с восходящим светилом, а плотную белую жижу. Вокруг, в какую сторону ни поверни голову, не видно ни зги. Даже кустарники метрах в десяти от шатра утонули в этой вязкой мгле. Только темные мутные силуэты ближних акаций пробивались сквозь туман. Да еще очертания "Планеты" проступили рядышком. Пока Рыжий ночует возле шатра, за мотоцикл можно не переживать.
      С Рыжим было очень удобно - не приходилось дежурить ночью. С таким чутким стражником можно не беспокоиться о внезапном ночном нападении. Конечно, редко кто решится потревожить сон найтов. Но все же мог отыскаться ретивый молодой разбойник вроде того, каким был в свое время Шура, кто рискнул бы позариться на добро найта. Или хитромудрый атаман, вроде Корда, может решить таким путем раздобыть себе мотоцикл.
      Шура выбрался наружу. Ботинки тут же покрылись влагой.
      Туман напоминал парное козье молоко, которым его в детстве угощала соседка Кавла. Белая влага окружала со всех сторон, мелкие капельки спускались на землю, траву, затухшее кострище, на волосы и куртку Шуры.
      Капельки покрыли и "Планету". Козья шкура на седле, полог коляски, металл - все оказалось мокрым. Загу, когда он наконец проснулся, пришлось протирать сиденье тряпкой, ночевавшей в шатре.
      Пока рулевой надевал на грудь лямки защитной пластины из мягкого толстого металла, пока натягивал куртку, Шура дурачился с Рыжим. Пес катался по росистой траве, и его задорный лай глухо отзывался в плотном тумане.
      На отсыревшем воздухе мотоцикл долго отказывался заводиться. Лишь после пятиминутных усилий Зага двигатель отозвался рассерженным татаканьем. "Планета" кудахтала, будто снесшая яйцо курица.
      Хотя день давно уже наступил, рулевому пришлось включить фару, и горизонтальный столб света прорезал седую пелену. "Планета" выкатилась на влажную дорогу. Заг повел мотоцикл неторопливо. По обочине медленно проплывали и тут же снова исчезали в тумане редкие силуэты деревьев.
      Не проехали они и получаса, когда сзади донесся звук мотора.
      Без лишнего слова Заг тут же развернул мотоцикл, а Шура быстро отстегнул копье. И когда сквозь туман блеснула фара, они уже медленно катили в обратном направлении? навстречу звуку.
      Степной ястреб на серой коляске вынырнул из мглы вслед за острием копья, направленным в грудь Загу.
      Шура не зевал и вовремя встретил древко Ястреба своим копьем. Он отлично чувствовал движение оружия, и за долю секунды краткой стычки ощутил, что уже сменил направление вражеского острия. Большое Жало тут же ринулось к груди чужого рулевого.
      Но копье почему-то… запуталось?!, противник крутанул свое древко, и оружие Шуры вырвалось из руки. Рев моторов скрыл глухой стук, с которым древко упало на влажную поверхность накатанной дороги.
      Заг успел подобрать левую ногу, "Планета" заскрежетала бардачком по баку Ястреба. Чужой мотоцикл задел ногу опешившего Шуры, сдирая кожу штанов и левого бедра, заставив коротко вскрикнуть.
      Найт "Ястреба" тоже не успел сработать мечом, мотоциклы разминулись.
      Заг быстро оценил ситуацию, и "Планета", набирая ход, устремилась сквозь туман.
      Лишившись копья, Шура почувствовал себя беззащитным. Сколько у них с Загом шансов устоять против опытного найта с копьем? Считать ключи на чужой шее времени не было, но их явно было не меньше, чем у Шуры.
      Тут же напомнил о себе позабытый в последнее время верный спутник и соратник. Сизым туманом он наполнил мысли и окутал тело. И реагировал страх не на быстрое мелькание черных стволов вдоль обочины (при опыте Зага они вряд ли врежутся в дерево, даже в таком тумане), а на потерю оружия. Что делать?
      А сзади их уже преследовал звук мотора. "Планета" летела сквозь туман и за ней, все нарастая, мчался звук "Ястреба".
      – Что за мотоцикл? - прокричал Шура в ухо Загу.
      – "МТ". Догонит.
      – Почему мы так слабо выжимаем?
      – Рукоять газа слизалась. Проскакивает.
      Рокотание двигателей рвало в клочья седую мглу. Заг бешено крутил рукоять газа, мотоцикл шел рывками. Иногда двигатель захлебывался, тогда "Планета" замедляла свой бег, рулевой резко накручивал непослушную ручку и мотор дико ревел, бросая мотоцикл вперед.
      Безумную идею породил страх. Если бы его не гнала необходимость выжить любой ценой, Шура вряд ли на такое решился. Это сумасшествие. Уж лучше попытаться как-то уклониться от копья, надеясь лишь на Жало. Но страх, как и учил Вайс, не заставил беспомощно цепенеть, а подтолкнул Шуру.
      – Лети быстро! Я сойду! - прокричал он рулевому.
      В ответ лишь понимающий кивок.
      Теперь все решали мгновения. Успеет ли Шура опередить настигающий звук?
      Порыться в коляске, схватить уложенную кольцами веревку. На полном ходу соскочить на дорогу (только бы не расшибиться о стволы на обочине!). Фак! Таки заехал болящим плечом во влажную землю. Нужно быстро подниматься, на такие мелочи времени нет.
      Лихорадочно вязать один конец веревки к шершавому стволу.
      Наперегонки с нарастающим звуком бежать через дорогу с другим концом в руках.
      Вот и обочина. Что же делать? Здесь нет подходящего дерева!
      Остается лишь обкрутить веревку через ненадежные ветви скользкого кустарника (только бы веревка выдержала!).
      Темный силуэт Ястреба вылетел из тумана вслед за звуком.
      Шура резко потянул на себя веревку, и перед мчащимся мотоциклом натянулась преграда. Колесо на полном ходу налетело на помеху, огромная сила так рванула мокрую пеньку из рук, словно хотела вырвать их из плеч.
      Он отпустил веревку уже тогда, когда сам полетел следом за ней на дорогу.
      Фак!
      Снова плечо. И опять нет времени разлеживаться.
      Барахтающийся звук захлебнулся, мотор сердито зарычал и затих.
      Черный мотоцикл уперся коляской в ствол на обочине. Его седоки находились неподалеку: один лежит, держась за голову, второй пытается подняться на четыре конечности. Поздно. Теперь здесь хозяин - Акинак. Малое Жало…
      Оба - рулевой и найт, сидели, прижавшись спинами к своему мотоциклу. Лезвие короткого меча только что прошлось по их горлянкам. Но не взрезало хрупкую плоть, отворяя дорогу бьющему красному фонтану, а лишь пощекотало кадыки. Так, для острастки. Чтобы сидели тихо и не дергались.
      – Что же вы Кодекс не уважаете? Что там указано? - клинок надавил на шею найту.
      В ответ найт прохрипел что-то нечленораздельное.
      – Правильно. Великий Фамирос завещал: "Заступая дорогу и желая поединка, предупреди противника". Так?
      Побежденный найт опять захрипел.
      – Ты скажешь, мол, не все придерживаются Кодекса. И будешь прав. Живи, - Шура убрал меч
      Он не добивал тех, кого удавалось обезоружить, и кто к тому времени еще оставался жив. Непременно он убьет только одного.
      Того, встречи с которым ищет почти десять лет.
      Забрав ключ, Шура подошел к лежащему на дороге копью Ястреба. Ах, вон оно что! В древко насквозь вбиты стальные штыри. Будто кремни в дубинах баберов. Не меньше десятка, под разными углами. Это с их помощью поверженный найт заклинил древко Шуры и вырвал его. Интересная штука.
      Но руки Шуры привыкли к своему копью, что верно служило ему уже почти три года. Нужно найти его, хоть это и мудрено в таком тумане. Вся надежда на Зага. Он должен помнить место на дороге, где они встретились с Ястребом.
      Звук из тумана возвестил, что "Планета" уже катит сюда. Теперь можно спрятать акинак в ножны на правой голени. Этот удобный, шустрый меч Шура облюбовал в те времена, когда грабил мелких купцов и обирал крестьян…

Разбойник

      Тяжело доводится разбойникам в Баделенде. Это вам не богатая укрытиями страна северных варваров, где леса позволяли легко спрятаться от солдат короля Григора. И не западные горы Осси, где жили свирепые татены.
      На открытых просторах Объединенного Королевства, где небо соприкасается не с верхушками деревьев, а с землей, и видать на много километров, укрыться можно было только в балках-оврагах, терновниках да колючих островках шиповника. А еще - в лесополосах, что защищают поля от ветров. И то, если стена акаций да ясеней довольно старая и промежутки между стволами уже заполонила молодая поросль.
      И все равно находились те, кто не желал горбатиться на поле, или торговать, или служить солдатом. Они предпочитали брать сами все то, что им было нужно. Их время - ночь, их разговор - лязг клинка. И плохо приходилось торговому каравану, если его не сопровождал найт.
      Хорошо атаману Корду. У него был мотоцикл. Старенький, потрепанный, без коляски. Краска вся облезла, название затерлось. Уже наверняка только жрецы могли определить, что это за мотоцикл, если бы для Корда вдруг оказались открытыми ворота Храмов. Но это неважно. Главное, что на этом мотоцикле можно было ездить. Быстро перемещаться по ночным дорогам, не таскаясь на своих двоих. Правда, если на Корда устроит охоту найт, то от его мотоцикла проку будет мало. А вот солдаты не могли его настичь.
      Корд был хитер. Не зря его кликали Лисом. Тем зверем, что любую собаку вокруг своего пушистого хвоста обведет. И всю ватагу так и прозвали - Фоксы. Атаман планировал операции банды Лисов, просчитывая все на несколько ходов вперед. Тут что важно - устроить вылазку так, чтобы и добычу взяли неплохую, и не было особой шумихи, дабы никто не пустил по их следам найта. Уж лучше два десятка королевских солдат, чем один найт. Полватаги положит запросто.
      Потому на села набегали редко, предпочитая грабить бродячих торговцев и караваны бедных купцов, решивших сэкономить на охране. А если Фоксы вторгались в какое село, то предпочитали самые бедные и отдаленные. Крестьяне погорюют да снова запрягутся, чтобы добро восстанавливать. А найта нанимать не станут, а то придется потратить все то, что не забрали разбойники.
      Так что ватага Фоксов была самой процветающей в серединных землях Баделенда. Умный главарь, у которого к тому же есть мотоцикл - это круто. Еще главарь любил захватить себе девку покрасивее, потом катал ее ночью на мотоцикле. После этого красавица отдавалась Корду по доброй воле, тогда как остальные брали женщин силой.
      Еще одно преимущество, кроме умного атамана, было у ватаги Фоксов. Это их логово.
      Ютились разбойники в развалинах древнего города. Эти руины на границе Тимберии и Плойны остались еще со времен жизни всемогущих предков, которые умели подниматься в небеса и поворачивать реки вспять. Древний камень наверняка помнил времена владычества легендарных покровителей найтов - байкеров.
      Среди старого бетона, кирпича, камня и рассыпающегося в труху железа жили огромные крысы, собаки, охотящиеся на крыс и люди, охотящиеся на людей.
      Не так важны для ватаги сами развалины, как подземелья под ними. Когда-то, еще при прежнем атамане, два найта и сотня солдат перебили много Лисов. Спаслись только те, кто успел спрятаться в подземелья. Этот мурованный сырой лабиринт укрыл полтора десятка разбойников, переждавших облаву.
      Темны и сыры подземные норы, запутаны и непредсказуемы, словно кружево ходов в овраге, которые роет настоящий лис. А если знать, где можно обрушить шаткие перекрытия, которые кажутся крепкими только на первый взгляд… Солдаты сунулись было под землю, но, потеряв под завалами нескольких человек, отступили. А оставшиеся разбойники отсиделись в пахнущем сыростью и ржавчиной подземелье. В подземном лабиринте со странным названием, пришедшим из глубины веков, - Канализация. Здесь, в мощных кованых сундуках хранилась ценная добыча и запасы продовольствия. Упрятывать нужно было получше, чтобы крысы не добрались, зато здесь никто из чужаков или королевских солдат не мог разворовать награбленное.
      Кроме жизни в Руине, были у разбойников и приятные моменты, ради чего и затевали ночные набеги. Можно взять в собственном сундуке свою долю, оставить оружие, переодеться в приличную одежду и податься в город или большое село - покупать вино, изысканные блюда и женщин.
      Главное, чтобы до сундука не добрались серые твари. А с запасами сухарей, соленого мяса и вина можно переждать под землей любую осаду. На крайний случай можно было питаться и мясом самих крыс, больших и упитанных.
      Шура тоже обитал в Руине. Когда он прибился к ватаге, то сначала оказался на побегушках у матерых разбойников. Помогал старой Мане готовить еду на всех, гонял крыс из халупы атамана, поддерживал ночные костры.
      Первый раз его взяли на дело после того, как он выбил зубы плешивому Рудыку. Тот хотел заставить молодого беглого солдата стелить ему постель. После этого Плешивый стал еще и Шепелявым, а Шуру избили толпой, так, больше для порядка, а вскоре взяли на вылазку.
      И началась для него череда ночных схваток с охраной караванов, разграбление сельских амбаров, засады на бродячих торговцев. Собирая свою небольшую долю добычи в собственный сундук, Шура почти ничего не брал оттуда - ни расшитое платье работы мастеров Рогейна, ни клинок с посеребренной рукоятью, не трогал и медленно растущую горку серебряных бримонов и золотых эджей. Он не ходил "оттягиваться в мир", тратился только на самое необходимое - обновить одежду, поменять оружие. Главное - скопить на мотоцикл. Остальное ему ни к чему.
      Для него стали привычными яростные ночные побоища, хрипы умирающих охранников, пытающихся защитить добро своих хозяев. У него добавилось свежих шрамов на теле и жестокости в душе.
      Когда грабили пешие караваны бедных купцов, которые не могли нанять найта для сопровождения, это было еще ничего. А вот когда забирали нажитое тяжким трудом у крестьян, то Шура поначалу чувствовал себя мерзавцем. Ведь он сам когда-то был землепашцем и помнил тяжесть труда и цену заработанного урожая. Но постепенно он все реже задумывался об этом. Просто старался не убивать мирных работяг. Стражники - это другое дело. Если не ты воткнешь в него акинак, то он всадит в тебя свой меч. Законы ночных схваток были просты и безжалостны.
      Однажды, благодаря заступничеству Шуры, разбойники оставили жизнь одному дядьке, который безрассудно пытался защитить свое добро.
      Как раз в это время на своем обшарпанном, но вызывающем зависть у других, мотоцикле подкатил Корд. Главарь смотрелся в седле, как король. Еще бы - все топтали пыльные дороги, а он рассекал на мотоцикле. Правда, при этом зорко оглядываясь по сторонам, чтобы первым увидеть найта и попытаться скрыться до того, как начнется преследование. Кто знает, вдруг какие-то сельчане наскребут монет, чтобы нанять найта с парой-тройкой ключей…
      – Фак. Что-то очень борз нынче молодняк, - констатировал Корд и янтарные глаза атамана превратились в узенькие щелочки. - Нас должны бояться. А то если каждый селюк будет бросаться с топором, то нам придется гораздо больше трудиться, чтобы добыть пару-тройку золотых эджей. Не хватает духу? - аккуратные усики атамана вздрагивали. - Может, ты недостоин звания Фокса? - взгляд главаря буравил молчащего Шуру.
      – Корд, парнишка прав. Не стоит нам поливать лишней кровью свой след. Тогда ведь по нему может пойти ищейка с долгомерным копьем, - сказал пожилой Басиус.
      Атаман презрительно оскалился, потом махнул рукой.
      – Пожалуй, ты прав, Басиус. Пусть селюки живут и добра наживают. А мы потом еще к ним заглянем на огонек.
      Но Шуру атаман невзлюбил. Хоть и мог выгнать его из ватаги, да тот заявил себя хорошим бойцом. Потому молодого разбойника лишь обделяли при разделе добычи, посылали в самые опасные места. И лишь заступничество Басиуса хранило Шуру от изгнания из ватаги или от подлого удара мечом.
      В те времена Шура и освоил акинак - излюбленное оружие разбойников. Его можно легко спрятать в лохмотьях и прикинуться бродягами, а потом внезапно остановить караван с носильщиками, резво заколоть охранников и уйти в ночь с добычей. Короткий меч позволял рубить и колоть одинаково легко.
      Освоившись с жизнью разбойника, Шура вновь стал думать о Красном Волке. Знать бы, где тот будет проезжать, да и устроить засаду. А сначала можно потренироваться, убив первого подвернувшегося найта. Ведь Шуре нужен был мотоцикл, чтобы угнаться за тем, ради которого он был солдатом, а теперь вынужден подвизаться разбойником.
      Шура несколько раз предлагал Корду устроить засаду на найта. Если внезапно наброситься всей ватагой… Пусть он и положит многих. Все равно чей-то акинак окажется проворнее других и отведает волчьего тела. И это наверняка будет меч Шуры.
      Атаман может заполучить новый мотоцикл, уговаривал Шура. Но опасливый Лис предпочитал действовать лишь наверняка и прогонял Шуру прочь.
      Тогда Шура решил поделиться своими идеями с Басиусом, надеясь, что старик сможет убедить атамана выследить найта. Шура знал, что Корд постоянно советуется с мудрым старейшиной ватаги. Ведь именно благодаря мудрым советам Басиуса атаман и слыл таким хитроумным.
      Шура зашел в хижину к Басиусу и застал того за неизменной игрой. Старик сидел над клетчатой доской, на которой расположились маленькие блюдечки. С одной стороны белые, с дугой - черные.
      – Не хочешь научиться играть в шашки? - спросил Басиус, повернув к Шуре морщинистое лицо.
      – Я хочу, чтобы мы устроили засаду на найта.
      В ответ на желтом лице появился прищур, служивший Басиусу улыбкой.
      – Ты хочешь сразить Найта, - выразительно поднялся костлявый палец старого разбойника.
      – Я не понимаю, чего перед ними так трепещут. Пусть даже они хорошие воины. Мы тоже ведь бойцы не из последних.
      – Найты - кудесники копья и волшебники меча, - сказал Басиус, передвигая белую чашечку. - Они истинные властелины дорог. Куда уж крысам одолеть волка, - старик передвинул черную чашечку. - Волк - могуч и быстр, его удел - стремительность, его дом - открытый простор. А ты крыса, как и мы. Наше пристанище - темные углы и безопасные норы.
      При упоминании волка Шура встрепенулся.
      – Басиус, а как можно победить такого зверя? Есть такой Красный Волк…
      – Ты хочешь подстеречь одного из лучших. Ты должен стать лучше его. Только тогда ты сможешь его одолеть.
      – Но ведь можно захватить найта на стоянке. Выследить, подстеречь и напасть внезапно. Что он сможет с нами сделать, если не будет верхом. Мы без особого труда его завалим.
      – Насчет "без особого труда" можно поспорить. А вот с тем, что завалим - можно и согласиться. И что дальше? Мотоцикл можно забрать, да что с ним будешь делать? Только выедешь - и тебя тут же насадят на острие. Первый встречный найт. Можно застигнутого на стоянке найта ограбить, не трогая мотоцикла. Потом технари подберут машину, а сами шепнут найтам, что на стоянке был убит ихний собрат. А зачем Фоксам кликать сюда многих найтов, которые бросятся нас разыскивать? Их ведь вином не пои, дай только подраться.
      На это Шура не нашелся что ответить. Он молча направился к двери, потом повернулся.
      – Басиус, я все хотел спросить. У тебя ведь уже накоплено достаточно денег. Почем ты не уйдешь из развалин? Не купишь дом в селе или городе, не заживешь спокойно?
      – Я стар. А зажить спокойно - значит умереть. Пусть меч уже дрожит в моих руках, зато я сражаюсь, направляя мечи других. Пока Корд и Фоксы не могут без меня - я чувствую себя нужным и буду жить…
      С ватагой Лисов Шура жил и участвовал в набегах почти год. До тех пор, пока не понял, что пока атаманом является Корд, на мотоцикл придется копить лет двадцать, а то и больше. И тогда красный волк погнал его прочь от разбойников.
      Вернулся Шура к ватаге через пару лет. У него на груди уже висело шесть ключей.
      Жители округа Мароника наняли молодого найта всего за пять эджей, чтобы он избавил от набегов озверевшей в последний год ватаги разбойников.
      Тогда "Планета" подкатила к самым развалинам, но не слишком близко, чтобы из-за груды камней не вылетело короткое копье или топор.
      Шура смотрел на знакомый вход в Руину. Он знал, что за полуразрушенной стеной сейчас приник часовой, остальные же замерли около входов в подземелье.
      Заг сбросил обороты, чтобы укрывшиеся в развалинах услыхали слова найта.
      – Я хочу слышать голос Басиуса.
      – Умер Басиус. Еще год назад, - донесся каркающий голос из-за стены.
      – Умер… - тихо произнес Шура. Потом снова обратился к разбойникам. - Я послан убить вас. Всех. И я уже взял за это пять эджей. Но я хочу дать вам шанс. О ватаге Лисов здесь больше не должны слышать. С этого момента ее нет.
      Шура протянул руку к коляске и за волосы поднял голову с красивыми усиками и остекленевшими глазами. Привстал в седле, размахнулся и бросил через остатки кирпичной стены. Потом снял шлем и приподнялся в полный рост. Пусть они хорошенько разглядят, кто привез им голову Корда.
      Из Руины не доносилось ни звука. Шура отсалютовал копьем и Заг развернул "Планету", уезжая прочь от логова Фоксов.
      Молодой найт надеялся, что в ватаге остался кто-то смекалистый, кто сможет все объяснить остальным. Что им лучше послушаться приказа найта и распустить банду. Ведь Шура-изменник хорошо выучил подземелья и выкурит их оттуда, как охотник выкуривает лису из норы в овраге. Так что лучше всем разойтись на все четыре стороны. Баделенд большой.

      Заг медленно, на второй скорости вел машину, а Шура, уцепившись рукой за коляску, бежал следом. Подошвы ботинок быстро-быстро стучали по дороге, и он изо всех сил старался не отпустить мотоцикл до тех пор, пока легкие не начинали задыхаться, а ноги становились тяжелыми, будто мешки с крупной солью.
      Рулевому не нравилось ехать на такой скорости, ведь сильно грелся мотор, да и бензина уходило больше. Да ничего не поделаешь - его молодой найт иногда устраивал такие забеги, чтобы ноги хоть изредка тренировались и не отвыкли от земли.
      "Планета" рыскала по южным землям Тимберии.
      Здесь недавно пролегал путь Красного Волка. Но, как и все три года, которые Шура вместе с Загом бороздил необъятные дороги Объединенного Королевства, заклятый враг все ускользал от встречи. Интересно, знает ли Волк о том, что по его следу неустанно идет парнишка, мать которого он погубил? Длинны дороги Баделенда, но однажды пути бело-голубого и красно-черного мотоциклов пересекутся…
      Пыхтящий звук "Урала", как определил Заг, донесся из-за поля с зеленой кукурузой.
      Еще одна возможность добавить ключ в связку. Еще два ключа - и Шура войдет в круг пятидесятников. А это - возможность покупать бензин за меньшую цену, ремонтироваться подешевле, получать более выгодные заказы в Гильдии. Но Шура не гнался за новыми ключами. Ведь встреча с найтом также могла сулить повреждения мотоцикла и собственного тела. Дорога - непредсказуема, загадывать что-либо - бесполезно. Именно это и привлекает тех, кто колесит дороги, кто живет лишь днем сегодняшним. Лишь Шура здесь случайный гость. Он живет днем завтрашним, когда он убьет Красного Волка.
      К сожалению, неподалеку гудел двигатель "Урала". А Красный Волк, как говорили, разъезжает на жреческом мотоцикле. Но копье все равно нужно готовить к бою.
      Заг приостановил "Планету", и они молча ждали, кто выедет из-за поля.
      Выкатился серый "Урал" с мышью на коляске. Не простой мышью, а с кожистыми крыльями и длинными зубами. Любит эта тварь свежую кровь. Вот и вскинутое копье было готово испить крови Зага и Шуры.
      Серый мотоцикл притормозил, покатился на медленном ходу, забирая к правому краю дороги. "Планета" тоже прижалась к своей обочине, неспешно пробираясь вперед.
      Рулевой "Урала" выглядел довольно молодо, не старше Шуры, с небольшими редкими усиками на круглом лице. А найт наоборот, был уже седым. Неприкрытые шлемом косматые патлы падали на плечи, слегка развеваясь. Копье найта Летучей Мыши подрагивало, и в такт ему покачивалось Большое Жало.
      Шура уже достаточно поездил по Дороге, чтобы понять - этот не будет нападать. Ключей у встречного немного, меньше двух десятков. Ключ "Урала" мог украсить шею Шуры, став пятидесятым. Но если его не атакуют - он тоже не станет искать драки. У него свои дела, а Мышь пусть катится себе, куда ей надо.
      Медленно, настороженно, каждый по своей стороне дороги, мотоциклы проследовали мимо друг друга. Уже когда они разъехались на десяток метров, Шура тронул плечо Зага и нажал на кнопку сигнала. "Планета" притормозила.
      "Урал" тоже остановился и найт обернулся на окрик Шуры:
      – Не видели Красного Волка?
      – В Эдж направлялся, - отозвался найт Летучей мыши. - По дороге к Сторкипской переправе.
      Шура благодарно кивнул, отсалютовал копьем. "Планета" последовала дальше и вскоре повернула за поле.
      Вдоль обочины, над самой кукурузой, седокам попались на глаза два небольших холмика. Они уже почти не отличались от придорожных кочек, лишь были чуть повыше. А не так далеко от старых погребений свежим пятном проступал еще один бугорок набросанной земли, на нем даже не успела пробиться трава. Те, кто ступил на Дорогу, оставались с ней навечно.
      Кодекс гласил: "Найт должен умирать в седле, а не на смертном ложе".
      – Спите спокойно, братья, - говорил Заг каждому встреченному холмику.
      – Удачного пути в Стране Бескрайних Дорог, - подхватывал Шура.
      А про себя он думал, что эти холмики отнюдь не такие величественные, как курганы, что оставили после себя кочевники-сириты. Да что значит высота погребальной земли, если в Извечной Стране будет лишь Бесконечная Дорога.
      На полуденной стоянке Заг вытирал масло с выхлопной трубы, а Шура лениво жевал кусок твердого сыра.
      – Ты же хотел завернуть в родные края, - Заг сочной травой принялся вытирать черные руки.
      – Да, увидеть бы старину Дариана. Жив ли еще? Наверное, до сих пор возится со своими пчелами. Знаешь, а я ведь тоже хотел трудиться на пасеке, собирать мед, жениться… Вместо этого трясусь у тебя за спиной.
      Заг равнодушно кивнул, выбросил траву и тоже приступил к трапезе.
      – Да, конечно хотелось бы в родное село заехать. Бабка поди, уже умерла наверное.
      – Поехали. Что мешает? - Загу было все равно, где колесить. Его дом - Дорога, мотоцикл - жена, друг и домашнее животное.
      Шура кинул кусочек сыра терпеливо ожидающему Рыжему.
      – Время потеряем. В Эдж укатил Волчара. Нам в другую сторону.
      – Три года ждал, еще подождет.
      – Не подождет, - отрезал Шура. - Если бы не Волк, я бы хотел побывать на родине. И не только. Вот ты когда-нибудь видел Море?
      – Видел.
      – А какое оно? Больше чем Данюб?
      – Больше.
      – Да, умеешь ты рассказывать. Я хочу увидеть Море.
      – Пару месяцев - и мы на море.
      – Пару месяцев - слишком большой срок жизни для Волка. Погнали.
      Перед мостом через небольшую речушку Ладонну пришлось сбавить ход и медленно тащиться в хвосте каравана из десятка мотороллеров. В кузовах этих недоношенных мотоциклов высились укрытые брезентом емкости. Наверняка в них везли пружинистую массу, называемую сырым каучуком. Кто-то из купцов затарился на торжищах Рогейна и теперь доставлял в Ремм, где стоят заводы Служителей. Шура когда-то охранял подобный караван. Тогда же и услышал от водителя мотороллера, что из каучука делают резину для покрышек, и что добывают его на плантациях Диссалии из сока тамошнего дерева гевея.
      Караван сопровождал найт на темно-красном "Днепре", зорко наблюдающий за всеми, кто приближался к мосту. Мотороллеры ждали, пока проезд через мост освободит еще один свободный охотник на синем "Юпитере". Заплатив стражникам положенную пошлину за проезд, найт промчался по деревянному настилу и скрылся на другом берегу.
      Пока старший каравана торговался со сборщиком пошлины, Шура с Загом уныло ждали. Рыжий неодобрительно лаял на водителей каравана и на стражников моста.
      Когда вереница мотороллеров начала медленно втягиваться на мост, к "Планете" подкатил "Днепр", сопровождающий караван. Найт не отстегивал копья, потому Шура не беспокоился.
      Он уже раньше встречал его на Дороге. И тогда они тоже мирно разъехались. Но Шура запомнил его. Да и не мудрено запомнить этих двоих - рулевого с наполовину обожженным лицом и найта с кожаной повязкой на правом глазу. И Черного Ворона на коляске. Ключей на шее одноглазого было больше пятидесяти, но до Хандреда ему оставалось еще долго.
      – Здравствуй, брат!
      – Здравствуй, брат! - отозвался Шура.
      – Ты был на Большом Турнире Плойны?
      – Был.
      – Кто получил золотой ключ?
      – Тигр.
      – Эх-ты! Два года назад я его вышибал на турнире Плойны. Тем интереснее будет встретиться с ним на Дороге.
      – А ты от Рогейна ведешь мотороллеры?
      – Да. К слову, видел занятную штуку. Борнийцы гнали через Рогейн караван из мотоциклов. Неужели хотят использовать их, как мотороллеры? Вот коповы дети.
      – У них нет скольких Храмов, как у нас, вот и гоняют мотоциклы отсюда.
      На мост въехал последний мотороллер каравана.
      – Удачи на Дороге! - "Днепр" развернулся, направляясь к мосту.
      – И тебе удачи, брат!
      Когда караван перевалил через мост, Заг медленно въехал на бревна. Сухопарый сборщик пошлины буднично осмотрел "Планету" и ее седоков
      – Два бримона, - равнодушно сказал он.
      Было слышно, как под мостом квакают лягушки. По бревнам стучали кости - скучающие стражники резались в эту неизменную для всех бездельников игру.
      Тяжело вздохнув, Шура извлек из кармана куртки кожаный мешочек, порылся в его тощих недрах, достал серебряную монету, с сожалением отмечая, что кошель значительно потощал со времени очередного дела. Почему все упирается в деньги?
      И вроде бы ты свободен на дороге, будто вольный ветер. Езжай, куда сам захочешь, выбирай любую дорогу. Но ветру не приходится платить за харчи, за бензин, за ремонт мотоцикла, за проезд по мостам. Эх, если в ближайший месяц они не настигнут Красного Волка, то придется искать себе дело. В Мидриасе один купец предлагал разобраться с должником. Деньги маленькие, зато хлопот никаких.
      Шура несколько раз подбросил монету на ладони. Круглый кусок серебра с выбитой там бычьей головой сверкал в отблесках речной глади. Жалко расставаться с кровно заработанными. Отдавать их только за то, чтобы проехать по этим бревнам. Можно ведь не обратить внимания на незначительную преграду в виде стражников. Большое Жало легко проложит дорогу, а потом Зага никто не догонит.
      В этом плане был всего один изъян. Нападение на королевских стражников непременно приведет к тому, что за Осой станут охотиться все воины Дороги. Король даст заказ на головы найта и рулевого "Планеты". Хватит и одного Каннинга, охотящегося за Шурой.
      Еще немного полюбовавшись серебряным быком, Шура все-таки бросил монету сборщику, потом достал еще одну. Когда деньги перекочевали в деревянную кадку сборщика пошлины, "Планета" прогромыхала по бревнам моста.
      На очередной стоянке Заг мудровал над рукоятью газа.
      – Надо менять, - вынес он приговор, туго перетягивая рукоять проволокой.
      Потом рулевой достал из коляски предпоследнюю канистру бензина и начал наполнять бак. Им по любому предстояло вскоре посетить Храм, а это очередные расходы. Будь у Шуры пятьдесят ключей на шее, все обошлось бы на треть дешевле.
      Хорошо бы в Храме жрецы подбросили хоть какое-то дело. Желательно, посложнее, чтобы взамен сделали капитальный ремонт старушке-"Планете". Не такое, как год назад. Всего четыре канистры бензина получили Шура и Заг за то, что разыскали в Бримоне одного народного умельца.
      Шура уже и забыл растерянные, испуганные глаза мастерового, который глядел на свою разгромленную мастерскую. Жена причитала рядом, дочка скулила. А пусть неповадно будет делать то, что находится во власти жрецов. Занимался бы своим делом, черенки к лопатам да мотыгам строгал, рукояти к полевым косам вырезал. А техномагия должна обитать лишь в Храмах. Ведь что удумал - сам соорудил аккумулятор, собрал простой двигатель и воду из колодца качал. Будто у него рук нету, чтобы таскать с помощью веревки и ведра. Детали, небось, потихоньку воровал с разбитых мотоциклов, до того, как их подбирали викарии Хранителей. Если кто ни попади начнет курочить застывшие машины на дорогах, собственность жрецов, так полный бардак начнется.
      А вестовщик жрецов сказал: "Предупредить, внушение сделать. Передать - если повторится подобное, то в следующий раз закажут голову мастерового".
      Шура предупредил, передал и они с Загом бесплатно получили в Храме четыре канистры с бензином. Дело пустячное. Теперь же нужно что-то посерьезнее, чтобы и на ремонт потянуло. Ведь не только рукоять газа менять надо.
      Наверное, сами предки-байкеры хотели, чтобы у Шуры прибавлялось ключей на шее. Яркое желто-полосатое насекомое на коляске "Планеты" сильно раздражало других найтов и они часто изъявляли желание скрестить копья с Осой. Хоть сам Шура не слишком стремился к поединкам, особенно в последнее время, спокойная жизнь не угрожала молодому найту. Только в первый год частые поединки были для него необходимостью. Его умение росло, а ведь впереди ждала встреча с Красным Волком.
      Но после того, как он повесил на шею тридцатый ключ, постоянные схватки уже поднадоели, стали делом обыденным.
      "Чем им так не нравится Оса?", - размышлял Шура, когда Заг поднял руку.
      Со стороны Плевени приближался синий мотоцикл.
      – Кого это несет? - пробурчал Заг.
      Встречный мотоцикл остановился, преградив дорогу.
      Заг тоже притормозил. Шура поднял копье, привстал в седле.
      – Освободи проезд. Мне не нужен сейчас твой ключ. Я спешу, - сказал найт Осы.
      Найт Дракона высунулся из-за спины своего рулевого. Его лицо было плохо различимо в обрамлении шлема.
      – А мне твой нужен, - под усами ощерились зубы.
      Шура кивнул. Ну что же, все по Кодексу. Разговоры закончились. Копье замерло в боевой позиции, справа. "Планета" рванула, набирая скорость. Рявканье моторов отразилось от лесополосы, колеса взметнули серую пыль.
      Дракон ударил первым. Поблескивая наконечником, копье метнулось к шее Зага. Хороший шанс если не попасть в рулевого, то задеть найта. Большое Жало привычно парировало встречный удар. Шура сильно крутанул кистью и вращение предалось древку сначала своего, потом чужого копья. Встречное оружие продолжило движение по инерции, но уже в сторону от своей цели.
      Рулевой Дракона попробовал топором отбить Большое Жало. Тщетно. Широкий наконечник ударил в защитную пластину на его груди и удар был настолько сильным, что рулевого швырнуло назад. Заг пригнул голову, и слепо летящий топор черканул по шлему.
      Теряя равновесие, рулевой Дракона инстинктивно пытался удержаться. Когда его правая рука оторвалась от рукояти газа, левая рванула руль на себя. "Днепр" резко занесло влево и синий мотоцикл врезался в "Планету".
      От удара Осу бросило вправо, противный скрежет перекрыл звук моторов. "Планета" завалилась на левый бок.
      Шура был на ногах быстрее, чем седло коснулось земли. Краем глаза отметил - Заг тоже успел.
      Рулевой "Днепра" с неестественно выгнутой шеей валялся в пыли. Мотоцикл стоял на трех колесах, найта скинуло на коляску. Он вытащил широкий клинок с изогнутым лезвием, сплюнул кровь с прокушенной губы и ступил на землю.
      Шура быстро метнулся назад, подобрал Большое Жало. Через мгновение его наконечник был в двух метрах от найта Дракона.
      – Брось.
      Найт не послушался. Шура быстро шагнул вперед, забирая немного вправо. Широкий клинок рубанул по древку.
      Копье слушалось Шуру безукоризненно. Легкое движение кистью - и оно убежало от клинка, при этом наконечник острой плоскостью разрезал щеку найта.
      Дракон сделал еще одну попытку. Большое Жало порезало ему вторую щеку.
      – Следующим будет горло.
      Клинок глухо ударился о дорожную пыль.
      Не убирая копья, Шура оглянулся. Заг уже поставил "Планету" на три колеса. Рулевой качал головой, глядя на покореженное переднее крыло.
      – Вот она, цена за твой ключ. А ведь могли спокойно разъехаться, - зло сказал Шура.
      Найт молчал. Его выдавали глаза. Иногда они мимолетно смотрели на лежащий у ног клинок.
      Шура ударил его древком по шее. Дракон упал сверху на меч.
      Ключ "Днепра" занял свое место в связке на груди.
      Пару часов Заг клепал крыло. Когда рулевой возился с молотком, на дороге показался еще один мотоцикл.
      Шура настороженно стоял с копьем в руках, надеясь на заступничество предков-байкеров. Но серый "Урал" с Крепким Дубом на коляске проследовал мимо. Его найт и рулевой с любопытством разглядывали покореженный "Днепр", мертвое тело на обочине, "Планету" без крыла.
      Когда "Урал" скрылся из виду, Заг уронил молоток, вытер пот со лба.
      – Останови меня коп! Поедем без крыла.
      – До Храма дотянем?
      – Лишь бы дождя не было, останови его коп.

      Перед поворотом Заг бросил взгляд через плечо и дальше спокойно продолжил намеченный путь.
      Шура тоже посмотрел назад. За ними быстро шли две машины. Оранжевый цвет возвещал, что это жрецы.
      Вскоре быстроходные мотоциклы обошли "Планету" и помчались вперед.
      – Не в ту сторону поехали, - сказал Шура, когда Неприкасаемые свернули с основного тракта. - Могли бы подобрать мотоцикл Дракона и заодно похоронить рулевого…
      По обочине потянулись буйные зеленые поля, почти не встречалось пустырей, нераспаханных участков. Все указывало, что "Планета" приближается к Большой реке.
      Плодородная земля, хорошо накатанные дороги, движение насыщенное, а край - многолюден. И все благодаря извивистой сети каналов, несущих драгоценную воду из русла Данюба.
      Шура уже бывал здесь, но все же проезжая мимо искусственного русла с высокими берегами из утоптанной глины, в который раз не переставал поражаться. Сколько же сил понадобилось, чтобы сделать такую реку? Сказители говорят, что каналы вырыли еще в те времена, когда велись большие войны и пленных обращали в рабов. Тысячами умирали эти несчастные, прокладывая дорогу воде Большой реки. Зато теперь множество сел могли поливать свои поля.
      Времена, когда на земле трудились рабы, остались лишь в памяти сказителей. Многознающий Эривэн, сказывая байки землепашцам, говорил:
      – Свободные фермеры приносят гораздо больше пользы как земле, так и королевству. Ведь когда обрабатываешь СВОЕ - всегда стараешься делать это получше. Плати часть урожая в виде налога королю и жрецам - да и трудись спокойно.
      Щедра была эта земля. Вдоль обочины проплывала яркая зеленая ботва сахарной свеклы, белым и синим цвел картофель, пестрели огороды с фасолью и огурцами. Такое буйство зелени было только здесь, на границе Тимберии и Эджа, в долине Большой реки.
      "Хорошо хоть за проезд по мостикам через каналы денег не берут, - подумал Шура. - А то мы бы уж точно разорились с Загом. И на бензин бы не осталось".
      "Планета" как раз переезжала очередное искусственно русло, когда Шура бросил взгляд на копошащиеся в воде фигуры. "Избежал я такой участи", - Шура отстраненно глядел на изможденных заросших людей, под присмотром солдат расчищающих русло.
      Вездесущий камыш так и норовит своими побегами преградить дорогу воде. И стоя по грудь в канале, осужденные разбойники серпами резали узловатые стебли и выносили их на берег. Тяжкий то был труд. Руки у осужденных изрезаны острыми листьями, искромсанная плоть быстро загнаивается от постоянной сырости. А долго ли протянешь с гниющими руками, даже если кормят хорошо?
      Глядя на работающих невольников, Шура вспоминал, как когда-то сам пригонял таких бедолаг и передавал их под опеку старшего надзирателя. Тогда он еще не дотянул до десятка ключей, потому и взялся за дело, которое было не по душе.
      Управа каналов Эджа, постоянно нуждаясь в рабочей силе, заказала три десятка новых каторжников. Будь у Шуры возможность получить любой другой заказ, он бы отказался от охоты за живыми разбойниками. Но у него было всего четыре ключа, и на серьезные денежные дела Гильдия заказов не давала. А ведь нужно было заправлять мотоцикл и что-то есть. Управа пообещала по десять серебряников за каждого живого разбойника плюс оплату бензина.
      Три золотых тогда были для Шуры приличными деньгами. Они с Загом больше месяца рыскали днем и ночью в разбойничьих местах. В конце-концов, Шура получил шрам от удара мечом в ночной схватке и обещанные золотые, а несчастные разбойники отправились заживо гнить в сырости.
      Канал остался позади, а Шура все еще размышлял. Есть какая-то высшая справедливость в мире. Разбойники теперь вынуждены работать на благо тех, кого раньше обирали. За все нужно платить. Для Шуры расплатой за прошлое был выслеживающий его Каннинг. А сам Шура должен стать возмездием для Догера.
      До темноты оставалось еще пару часов. "Планета" мчалась к Большой реке, широкое русло которой пролегало в нескольких днях пути.
      Оторвавшись от раздумий, Шура вдруг ощутил, что ему уютно сидеть за спиной Зага и не высовываться. Сильные порывы воздуха бросали в лицо пыль и сухую траву. Ветер постепенно усиливался и даже стал тормозить движение мотоцикла.
      Заг что-то сказал, но сквозь свист ветра Шура ничего не услышал.
      – Чего? - заорал он в ухо рулевому.
      – Надо… вки… ве… чень… ный, - до Шуры долетали лишь обрывки слов.
      Наконец рулевой свернул на обочину.
      – Ветер очень сильный!
      – Давай переждем!
      Заг подогнал "Планету" к лесополосе. Вдвоем с Шурой они затолкали мотоцикл между деревьев.
      Солнце еще сияло ярко, на небе не видно ни тучки, а ветер словно обезумел. Его будто укусил бешеный пес. Деревья стонали и гнулись под яростным натиском. Стволы акаций жалобно скрипели, на землю сыпались мелкие ветки и листья, их тут же подхватывал воздушный поток.
      Деревья так угрожающе покачивались, что ни у найта, ни у рулевого не возникало мысли об отдыхе. А когда буквально рядом с коляской рухнул толстый ствол, обнажая вывороченные корни, Заг молча подхватил руль, Шура уперся в седло и они быстро вытолкали мотоцикл на открытое место. Подальше от опасных деревьев.
      Им тут же пришлось крепко вцепиться в "Планету", ветер так и норовил пригнуть к земле, сбить с ног. Ревущий воздушный поток сбивал дыхание, обжигал лицо, кидаясь вырванной травой и сломанными ветками.
      Шура и Заг прижались к мотоциклу, ожидая, когда закончится это безумие. "Планета" дергалась и все старалась двинуться с места, хоть мотор и был заглушен.
      Что-то мелькнуло, на миг заслонив солнце. Шура повернул голову. Мимо, время от времени взмывая на высоту трех человек, пронеслась деревянная кровля крестьянского дома. А когда Шура поднял голову от седла, то глаза его расширились от жути.
      – О, милостивое Солнце… О предки-байкеры… - прошептал он.
      Прямо на них стремительно надвигался огромный великан. Похожий на жестяную воронку, с помощью которой Заг заливает бензин в бак, только в тысячи и тысячи раз больше. Колосс поднимался к самому небу, и это с ним несся этот ужасный ветер, обгоняя своего повелителя.
      Под его поступью дрожала земля.
      Шуре казалось, что великан движется прямо на них.
      – Останови его коп, - шептал Заг.
      Шура молился предкам-байкерам и благодатному Солнцу.
      Великан не стал идти к мотоциклу. Видно, его не интересовала такая мелочь. Он свернул в сторону и промчался в нескольких километрах от Шуры, Зага и "Планеты".
      И все же его могучее дыхание зацепило приникший мотоцикл с двумя судорожно вцепившимися в него людьми.
      Двигатель никто не заводил, но безмолвная "Планета" тут же рванулась с места и помчалась в сторону от ревущего чудища.
      Когда мотоцикл дернулся, Шура тщетно тормозил ногами, потом разжал руки. Его кубарем понесло по полю, и он не видел, как Заг пытается запрыгнуть в седло обезумевшего мотоцикла. "Планета" же совсем ошалела, перестала признавать своего повелителя. Машину перевернуло и она, делая огромные прыжки, унеслась прочь. Заг отпустил руль за секунду до этого…
      Шура пришел в себя от въедливого звона. Так звучать могла лишь тишина. Он поднял голову, стряхивая с волос траву и ветки. Болели ребра, больное плечо вообще горело так, что казалось, поверни руку - и дым пойдет из него. Найт сел, отряхнулся. Тишина продолжала давить на уши, а тело, казалось, вот-вот лопнет.
      От страха, что его разорвет на куски, Шура даже обхватил себя руками, не обращая внимания на горящее плечо. Потом он немного успокоился, вернее понял, почему так распирает тело. Воздушный поток больше не давил с такой неимоверной силой.
      Вдалеке виднелась изуродованная посадка с редкими уцелевшими акациями. Где же Заг? А "Планета"? Нужно было подниматься.
      Под курткой наверняка было множество синяков. Но переломов, похоже, нет. Лишь в тех местах, где разодрало кожу куртки и штанов, оголяя тело, там кровоточили царапины. И еще открылась рана на бедре, задетом во время схватки в тумане.
      Рулевого Шура обнаружил на захламленном поле только тогда, когда Заг поднялся на корточки.
      – Где "Планета"? - были первые слова рулевого.
      – Ты цел?
      – Цел.
      – Не знаю я, куда наша старушка умчалась, - Шура помог Загу подняться.
      Они медленно заковыляли в ту сторону, куда дыхание злобного великана унесло "Планету". Через пару сотен метров Шура нашел Большое Жало. Целое. Перевесив древко через левое, здоровое плечо, он двинулся дальше.
      Уже начинало темнеть, когда раздался знакомый лай. Со стороны лесополосы, припадая на переднюю лапу, ковылял Рыжий.
      – А ты где переждал эту напасть? - спросил Шура, обнимая пса и теребя жесткую шерсть на загривке.
      На спине Рыжего алела большая царапина. Пес оживленно лаял и приглашал следовать за собой. Шура понимал своего приятеля с полугавка, потому они с Загом побрели за четвероногим товарищем в сторону лесополосы.
      Если бы не Рыжий, они бы прошли мимо этого завала из стволов, веток и листьев. Лишь внимательно присмотревшись, под грудой древесного хлама можно было рассмотреть голубой цвет.
      Благо, дров теперь было в избытке, потому в лесополосе развели огромный костер, чтобы разогнать сгущающиеся сумерки. Им еще повезло, что у рулевого в кармане куртке уцелели спички. При свете пламени Шура и Заг принялись освобождать "Планету" из древесного плена.
      – Повезло нам, что занесло в лесополосу, - отодвигая в сторону колючий ствол, рассуждал Шура. - Если бы понесло полем, то хрен бы мы ее нашли. У тебя есть деньги на новый мотоцикл?
      Заг не отвечал на шутки. Он хотел лишь поскорее добраться до своего сокровища, до драгоценной "Планеты". Рулевой пыхтел, поднимая стволы, царапал руки колючками и постоянно поминал копов. Шура заскочил прямо на завал и ногами расталкивал обломки стволов, пока не показалось колесо коляски.
      Мотоцикл лежал на боку. Его поставили на колеса, и Заг с волнением принялся осматривать повреждения.
      Ударами стволов сплющило бак, сорвало с него крышку, весь бензин вытек. Два колеса оказались пробитыми, об землю погнуло рычаг сцепления. Сломано крепление для копья. Седло потеряло козью шкуру и на его оголенной коже зияли неровные прорехи.
      У Зага шлем оставался на голове, а вот Шура потерял свой испытанный синий "череп".
      Каким-то чудом в этом светопреставлении уцелела фара.
      К счастью, накануне Шура плотно запахнул и затянул ремнем полог коляски, будто чуял, что будет такая напасть. Содержимое коляски хоть и перемешалось, все ж осталось внутри. Шура бережно вытащил магнитофон, завернутый в шатер, в свете пламени внимательно осмотрел свое сокровище. С виду цел, слава предкам-байкерам. Он нажал кнопку и гнетущую тишину нарушили звуки песни.
 
Он рубил, поджигал и бил в упор
Волонтер темных дел и чужих афер
Он копил, собирал на старость лет
Он забыл, но его не забыли, нет
Забыв о проблемах, Шура заслушался словами и музыкой.
И когда настанет время платы по счетам
Покаянье не поможет вам…
 
      – повторил он за древним певцом.
      Заг не слушал, рулевой разговаривал с раненной "Планетой".
      – Ну и силища с нами играла! Это ж надо так швырнуть нашу старушку. Мотоцикл летел, будто дракон. Слава предкам, мы целы остались. Ну и силища. Мне бы такую, - рассуждал Шура. - Тогда бы нам был до копов и песий сын Каннинг, и Красного Волка раздавили бы, словно букашку. Загги, а правда, что допингдает человеку подобную силу?
      Рулевой промычал что-то бессвязное, наверное означавшее, что его сейчас лучше не трогать.
      Всю ночь Шура поддерживал большой костер, а Заг возился с пострадавшей "Планетой". Словно умелый лекарь над дорогим сердцу больным, рулевой колдовал над израненным мотоциклом. Аккуратно разглаживал и кусками каучука заклеивал пробитые скаты; осторожно, стараясь не сломать окончательно, выравнивал ручку сцепления; липкой лентой стягивал изодранную кожу седла.
      Шура одной рукой бросал ветки в огонь, а другой мягко теребил загривок дремлющего Рыжего.
      Глядя на верного пса, Шура вспомнил то время, когда изгоем бродил по дорогам, с потаенной злобой наблюдая за проносящимися мимо найтами. Беглый солдат, бывший разбойник, он не смел показаться вблизи больших городов, стараясь не попасться на глаза солдатам. Разбойничья гордость вначале не позволяла просить милостыню. Но, когда не было возможности получить еду с помощью меча, а живот прирастал к хребту, приходилось протягивать руку, сидя на обочине. И терпеливо ждать в надежде, что идущий на ярмарку крестьянин, ведущий караван купец или спешащий по своим делам ремесленник бросят жалкий медяк не менее жалкому бродяге, дабы дорога была удачной.
      В те невеселые времена Шура и повстречал Рыжего…

Бродяга

      …Узкую дорожку, пролегающую среди кустов терна по краю оврага, преградил большой черный пес. Какую-то секунду он смотрел на оборванного человека, потом верхняя губа поползла вверх, обнажая клыки, и по рычащей команде на пришельца со всех сторон набросились собаки. Большие и маленькие, рыжие, серые и черные, они появились со всех сторон. Псы остервенело пытались ухватить Шуру зубами и повалить на землю.
      Желали они полакомиться человечьим мясом или просто хотели наказать чужака, забредшего в их владения? В любом случае добыча оказалась не про них. И девять подрагивающих тел остались лежать у оврага. А Шура, воткнув окровавленный клинок в землю, перевязывал кусками лохмотьев правое бедро и предплечье левой руки.
      При этом он не слишком беспокоился по поводу самих ран. Они были не такими уж страшными, как опасность заразиться болезнью, от которой на губах выступает пена. От нее человек превращается в безумного зверя. А денег на лекаря у него нет. Вернее, у него денег нет вообще…
      Он уже встал и собрался идти дальше, когда услышал в кустах жалобное поскуливание. Царапая руки, он раздвинул колючие ветви.
      В сумраке тернового куста он разглядел около норы лопоухий рыжий комочек. Рука тут же потянулась к рукояти на колене. А щенок подошел и доверчиво уселся у Шуриных ног, смешная мордочка задралась вверх, глаза-бусинки уставились на человека. И наполовину вытащенный меч остался в ножнах. На Шуру вдруг накатило давно позабытое чувство сострадания. "Ведь этот рыжик теперь как я. Сирота. Пропадет ведь".
      А еще Шура ощутил свое одиночество. Ни дома, ни родных, ни друзей.
      Родители щенка предпочитали опасную, но свободную жизнь. Они не желали трудиться на хозяина, не ждали, пока их запрягут, не мирились с цепью за миску верной каши или обглоданную кость. Они предпочитали надеяться на удачу на охоте, нежели работать на людей. А что теперь оставалось этому неуклюжему малышу?
      Он забрал рыжего с собой. Сначала носил в драной котомке или на руках, делился с малышом скудной пищей. С каждым днем все чаще ставил щенка на землю и тот изо всех сил ковылял следом.
      Несмотря на убогую поживу, через десять месяцев Рыжий вымахал в большого пса и уже сам мог о себе позаботиться. Но продолжал топтать дорожную пыль вместе с Шурой.
      А тот воровал, грабил, просил милостыню. Он уже настолько втянулся в такую жизнь, что добыча пропитания стала для него главным в жизни. А Цель стала отступать, теряясь в лабиринте пыльных дорог.
      Иногда Красный Волк появлялся перед его газами и манил, звал за собой. Но Шура не мог разглядеть пути, даже глядя на бронзовое солнце, которое всегда носил с собой. Как ему разыскать и сразить убийцу матери, если он - жалкий бродяга, а враг - могучий найт? И он бесцельно бродил по землям Плойны, сопровождаемый верным товарищем. Два бродячих пса - один в рыжей шкуре и с острыми клыками, второй - в драных лохмотьях, под которыми прятался острый клинок…

      Утром измятый бак поглотил последнюю канистру бензина. Крышка стала жертвой урагана, потому Загу пришлось заткнуть горловину круглым куском дерева, кой-как прикрепив его липкой лентой.
      Еще пришлось прочистить и прокалить на огне засоренную свечу, чтобы "Планета" завелась.
      – Сцепление плохо работает, - сказал Заг.
      – А еще крыла нет, рукоять газа держится на честном слове. Наша старушка напоминает бродячего калеку. Я так понимаю, предстоит хорошо потратиться в Храме. Денег надо раздобыть.
      – Надо, - буркнул Заг. - Ты у нас найт. Думай.
      – Денег-то еще осталось немного. А вот позавтракать нечем. Ехать сможем?
      – Сможем.
      – А биться?
      – Лучше бы сначала побывать в Храме.
      – Ясно. Время рассудит, хуже не будет.- Для Шуры строчка из песни стала жизненным правилом .- Погнали.

      Пока его собратья мирно щипали траву, сторожевой время от времени привставал на задних лапах и разводил ушами. Его задача - первым увидеть врага и предупредить остальных.
      А врагов много. В безоблачной синеве может бесшумно скользнуть зловещая тень, камнем упадет ястреб, вонзая острые когти в твою мягкую шкуру. Из-за кустов рыжей молнией может метнуться лиса, унося в страшных зубах безвольное тельце собрата. Или стая собак набежит. Эти хуже всего, даже в норе силятся достать.
      В этот раз враг появился необычный.
      Сигнальный топот задних лап сторожевого потонул во внезапно раздавшемся реве, что донесся от деревьев лесополосы. Оттуда вырвалось громадное одноглазое чудище, приближающееся очень быстро. Все бросились врассыпную, стараясь как можно скорее достичь спасительной дыры в земле. Но страшное чудище двигалось уж слишком стремительно. Вот оно уже настигло замешкавшихся собратьев, выбросило длинный коготь. Мгновенье - и серое тельце затрепетало в воздухе, насаженное на жало.
      Охота на кроликов была для Шуры и развлечением, и тренировкой. К тому же тушеное мясо серых зверьков служило хорошим подспорьем к скудному рациону последних дней. Деньги на харчи не тратили, ведь скоро они доберутся до Храма, а там небогатый запас золотых эджей и серебряных бримонов полностью пойдет на ремонт мотоцикла.
      Так что кроличий луг вовремя подвернулся на пути. Шура с Загом тихонько подкатили заглушенный мотоцикл к самому краю лесополосы, чтобы не насторожить чутких зверьков. Потом заняли места в седле - и заведенная "Планета" резко вырвалась на кроличью лужайку. Серые шкурки тут же засуетились и со всех лап бросились бежать к норам. Но Заг умеет с места развивать большую скорость. А копье в руках Шуры становится быстрым и ловким. И когда мотоцикл догоняет бегущих зверьков, закаленное острие Большого Жала без особого труда настигает их бока и спины. Тут главное ударить не сильно, иначе наконечник буквально разрывает тушку, и она становится малопригодной к употреблению в пищу.
      За один заезд, пока кролики не попрячутся под землю, можно добыть несколько тушек. В этот раз охота оказалась удачной, три тельца остались на поверхности, так и не успев спрятаться под спасительную землю.
      Теперь не придется спать голодными. Большое Жало хорошо потрудилось, да и Шура подразмялся. Подбирая кроличьи тушки, он вспомнил Учителя и свои первые тренировки с долгомерным копьем.
      Тогда он должен был по нескольку часов кряду держать в руке длинную палку, на конец которой Вайс подвешивал камень. Сначала небольшой камешек, с каждым днем груз все увеличивался. Рука немела и дрожала, пот заливал перекошенное лицо солеными ручьями. Нужно было тренировать руки…

Вайс

      …Последние недели Шура бродил неподалеку от Великой Пустоши. Питался вялой репой и сырой сморщенной кукурузой, которые воровал на скудных огородах у тех, кто рискнул поселиться так близко к Соленой Пустыне.
      Последний нормальный ужин у него был три дня назад. Тогда молодой, игривый, но тощий спутник Шуры решил, что жизнь впроголодь не есть хорошо. Его не было целый день, а под вечер он догнал волочившегося по дороге Шуру. Рыжий припадал на заднюю лапу, а в его пасти болталась курица.
      И вот наспех обжаренная на костре и разделенная пополам небольшая тушка была единственным воспоминанием о пище за последние три дня. Не считая терпких ягод терна, которые, казалось, лишь добавляют аппетита. Рыжий благоразумно отказывался от такой еды, а Шура набирал полные ладони синих ягодок, жуя на ходу. Изо рта капала слюна, как и у Рыжего. Время от времени Шура брал пса на руки и нес его, чтобы тот не нагружал ушибленную хозяином курицы лапу.
      Сейчас они брели по засоленной почве. Шура надеялся срезать дорогу и выйти к началу малого тракта на Маджинленд. А потом держать путь к Большой реке. Там и живности у крестьян побольше, и огороды побогаче.
      А здесь редкие кустики жухлой травы неуверенно пробивались из рыхлой почвы солончака. Местами поблескивали лужи. У Шуры пальцы вырывались на свободу из ветхих стоптанных ботинок, отчего в трещинки на грубой коже въедалась жгучая соль.
      Уже вечерело, когда вдали замаячила одинокая хибара. Подходя к жилищу, Шура и Рыжий миновали загон, в котором топтался десяток тощих овец. Неподалеку на привязи торчали две козы.
      – Зайдем, попросим воды. И поесть. Если не дадут - сами возьмем, - сказал Шура своему спутнику.
      Пес ничего не ответил, но было ясно, что он не возражает.
      На пороге возле распахнутой двери хижины сухонький старичок строгал дощечку. Он был так увлечен своим занятием, что даже не поднял головы при виде пришельца с вымахавшим щенком.
      – Дед, принеси мне воды.
      Шуре показалось, что он прошептал эти слова себе под нос, поскольку старик даже не шелохнулся и увлеченно продолжал водить ножом по дереву.
      – Воды принеси!!!
      "Шк-шк-шик! Шк-шк-шик!", - нагло ответил ему нож. А старик провел по дощечке ладонью, пробуя, насколько гладко он обстругал ее край.
      – Глухой, что ли? - сдвинул плечами Шура и Рыжий его понял.
      Пес залаял на всю силу своей басовитой глотки.
      Старик неторопливо начал обстругивать другую сторону доски.
      Обнажать меч против наглого деда не хотелось. Хотелось пить и есть. Потому Шура ударил ногой, целясь в коленку старикана.
      И тут же распластался на крыльце.
      Быстро вскочив на ноги, он выхватил акинак. И снова улегся на утоптанную землю перед порогом. Меч отлетел в сторону. А лезвие нагретого от работы ножа неприятно горячило горло.
      Уверенный в своем превосходстве над одиноким старцем, Шура теперь оказался в его власти.
      Рыжий попытался цапнуть Шуриного обидчика за ногу, но отлетел с жалобным скулением.
      Собственная беспомощность усилила страх, и Шура зажмурил глаза.
      "Зарежет!"
      Но теплая сталь освободила горло.
      – Неохота мне с твоим трупом возиться. Смердеть будет. Яму придется копать в сухой земле. А в озере не шибко утопишь - соли много, тело всплывет, - раздался надтреснутый голос. - Отшлепать, что ли тебя, чтобы на людей не кидался…
      Шура сел на землю, опасливо косясь на старика. Тот продолжал строгать свою дощечку. Теплый вечерний суховей слегка теребил его длинные пепельные волосы, прикасался к обветренному лицу, ощупывал давний шрам на подбородке. Худые, но жилистые руки старика деловито возились с дощечкой. На левой у него не хватало двух пальцев.
      – Кто ты такой? - сурово спросил дед, в очередной раз любуясь своей работой.
      – Шура.
      – Разбойник?
      Шура не знал, что ответить. Кто он такой? Беглый солдат, бывший разбойник, бродяга?
      – Я - будущий найт.
      Он не мог понять - старик нахмурил лицо или улыбается так?
      – И с каких это пор найты стали грабить беззащитных стариков?
      – Я… Мне… Хотел пса своего покормить… Он три дня не ел.
      Рыжий сидел неподалеку и бросал на старика настороженные взгляды.
      Нехитрый ужин состоял из овечьего сыра и пресных лепешек. Да еще было теплое козье молоко. Шура жадно глотал серую мякоть черствого хлеба и ломал большие куски плотного сыра, не забывая делиться с Рыжим.
      – Да, если бы у меня был такой аппетит - мои овцы и козы не прокормили бы меня, - задумчиво проговорил старик, глядя на своего незваного гостя, ужинавшего прямо на пороге хибары.
      – А как тебя зовут? - спросил Шура с набитым ртом.
      – Вайс, - старик внимательно наблюдал за гостем, пока тот увлеченно продолжал набивать желудок. - Ты слышал в Большом Мире это имя?
      – Нет.
      – Быстро забыли, - пробормотал старик. - Так ты хочешь стать найтом. Интересно, как бродяга сможет приобрести себе мотоцикл. Ты хоть знаешь, кто становится найтом?
      – Не знаю.
      – Не знаю, - передразнил старик. - Воинами дороги становятся солдаты, поднаторевшие в обращении с оружием и к концу жизни накопившие денег на мотоцикл. Разбойники, оказавшиеся удачливыми и сумевшие награбить достаточно, чтобы пересесть в седло. Это в основном. Еще иногда сынки богатеньких купцов выпросят у папаши денег на мотоцикл. Свободы захочется. Такие быстро получают свободу - лежи себе в безымянном холмике вдоль дороги, свободный и независимый. А чтобы бродяга заполучил себе мотоцикл, я еще не слышал. Как ты собираешься его добыть?
      – Не знаю. Знаю, что мне это нужно.
      – Зачем? У молодого найта жизнь короче, чем у бродяги.
      – Я должен убить одного. Найта.
      – Зачем? - продолжал допытываться Вайс.
      – Он убил мою мать. - Шура перестал есть, жестко уставившись на старика.
      Наверное, его взгляд сказал о многом, потому что Вайс спросил:
      – Теперь ты сам хочешь убивать?
      Шура отложил хлеб и рывком поднялся на ноги.
      – Спасибо тебе. Я пойду.
      – Можешь немного пожить у меня. Заработаешь себе на харчи. И у твоего приятеля лапа заживет. Здесь нет Большого Мира. Лишь мой маленький мирок - козы да овцы, а еще - соль. Вот и все. Только не вздумай опять с мечом бросаться. А то верно в озере утоплю.
      Большое озеро раскинулось в полутора километрах от хижины Вайса.
      Мертвая вода расстилалась безжизненной пустошью, огромным гладким зеркалом переливаясь на солнце. Рыбы не сновали в мелких озерных водах, птицы не кружились над поблескивающей поверхностью.
      Истекая потом, Шура киркой откалывал большие куски из соляных наростов на берегу, а Вайс дробил их на более мелкие, потом складывал белые камни в полотняные мешки. Вечером они навьючивались мешками и переносили их в сарайчик около хижины. Работая, разговаривали мало, стараясь вдыхать поменьше соленого воздуха.
      В первый вечер Шура просто валился с ног от усталости. Спал он на полу, единственную лавку в хибаре занимал старик.
      За неделю собрали, без малого, полсотни мешков. На седьмой день они не пошли на озеро. Вайс сидел на крыльце и курил деревянную трубку с каким-то зельем, задумчиво глядя вдаль. А Шура чистил загон для овец.
      Соскребая засохший навоз, сквозь блеяние он услышал необычный звук. Опершись на корявую рукоять деревянной лопаты, Шура недоуменно вглядывался вдаль, туда, откуда донеслись звуки мотоциклетных двигателей. Кого могло занести сюда, в этот маленький мир, как называет Вайс свою обитель?
      Солянистая земля не давала пыли, потому идущие по ухабистой дороге мотороллеры не оставляли за собой дымного шлейфа. К хибаре подкатили две машины. Притормозив около хижины, водитель первого мотороллера приветствовал Вайса. Старик кликнул Шуру, чтобы тот помог погрузить мешки на кузова машин.
      Мотороллеры увезли недельную добычу соли, взамен оставив несколько серебряных монет, три канистры с водой, куль муки и спички.
      В тот день, вечером, старик порылся в деревянном ларце и достал оттуда плоскую серую коробочку.
      – Пластик!? - поразился Шура.
      У неизвестного предмета оказалась удобная ручка, которую старик протянул Шуре. Пока тот рассматривал занятную штуковину, явно предмет техномагии Служителей, Вайс взял из ларца маленькую тоненькую коробочку, которая помещалась на ладони, открыл ее и извлек такой же по форме кусок пластика с двумя дырками посредине.
      Выйдя во двор, Вайс присел на крыльцо. Увлеченный Шура вышел следом.
      Старик нажал пальцем на большую пластиковую коробку. Тут же раздался щелчок, и в странном предмете открылось потайное отверстие. Вайс сунул туда штуковину с двумя дырочками, захлопнул крышку и снова нажал пальцем на выступ большой коробки.
      Шура невольно вздрогнул, когда оттуда полилась Музыка!
      Это были дивные звуки. Не жалкое бренчание скрипки или фальшь мандолины бродячих артистов. Из коробки лилась гармония многих звуков, в едином ритме тут звучали и те самые скрипка с мандолиной, барабан и еще много разных инструментов.
      А потом в музыку вплелся голос, наполнивший звуки смыслом. Из коробочки зазвучала Песня!
      Она звучала громко, но Шура замер, он боялся шелохнуться, чтобы не вспугнуть ее. Он внимал каждому слову, а звуки магической музыки отдавались во всем теле. Из пластиковой коробочки лилась энергия, заряжала силой и желанием мчаться вперед.
 
Ты сам решил пойти на риск
Никто не крикнул: "Берегись!"
И ты покрасил свой шлем в черный цвет
Как зверь мотор в ночи ревет
Пустырь, разъезд и разворот…
Ты мстил за груз нелюбви прошлых лет
Запел асфальт
Ты слышал каждый звук
Запел асфальт
Как сердца стук
Запел асфальт
Ты был его герой
Так пел асфальт
Пел за спиной!
 
      Раскрыв рот, Шура заворожено слушал волшебную песню. И когда Вайс надавил пальцем на коробочку и негромкий щелчок прервал звучание, Шура все еще боялся выдохнуть, страшился разогнать музыку и голос, все еще звучащие у него в голове.
      – Что это?… - наконец выдохнул он.
      Взгляд старика затуманился, он потер подбородок рукой с тремя пальцами.
      – Да, много народу полегло от моего копья, прежде чем я смог раздобыть этот магнитофон, - тихонько прошептал Вайс, глядя вдаль.
      – Что это? - зачарованно повторил Шура.
      – Я же говорю - магнитофон. Очень редкая вещь. Воплощение силы наших предков, которую берегут Служители. Как мне поведал один из жрецов, у наших предков-байкеров были менестрели, голоса которых они могли помещать в магнитофон.Они брали их на свои мотоциклы, чтобы эта музыка сопровождала их в Дороге. На доставшихся мне кассетах- голоса и музыка менестрелей под названием "Арии". Они жили еще во времена байкеров и эти мудрые песни услаждали слух наших божественных прародителей.
      – Чудеса. Я такого никогда не видел.
      – Да, это древняя магия, хранимая жрецами. Наши предки были воистину всемогущими.
      – А я смогу еще послушать эту Песню?
      – Сможешь. И не только эту.
      – А там что, много песен?
      – Я смог раздобыть три кассеты, все с голосами "Ариев". Это песни для сильных людей. Они пережили века. Крутить их можно до бесконечности. Но заряда аккумулятора хватит лишь часов на десять непрерывного звучания.
      – Как это?
      – Жизнь магнитофонаподдерживает такой же аккумулятор, что и в мотоцикле, только поменьше. Его тоже нужно заряжать в Храме. Я раз в полгода передаю служителем, что приезжает за солью, чтобы зарядили в Храме. Бывает, изредка слушаю, когда начинаю грустить о былых временах.
      – Ты был найтом?! - поразился Шура.
      – Был, - старик присел на крыльцо.
      У Шуры сразу же загорелись глаза. Он присел рядом, а потом снова вскочил.
      – Вайс, умоляю тебя. Скажи, как мне стать найтом?
      – Зачем тебе это? Думаешь, что если я тебя не убил, то можно жизнью разбрасываться?
      – Мне нужно.
      – А мне нужно женщину. Не очень страшную, и желательно - помоложе.
      – Я приведу к тебе любую. Я сделаю все для тебя. Все, о чем попросишь.
      – Ха. И что я с ней делать буду? Рад бы, да силы уж нет. Славы хочешь? Или свободу выбирать свои дороги?
      – Мне нужно, - повторил Шура. - Очень. Я живу только ради этого.
      – Ради чего? Зачем ты хочешь стать найтом?
      – Чтобы убить Красного Волка.
      – Я не слышал о таком, когда катался по Дороге. А ты знаешь, что из десятка новоиспеченных найтов до конца года доживает один?
      – Я - доживу.
      Музыка вновь громко лилась из волшебной шкатулки, а Шура с копьем наперевес мчался на врага. Правда, его "мотоцикл" тащился довольно медленно и с явной неохотой. Не очень хочется барану, властителю над овцами, переть на себе новоявленного найта. Да и копье заменяла длинная неровная жердь. Такая же, как и у противника, сооруженного из веток и сухой травы.
      "Найта" задорным лаем подбадривал Рыжий.
      Перед первой посадкой Шуры на животное Вайс все причитал:
      – Хоть ты и худой, а смотри, не изведи мне Кинга.
      И все же старик рискнул предводителем овец, чтобы его ученик хоть немного смог прочувствовать движение верхом.
      Возмущенно блеющий "мотоцикл" наконец дотащился до "врага" и жердь ударила о жердь.
      – Баран везет барана, - сплюнул Вайс. - Сколько тебе повторять! Защищаясь, сразу же атакуй! - надрывался старик, махая руками. - Защита и атака неразделимы. Чуть отклонил чужое копье - и твой наконечник уже должен вонзаться в тело. Иначе мечом сбоку получишь или копьем за другим заходом.
      Накануне, когда Шура впервые взял в руку длинную жердь, Вайс погладил дерево и сказал:
      – Запомни: копье - это продолжение руки. Кончиком копья ты должен управлять так же ловко, как кончиками собственных пальцев. Когда начинаешь упражняться, представь, что твоя рука вытягивается и вытягивается на много метров. С этим ощущением ты и должен брать оружие найта. Тебе следует тренироваться до тех пор, пока древко не станет ощущением руки.
      Легко Вайсу говорить - у него руки вон какие сильные. А у Шуры уже на второй день болели все мышцы рук. От кончиков пальцев до живота.
      – У тебя должны быть сильными кисти. Очень сильными, - Вайс взял плотный соляной камень и сжал кулак.
      Когда он раскрыл ладонь, в ней был лишь белый песок.
      – У тебя кисть должна быть сильной, - повторил старик, медленно высыпая соль на землю. - Очень сильной, как железо. Пальцы должны стать словно плоскогубцы. С другой стороны, в отличие от жесткого железа, рука должна остаться подвижной и чувствительной. Это умение нужно тренировать постоянно, изо дня в день.
      Шура тут же попробовал. Но напрасно он пыхтел и изо всех сил давил на камень - гладкая соляная поверхность лишь покрывался потом и, казалось, камень становился еще прочнее.
      Соль въедалась в кожу, на пальцах набухали волдыри. Вечером, когда Вайс не видел, Шура яростно зашвырнул ненавистный камень подальше от хижины.
      А утром взял другой.
      Через несколько дней тренировок баран взбунтовался и напрочь отказался возить на себе "найта". Теперь Шура с жердью наперевес бегал к чучелу на своих двоих.
      – Что ты так вцепился в копье? Ударишь в противника, а сам вылетишь из седла. Умей чувствовать древко и в нужный момент давай ему скользить в руке.
      "Копье" и так вырывалось из руки от усталости и скользило от пота.
      – Не циклись на контакте копий. Он должен быть очень кратким. Как вспышка в темноте. И все, твой наконечник уже атакует.
      Соприкасаясь, глухо кряхтели жерди, валился на землю травяной истукан-противник, раздраженно кричал Вайс. Солнце садилось, а Шура продолжал бегать с жердью.
      Еще через несколько дней он стал учиться управлять копьем левой и правой рукой. Правой было удобнее, но ее иногда хватала судорога, воспоминание о тяжелой варварской дубине с кремниевыми зубцами.
      – Я не могу сказать тебе точно, с какой стороны лучше держать копье в бою на мотоцикле. Ты сам это решишь. Многим удобнее справа, да может свой же рулевой мешать. А слева - научиться тяжелее. Зато сподручнее встречать врага. Но при этом не ударишь мечом на разъезде. Лучше всего уметь работать с любой руки. Универсальных приемов нет. Есть конкретное решение для каждой конкретной ситуации.
      После трех недель непрерывных тренировок стали заниматься через день. День работали на озере, а на второй день старик, покуривая трубку, наблюдал за упражнениями своего ученика. Жердь уже была отполирована ладонью Шуры, и он уже чувствовал себя готовым к схватке с найтами. Но Вайс лишь рассмеялся, когда услышал это.
      – Ты уже немного умеешь бегать с палкой. Это не значит, что ты сможешь биться копьем верхом на мотоцикле. Ты не тренируешься верховому бою, ты играешь в детские игры. Но именно это поможет тебе быстрее освоиться, когда ты сядешь на мотоцикл. Становись.
      Шура с жердью в руках замер напротив старика, который сложил около себя горку соляных камней.
      – Готов?
      Шура кивнул, поднимая свое "копье". До Вайса было метров тридцать.
      Не целясь, старик резко бросил белый камень в Шуру.
      Острый угол врезался в грудь.
      – Ты убит. Или рулевой.
      Следующий камень полетел в Шуру. Конец палки напрасно пытался остановить твердую соль - она снова попала в Шуру. На этот раз в плечо.
      – Встречный наконечник будет лететь так же быстро. И все, что ты не сможешь поймать своим копьем, будет лететь в грудь рулевого или в твою голову.
      Из первых ста брошенных Вайсом камней только пару штук черканули по древку, не задев при этом Шуру.
      Потом они деревянными палками работали "меч в меч", и уже здесь Шура оказался не таким невеждой. Ведь у него была жизненная школа солдата и разбойника. Деревянные клинки глухо стучали, обманные движения сменялись уколами и рубящими движениями. Однако Шура не смог превзойти старика даже в бою на мечах. Вайс двигался так легко и непринужденно, что его ученику казалось, будто он сражается с ровесником.
      После мечей снова продолжались занятия с копьем.
      – Твоя первоочередная задача - прикрыть рулевого. Потеряешь рулевого - потеряешь половину себя. За его жизнь отвечаешь ты. Кроме того, всаженное в рулевого копье может выйти через спину и сразить тебя. Есть умельцы, которые могут провернуть такую штуку - одним уколом насадить двоих.
      Соль. Целое озеро с берегами из белых глыб. Соль, овцы, сыр и лепешки. Жизнь в Малом Мире не отличалась разнообразием. Самым приятным временем были беседы с Вайсом у вечернего костра. Они усаживались на корточки, потягивали горьковатое молоко и Шура с восторгом слушал рассказы старика.
      – Вайс, а почему ты ушел с Дороги? Почему перестал быть найтом?
      Учитель неподвижно смотрел на огонь. Ожидая ответа, Шура усиленно сжимал в руке соляной камень, все не желающий поддаваться.
      Казалось, прошел целый час, прежде чем старик ответил. И глухой голос Вайса обращался к пламени костра.
      – В какой-то момент тяжесть ключей на моей шее стала непосильным бременем. Эти руки отобрали слишком много жизней, - протянул он ладони к огню, словно хотел согреться. - И все ради чего? Чтобы кровь будоражить адреналином?
      Шура не слышал ранее такого слова, поэтому прервал исповедь старика своим вопросом:
      – Этот ард… артен…, это что?
      – Это слово пришло к нам еще со времен предков-байкеров. Преодолевая смертельную опасность, человек насыщает свою кровь особым веществом, имя которому - адреналин. Сначала он дает чувство полноценной жизни. Со временем к нему привыкаешь и уже не можешь жить без этого. Адреналинпревращается в наркотик.
      Шура хотел спросить, что такое наркотик, но не решился больше перебивать Вайса.
      – Если ты привык, что твое тело постоянно будоражит адреналин, то жизнь твоя имеет значение лишь как постоянная игра со смертью. Кто хоть раз вкусил этого напитка и остался жив сам - тот уже не сможет жить без Дороги. И не просто кататься по пыли, а знать, что ты живешь только сегодня, наполняя жизнь смыслом. Что думать о завтра? Чужое копье войдет под ребро - и завтра уже нет. Твое завтра находится на конце твоего копья. Это завораживает и привязывает на всю жизнь. И вот ты уже бьешься не с другим найтом, а с самой Смертью. И побеждаешь не человека, ставшего у тебя на Дороге, а именно эту костлявую старушку. Лишь так ты можешь ощущать Жизнь. По дороге ездят только сильные люди. Слабым там места нет.
      На фоне стены покосившейся хибары плясали три тени - выпрямленного старика, внимательно слушающего юноши и полудремлющего пса.
      – Вайс, а как не бояться? - Шура в который раз отбросил в сторону проклятый камень.
      – Чего?
      – Я когда с копьем против чучела - мне не страшно. Оно не может ударить в ответ. А когда против человека… раньше, когда выходил на бой, то сердце сразу же падает в ноги, дыхание сбивается… тело плохо слушается.
      – Значит, как не бояться? Это проще простого. Отдай кому-нибудь свой меч, склони голову и попроси отделить ее от тела, желательно, поаккуратнее. Один раз испугаешься - и перестанешь бояться насовсем. Мертвым бояться нечего.
      Шура не мог понять: Вайс говорит серьезно или издевается над ним.
      – Если ты боишься - это значит, что ты еще жив. Страх - очень полезное чувство. Только есть большая разница - он управляет тобой или ты управляешь им. Воин использует свой страх. А у тебя наоборот. Все оттого, что ты не родился воином, - Учитель подбросил в быстро прогорающий костер охапку сухих бурьянов. - Есть три типа людей: землепашцы, торговцы и воины. Землепашцу нужен кусок поля, нужен дом и семья. В этом его счастье - спокойно работать, и чтобы его никто не трогал. Торговец - этот думает только о том, как бы нажиться. В первую очередь, на человеческих слабостях. Кто торгует зерном, кто украшениями, кто продает женские тела. Их счастье измеряется количеством собранных монет. У них вообще все просто - собирать свое счастье из желтеньких кружочков. А Воину нужны битвы, путешествия и приключения. Он гонится за свободой и за славой. Скажи мне, почему ты не обрабатываешь землю? Не сеешь зерна, не собираешь гроздья?
      Теперь Шура смотрел на танец огня. Из красных огней кровавым жаром скалился проклятый волк. И непонятно было - то ли Шура преследует его, то ли неотступный зверь идет по его следу.
      – Я должен убить одного найта.
      – Это я уже слышал. Ты от этого станешь счастливее? Ведь твое счастье - надел земли и спокойная работа.
      Шура не ответил. Он не видел себя в будущем дальше того момента, когда убьет Красного Волка.
      – Мать ты все равно уже не воскресишь… - донесся до Шуры голос Вайса и он вздрогнул.
      Такие же слова ему говорил Дариан.
      – Может, твой Волк уже погиб? Жизнь найта - капризная тетка, - продолжал увещевать старик. - Если ты начал ездить по Дороге, ты с нее уже не уйдешь. И однажды приедут жрецы, и поволокут твой мотоцикл в Храм, а тебя самого зароют на обочине. Видал, сколько безымянных холмов вдоль дорог?
      Но Шура был уверен, что Красный Волк не посмеет умереть до тех пор, пока его не настигнет карающая рука сына убитой Мотри.
      И снова изматывающие упражнения с копьем и мечом. Объясняя Шуре, как нужно всаживать острие на большой скорости, Вайс будто преображался. Глаза его загорались, в них плясали грозные молнии. Морщины на лице разглаживались, движения становились твердыми, а голос - повелительным.
      – Главное - рикошет! Если ты будешь отбивать копье противника, то в лучшем случае вы разъедетесь. Миг контакта сходящихся копий очень краток. Особенно, если сшибка идет на скорости. Р-раз! И вы уже разминулись, - Вайс стоял напротив с такой же палкой и Шура никак не мог отбить направленный ему в грудь сучковатый конец. Начиная от паха и до самой шеи его тело было покрыто синими, лиловыми и красными, свежими синяками. И каждый новый тычок жерди старика отзывался протяжной болью. - Ничего, - успокаивал Вайс. - Лучше тупая палка сейчас, чем острая сталь потом, когда ты сядешь на мотоцикл.
      Соль, выпас овец и коз. Костер, пляшущие тени на стене хибары. И размеренный голос Вайса.
      – Страх не должен полностью исчезнуть. Без него ты превратишься в бездушную машину. Вроде мотоцикла. Правда, рулевые считают, что мотоцикл имеет собственную душу. Им виднее, они с ним накоротке. Да, еще о страхе. Ты пытаешься от него избавиться, а лучше попробуй его приручить. Сейчас он управляет тобой, а попробуй сам распоряжаться своим страхом. Как рулевой управляет мотоциклом. Страх нужно перевоспитать в осторожность. Я наблюдал за страхом. У найтов он тоже есть, просто они им пользуются по-другому. Вот представь себе мотоцикл. Что у него основное?
      – Руль, наверное…
      – Основное - мотор и тормоза. Так вот, землепашцы и торговцы используют свой страх, как тормоз. А воины - как двигатель. Понял?
      Шура кивал, хотя на самом деле ему еще предстояло в этом разобраться.
      – Конечно, ты можешь стать Одиночкой. Но с рулевым гораздо лучше, поверь мне. Нельзя быть одинаково сноровистым в двух умениях. Рулевой чувствует душу мотоцикла. Ведь для него каждая машина - личность. У нее бьется сердце-мотор, основа ее тела - стальная рама-хребет, а по земле катят колеса-ноги, обутые в резиновые ботинки - шины. Вперед он глядит глазом-фарой. Ты сможешь познакомиться с ним только поверхностно. Потому, лучше осваивай копье и меч, а мотоцикл предоставь во власть рулевого.
      – А где я могу найти себе рулевого?
      – Сначала машину себе раздобудь. Лучших рулевых всегда воспитывали в Бримоне. Ученики тамошней школы славятся своей ловкостью на Дороге. Заполучишь мотоцикл - тогда и будешь думать о рулевом.
      – А какой мотоцикл брать?
      – Машина нужна как можно лучше. Но хороший мотоцикл и хороший рулевой - это лишь половина. Вторую половину составляют ты и твое копье. Рулевой держит рукоять газа, ты - рукоять меча.
      На Марту налипло столько навоза, что деревянный скребок раза за разом отказывался двигаться по шерсти. Странное имя для овцы - Марта. Наверное, у старика были сентиментальные воспоминания. Шура чистил грязный овечий бок и вспоминал, что так звали девочку, на которой он когда-то мечтал жениться. Еще там, в Ковыльных Сопках. Может, бросить все и навсегда остаться жить в этом Маленьком Мире? Где нет ни тревог, ни опасностей, да и забот особых нету. Здесь всегда спокойно и тихо.
      Как только у Шуры появились такие размышления, из своего укрытия в мозгу сразу же высунул пасть недремлющий волк, пожирая мысли о покое. Нужно побольше тренироваться. Побыстрее заканчивать уборку загона и браться за палку, камень, меч. Еще сколько нужно заниматься, чтобы хоть немного приблизиться к умению Вайса.
      – Ты должен научиться падать. Если тебя вышибут на полном ходу, то ты можешь свернуть себе шею. А так еще остается шанс продолжить схватку. Пусть и ничтожный. Но все же шанс. Всегда нужно сражаться до конца. Отдыхать придется лишь в Стране Бескрайних Дорог.
      Вайс показывал, как правильно встречать телом землю, как кувыркаться, смягчая удар. Он заставлял Шуру забираться на ограду для коз и падать назад спиной, от чего у будущего найта ломило кости и болела голова.
      Пока Шура набивал себе синяки и шишки на теле, Вайс сидел в тенечке одинокого корявого деревца и думал над клетчатой доской. Такой же, как Шура когда-то видел у разбойника Басиуса. Квадратик черный - квадратик светлый. Но выстроганные из дерева фигурки были разнообразнее, чем на доске старого разбойника.
      – Это - шахматы, - пояснил Вайс. - Эта игра пережила тысячелетия и над ней ломали головы еще всемогущие предки.
      Старик пытался приучить Шуру к шахматам, но его ученик с унылым видом сидел над фигурками и не сильно старался запомнить, какая из них как ходит. Какой от этого прок? Лучше больше времени отдавать тренировкам с копьем, чем без толку засиживать кровь.
      И снова стук длинных жердей смешивался с музыкой магнитофона, блеянием коз и лаем Рыжего.
      – Рикошет! Ну что ты все отбиваешь! Нужно лишь легкое касание - и копье противника уже ушло в сторону. Ровно насколько, чтобы не попасть в твоего рулевого. А ты же все стремишься отбить. Если не получится, р-раз и копье противника уже у тебя в шее. - Жердь заехала прямо в кадык, заставляя Шуру поперхнуться. - Или в груди рулевого. Потому второго шанса никогда не давай. Рикошет и укол! Разъехались - и ты покатил дальше, а противник остался лежать на дороге. Понял? Ри-ко-шет. Рикошет - и небольшой проворот копья. Попробуй кистью покрутить копье. Чуть-чуть. Долгомерное копье будет тяжело удерживать, так что постоянно тренируй руку. Она должна быть очень сильной, если хочешь побеждать.
      Рука становилась сильнее с каждым днем. Все больше камней удерживал Шура на конце палки, все больше времени мог простоять с копьем, пока рука онемеет и выронит груз. Соляной камень, правда, все не поддавался, зато пальцы уже легко давили в мягкую кашицу большие картофелины.
      – Вайс, а почему найты считаются самыми лучшими воинами, на которых даже разбойники не рискуют нападать? - спросил Шура, когда они тащили к хибаре мешки с солью.
      – А сам ты как думаешь?
      – Ну… ты гораздо лучше меня даже пешим.
      – Ты не ответил на свой вопрос. Вот тебе задание - подумай над этим и к вечерней беседе доложишь.
      Во время работы он все время размышлял над своим вопросом.
      – Ну что, надумал? - спросил старик, вечером усевшись у костра.
      – Я тут вспомнил детство. Мои сверстники ловили больших пауков. Сам я в таком не учувствовал, опасался. К ниточке цепляется кусочек теплой и мягкой смолы, его опускают в нору. Паук цепляется зубами в смолу, застревает и его вытаскивают. И вот - наловят десяток пауков, посадят в глиняный кувшин с широким горлом и потом наблюдают, как эти бойцы бьются друг с другом. Через несколько дней в кувшине оставался один, самый сильный паук. Мне кажется, что найты подобно паукам в кувшине беспрерывно бьются друг с другом и на Дороге остаются лишь самые сильные и умелые воины.
      Вайс улыбался редко, но тогда на его серьезном лице появилась ироничная ухмылка.
      Прошло полгода с тех пор, как Шура и Рыжий поселились в Малом Мире. А когда в очередной раз прикатил торговец солью, Вайс попросил у него мотороллер ненадолго. - Садись, - пригласил он своего ученика, садясь за руль. - Копье не забудь.
      Тогда Шура впервые сел верхом на машину. Правда, это был не настоящий мотоцикл, а ничтожное подобие, годное лишь для перевозки груза. Но тогда для него это было событием. Короткое седло приняло будущего найта неодобрительным скрипом и мягкостью. Мотороллер тронулся и плавно покатил, набирая скорость.
      Шура вцепился в Вайса, прижавшись к спине. Горизонт стремительно убегал прочь, а дорога летела навстречу. Шура чувствовал все - и свист ветра в ушах, и дрожь амортизаторов на кочках, работу поршня, тахкающий разговор двигателя. Он даже ощущал биение сердец - восторженное Вайса и ликующее - свое.
      – Не думал я, что когда-нибудь снова испытаю это чувство, - сказал учитель, когда торговец уехал. - Что буду счастлив, садясь в седло. Даже не мотоцикла, а мотороллера.
      С тех пор в каждый приезд торговца Вайс оставлял тому одну монету взамен на пару часов тренировки верхом. Шура сидел сзади с неразлучной жердью и учился тыкать ею на полном ходу. Он узнавал о дистанции сближения и укола копьем, о приемах сшибки и боя на скорости. Правда, мотороллер не мог разогнаться подобно мотоциклу, но и такой скорости Шуре пока хватало.
      Однажды утром Шура не досчитался в загоне одной овцы. Вчера еще их была дюжина да плюс Кинг. А сегодня куда-то запропастилась пресловутая Марта.
      Ее останки Шура нашел после полудня, в небольшом овражке, когда обрыскал уже все окрестности. Брюхо и задняя часть несчастной овцы были обглоданы и сейчас над ней щелкали клювами две черных птицы.
      – Волк, - сказал Вайс. - Теперь будет приходить каждую ночь.
      Рыжий пришел к хибаре лишь вечером. Загулявший пес сразу же выслушал от Шуры замечание за то, что бродит где-то, вместо того, чтобы охранять овец.
      – Скажи ему, чтобы сегодня был около загона. Он прогонит волка. Если этот хищник забрел в наши скудные края, значит он слаб и не может добыть себе пропитания в Большом Мире.
      Но Шура попросил Вайса на ночь забрать Рыжего в хижину, а сам, накинув овечью шкуру, залег рядом с овцами.
      Серый разбойник появился, когда облака стали перебегать дорогу лунному свету. Едва слышный шорох, испуганное вздрагивание овец возвестили о прибытии охотника. Еле различимая тень метнулась через ограду, выбирая себе жертву. И в тот же миг из хижины раздался яростный лай - Рыжий учуял своего дикого собрата.
      Оставив овец, волк бросился бежать, но в этот момент жердь ударила его по хребту. Не сильно, чтобы хищник остался жив. Пока.
      Утром Шура был сосредоточен. Раздобыл немного охры, старательно выпачкал связанного волка в красный цвет. Зверь был плюгавым, лишь немногим больше Рыжего. К тому же хромой. И получился он не красный, как хотелось, а грязно-желтый, будто линяющая лиса.
      – Что ты хочешь делать? - поинтересовался Вайс.
      – Я хочу убить красного волка, - Шура поднял связанную поскуливающую тушу на плечи.
      Он отойдет подальше от хижины и там его акинак вскроет брюхо твари.
      – Ты хочешь стать могучим воином. Запомни, воин - это тот, кто побеждает сильных, а не расправляется со слабыми. Вряд ли ты застанешь в таком беспомощном состоянии того, образ которого хочешь убить. Но выбор за тобой.
      Шура молча зашагал в сторону озера.
      Долго он шел. Обогнул стороной соленую воду, прошлепал по соленым лужам, взобрался на лысый пригорок, на котором не росла трава.
      Красный, вернее желтый волк плюхнулся на белую землю без травы. Шура занес акинак. Острый клинок разрезал веревки, освобождая лапы зверя. Почувствовав свободу, хищник попробовал встать на лапы, зашатался и сел. Потом, спотыкаясь, заковылял прочь.
      А Шура сидел и смотрел вслед грязной желтой шкуре до тех пор, пока линия далекого горизонта не поглотила волка.
      Вечером у костра Шура спросил:
      – Вайс, а ты прирожденный воин?
      – Да.
      – А почему тогда ты живешь вдали от людей? Пасешь овец и добываешь соль?
      Шура знал, что на такие вопросы учитель не сразу дает ответ. Сначала будет пристально смотреть на язычки пламени, потом устремит неподвижный взгляд куда-то в необозримую, лишь ему ведомую даль…
      – Когда количество отнятых жизней перевалило за три сотни, однажды я проснулся ночью. Я тогда больше не мог уснуть и думал: "Верно ли, что правильность пути воина отмеряется трупами врагов?". Более трех сотен людей заплатили свои жизни за мое наслаждение Дорогой. Хоть они и сами избрали свой путь и не должны быть на меня в обиде, когда мы встретимся в Стране Бескрайних Дорог. Но они приезжали ко мне по ночам… Даже здесь, в Маленьком Мире, они иногда навещают меня. Но теперь мы с ними приятели.
      Даже Рыжий внимательно слушал слова старика.
      – А кто вообще становится найтом?
      Тот, кто уже стал Воином. Будучи солдатом или купцом. Как правило - хорошими найтами стают лучшие из солдат. У таких больше шансов продолжить колесить дорогу и через год.
      – А разве не все солдаты - воины?
      – Нет, конечно. Солдат может хорошо владеть оружием, при этом не стремиться к вершине, не воспитывать свой дух, нося меч лишь ради жалования.
      – А я смогу стать воином? - спросил Шура, словно маленький ребенок.
      Вайс опять задумался.
      – Зачем ты убиваешь в себе душу? Ранимую и любознательную, ты пытаешься ее превратить в бесчувственный камень. Такой же, как ты силишься сломать.
      – Я должен его убить.
      – Легко идти по пути Воина тому, кто таковым родился. Ему сопутствуют призвание, его врожденный дух делает сильными мышцы, толкает вперед. И тяжело идти по этому Пути тому, кто воином не родился. Тогда все против него - слабая воля, жалостливость, страх. Даже собственное тело отказывается повиноваться в нужный момент. Запомни - Воин всегда будет сильнее Землепашца. Телом. Духом. Он уверен в себе и это придает ему силу. Поэтому для тебя, случайно оказавшегося на Пути Воина, оружием должны быть хитрость, коварство. Настойчивость. Внезапность. Выдержка и выжидание своего момента. Непрерывное изучение себя и своего тела.
      – Вайс, а ты все это знал до того, как стал найтом?
      – Я этого не знал, даже будучи найтом. Только сейчас у меня стало много времени на раздумья. Добывая соль, разбирая партию в шахматы, я могу раскладывать по полочкам памяти былые события. Бывает, даже ночью не сплю, все размышляю. Вот, к примеру, думаю, что на две тысячи землепашцев приходится всего один найт. Или даже половина найта. Или же два торговца. Ну, это тебе пока не надо, - тихо сказал Вайс, глядя на зевающего Шуру.
      По утрам овцы просыпались от привычного стука палок-мечей.
      – Твой акинак может быть лишь дополнением к большому верховому мечу, - поучал Вайс.
      После нескольких минут учебной схватки старик опустил руку с палкой.
      – Неплохо. Меч у тебя неплохой. Теперь задумайся, почему я так легко победил тебя во время нашей первой встречи, если ты так неплохо владеешь клинком?
      – Наверное, тогда еще недостаточно хорошо…
      – Ты упустил главное. Ты был НЕ ГОТОВ! Не ждал, что старик сможет сопротивляться. Запомни очень важную вещь - ты должен быть начеку всегда. Везде. В любой ситуации. Даже маленький ребенок может поразить тебя, если ты не готов. Еще очень важно - ты не должен защищаться - ты должен нападать.
      А вечерами Шура снова начинал засыпать под голос Вайса.
      – Ты все равно сейчас многого не поймешь. Не запомнишь. Не выучишь. Просто делай и слушай. Слушай и делай. Когда ты пройдешь это на практике и останешься жив, тогда оно само придет к тебе. Отрасти себе ус и мотай на него.
      – Угу, - бормотал полусонный Шура.
      – Если ты упорно будешь ступать по избранному пути, то может наступить момент, когда копье и меч уже станут слишком примитивны для тебя. Тогда ты можешь начать поиски силы внутренней, настоящей силы воина…
      – Слушай, Вайс, а ты когда-нибудь раздобывал себе допинг?
      – Нет.
      – Я вот чего не пойму. Зачем постоянно тренироваться и быть готовым, если можно достать допинг и победить кого угодно, даже самого сильного и умелого?
      Вайс презрительно улыбнулся.
      – А ты сначала добудь его. Для этого нужно стать сильным, умелым и прославленным. И иметь полную коляску золотых, а то и больше. Так что привыкай рассчитывать только на себя, а не на магию хранителей тайн предков.
      Это случилось в душный полдень. Вайс сидел в теньке, задумчиво глядя на безмолвные фигурки на черно-белой доске. Его внимание нарушил истошный вопль Шуры:
      – Есть! Есть. Я - смог!
      Будто озорной мальчишка, носился Шура вокруг загона, торжествующе прыгал около хижины, бегал наперегонки с Рыжим.
      – Вайс! У меня получилось! - и продемонстрировал белый песок в своем кулаке.
      – Угу, - безразлично кивнул старик. - Тут вот какая штука: как черный офицер может сделать шах белому королю?
      Если и существовала Судьба в этом мире, то именно она послала Вайса на дороге Шуры. Он хотел стать найтом - и его учил лучший из воинов Дороги. Большей удачи на пути к заветной цели и быть не могло. Правда, Шура надеялся, что Вайс сделает ему еще один подарок. Он гнал от себя эти мысли, но они упорно лезли в голову. Ведь старик мог сказать: "Знаешь, у меня тут в потаенном месте спрятан до поры до времени мой мотоцикл. Сохранил его на всякий случай. Возьми его себе". Вот это было бы настоящее везение. Или может у Вайса скоплено достаточно денег, чтобы купить новый мотоцикл?
      Деревянная жердь уже настолько притерлась к руке, что на самом деле казалась ее продолжением. Большинство камней, которые бросал Вайс, уже принимались Шурой с помощью копья, а не тела. Твердые груды соли крошились в кулаке, а рука без усилий удерживала палку с десятком немалых камней на кончике.
      И все же Шура надеялся на подарок от Вайса. На мотоцикл.
      Но уходить от Учителя пришлось так же, как Шура и пришел в Маленький Мир - пешком, в сопровождении верного приятеля Рыжего. Не оказалось у бывшего найта мотоцикла. Или не захотел отдавать.
      – Мотоцикл… Деньги… Не главное это. Если ты чего-то очень сильно хочешь - ты это получишь. И тогда сами деньги уже будут неважны. У тебя будет мотоцикл, если ты этого действительно желаешь. Правда, иногда мы очень сильно желаем и получаем то, что приносит нам вред. Так что нужно быть поосторожнее со своими желаниями.
      – Как я могу тебя отблагодарить? За все…
      – Останься в живых, когда сядешь на свой мотоцикл. Это будет означать, что мои старания не пропали даром. Я научил тебя всему, что знал. Остальному может научить только Дорога.
      Прощаясь, Шура хотел сказать Вайсу: "Я бы хотел, чтобы ты был моим отцом. Ты меня столькому научил". Но не решился, лишь скупо поблагодарил и пообещал приехать, как только раздобудет мотоцикл.
      Слово свое Шура не сдержал и решил навестить Вайса лишь когда у него уже было семнадцать ключей. Теперь он был готов осваивать новый уровень мастерства. А еще ему нужно было так много сказать Учителю… Он раньше так не называл Вайса вслух. Лишь спустя год молодой найт понял, как много дал ему Учитель.
      Когда он вернулся к Маленькому Миру, оказалось, что там царит запустение. Загон для овец покосился, в нем уже не хватало многих жердей. Хибара зияла пустым окном, дверь болталась на одной петле, стена еще больше покосилась. Ближайший же ветер окончательно опрокинет жилище одинокого старика.
      Вайс… Куда делся Учитель, что с ним стало - Шура так и не узнал…

      На коляске идущего навстречу мотоцикла мчался во весь опор зверь с развевающейся гривой. Видя, что встречный найт приготовил копье, Шура сделал то же самое. Но в итоге мотоциклы прокрались по обочине мимо друг друга, отсалютовали и поехали каждый своим путем.
      – Ну и ладно. А то с нашей рукоятью газа и сцеплением… Интересный у них тотем. Это конь?
      – Угу.
      – А ты видел когда-нибудь такое животное?
      – Только на колясках.
      – Я тоже такого не встречал. Интересно, правда ли то, о чем толкуют сказители? Что гривастые жили еще во времена предков-байкеров? Что на них ездили верхом, как на мотоцикле?
      – Жрецы знают.
      – Знают-знают. Да молчат. Это их кости, наверное, лежат в курганах.
      – Жрецов? - повернул голову рулевой. Наверное, невозмутимый Заг сильно удивился.
      – Коней. Я слышал разговоры, что на них колесили кочевники-сириты. Только Дариан говорил, что их называли "лошади". Выходит, и во времена предков-байкеров были эти удивительные животные.
      – Да. И еще с тех времен повелась традиция мерить силу мотора в лошадях.
      – Как это?
      – В нашей "Планете" помещается сила двадцати лошадей.
      – То есть, надо было оседлать два десятка таких гривастых животных, чтобы ехать со скоростью нашего мотоцикла?
      – Да.
      – Так вот почему сказители называют мотоцикл "Железным конем".
      До Большой реки, на правом берегу которой начинался Эдж, оставалось пару дней пути. А через полдня на пути должен был встретиться Храм.
      Кроличье мясо закончилось еще вчера, так что желудки опять пытались перекричать разгоряченный мотор "Планеты". Потому, когда на пути попался придорожный кемпинг, Заг направил мотоцикл на стоянку и остановился рядом с еще тремя машинами. По другую сторону стояли мотороллеры.
      Кодекс запрещал устраивать поединки около кемпингов, потому Большое Жало осталось пристегнутым. Правда, на Дороге попадались любители нарушать Кодекс, но акинак в ножнах на голени позволял Шуре чувствовать себя относительно вооруженным.
      Под навесом харчевни кемпинга в полуденный час уже "заправлялись бензином" отдыхающие водители мотороллеров, бродячие торговцы, три стола заняли найты и рулевые.
      Челюсти посетителей харчевни были заняты пережевыванием мяса, картошки, сыра, пирогов, а уши - баснями бродячих сказителей. Посредине зала на табурете сидел седой старик, около него стоял оборванный курчавый мальчишка.
      Шура тихонько сел за свободный стол, Заг разместился рядом. Так же тихо рядом с ними возник подаватель, которому Шура прошептал: "Каши", сам прислушиваясь к благозвучному голосу старика.
      Дорожные сказители - народ удивительный. Такое иногда толкуют, что впору подумать, все ли у них в порядке с головой. Сами они придумывают свои сказания или собирают древние сказки по всем окраинам? А может, ихний бог-покровитель Папарац нашептывает? Шура этого не знал. Но язык у них был неутомим, запас преданий, легенд и мифов - неисчерпаем.
      Купцам они расскажут легенду о том, как Великий Зеленый Бог, Доллар, вознаграждал верных служителей своих. Даровало сие божество силу огромную, вечную молодость и жизнь беззаботную. Копите золото во имя всемогущего Доллара.
      Землепашцам сказитель поведает о том, как давным-давно черная пыль укрыла Солнце, и трава пожухла, подсолнечник и виноград увяли, и животные вымирали. Трудитесь и прославляйте Благодатное Светило, что не обделяет вашу землю своим теплом.
      Служивые услышат из уст сказителей о временах Великих битв, когда война длилась десятки лет и, грабя соседнее княжество, простой солдат мог обогатиться за три дня. Мечтайте, вояки, о покорениях других земель, молитесь Грозному Коммандосу, уповайте о повышении жалования, рассказывайте о своей доблести похотливым сельским девкам.
      Для каждого у сказителя найдутся свои слова. Но больше всего историй было припасено для найтов. Такого иногда понарассказывают, что не знаешь, удивляться или смеяться. К примеру, расскажут, что предки-байкеры предпочитали мотоциклы без колясок. Такое придумают. Куда же они складывали дорожные шатры, еду, запас бензина?
      Чаще всего найты могут услышать сказания о знаменитом Фамиросе, его рулевом Ферри и об ихнем легендарном мотоцикле "Харлей". Тысячи километров проехали славные Фамирос и Ферри, и добрались таки до святых руин пресловутого Мотограда. Или: бились они с чудищем огнедышащим, три долгомерных копья изломали и лишь к ночи удалось им зверя победить. Так поведают сказители.
      Или начнут рассказывать о копах и гаишниках, злых демонах дороги. Страшные то твари, опасные и жестокие. Есть у такого демона полосатая палка. И сила у той палки ужасная. Укажет коп на тебя и твой мотоцикл - и враз окаменеешь на месте. Ни сдвинуться, ни шелохнуться. Двигатель глохнет. Только и откупиться от демона можно. Убереги предки-байкеры от встречи с дорожным копом.
      Не только мифы повествуют сказители. От них Шура слышал и сказ о том, как принц Баделенда, сын нынешнего кроля Григора, наследник династии Пиеров, раздобыл себе допинг. Блажь ударила в голову молодому отпрыску славного рода Пиеров, купил он на отцовские деньги (вернее на деньги тех, кто платит подати в казну) хороший мотоцикл и стал бороздить дороги. Мол, хочу изнутри увидеть Объединенное Королевство, которым мне предстоит править.
      Сын королевский смог купить у жрецов или еще как раздобыть редкость большую - допинг. Наследнику рода Пиеров жрецы уступили. И как-то раз, желая показать себя на турнире, принц вкусил то колдовское зелье. И чем все закончилось? Тупым копьем убил пятерых найтов и в исступлении вскрыл себе пузо собственным мечом. И не стало у Пиеров наследника мужского рода, и наследницей трона Баделенда стала сестрица безумного принца.
      Конечно, сказители рассказывали всю эту историю более красочно и более уважительно к ее главному герою, но Шура все запомнил именно так.
      Со вкусом поглощая постную гречку, молодой найт мимоходом прислушивался к голосам сказителей. Сейчас они вещали древний миф.
      – Боги разрушили свой мир, чтобы уступить Землю людям. Сначала людей было немного, и разумом они были обделены. Байкеры произошли от Богов, и правили миром, после оставив нам в наследство мотоциклы и любовь к дорогам, - гнусавым голосом заводил мальчишка, явно рассчитывая на внимание найтов, самых состоятельных из присутствующих в харчевне.
      Сказание подхватил старик:
      – Раньше мотоциклы правили людьми. Разные были они - одни могли подниматься в небеса, неся в своем чреве людей, что их обслуживали. А еще они могли плавать по морю и по рекам. И простых мотоциклов было мало. А по улицам древних городов и по дорогам ездили машины- мотоциклы о четырех колесах, на которых стояла коробка с окнами. А вместо руля у них было колесо…
      – Люди служили мотоциклам, строили для них жилища, званные гаражами…, - продолжал курчавый мальчишка.
      Орудуя ножами и ложками, присутствующие снисходительно посмеивались над чудными россказнями.
      – А сейчас не надо мотоциклу прислуживать? Если не смазывать, не поить бензином - долго ли он станет тебе служить? - весело выкрикнул худющий, словно заборная жердь, рулевой, бросая в сумку парнишке серебряную монету.
      Мальчик ходил от стола к столу и протягивал раскрытую сумку, в которую посетители бросали монеты. Шура беззлобно размышлял, что у сказителей сегодня обед будет получше, чем у них с Загом, когда его за рукав дернул парнишка.
      Шура лишь покачал головой. Было бы у него пару лишних монет, он бы не поскупился на медяки-маджи или даже на серебряный бримон. А сейчас, извиняй, дружище, денег хоть бы на ремонт мотоцикла хватило. К тому же таких историй он наслушался, когда у Дариана собирались на посиделки. Там и не такие сказки сказывали. Шура ведь не просил сказителей рассказывать для него. Хотя послушать было интересно.
      Если бы мотоцикл не требовал ремонта, Шура попросил бы Зага уступить ему руль на пару часов. Иногда хочется самому поуправлять этим "конем". Хотя у них никакой не конь, а Оса. Только не летает. А жаль. Зато быстро мчится по дороге.
      За последний год Шура уже научился неплохо управлять мотоциклом. Вдруг пригодится когда? Это сейчас он мог мчаться на четвертой скорости, без проблем влетая в поворот. А во время первых занятий ездой Заг сидел позади и подсказывал:
      – Выжал сцепление… включай первую… Теперь плавно отпускай сцепление и давай газу.
      Шура вроде бы все сделал так, как говорил рулевой, но "Планета" почему-то отказалась ехать и заглохла.
      – Газу больше давай.
      На этот раз Шура почти до упора повернул рукоять газа. Мотоцикл взревел, словно раненный зверь, дернулся вперед и, захлебнувшись, снова заглох.
      – Сцепление отпускай плавнее.
      На первой передаче Шура катил несколько сот метров, наслаждаясь чувством обладания мотоциклом.
      – Двигатель греется. Добавь скорости.
      Вторая… Третья… На четвертой ветер стал слезить глаза, редкий частокол деревьев быстро мелькал на обочине. Потрясающе это было чувство - управлять скоростью и бросать вызов самому ветру. Ощущение, что под тобой рвутся вперед целых двадцать гривастых зверей было самым сильным из всех, что пришлось когда либо испытать.
      Тогда на правом повороте Шура сбросил скорость и повернул руль. Коляска отчего-то вдруг начала подниматься вверх, и мотоцикл стал переворачиваться на левую сторону.
      Заг быстро оттолкнулся левой ногой от земли, тут же качнул тело вправо, почти ложась на коляску. Мотоцикл выровнялся и вписался в поворот.
      – Осторожнее, - донесся спокойный голос рулевого, когда возбужденный Шура остановил мотоцикл. - Не крени коляску, она переворачивает машину влево. Особенно на правом повороте.
      Учтя совет Зага, несколько следующих поворотов Шура пролетел без происшествий. А на очередном чуть не сломал выступающую перед мотоциклом часть копья о придорожные кусты.
      И лишь когда Шура выучился безбоязненно носиться на четвертой скорости, тогда он смог понять смысл жизни рулевых. Их радость - ощущение скорости и управление Железным Конем. Ветер в лицо и мелькание деревьев на обочине. Они - настоящие властелины мотоцикла, истинные кудесники скорости. Именно за эти ощущения они готовы подставлять грудь под острия копий найтов…

Заг

      Неподалеку от въезда в безымянный городок на восточном краю Маджинленда, прямо на обочине дороги расположилась харчевня. На стоянке, если не считать нескольких мотороллеров, устроились два королевских мотоцикла с одинаковыми бурыми быками на сиреневых колясках, красная "Ява" и потрепанная бело-голубая "Планета".
      Путь Шуры пролегал мимо города. Хотя, сказать по правде, определенного пути у него не было. Его вели крамольные мысли найти и подобрать мотоцикл свежеубитого найта, и сделать это раньше, чем служители ближайшего Храма. Вайс рассказывал, что мотоцикл можно завести без ключа, и Шура надеялся, что у него получится. Он сможет ездить без рулевого. Для этого придется стать изгоем, мотоциклистом без ключа, на которого станут охотиться все найты Баделенда… Если верить Учителю, то шансов остаться жить у него почти не будет.
      Шура цеплялся мыслями за это "почти". Может, пока он умрет, он сможет повстречать Красного Волка и опробовать на нем все, чему научился у Вайса. Ведь без мотоцикла и найтского копья он и близко не подберется к ненавистному врагу.
      Пока же мотоцикл не попадался на пути, словно найты вдруг перестали скрещивать копья друг с другом.
      В тот день Шура завернул в харчевню подкрепиться. Мешочек с подаренными Вайсом золотыми эджами приятной тяжестью согревал карман. Теперь надлежало ублажить желудок.
      Хозяева харчевен, как правило, не любили посетителей с животными. Рыжий остался терпеливо ждать на обочине. Пес не переживал - все равно хозяин о нем не забудет и вынесет чего-нибудь вкусненького.
      Придорожная харчевня представляла собой обнесенную плетнем площадку с навесом, под которым стояли вкопанные в землю грубые столы и лавки. И рядом несколько бараков - там путнику можно переночевать, помыться, соскоблить щетину с лица, заказать у хозяина девку. Это было одно из тех заведений, которые называли древним словом - кемпинг.
      Все столы оказались заняты. Пробежавшись глазами по харчевне, Шура направился к одному из крайних столиков, за которым развалился невысокий, но плотный мужичок. Перед ним стояла почти полная миска бобов с мясом и полупустая бутыль с пшеничной водкой. На скамье рядом лежал потертый, синий мотоциклетный шлем.
      – Можно? - спросил Шура.
      Посетитель поднял голову с плешью на макушке. На Шуру уставились мутные глаза, один из которых ему подмигнул. Потом мужик икнул и отрицательно качнул головой.
      "Да пошел ты…" - тихо пробормотал Шура и бесцеремонно уселся напротив. Но, помня уроки Вайса, правую руку держал у колена, готовый в любую секунду дернуть меч.
      Сосед в упор посмотрел на охамевшего пришельца, вновь подмигнул, потом налил водки в стакан и одним залпом выпил. Шумно втянул в себя воздух и снова опустил голову.
      Шура заказал у подавателя картошку и вареные кости. Рыжий наверняка одобрит такой выбор. Лишь только будущий найт без ключа об этом подумал, как почувствовал легкое прикосновение к ноге. Пес сигнализировал, что он уже незаметно пробрался под стол и ждет причитающейся ему снеди.
      Куски мяса на костях оказались весьма недурны. Жир стекал по ножу и по пальцам, а хруст из-под стола свидетельствовал, что его спутник тоже наслаждается трапезой. После нехитрой пищи в Маленьком Мире такая трапеза казалась верхом роскоши.
      Пока Шура наслаждался едой, его сосед неспешно наполнил стакан, опустошил его, бросил в пасть парочку бобов и снова уныло склонил голову. Хруст костей под столом его вовсе не смущал.
      Шура жевал картошку и рассматривал соседа. Кем он был? Мог быть кем угодно. Фермером. Солдатом. Или даже обнищавшим торговцем. Или разбойником, ишь, водку как лакает. А может, он был найтом, не зря же шлем лежит на скамье. Но на пьянчужку он уж точно не походил. Почему он сейчас так резво прикладывается к хмельному? Шура не спрашивал. Меньше слов - дольше жить будешь.
      Сосед время от времени выпивал стакан, зыркал на Шуру и каждый раз подмигивал левым глазом. "Дать ему по лицу, что-ли? Сказал бы прямо, чего хочет".
      Шура уже собирался грубо спросить у пропойцы "Че те надо?", когда понял, что у того глаз просто косит, от чего кажется, что мужик подмаргивает.
      Запив еду кисловатым вином, Шура собирался вставать из-за стола, когда сосед, уже крепко пьяный, начал заплетающимся голосом бормотать себе под нос, обхватив голову руками.
      – Байд, как ты мог? Как же я теперь? Что будет с "Планетой"? Ты не видел… Ключ он не забрал. Как заберешь с копьем в брюхе?
      Уже привставший Шура снова опустился на лавку и стал внимательно прислушиваться.
      Неужели предки-байкеры, покровители найтов, посылают ему шанс? Он должен им воспользоваться!
      Но Шурин шанс уже храпел лицом на столе, прямо в рассыпанных бобах.
      Еще не веря своему везению, будущий найт рассчитался с хозяином за выпивку косоглазого и за ночлег для двоих. А утром попросил служителя кемпинга принести ведро холодной воды и окатил свою находку.
      Мужик сначала бормотал что-то бессвязное, потом вскочил с топчана и начал беспорядочно молотить кулаками. Успокоился он только после того, как Шура протянул ему стакан с водкой.
      Стакан дрожал в его руках, он скривился, потом шумно выдохнул, залпом выпил. После чего выбежал на улицу и стал блевать прямо на обочину.
      Шура стоял в стороне до тех пор, пока косоглазый угрюмо не присел на краешек седла "Планеты". Из седельных ножен мотоцикла торчала рукоять верхового меча. С правой стороны около руля была прикреплена окованная железом дубинка.
      – Твоя?
      Мужик кивнул, снимая испачканную куртку, потом видавший виды свитер.
      – И у тебя сейчас нет найта?
      Снова утвердительный кивок.
      – Мне бы умыться… - вздохнул рулевой "Планеты".
      Шура сходил за ведром и стал поливать на руки новому знакомому. Рулевой плескал в лицо, смачивал водой плешивую макушку с редкими волосами. Шура заметил, как сквозь драную майку, что сползла на правое плечо, виднеется часть наколки - голова человека в шлеме.
      А он-то ожидал увидеть колесо, ломающее древко копья - знак выпускников школы Бримона, где готовят лучших рулевых. Но сейчас выбирать не приходилось.
      – Я буду твоим найтом.
      – Нет, - поспешно ответил рулевой, вытираясь полами своей засаленной майки.
      – Почему?
      Косоглазый мотнул головой.
      – Байд погиб. Я ничего не смог сделать. Меня копье миновало, а его горло нашло.
      – И как же ты теперь?
      – Сдам мотоцикл в Храм, - рулевой натянул свитер, потом куртку.
      – А сможешь жить без него? Сможешь стать двуногим, влачиться по земле со скоростью черепахи? Забыть о свисте ветра в ушах? - Шура повторял слова Вайса и старался, чтобы его голос звучал убедительно.
      – Водка поможет.
      – Чтобы пить водку, надо сначала заработать денег. Может, ты умеешь землю пахать? Или людей грабить? А может, сможешь командам подчиняться, чтобы пойти солдатом? Да если и умеешь ты чего, так стар ты уж для этого. Может, у тебя есть запас золотых, чтобы начать торговать и расхаживать с лотком по дороге?
      У рулевого на лбу появилась большая складка, прищуренный глаз вообще превратился в щелочку. После паузы он потер ладонью заросший подбородок и спросил:
      – Может, ты свои ключи спрятал под рубахой?
      – У меня пока нет ключей. Но будут.
      – То есть, если я тебя возьму, то вскоре умру вместе с тобой… - сам себе проворчал косоглазый. - Зачем мне это?
      Правду говорит рулевой. У Шуры есть только знания, полученные от Вайса. Умения же пока не хватает. А ведь он должен защищать рулевого.
      Он свистнул Рыжего и зашагал по дороге. Что же, остается лишь искать мотоцикл, не подобранный еще служителями Храма.
      Через несколько сотен шагов он услышал сзади тарахтенье мотора. А вскоре "Планета" притормозила рядом с ним.
      – Садись.
      – Почему ты передумал?
      – Все равно без мотоцикла я долго не протяну. Так что уж лучше погибну верхом, чем буду ходить на двух ногах.
      Тогда Шура впервые сел в седло, как настоящий найт. И затылок Зага стал привычной картинкой на ближайших три года.
      – У тебя деньги есть? - спросил рулевой. - А то я…
      – Есть.
      – Тогда завернем сначала к мастеру копейных дел. Выберешь себе инструмент.
      – А нас никто не подловит, пока я буду без копья?
      – Могут. Будем надеяться, что встреченные нами найты придерживаются Кодекса.
      – А в седельных ножнах - это остался меч Байда?
      – Можешь примерить к руке. Если подойдет - оставь.
      Шура вытащил длинный и узкий обоюдоострый клинок, несколько раз махнул, пробуя тяжесть оружия, потом вогнал обратно в ножны.
      – Пойдет. Слушай, я еще вот что хотел спросить. Зачем на твоем мотоцикле привязаны эти кожаные полоски, что подметают дорогу?
      – Злых духов отгонять.
      – Каких духов?
      – Копов и гаишников.
      – Это кто такие?
      – И ты собираешься выходить на дорогу? Даже такого не знаешь?
      – Я быстро учусь.
      – Духи это. Злые демоны. Еще с древних времен. Стерегут дорогу и норовят помешать свободному бегу мотоцикла.
      "Планета" помчалась по дороге.
      Вот оно, то, к чему Шура стремился последние годы. Ради этого он прошел много дорог, научился убивать и упорно следовал за тенью красного зверя. Тварь у него в голове одобрительно скалилась, когда он стал найтом. Теперь ему предстояло на деле попробовать все то, что он делал с жердью под руководством Учителя. Он должен был стать Воином Дороги.
      Раньше его возил баран. Интересно, что за рулевой ему достался? Не самый лучший, это уж точно. Лучших готовят в Бримоне, а у этого невесть что за наколка. Но дареному мотоциклу в двигатель не смотрят.
      За копье платить не пришлось. Буквально через десяток километров они наткнулись на два трупа и мотоцикл без ключа. Рулевой еще сидел в седле, положив голову на руль.
      Шура соскочил на землю, обошел вокруг поверженного "Урала", подобрал с земли долгомерное копье, сразу же примеряя его к руке. Лежащему рядом найту оно больше не понадобится.
      С копьем наперевес Шура стоял у ничейного мотоцикла и думал, что не дошел до своего изгойного счастья всего каких-то полдня. И если бы не подвернулся этот Заг, он бы сейчас пытался заводить мотоцикл без ключа…
      – Смотри, скоро и мы с тобой в таком положении окажемся, - донесся спокойный голос рулевого. - Иди сюда.
      И здесь, неподалеку от мотоцикла с двумя мертвецами, они и принесли клятву верности. Начал рулевой. Он положил руку на бак "Планеты" и стал говорить:
      – Клянусь чтить правила и законы Дороги. Клянусь всегда быть рядом с найтом и вести мотоцикл туда, где ждет его дело. Клянусь не отворачивать машину в бою. Всегда содержать мотоцикл в исправности и чистоте…
      Шура от Вайса знал слова Клятвы найта.
      – Клянусь чтить правила и законы Дороги. Клянусь браться за благоразумные дела. Клянусь прежде всего хранить жизнь рулевого и никогда не подставлять его под удар…
      Для скрепления клятвы они должны были возложить правые руки на тотем и покапать сверху бензином из бака. Но Шура предложил повторить клятву и завершить Ритуал уже после посещения Храма. Ведь на грязно-белом фоне передней части коляски примостился полуобдертый рисунок рыжего зверя, такого же, как и символ его бывшей разбойничьей ватаги. Только лисья хитрость не спасла предыдущего найта "Планеты" и он получил копье под кадык.
      Шура намеревался сменить тотем. И после первого же посещения Храма на коляске воцарилось полосато-желтое насекомое, атакующее смертельно точным жалом.
      Почти три года пронеслось в пыли дорог. И жало осы без промаха поражало ястребов, тигров, драконов, пауков, летучих мышей, орлов и прочую живность. Первое копье оказалось не очень хорошим и сломалось, когда он добывал свой второй ключ. После они с Загом прикатили в Бримон, где у лучшего мастера-копейщика Шура заказал отличное копье - из прочного вымоченного дуба страны баберов, укрепленное врезанными в дерево обжимами из алюминия, с острым наконечником из лучшей реммской стали.
      Он нарек его "Большим Жалом". Верховой меч стал просто "Жалом", акинак превратился в "Малое Жало".
      Поначалу Шура пытался каждый день до блеска начищать острие копья. Ему казалось, что наконечник должен сверкать, чтобы встреченные найты дрожали от его грозного вида. Но потом бросил это гиблое дело, ведь даже закаленная сталь так и норовила потемнеть - от крови или от дождя, пыли и встречного ветра.
      Отсутствие леденящего блеска не мешало острию пробивать человеческие тела. Только Красный Волк все ускользал от Большого Жала. Но однажды дороги Шуры и Догера обязательно пересекутся…

      Обидно. Не дотянули до Храма каких-то пару километров. Последних полчаса тащились на резерве, пока в двигателе сгорали последние капли бензина. Теперь же найту и рулевому самим пришлось приводить "Планету" в движение вместо сдохшего мотора. Заг подхватил руль, Шура уперся сзади, и они вразвалочку покатили мотоцикл по пыльной дороге.
      Рыжий весело носился вокруг медленно ползущей "Планеты", подбадривая хозяина своим задорным лаем. "Веселишься, охламон, - беззлобно бурчал Шура, уткнувшись взглядом в медленно двигающуюся дорогу, что появлялась из-под заднего колеса. - Вот запряжем тебя, как ездовых собак, полаешь тогда". Словно зная, что такая участь ему не грозит, пес продолжал бегать взад-вперед, лаем подгоняя Шуру и Зага.
      Колеса и ботинки мерили расстояние до Храма. Когда отпечаток протектора на серой пыли натер глаза, Шура поднял голову и, стерев пот со лба, посмотрел вперед. Там уже вырисовались храмовые мельницы. А до деревьев Круга безопасности оставалось несколько сотен метров.
      И в этот момент сзади донесся звук мотора.
      Нет ничего хуже для найта, чем быть застигнутым на дороге с неисправным мотоциклом. Противник может и не напасть, но чувство беспомощности было не из приятных. Могут просто поиграть, пощекотать ребра острием - так кошка играет с пойманной мышью. Не все чтут Кодекс, далеко не все…
      Толкая мотоцикл и поминутно оглядываясь на приближающееся облачко пыли, Шура вдруг ощутил укол в сердце. Страх что-то хотел ему сказать. Неужели? Неужели на коляске настигающего мотоцикла притаился готовый к прыжку пес?! Откуда была такая уверенность, Шура не задумывался, а только стал быстрее перебирать ногами и отрывисто крикнул Загу:
      – Быстрее!!!
      Они разогнали мотоцикл почти до второй скорости. У Шуры в висках стучали молоты, сердце пыталось вырваться из плена грудной клетки, а рот хватал пыльный воздух с частотой выхлопа трубы.
      Что может быть позорнее, чем смерть от удара в спину? И еще когда ты сам бежишь от врага. Уж лучше видеть смертоносное острие, пробивающее грудь, чем в ежесекундном ожидании болезненного удара дрожать от бегущего по позвоночнику холода.
      Но иного пути не было. Если Заг начнет разворачивать мотоцикл, то все равно не успеет, а скорость они потеряют. И копье Каннинга ударит в бок. Скорее всего, первым он убьет рулевого, чтобы потом спокойно разделаться с найтом.
      Секунда, пока колеса "Планеты", ноги и лапы ее седоков проносились мимо первого спасительного тополя, показалась целой жизнью. И только тогда Шура резко обернулся, чтобы увидеть позади насмешливое усатое лицо в обрамлении шлема.
      Каннинг презрительно улыбался. Его рулевой остановил черный мотоцикл прямо на границе Круга Безопасности. Серая псина с разинутой пастью, казалось, сейчас прыгнет с коляски вперед, вцепляясь клыками прямо в глотку.
      Шура обессилено опустился прямо на дорогу, прислонившись спиной к заднему крылу "Планеты".
      Тяжело дыша и утирая рукой пот со лба, он напряженно смотрел, как в нескольких метрах от него рулевой Каннинга играет с рукоятью газа, заставляя мотоцикл бешено взрыкивать и дергаться. Он помалу отпускал сцепление, и каждый раз переднее колесо еще больше продвигалось за границу Круга.
      Молодой найт видел остроносые ботинки рулевого.
      Запрыгнув на коляску "Планеты", Рыжий яростно лаял на серого Пса.
      "Неужели посмеет?", - билась одна мысль у Шуры. Все, что он мог сделать, это положить ладонь на рукоять акинака и крепко ее сжать. Даже в верховом бою у него мало шансов, ведь Каннинг - Хандред.
      Мотоцикл-Пес уже на целое колесо пересек границу Круга.
      Копье Хандреда Каннинга пока лежало на коляске. Внезапно, перекрывая звуки ревущего мотора и лай Рыжего, из коляски черного мотоцикла грянула громкая музыка. У Каннинга тоже был магнитофон.
      Буйные, мощные звуки ударили по ушам, потом добавился гортанный голос, поющий резкие слова. Песня звучала на германике, полузабытом ныне языке. Некоторые слова Шура узнавал:
 
Benzin!
Gib mir Benzin
Es flie?t durch meine Venen
Es schlДft in meinen TrДnen
Es lДuft mir aus den Ohren
Herz und Nieren sind Motoren
Benzin!
 
      Под звуки песни копье взлетело в руке Хандреда. Широкое стальное острие завертелось у самого носа Шуры, а Каннинг с минуту смотрел на изнеможенных седоков Осы, на израненную "Планету", потом сказал, обращаясь к своему рулевому:
      – И мне заплатили денег за это убоище? За этих жалких кроликов? - голос у Каннинга был сухой и скрипучий. - Моветон, - вставил Хандред какое-то незнакомое слово. - Пусть пока поживут. Поджидать не будем. Есть еще дела в Эдже. Разыщем их попозже. Хороший песик, - напоследок погрозил он пальцем продолжающему лаять Рыжему.
      Облегченно глядя вслед облачку пыли, в которое превратился черный мотоцикл, Шура подумал, что покидать Круг нужно будет с опаской. Сказал, что не будет поджидать, а сам может кружить вокруг Храма. Не захотел на виду у жрецов нарушить правила Круга.
      Но за границей тополей ему никто не помешает преградить дорогу Шуре и Загу.
      Ну, ничего. Сейчас главное - починить мотоцикл. А там - Время рассудит, хуже не будет .
      Они продолжили толкать мотоцикл к Храму. Величественные стены уже были неподалеку. Шура уже много раз бывал в Храмах, но постоянно вспоминал первое посещение святилища жрецов-технарей…

Храм

      …Шура впервые видел святилище c близкого расстояния.
      Во время своих пеших странствий он не осмеливался близко подходить к высоким тополям, образующим большой круг возле Храма, над стенами которого возвышались могучие лопасти. Тогда он вспоминал слова о большущей мельнице, которые слышал в детстве от ворчуна Бора.
      И сейчас, покачиваясь в седле позади своего нового рулевого, Шура тоже разглядел пять огромных вышек. Они были заметны задолго до того места, где начинался редкий строй деревьев, казалось, охватывающих вышки и здания Храма огромным кольцом диаметром в несколько километров.
      Чем ближе они подъезжали к святилищу, тем больше вырастали здоровенные ветряки. А перед высокой кирпичной стеной с железными воротами они взметнулись ввысь метров на двадцать.
      Разглядывая Храм, Шура даже забыл о своей болящей заднице. А в последние часы езды новоиспеченный найт о ней лишь и думал. Нижняя часть спины так натерлась о седло, что как ни примостись - всяко болит. А на скачках да ухабах вообще такое ощущение, что сотни мелких иголок впиваются в ягодицы. Вот у Зага, наверное, задница из железа сделана.
      Пока железнозадый Заг сигналил перед массивными воротами, Шура с задранной головой зачарованно разглядывал титанические конструкции, на которых быстро вращались еле различимые громадные лопасти. Сверху доносился монотонный свист. Да, это вам не общинный ветряк, дающий пятьдесят мешков муки в день.
      Над перекладиной ворот возвышались два литых железных мотоцикла. Оба без колясок, встали на дыбы, соприкасаясь передними колесами друг с другом. Шура знал, что это знак Храма. Раньше он замечал их на колясках оранжевых жреческих мотоциклов. А такой большой видел впервые. Что же он увидит внутри Храма? Ведь первый раз доведется войти в святилище, в обитель могущественных технарей.
      На сигнал "Планеты" ворота распахнулись, и Заг медленно въехал в просторный внутренний двор. Сразу же за воротами ему пришлось остановиться. К мотоциклу подошли две мощные фигуры в оранжевых накидках с капюшонами.
      – Отдай им оружие. Все, - прошептал рулевой.
      Шура не колеблясь протянул копье, вынул из седельных ножен верховой меч, а вот акинак отдавал с некоторым опасением. Он насколько сроднился с ним, что без верного клинка почувствовал, будто ему не хватает какой-то части собственного тела. Но пришлось довериться Загу.
      Небольшую стоянку в обширном дворе с утрамбованным покрытием уже заняли несколько мотоциклов. Рулевой заглушил мотор около зеленого "Урала", возле которого возился со свечой зажигания бородач в синем комбинезоне.
      Через массивную бронированную калитку на противоположной стороне двора вышли двое в накидках с капюшонами. Они молча подошли к вновь прибывшим, стали рядом и терпеливо ждали, пока Заг выгрузит вещи из коляски.
      Низенький жрец Ордена технарей поднял голову и Шyра поймал проницательный, цепкий взгляд из-под капюшона. Служитель Храма молча разглядывал молодого найта без единого ключа на шее.
      – Две канистры бензина, аккумулятор зарядить, пару запасных свечей. И еще сменить тотем… - Заг повернулся к Шуре.
      – Да. Нам осу, знаете, такая… полосатая… с жалом…
      Высокий жрец невозмутимо подхватил "Планету" под руль, второй, что смотрел на молодого найта, начал толкать сзади. Вдвоем они покатили мотоцикл к стене.
      – Подождите! - крикнул Шура.
      Он подбежал к мотоциклу и достал из коляски магнитофон.
      – И здесь аккумулятор зарядите.
      Низенький служитель удивленно поднял голову, его озадаченный взгляд снова обшарил молодого найта с головы до ног. Жрец хотел удостовериться, что у Шуры действительно нет ни одного ключа. Может, спрятаны под курткой?
      Тем временем высокий нажал на красную кнопку среди кирпичей и прямо в стене разъехались две створки потайных ворот. Когда мотоцикл затолкали внутрь, ворота захлопнулись, и на их месте вновь предстала стена.
      Ночевали они в приземистом доме, где под стенами тянулись ряды топчанов. Здесь уже сидели за общим столом человек восемь. Найты и рулевые пили пенистый ячменный напиток и болтали о всяческих пустяках.
      Шура и Заг присоединились к отдыхающим.
      – О, кого я вижу! Мать моя, да это же Косой Загги, - стукнул глиняной кружкой по столу здоровенный детина с бегающими глазками. - Еще жив? - ощерились гнилые черные зубы.
      – Здравствуй, Рамми. Как видишь.
      – А этот твой новый найт? Жаль мне тебя, если мы с Тефом встретим вас на дороге, - рокотал гнилозубый.
      – Что нам загадывать о том, что будет завтра? Тут пиво наливают?
      Детина дружески похлопал по плечу присевшего рядом Зага, поставил перед ним пустую кружку и плеснул из большого кувшина.
      Шура тоже сел за общий стол. Он молча потягивал горьковатое пиво и жевал вяленую рыбу, краем уха слушая болтовню найтов и рулевых. Его рассеянность мгновенно улетучилась, когда он услышал разговор двух найтов. У одного из них на шее было двадцать четыре ключа, у второго - на пять больше.
      – В этом году лучшим наверняка признают Догера. И будет это по праву. Скажу тебе честно, лично я бы встретился на дороге с тремя любыми найтами. Даже с Хандредами. Но не с Волком-одиночкой.
      Именно в этом месте разговора двух подвыпивших найтов скучающий Шура встрепенулся.
      – Я тоже не трус, иначе не колесил бы Дороги. Я в одиночку взял голову Медоксского головореза и пятерых его сообщников. Но идти на верную смерть, заступая дорогу Догеру… Правда, говорят, что он в последнее время сам нападает редко. Только протыкает ретивые сердца дуралеев, которые чуют в себе силу буйную да ветер в голове, что гонят их снискать славы и заступить дорогу самому Одиночке.
      – Разве только с допингомя бы встал на дороге у Догера…
      – Да, хоть Григор и король Баделенда, но Догер - король дорог Объединенного Королевства.
      – Да, с тех пор, как с Дороги ушел Вайс, то Догер стал лучшим найтом Баделенда.
      – Кстати, я слышал, как несколько юнцов хвастались, что именно в их десятке ключей находится ключ Вайса. Только басни все петь горазды…
      Шура внимал каждому слову найтов. А когда в их глотках вновь забулькало пиво, он вмешался в разговор.
      – Какой тотем у Догера? - отрывчато спросил он.
      Найты переглянулись, потом в две пары зениц уставились на вопрошающего.
      – Мой юный друг, вы столь ретивы. Боюсь, что твой ключ украсит чью-либо шею прежде, чем у тебя на груди появиться хоть один ключ, - высокопарно произнес рыжебородый и залпом выпил из кружки.
      – Какой тотем? - невозмутимо повторил вопрос Шура.
      – Волк цвета крови, если тебе это поможет.
      Шура вскочил из-за стола и сжал кулаки так, что аж захрустели пальцы.
      – Где его можно найти?
      В зале раздался смешок. Смеялись все присутствующие, кроме Зага. Рыжебородый найт тоже хохотал, но его смех не имел ничего общего с весельем, в нем проскакивали нервные нотки. Унявши смех, найт посерьезнел.
      – Раньше Догера было легче найти - его путь устилали заглохшие мотоциклы и мертвые или покалеченные тела. Теперь его дороги ведомы только ему. В турнирах он не участвует. А те, кому посчастливиться его разыскать, потом уже разговаривать не могут.
      После этих слов Шура покинул стол и прилег на жестком топчане, свернувшись калачиком.
      До него долетали голоса сидящих за столом. Там пожурили неразумных молодых найтов, которые спешат отдать ключ Догеру, посочувствовали Загу, которому попался такой балбес, начинающий свой промысел на Дороге с подобных глупостей.
      Два собеседника, начавшие разговор о Догере, приняли еще по пару кружек пива и уже клялись не подымать копья друг на друга, если их дороги пересекутся.
      Шура их не слушал, а все думал о Мести. Так, с закрытыми глазами, но не засыпая, он и встретил утро. В эту ночь красный волк в его голове никак не мог угомониться, а все носился туда-сюда, заставляя Шуру сжимать кулаки и мечтать о встрече с врагом, которого он ни разу в жизни еще не видел. Зато теперь он узнал его имя. Ничего, теперь Шура стал найтом и его первая встреча с Догером будет также и последней.
      "Красный Волк умрет", - прошептал он, глядя на бронзовое солнышко в руке.
      Утром во дворе стояла "Планета", над которой поколдовали технари. Аккумулятор был заряжен, бак и канистры полны бензина. А на коляске мотоцикла поселилось яркое желтое пятно - оса с выпущенным жалом.
      Полюбовавшись своим тотемом, Шура отсчитал низенькому жрецу восемь золотых эджей и спрятал в карман один, оставшийся сиротой. Хоть его мысли и были заняты Красным Волком, он все же спросил служителя Храма:
      – А зачем вам сколько муки? - и показал рукой вверх на играющие с ветром лопасти.
      Жрец сжал деньги в ладони и зашагал к потайным воротам.
      "Наверное, это тайна предков-байкеров, - почтительно подумал Шура, садясь позади рулевого. - Правда, сами жрецы на вид обычные люди, только загадочные слегка".
      Когда заправленная "Планета" покинула Храм, Шура пристал к Загу с расспросами.
      – Слушай, Заг, может ты знаешь, зачем им такие ловушки для ветра?
      – Не знаю. Какая разница?
      – Просто интересно. Слушай, а что это за круг деревьев?
      – Он показывает границы Круга Безопасности вокруг Храма. Тут нельзя сражаться.
      – Хоть это ты знаешь.
      – Еще я знаю, что если мы намотаем семьсот километров и не заработаем денег, то нам не за что будет заправиться, - буркнул рулевой.
      Какое-то время они ехали молча.
      – Заг, а кто такие Хандреды?
      – Найты, у которых на шее более ста ключей.
      – О-го! Хотя, если сразу забирать себе все ключи, которые были у противника…
      – Можно брать лишь один ключ.
      – А кто узнает?
      – Жрецы узнают. Многие найты станут намеренно охотиться за ключом того, кто берет незаслуженное.
      – Ну и хрен с ними, с ключами. Нам ведь не железки эти нужны. Слушай, Загги, я тут вспомнил… Там в Храме двое разговаривали, и один сказал, что заступил бы дорогу Догеру лишь с каким-то Допингом? Кто это? Суперумелый рулевой?
      Мотоцикл натужно заревел. Они покинули границу Круга Безопасности, дорога пошла под гору. Заг ответил лишь когда они выкатились на пригорок.
      – Допинг - это древнее волшебство. Согласно мифу, если его применить, то у человека вырастут крылья и силы прибавится неимоверно.
      – Понял, это - Неистовый Воитель. Я слышал об этом, когда был разб… в общем, давно это было. Вот бы его раздобыть. Тогда бы Красный Волк точно от нас не ушел.
      Взвизгнули тормоза, мотоцикл заскользил по пыли, и Шура ткнулся носом в куртку рулевого. Заг повернулся к нему.
      – Так ты действительно хочешь сразиться с Догером?
      – Хочу. Я не сказал тебе…
      – А ты осознаешь, что моя жизнь находится на кончике твоего копья? Могу ли я тебе ее доверить, если ты ищешь Догера? Ты думаешь о том, что погибнешь не один? - Заг спрыгнул с седла и начал мерить шагами обочину дороги.
      Шура впервые услышал эмоции в голосе рулевого с тех пор, как тот горевал о погибшем Байде. И даже не знал, что возразить на такую длинную, как для немногословного Зага, тираду.
      – Хотя… - Заг присел на сиденье. - Байд отвел копье от меня, но сам погиб. Все равно два раза не умрешь.
      "Планета" тронулась и, набирая скорость, снова помчалась вперед.
      – Загги, ты должен в меня верить! Меня учил Вайс! - Говорить на скорости было не очень удобно, и приходилось кричать.
      – Не надо лгать, - буркнула спина рулевого. - Ни к чему это.
      – Это правда. Ты можешь не верить, но это так. Дальше я буду учиться у Дороги. И у тебя. Эх, если бы найти этот допинг…
      В коляске у Зага оказалось два брезентовых шатра - одним можно было укрыть "Планету" на случай дождя, а в другом свободно размещались два человека. Перед сном Шура спросил у рулевого:
      – Заг, а что у тебя за наколка?
      Рулевой молча закатал рукав. На плече красовалось странное существо - передняя часть у него была человеческой головой в шлеме и торсом, враставшим прямо в раму мотоцикла с двумя колесами. Вместо руля у него были людские руки.
      – Где ты учился ездить на мотоцикле?
      – В школе Ремма.
      – А это где?
      – В Ремме.
      – Я знаю, где Ремм. Там заводыжрецов и рудники. А почему я о тамошней школе не слышал?
      – Нет ее сейчас.
      – А правду говорят, что лучшими считаются рулевые из школы Бримона?
      – Правду.
      – А ты хорошо ездишь, я чувствую.
      – Поездишь с мое… - пробурчал Заг и его слова сменились храпом…

      Все дороги рано или поздно приводят к Храму. И уводят от него немало дорог.
      От святилища технарей, которое покинули Шура и Заг, уходило много путей в разных направлениях. И выбирая один из них, важно было не столкнуться с Каннингом.
      Заг выбрал северную дорогу, со сглаженной колеей, такую же пыльную, как и остальные. Деревья Круга остались за спинами, черного мотоцикла на горизонте не наблюдалось. Правда, Хандред мог поджидать их у парома. Шура не то чтобы боялся Пса, но опасался, ведь тот слыл вторым копьем Баделенда. Слишком высока вероятность не пережить встречу с Каннингом. До встречи с Догером, первым копьем Объединенного Королевства, Шура не мог позволить себе умереть.
      Почти все деньги остались у жрецов. За них починили сцепление, поменяли рукоять и трос газа, поставили новую крышку на слегка подправленный бак. Сменили потрепанную резину. Еще зарядка аккумулятора забрала пять серебряных бримонов. На покраску избитого мотоцикла денег не хватило. Да и Шура не смог обзавестись новым шлемом.
      В путь взяли всего одну канистру бензина. И то хорошо уложились, благодаря сорока девяти ключам на груди Шуры. Окажись у него на десять ключей меньше - пришлось бы кататься на латаных скатах, что могли в любой момент лопнуть. А если бы еще один ключ в связку, так еще и на покраску уплаченных денег хватило бы.
      Говорят, Хандреды вообще бесплатно ремонтируются и заправляются в Храмах.
      Шура старался не завидовать тем, у кого на шее груз целой сотни ключей. Ему нужно было решать их с Загом насущные проблемы. В опустевшем денежном мешочке осталось ровно девять тусклых бримонов, что пойдут для переправы на правый берег Данюба.
      На еду денег опять не было.
      За спиной пробивались первые лучи солнца, когда впереди широким руслом блеснула Большая река. Над просторной водной гладью прозрачным покрывалом плыл утренний туман. С высоты левого берега равнина правобережья полностью скрывалась в белесой дымке.
      Несмотря на раннее время, Шура не дремал в седле, а настороженно смотрел по сторонам, пока "Планета" неспешно спускалась к реке. Каннинг запросто мог поджидать здесь, в месте ближайшей переправы через Данюб.
      Большой деревянный плот с наращенными бортами уткнулся передней частью в глинистый берег. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь звуком подкатившего мотоцикла. Но появление "Планеты" не вызвало оживления на борту парома. Загу пришлось целую минуту давить на сигнал, пока проснулись двое подсобников. Сам паромщик так и не соизволил подняться с толстых бревен парома. В эту раннюю пору других желающих переправиться на Правобережье не было, и перевозчик не спешил. Что попусту гонять через реку всего за девять серебряных, если на пароме помещается три мотоцикла, не считая двуногих.
      – Подождем других, - буркнул паромщик, натягивая на голову шерстяное одеяло.
      – Эй, нам побыстрее надо! - крикнул Шура, привставая в седле.
      – Всем надо, - донеслось из-под одеяла.
      Шуру так и подмывало чем-нибудь бросить во вздымающееся покрывало. Но ссориться с паромщиком было не с руки. А заплатить за три места денег не было.
      – Слушайте, парни, - обратился Шура к подсобникам, - "Пес" переправлялся?
      – Вчера, - зевая, ответил белобрысый толстяк.
      – А "Красный Волк"?
      – Дней пять назад переехал.
      Тогда можно сильно не спешить. Каннинг если и поджидает, то уже на правом берегу. А гнаться за Волком-одиночкой все равно сейчас бензина не хватит. Надо на поручение подрядиться.
      Третьего мотоцикла паромщик так и не стал ждать. Когда к переправе подкатил синий мотороллер, хозяин дал знак заезжать на паром. Ведь пока будешь ждать с этой стороны, на правом берегу уже могут собраться мотоциклы и люди. Лучше потерять силы при переправе, чем деньги от бесполезного ожидания.
      "Планета" и мотороллер медленно заехали на толстые бревна парома. Еще подоспели двое крестьян, явно муж и жена. Костлявая женщина постоянно ругалась с невзрачным мужчиной, сетуя на плохой урожай сои.
      Паромщик, детина больше двух метров ростом, дал знак подсобникам, и все трое ухватились за толстенный канат, уходящий в туман. Вздулись мышцы на мощных руках, перебирая по конопляному тросу рукавицами из крепкой кожи, и паром нехотя расстался с берегом. Постепенно большой плот набирал скорость, рывками скользя вдоль каната, чтобы вскоре взять ход и плавно скользить по воде.
      Полчаса работы сильных рук - и паром уже встречал правый берег.
      "Планета" резво соскочила на землю, уступая красному "Юпитеру" место на пароме. Вот они и в Эдже, головной провинции Объединенного Королевства, вотчине династии Пиеров.
      Дороги в Эдже - пожалуй, лучшие в Баделенде. Широкие, хорошо накатанные, многие посыпаны мелким гравием из каменоломен. Тысячи колес утрамбовали это каменное крошево в землю и теперь таким дорогам не страшны дожди, что парализуют движение на путях, припорошенных лишь серой пылью.
      Одна из таких, не широких, но устланных гравием дорог повернула направо. И наметанный глаз Шуры разглядел на левой стороне поле с бахчей, спрятанное за тремя рядами кукурузы.
      – Свернем.
      Подминая высокие узловатые стебли, где еще только начинали вызревать молочные зерна на кочанах, "Планета" выехала прямо на поле с арбузами. Колеса катились по суховатым ползучим стеблям и зеленым полосатым шарам, что, лопаясь, измазывали запыленные колеса сладким соком.
      Шура спрыгнул с седла и, разминая ноги, заехал носком по ближайшему арбузу. Раздался звонкий треск и, пачкая ботинок и штаны, на все стороны разлетелись зелено-красные ломти.
      – Загги, слазь. Отведаем сладенького. Ох, любил я в девстве воровать это дело на поле богача Бароша, у которого было аж три мотоблока. Только у него росли такие красавцы.
      Окинув взглядом ближайшие плоды, Шура поднял самый большой арбуз. От удара кулаком толстая кожура лопнула, открывая пылающие жаром внутренности, пальцы из самой сердцевины загребли сочную румяную мякоть. Сладкий сок потек по губам и по подбородку, проголодавшийся желудок благодарно принял несытную еду. А Шура уже выбросил изувеченный арбуз и склонился над следующим. Зачем есть все, если самое вкусное - сердцевина. Заг ничего не понимает в поедании арбузов. Нож вон достал, вырезает фигурки из кожуры. Неголодный, наверное.
      Тут Шура заметил сгорбленного человека, застывшего около шалаша прямо посреди поля. Опершись на палку, дед в соломенной шляпе горестно смотрел на забравшихся в его владения мотоциклистов.
      Не обращая на сторожа внимания, Шура продолжал лакомиться жаркой мякотью. Это на пиршествах богатых купцов пусть к столу подают дольки арбуза, вымоченные в вине с острыми пряностями. А для него эти плоды хороши сами по себе.
      Когда соскучившийся по еде живот раздулся от сладкой массы, Шура озорно пнул ботинком несколько зеленых мячей, лопнувших с задорным треском.
      – Фу, ну я и нажрался, - Он тяжело оперся о седло, блаженно закрывая глаза. - Поспать бы еще…
      Заг, аккуратно разрезая кожуру ножом, съел всего половину полосатого великана. Посидев пару минут, Шура тряхнул головой и принялся нагружать большие арбузы в свободное место коляски. Ведь неизвестно, когда еще на их пути попадется такое замечательное поле.
      А дед около шалаша стоял неподвижно и только смотрел, не окликая и словом. А что он мог сказать? Окрестных мальчишек он гонял с бахчи, а эти…
      Шуру сторож не беспокоил. Его мало интересовало, что деду скажут родственники или другие хозяева поля, когда увидят разгром, учиненный мотоциклистами. Что сторож мог возразить найту? Пусть лучше лопаются арбузы, чем голова.
      – Волк Волком, а есть что-то нужно, - вслух размышлял Шура, когда они покинули сладкое поле.
      На арбузах, покоящихся в коляске, долго не протянешь. Нужна была нормальная еда. Приличная пища - это деньги. Значит, следовало найти работу.
      От сладкой тяжести в желудке клонило на сон, а еще - окропить обочину. Сейчас бы попросить Зага остановиться, а самому прилечь в теньке лесополосы, которую в народе называют просто - посадка. Жаль, времени беззаботно дрыхнуть нету. Нужно побыстрее достичь Сторкипа - города, где живут самые богатые купцы. Там обратиться в Гильдию - и они направят к торговцу, которому в данный момент нужны услуги найта.
      Но окропить обочину все же стоит.
      Маленькие блеклые глазки ощупывали Шуру, словно он был товаром. Прошлись по обветренному лицу, отметили шрамы, быстро сосчитали ключи на шее. "Не фифтиз-пятидесятник, значит можно снижать оплату", - читал Шура мысли на широком скуластом лице. Большой нос так и вынюхивает, где можно сэкономить.
      Тильберман хотел купить услуги копья и меча Осы.
      Купец принимал найта в большом зале просторного двухэтажного дома. Под резным потолком горели не крестьянские лучины и даже не люстры со свечами, как заведено у торговцев, а… фары. Даже не сами фары, а лампочки от них.
      В одном из углов застыла большая зеленая статуя - купеческий бог Доллар. На постаменте возвышалась вертикальная змея с двумя изгибами, проткнутая парой копий без наконечников.
      Хозяин развалился в кресле из мореного северного дуба. Роскошный халат из дорогого рогейнского шелка расшит золотыми змейками, длинные волосы перетянуты золоченой лентой. Свободный халат не скрывает заметного пуза, говорившего, что его обладатель не обременяет себя работой на поле или в мастерской, но в то же время не отказывает себе в сытной еде.
      Жесты рук с большими перстнями направлены сверху вниз. Сразу видно, что он привык повелевать. Вот он, один из истинных правителей Баделенда.
      Над кем властвует король? Армия и кучка жалких королевских найтов, не знающих прелести свободного полета. Подати, конечно же, собирает король. И что с того, что купцы платят подати в королевскую казну? Гильдия, если захочет, вполне может и короля скинуть. Кто закупает подсолнечное масло и вино у крестьян? Кто возит шкуры из северных лесов, шерсть из гор Осси, хлопок и пшеницу из Рогейна? Кто дает ссуды ремесленникам, кто владеет рудниками Ремма, дорожными кемпингами и паромами через Данюб? С чьих податей содержится армия?
      Да и свободные найты не такие уж и свободные. Ведь их тоже, в основном, нанимают купцы.
      – Справишься? - голос тучного Тильбермана был на удивление визгливым.
      – Справлюсь, - Шуре сесть не предложили, и он стоял перед нанимателем.
      Дело предстояло долгое, но денежное и не слишком хлопотное. Всего лишь сопроводить караван. Правда, путь предстоял далекий - через весь Баделенд, до самой границы с Рогейном. Зато бензин - Тильбермана.
      – Разбойники, говорят, в Плойне буянят…
      – Я - справлюсь.
      Купец вздохнул.
      – Пятнадцать эджей.
      – Но эта работа стоит не меньше двадцати. - Шура знал, что даже при его сорока девяти ключах Тильберман занизил оплату.
      – Уж лучше мне нанять двоих с десятком ключей за пятнадцать.
      – Они могут не знать, где обычно пасутся разбойники Плойны. Я - знаю.
      Сокрушительный вздох купца. И лицо такое скорбное, будто отдает последние штаны.
      – Семнадцать.
      Шуре хотелось плюнуть в одутловатое лицо, и гордо удалиться. Но сильно хотелось кушать, а еще неизвестно, могут ли в Гильдии предложить другой заработок. Ох, слишком часто свободным найтам приходится преступать через свою гордость.
      – Половину - сейчас. И обед для меня и рулевого.
      – Сейчас треть. Остальное выдаст ведущий каравана, когда благополучно достигнете Рогейна. Вацлав, - окликнул Тильберман прислужника, - накорми найта. - Удачной дороги, - пожелал он напоследок, давая понять, что встреча закончена.
      Еще бы ему не беспокоиться об удаче - ведь это его товары будут охранять Шура и Заг. Путь-то предстоит неблизкий. А Дорога - женщина капризная…
      – Слушай, - обратился Шура к повару, когда они с Загом, усевшись на кухне, предавались маленькой радости, набивая желудки нормальной пищей, - а отчего горят фары в большом зале? Не могут они светиться сами по себе.
      – Не знаю я. Да меня это и не волнует, - повар обмазывал специями тушку маджинлендского фазана, что хозяин заказал на обед, и был весь поглощен этим действом.
      Когда они покидали купеческий дом, Шура задал этот вопрос прислужнику, закрывавшему двери.
      – От аккумулятора, - створки дверей захлопнулись.
      – Вон оно как, - пробормотал Шура. - Нет, ты понял, Загги, для чего они используют аккумуляторы? Дармоеды… Погнали.
      Не города основа Баделенда, а его села. И дороги. Сколько тех городов? И что за счастье в них жить? Видеть не горизонт с зеленеющими полями, а упираться взглядом в серые стены. Ездить не по широким удобным дорогам, а по узким улицам. Дышать не вольным воздухом открытых просторов, а духотой нагретого камня. Ночью любоваться не звездами, а факелами стражников да купеческими окнами. Даже ремесленники предпочитали жить в селах. Только на ярмарку и выбирались в город - товар свой распродать и снова к любимому верстаку, гончарному кругу или у кого что есть.
      А стихия найта - открытые просторы. В ограниченности городов кроется подвох - там не разовьешь скорость на захламленных дорогах, стиснутых домами, не повернешь в нужном направлении до тех пор, пока улицы не пересекутся. В городе не было свободы, одно лишь стеснение.
      И все же купцы предпочитали города, хоть у каждого и был большой дом в селе.
      Шура их не понимал. Почитают своего зеленого бога, верят лишь количеству монет, а не человеческому слову.
      Радуясь, что они покидают город, Шура включил магнитофон. Как всегда, песня соответствовала моменту:
 
Ты посмотри как он быстро устал стал старым, старым
Все, что он видел вокруг он считал товаром, варом
Ум, красота и талант - все заслонил прейскурант
И получилось что жизнь он отдал задаром, даром
Все заслонила цена
Все заслонила цена…
 
      Точно. Шура был согласен с древним певцом. За пару эджей купец пешком загоняет воробья в чистом поле. Только вот что Шуре было непонятно - неужели у всемогущих предков были те же проблемы, что и у них? Иначе зачем певцу байкеров петь о купцах? Выходит, в мире божественных прародителей были такие же торговцы, были свои землепашцы и воины.
      Когда караван из двух десятков мотороллеров вырвался из плена узких душных улиц, Шура вдохнул полной грудью. Жаль, Заг не может сильно разогнаться. Ведь эти выкидыши мотоциклов ползут по дороге, словно цепочка муравьев. Длинная цепочка - целых два десятка больших муравьев. Да и купец небедный, может себе позволить снарядить такой караван.
      Доверху заполнены кузова с наращенными бортами. В деревянных ящиках, переложенные соломой, бултыхаются пузатые бутылки с выдержанным вином; плотно упакована хрупкая посуда из радужного бримонского стекла. Из кузова идущего последним мотороллера торчит толстая связка древков с широкими наконечниками. Крепкие долгомерные копья работы мастера Зилиона предназначались найтам Рогейна.
      Два мотороллера оставят свой груз в Плойне, взамен возьмут мешки с солью. В приграничных районах Рогейна соль - очень хороший товар.
      А назад караван пойдет с мешками белой муки, с тугими рулонами цветастых тканей, с мешочками, в которых душистый перец и мускатный орех, с пестрыми голосистыми птицами в клетках.
      Сопровождение каравана - самая спокойная работа для добывания денег на бензин и еду. Катайся вдоль цепочки, хочешь - езжай впереди, хочешь - тащись в хвосте. Разбойники? Только самые бесшабашные, которые не дорожат своими головами, могут позариться на караван под охраной найта.
      Этот караван был довольно большим, потому в пределах Плойны придется быть повнимательнее. Кто знает, может там появилась не менее дерзкая банда, чем когда-то были Фоксы? Глупо будет погибнуть от руки пешего разбойника.
      Деньги легкие, но путь далекий. Эх, живи пока, Красный Волк. Живи и жди возмездия, как только Шура вернется от границ Рогейна.
      "Планете" пришлось в обратном направлении проделать тот путь, что Шура с Загом проехали, направляясь в Сторкип. Восточные земли Эджа, правый берег Данюба, паром с верзилой-перевозчиком. Только теперь паромщику и его подручным пришлось попотеть, переправляя по тройкам все мотороллеры. Зато старший каравана щедро отвалил серебра, чтобы хозяин парома переправлял их в первую очередь.
      "Планета" отправилась первой ходкой, и потом с высокого левого берега Шура целый день зорко наблюдал, как прибывают все новые тройки каравана.
      Когда почти половина мотороллеров оказалась на этом берегу, к переправе подкатил тяжелый мотоцикл излюбленного найтами черного цвета. Шура даже не дернулся за Большим Жалом. Во-первых, Кодекс предостерегал от схваток с охранителем каравана. Но это была не самая важная причина сидеть в седле спокойно. Просто он сразу же узнал "К-750" с коричневым Медведем, вставшим на дыбы.
      – Так вот кто занял переправу! - прогремел зычный голос.
      – Да, это я. Рад видеть тебя не похудевшим, брат.
      – Рад видеть тебя живым, брат. Значит, ты еще не встретил Одиночку.
      Это был Толстый Юсуф. С этим найтом у Шуры сложились почти приятельские отношения, если таковые вообще могут быть между воинами Дороги. Однажды они даже на пару взялись и провели большой караван по опасным местам.
      А когда-то их пути пересеклись и они двигались друг навстречу другу с копьями наизготовку. Тот день вполне благоприятствовал хорошей схватке, когда один из них мог отправиться в Страну Бескрайних Дорог. Тогда у молодого найта Осы было двадцать два ключа…
      …Завидев черный "К-750", Заг прижал "Планету" к правому краю дороги. Приготовив копье, Шура внимательно следил за найтом Медведя. За тощей спиной маленького рулевого возвышался настоящий человек-холм. Это был самый большой из людей, виденных ранее Шурой. Даже Толстый Сэмми, признанный пузан Ковыльных Сопок, и тот по сравнению с этим найтом казался недорослем.
      "К-750" остановился рядом с "Планетой". Копье Медведя покоилось на коляске, но Шуру это обмануть не могло - оно было отстегнуто, и большой найт в любой момент мог его пустить в дело. Правда, с виду найт казался таким неуклюжим.
      – Ох, и жарко сегодня, - вздохнул толстяк, левой рукой снимая большущий красный шлем. - Угостите водичкой.
      Не выпуская древко из руки, Шура опустил копье и полез под полог коляски за канистрой с водой.
      С опущенным копьем Медведь подкатил к Осе.
      – Благодарствую, - залив себе в брюхо полканистры, толстяк протянул ее обратно. - Теперь можно и подраться. Или лучше поесть? Как считаешь, Томбо?
      – Лучше повернуть к Храму, - буркнул его рулевой, человечек небольшого роста с крысиным лицом. - Нужно опять менять амортизаторы. Не держит тебя наш медвежонок.
      – Уговорил. Значит, стоит поесть.
      Шура удивленно слушал этот будничный разговор. Уже было ясно, что поединка не будет.
      – Покатили, - сказал он Загу.
      – Погодите, - встрял толстый найт. - Присядем на обочине, поболтаем. Я пока поем. И вы можете покушать. Но свое. Мы бы поделились с вами, но боюсь, мне самому не хватит.
      Шура улыбнулся. Они с Загом остались здесь. Такая странная пара, как Медведи, на Дороге им еще не попадалась.
      – Присоединяйтесь, - широким жестом пригласил рулевой по имени Томбо, когда на куске брезента разложили копченую баранину, несколько запеченых кур, калачи, иджибельские колбасы, жареные грибы, соусы с аль-барейнскими пряностями, головку белинского сыра и еще много чего. Шура аж рот разинул от удивления, сколько жратвы возят с собой Томбо и его найт.
      – Приступаем, - потирая руки, сказал Юсуф. - Кто не успел, то пусть пеняет сам на себя, - и живо схватив курицу, обмазал ее соусом, отломил большой кусок калача. Через пару минут от курицы остались лишь кости, а толстый найт потянулся к баранине, попутно запихивая в себя сыр.
      – Не волнуйтесь, на всех хватит, - успокоил Томбо. - Ешьте побольше, не торопитесь. Посплетничаем. У нас и так вся коляска забита едой. Лишнюю канистру с бензином некуда приткнуть.
      Так состоялось знакомство Шуры с Юсуфом. С тех пор их пути еще пару раз пересекались, и всегда они останавливались на Дороге, чтобы поболтать о разных пустяках. Юсуф уже больше десятка лет катался по Дороге и сейчас его шею украшали семьдесят четыре ключа
      Толстяк на первый взгляд двигался неуклюже. Когда он залезал в седло, бедный мотоцикл жалобно скрипел.
      – Скоро опять будем менять амортизаторы, - каждый раз сокрушался рулевой Медведя.
      Многие, особенно те, кто не насобирал еще и десятка ключей, думали, что толстый найт будет легкой добычей для их копья. Ключи таких наивных бедолаг пополняли цепочку Юсуфа. В бою он становился резвым и проворным, при том был очень сильным. На одном из турниров Шура наблюдал, как Юсуф ударил копьем наотмашь, от чего рулевой и найт соперника улетели аж за ограду…
      …Теперь, узнав приятеля, Шура обрадовался. Можно скоротать время, пока переправляется караван, разузнать, что нового творится на Дороге. Да и в коляске Медведя наверняка припасено много чего вкусного. Можно будет отнять кусочек у Юсуфа.
      Так и случилось. Толстый и Томбо развернули на траве харчи, пригласив к обеду Шуру и Зага.
      Жуя кусочек мяса и глядя, как по реке ползет паром, Шура поинтересовался у Юсуфа.
      – Я вот все хочу спросить. Зачем тебе Дорога? Стал бы купцом, сидел бы спокойно около кухни и ел бы себе в удовольствие.
      – Так на свежем воздухе аппетит лучше, - усмехнулся Юсуф, не переставая жевать. - Понимаешь, если я не буду трясти свой живот по кочкам, то совсем заплыву жиром. Придется меньше есть, а этого я не переживу. И быстро умру. Так что на Дороге мне безопаснее.
      – Да, тебе безопаснее. Прячешься за моей спиной, - окрысился Томбо.
      – Тебе то что. Ты же в бою хоронишься в складках моего живота.
      – Точно. Такую броню из жира ни одно копье не пробьет.
      Они постоянно подтрунивали друг над другом, эта странная пара Медведя.
      – Вот только с женщинами мне туго, - вздохнул Юсуф. - Закажешь себе у хозяина в кемпинге, так ни одна меня не выдерживает.
      – Надо будет тебя с Кайрой познакомить. Эта женщина как раз для тебя. Если она тебя не убьет, то выдержит троих таких как ты.
      – Я уже ее хочу, - заблестели глазки у Толстого.
      После полудня Юсуф и Томбо поплыли на правый берег, а караван Шуры пошел дальше. По пути завернули в Храм, за счет Тильбермана набрали четыре канистры в коляску, Шура взял себе новый шлем - и вперед.
      На пятый день пути цепочка заглушенных мотороллеров припала к обочине. У одного из этих недоношенных мотоциклов забарахлил двигатель, и водитель сейчас с озабоченным видом ковырялся во внутренностях.
      Пользуясь остановкой, Заг тоже что-то регулировал в "Планете", а Шура развалился прямо на земле и жевал травинку. От терпкой зелени во рту набиралась горькая слюна, отчего хотелось пить. Но подниматься, доставать из коляски канистру с водой было лень.
      Звук двигателя донесся с той стороны, откуда прибыл караван. На тех, кто сопровождает караваны, обычно не нападают. Стоит ли на это надеяться? Лучше подняться и быть готовым. Береженому и заступничество предков-байкеров помогает.
      Из дорожной пыли вырвался мотоцикл. Жреческая машина - мощная, быстрая и маневренная. Не сбавляя скорости, она непринужденно начала обходить цепочку мотороллеров.
      Глядя на мотоцикл, Шура не сразу сообразил, что в нем не так. И лишь когда машина с ним поравнялась, он осознал - цвет! Не оранжевая, как положено жреческой, а красная с черной коляской. Красный Волк?!
      Шура никогда не видел его раньше. Только представлял, тысячи раз тот приходил в красочные видения мести. И вот Шура впервые увидел заклятого Врага. Наяву, а не в грезах.
      Глухой черный шлем с забралом не позволял разглядеть лица, зато мотоцикл не оставлял сомнений - на коляске щерил пасть ненавистный красный волк. Именно таким он его представлял - мощный загривок, большие клыки, сильные лапы. Шерсть цвета крови.
      Быстрый у Волка оказался мотоцикл. Пролетел мимо оторопевшего Шуры и, миновав замерший караван, стремительно стал отдаляться.
      – Погнали!!! - Шура наконец очнулся от смятения, в два прыжка оказываясь в седле.
      Рулевой выжал из "Планеты" все, на что старушка была способна. Они немного приблизились к удаляющемуся красно-черному мотоциклу, но было ясно, что не догонят жреческую машину. Заг непрерывно сигналил, а Шура дико орал и размахивал руками. Но разве мог Красный Волк услышать их на такой скорости?
      Услышать Догер не мог, Шура тщетно надрывал связки. И все же красный мотоцикл с черной коляской сначала притормозил, потом стал разворачиваться. Наверное, Красный Волк увидел преследователей в зеркало.
      Шура помахал копьем, показывая свои намерения. Только бы Догер не пренебрег его приглашением к поединку!
      Сердце неистово забилось в груди. Вот оно! Свершилось!
      Жреческий мотоцикл непривычной расцветки лениво развернулся и помчался навстречу.
      Наконец-то Дорога их свела. Умри, Красный Волк!
      Догер летел навстречу, а Шура клокотал и весь дрожал. "Наконец-то!" - будто заклинило его. Этот миг он часто видел во снах, но сны никогда не показывали исхода схватки. Только мысли-видения позволяли насадить Красного Волка на широкое острие.
      Сколько раз в мыслях убийца матери умирал мучительной смертью. Красный Волк не должен был сдохнуть от одного удара копья. Он должен чувствовать боль и умолять о пощаде, раскаиваясь в содеянном злодеянии.
      Глядя на приближающегося врага, Шура позабыл обо всем. Лишь копье в руке подрагивало. И почему-то в этот долгожданный момент страх впервые полностью задавил красного волка в голове. Страх пророс сомнениями и неуверенностью. Сможет ли Шура одолеть такого маститого найта? Готов ли наконец свершить то, к чему шел долгих десять лет? Назад пути нету.
      Загу ничего не нужно объяснять. "Планета" уже медленно катила навстречу с быстро несущимся Красным Волком.
      Шура попытался вообще отключить голову, чтобы его не терзали сомнения в собственных силах. Есть лишь ненавистный враг, перевесивший копье через руль, и есть Большое Жало в собственных руках. Не подведи, верное острие!
      Теперь все внимание на копье Догера.
      Легонький стук соприкоснувшихся копий потонул в звуках моторов. Наконечник Большого Жала миновал встречное острие, легонько скользнул по чужому древку, наверняка оставляя там небольшую царапину. Совсем небольшую, чтобы не сбиться с намеченного пути и продолжить движение к цели.
      Шура готов был к долгому бою, к нескольким разъездам, к работе мечей. Но уже при первом столкновении копий понял, что его копье с первого раза попадет именно туда, куда он его направил. В грудь Догера.
      Уже ничто не могло остановить смертоносный кончик Большого Жала. Чужое копье было бессильным и уходило в сторону.
      Не успел Шура удивиться тому, что так легко одолел матерого врага, как Догер сделал немыслимое. Будто играясь с острым наконечником, летящим в него на большой скорости, Волк слегка подал тело по ходу встречного копья, поворачиваясь в седле боком. Наконечник Большого Жала слегка вспорол красный комбинезон и продолжил путь, проваливаясь в пустоту.
      А Догер небрежным движением левой руки подправил движение своего копья. Большой наконечник ударил прямо в грудь Зага.
      Стремительность Красного Волка и сильно ударившее встречное копье отбросили рулевого назад. Толчок был насколько мощным, что даже Шуру вышиб из седла. Молодой найт слетел на землю раньше, чем Заг.
      Скорость "Планеты" была небольшой, и приземлился он удачно. Левая рука перед этим сжимала рукоять Жала и в полете успела вырвать меч из седельных ножен. Падая на спину, он продолжил катиться назад, гася скорость, чтобы через пару кувырков встать на ноги. Шура уже готов был продолжать бой. Неравный, уже проигранный поединок.
      Но все же сдаваться он не собирался. Когда Шура поднимался на колено, длинный меч уже изготовился в руке, а взгляд ощупывал пространство.
      Кровавая пелена перед глазами едва позволила разглядеть распластанное тело Зага неподалеку. Вращалось колесо на коляске перевернутой "Планеты". Из ее утробы высыпались кровавые внутренности разбитых арбузов, разбросанных по всей дороге.
      И еще он увидел отдаляющийся мотоцикл Догера.
      Сердце отмерило всего несколько стуков, он подхватил Большое Жало и поставил мотоцикл на три колеса.
      Он догонит подлеца!
      Заглохшая "Планета" не заводилась. Пришлось выключить зажигание и еще раз включить. Пальцы с таким остервенением повернули ключ в замке, что головка осталась у Шуры в руках. Но тело ключа успело провернуться в замке и включить зажигание.
      Нога озверело дернула заводную ножку, и сразу же сердитый звук мотора начал вторить безумному рычанию Шуры.
      Он врубил передачу, выжал газ. Потом резко бросил сцепление.
      Мотоцикл дернулся и заглох.
      Заг!
      Вся сущность Шуры гнала его вперед. Несмотря ни на что, он должен настичь врага. Догнать любой ценой. Ведь он так долго за ним охотился. Красный волк в голове Шуры наконец проснулся и разъяренно метался, застилая глаза кровавым туманом.
      Лишь маленькая частица души напоминала о Заге. И ей удалось победить красного волка, на время загнать зверя в темный угол головы.
      Спрыгнув с мотоцикла, Шура подбежал к распростертому рулевому, склонился над безжизненным телом, расстегнул шлем. На губах Зага выступала кровь, медленно собираясь в уголке рта, откуда ярко-красные капли падали на дорогу. На небритом подбородке кровоточил глубокий порез. Слишком яркий на фоне мертвенно бледного лица.
      Шура рванул куртку на груди рулевого, снял броню с покореженной на уровне сердца пластиной и лишь потом, моля предков-байкеров о милосердии, приложил пальцы к шее Зага. Подождите, там, в Стране Бескрайних Дорог. Подождите еще! Он должен жить!
      Сердце рулевого отозвалось слабыми толчками.
      Наконечник не пробил броню и, срикошетив от нее, к счастью миновал горло, лишь разрезав подбородок. Наверняка сломана грудина и ребра. И что-то из внутренностей разорвало, раз идет кровь.
      Сколько у Зага шансов на жизнь? Ответить мог только лекарь. Нужен хороший лекарь.
      Мотоцикл опять не хотел заводиться. Шура достал из бардачка плоскогубцы и с их помощью провернул туда-сюда обломок ключа в замке. Лишь потом дернул ножку и двигатель заработал.
      Быстро закинул в коляску перепачканные арбузным соком и пылью вещи - канистру, веревку, брезент, сверху бросил шлем Зага.
      "Планета" жалобно пыхтела, когда Шура бережно усаживал рулевого в коляску. Дотянуть бы до лекаря. И к копам караван, который останется без сопровождения, и негодяя Догера, который почему-то не счел нужным забрать ключ. Ключ, половина которого торчала в замке зажигания, а вторая осталась валяться в каше из пыли и арбузной мякоти.

      – У меня рулевой умирает!
      – Тише, тише. Много вас умирает на дорогах каждый год. Не стоит из-за этого кричать.
      – Помоги ему. Я сделаю для тебя все, что попросишь.
      – Вот и сделай. Я попрошу семь эджей. Золотых, естественно.
      – У меня сейчас всего четыре.
      – Вот и придешь, когда будет семь.
      – Мастер, умоляю вас. Спасите его. Я потом отдам. В два раза больше. В три раза!
      – Юноша, я лучший лекарь Плойны. Пойми, я не работаю в долг. Прошу тебя покинуть прием. Меня ждут другие хворающие.
      – Мастер, ну помогите! Солнцем вас заклинаю. Предками-байкерами молю. Спасите моего друга… Я буду вам служить. Я заработаю много денег.
      – Ага. Сейчас все оставлю и буду работать в долг. Тебя потом заколют на Дороге, а мои деньги пропадут. Я не работаю в долг.
      Шура беспокойно топтался на месте, не зная, что же еще сказать.
      – Убью, если не поможешь… - прошипел он.
      На бледном лице Леммана появился страх. Лекарь попятился назад, за спины двоих огромных бородачей, похожих, словно братья. Те буднично обнажили мечи и приготовились вышвырнуть Шуру из приемной лекаря. Живого или мертвого.
      От злобы Шура заскрежетал зубами. Мечи у них большие. Но проворен акинак, его небольшой клинок может превратить эти горы мяса в окровавленную плоть. Да что это изменит для Зага?
      Бородачи бесстрастно надвигались на Шуру. На их одинаковых вытянутых лицах не было ожесточения или ненависти. Они просто делали свою работу, за которую им платили.
      Шуре очень хотелось сорвать на них свою злость. А потом разгромить эту чистенькую приемную, вскрыть акинаком толстое брюхо и посмотреть на цвет потрохов скряги-лекаря. Сможет ли тот сам себе зашить живот? Но с этими здоровяками все же придется повозиться, а в это время там, в коляске, умирает Заг.
      Шура лишь зло сплюнул и быстро покинул приемную Леммана.
      Возле мотоцикла сидел Рыжий. Верный пес жалобно лизал бессильно свисающую руку Зага.
      Кровь уже не текла изо рта рулевого, но белизна лица не предвещала надежды на исцеление. Дышал он неровно, рывками заглатывая смрадный воздух города. Из горла доносились свистящие хрипы. Безымянный холмик вдоль дороги уже ждал тело рулевого. А душу звали предки-байкеры из Страны Бескрайних Дорог.
      Прости, дружище Заг. Не уберег я тебя. Уже ничего не могу для тебя сделать.
      Три золотых - вот цена жизни. Проклятые деньги! Стоп. А если продать мотоцикл? За бесценок. Наверняка найдется желающий. И тогда хватит эджей, чтобы лекарь Лемман сделал Загу операцию. Главное, чтобы рулевой остался жив. А мотоцикл они еще раздобудут. Заг, конечно, не одобрит поступок Шуры. Пусть сначала выживет.
      И тут Шура вспомнил о еще одной ценной вещи. Магнитофон.
      На Торжище Мидриаса можно купить все. Халаты из пестрого рогейнского шелка, штаны и куртки из прочной хэмской кожи, мечи из стали Рэмма, чудные винные бокалы из бримонского стекла, целые стволы ценного северного дуба и поделки из ценного дерева. А всякой кудахтающей да блеющей живности, продуктов, вина и масла, рыбы вяленой, копченой и сырой вообще не счесть.
      Шура продавал магнитофон. Вещь многим незнакомую. Удивительную. Дорогую. Продавал за тридцать жалких эджей. Не цена для такого творения, как магнитофон, предмет великой магии жрецов-хранителей.
      Прожженный, вальяжный купец наверняка знал настоящую цену этой редкой вещи. Но по купеческой привычке все равно торговался.
      – За двадцать эджей заберу.
      У Шуры не было времени препираться и ждать лучшего покупателя. Заг умирал. Двадцать - это больше, чем недостающие три.
      – Забирай.
      В узких глазах купца промелькнуло довольство от выгодной покупки. Теперь он сможет хвастать перед другими звучанием музыки в своем доме. Или продаст не менее чем за триста золотых эджей. Или еще больше запросит.
      – Я заплачу тридцать.
      Шура уже собирался протянуть магнитофон купцу. Его рука замерла, и он посмотрел на смуглого парня в соломенной треуголке. Тот уже несколько минут стоял рядом, разглядывая магнитофон в руках найта. С виду обычный крестьянин, сын землепашца, выбравшийся на Торжище продать масло. Или мед. Такой вряд ли вообще когда-либо в жизни держал в руках больше пяти золотых эджей вместе. И ведомо ли ему, что это за штука такая - магнитофон?
      Парень достал кожаный мешочек, и набитый монетами кошель даже не звякнул.
      – Тридцать пять! - быстро выдавил купец. Он не мог позволить, чтобы удачная сделка сорвалась.
      – Сорок, - спокойно произнес парень, и рот его растянулся до самых острых ушей.
      – Сорок три! - купец аж покраснел от натуги. Легкая добыча уходила на глазах.
      – Пятьдесят, - парень растянул рот, и его усмешка не была похожа на улыбку Дариана. Скорее она напоминала ухмылку безумца, сельского дурачка. Черные глаза бегали туда-сюда и никак не могли остановиться на чем-то одном.
      – Быстрее давайте! - рявкнул Шура. - У меня товарищ умирает.
      – Пятьдесят один! - взвизгнул купец.
      – Я могу попытаться помочь твоему другу. Если в моих силах…
      – Ты - лекарь? - отрывчато спросил Шура, чуть не хватая парня за грудки.
      – Лекарь-лекарь.
      – Все, продано, - бросил Шура купцу, застывшему с разочарованным лицом.
      – Восемьдесят! - доносились вслед вопли купца. - Сто!
      Заг при смерти. Караван оставил без охраны. Догер ушел. Как же теперь? Лекарь еще этот, доморощенный. Молодой совсем. Нет у него ни ножа острого, ни снадобий разных. Руки, видишь ли, у него есть. Когда Шура спросил: "Ты хороший лекарь?", тот ухмыльнулся своей безумной улыбкой и ответил: "Те, кто выжили - говорят, хороший. Те, кто умерли, те ничего не сказали".
      Мрачные мысли теснились в голове, даже кружащий голову аромат сушеных трав не гнал прочь тяжкие раздумья.
      Шура сидел в тесных сенях небольшого сельского домика. В доме лекарь колдовал над Загом. Сказал, сиди здесь. Еще не поздно спасти твоего рулевого.
      На вид Асинею было около двадцати пяти лет, но Шура воспринимал лекаря как совсем юного парня. Тот уже пару часов колдовал над Загом.
      А Шура, с трудом сохраняя терпение, послушно сидел на корявой табуретке, вдыхая запах трав, пучки которых сухими гирляндами гнездились под потолком.
      Он резко вскочил, когда из комнаты вышел Асиней.
      – Ну что?
      – Он хочет жить. Ты хочешь, чтобы он жил. Значит, еще покатаетесь вместе.
      Следом за хозяином Шура вышел наружу. Дом Асинея был обычным сельским домишком в окружении цветущих сейчас акаций. Стоял он на отшибе близ села неподалеку Мидриаса.
      – Он точно будет жить?
      – Давай послушаем, - вместо ответа попросил Асиней, присаживаясь на лавку под стеной дома.
      Шура сбегал к мотоциклу и принес магнитофон. Молча посмотрел на хозяина.
      – Не переживай. Он будет крепко спать пару дней.
      Магнитофон примостился на столе, Шура нажал кнопку, и песня предков зазвучала среди акаций.
       Дa, я отшельник, мaг и волшебник,
       Тяжек мой путь
       Древние тaйны всех мироздaний
       Мне под силу
      – Ч?дно, - прошептал Асиней, взявшись за голову. Пока он слушал, блаженная улыбка не покидала его уста. Когда умолкла песня, лекарь лишь заворожено качал черноволосой головой.
      – Слышал я о таком, но никогда не доводилось слушать, - хозяин плеснул в простые глиняные кружки вина. - Ч?дно. Хотел бы я так петь. И под такую музыку…
      Шура хлебнул сладковатого вина, залпом выпил.
      – Так он точно выживет?
      – Я же сказал. Я вправил ему грудину, поставил на место внутренности. Заживет через месяц.
      – Спасибо тебе.
      – Хорошая музыка. Я бы все равно так не смог. А вот врачевать, вишь, получается.
      Когда хозяин снова наполнил кружки, в открытый, без забора двор Асинея вошел ссутуленный мужик. Неуверенно подошел к столу под акациями, почтительно склонил голову.
      – Мастер, прошу твоей помощи.
      – Не сегодня. Я устал. Сильно устал.
      – У меня козы начали хворать. Помоги, ведь у меня дети малые. Как же они без молока-то…
      Асиней покачал головой.
      – А я ведь хотел быть свободным. Ходить по дорогам и радовать людей песнями. А теперь даже не могу спокойно вина выпить. Иди, приду я.
      Так же почтительно кланяясь, крестьянин покинул двор. Асиней выпил, снова налил.
      – А во всем виноват тот безумный бродяга, что разглядел в мальчишке-музыканте способность исцелять руками. Это такая скука… Люди не всегда заслуживают продления жизни. Безмолвные животные - и те подчас лучше, - Асиней захохотал своим безумным смехом.
      – Ты великий лекарь. Лучше Леммана.
      – Ха, этот умеет лишь пустить кровь или отрезать что-либо человеку, если посчитает лишним.
      – А тебе как удается не резать?
      – А мне все одно, что пальцами по струнам водить, что по телу, - Асиней забарабанил пальцами по кружке, отбивая незнакомую Шуре мелодию. - А твое тело говорит, что неладно у тебя что-то в жизни, - вдруг произнес лекарь.
      – Ты можешь достать зверя из моей головы? Он не дает мне остановиться, - Шура впервые кому-то жаловался на красного волка.
      – Я умею врачевать плоть. Но не умею лечить души. Пойду я лечить коз, - Асиней допил вино, встал из-за стола и пошатываясь, побрел в сторону крестьянских домов.
      Когда хозяин ушел, к дому прибежал Рыжий. В его пасти болталась жирная курица.
      – Эй ты, охламон. Мы сейчас это спрячем, пока никто не увидел. И пока мы здесь - кур не таскать. Ясно?
      Пес подозрительно покосился на Шуру. Раньше добыча свежего мяса всегда поощрялась, а это вдруг - не трогать. Место здесь такое прекрасное для охоты. Куры упитанные, хозяева нерасторопны, местные собаки ленивы. Приволье. Одно ясно - добычу нельзя приносить в этот двор.
      – Загги будет жить, - сказал Шура псу.
      Через день Асиней разрешил зайти к Загу.
      Рулевой лежал на мягких одеялах, укрытый до подбородка. Сквозь жесткую щетину багровел взявшийся свежей коркой шрам. Кода Шура вошел, косой глаз на обескровленном лице лишь вздрогнул, второй слегка приоткрылся.
      – Прости, Загги. Не уберег тебя. Мое копье оказалось бессильным.
      – Ты прости… - прошептал рулевой, делая попытку поднять голову.
      – Лежи-лежи, - приложил Шура палец к губам.
      – Я не успел… Маневр… Слишком хорош у него мотоцикл…
      – Все в порядке. Асиней запретил тебе разговаривать. Пока что. Не волнуйся.
      – Как… старушка?
      – В порядке. Ты главное, выздоравливай. И не переживай. Когда поправишься, я раздобуду тебе настоящий "Харлей". Договорились?
      На лице рулевого появилась измученная улыбка.
      Асиней и вправду оказался настоящим кудесником. Через полторы недели Заг уже мог садиться на постели, а через две - сделал пару шагов по комнате.
      Маясь от вынужденного безделья, Шура подолгу сидел около товарища, утешал разговорами, поддерживал под руку, помогая ходить. Асиней уже не прогонял его, когда растирал рулевого травами, настоянными на очень крепкой водке. Шура видел, как привезенную с Торжища пшеничную брагу Асиней нагревает в печи и собирает пар над водой, снова превращая его в водку. Шура не спрашивал, зачем он так делал, но однажды, томясь от скуки, отхлебнул чуть-чуть из бутыли с настойкой. Рот тут же обожгло, словно он выпил кипящей смолы, горло и желудок тоже ощутили на себе жар этого питья.
      – Это какая-то огненная вода, - пробормотал Шура, когда смог говорить.
      Асиней задорно хохотал, глядя на найта, метавшегося в поисках обыкновенной воды. Шура припал к ведру и прямо из него хлебал, пока пожар внутри немного не приугас.
      – Дурень, - смеялся Асиней. - Она же вдвое крепче, чем обычная водка. А для моих настоев самый раз.
      Слезы еще стояли в глазах Шуры, когда он вспомнил, что именно о такой, без меры крепкой водке когда-то рассказывал ему Дариан. Память перенесла его на пасеку, где под жужжание пчел его первый учитель рассказывал разные диковинные вещи. Из этой крепкой водки можно сделать давно забытое, подлое оружие…
      К Асинею часто приходили крестьяне. У того сын захворал, чахнет на глазах. Тот просит крыс извести из подворья, что все запасы в амбаре потрошат без разбору. Тому нужно жену от бельма избавить. Иногда лекарь отлучался на пару дней, и тогда Шура сам поил Зага отварами и растирал мазями да настойками. А когда хозяин был свободен, они пили вино под кронами отцветающих акаций. Еще неделя-другая - и Заг сможет садиться за руль.
      Рулевой уже возился около "Планеты", любовно протирал бак, седло, коляску. А Шура и лекарь в это время пили все то же терпковатое вино.
      – Эх, желал я себе магнитофон, - притворно вздохнул Асиней. - Чтобы музыкой меня ублажал. О мечте моей давешней напоминал.
      – Я тебе его продал. За жизнь Зага.
      – Оставь себе. Я хочу другую плату. Во сколько ты ценишь жизнь своего рулевого?
      – Все что у меня есть. Сейчас лишь четыре эджа. Я раздобуду еще. Сколько попросишь.
      Асиней засмеялся. Без насмешки, он просто хохотал.
      – Не все деньгами меряется. Не все… Поклянись, что выполнишь мою просьбу?
      Шура серьезно посмотрел в насмехающиеся черные глаза.
      – Клянусь Солнцем. Клянусь предками-байкерами.
      – Ч?дно. Я хочу, чтобы ты привез мне королевскую дочь.
      – Как? - опешил Шура.
      – Ну, сам думай как. Ты поклялся.
      – Я… Хорошо, - выдавил из себя Шура.
      – Я вижу, ты сможешь. Считай, что я тебя нанял. За жизнь твоего друга.
      Несколько минут они сидели молча.
      – Зачем она тебе?
      Всегда смеющийся Асиней посерьезнел.
      – Полгода назад меня звали ее врачевать. Из самого Эджа за мной приезжали. Я помог.
      – И что?
      – Добрая она. Нежная. Запала мне вот сюда, - лекарь постучал себя по груди.
      Шура вспомнил принцессу. На вид распутная, горделивая, заносчивая. Ну, может только с виду она такая, а на самом деле "добрая она, нежная".
      А вот как ее украсть? Это же полное безумие, еще большее, чем охотиться за Догером. В одиночку напасть на эскорт королевских найтов? Даже если получиться застать их врасплох и умыкнуть рыжую красавицу, что дальше? Уж тогда король назначит хорошую награду за безумную голову похитителя своей дочери. Успеет ли Шура довезти ее до Асинея?
      – Слушай, а что тебе даст, если я привезу ее к тебе? Все равно не сможешь жениться. Только побаловаться с ней сможешь. А гнев короля накличешь. Дорогая игрушка получится.
      – Ты сначала привези, - черные бегающие глаза остановились, в них проступила колючесть, словно в шипастой ветке гледичии.
      Заг уже мог садиться в седло и ранним утром выехал покататься по ближним селениям.
      Шура тоже встал рано, чтобы поупражняться с копьем на земле. Ведь уже почти месяц не держал Большого Жала в руке. Так можно и сноровку потерять.
      Меланхолично протыкая копьем воздух, Шура угнетенно размышлял.
      Большое Жало его подвело.
      Впервые.
      В самом важном бою.
      До этого он никогда не терпел поражений. Даже в первой стычке на Дороге, когда он немного растерялся, и лишь умение Зага управлять мотоциклом в схватке помогло сбить противника и решить исход боя на мечах. После этого удача и умение сопутствовали Шуре во всех поединках.
      До боя с Догером.
      Пожалуй, Большое Жало не виновато. Шура вдруг осознал, что у него просто недостаточно сил, сноровки и умения, чтобы отправить в Страну Бескрайних Дорог такого противника, каким был наилучший из найтов Баделенда. Шура отстает от него на десять лет. И пусть за три года на Дороге он значительно сократил расстояние, все же пропасть между его умениями и Догером осталась непреодолимой.
      Вайс был прав. Догер прирожденный воин. Шура - нет. Без помощи допинга он не сможет убить Красного Волка.
      Осознание собственного бессилия заставило яростно сотрясать воздух копьем, подкрепляя танец Большого Жала яростными выкриками.
      Теперь остается лишь найти допинг. Древнюю магию, дающую огромную силу, сравнимую разве что с мощью урагана, покалечившего "Планету". Без помощи такого снадобья Красного Волка не одолеть.
      А тут еще лекарь такую заморочку подкинул - нарочно не придумаешь. Принцессу ему подавай. Какому найту под силу провернуть такое дело?
       -Время рассудит, хуже не будет! - Шура взбешенно двигал копьем, повторяя, словно заклинание, излюбленную строчку из песни.
      С годами он выработал привычку учиться на своих ошибках. Он знал, что если выжил в опасную минуту, значит она была послана как урок. Его нужно выучить и стать сильнее, чтобы двигаться дальше по своему Пути.
      Не стоит загадывать далеко. Все равно Дорога все переиграет по-своему. Если Шура встретит Красного Волка, он не колеблясь скрестит с ним копье. А пока же нужно приложить усилия, чтобы раздобыть допинг. И еще стоит выпросить у Асинея той крепкой водки на всякий случай.
      Догер еще пожалеет, что не забрал ключ.
      С "хорошим" багажом им предстояло вернуться на Дорогу.
      Заг еще слабоват, так что лучше ездить помаленьку. От поединков нужно держаться подальше. Денег нет. Караван бросили без охраны, и Тильберман наверняка уже поставил Гильдию в известность, что Оса не отработала задание. Теперь о гильдейских заказах можно забыть. И еще этот несостоявшийся певец придумал им задание, подобного которому не было ни у одного найта.
      Интересно, славный Фамирос взялся бы за такое?
      Лучше бы Шура лишился магнитофона. Или Асиней затребовал денег за свои услуги. Пусть и сто эджей. Выплатили бы со временем. А так дело предстоит самоубийственное - похитить дочь короля Григора, наследницу трона Баделенда.
      – Ну что, Загги? Мы возвращаемся на Дорогу. Готов?
      Рулевой кивнул и плоскогубцами включил зажигание. Не повезет тому найту, что окажется удачливым и сможет одолеть Осу. Ключ-то у нее не товарный, в цепочку не проденешь, на шею не повесишь.
      – Спасибо тебе! - сказал Шура Асинею на прощание.
      – Помни о клятве. Я буду ждать. Не вздумай умереть прежде чем выполнишь мое задание, - махая рукой, лекарь захохотал своим безумным смехом.
      Прежде чем заниматься похищением принцессы, прежде чем мозговать, как раздобыть допинг, следовало позаботиться о хлебе насущном.
      "Планета" держала путь в сторону Сторкипа.
      Дорога не любит слабых. И если ты не чувствуешь уверенности в своих силах, если тебя одолевают сомнения, то она сразу же испытает тебя на прочность. Шура знал эту прихоть Дороги, но надеялся, что хоть какое-то время, пока Заг окончательно не наберет силу, на их пути не будет поединков. Рулевой пока не мог носить на груди тяжесть защитных пластин, что уже спасли ему жизнь.
      Дорогу провести не удалось.
      Буквально через несколько часов после того, как Оса покинула двор Асинея, дорогу ей преградил мотоцикл. И вызывающий взмах копья встречного найта не оставлял сомнений в его намерениях.
      На коляске зеленого "Урала" делала стойку змея с раздутым капюшоном, на котором красовались очки. Такие твари, как сказывали в харчевнях, водились в песчаных землях Аль-Барейна.
      Найт Очкастой Змеи был странным. Непривычным. На его глазах поблескивали стекла. Не такие, как иногда надевают рулевые, чтобы встречный ветер не слезил глаза. А небольшие, круглые. Подобные смотрелись бы на своем месте украшая нос купца, корпящего над своими учетными книгами.
      Скорее всего, этот парень и был сыном богатенького купца. Выпросил у папеньки денег на мотоцикл и теперь дерзко заступает дорогу бывалому найту, к которым Шура уже причислял себя. Грамоте этот парень наверняка обучен, а вот как он управляется с копьем?
      Вид найта в очках вызвал у Шуры недоумение, а следом за ним - улыбку.
      Это же надо - видит плохо, а туда же, захотелось испить свободы дорог. Пока еще этому очкарику везло - на груди у него уже гордо висел единственный ключ, а его собственный торчал в замке зажигания "Урала". Наверное, в схватке с таким же новичком Змея оказалась более удачливой.
      Встреченный найт показался Шуре кротом, который выбрался из-под земли и забрался на мотоцикл. Лучше бы на коляске изобразили этого слеповатого зверька, чем Змею. Шуре стало так смешно, что он едва не пропустил выпад противника.
      Большое Жало едва успело скользнуть по чужому древку, мягко сменяя его направление. Пока голова была забита сторонними размышлениями, руки не забыли своей работы.
      Разум не мешал, а рука знала свое дело. Острый стальной зуб Змеи миновал куртку Зага на безопасном расстоянии. А свой наконечник Шура едва успел отвести в сторону от горла очкастого найта, давая тому шанс на жизнь.
      Мотоциклы начали расходиться. Заг ударил дубинкой, удар пришелся на топорик рулевого Змеи. Все еще улыбаясь, Шура лягнул ногой вражеского рулевого. Тот дернулся, "Урал" завилял, едва не перевернувшись. А Заг уже развернул "Планету", они быстро настигли Змею.
      Дальше Шура без проблем обезоружил найта и приставил короткий меч к подрагивающему горлу.
      – И оно тебе надо? - спросил он парня.
      Очки слетели с узких глазок, поверженный найт подслеповато щурился на свою Смерть.
      Шура не стал его убивать. Мало того, он даже не забрал ключ, отпустив Змею восвояси. А ведь этот ключ был желанным к его сорока девяти. Такая возможность стать фифтизом.
      Он и сам себе не смог объяснить, почему так поступил. Что-то в нем поменялось в последнее время. Он пока не разобрался, что именно. Не до того сейчас.
      Заг тоже ничего не спросил. За него все сказал пытливый пронзительный взгляд. А Шура не мог понять, осуждает его рулевой или недоумевает.
      – Ты в порядке, Загги?
      – Я-то в порядке. А с тобой что?
      – Да вроде бы все нормально. Погнали.

* * *

      Тильберман брезгливо смотрел на Шуру, словно на кота, укравшего у него сметану.
      – Ты же говорил, что справишься.
      – Дай мне шанс все исправить. Я сделаю любое дело для тебя. За половину той суммы, что мы договаривались.
      – А ты знаешь, что я чуть не потерял свой товар? И лишь то, что неподалеку оказались солдаты, спасло мой караван от полного разграбления?
      – Что я могу для тебя сделать, чтобы загладить свою вину?
      Купец сложил пальцы перед собой, задумался.
      – Поезжай в Хэм. Встретишь на границе караван и приведешь сюда. Тогда и будем говорить. Денег не дам.
      Пересекая Данюб на пароме, Шура смотрел на бурлящие барашки за бортом, на водную гладь в легкой ряби и думал, что в последние месяцы у них с Загом довольно однообразный маршрут. Мотаются от Плойны до Эджа по одному пути. Паромщик их уже узнает и берет на борт без очереди.
      Теперь же им предстояло двигать в Хэм, самую восточную землю Объединенного Королевства.

      Денек выдался на удивление теплым.
      Дождь давно уже не прибивал пыль на дорогах, не орошал жаждущие влаги поля. Солнце с самого утра яркой фарой припекало равнину Хэма. Но скоро наверняка будет дождь. Давно ушибленное бабером плечо Шуры ныло, в нем кололи сотни маленьких иголок, а это верные предвестники грозовых туч.
      Лесополоса была неухоженной. Глинистая земля под ясенями и акациями заросла кустарником и цепкой травой, что так и норовила опутать ноги, оставить на них свои барашки-семена. К счастью, к штанам из потертой кожи эти репьи не цеплялись. А вот к лохматой шкуре Рыжего приставали целыми гроздьями.
      Шура, Заг и Рыжий обедали, развалившись среди деревьев. Спешить было некуда. Завтра они доберутся до границы с Рогейном, где будут ждать караван Тильбермана.
      А пока, подкрепившись кукурузными лепешками и вяленым мясом, они дремали в посадке. Заг прилег прямо на седле "Планеты", покоившейся в тени - старушку закатили в кусты, чтобы не грелась на солнце.
      Шура неспешно выбирал репьи из рыжей шкуры развалившегося рядом пса. Можно было на время забыть о давящих проблемах, спокойно поваляться в тенечке после простого, но сытного обеда. А ближе к вечеру двигаться дальше. Или можно вообще устроить себе отдых и остаться на ночевку здесь. Все равно караван придет к границе аж послезавтра.
      Поглаживая Рыжего, Шура и не заметил, как заснул. Его ладонь еще водила по загривку пса, а сам он уже мерно посапывал.
      И привиделось ему, что превратился он в осу. Полосатая одежда на нем, острое жало из задницы торчит. И захотелось ему сладким полакомиться. Знает он, где в большом доме-улье пчелы живут. Неприметные, серые, работают весь день. И ночью б работали, если бы цветы не сворачивались, будто пугаясь неверного сияния ночного светила. У таких безобидных работяг легко можно отобрать плоды их труда. Забрался Шура в улей и давай набивать карманы медом. И вдруг зажужжали вокруг пчелы, да набросились со всех сторон и давай жалить непрошенного полосатого гостя. Бросился Шура бежать, а сзади жужжание его догоняет и в спину колет…
      Он вздрогнул и проснулся. В спину на самом деле кололо что-то острое, ощутимое даже через куртку. Шура привстал на локте, пошарил рукой и достал сухую ветку с торчащим сучком. Колоть перестало, а вот отдаленное жужжание не исчезло.
      Он поднялся и сел.
      Откуда-то доносилось стрекотание моторов, не менее десятка машин.
      Наверняка, по дороге шел караван, не беднее, чем у Тильбермана. Но Шуру это не касается. Можно было спать дальше. Их караван прибудет только через день, и встречать его будут ближе к границе.
      Собираясь снова прилечь, Шура бросил взгляд на Зага. Рулевой сидел в седле, вслушивался в звуки моторов, и на его лице явно проступало удивление.
      Теперь и Шура прислушался повнимательнее. Нет, это не трескотня двигателей мотороллеров. По тракту мотоциклы. Вот что вызвало недоумение у Зага. Десяток мотоциклов едут вместе. Что-то странное. Или королевские найты собрались в таком количестве? Может, короля сопровождают?
      Это было единственное разумное объяснение.
      В любом случае ради этого стоило подняться и посмотреть, кто же едет по дороге. Не часто можно поглазеть на королевский кортеж.
      "Тоже мне, вояки", - раздраженно подумал Шура, поднимаясь на ноги. Королевские найты поодиночке не выжили бы на Дороге и пары месяцев. Если бы их только лишили статуса Неприкасаемых. "Вот была бы охота", - зловеще усмехнулся молодой найт.
      Рыжий хотел первым выскочить из посадки на обочину дороги. Пес любил встречать проносящиеся мотоциклы и мотороллеры. Некоторые, что ему не нравились, он облаивал, увязываясь следом, пока не отставал.
      Шура удержал Рыжего за шею. Неизвестно еще, кто там разъезжает. Еще бросят в пса чем-нибудь. Эти королевские найты в своей заносчивости могут ради развлечения и копьем ткнуть в беззащитное животное.
      Держа упирающегося Рыжего, Шура выглянул из кустов.
      Мимо проезжали мотоциклы. Девять машин. И это были вовсе не королевские найты.
      У найтов короля Григора мотоциклы фиолетового цвета. Все с одинаковым тотемом - рогатой бычьей головой, символом династии Пиеров. А сейчас по дороге, вздымая клубы пыли, один за другим проносились мотоциклы темно-зеленого цвета. Тоже все одинаковые.
      На быстро мелькающих машинах нельзя было разглядеть тотемов.
      Все рулевые и найты облачены в одну форму - зеленые шлемы и зеленые с темными пятнами комбинезоны.
      – Ф-а-а-а-к… Загги, ты это видел?
      – Видел.
      – И что скажешь?
      – Что сказать?
      – Что это за охламоны? Что за найты? Все одинаковые…
      – Я таких раньше не встречал.
      – Да уж. Кто же это? - вопрос остался без ответа. - Погнали. Пораньше прибудем к месту встречи каравана. Не нравится мне то, чего я не понимаю.
      Уже вечерело и они приглядывали место для ночевки, когда сквозь урчание мерно работающего двигателя Шура уловил отдаленные звуки. Он попросил Зага заглушить мотоцикл, снял шлем и прислушался.
      Через минуту у него не осталось сомнений - где-то впереди надрывно лязгали мечи, сшибались короткие пехотные копья, глухо стучали щиты, несколько сотен глоток орали в боевом исступлении. Наверняка там хрипели раненые и умирающие.
      Впереди шумела настоящая битва.
      – Что там? Разбойников выследили? - озадаченно проговорил Шура. - Не могли же баберы так далеко на юг забраться… Загги, давай осторожненько туда подкатим. Поглядим, что почем. Нужно быть в курсе. А то нам скоро караван вести по этим местам.
      Лишь только "Планета" съехала с основного тракта на прилегающую дорогу, впереди показались движущиеся силуэты, плохо различимые в сумерках.
      Их было много.
      – Осторожно, Загги, осторожно. Держи дистанцию. Может, разбойники, - Шура вскинул копье, оглядываясь по сторонам.
      Знал - вперед смотрит рулевой.
      Заг включил фару, медленно двигаясь в сторону замаячивших фигур.
      Длинный луч света выхватил из сумерек идущих строем людей. Серые силуэты превратились в зеленые пятнистые комбинезоны, на головах тускло отблескивали стальные каски. У передних выставлены небольшие круглые щиты, над ними вскинуты копья, готовые встретить приближающийся мотоцикл.
      Рулевой все понял правильно. "Планета" живо развернулась и помчалась обратно.
      – Фак! Да что ж это такое! Кто это? Разбойники? Фак! - ругался Шура на ходу.
      Происходило что-то непонятное, такое, чего не случалось раньше.
      – Давай по обочине тихонько повернем туда, где был бой. Может, там что-то прояснится?
      Темнота скрыла их движение, но звук двигателя все равно выдавал приближение мотоцикла. И все же фару они больше не включали, в серой вечерней мгле "Планета" пробиралась туда, откуда ранее доносились звуки битвы.
      Странные солдаты в пятнистых комбинезонах больше не попадались. А через полчаса осторожной езды "Планету" тряхнуло. Колесо накатилось на какой-то бугорок, подпрыгнуло, мотоцикл застопорился. Вслед за этим раздалось мерзкое шипение воздуха, вырывающегося на свободу из резиновой темницы шины.
      – Фак! - тихо выругался Шура.
      Хотя можно было и не осторожничать. Если их кто-то поджидал, то он наверняка уже спешит сюда, где замерла беспомощная теперь "Планета".
      Он спрыгнул с седла с Большим Жалом в одной руке и Жалом в другой, настороженно оглянулся, всматриваясь в вечернюю мглу. Вроде бы все было тихо, движения вокруг не заметно. Лишь сверчки выводили свои истеричные трели.
      – Включи фару, - попросил Шура.
      Полоса ближнего света вырвала из мглы сразу три тела, распростертых на земле. На первое из них и накатилась "Планета". Еще два валялись рядом. Одно в зеленом комбинезоне, с расплывающимся на груди большим темным пятном. Два других тела, судя по серой форме с рогатыми нашивками на рукавах, принадлежали королевским солдатам Баделенда.
      – Ниче себе… Выключи, пока нас не засекли.
      Заг вырубил фару.
      – Колесо пробито, - вздохнул рулевой.
      Они умудрились напороться на острие узкого кинжала, зажатого в руке солдата.
      "Планета" оказалась прикованной к этому месту. Они не могли уехать. А где-то неподалеку бродили неизвестные в зеленых комбинезонах.
      Заг еще раз вздохнул и молча начал доставать из коляски запасную камеру (хорошо, что взяли запаску во время последнего посещения Храма), а Шура с копьем в руках внимательно вглядывался в темень.
      Рулевой на ощупь снимал покрышку с переднего колеса. Шура весь обратился в слух, стараясь заранее узнать о приближении неведомых врагов. Но вместо шагов сквозь постукивание монтировки он расслышал слабый стон.
      Рыжий тут же устремился туда.
      – Загги, я посмотрю, - шепнул Шура и двинулся вслед за псом.
      Ночь по-прежнему наполняло трещание сверчков и прочей ночной живности. Луну закрывали темные пятна облаков, пряча мотоцикл от чужих взглядов.
      Постоянно спотыкаясь обо что-то мягкое (наверное, тела), какие-то палки (наверное, короткие копья), Шура пробирался в направлении затихшего стона.
      – Рыжий… - шепнул он, когда потерял направление.
      Пес тут же вынырнул из темноты, потерся о ногу.
      – Где?
      Рыжий привел его к телу того, кто испустил стон.
      Темнота не позволяла ничего рассмотреть, кроме грубых очертаний лежащего на земле человека. Шуре пришлось поднатужиться, поднять на руки довольно грузное тело и двинуться к мотоциклу, старясь не споткнуться и не упасть вместе с раненым.
      – Кто… ты… - прохрипел человек, повисший у него на руках.
      – Потерпи, - ответил Шура, делая очередной опасливый шаг.
      Он осторожно нащупывал путь носком ботинка, прежде чем перенести на ногу вес. Если споткнется - уронит это еле живое, иногда постанывающее тело.
      Руки у Шуры были испачканы чем-то липким.
      Рыжий в темноте ориентировался лучше и привел его обратно к темному силуэту мотоцикла. Оттуда доносилось хлопанье ручного насоса.
      – Ну что, Загги? - Шура говорил тихо, словно боясь заглушить зловещую трескотню сверчков.
      – Заканчиваю.
      – Зажги мне фару, - Шура осторожно положил охнувшее тело перед мотоциклом.
      Человек в серой форме солдата Баделенда оказался уже не молодым, на его лице шрамы перемежались с морщинами. Еще пару лет - и вышел бы в отставку, стал бы пахать землю или торговать. А может быть, купил бы себе мотоцикл и бороздил дороги. Но теперь отставка ему уже не светила.
      Меч разрубил левую ключицу, почти отделив плечо. У Шуры все руки и куртка оказались испачканы липкой кровью.
      Глаза раненого закатывались, он мучительно постанывал, прикусывая обескровленную губу.
      – Ты кто, солдат?
      – Больно… Детям моим… жене…
      – Хорошо-хорошо. Выпей воды.
      Шура из канистры смочил пересохшие губы раненого.
      – Что здесь случилось?
      – Борнийцы… Они нас резали… Их очень много. Спасите детей… Младшенького… Где моя рука? Помогите…
      – Да, конечно. Как это случилось? Борнийцы нарушили границу?
      Но раненый уже бормотал что-то неразборчивое.
      Шура перевел взгляд на Зага.
      – Ну что?
      – Можем ехать.
      Найт тяжело вздохнул. Другого выхода у него не было.
      Он должен сделать так, чтобы солдат больше не мучился, все равно ему осталось жить не более нескольких часов.
      – Время рассудит, хуже не будет…
      Острие акинака вошло прямо в сердце бедолаги. Последний стон сорвался с губ, распростертое тело дернулось и замерло.
      Под утро стало гораздо прохладнее, а с проблесками тусклой зари с небес засеял мелкий дождик.
      Шура и Заг быстро вытолкали мотоцикл из маленькой балки. Нужно было выбираться из ночного убежища, пока поле не размокло, и еще можно выкарабкаться на укатанную дорогу.
      Вчерашний вечер оставил много загадок, привычный ход событий нарушился. Теперь предстояло решить, как поступить дальше: встречать караван или двигаться обратно, в сторону Плойны? Было ясно одно - произошло невероятное, в земли Объединенного Королевства вторглись чужие солдаты. Борнийцы, как сказал погибший солдат.
      – Наверное, вчера в полдень мы видели найтов Борнии, - сказал Шура Загу, пока колеса "Планеты" скользили по мокрой траве.
      Заг молчал, сосредоточившись на управлении, стараясь удержать мотоцикл от заносов на скользкой дороге.
      – Они что, территорию Хэма уже своей считают, что катаются, будто у себя дома? Только неясно, почему они стаей бегают? Охламоны. Скоро же подтянутся королевские полки и дадут прикурить этим борнийцам. Они думают, что смяли приграничные отряды и уже можно владычествовать в Хэме? А баберский хрен вам. То выходит, война?
      Рулевой хранил сосредоточенное молчание, выводя "Планету" на утоптанную дорогу, еще не успевшую размокнуть. На тракте Заг притормозил.
      – Что делаем?
      Шура постучал пальцами по мокрому шлему.
      – Думаю, что Тильберман уже потерял свой караван. И не наша вина в том. Тут уж мы ничего не сможем сделать. Нужно возвращаться на запад. Что думаешь?
      Рулевой коротко кивнул.
      – Не нравится мне эта война, - вздохнул Шура. - Я такого никогда не видел. Только сказители бают о войнах. Чего теперь ждать?
      – Ага. - Заг, как всегда, был немногословен.
      – Какой дорогой пойдем?
      – Через Лоринейскую долину.
      – Надо бы в родные края заскочить. Бабку увидеть. Может, пойдем не через Плойну, а завернем к северу, через Тимберию? Переждем там, пока борнийцев прогонят. До того времени караваны перестанут ходить, у нас работы не будет. Как ты?
      – Дорога размокает. По песчанке можно проскочить.

      На обочине влажной песчаной дороги покоились сразу несколько мотоциклов. Все одинаковые. Эти машины Шура узнал сразу - зализанные формы, фиолетовый цвет, рогатые головы на колясках. Кто-то раскурочил хорошие мотоциклы - повырывал провода, изрезал сидения, попробивал пустые баки, предварительно слив бензин.
      Трупы королевских найтов и рулевых в разных позах валялись вокруг. Сломанные копья и размытая дождем кровь дополняли картину невиданного ранее побоища.
      Заг притормозил, и "Планета" медленно катилась мимо растерзанных мотоциклов.
      – Четыре… пять. Кто же это постарался? Пять найтов за раз. Кто посмел напасть на королевских служак?
      Затылок рулевого тоже недоумевал.
      – Не могли же солдаты Борнии загнать и убить разом столько воинов, пусть даже не свободных. Не могли, - Шура покачал головой. - Или у них найты тоже воюют? Не может быть такого!
      Для войн были солдаты. Найты служили Дороге и предкам-байкерам. Кто же сразил пятерых королевских найтов?
      "Планета" помчалась дальше по мокрому утоптанному песку. Дождь перестал сеяться, но хмурые облака неслись над самыми головами, обгоняя мотоцикл и грозя каждую минуту вновь рассыпаться прохладными, затекающими за вСрот каплями. Землепашцы наверняка радуются такой погоде, этому долгожданному дождю, и молят Солнце, чтобы оно подольше не появлялось, позволяя влаге щедро насытить землю. А вот когда вода полощет на ходу, холодной крупой бьет в лицо и заливает глаза, то желаешь совсем другого - чтобы мерзкий дождь побыстрее закончился.
      Там, где песчанка пересеклась с глинистой дорогой, отпечатались шины многих мотоциклов, проехавших недавно перед "Планетой".
      – Что-то у меня нехорошие предчувствия. Как бы нам не напороться на тех, кто уделал королевских найтов. Загги, есть другая дорога?
      – Есть. Высохнет завтра. Если дождя опять не будет.
      – Я предлагаю остановиться здесь и переждать. В кустах укроем "Планету" пологом, сами спрячемся от дождя. А там видно будет. Дороги высохнут, злобные незнакомцы-найты уедут отсюда, тогда и мы помаленьку двинем.
      С едой, как всегда, было плохо.
      Рыжий это понял сразу и когда Шура с Загом укрывали мотоцикл брезентом, пес юркнул сквозь колючие кусты терна, предоставившие им убежище, и убежал на поиски добычи.
      Посреди свободной площадки меж терновой чащобы они натянули шатер и сидели внутри, слушая несмелую редкую дробь падающих капель. Дождь все не решался обрушиться на землю в полную силу, но и не прекращался полностью.
      Шура как раз делил остатки засохшего сыра, когда в шатер ворвался рыжий непоседа. Пес начал отряхиваться, обдавая Шуру и Зага брызгами с мокрой шкуры.
      – Эй, обормотина! А ну тише, - прикрикнул Шура на пса.
      Но потом понял, что Рыжего можно простить. В его довольной пасти торчала большая баранья кость с вареным мясом.
      – Это нам? Ну, спасибо. Где взял?
      Рыжий отсутствовал недолго, не более часа, значит, стащил мясо где-то неподалеку. Может, рядом село и можно раздобыть нормальной пищи.
      – А ну, веди. Показывай, где прячется еда. Загги, я пойду, погуляю пешком, чтобы совсем не разучиться ходить.
      Наверное, селяне плохо уповали на продолжение дождя, потому что сквозь потускневший полог туч пробились лучи солнца.
      Шура шагал за Рыжим, стараясь держаться островков терна и не выходить на открытое пространство. Пес время от времени забегал наперед, но потом вдруг выскакивал из кустов и укоризненно глядел на Шуру: "что же ты так медленно? на четырех лапах надо идти, как я, тогда гораздо быстрее будет".
      На стоянке незнакомых найтов расположились одиннадцать мотоциклов. Все быстроходные "Чизетты". На всех грязно-зеленых колясках изображен один и тот же тотем - голова дикого вепря с устрашающими клыками.
      Найты уже разбили лагерь для ночевки, украсив лужайку зелеными куполами шатров. Двое с копьями в руках сидели на мотоциклах, поглядывая по сторонам.
      Отдаленные колючие кусты надежно укрывали человека и пса, наблюдающих за лагерем.
      Рыжие волосы женщины Шура заметил сразу. Он напряг свои зоркие глаза, рассматривая нахмуренное белое личико, облегающее платье сиреневого цвета с вышитой на груди золотистой головой быка. Найт смотрел недолго, через мгновение он удивленно поднял брови.
      В лагере находилась королевская дочь.
      Что она здесь делает?
      Принцесса стояла, прислонившись к сиденью мотоцикла. Руки демонстративно сложены на груди, взгляд рассеянный, губка прикушена.
      Незнакомые найты тем временем готовились ужинать. Уже дымились котлы с мясом и кашей, кухарь наполнял миски. Один из воинов в зеленом комбинезоне взял блюдо с мясом и направился к принцессе.
      Шура и Рыжий видели, как мясо полетело на землю, когда найт протянул его принцессе. Воин что-то сердито прокричал Альбине, потом развернулся и присоединился к другим. Там по жестяным солдатским мискам уже стучали ложки, зубы вгрызались в мясо, губы обсасывали большие кости.
      Еще несколько минут Шура смотрел на "зеленых" найтов, на горделиво замершую принцессу, потом на коленях осторожно попятился назад, все так же прикрываясь терновником.
      – Сдается мне, что эти найты - борнийские. И знаешь, кто у них? Не догадаешься. У них то, что нужно нам. Принцесса Альбина!
      Рулевой, прищурив глаз, уныло жевал сыр.
      – Загги, может это наш шанс? Расплатиться за твою жизнь. А еще вырвем наследницу трона из лап этих борнийцев. Убьем двоих кроликов одним ударом. А?
      Заг неопределенно пожал плечами, мол, "я вообще-то не рвусь спасать принцесс, но если сильно хочешь…".
      – Сложная работенка предстоит нам. Сложная, но интересная. О, предки-байкеры, зачем мне это? - Шура не мог спокойно сидеть и ходил туда-сюда перед шатром, хватаясь за голову. - Заг, дружище, рискнем?
      – Как будем?
      – Значит так. Там двое начеку, вроде как сторожевые. Но моторы заглушены. Кусты не доходят до лагеря метров двести-двести пятьдесят.
      – Если они плохо знают местность…
      – Главное, что мы ее знаем хорошо. Вернее, ты. Ну что, готовимся? Вспомним охоту на кроликов.
      – Поехали.
      Через полчаса все было готово. У Шуры появился какой-то доселе невиданный и неуместный задор. Он задиристо усмехался, словно им предстояла волнующая детская игра, а не опасное, безрассудное дело.
      – Старушка не подведет?
      В ответ рулевой лишь сдвинул плечами.
      У них был один-единственный шанс - неожиданность. Заг шагал сбоку и рулил, Шура толкал мотоцикл сзади. "Планета" неслышно катилась по песчаной почве, прикрытая терновником от борнийских глаз.
      Они тихонько докатили мотоцикл до самой кромки кустов. Скоро должны были наступить сумерки. До принцессы оставалось более двух сотен метров открытого пространства.
      "Только бы ее не загнали в шатер", подумал Шура, припадая к земле и выглядывая из-за кустов. Он разглядел женский силуэт там же, где видел его в последний раз - прислоненным к мотоциклу.
      К Альбине как раз подошел тот найт, что предлагал пищу, схватил ее за руку. Принцесса начала вырываться.
      Пригнувшись, Шура залез на коляску, Заг занял место за рулем.
      – Помогите нам, Великие Байкеры, - прошептал Шура. - Давай.
      Заг осторожно провернул ключ в замке зажигания, буднично спрятал плоскогубцы, что-то прошептал.
      Мотор взревел от первого прикосновения ноги к заводной лапке. Рулевой уверенно выжал сцепление, быстро включил передачу, до упора выжал рукоять газа.
      Мотоцикл начал разгоняться.
      Вторая скорость.
      Третья.
      "Планета" полетела к стоянке борнийцев.
      Сидя на прыгающей коляске, Шура зорко следил за найтами. Они все, как один, резко повернули головы в сторону внезапно заработавшего мотора и несколько мгновений недоуменно смотрели на приближающийся бело-голубой мотоцикл.
      Когда первые из них вышли из оцепенения и начали хватать оружие, "Планета" уже достигла стоянки. Коляска зацепила одного из борнийцев, что начал уже поднимать копье. Другого Шура достал Жалом по голове.
      Голубой мотоцикл подлетел к принцессе, которую удерживал борниец.
      Шура махнул длинным клинком. Воин отпрянул в сторону, не отпуская Альбину, левой рукой выхватывая свой меч.
      Опытный Заг бросил машину в сторону принцессы, Шура ногой лягнул борнийца, заставив того согнуться и наконец-то выпустить руку Альбины. Найт Осы перебросил меч в левую руку, правой подхватил девушку, с трудом затаскивая ее на коляску.
      Не сбавляя скорости, "Планета" вылетела с другого края борнийского лагеря и устремилась в сторону холмов.
      Сзади донеслось рассерженное кудахтанье моторов сторожевых "Чизетт".
      Шура бросил принцессу в коляску, отчего Альбина взвизгнула, а сам перебрался в седло, загнал в ножны Жало, стал готовить к бою копье.
      Альбина умолкла, лишь бросала настороженные взгляды на Шуру и Зага. А еще оглядывалась назад.
      Шура тоже посматривал через плечо на мотоциклы преследователей. Азарт уже прошел и верный страх начал нашептывать, сколько у них с Загом шансов уцелеть в этой погоне. Очень и очень немного, чтобы не сказать мало. Рулевой говорил, что в скорости они уступают "Чизам". А сколько они проживут, когда борнийцы их догонят?
      Шура взглянул на Альбину. Девушка закусила губу и продолжала вертеть головой - взад-вперед, на Шуру и Зага. В ее широко раскрытых глазах страха не было, только недоумение, злость и еще что-то.
      Узкая дорога запетляла среди невысоких холмов.
      "Планета" нырнула между двумя пригорками, когда первая из преследовавших "Чизетт" уже неслась за ней на расстоянии трех копий.
      Теперь было в самый раз. Не зря они заранее подготовились к этому убеганию от быстроходных борнийских мотоциклов.
      Шура вытащил из коляски сумку, сунул туда руку, извлек короткую палку с торчащими в разные стороны гвоздями. Не глядя бросил за спину, тут же доставая следующего "ежа".
      Ощетиненные палки падали на дорогу, преграждая путь преследователям.
      Рулевой первого борнийца успел заметить подвох и попытался обогнуть колючее препятствие. Мотоцикл вильнул на холм, его коляска задралась и "Чизетта" перевернулась, скатившись прямо на дорогу.
      Шура через плечо увидел, как в опрокинутый мотоцикл, из-под которого силился вытянуть ногу рулевой, врезался второй из преследователей.
      Теперь на узкой дороге образовался затор из двух мотоциклов.
      "Планета" получила шанс оторваться. Главное - выиграть расстояние, с которого преследователи не услышат, как затихнет мотор голубого мотоцикла.
      А там - небольшая пещерка прямо в склоне холма. Прикрытая кустами, достаточно просторная, чтобы втиснуть туда "Планету". Мудрено будет в сгущающихся сумерках разглядеть там спрятанный мотоцикл и людей, тем более что укрытие находится в стороне от дороги. Рулевой давно знал об этом схроне, полтора года назад Шура и Заг там ночевали.
      Они успели. Наблюдая за дорогой сквозь ветки густого кустарника, Шура увидел, как блеснула фара идущей первой "Чизетты". Борнийцы проехали мимо, и вскоре звуки их мотоциклов затихли среди холмов.
      – Прошляпили, - самодовольно ухмыльнулся Шура, вскидывая кулак вверх. - Ну что, госпожа, придется вам ночевать сегодня не во дворце и не в кемпинге. Зато и не в лапах борнийцев. По-моему, эта пещерка вполне ничего. Ляжешь здесь, я сейчас набросаю веток и постелю брезент.
      Он ожидал услышать слова благодарности, но принцесса лишь высокомерно скривилась и пробормотала, что с дочерью короля подобает разговаривать в более уважительном тоне.
      В ответ Шура передернул плечами и стал мостить себе подстилку для сна.

      Шура не знал, как далеко продвинулись борнийцы по землям Объединенного Королевства. Заг считал, что к следующему вечеру они уже выбрались на территорию, куда войска короля Бистия еще не дошли.
      Весь день они трясли недовольную принцессу в коляске, забитой вещами. Через пару часов езды Альбина продрогла в своем платье и Шура предложил ей свою куртку. Сначала королевская дочь напрочь отказалась надеть пропахшую потом, бензином и еще коп знает чем одежду найта, но миновал час и она, брезгливо морща носик, накинула тяжелую одежку на свои узкие плечи.
      Среди канистр с бултыхающимся бензином, свертков с шатрами, кухонной утвари, инструментов и прочих необходимых в дороге штук не было возможности вытянуть ноги, так что к вечеру смазливое личико Альбины было такое кислое, будто она на ходу проглотила муху.
      Когда вечером Заг остановил "Планету", принцесса так и не дождалась, пока ей подадут руку. Ей пришлось вылезать самой, с трудом переставляя затекшие ноги в изящных лиловых башмачках.
      На вечерней стоянке их нашел отставший вчера следопыт. Рыжая тень бросилась к Шуре, верный пес начал радостно лизать лицо приятеля. Когда церемония приветствия завершилась, Рыжий заметил Альбину.
      На всякий случай пес продемонстрировал клыки и нерешительно зарычал, косясь на хозяина.
      – Фу. Она с нами. Все, дружище, твое место в коляске занято.
      Рыжий недовольно заворчал и улегся неподалеку от костра, время от времени настороженно косясь на принцессу. Иногда он презрительно фыркал, из чего можно было заключить, что пес думает по поводу пополнения их тесной компании.
      Заг, как всегда, возился с мотоциклом, а Шура принялся готовить ужин. Достал черствый хлеб, остатки засохшего сыра и добытое Рыжим мясо, которое они вчера так и не съели.
      Молодой найт подошел к принцессе, посмотрел на нее, улыбнулся, глядя на забавного бычка, что в свете пламени золотом полыхал на груди королевской дочери. Он вовсе не походил на того сурового зверя на колясках королевских найтов - с угрожающими рогами, с налитыми кровью глазами. Золотистый бык выглядел потешно - он игриво прищурил один глаз и улыбался до самых ушей.
      Шура постарался растянуть губы так же, как зверушка на груди принцессы, и протянул Альбине хлеб и нож.
      – Порежь, пока я разогрею мясо.
      Горделиво вздернулся упрямый изящный подбородок, взметнулся костер огненных растрепанных волос, карие глаза метнули искры.
      – Я-а? Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что разговариваешь с дочерью короля. Я не знаю, кто ты, но если уж решил заработать монет за мое спасение, то изволь…
      Шура не стал выслушивать до конца тираду разгневанной принцессы. Молча развернулся к небольшому костерку и стал все делать сам. Когда небогатый ужин был готов, он позвал Зага.
      – Хватит вылизывать старушку. Блестеть уже скоро будет, вороны украдут. Иди есть.
      Принцессу он не звал.
      Альбина то сидела на корточках, то вставала, разминая ноги, затекшие за день езды. Она упражнялась в стороне от костра и явно ждала, что Шура принесет ей поесть отдельно. Нетерпеливо покусывала длинные ногти на непривычных к работе руках. Теребила рюшки на подоле облегающего платья.
      Шура с Загом неспешно поужинали сами. Несколько кусочков мяса и сыра Шура скормил Рыжему, которому они были обязаны наличием баранины.
      – Проглот. Задание тебе - завтра побалуй нас зайчатинкой, - похлопал Шура пса по морде.
      Шатер в эту ночь не ставили. Вечер выдался теплым, потому спать расположились прямо у затухающего костра. Принцесса продолжала гордо сидеть на своем бревне, негодующе поглядывая на Шуру.
      Когда найт проснулся утром, Альбины нигде не было. Он позвал ее несколько раз, потом отправился на поиски. А когда вернулся в лагерь, Заг уже все собрал и "Планета" была готова к пути.
      – Сбежала, - истолковал отсутствие девушки рулевой.
      Шура сплюнул.
      – Ну и коп с ней. Дура редкая. Зачем она Асинею? Эх, все-таки придется искать…
      Нашли они беглянку на обочине дороги километрах в пяти от места стоянки.
      Ее дорогое, вышитое бисером платье уже было в руках одного из пяти оборванцев, обступивших истерично визжащую Альбину. Принцесса оставалась в полупрозрачном сетчатом пеньюаре, и выступающие части ее тела щупали грязные руки, стараясь сорвать последнее облачение, за которое можно выручить неплохие гроши. Один уцепился в лодыжку, силясь содрать башмачок. Девушка пыталась отбиваться, размахивала руками, но бродяги не обращали внимания на полученные царапины, хохотали и продолжали ее лапать.
      При виде приближающегося мотоцикла оборванцы бросились наутек. Шура указал пальцем, и Заг направил мотоцикл за одним из беглецов, за тем, который держал в руках одеяние принцессы.
      Когда "Планета" настигла бродяжку, тот упал на землю и прикрыл голову руками с платьем. Шура слез с мотоцикла, забрал из грязных рук одежду и для порядка копнул носком ботинка по ребрам оборванца.
      Принцесса оставалась стоять на месте. Рулевой притормозил "Планету" около нее.
      Держа в руке платье принцессы, Шура невольно уставился на тело, прикрытое лишь полупрозрачной накидкой. Тяжело было оторвать взгляд от проступающих темных пятен на вздымающейся груди и от белых панталон на стройных бедрах.
      Шура сглотнул и бросил Альбине платье.
      Принцесса поспешно оделась. Наличие одежды будто придало ей сил, она выпрямилась, поправила платье, сжала кулачки, лицо побелело.
      – Мерзкие! Мерзкие! Мерзкие! - топала она ногой и опускала вниз руки. Грудь ее тяжело взмывала вверх в такт ее гневному дыханию.
      – Ну, хватит уже. Ты и дальше желаешь идти пешком? Твои недавние воздыхатели еще недалеко отковыляли. Или попросим Рыжего уступить тебе место?
      Принцесса прекратила истерику и поспешно кивнула.
      – Рыжий, дама просит. Погуляй пешком.
      Пес недовольно облаял девушку, но все же спрыгнул на землю.
      Вчера у них закончились последние харчи, не осталось даже зачерствелого хлеба и сыра, потому завернули в первое попавшееся на пути село. Заг заглушил мотор около самой большой хаты, возле которой росло несколько груш, что указывало на зажиточность хозяев. У таких наверняка был собственный мотоблок, может даже целых два.
      Шура настойчиво забарабанил кулаком в дверь и стучал до тех пор, пока не вышла дородная хозяйка в цветастом платке.
      – Женщина, покорми нас. Заплачу.
      Хозяйка поспешно стала накрывать стол, вкопанный во дворе. Шура уже уселся на лавке и лениво наблюдал за женщиной.
      Она тщетно пыталась скрывать раздражение по поводу незваных гостей. Заплатят или нет, неизвестно, но лучше не перечить этому суровому найту с колючими серыми глазами. Лишь бы поскорее убрались из дворища.
      Шура с аппетитом жевал поданную кашу с брынзой и лениво наблюдал, как принцесса, безуспешно стараясь сохранять подобающее ей достоинство, поспешно хватает из ложки, обжигая губы. Да уж, если несколько дней горделиво отказываться от пищи, сначала от борнийской, потом от менее изысканных походных харчей, то и не такую простую еду, как пшенная каша, начнешь считать лакомством.
      – Как тебя угораздило попасть в лапы борнийских найтов? - спросил Шура у Альбины, когда та немного насытилась.
      – Я хотела съездить на базары Рогейна, - продолжая набивать рот едой, принцесса подобрела и снизошла до разговора с Шурой. - Вдруг около границы нас перехватили эти гнусные борнийцы. Они перебили моих найтов, угнали пару мотоциклов, остальные испортили. Наверное, король Борнии, глупый Бистий, дал им заказ на меня. Наверняка хотел моего папеньку понукать. Дрянь такая! Ух, скоро наша армия им задаст! - принцесса бросила ложку и сжала кулачки.
      – Слушай, а как борнийские найты вычислили твою дорогу?
      – Не знаю. Но они за это заплатят, - она разжала кулачки и снова взялась за ложку.
      Молодой найт никак не мог решить, что же делать с принцессой дальше. Самым простым было отвезти ее прямиком к Асинею. Так он выполнит свою клятву, сбросит одну тяготу с их с Загом плеч. Им не пришлось похищать Альбину, навлекая гнев короля. А там пусть лекарь сам с ней управляется, с этой рыжей бестией.
      Но это все мелочи. Догер спокойно разъезжает по Дороге, а Шура ничего не может ему сделать. Нужен допинг. Поиск допинга потребует много денег. А как дальше будет с заработком в эти смутные времена - неизвестно.
      Война разразилась весьма некстати. Торговля нарушится. Пока выгонят борнийцев, пока восстановят все - пройдет немало времени. У найтов будет мало поручений. С деньгами возникнет напряг.
      И тут, выскребая куском хлеба остатки каши из миски, Шура принял решение, которое, как ему казалось, поможет разом разрешить несколько проблем. Он дал Асинею клятву и не собирался ее нарушать. Но он не обещал лекарю так быстро привезти принцессу. Поэтому он сначала вернет Альбину отцу. Король должен отвалить немало золотых за спасение наследницы трона. Можно даже запросить у Григора Пиера Седьмого целых сто эджей. Такой запас денег позволит нормально починить верную "Планету". Тогда можно будет подумать, как подобраться к допингу. И завалить Красного Волка, если подвернется случай. А уж потом можно будет и принцессу похитить. Пусть Асиней тешится.
      Скрип калитки прервал построение Шурой великих планов. Через двор прошмыгнул щупленький хозяин. Он бросил хмурый взгляд на "гостей" и молча зашел в дом.
      Хозяйка вынесла кувшин с молоком. Опустошив кружку, Шура щедро бросил на стол серебряный бримон.
      – Будьте настороже. Борнийцы идут сюда. Если доблестные солдаты короля не проявят чудес героизма, то через несколько дней супостаты будут здесь. Неизвестно, чего от них ждать, - сказал он и зашагал к калитке.
      Женщина стояла с пустым кувшином в руках и недоуменно смотрела вслед найту.
      – Ну что, Загги, в Тимберию? - спросил Шура рулевого. - Наконец-то проведаем мои родные края. А там может и война закончится.
      – Какая Тимберия? - топнув ножкой, завопила принцесса. - Я требую отвезти меня в Эдж!
      – Требовать будешь от своих слуг. Если по пути мы их встретим - отдадим тебя на их попечение. А нам надо в Тимберию. Потом забросим тебя в Эдж.
      – Именем отца я требую…
      – Я чту короля, - оборвал ее Шура. - Но сейчас просит не он лично. А одно лишь его имя не может служить приказом свободному найту.
      Говоря так, он понимал, что вместо благодарности рискует навлечь гнев короля, но не мог вытерпеть визга этой избалованной девчонки. Красный волк в голове злорадно оскалился. Эта рыжая паршивка в своих палатах капризничать будет и королевским найтам приказывать.
      – Да ты не найт, а задрипанный селюк! - сжимая кулачки, продолжала топать принцесса.
      – Дура рыжая! А ну в коляску! Живо. Или пешком побежишь, - Шура вовсе не хотел так говорить. Слова подсказывал красный волк, словно не желая, чтобы Шура заработал сто эджей.
      Когда она подобрала нож на столе? А самое главное, куда она его спрятала в своем легкомысленном платье без складок? Удар был неожиданным и поцарапал кожу куртки, прежде чем Шура успел увернуться и перехватить кисть с заточенным лезвием.
      С трудом подавив желание сломать тонкую вырывающуюся руку, он забрал нож и врезал Альбине пощечину. После хлесткого звука принцесса перестала дергаться и застыла на месте, превратившись в изваяние. По бледному лицу закапали слезы. И не столько от боли, сколько от обиды. Ее! дочь короля! ударил какой-то зарвавшийся найт. Поднял руку на даму. Как он посмел!?
      За этим выяснением отношений наблюдал Заг, не особо стараясь спрятать снисходительную ухмылку.
      – Вы закончили? - поинтересовался рулевой, берясь за ручку газа.
      – Если хочешь - садись сзади. Я пока поеду в коляске, - предложил Шура, глядя на белый овал точеного лица, по которому стекали слезы.
      Найт собирался ехать в коляске. После этого даже сказители будут тыкать пальцами в Осу. Да ему плевать. Он и женщин бьет… И найтом он стал не по призванию, а случайно.
      Принцесса горделиво дернула подбородком, утерла слезинки, подобрала платье так, чтобы оно не мешало и в то же время хоть немного прикрывало ножки, и уселась в коляску.
      Дорога серой степной гадюкой вилась среди полей.
      Они покинули пределы Хэма и по земле Тимберии направлялись в родное село Шуры.
      По пути попадались отряды солдат, браво идущих на войну. Начищенные сапоги резво мерили километры дороги, лихо звучали команды сержантов. Блистали каски и медные бляхи в виде бычьих голов, свежевыстиранные серые френчи скрывали легкие кольчуги. Грозно вздымались копья над копейщиками, воинственно колыхались мечи в ножнах.
      Предстоящее развлечение, каким ныне топающие вояки восприняли начавшуюся войну, напоминало о далеких и славных временах великих битв и завоеваний. Удалые бойцы, большей частью слышащие только звон тренировочных мечей, спешили на войну, как на праздник, где можно грозно помахать клинками, стращая глупых врагов. Зато опосля сколько славных историй можно будет рассказывать девкам, чтобы легче укладывать их на сеновал.
      Солдаты глазели на проносящийся мимо них мотоцикл, вглядывались в рыжеволосую женщину. Некоторые из высших офицеров, узнавая дочь короля в коляске простого найта, почтительно склоняли головы и салютовали вскинутыми вверх кулаками.
      Шура опасался, что сейчас принцесса крикнет - и у них с Загом появятся проблемы. Альбина равнодушно смотрела на солдат, не стараясь привлекать их внимание к своей особе. Наверное, решила, что лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Неизвестно, когда ее смогут подхватить королевские найты.
      Глядя на бравый вид баделендских вояк, не знавших настоящих сражений, Шура вспоминал людей в зеленых пятнистых комбинезонах и стальных касках, их грозный вид и решимость. Сразу видно, что те пришли убивать.
      Вспоминал он и трупы на темном поле и гадал, как много из этих солдат потеряют свою браваду, когда смерть начнет забирать жизни их товарищей, а вместо рассказов о славных боевых подвигах им самим достанутся костыли.
      Принцесса перестала капризничать и требовать подчинения от Шуры.
      Видя, что она не может диктовать Шуре приказы посредством своего высокого положения, Альбина решила одержать над ним верх, используя обаяние своего тела.
      Во время езды она широко расставляла ноги в коляске, чтобы Шура имел возможность сверху полюбоваться стройными белыми бедрами, дерзко вылезающими из-под короткого подола. На привалах, даже если было прохладно, принцесса демонстративно расстегивала пуговицы в верхней части платья и, улучив момент, старалась как бы невзначай прикоснуться к молодому найту рукой, грудью или местом пониже спины.
      Верхом терпения для Шуры стал последний случай.
      В тот день с самого утра зарядил дождь. "Планета" стояла укрытая брезентом, а ее пассажиры дремали в шатре, который вдруг стал тесным. Чутко спящий Шура проснулся от поглаживающих прикосновений, потом ощутил, как Альбина плотно прижалась к нему. У него сперло дыхание, руки сами потянулись к ней. Она презрительно фыркнула и отпрянула.
      Найт раздраженно засопел и снова попытался задремать. И тут же почувствовал, что поверх его ног легла длинная ножка.
      Стараясь глубоко дышать, он сбросил конечность королевской крови и вылез освежиться под дождь.
      Что мешало ему ответить на призывы принцессы? Стеснялся похрапывающего рядом Зага? Или Рыжего? Так их можно попросить пойти прогуляться под дождем. Боялся попасть под влияние женщины? Так он умеет держать чувства в узде. Может, не считает себя ровней королевской дочери? Это его не заботит.
      Скорее всего, не мог преступить через гордость, что подчинится ей, пойдет у нее на поводу.
      Вообще-то женщин он знал плохо. Впервые их тело попробовал в казарме, будучи семнадцатилетним пареньком. Тогда они праздновали очередную победу над варварами. Все, кто не пребывал на боевом дежурстве, надрались вина из виноградной отжимки и куролесили в пьяном угаре.
      Тогда командовал заставой старый капитан, хороший был начальник. Он и разрешил привести нескольких женщин из соседнего селения, желающих подзаработать. У солдат были деньги, была потребность, и серебряные бримоны можно было обменять на женские тела.
      Шура смутно помнил, как потная толстая женщина, которую со всех сторон тискали его приятели, прижимала его к своей большой груди и помогала неуклюже залезать на себя…
      Кроме женщин при кемпингах, которые обслуживали постояльцев, у него была еще Кайра. Тоже загадочная. Она с легкостью убивала мужчин-найтов. А когда не смогла одолеть Шуру, то затащила его в свой шатер. Он так и не понял - Черная Вдова просто демонстрировала свое подчинение тому, кто оказался сильнее или таким образом выторговывала себе свой ключ. Тогда, отдавшись на волю ласк пышной женщины, Шура до самого конца пребывал в напряжении. Ведь вполне могло оказаться, что Кайра одной рукой прижимает его к своей необъятной груди, а другой в это время нащупывает заранее припрятанный для таких случаев кинжал. Опасения оказались напрасными, но скованность он так и не смог одолеть…
      Не обращая внимания на падающие с неба капли, Шура поднял голову и задумчиво смотрел на хмурое небо.
      – Наверное, ты трахаешь своего рулевого. Или он тебя, - прозвучал хрипловатый голос у него за спиной.
      Он развернулся и увидел, как она пошла куда-то под струями дождя.
      Шура раздраженно сплюнул. Королевская дочь, а вульгарная, словно базарная девка. Да что ему церемониться с этой куклой! Уж в следующий раз он удовлетворит ее похоть.
      Но уже на следующий день, словно разочаровавшись в привлекательности собственного тела, Альбина прекратила демонстрацию своих прелестей. Принцесса большей частью молчала, бросая косые взгляды, держалась от Шуры подальше. Лишь однажды похабно выругалась, когда сломала ноготь, помогая готовить ужин.
      Шура все ждал момента, когда она снова прикоснется к нему, чтобы обнять, подхватить на руки, отнести подальше и там…
      Молодой найт почувствовал животное влечение к принцессе. Как бродячие собаки удовлетворяют свою тягу к совокуплению и после этого быстро разбегаются в разные стороны. Любовь… Что-то он слышал о таком чувстве. Но это не для него. Пусть придворные поэты пишут в своих стихах о таком чувстве. Для Шуры есть лишь одно чувство - месть. Недремлющий красный волк не давал другим переживаниям поселиться в голове.
      Почему-то его взгляд больше смотрел не по сторонам, а на коляску, на огненные волосы, на торчащие вверх коленки. Он хотел бы остаться с ней один на один в шатре, но принцесса больше не давала ему ни одного повода для близости. Она будто потеряла прежнюю игривость, держалась серьезно, лицо ее хранило задумчивое выражение. Она престала взбивать волосы руками, а собирала их в скромный рыжий хвостик.
      А еще она подружилась с Рыжим. Шура очень удивился, что тот ее принял. И теперь пес ехал в коляске, улегшись у Альбины на коленях, а Шура с завистью наблюдал, как ее длинные пальцы ласкают холку Рыжего.
      Сейчас найт хотел оказаться на месте своего приятеля.
      Дариан мало изменился за прошедшее десятилетие - такой же спокойный, жизнерадостный, приветливый к гостям. Он сразу же узнал в суровом найте того любознательного мальчишку, которого учил грамоте и жизни. Грамоту тот мальчишка выучил, а вот жизнь свою строил совсем по другим убеждениям.
      Угощая гостей свежими коржами, молоком и медом, пасечник улыбался, глядя на Шуру и Альбину.
      – Неужели решил остепениться? Жену себе нашел.
      В ответ Шура скривился, а принцесса горделиво вскинула голову.
      – Я - дочь короля.
      Но в ее голосе не слышалось былого энтузиазма.
      – Это не страшно, - улыбнулся Дариан. - Не переживай по этому поводу. Люди все одинаковы. У всех головы, тела, по паре рук и ног. И кровь у всех одинаковая - красного цвета. А принцесса - это лишь слово. Ты же сидишь рядом с нами, ешь вместе с нами, значит ты такая же как и мы. Остальное - условности и мы не будем на них тратить время.
      Альбина в ответ тихонько хмыкнула и уперлась кулачками в подбородок.
      Пасечник наполнил опустевшую плошку тягучим золотом. Мед у него был такой же вкусный, как и раньше.
      – Выходит, все гоняешься за красным призраком из былого? Жить надо сейчас - а не будущим. Тем более бессмысленно жить прошлым.
      – А ты откуда знаешь о Красном Волке?
      – Слова обычно летят впереди нас. Сказители, торговцы, музыканты - они умеют слушать и делиться новостями с ближними.
      – Дариан, с востока сюда приближается война. Может она и не доберется сюда, но кто знает. Уж очень напыщенный вид у королевских солдат. Давай мы увезем тебя подальше на запад.
      Пчельник обвел взглядом свой садик, в котором стояли остроконечные домики с жужжащими насекомыми, погладил длинный ус.
      – Если выкопать дерево и пересадить его в другое место, то оно может прижиться, а может и умереть. В любом случае, будет долго болеть и медленно расти. Я пустил свои корни здесь. А бояться мне нечего - если я умру, значит мой земной путь закончен.
      – А какой путь может быть у землепашца?
      – Ты ведь считаешь, что путь может быть лишь у воина? Но наш путь, путь тех, кто работает на земле, первичен. Стало быть он главнее. Солнце дает силу сокам земным. А мы помогаем Светилу растить все - и подсолнечник, и пшеницу, и виноград. Без этого не будет ни торговцев, ни воинов. Так что думай сам. Может, ты его остепенишь? - подмигнул Дариан Альбине.
      Перед прощанием Шура отвел пасечника в сторону.
      – Дариан, я хочу, чтобы ты сейчас повторил мне кое-что из того, что я слышал от тебя, когда мне было лет двенадцать.
      – И о чем же ты хочешь услышать?
      Шура сказал. Дариан нахмурил брови, задумался.
      – Зачем тебе это? Ты вспомни другое, о чем я тебе рассказывал. Когда я говорил о той вещи, что тебя сейчас интересует, я приводил пример, что так быть не должно, что она не имеет права на существование…
      Найт молчал.
      – Из простых вещей можно создать сложное. Но иногда мы можем вызвать к жизни то, что принесет много горя на нашу благодатную землю. Смотри, тебе решать.
      Едва они выкатились на стержневой тракт Плойны, как выхлопная труба стала чихать, мотоцикл пошел рывками. Заг остановил "Планету" на обочине, молча скинул куртку и начал копаться в карбюраторе, что-то бормоча себе под нос.
      Шура знал, что рулевого лучше не трогать сейчас, ведь он разговаривает с мотоциклом, потому присел на коляску, глядя как Альбина, отойдя в сторону от дороги, играет с Рыжим. Пес приносил ей палку и громким лаем требовал от девушки бросать подальше, чтобы быстро метнуться за летящим куском дерева.
      Не утерпев, Шура подошел к ним. Он чувствовал ревность, что его пес играет с этой занозой. После всего, что они пережили вместе, Рыжий, как последний предатель, ласкается к этой рыжей дуре.
      – Хвати дурачиться. Дай мне палку, - протянул он руку к Альбине.
      – Возьми. - Она размахнулась и швырнула деревяшку в сторону.
      Рыжий тут же рванул за ней и опять принес тросточку принцессе.
      Злой Шура попытался отобрать палку, но Альбина завела руку за спину, и он грудью натолкнулся на ее грудь, а руки в погоне за палкой обхватили тело…
      И лишь только его губы обожглись о ее горячее дыхание и припали к полураскрытым устам, как раздался голос Зага.
      – Э-эй!
      Шура с трудом оторвался от нее, с досадой глянул на дорогу. Со стороны Эджа шли несколько мотоциклов. Через пару минут можно было различить зализанные формы и фиолетовый цвет.
      "Почему сейчас?" - пробормотал Шура, оторопело стоя на обочине с палкой в руках.
      Прощание было недолгим.
      Склонив головы, королевские найты почтительно застыли, пока один из них подал руку принцессе. Выглядела Альбина совсем неподобающе для наследницы трона - волосы растрепаны, платье затасканное и местами в пятнах. Пахло от девушки не чужестранными благовониями, а всеми запахами Дороги, чисто от заправского найта.
      Служака помог ей сесть в коляску. Умостившись, она повернулась к Шуре и Загу.
      – Спасибо вам, - в карих глазах засветилась грусть, неизведанное ранее чувство для королевской дочери.
      – Бывай здорова, - поднял руку Заг, вопросительно глядя на своего найта.
      А Шура молча глядел, как она погладила припавшего к ней Рыжего, как медленно тронулись фиолетовые мотоциклы, как Рыжий с громким лаем бежит рядом с коляской Альбины.
      – Ну, все, избавились, наконец-то, от нахлебницы, - Шура со всей силы зашвырнул палку подальше.
      – Что ж ты так отпустил? Хотел ведь денег потребовать у короля. Не забыл, что мы на мели.
      – Да ну их. Мы еще свое заработаем.
      Заг оскалился своей дикой улыбкой, покачал головой и дернул заводную лапку.

      Серебряные бримоны из последнего разменянного эджа, полученного еще от купца Тильбермана, как всегда уходили на еду.
      Попивая тягучее, плотное пиво из деревянной кружки, Шура прислушивался к звукам харчевни. Эту привычку - слушать окружающий мир - он сохранил с детских лет. Еще десятилетним мальцом он внимал трели кузнечика, песни жаворонка и далекому тарахтению мотоблока. Он знал, что если внимательно прислушаться, забыв об окружающем мире, то можно даже услышать, как растет в поле подсолнух. Зеленый росток пробивает себе путь к жизни через упругую землю, шурша зарождающимся стеблем о песчинки и корешки сорняков.
      Харчевню переполняли разные звуки. Скрежет живущего в столе древоточца заглушался стуком кружек по столам и ложек по мискам, смехом разгульных девиц, и многообразием человеческой речи. Слова были самым ценным из того, что можно было здесь услышать. Правда, зачастую уши уставали от пьяных ругательств подвыпивших бродячих торговцев, надоедали жалобы на тяжкую жизнь землепашцев, вырвавшихся от жен пропустить по стаканчику, доставало неуместное хвастовство королевских солдат.
      В такой же харчевне придорожного кемпинга Шура несколько месяцев назад услышал о том, что по его следу идет Хандред Каннинг.
      Слепой сказитель Эривэн, которого Шура тогда угостил вином и едой, сначала поведал молодому найту о своей непростой судьбе.
      До того, как во тьме бродить с посохом по дорогам, Эривэн катался верхом. Отставной солдат, он сполна изведал свободу Дороги после воинской муштры. Двадцать второй ключ стал для него последним. Острие копья изувечило его лицо, погрузило в вечную темноту. Он выжил, и теперь кормился тем, что рассказывал солдатские байки и легенды найтов.
      – У тебя какой тотем? - спросил тогда Эривэн, жутко ухмыляясь страшным лицом, глядя на собеседника невидящим взором. Когда ему отвечали, он поворачивал ухо к говорящему.
      – Оса.
      – Оса? - сказитель отправил в изорванный провал рта очередную порцию вина, отчего в его глотке забулькало. - Скажу я тебе вот что. Слышал я, что на Осу охотится Пес. Хандред Каннинг получил заказ от Килпатрика. Надеюсь, ты положишь мне в сумку пару серебряников, а сам будешь настороже?
      – А ты не знаешь, за что меня заказали? - спросил Шура, доставая три серебряника и кладя их в потрепанную сумку сказителя.
      – Имя капитан Сэвидж тебе говорит о чем-то?
      Шура задумался. Это имя ему говорило о многом. Из-за него он стал беглым солдатом. Прошло уже лет шесть с тех пор, как он убил капитана Сэвиджа. Шура полагал, что уже никто не сможет в суровом найте признать вспыльчивого солдата - убийцу командира заставы.
      Погруженный в воспоминания, Шура краем уха слушал Эривэна.
      – … был братом Килпатрика… узнал бывший сослуживец, ставший бродягой… Килпатрик не потребовал возмездия от короля… хочет лично подержать в руках голову найта Осы.
      Сегодня в харчевне все говорили о начавшейся войне. Предметом разговоров в основном было то, сколько времени понадобится солдатам, чтобы наказать борнийцев и выгнать их прочь даже за пределы Рогейна. В гуле голосов Шура хорошо различал слова мелких дорожных торговцев, что сидели за соседним столом. Один из них, красномордый, хлопнул рукой по столу и веско сказал:
      – Вот помянете меня, скажу вам вот что. Бои будут продолжаться от силы месяц, а там мы пойдем торговать в Рогейн вслед за нашими солдатами. Им наверняка увеличат жалование, которое они захотят потратить на наши безделушки.
      – Не меньше трех месяцев, - коротко возразил торговец с изможденным лицом.
      За столом завязался спор, красномордый даже побился об заклад на свой лоток с товаром, что через месяц он будет торговать в Рогейне.
      Шуру этот пустой разговор не интересовал, он старательно прислушивался к другим словам, еле уловимым, но приносящим новости. Два найта за дальним столом, очевидно приятели, обсуждали предложение какого-то купца.
      Найты были подвыпившими, их громкий разговор доносился до Шуры, хоть собеседники сидели далековато от него.
      – Можно, конечно, взяться за это. Хлопотно, зато денег-то много. Независимо от ключей.
      – Сколько?
      – Пятьдесят эджей.
      – Нормально.
      – Да, только надо ехать на край Хэма. А там сейчас хозяйничают борнийцы.
      – Хм… Так и вправду можно угодить в западню. Кто их знает, этих борнийцев.
      Шура услышал в разговоре самое главное - имя купца. Берендорк.
      Когда с торжища вернулся Заг, неся мешок со съестными припасами, Шура его обрадовал.
      – Загги, не хочешь опять смотаться в Хэм? Тебя не сильно напугали борнийцы?
      Рулевой по своей привычке передернул плечами.
      – Так ты не против?
      – Зачем? - наконец поинтересовался Заг.
      – Глупый вопрос. За деньгами, конечно же. Может, Красного Волка по пути встретим. Только сначала заедем в один городишко, где живет купец Берендорк.
      Новый наниматель оказался невысоким, болезненно худым человеком с целой копной курчавых седых волос на большой голове. Глядя на Берендорка, Шура никак не мог отделаться от мысли, что тому на голову нацепили кусок нестриженной бараньей шерсти.
      – Да! Я нанимаю всех желающих. О, Всесильный Доллар, зачем эта война? Зачем, скажите мне? - и голос у него был такой же, как у блеющей овцы. - Наживутся только те, кто кует и продает мечи. Зачем воевать, если можно торговать?
      – Сколько даете задатка?
      – Ни-сколь-ко! Понятно? Привезете камни - получите деньги.
      – Сколько найтов по твоему поручению уже отправились в Хэм?
      – Ты будешь восьмым.
      – Ясно. Рассказывай подробнее, где это?
      Берендорк принялся описывать местонахождение дома на окраине маленького приграничного городка в Хэме. По словам купца, там в тайнике был спрятан сундучок с цветными камнями из гор Осси. Несколько лет Берендорк торговал с горцами, чтобы накопить самоцветов и выгодно продать их в Рогейне. Да не успел - война помешала. И теперь его сокровище покоилось в принадлежащем купцу доме неподалеку границы. Оно хранилось в тайнике, "если управляющий, собака, не украл перед приходом войска борнийцев. Будет списывать потерю камней на войну - не верьте, душу из него вытрясите, а сундук мой верните".
      – И не вздумайте присвоить себе камни. Я щедро заплачу, если привезете. В противном случае… меня лично принимает король. И все деньги потрачу на найтов. Я тогда твою голову повешу над своим камином.
      Шура криво ухмыльнулся. Уж подобных угроз ему нечего было страшиться. Но купец сам подтолкнул его к такой мысли. Интересно, целого сундука с камнями хватит, чтобы купить допинг?
      Допинг… Трясясь в седле позади Зага, Шура размышлял об этом колдовском зелье. Впервые он услышал о таком, еще будучи разбойником, там это магическое снадобье называли "Неистовый Воитель". Никто из ватаги не знал, где его добыть, только пересказывали друг другу у костра то, о чем баяли сказители. У жрецов наверняка есть, да как у них возьмешь? Стоит он как сотня мотоциклов. Даже технари не в силах произвести такую могучую вещь. Это наследие великих богов-предков. Мало допинга, редок он. Силу это вещество дает неимоверную, силу древних богов, что повергает в ужас врагов.
      На иных и пару стаканов пшеничной водки действуют как допинг, и они готовы кидаться на всех и всякого без страха. Но такому заедешь кулаком по животу - и он ложится отдыхать. Говорят еще, что в стране северных варваров их шаманы готовят снадобье из ядовитых лесных грибов. Бешеными стают баберы, испив своего грибного снадобья. Боли не чувствуют. Но если рука крепка, а ум холоден, то умелое копье останавливает такого безумца.
      А настоящий допинг дает чудодейственную, нечеловеческую силу.
      Жрецы тайно хранили его и лишь иногда могли пожаловать знатному человеку за очень больше деньги или за выдающиеся заслуги перед Храмом.
      Допинг поможет Шуре одолеть Красного Волка. Сколько же он может стоить?
      Шура пытался расспрашивать технарей во время посещения Храмов, но немногословные жрецы равнодушно смотрели на найта, у которого нет еще даже пяти десятков ключей, а он задает такие вопросы.
      "Планета" подпрыгнула на ухабе, прервав размышления найта.
      – Загги, тебе надо было стать жрецом, а не рулевым.
      – Чего-чего? - переспросил рулевой. Встречный ветер уносил слова прочь.
      – Говорю, что ты такой же разговорчивый, как жрецы, - пробормотал Шура.
      На вечерней стоянке прямо посреди поля, где не было даже подсолнечных дров для разведения костра, Шура достал заранее припасенный кусок плотной бумаги и угольный карандаш. Пока солнце еще бросало с запада последние лучи, он прислонился спиной к сидению и впервые за десять лет стал упражняться не во владении оружием, а в слегка подзабытой грамоте. Загрубевшие пальцы неуклюже сжимали карандаш, припомненные буквы все норовили разбежаться в разные стороны. Некоторые из значков пришлось мучительно вспоминать, морща лоб и почесывая затылок. Шура даже отказался от холодного ужина, усердно корпя над бумагой.
      Когда солнце окончательно спряталось и черные буквы слились с бумагой, Шура как раз пребывал в созидательном порыве. Задумчиво грызя кончик карандаша, от чего пачкались зубы, он понял, что на Луну пока надеяться не стоит. Костер тоже сегодня не поможет в его занятии. Потому он уселся перед мотоциклом, предварительно включив фару.
      В полосе света значки на бумаге снова приобрели резкость, стали складываться в идущие откуда-то изнутри строчки. Шура даже не подозревал, что из него такое вылезет.
      Пусть он писал некоторые слова с ошибками, ну что же, он не собирался никому показывать свои каракули. А звучать будет правильно, уж говорить-то он умеет.
      Когда Заг уже начал моститься спать, закончив вечерний ритуал осмотра мотоцикла, Шура уселся около рулевого с исписанным листом в руках.
      – Послушай, Загги:
 
Мое сердце, словно поршень
Бьется при виде тебя.
И твое имя на дорожной пыли
Я напишу концом копья.
 
      – Как тебе?
      – Выключи фару. Аккумулятор посадишь, - меланхолично ответил полусонный рулевой.
      – А я думаю, что нормально. Загги, а может мои стихи тоже будут исполнять, как песни из магнитофона? Как думаешь, возможно в Стране Бескрайних Дорог древние певцы-покровители споют эту песню под свою чудесную музыку?
      В ответ Заг пробормотал что-то нечленораздельное, натянул куртку на голову и вскоре из-под нее донеслось мерное посапывание, сменившееся привычным храпом.
      А Шура сидел при свете луны, позволившей выключить фару, и дальше мусолил клочок бумаги огрызком карандаша. Он писал до тех пор, пока на листе ни на одной из сторон не осталось чистого места.
      Тихонько читая свои стихи самому себе, Шура вспомнил слова учителя Вайса:
      – Помнишь про три сорта людей? Возможно, есть еще и четвертый. Это люди, служащие искусству. Из тех, кто рисует, поет или пишет стихи. Хотя, может быть, этот сорт разбросан среди трех других сортов. Воин, в определенной мере, тоже человек искусства - искусства убивать, - вслух рассуждал Вайс.
      Размышляя над тем, что ему рассказывал Учитель, Шура для себя вывел еще и пятый сорт людей - служители. Те, кто не может жить своим умом, силой или талантом. Им нужны приказы и установленная плата за повиновение.
      В ту ночь Шуре отчего-то не спалось. Пока Заг похрапывал неподалеку, Шура сидел, прислонившись к мотоциклу, смотрел на блеск множества фар над головой. Звездное небо манило своей загадочностью и необъятностью. Где-то там жили теперь предки-байкеры. Вон то скопление звезд-фар напоминает широкий наконечник копья. А вон то похоже на мотоцикл, только без переднего колеса. А справа от мотоцикла - овал бледного лица с огненными волосами…
      Шура дернул головой. Вместо того, чтобы думать о мести, его мысли заполняла эта глупая Альбина. Что с ним происходит? Может, он заболел?
      – Ты просто втюрился, - утром Заг поставил диагноз своему помятому и задумчивому найту.
      – Да иди ты. Придумаешь тоже. Съел я, наверное, чего-то не то.
      Но образ рыжеволосой красавицы незаметно просочился и поселился в голове, затмевая собой даже красного волка. Десятилетие реявшее знамя мести стало постепенно угасать, словно потеряло поддержку ветра обиды, что развевал его все это время. Теперь же знамя тоскливо поникло, померкнув перед женским обликом.
      Так продолжалось несколько дней. Каждую ночь Шура гнал мысли о ней, и не мог заснуть.
      Понуренный стяг расплаты вновь встрепенулся, когда беженцы из Хэма поведали, что вчера видели на дороге найта. И на его коляске скалился тот красный зверь, что в тот же миг вновь пробудился от кратковременной спячки в голове Шуры.
      Волк выгнул спину, потянулся, зевнул и стал осматриваться по сторонам, снова завладевая разумом молодого найта.
      Останавливаясь в кемпингах Плойны, Шура внимательно слушал сказителей. Дорожные байкари большей частью прекратили сказывать байки и легенды, а доносили вести с восточных рубежей Объединенного Королевства.
      Сильная армия вторглась в земли Баделенда. Легкая назидательная победа королевской армии все откладывалась, а захватчики все глубже продвигались по территории Королевства. Передовые отряды королевских солдат пали под натиском борнийцев и многочисленных наемников из покоренных Борнией стран. Более половины земель Хэма уже топтали сапоги бойцов короля Бистия, недавно провозгласившего себя императором Великой Борнии.
      Голубой мотоцикл двигался навстречу войне.
      Ближе к землям Хэма навстречу "Планете" начали попадаться мотороллеры, в кузовах которых тряслись раненые. Шура нерадостно смотрел, как мимо проплывают изможденные обескровленные лица, тела с отрубленными конечностями, грязные повязки с темными запекшимися пятнами.
      Найт вспоминал разудалой вид солдат, идущих на войну. Он ведь знал, что все будет именно так. Может теперь военачальники королевской армии поумнеют и станут осмотрительнее?
      Королевские полководцы словно услышали мысли Шуры. Когда "Планета" въехала на землю восточной провинции, Загу пришлось обгонять шагающих по дороге солдат. Разглядывая строгие ряды пополнения, Шура сразу же отметил сосредоточенность на лицах, отсутствие ненужного лоска и подтянутость. Обманчиво-небрежно держали солдаты щиты и копья, и в этой небрежности чувствовалась уверенность.
      Проезжая мимо, Шура одобрительно кивал. Наверняка это шагали солдаты с ближайших застав на северной границе. На войну спешили настоящие бойцы.
      Вскоре на дороге показался еще один отряд. Солдаты заняли большую часть утоптанного пути, и "Планета" медленно огибала шагающих бойцов.
      – Это полный неважнец! Надеюсь, нам хоть жалование повысят за войну? - услышал Шура голос, показавшийся ему знакомым.
      Он тронул Зага за плечо и, пока "Планета" медленно объезжала отряд, найт рылся в закромах памяти. Неужели это Чесс? Приятель, с которым он сдружился в отряде на северной границе.
      Разбуженная память вызвала к жизни воспоминания о былом, о тех временах, когда он лишь учился сражаться. До копов захотелось поговорить с Чессом. Приобретенная осторожность тут же предостерегла: стоит ли открываться старому приятелю? Ведь на Шуре все еще висит убийство капитана, хотя Чесс и другие сослуживцы наверняка одобрили поступок Шуры. Да ладно, решил молодой найт, война все-таки, кому будет дело до Шуры. Кроме Каннинга, конечно.
      Когда защитники границы остановились на короткий привал, "Планета" медленно подкатила к стоянке.
      Часовой вопросительно смотрел на найта, остальные бойцы заинтересованно глазели на мотоцикл.
      – У меня тут родственник, - сказал Шура часовому, приложив палец к губам. - Вон тот, длинный, у которого ухо разорвано. Хочу его обрадовать.
      Пока его приятели небрежно-завистливо рассматривали найта, Чесс откинулся на траву и, заложив руки за голову, мирно дремал.
      Кода Шура поднял Большое Жало, часовые предостерегающе вскинули свои копья.
      Они были готовы броситься на найта.
      Наконечник Большого Жала быстрее мысли ринулся к отдыхающему солдату. Острие пощекотало ребра почивающего Чесса, тут же вернувшись назад. Будто не замечая нацеленные в него копья, Шура гаркнул:
      – Эй, охламон! Всю войну проспишь.
      Долговязый солдат подхватился на ноги, хватаясь за меч. Его узкие черные глаза настороженно ощупывали ухмыляющегося найта.
      – Спокойно, ребята, - Шура опустил копье. - Я лишь хочу поговорить с Чессом. Он мой родственник дальний. Приятель, ты не против отойти в сторонку, пошептаться? - Шура положил копье на коляску, показывая свободные руки.
      Пограничники были бойцами опытными и знали, что если бы найт хотел на них напасть, то наверняка бы не остановил мотоцикл. Воин дороги не стал бы так легкомысленно подставлять себя на расстояние удара пехотного копья и тем более меча.
      Продолжая опасливо коситься на незнакомого найта, Чесс подошел к мотоциклу.
      – Садись, дружище, отъедем немного в сторонку. Ни к чему нам лишние уши.
      Чесс осторожно присел на коляску.
      – Через пять минут выдвигаемся, - крикнул вдогонку сержант.
      – Чего хочешь? - спросил Чесс, когда "Планета" остановилась в метрах в двухстах от стоянки.
      Шура снял шлем.
      – А так узнаешь?
      Солдат пристально вглядывался в лицо с глубокой вертикальной складкой на лбу, в короткий ежик волос, в паутину шрамов. Постепенно на лице Чесса зажигалось узнавание.
      – Заморыш? - неуверенно прошептал он. - Побей меня Шварц Негер!
      – Да, Жердина, да. Меня теперь называют "Оса", - улыбнулся Шура.
      – Ух ты! - вскричал Чесс, и в его глазах зажглась зависть. - Добился таки своего, - хлопнул он ладонью по коляске.
      – Есть такое. Ты как?
      – А я все так же. Неважнецки. Иные копят денежки, о будущем помышляют. А я все жалование пропиваю. Жизнь и так коротка, чтобы хранить удовольствия на потом. Знаешь, я ведь уже сержантом был, да загулял как-то по первое число - и вот снова простым бойцом землю топчу. А ты много заколачиваешь?
      – На бензин хватает.
      – А тут война неважнецкая эта приспела. Помнишь еще баберов? Думаю, что борнийцы не страшнее наших варваров будут.
      – Я видел их. Они сильны и умелы. Но не страшнее баберов, это точно.
      – Разберемся как-нибудь. Да, наделал ты шороху, перед тем, как сбежать. Долго тебя вспоминали с благодарностью, что того стервеца неважнецкого завалил.
      Со стоянки Чессу уже махали рукой.
      – Ты не рассказывай обо мне, ладно? - попросил Шура.
      – Не вопрос. Только Бадру и Ведичу расскажу, помнишь их? Они обрадуются, что у тебя все в масле. Это ж надо - Заморыш - и вдруг могучий найт, - Чесс ухмыльнулся. - Ну, мне пора. Свидимся еще, когда вражин разобьем.
      – Конечно. Береги себя.
      – Ты тоже.
      Постепенно солдат на дороге становилось все больше. Двигаясь на восток, "Планета" обгоняла отряд за отрядом.
      А навстречу голубому мотоциклу уныло тянулись люди, убегающие от войны и спасающие свой скарб. Кто нес узлы с вещами на спине, иные тянули за собой мотоблоки, на которые еще нагрузили мешков. Были и такие, кто вез поклажу на нехитрых возках, запряженных собаками.
      – Да, видать несладко при борнийцах, раз бегут, - вслух размышлял Шура, глядя на вереницу разномастных беженцев.
      Ночью Шуре снилась Альбина. Он вез рыжеволосую красавицу к своей юношеской мечте - к морю. Зага с ними не было, мотор "Планеты" молчал, а тянули ее запряженные Догер и Каннинг. Шура подгонял их ударами кнута. Альбина как раз хлопала в ладоши, глядя, как великие найты надрываются под грузом, когда Шуру опять разбудил громкий звук машин.
      С дороги доносился шум моторов. Найт вскочил, так же как и Заг, и они напряженно смотрели на свет фар многих мотоциклов, идущих на запад.
      Много мотоциклов ехало по дороге, несколько десятков.
      – Да что ж это такое твориться? - пораженно шепнул Шура.
      Это могли быть только борнийцы. С чего это их найты разъезжают стаями, словно они не свободные охотники, а какие-то дикие баберы?
      – Загги, как бы нам не нарваться на этих красавцев?
      – Назад повернуть.
      – Нам же нужны деньги.
      – Деньги ты потерял, когда рыжую отдал.
      – Загги, дружище, ну не попрекай меня. Так надо было.
      – Тогда нужно идти ночью. По малым окольным дорогам. Без фары. Ехать придется очень медленно, но будет безопаснее.
      – А звук мотора?
      – Мы чужие фары заметим раньше. Тогда и затихнем.
      Езда в темноте оказалась не самым веселым развлечением. Когда опускалась ночь, "Планета" с выключенной фарой медленно выползала на дорогу и при свете звезд и Луны катилась на восток.
      Загу приходилось пристально вглядываться в серую полосу впереди, чтобы не слететь с дороги, не заскочить в ров или въехать в дерево. Не глаза, и даже не слух, а опыт и чутье сейчас были ему помощниками. Четвертую скорость рулевой включал лишь когда луна щедро посылала свой свет им на помощь.
      Бензина в коляске осталось всего две канистры.
      Целиком полагаясь на рулевого, Шура не следил за дорогой, а оглядывался на все стороны, старясь разглядеть возможную опасность. Не блеснут ли где огни фар? Не подстерегают ли на дороге солдаты в пятнистых комбинезонах?
      Две ночи они без происшествий крались по землям Хэма, избегая главных дорог, и только звук работающего двигателя выдавал мотоцикл в двигающихся по дороге темных очертаниях.
      Третья ночь наступила раньше, чем обычно. С вечера облака затянули небо, сумерки быстро опустились на землю. Шура с Загом вытолкали мотоцикл из дневного укрытия в придорожных кустах, где, по очереди карауля, целый день отсыпались. Рыжий где-то носился по своим собачьим делам.
      Дорога пошла плохая, вся в ямах с застоявшимися лужами. Под колесами постоянно слышался треск сухих подсолнечных палок. Заг на каждом скачке тихо поминал копов, но выбрать лучшее место для езды в темноте возможности не было - Луна предательски пряталась за облаками.
      Несколько часов езды по кочкам здорово протрясли "Планету" и ее седоков. От постоянного покачивания Шура начал терять бдительность, голова его медленно клонилась на спину рулевого. Порой он лбом упирался в плечо Зага, после чего резко дергал головой и выпрямлялся, протирая глаза. Но через несколько минут снова начинал ронять голову.
      Когда рулевой резко ударил по тормозам, Шура встрепенулся, думая, что это очередной скачок.
      Тормозной барабан жалобно взвизгнул, мотоцикл чуть не въехал в еле различимую преграду.
      Дорога оказалась перекрытой. На вкопанных по обе стороны рогатинах лежало бревно.
      Шура еще приходил в себя, а Заг уже резко вывернул руль в сторону, мотоцикл ринулся влево. Найт буквально спиной почувствовал, как рядом с ним прошел наконечник копья. Сам он успел наугад рубануть Жалом по темному силуэту, бросающемуся справа, но не попал, как и нападавший.
      Развернувшись, "Планета" начала набирать скорость. Сзади мотоцикл преследовали крики и звуки двух зарычавших моторов.
      Голубая машина отчаянно прыгала по кочкам и рвам, а за ней уже мчались два длинных луча.
      Стараясь удерживаться в трясущемся седле, Шура проворно отстегнул копье. Ночные схватки были не в новинку, им уже приходилось биться в темноте, когда впереди копий сначала фехтуют длинные лучи фар, стремясь ослепить друг друга. Но теперь "Планету" преследовали сразу два найта.
      Рокотание "Чизетт" мчалось за убегающей "Планетой". Прятаться теперь не имело смысла и Заг включил фару.
      Шура старался не оглядываться, чтобы догоняющие лучи не слепили глаза. Если дистанция станет критической, Заг вовремя сделает маневр, чтобы найт мог ударить копьем.
      Вдруг где-то спереди справа вспыхнул огонь еще одной фары. А вслед за тем заработал двигатель.
      Еще кто-то поджидал в темноте. Теперь отрежут, обреченно подумал Шура. Биться с тремя найтами было верной смертью. Интересно, борнийцы собирают ключи? - мелькнула неуместная мысль.
      Идущий наперерез длинный луч почему-то разминулся с "Планетой", так и не попадая в зону света ее фар. Держа копье наизготовку, Шура прикрыл глаза козырьком из ладони и оглянулся, чтобы увидеть: свет фары неизвестного мотоцикла перекрыл дорогу одному из борнийцев.
      "Планета" продолжала мчаться сквозь ночь.
      В прыгающем свете впереди мелькали поросшие травой бугорки и чахлые кусты, которые Заг старался объезжать. Шура снова бросил взгляд за спину: их преследовал всего один огонь. Где-то сзади, все отдаляясь, мелькали два скрестившихся огня.
      От одного найта можно было не убегать. Если он такой настойчивый, то Оса покажет ему свое жало. Пора уже проверить этих борнийцев на прочность.
      – Бьемся! - крикнул Шура рулевому.
      Заг тут же заложил левый поворот, "Планета" развернулась навстречу "Чизетте".
      – Быстро! - опять дал команду Шура, пряча глаза под козырьком левой ладони.
      По прищуренным зеницам ударил свет встречной фары. В этом луче блеснуло узкое четырехгранное острие борнийского копья. Фара "Планеты" выхватила из темноты рулевого в глухом шлеме и зеленом комбинезоне. Из-за спины рулевого выглядывал второй зеленый шлем.
      Большое Жало ринулось туда, где уже скрестились лучи света.
      Шура действовал, будто на тренировке у Вайса. Он словно опять слышал безмолвный голос Учителя:
      Принял удар копья своим древком… заставил чужое острие слегка скользнуть, оставляя противнику иллюзию, что его копье по-прежнему идет в цель… не мешкай… твой наконечник уже поет песню смерти… его копье проходит мимо, твое - вонзается в тело…
      Все произошло именно так. Шура почувствовал, как древко Большого Жала дернулось в правой руке, налилось тяжестью, норовя вырваться из пальцев. Значит, острие ударило в цель, и чужой вскрик был тому подтверждением. Древко навалилось на плечо Зага и рулевой старался удержаться в седле, чтобы его не выбросило свое же копье, а Шура позволил пальцам скользить по дереву с алюминиевыми обручами. Если так не сделать, то запросто можно вылететь под давлением встречного мотоцикла.
      "Планета" промчалась мимо "Чизетты".
      Заг пригнулся, а Шура крепко сжал копье. Нагрузка на древко исчезла, Большое Жало освободилось.
      Не останавливаясь "Планета" потрусила дальше. Найт оглянулся, чтобы увидеть замерший на месте свет фары борнийца.
      В ночи остался свет только одного движущегося мотоцикла. Осы. Скоро Заг выключил фару и опять воцарилась темнота.
      – Загги, что будем делать?
      Солнце кровавым пятном взошло над горизонтом.
      "Планета" стояла, прячась за витыми стеблями виноградной лозы.
      Янтарные и темные гроздья уже налились живительной силой, готовые поделиться с землепашцем своим пьянящим соком. Вино этого года обещало быть великолепным.
      Но никто не спешил срезать спелые гроздья в плетеные корзины, давить и прятать на брожение в большие сосуды. Лишь птицы лакомились сочными ягодами, обильно роняя их на землю.
      Не дождавшись ответа, Шура ухмыльнулся:
      – Загги. Заг, почему у тебя такое длинное имя?
      – Почему длинное?
      – Ну сам подумай - З-а-г. Можно было бы тебя назвать просто "З". Насколько было бы проще тебя окликать. Так что делаем?
      Весь ответ рулевого заключался в передергивании плечами. Шура начал размышлять сам.
      – Наверное, они уже всерьез засели на хэмской земле, раз начали перекрывать дороги. Эх, не дадут нам проскочить к восточной границе, - Шура махнул кулаком, раздраженно сорвал тяжелую гроздь.
      – Можно.
      – Ну, говори как, - Шура отправил в рот крупную, до черноты синюю ягоду.
      – Придется возвращаться назад.
      – Ты сдаешься? Не хочешь заполучить камешки? - Шура подбросил на ладони несколько ягод.
      – Мы попадем туда. Но сначала надо вернуться.
      – Зачем? А, я понял. Мы приделаем крылья к мотоциклу, и он станет мифическим драконом- самолетом? А что, перелетим по воздуху, заберем камни и будет нам счастье, - Шура зашвырнул наполовину объеденную гроздь подальше и раздраженно пнул ногой заднее колесо.
      – Ты мне поосторожнее с мотоциклом, - Заг строго посмотрел на Шуру, прищуренный глаз рулевого задергался.
      Шура покаянно поднял руки.
      – Сорвался, прости…
      – Нужно ехать назад, -продолжил свою мысль Заг, - повернуть на север там, где еще нет борнийцев. По северному краю пройдем.
      – Стоп, ты считаешь, что на севере еще не успели укрепиться борнийцы? Да. Все верно, они же рвутся на запад. По центральным землям. А возле варварских лесов можно проскочить. Загги, дружище, ты умница!
      – Попроси прощения у мотоцикла.
      Найт картинно встал на колени и, сложив руки, склонил голову.
      – О, верная старушка "Планета", прости неразумного. Обещаю, что когда раздобудем камешки, сделаем тебе капитальный ремонт. Пойдет? - поднимая покаянную голову, спросил он у Зага.
      – Поехали, - буркнул рулевой.
      – Давай сначала виноградом запасемся. Кто же то был, ночью?
      – Жреческий мотоцикл.
      – Жреческий? Ах, да, ты же по звуку… Почему жрец увел от нас одного борнийца?
      – Я знаю лишь одного найта, у которого жреческий мотоцикл.
      – Понял, о ком ты. Бред. Просто жрецы в ночи катались, и напоролись на борнийцев. Им то что, Неприкасаемым, что им борнийцы сделают?
      И снова "Планета" пробиралась ночами, только теперь голубой мотоцикл шел обратно на запад.
      Несколько раз они натыкались на дозоры борнийских солдат, но Заг успевал увести мотоцикл в сторону от копий и мечей.
      Днем они прятались в балках, в кустах и виноградниках. Приходилось постоянно быть настороже. Где-то впереди шли бои, и эту часть Хэмской земли наводняли борнийские солдаты.
      До Плойны уже оставалось недалеко.
      В тот день с первыми лучами Солнца они уже остановились, найдя подходящее укрытие. А в полдень Заг растолкал спящего Шуру, приложил палец к губам и тихо указал рукой.
      Сквозь переплетение лозы было видно, как в направлении виноградника, где спряталась "Планета", движется пару десятков борнийских солдат.
      Фигуры в пятнистых комбинезонах гнали впереди себя сотню крестьян с корзинами.
      – Наверное, заставят убирать виноград, - протирая глаза, шепнул найт. - Не дадут поспать, охламоны. Удираем.
      То ли двигатель нагрелся на щедром сегодня солнце, то ли стала барахлить свеча или забился карбюратор. Заг остервенело дергал заводную лапку, но все его усилия были тщетными.
      "Планета" не заводилась.
      Первым делом следовало снять колпак, проверить искру. Может, поменять свечу или продуть карбюратор. Но времени на это не осталось - щелканье заводной лапки, урчание двигателя и чихание выхлопной трубы уже донеслись до борнийских ушей.
      Послышались настороженные выкрики, фигуры в комбинезонах, рассыпавшись цепью, побежали туда, откуда доносились звуки не желающего работать двигателя.
      – Толкай! - закричал Заг и уперся руками в руль, а ногами в рыхлую, поросшую пыреем почву.
      Шура тут же взялся толкать коляску сзади, и они медленно начали разгонять "Планету".
      Скорость мотоцикл набирал неохотно. Мягкая земля тормозила колеса, упавшие колышки преграждали путь между двумя рядами лозы.
      Шура изо всех сил толкал землю ногами, стараясь перебирать ими почаще. Легкие вздымались, словно кузнечные меха, ноги от напряжения начинало сводить судорогой.
      Его подхлестывали пятнистые силуэты, мелькающие сквозь просветы в ряду лозы. Трещал виноград, борнийцы с азартными криками проламывали виноград, выбираясь в тот ряд, где медленно, очень медленно разгонялся голубой мотоцикл.
      Шура спиной чувствовал, что их настигают. Еще немного - и он окончательно потеряет силы, не сможет сражаться. Найт уже подумывал развернуться лицом назад, чтобы встретить самых резвых борнийцев с акинаком в руках, когда Заг наконец-то запрыгнул в седло, врубая передачу.
      Мотоцикл сразу же потерял скорость. Двигатель заурчал "р-р-р-р-р", натужно запыхтел.
      Из последних сил, с режущей болью в икрах, Шура продолжал толкать "Планету". Мучительно рычал мотор, пытался набрать обороты коленчатый вал. И когда Шура уже был готов изнеможенно упасть на землю, выхлопная труба выбросила в глаза преследователям густую струю дыма, а двигатель наконец-то издал долгожданный звук.
      Мотоцикл дернулся вперед, а Шура продолжал бежать за ним, держась за коляску. Собрав всю волю, он заставил себя оттолкнуться ногами от земли и запрыгнуть на задний край коляски.
      Холод, идущий по мокрой спине, был не случайным, и острие копья почти настигло Шуру. Но Заг включил вторую скорость, мотоцикл пошел быстрее, опережая борнийское оружие.
      Едва избежав настигающего копья, Шура был вынужден биться с другими солдатами в пятнистых комбинезонах. Отдышаться времени не было - впереди двое преградили дорогу по междурядью.
      Отстегнуть Большое Жало он не успевал. Как мог быстро, Шура перелез на передний край коляски и акинаком успел отвести одно из копий, целящихся в Зага. Едва не свалившись, он уцепился рукой за куртку рулевого.
      Заг дубинкой отклонил второе копье, переднее колесо мотоцикла налетело на пятнистого солдата. Слетела каска, борнийца отшвырнуло в сторону, где стонущее тело запуталось в переплетении лозы, а "Планета" въехала в ряд винограда, застревая между витых стеблей с тугими гроздьями.
      Мигом спрыгнул Заг, выталкивая мотоцикл. Шура тоже оказался на земле и как мог, помогал рулевому. Торчащее впереди коляски Большое Жало застряло в лозе, не давая возможности вырулить на междурядье.
      Шура не перестал толкать даже тогда, когда пришлось освободить правую руку и встречать удар меча. Он сбил удар клинка акинаком и наотмашь рубанул прямо по лицу борнийца. Край короткого меча звякнул о выступ каски, раздался дикий вскрик, после чего на Шуру брызнула кровь.
      "Меч выщербил!" - досадливо подумал найт, упираясь второй рукой в мотоцикл.
      Заг наконец освободил Большое Жало, они поднатужились и вытолкали "Планету" на пространство между рядами виноградника. Коляска задела стоящего на коленях стонущего солдата, держащегося руками за лицо. Борниец отлетел в сторону, распластавшись под виноградными листьями.
      Двигатель не заглох и Заг успел стартовать чуть-чуть быстрее, чем их настигли бегущие сзади борнийцы. Полетела земля из-под колес, мотоцикл неторопливо разгонялся, вырываясь из виноградника на открытый простор.
      Набирая скорость, "Планета" помчалась прочь.
      – Фу-ух, - выдохнул Шура, когда виноградник, чуть не ставший ловушкой, остался позади. - Загги, тебе не кажется, что у нас в последнее время стало нехорошей традицией бегать от борнийцев?
      – Все оттого, что ты ударил мотоцикл.
      – Она не хотела заводиться оттого, что я ее легонько пнул?!
      – Да.
      – Я же просил прощения.
      – Потому она все же завелась. Надо где-то укрыться, - сказал рулевой.
      – Ой надо. Если нас сейчас выследят борнийские найты, то мы не сможем с ними биться. Я все силы растерял. Чувствую себя кроликом, на которого охотятся. У него точно так же колотится сердце.

      Через две ночи, как прикидывал Шура, они должны были оказаться на территории, которую удерживали солдаты короля Григора.
      Уже под утро "Планета" остановилась около густой лесополосы. Под высокими кронами чрезвычайно колючих гледичий нашли себе приют дикие абрикосы и желтая акация.
      – Загги, я думаю, уже можно развести костер. Сварганим чей-то пожрать. Даже кролики чаще кушают, чем мы.
      – А если поблизости борнийцы?
      – Да нет здесь вражин. Где-то неподалеку наверняка стоят наши солдаты. Не такие уж резвые твои борнийцы, хоть мы от них постоянно бегаем. Ты же сам видел, что сюда подтянулись бойцы из северных отрядов пограничья. Они дадут копоти солдатам Бистия. Да что ты все своими плечами передергиваешь! Мы уже больше недели питаемся всухомятку. Я хочу свежей, дымящейся каши. И чаю.
      – Давай, - махнув рукой, согласился Заг.
      Горячая каша дымилась в мисках, а в котелке закипал травяной чай, когда молодой найт резко подхватился. Рыжий снова где-то пропадал, потому приходилось надеяться на собственное чутье. Уши уловили еле слышный треск сухих веточек.
      Ладонь найта легла на рукоять акинака, когда из-за толстого ствола гледичии показались двое.
      Впереди шел щуплый тип с запекшейся раной на лбу, за ним брел здоровяк с всколоченными патлами и редкой черной бородкой.
      – Шварц Негер! - вдруг заорал здоровила.
      От крика нервно дернулся щуплый, вскочил Шура, вырывая меч из ножен, а бородач плюхнулся на росяную траву, хватаясь руками за босую ногу. Вторая была в сапоге.
      Далее все молча, напряженно наблюдали, как бородач вытаскивает из необутой ноги здоровенный шип. Колючки у гледичии были еще те.
      – Чего ты орешь? - наконец цыкнул на него тип с разбитым лбом, помогая приятелю подняться.
      Шура настороженно смотрел на пришельцев, отблески утреннего костра играли на клинке.
      – Здравствуйте, братья, - сиплым голосом сказал щуплый.
      Неуверенная поступь по земле и толстая кожаная куртка выдавали в нем найта или рулевого.
      – Здравствуй, - осторожно ответил Шура.
      Незваные гости нерешительно топтались на месте, здоровяк время от времени приподнимал пробитую босую ногу.
      – Чего хотите? - недружелюбно спросил Шура.
      – Мы пришли на огонь и на запах пищи. Нам бы поесть, - жалобно сказал спешенный мотоциклист.
      – А вы кто такие?
      – Я - Сипай, рулевой Скорпиона. А это, - показал щуплый на своего приятеля, - Тодор. Солдат. Мы уносим ноги от борнийцев.
      – Ну, садитесь, - милостиво разрешил Шура, про себя решив быть начеку с этими парнями.
      Он быстро доел свою кашу, потом достал из коляски запасную миску и насыпал две порции вареной гречки солдату и рулевому.
      Тодор принялся руками хватать горячую кашу и, обжигаясь, бросать ее в пасть, а Сипай старался аккуратно набирать ложкой, дул, а уж потом отправлял в рот.
      – Где же твой мотоцикл? - спросил Шура Сипая.
      – Брат, теперь мне приходится топать по земле. Еле жив остался.
      – Что же случилось?
      Сипай тщательно пережевал кашу, потом начал рассказывать:
      – Борниец меня вышиб из седла. Модриса-то сразу убили, а я притворился мертвым, провалялся до темноты в канаве. Иду ныне на запад пешком. Не я один. Теперь всем полная авария. Борнийцы всех изведут.
      – Видел я тех борнийцев, - оскалился Шура. - Из седла вылетают аж бегом.
      – И я видел, - лицо рулевого начало подрагивать. - Пятерых сразу. Я не первый год колесил дороги, и у Модриаса на шее было восемьдесят восемь ключей, - скороговоркой зачастил рулевой, позабыв о каше. - Но когда в тебя направлено одновременно три копья… У них нет ничего святого. Они не чтят байкеров, не соблюдают Кодекс! Нападают стаей, словно пустынные шакалы. Предки их накажут, закроют поганым путь в Страну Бескрайних Дорог…
      – А че вы поперлись в сторону борнийцев?
      Сипай немного успокоился и принялся жевать очередную порцию каши.
      – Кажется, я знаю, - Шура наконец отправил акинак в ножны. - Вы отправились за сокровищем Берендорка.
      – А ты откуда знаешь?
      – Сами такие.
      – Какой теперь Берендорк, какие сокровища? - махнул ложкой рулевой. - Если все и дальше так пойдет, то через год Баделенду настанет конец.
      – Это почему еще? Что, огромная королевская армия, в конце концов, не задавит борнийцев?
      – Они нас задавят. В прямом смысле слова. Колесами. Ты что, брат, не понял еще? Их найты воюют! Не одиночки, где каждый сам за себя. У короля Бистия целая армия найтов!
      Шура недоверчиво скривился.
      – Свободные охотники не воюют… - неуверенно произнес он.
      – У нас не воюют. А у них еще как воюют. Тодор, что ты все жрешь? Ну расскажи, как вас растерзали борнийцы.
      Бородач уныло протянул к огню пустую миску. Шура выскреб остатки каши из котелка, некстати подумав, что на утро еды не останется. Верить в то, что рассказывал Сипай, отчаянно не хотелось.
      Когда опустела вторая миска, и Тодор понял, что каши больше нет, он облизал пальцы и стал подремывать, роняя голову на грудь.
      – Наелся? Не спи, Тодор, расскажи, говорю, - толкнул его Сипай.
      – Че рассказывать-то? Побили нас.
      – Кто побил? - спросил Шура.
      – Найты борнийские. Нас, почитай, полк был. А их менее сотни…
      – Как это случилось?
      – Налетели, начали сбивать, колоть и рубить.
      – А вы?
      – Мы только штук десять свалили. Или меньше.
      Шура пораженно молчал.
      – А до наших солдат далеко еще? - наконец спросил он.
      – Не знаю, - ответил рулевой мертвого теперь Скорпиона. - Их найты ушли вперед. Борнийские солдаты не поспевают за своими найтами.
      – А я-то думаю, чего это они так резво разъезжают по дорогам Объединенного Королевства, будто у себя дома.
      – Они очень хорошо знают наши дороги. Откуда? - Сипай смотрел на линии-пути, что пересекали его ладонь.
      Тодор уже похрапывал, склонив голову на грудь.
      – Может, купцы ихние, что к нам приезжали, запоминали все? - предположил Шура.
      – Не-ет. Они очень хорошо знают всю паутину наших дорог, идут самыми удобными путями, отрезают наших солдат, гонят их на мечи своей пехтуры. Брат, ты сколько колесишь дороги? - повернулся Сипай к Шуриному рулевому.
      – Долго, - буркнул "разговорчивый" Заг.
      – Я тоже. Больше двадцати лет. И сколько лет тебе понадобилось, чтобы четко знать, какую дорогу ты выберешь, где удобнее проехать, где свернуть, где дорога дождя не боится, где пыли поменьше, где выбоины не так часто?
      – Много.
      – То-то же, - Сипай почесал свой горбатый нос. - Сдается мне, что им кто-то показывает пути-дороги Баделенда. Кто-то из наших братьев.
      – Да ты что? - Шура аж привстал.
      – Я, когда лежал на обочине и изо всех сил старался не дрожать, каждую секунду ожидая добивающего удара, уши-то не закрывал. Они по-быстрому бензин слили со Скорпиона, а потом один копнул меня носком сапога. Сам не знаю, как мне удалось удержать крик. Я продолжал валяться неподвижно. Так слыхал я, как борниец говорил, что нужно подождать одного, что расскажет про лучшие и удобные дороги и про то, как можно проехать, чтобы зайти со спины и врасплох застать королевских солдат.
      – Стоп-стоп… Выходит, кто-то из тех, кто очень хорошо знает дороги Объединенного Королевства. Он мог знать, где и когда будет проезжать принцесса…
      – Ты о чем? - удивился Сипай.
      – Так, о своем, - махнул рукой Шура. - Да уж. Вот такие дела… Только ничего у этих охламонов не выйдет. Технари им перестанут продавать бензин, когда узнают, что они начали воевать.
      – Не знаю. Пока их солдаты быстро и без проблем разбивали наши полки, продвигаясь вглубь Баделенда, их найты почти не вступали в бои. Но когда подтянулись основные силы королевской армии, среди которых были северные пограничники, борнийцы застопорились, а потом и вовсе попятились. И вот тогда в игру вступили найты, быстро распотрошив королевскую армию и проложив дорогу своим солдатам.
      Долго сидел Шура, вглядываясь в красные блики пламени. Долго думал.
      На огонь можно без устали смотреть целую вечность. Глубина пламени позволяла заглянуть в глубины собственного естества, поговорить с самим собой. Учитель тоже любил глядеть на пламя, размышляя о смысле жизни.
      До этого все было ясно. Колеси по Дороге, сражайся и собирай ключи, добывай деньги, ищи Красного Волка. Теперь устоявшийся порядок начал меняться. Пришли новые, смутные времена и что они принесут - неизвестно.
      Шура тихонько начал напевать, стараясь не заглушать треск сухих веток, тающих под напором пламени. Он пытался подражать голосу древнего певца:
       Другая кровь, другие раны,
       Совсем другие времена,
       О-о, другие имена…
      То, что поведал Сипай, уж больно напоминала басню, рассказанную бродячим сказителем.
      Как же королевская армия сможет противостоять найтам? Как борнийские воины Дороги могли поменять свободу на подчинение приказам и повиновение командирам? Непостижимо.
      Судьба Объединенного Королевства не слишком беспокоила Шуру. У него не было друзей, кроме Зага и Рыжего, не было дома, лишь седло мотоцикла и шатер. А Дорога так и останется Дорогой, несмотря на то, кто будет править страной.
      Еще у него был заклятый, смертельный враг. Его Шура должен убить, что бы ни случилось. Война не спасет Догера от заслуженного возмездия.
      Он достал из кармана потускневшее бронзовое солнышко, в котором тут же отразились блики огня. Посмотрел на память о матери, вглядываясь в отблески пламени. Что они хотели ему сказать?
      Тут Шура в который раз вспомнил капризную девушку с рыжими волосами. Что будет с ней, если королю Бистию все же удастся захватить Баделенд?
      Новый день зажигался на горизонте. Перед тем, как ложиться спать, молодой найт разбудил Зага. Нужно дежурить по очереди. Кто знает, чего ожидать от этих скитальцев - рулевого без мотоцикла и солдата без отряда? Рассказывают складно. А вдруг возьмут и воткнут ножи в спящих Шуру и Зага, да укатят на "Планете"?
      Полдня Шуре удалось мирно поспать, все было спокойно. Сипай и Тодор тоже дрыхли до самого полудня.
      Проснувшись, Шура испек в золе остатки картошки. Быстро позавтракали, и Заг стал готовить мотоцикл в дорогу.
      – Вывезите нас за борнийскую территорию, - попросил Сипай. - Она, наверное, уже до самой Плойны пролегла. А то мы рано или поздно опять можем нарваться на борнийцев.
      Шура задумался. Своих дел полно, чтобы нагружать "Планету" еще двумя седоками. Особенно Тодором, который один на сотню килограмм потянет. Еще хвала предкам-байкерам, что солдату далеко до Толстого Юсуфа.
      – Я покажу вам заброшенную дорогу, по которой не должны рыскать борнийцы. Я хорошо знаю эти места. Довелось… - сказал Сипай.
      – Ну что Загги, потянет старушка?
      – Что поделаешь? - буркнул рулевой. - Все ж лучше, чем снова ночами ехать.
      Заг уже готовился завести мотоцикл, когда объявился Рыжий. Пес тут же возвестил о себе громким лаем. Чужаки вызвали его законное возмущение, и Шуре пришлось прикрикнуть на зубастого товарища, чтобы он не хватал за ноги Сипая и Тодора.
      Тяжело пришлось верной "Планете". Натужно ревел мотор, быстро перегревался, отчего из него начинал доноситься неприятный перестук. Сипай и Тодор сидели на коляске, поскольку законное место в самой люльке занял Рыжий.
      Сипай оказался прав.
      Первый отряд королевской пехоты они встретили лишь перед землей Плойны.
      Три сотни бойцов в серой форме стояли лагерем около скошенного пшеничного поля. Суетились кашевары, на походных кострах готовился обед, сидели на земле солдаты, отдыхая от марша.
      "Планета" притормозила около дозорных.
      – Кто у вас старший? - спросил Шура.
      – Вы кто?
      – У нас срочные новости для вашего командира, - сказал Сипай, соскакивая с коляски.
      – Полковник ВиктСр у нас старший. Иди за мной, - один из дозорных направился к лагерю. Сипай попрощался с Шурой и Загом и пошел следом.
      Тодор остался ждать около дозорного, а "Планета" покатила дальше.
      Дело близилось к вечеру, потому решили прямо неподалеку от лагеря остановиться на ночевку. Завтра утром уже можно было повернуть на север.
      Отдыхая, Шура смотрел на расположенный впереди лагерь. Какое-то время там ничего не происходило, потом они зашевелились. Даже сюда стали доноситься выкрики команд, забегали солдаты. К лесополосе потянулась живая цепочка, там начали рубить ветки и носить их к дороге. Из веток стали сооружать ограду, перед которой что-то копали. Десятки солдат обнажили мечи, ковыряя землю клинками.
      – Что они делают? - спросил Шура.
      – Канаву копают. Препятствие для мотоциклов, - ответил Заг.
      – Ох, и посыпят на их головы проклятия здешние землепашцы. Наверняка будут призывать Солнце испепелить негодяя-полковника, что приказал вырубить защиту ихних полей от южного суховея.
      Заг пожал плечами, мол, мы-то здесь при чем?
      Работа была в самом разгаре, когда к "Планете" притопал Сипай.
      – Фу, еле убедил этого полковника, - вздохнул рулевой, присаживаясь около Зага и Шуры. - Вижу, вы тут остановились, дай, думаю, зайду, попрощаюсь толком. А то меня тоже хотели припахать, еле отвертелся. Хоть покормили, и на том хвала предкам-байкерам.
      – Они знают про борнийских найтов? - спросил Шура.
      – Этот ВиктСр свое дело знает. Сначала не верил, принимал меня за шуткаря. Грозил, что накажет за лживый язык, вздумавший потешаться над целым полковником. Но все же выслушал, поскрипел мозгами. Подумал: а почему это они встречают врага уже на границе Плойны? Почему борнийцы так быстро сюда добежали? Из высших полководцев короля никто ничего не знает, борнийцы продвигаются вперед быстрее вестей.
      – Он надеется удержать найтов?
      – Он собирается выполнить приказ и задержать врага.
      – Хотел бы я на это посмотреть, - мрачно процедил Шура.
      – Бедняга Тодор уже видел подобное. И теперь хотел бежать дальше, но попал в лапы ВиктСра. Полковник приказал выдать горемыке оружие и велел ему занять место в отряде. А Тодор-то уже хлебнул от борнийских найтов и знает, что это такое - найты, вступившие в войну. Он хотел было сбежать, но ему пригрозили, что по-быстрому отрубят голову, как дезертиру. Ох, и клял же он меня на прощание. Это ты, говорит, меня привел к этому полковнику. А ему всего-то надо было подтвердить мои слова. Вот он и влип.
      – Он солдат и это его работа.
      После короткого молчания Сипай поднялся.
      – Ну, я пошел.
      – Куда же ты теперь? - спросил Шура.
      – Туда, - Сипай неопределенно махнул рукой в сторону запада. - Спасибо, братья, - лицо рулевого стало печальным и, казалось, сейчас брызнут слезы. Он полностью осознал, что расстается с Дорогой, скорее всего - навсегда. - Удачи вам на Дороге, - сдавленно сказал Сипай.
      – И тебе всего доброго, - пожелал найт.
      Бывший рулевой шаркающей походкой привыкших к седлу ног уныло побрел в сторону Плойны, туда, куда стремилось Солнце.
      Когда сползающее на запад светило уже приближалось к горизонту, с востока донесся звук, заставивший Шуру вздрогнуть. Он вскочил, беспокойно вслушиваясь в далекое жужжание. Едва родившись где-то на востоке, оно лишь временами слегка пробивалось через трескотню кузнечиков и другой степной живности.
      Отдаленный, едва уловимый звук добавил суматохи на позициях солдат полковника ВиктСра. Еще быстрее засуетились бойцы, продолжая копать канавы и таскать ветки. Ненадежная преграда полукольцом окружала их стан, к которому уже бежали дозорные.
      А приглушенный, тревожный рокот все нарастал, набирал силу, это жужжание постепенно заглушало жалкие трели насекомых, превращаясь в перестук многих цилиндров, толкающих вперед сердитые машины.
      Грозный гул десятков моторов приближался.
      Впереди, в лагере, солдаты бросили возводить препону для мотоциклов, забегали, занимая позиции за наспех вырытыми неглубокими рвами и кольями.
      Неумолимый звук все нарастал, давил людей своей силой и мощью. Бойцы замерли за хлипким препятствием, нервно сжимая древки копий. От приближающего рева моторов хотелось спрятаться поглубже, зарыться в почву, будто земляная лягушка.
      – Копейщики - во рвы! Мечники - за ними! - раздался на позиции сильный властный голос. - Первые - встречают! Вторые - запрыгивают на мотоциклы. Кто побежит - убью лично!
      Коренастую фигуру полковника озаряло заходящее Солнце. Его окрики добавили солдатам уверенности, заставили покрепче стиснуть оружие, вжаться в землю, слиться с ветками, ожидая приближения врага. Врага, с которым ранее не приходилась сражаться.
      Посмотрев на диск падающего к горизонту Солнца, полковник горестно подумал, что его солдатам вообще не приходилось сражаться до сегодняшнего вечера. И дай Грозный Коммандос хоть половине из них дожить до завтрашнего утра.
      Попросив Зага быть наготове, Шура забрался на нижние ветви акации. Сразу же укололся, потом кой-как примостился среди колючек и устремил глаза на восток. Через несколько мгновений ему открылось величественное и невиданное доселе зрелище.
      Они шли строгими рядами, полностью запрудив дорогу. Зеленые мотоциклы появлялись один за другим, сохраняя строй. Так много машин вместе можно было увидеть разве что на Большом, Королевском турнире Баделенда.
      Найты всегда охотятся в одиночку. Борнийские же найты собрались в железный кулак, в рокочущую стаю. И сейчас эта железная, окутанная клубами выхлопных газов армада надвигалась на полк королевских солдат.
      Бойцы, замершие за хрупкой оградой, растерянно таращили глаза на сотню машин, на зеленые куртки, на грозно вскинутые долгомерные копья. Рев двигателей давил на перепонки, хотелось закрыть уши и бежать подальше от этого ужаса.
      Перекрывая рев машин, над лагерем раздался зычный голос полковника ВиктСра. Под его окриками зашевелились оцепеневшие солдаты, готовя оружие и рассредоточиваясь за укрытием.
      Ограда из веток ощетинилась шипами из копий.
      Шура заворожено смотрел на приближающуюся лавину зеленых мотоциклов. Они шли слаженно, повинуясь командам найта впереди идущей машины.
      – Жреческий, - донесся снизу голос Зага.
      Рулевой даже в гуле стольких моторов смог различить мощные обороты передней машины борнийцев.
      Железная колонна выползла из горизонта, передний найт поднял вверх руку. Все, как один, мотоциклы остановились, гневно рыча моторами. До укрытия солдат ВиктСра оставалось метров четыреста.
      На зеленой жреческой машине поднялся в седле найт. Предводитель вскинул вверх руку в кожаной перчатке и резко выбросил ее в сторону преграды из веток.
      На ходу разделяясь на два равномерных потока, борнийские мотоциклы ринулись к указанной цели.
      Зеленые машины не бросились в лоб на позиции ВиктСра, а принялись на безопасной дистанции обходить препятствие.
      Приблизившись, все борнийские мотоциклы одновременно врубили фары, слепя защитников степной крепости. Две челюсти многоглазого рокочущего зверя принялись неумолимо огибать преграду.
      Шуре со своего наблюдательного поста почудилось, будто зеленая травяная змея с самодовольным урчанием заглатывает маленького мышонка. Серенький зверек мог пищать, мог кусаться своими острыми зубками, но участь его была предрешена.
      Лишь только передние мотоциклы обогнули ограду, многоголосое визжание сигналов оглушило несчастных солдат. Под этот пронзительный вой и рев моторов первые найты ворвались в стан.
      Ударили долгомерные копья, протыкая тела бойцов полковника ВиктСра, за ними вступили в дело мечи, топоры и дубины, колеса и коляски начали сбивать людей на землю, давя и ломая кости. Исступленно рычали моторы, их рев смешивался с яростными выкриками и заглушал стоны. Прыгали колеса по веткам и рвам, летела земля из-под протекторов, лязгала сталь.
      За считанные минуты найты смяли защитный порядок солдат Баделенда, усеяв землю телами в серой форме.
      Но вот, повинуясь бешеным окрикам, солдаты сгрудились вокруг коренастой фигуры, втиснулись в ветки. Прижатые к ограде, они начали огрызаться.
      Шура одобрительно сжал кулак, когда увидел, как борнийского рулевого сбило копье, как меч достал найта, оружие которого застряло в кольчуге солдата.
      Одна зеленая машина влетела передним колесом в ров, потеряла ход. Пока мотоцикл неистово рычал, силясь выбраться из неглубокой западни, на него уже заскочили двое бойцов в серой форме. Один сразу же упал с раскроенным черепом, зато второй успел рубануть найта, сбросил его на землю, а сам сзади обхватил рукой горло рулевого.
      Борниец отчаянно дергался, пытаясь освободиться, бросил руль, схватившись руками за руку баделендца. Перед этим он на полную крутанул рукоять газа, неуправляемый мотоцикл вырвался из ямы, налетел на другую машину, сбил ее и сбросил рулевого. Найта тут же прикончило солдатское копье.
      В какой-то момент Шуре стало казаться, что ВиктСру удалось наладить оборону и его бойцы смогут удержаться. Но слишком много было борнийских машин, слишком длинны и проворны оказались долгомерные копья. За каждый остановленный мотоцикл защитники "крепости" щедро платили десятками тел. По ним гарцевали безжалостные колеса, подпрыгивая, втаптывали в землю. Вездесущие смертоносные копья крушили доспехи и пробивали плоть, складывая перед заграждением из веток ограду из серых тел.
      Красный волк в голове Шуры безумно хохотал, глядя, как впереди потоки крови заливают взрытую мечами и протекторами землю, как умирают десятки людей. Глаза, через которые зверь смотрел на мир, вскоре превратились в узкие щелочки. С трудом загнав волка в укрытие, Шура понял, что битва превращается в побоище. Горстка солдат еще грудилась вокруг полковника, но кружащих вокруг них мотоциклов оставалось очень много. А когда из раскуроченного стана начали в панике разбегаться оставшиеся солдаты, найт спрыгнул вниз.
      – Погнали!
      Им давно уже следовало смыться отсюда.
      "Планета" стремительно выкатилась из лесопосадки и, набирая скорость, понеслась на запад. Краем глаза Шура заметил зеленый мотоцикл в сотне метров позади справа.
      Перед борнийцем, задыхаясь, из последних сил бежал солдат в серой форме. Развевались светлые патлы на потерявшей шлем голове, ужас поселился на лице. Медленно катился зеленый мотоцикл, найт время от времени лениво покалывал копьем в спину несчастного, заставляя того, еле живого, бежать еще быстрее.
      Вынырнувшая сбоку "Планета" уже не могла уйти от схватки. Поспешно отстегивая копье, Шура понимал, что времени на долгий бой у них нету. В полукилометре хищно урчали двигатели десятков зеленых машин.
      Борнийский найт слегка опешил от неожиданного появления голубого мотоцикла. Он даже не успел нанести смертельный удар несчастному солдату, и бедолага отчаянно заковылял прочь.
      Двое борнийцев переключились на другую цель. Но Оса и ее седоки вовсе не были растерянными солдатами, которых можно гонять по полю, словно сытая кошка пойманную и слегка придавленную мышь.
      В последних лучах заходящего солнца тускло блеснуло острие Большого Жала. Встречное копье от едва заметного рикошета отправилось в сторону, не замедляя движения. А листообразный наконечник Жала Осы впился в неприкрытую грудь чужого рулевого.
      Шура тут же прижал локоть к телу, удерживая навалившуюся тяжесть, и копье, проломив кости встречной грудины и ребра, вышло со спины борнийского рулевого. Пробившийся через куртку рулевого конец наконечника клюнул зеленую грудь найта.
      Опытный Заг вовремя ударил по тормозам. Заклинившее копье чуть не сломалось, навалившись на руку Шуры и едва не вырвав ее из плеча. Найт отпустил древко, быстро соскочил на землю.
      Мимо промчался потерявший седоков зеленый мотоцикл.
      Упираясь ногой в трепещущее тело с безумно выпученными глазами, Шура поднатужился и выдернул окровавленное острие из развороченной груди поверженного рулевого.
      Борнийский найт на карачках пытался отползти в сторону.
      Еще секунда - и Шура снова был в седле. Быстрый взгляд через плечо показал, что сюда уже мчатся несколько зеленых мотоциклов. Не мешкая ни секунды, "Планета" устремилась на запад, надеясь укрыться в наступающей ночи.
      Впереди была хорошо знакомая дорога с множеством ответвлений.
      Они бежали прочь от затихающей битвы, оставив королевских солдат на растерзание борнийских найтов.
      Шура и Заг уже не видели, как некоторые из борнийцев развлекались, гоняясь за уцелевшими солдатами ВиктСра. С диким хохотом их подгоняли копьями, толкали колясками. Когда борнийцу наскучивало гоняться за медленно бегающей жертвой, несчастного солдата сбивали на землю и колеса ломали ему ноги.
      А когда в дергающиеся тела милосердно воткнули копья, когда над полем брани стихли последние крики, зеленые мотоциклы выстроились рядами на дороге. Наперед выехал предводитель борнийских найтов - широкоплечий и длиннорукий, с выпяченной нижней челюстью и уродливым шрамом через все лицо.
      Восторженный рев сигналов приветствовал удаль своего вожака. На его долгомерном копье с измазанным кровью древком висело коренастое тело в серой форме. Предводитель борнийцев уперся двумя ручищами в древко и поднял свой трофей над мотоциклом.
      Под собственным весом человек начал сползать по копью.
      Остекленевшие глаза полковника ВиктСра равнодушно смотрели на борнийцев…
      На дороге то и дело попадались отряды, спешащие к местам боев.
      "Планета" уходила прочь от войны, а солдат гнали на восток. Королевская армия продолжала стекаться со всех концов большой страны. И многие еще не знали, какая участь им предстоит, хотя вести о следующих одно за другим поражениях уже стерли лихие ухмылки, никто из вояк не старался держать бравый вид. Теперь на солдатских лицах читалось ожидание неизвестности.
      Минуя очередной отряд, "Планета" притормозила. Окликнув передовых, Шура попросил показать ему командира.
      Старшим здесь оказался похожий на лесную цаплю, высокий и худой капитан.
      – Капитан, передавай всем - в армии борнийцев есть найты. Они воюют против вас. Будьте готовы к боям с ними, - сказал Шура то же самое, что говорил командирам всех встреченных отрядов.
      – Не может быть! - изумился вояка. Свое недоверие он подкрепил парочкой крепких словечек.
      – Я вас предупредил. Несколько дней назад я вот этими глазами видел, как они втоптали в пыль целый полк. Знал такого, полковника ВиктСра?
      – ВиктСра? Полковника? Командует вторым Маджинлендским полком.
      – Командовал. Нет больше такого полка. Повторяю: его растоптали борнийские найты. Смотрите, чтобы и для вас это не стало неожиданностью.
      Выпустив густую струю дыма из выхлопной трубы, "Планета" помчалась дальше. А долговязый капитан, напомнивший Шуре приятеля Чесса, недоуменно скреб щетину на худом лице.
      На его месте Шура тоже бы не верил таким россказням. Ничего, когда услышит рокот борнийских машин, тогда-то и попомнит найта, предупреждавшего его. Да поздно будет.
      Поразительно, но бродячие сказители знали гораздо больше, чем полководцы королевской армии! В переполненной харчевне Шура прислушивался к их речам, составляя для себя картину войны. Ведь им с Загом снова предстояло возвращаться на восток, хоть и другими путями.
      Судя по рассказу молодцеватого сказителя, король Борнии надеялся завоевать Баделенд только силами своих солдат. И все ему удавалось до тех пор, пока к местам боев не подтянулись бывалые бойцы северных окраин Баделенда. Пограничники уцепились за землю Хэма, устояли, остановили врага и даже начали пядь за пядью теснить борнийцев. Лишь тогда король Бистий открыл свои карты, введя в бой тузов - воюющих найтов.
      Даже отважные, поднаторевшие в боях с варварами пограничники не смогли удержать найтов Борнии, и по головам защитников Баделенда борнийцы пошли дальше, упрямо продвигаясь на запад. Летучие отряды найтов рассекали защитные порядки армии Объединенного Королевства, пехота добивала остатки королевских отрядов.
      – Большим ленивым псом был Баделенд, - вещал горбоносый сказитель, - теперь же оказалось, что напал на него не менее крупный противник. Враг не заплывший жиром, не погрязший в праздности и лености, а искушенный в битвах, враг коварный и беспощадный, - голос его был похож на карканье придорожного ворона, и сам он напоминал эту птицу. - Дороги Баделенда, его кровеносные сосуды, оказались перекрытыми, по ним теперь текут мотоциклы вражеских найтов, а идущие следом борнийские солдаты отрывают куски от тела Объединенного Королевства. Где теперь герои былых времен, где защитники земли родной? Почему наши воины Дороги не воюют? - вопрошал сказитель.
      Присутствующие в харчевне найты лишь хмурились.
      Сказитель был еще молод и малоопытен, хоть и знал много. Стремясь к высокопарным речам, он видимо забыл, что найты всегда платили щедрее всех. Кто ему даст сколько серебряных бримонов? Не землепашцы же, и не солдаты. Своими словам молодой сказитель сам лишал себя заработка.
      – Что творится! - возмутился Заг.
      – Что-что. Призывает нас подобно этим паршивым шакалам вступить в войну. Да только это не наше дело, - жестко сказал Шура.
      – Останови меня коп! - рулевой перевернул в свою глотку третью кружку пива.
      Так много выпить подряд он позволял себе редко. Шура видел, что даже бесстрастный Заг все еще не может выбросить из головы то побоище, что на их глазах учинили найты Борнии.
      – Хорошо, что это не наша война. С другой стороны, борнийские найты серьезно нарушили Кодекс. Мы могли бы вызывать их на поединки и перебить из всех.
      Слова Шуры услышали за соседним столом.
      – Можем, - выкрикнул невысокий широкоплечий найт в кожаном платке. - Можем, - повторил он, обращаясь к сказителю. - Да будут ли нам платить за борнийские ключи? И кто будет? Купцам до этого дела нет, жрецам и подавно. Король кормит этих бездельников-солдат.
      – А я поеду, - из-за другого стола вскочил еще один, найт с черной косой на затылке. - Проверю, что за воины эти грозные борнийцы. Не ради заработка, а ради похвальбы.
      В харчевне начался спор о силе и слабости чужеземных найтов. Сказитель ходил между столов со своей торбой, но на него не обращали внимания.
      – Хорошо нам нет дела до этой войны, - сказал Шура своему рулевому. - У нас свои дела.
      – А какая война - наша? Мы так и будем кататься, пока борнийцы всех не перебьют? - обычно спокойный Заг стукнул кружкой по замызганному столу.
      – Всех не перебьют. Меня вот что радует: чем ближе борнийцы прижмут королевскую армию к западу, тем меньшей станет площадь, на которой нам искать Догера. Не зря же мы приготовили ему сюрприз.
      – Он на территории борнийцев, - рулевой заказал себе еще кружку пива.
      – Загги, напомни мне, что говорят начинающие рулевые, только покинувшие свою Школу и начавшие кататься с найтом? Как они оправдываются, когда разобьют мотоцикл не в бою, а по собственной глупости?
      – Дерево дорогу перебегало.
      – Я-то знаю, как быстро ты напиваешься. Не перебежит ли нам сегодня дорогу какое-то случайное дерево? И ты же сам говорил, что злобные демоны Дороги, чаще всего являются, когда рулевой во хмелю. Или это не так?
      – Тьфу-тьфу-тьфу, - Заг кружкой постучал по столу.
      – Может, лучше заночуем в кемпинге?
      – А деньги есть?
      – Денег нет.
      – Значит, поедем.
      – Я тебе доверяю. Что ты там говорил про Волчару? Что он на их территории? Ты думаешь, это он - предатель?
      – Я знаю, что тогда ночью был жреческий мотоцикл.
      – Жреческий мотоцикл… Может, жрецы катались. У предводителя борнийских найтов тоже мотоцикл жреческий. Ладно, вернемся к нашим делам. Загги, мне кажется, что Баделенду приходит конец.
      – Угу.
      – Я думаю, что все же стоит добраться до восточных окраин Хэма. При таком повороте войны Берендорку будет не до его сокровища.
      – Точно.
      – Хотя он и подобные ему своего не потеряют. Купцы не умрут с голоду при любой власти, хоть Григора, хоть Бистия. А нам с тобой деньги понадобятся. Идем на север?
      – Погнали.
      – А может, Бистий оттяпает себе Хэм и успокоиться? Война эта достала уже всех…
      С Шурой был согласен и певец предков-байкеров. Когда "Планета" покатилась дальше и найт включил магнитофон, из него полились усиленные музыкой слова:
 
Война им кажется игрою,
Она приводит их в экстаз
Но заявляем мы с тобою:
" Все эти игры не для нас " !
Не для нас
 
      Да, им предстояло играть в свою собственную игру - поиск сокровищ Берендорка.
      "Планета" добралась почти до середины Плойны, прежде чем повернуть на север, в Тимберию.
      В харчевнях Шура внимательно слушал последние вести с войны. Бродячие сказители доносили страшные слухи со всех концов израненного Баделенда. Большой пес попал в тяжкую переделку, и пока он бился с могучим врагом, на него набросились мелкие шавки. Горные татены все чаще стали спускаться со своих вершин и учинять набеги на окраины Ремма, Бримона и Эджа. А северное приграничье, оставленное без прикрытия, опустошали безжалостные баберы. Села пустели, бросая живность и поля, крестьяне бежали поближе к Великой реке.
      Шура наконец-то смог нормально усесться в седле.
      До этого дорога несколько километров шла с уклоном влево, и ему приходилось перевешиваться на коляску, помогая Загу удерживать мотоцикл в равновесии. Теперь Шуре приходилось сгибать в колене занемевшую правую ногу.
      – Найт, - сказал Заг.
      Навстречу быстро двигался зеленый мотоцикл. Он выскочил из-за далекого поворота и не сбавляя скорости мчался по дороге.
      При виде машины такого цвета Шура выругался и стал отстегивать копье.
      – Фак! Неужели они добрались аж сюда?! Неимоверно!
      Заг приготовился развернуться, чтобы вовремя улизнуть. Борнийцы не катались поодиночке.
      Но как ни странно, зеленый мотоцикл шел один. Другие или отстали, или этот заблудился.
      Приподнявшись в седле, Шура напряженно всматривался в приближающуюся машину. Через минуту он облегченно присел. Навстречу шел зеленый "Урал", и уже можно было различить на его коляске тотем - Очкастую Змею.
      Старый знакомец. Вишь, копье приготовил. А потом забеспокоился, заерзал, когда узнал голубой мотоцикл и его полосатый тотем. Плохо видит сквозь свои увеличительные стекла. Но оружие не опустил.
      Помня прошлую встречу, Шура тоже был наготове. Сейчас он был настроен не так благодушно и с трудом сдерживал красного волка. Зверь настаивал, что нужно воспользоваться вторично подвернувшейся возможностью и повесить на шею пятидесятый ключ. Война войной, а законы Дороги еще никто не отменял.
      Приблизившись к Осе, Змея сбавила скорость, почтительно вжалась в обочину.
      Шура разглядел, что на шее у забавного очкастого найта уже появился второй ключ.
      – Ну, везунчик! - покачал головой Шура, когда "Планета" гордо прошествовала мимо покорно замершего "Урала".
      Найт Змеи в ответ отсалютовал копьем.
      Достигнув опустевших земель Северной Тимберии, "Планета" снова повернула на восток.
      Шуре было муторно на душе, когда они проезжали мимо безлюдных сел, в которых по ночам выли голодные собаки. Он помнил этот край цветущим, на полях раньше трудились люди, почитающие Живительное Солнце. А сейчас Благодатное Светило равнодушно наблюдало за всходами подсолнечника, которые тянулись к свету сквозь сплетение разномастных сорняков, лишь оно присматривало за неубранными огородами; сквозь распахнутые двери и окна посылало лучи в дома, где не дымились очаги и не витал запах готовящейся пищи. Сиротливо застыли мотоблоки на недопаханных полях, вместо подсолнечника и кукурузы поднимал свои стебли болиголов.
      Несколько раз Шуре на глаза попадались оравы чужаков - высоких бородачей в шкурах, несущих дубины на могучих плечах. При виде голубого мотоцикла они грозили своим оружием и что-то сердито кричали на своем кудахтающем языке.
      У Шуры чесались руки пустить в ход Большое Жало, припомнив солдатские будни, но времени на задержку не было. "Планета" продолжала свой путь.
      "На обратном пути нужно будет забрать Дариана, раз такое творится", - думал Шура, уныло наблюдая за пустыми полями, на которых никто не работал. Уж лучше бежать из дома, чем остаться на пороге с раскроенным тяжелой дубиной черепом. А женщин ждала вовсе незавидная участь - их могли угнать на север и там превратить в рабынь-наложниц варварских царьков.
      Борнийцы на пути не попадались и Заг повернул немного к югу, где дороги были получше.
      Первое присутствие захватчиков они обнаружили лишь за день пути до Хэма.
      Зеленый мотоцикл умудрился врезаться в одинокий тополь на обочине. Толстый ствол с шершавой корой оказался крепче металла. Из сплющенного бака неторопливо вытекали остатки бензина. Никого рядом не было - ни найта, ни рулевого, лишь переднее колесо одиноко валялось посреди дороги.
      – Они что, вдрызг пьяные были? - недоуменно произнес Шура, когда "Планета" медленно катилась мимо аварии. - Или им помогли? Смотри ты, одно единственное дерево на всю округу, и оно перебежало им дорогу.
      Через какой-то километр на пути попалась еще одна загадка в виде двух зеленых мотоциклов, сиротливо валяющихся в кювете. Найты и рулевые неподвижно застыли в канаве - чьи-то копья оставили свой след на их зеленых комбинезонах.
      – Как думаешь, жрецы будут хоронить борнийских найтов? - спросил Шура у Зага. Привычное подергивание плеч рулевого было ему ответом. - Давай бензином запасемся.
      Пока Заг сливал топливо из баков замерших машин в канистру, Шура прикидывал: "Кто же завалил борнийцев?" Судя по ранам, сделали это наконечники долгомерных копий. Лишь одна рана на теле борнийца была, очевидно, нанесена ударом меча наотмашь. Неужели найты Баделенда тоже вступили в войну?
      Тут Шура заметил фигуру, поспешно ковыляющую прочь от места, где застыли безмолвные мотоциклы.
      – Загги, закончил? Погнали.
      "Планета" быстро догнала улепетывающую фигуру. Оказалось, что это припадающий на ногу старик с пустым дырявым мешком.
      – Эй, ты чего бежишь? - на ходу окликнул его Шура.
      Старик замер.
      – Могучий найт, я просто иду домой.
      – Не лги. Ты шел к борнийским мотоциклам, но увидел нас и бросился наутек. Хотел поживиться с мотоциклов?
      Старик покаянно склонил голову, стараясь мешком прикрыться от колючего взгляда найта.
      – Не бойся. Понимаю, война, борнийцы все забирают. Почему бы и себе не забрать что-то ценное с их мотоциклов. Ты лучше скажи, кто убил тех найтов?
      Поняв, что ему ничего не грозит, старик немного распрямился, опуская мешок.
      – Так один был. На черном мотоцикле с красным. Он один убил тех, зеленых.
      Один найт победил двоих борнийских! А если вспомнить зеленую груду металла у большого тополя, то выходит аж троих. Красно-черный мотоцикл. В голову Шуры начала вкрадываться догадка.
      – Какой рисунок был на коляске мотоцикла?
      – Так не видел я. Далеко было.
      – Куда он поехал?
      Старик махнул рукой на восток.
      – Иди, - разрешил Шура.
      Если это был Догер, то он не уехал далеко. Он направился вглубь территории борнийцев. Может, тоже сокровище купца Берендорка хочет добыть. Такой кусок лакомый даже для Красного Волка, наилучшего из теперешних найтов. Или Догер - тот найт, кто сдал борнийцам дороги Баделенда? Тогда зачем ему убивать своих?
      – Загги, теперь у нас есть сюрприз для Красного Волка. Только попадись он нам на дороге.
      Они катились уже по землям Хэма, когда на дороге попалось маленькое, не больше тридцати дворов село. Около крайнего домишки, на обочине, стоял малыш лет восьми-десяти и с надеждой смотрел вдаль. При виде мотоцикла, что вместе с Солнцем показался на горизонте, его чумазое лицо засветилось надеждой. Он принялся радостно махать рукой, чуть не прыгая на месте.
      Проезжая мимо, Шура смотрел на худощавого паренька, чьи волосы цвета соломы трепал придорожный ветер. В широко распахнутых глазах застыло ожидание.
      Повинуясь внезапно нахлынувшему чувству, найт тронул Зага за плечо и "Планета" притормозила неподалеку от босоногого мальчишки.
      – Чего тебе? - повернулся Шура к мальцу.
      – Добрый могучий найт, я верил, что Солнце пошлет нам тебя. Я просил его. Ты накажешь злых чужаков, что убили дядьку Штива и забрали все вино, изюм и семена?
      Шура прищурено смотрел на мальца и видел в нем себя. Когда-то он тоже верил в заступничество всемогущего найта. Но тот так и не приходил, когда Шуре нужна была его помощь.
      Глядя на парнишку, найт понимал всю трагедию для села. Люди не стали бежать от захватчиков, надеясь переждать смутное время. Теперь новые хозяева выгребали все дочиста на нужды своей армии и для пополнения кладовых Императора.
      В следующем году жителям этого села сеять будет нечем. Семечки и вино не продашь, чтобы купить посевное, запасов продуктов не осталось. Придет голод и болезни, придется есть придорожную лебеду. Независимо от того, кто будет властвовать в Баделенде.
      – Могучий найт, как я рад, что Солнце услышало мои заклинания и послало тебя нам на помощь, - в широко распахнутых глазах светилась уверенность в заступничестве всесильного воина Дороги.
      Шура тяжело вздохнул.
      – Рачительные хозяева так себя не ведут. Загги, эти борнийцы - словно стая саранчи, что опустошает поля.
      – Они нам ничего не оставили… - всхлипнул мальчик.
      – Где они? - выдавил из себя Шура.
      – Там, - замахал рукой парнишка.
      "Планета" медленно тронулась.
      – Ты же говорил, что это же не твоя война, - бросил через плечо рулевой.
      – Это личное. Ты со мной?
      По затылку Зага было видно, что тот кивнул.
      Борнийские солдаты, сверкая шлемами и остриями длинных пик, гнали коз и тащили тележки с глиняными бутылями да волокуши с зерном. В такт движению скрипучих тележек болтались свернутые шеи кур. Несколько десятков птиц тащили живьем, спутав им ноги.
      "Зажали мотороллеры прислать", - зловеще ухмыльнулся Шура, завидев грабителей.
      Звук мотора не сразу насторожил солдат в пятнистых комбинезонах. Но едва разглядев, что мотоцикл не зеленый, два десятка пехотинцев засуетились, забегали. Они принялись лихорадочно бросать награбленное и выстраиваться в защитный порядок. Пары минут им хватило, чтобы сгрудиться в кучу, укрыться щитами и ощетиниться пиками.
      Разбегаясь на все стороны жалобно блеяли козы, трепыхали крыльями связанные куры, пытаясь отковылять подальше на связанных ногах. На дорогу в суматохе перевернули одну из телег, несколько бутылей разбилось. Красное хэмское вино кровавыми ручьями растекалось по утоптанной земле.
      При виде багровых пятен на дороге в голове Шуры радостно оскалился красный волк. В предвкушении настоящей крови он метался по рассудку найта, от чего в левой руке нетерпеливо подрагивало долгомерное копье. Зверь припомнил ранее виденную картину избиения борнийскими найтами солдат полковника ВиктСра и теперь сам желал принять участие в кровавом действе.
      Голубой мотоцикл на большой скорости мчался прямо на борнийцев. Укрывшись за щитами, солдаты понемногу пятились назад.
      Перед самыми остриями пик Заг резко бросил руль в сторону.
      Молнией сверкнуло Большое Жало, находя еле заметную щель среди железной стены щитов. Раздался болезненный вскрик.
      Через секунду "Планета" уже катила прочь. В строю захватчиков одно тело рухнуло на колени, забрызгивая товарищей кровавым фонтаном.
      Через десяток метров Оса развернулась и стала заходить для новой атаки.
      "Главное, чтобы копье не застряло", - отстраненно думал Шура, отпуская на свободу красного волка. Теперь борнийцы превратились в одного безликого врага с двумя десятками голов. И он будет сбивать эти головы одну за другой.
      На втором заходе один из солдат попытался ударить щитом по долгомерному копью. Он попал по уже выскальзывающему из тела наконечнику. Большое Жало слегка пригнуло к земле, Шура едва успел вернуть его обратно.
      Разворот - и снова мотоцикл мчится на частокол пик.
      Когда Большое Жало проткнуло пятую мишень, борнийцы сменили тактику. "Планета" в очередной раз летела к ним, Шура уже примеривался к очередной цели. Но строй солдат вдруг рассыпался и борнийцы, как один, яростно бросились навстречу мотоциклу. Только куда им было тягаться с бывалым найтом, у которого великолепный рулевой!
      Дико ревел мотор, закладывал виражи Заг, одной рукой успевая шибать дубинкой по шлемам. Большое Жало работало как наконечником, так и тупым концом. "Планета" сбивала подвернувшиеся тела самых ретивых и они с воплями разлетались в стороны.
      Борнийцы гонялись за мотоциклом, оставляя на дороге следы в виде стонущих раненых и безмолвных трупов.
      Когда двигатель "Планеты" от перегрева уже возмущенно цокал, оставшиеся в живых солдаты запросили пощады. Шестеро уцелевших побросали пики и мечи, заложили руки за головы и стали на колени. Они-то знали, что убегать теперь бесполезно. Кролики хоть в норы могут укрыться, а куда спрятаться им?
      Заг дал мотору поработать на холостых оборотах, потом попробовал выключить зажигание. Мотоцикл продолжал рычать. Рулевой долго не мог заглушить перегретый двигатель, крутя плоскогубцами обломок ключа. Разгоряченный мотор отказывался слушаться и все тарахтел, захлебнувшись лишь через несколько минут.
      Пока рулевой возился с мотоциклом, Шура с копьем наготове следил за пленниками. С виду люди как люди. В глазах - обычный человеческий страх. Затравленно глядят на острие Большого Жала.
      – Че вы сюда приперлись? Вам что, своей земли мало?
      Борнийцы смиренно молчали, упираясь коленями в утоптанную землю. Они смотрели на дорогу, устланную неподвижными или еще подрагивающими телами, оброненным оружием и сбитыми шлемами. Между ними рассы?пался круглый горох и продолговатые черные семена подсолнечника; вперемешку с вином и черепками валялся изюм и желтоватые головки лука. Куриные тушки лежали вповалку с человечьими. Смекалистые козы разбежались, и лишь вдалеке, на поле, можно было разглядеть парочку мирно пасущихся животных.
      Глядя на преклонивших колени борнийцев, Шура вдруг вспомнил Вайса. Когда он жил в Маленьком Мире, они с Учителем каждый день играли в игру. К ветке дерева на уровне головы была привязана дощечка с дыркой размером в кулак. Шура с Вайсом становились друг напротив друга так, чтобы дощечка была перед ними. В руках - заостренные палки-копья. Требовалось попасть своим острием в дырку, одновременно не позволяя сделать это противнику. Поначалу Шура яростно пытался "проткнуть" дощечку, успеть быстрее Вайса. Да не тут то было. Дощечка оказалась вертлявой, все норовила отвернуть свою дырку в сторону. А копье Вайса почему-то всегда находило это проклятое отверстие! При этом палка Шуры всегда отлетала в сторону от легкого движения встречного древка. Когда Шура немного поднаторел, он уже мог немного соперничать с палкой Учителя и даже иногда втыкал свое копье в дощечку. Конечно, если Вайс при этом не старался сильно мешать.
      Теперь Учитель мог бы гордиться Шурой, глядя на ловкость его копья. Свидетелями этой умелости были полтора десятка тел на дороге.
      Когда сердце мотоцикла отдохнуло, "Планета" вырулила на дорогу и двинулась обратно в село. Оставшиеся на ногах борнийцы шагали впереди. Пленники тащили волокуши с семенами и уцелевшие ящики с вином.
      Мальчишка все еще ждал на краю села.
      – Остальное заберете на дороге, - сказал ему Шура. - Коз и курей выловите сами.
      – Я верил в тебя, великий найт!
      – Зови взрослых. Борнийцев посадите в погреб, чтобы своим не донесли. Будьте с ними начеку, помните, что они - солдаты. Потом заставите работать на полях, если все устоится. Или можете прикончить, что будет гораздо безопаснее. А то вас могут покарать захватчики.
      Босоногий мальчишка долго махал рукой вслед удаляющемуся голубому мотоциклу.

      Больше на борнийцев они не натыкались. Без особых проблем "Планета" добралась до места, указанного Берендорком.
      Безлюдный поселок близ границы с Рогейном встретил Шуру и Зага настороженным молчанием.
      "Планета" осторожно кралась мимо домиков с распахнутыми окнами. Внимательно следил за дорогой Заг, в руке Шуры сторожко подрагивало Большое Жало. Можно нарваться на борнийцев, а можно и на своего найта, что также рыщет здесь в поисках камней Берендорка.
      Большого купеческого дома на окраине поселка не оказалось. А место вроде было то - два больших ореховых дерева, ветки одного обгорели. Самого дома возле деревьев не наблюдалось. На его месте покоилась зловещая куча головешек и давней, прибитой дождем золы.
      Неподалеку от пепелища застыл одинокий Днепр без ключа. На его коляске обреталась большая кошка с гривой.
      Как же теперь? Прошли такой опасный путь - и все зря? Неужели борнийцы нашли сокровище? Или более удачливый найт захапал сундучок и решил замести следы?
      – Фак! Наверное, забрали камешки. Фак! Неужели мы зря сколько отмахали?
      Рулевой молчал.
      – Загги, покарауль. Я проверю.
      Шура спрыгнул с мотоцикла и побежал к пепелищу.
      Рулевой заглушил мотор, но зорко поглядывал по сторонам, готовый в любой момент кликнуть Шуру и дернуть заводную лапку.
      На пожарище уже не пахло гарью.
      Шура должен убедиться, что сокровище увели. Где же был тайник, забери его копы? Если верить купцу, то схрон имелся под полом, на кухне, где никому не придет в голову искать что-то ценное. А где была кухня?
      Шура прикинул контуры бывшего дома, на глаз определяя место, где должна была находиться кухня. Потом принялся разгребать головешки и пепел, помогая себе акинаком. Привычный рубить и резать плоть, запивая свою жатву кровью, меч теперь превратился в миролюбивую лопату, копавшую пожарище. Закаленная сталь рылась в пепле, привыкшие к древку руки отодвигали обгорелые поленья.
      Солнце ярко сияло в зените, заставляя копающегося Шуру истекать пСтом и еще больше пачкаться сажей. На его черном лице блестели соленые ручейки, рисуя по копоти замысловатые узоры. Сейчас Шура напоминал бабера в боевой раскраске.
      Когда солнце перевалило за полдень, в пепелище стала попадаться медная и глиняная посуда, обрывки обгорелых тканей, иногда меч натыкался на что-то твердое. Еще пару часов - и сквозь головешки, золу и черепки Шура докопался до обгоревших досок пола. Он яростно срывал обугленное дерево, находя под ним лишь бесполезную, пересохшую от огня землю. Переведя дыхание, он принимался расчищать очередной участок.
      Пустоту под черными досками он отыскал уже тогда, когда сажа хрустела даже на зубах, а солнце клонилось к закату. Спрятанный в ней обитый железом сундучок оказался небольшим, но, как награда за изнуряющий труд, нагружал руку приятной тяжестью.
      – Есть, Загги, есть! - радостно вскричал Шура, когда закопченный и невзрачный с виду сундучок явил свое нутро, блеснувшее в лучах заходящего солнца многоцветным сиянием.
      Утирая грязной ладонью сажу и пот со лба, он любовался доверху насыпанными камнями - синими и бирюзовыми, красными и дымчатыми, круглыми и продолговатыми, крохотными и величиной с голубиное яйцо. Вот этот, сиреневый с голубыми прожилками, он подарит Альбине. Его можно вправить в серебряный обруч, он будет очень красиво смотреться на рыжих волосах… Тьфу ты! Вот прицепилась. Куда ему до принцессы. Тем более что обещана она Асинею.
      С драгоценным сундучком под мышкой Шура подходил к мотоциклу, попутно пытаясь отогнать образ рыжеволосой заразы.
      – Смотри, Загги, смотри! - показал Шура содержимое сундучка рулевому. - Не зря мы сюда забрались. Теперь живем.
      – Чудные, - одобрил Заг.
      – У Асинея нахватался таких слов? - улыбнулся Шура.
      Едва он захлопнул крышку, как от поселка донеся звук работы двухцилиндрового двигателя.
      Заг не мешкая дернул заводную лапку, "Планета" тут же завелась. Шура вскочил в седло, бросил в коляску сокровище, подхватил копье.
      Сначала из-за ближайшего домишки донеслась музыка.
 
Du
Du hast
Du hast mich
 
      У Шуры замерло сердце. Он уже знал, кто покажется следом.
      Из-за угла величественно выкатился черный мотоцикл. Шура тут же узнал характерную посадку рулевого, ботинки с вытянутыми острыми носками, тотем. Этот "Юпитер" с серым псом на коляске он видел всего лишь в метре от себя на границе Круга Безопасности.
      Теперь бежать было некуда.
 
Du
Du hast
Du hast mich
Du hast mich
Du hast mich gefragt
Du hast mich gefragt
Du hast mich gefragt und ich hab nichts
 
      – надрывался магнитофон в коляске черного "Юпитера".
      Фак!
      От боя с Каннингом теперь не уйти.
 
Gesagt
Willst du bis der Tod euch scheidet
Treu ihr sein fur alle Tage…
Nein!
 
      Мотоцикл Хандреда катился неспешно, с достоинством. Каннинг прекрасно осознавал свое превосходство, знал, что теперь настиг свою цель. Остальное - дело долгомерного копья.
      Непоколебимый Заг в полной готовности ждал команды найта. А замерший в растерянности Шура смотрел на мотоцикл Каннинга.
      В его глазах расширялись зрачки.
      На кончике поднятого копья Хандреда болталась рыжая шкура.
      Свежая, кой-как ободранная.
      Не доезжая до "Планеты" несколько десятков метров, "Юпитер" притормозил.
      – Я ждал, пока ты закончишь копаться. Не хотелось самому пачкать руки, - донесся скрипучий голос Каннинга. - Я видел, ты его нашел. Сожалею, но он тебе не понадобится.
      Сердце Шуры сжало стальной ладонью. Рыжий… Нет, это неправда! Так не должно быть. Но рыжая с темной полоской на спине шкура, свисающая с копья Хандреда, служила немым подтверждением жуткой действительности.
      – Я ждал именно тебя, - продолжал вещать скрипучий голос. - Пришлось, правда, забрать ключи у парочки ретивых найтов, что тоже хотели здесь порыться…
      Красный волк в голове Шуры уже неистово рвался наружу, требовал крови. Молодой найт уже не помышлял о бегстве. Багряный туман заполонял рассудок, застилал глаза и сквозь него в сознание пробивались злорадные скрипучие слова:
      – Знаешь, я могу тебя и не убивать. Заказ на тебя мне уже не важен. Все равно скоро здесь будет править король Бистий. Великий Император всего мира. А я стану Верховным предводителем императорских найтов, которые пройдут весь мир и бросят его к ногам Бистия…
      Речь Каннинга смешивалась с лихорадочными мыслями Шуры.
      Хандред подло убил верного друга, с которым Шура протопал столько дорог. То, что Каннинг изменщик и стал на сторону борнийцев, не имело значения.
      Неважно было и то, что именно Хандред сдал захватчикам дороги Баделенда.
      Предал королевских солдат и свободных братьев-найтов.
      Променял раздолье Дороги на службу новоявленному императору.
      Осознание всего этого меркло перед главным злодеянием Каннинга.
      Он убил Рыжего!
      Шура почти шипел сквозь плотно сжатые зубы, когда говорил Загу о поведении мотоцикла в предстоящей схватке.
      Ничего не ответил рулевой, лишь хладнокровно врубил передачу и "Планета" помчалась в направлении порыкивающего черного "Юпитера".
      Шура же вскинул Большое Жало в левой руке, а правой нашарил в коляске глиняную бутыль. Побелевшие пальцы плотно обхватили длинное горло, заткнутое деревянной пробкой. Лишь бы от напряжения не слишком сжать ладонь, не выпустить раньше времени на свободу то, что таится внутри.
      Он заранее приготовил это подлое, недостойное найта оружие. Даже сам Учитель таким никогда не пользовался. Зато секрет знал миролюбивый Дариан.
      Две таких бутыли в коляске "Планеты" предназначались для Догера. Но теперь красный волк в голове забыл об этом. Рыжая шкура, что полетела на землю с копья Каннинга, требовала наказать убийцу верного друга.
      Зарычав двумя цилиндрами, Пес тоже побежал навстречу Осе.
      Стремительно падали метры под колеса мотоциклов, рулевые накручивали рукояти газа, выставленные вперед долгомерные копья готовились начать свой смертельный танец.
      Мотоциклы почти сблизились на расстояние ударов копий, когда Заг резко повернул руль вправо, будто бы Оса в последний момент решила уклониться от столкновения. Риска в таком маневре было много - противник мог развернуться быстрее и успеть нанести удар в спину.
      Задирая коляску, "Планета" увернулась от сшибки. Рулевой Каннинга притормозил, и в этот момент Шура запустил бутыль, целясь в двигатель "Юпитера".
      Хандред и его рулевой на секунду опешили от такого. Замешательство Пса дало возможность Загу развернуть мотоцикл до того, как "Юпитер" устремился за ними.
      Голубой и черный мотоциклы снова полетели навстречу друг с другом.
      Шура достал вторую, последнюю бутыль. Он видел, что первая попала в двигатель. Черепки разлетелись по дороге, жидкость вытекла на разгоряченный металл. Но ничего не произошло. Может, оно не работает, может, Дариан ошибался в этом подлом, но страшном оружии? Может, специально не до конца раскрыл секрет?
      Бутыль дрожала в руке. Когда уйдет она, останется уповать лишь на Большое Жало. Ему придется тягаться с умелым копьем Хандреда.
      Знает ли Каннинг об опасности бутыли в руках Шуры? Бутыли, наполовину заполненной смесью бензина и крепкой водки. Очень крепкой водки, для чего пришлось обычную брагу вываривать насколько, чтобы ее крепость возросла вдвое.
      На этот раз Пес был начеку. И когда Заг снова попытался увернуться от столкновения, уйдя вправо, рулевой Каннинга бросил руль "Юпитера" влево. Большое Жало не успело принять удар копья Хандреда, направленной сбоку вдогонку.
      Удар широкого острия пришелся в левое плечо Шуры.
      Время будто замерло. На подмогу молодому найту подоспел страх. Это чувство сейчас подавило буйство красного волка, мгновенно взяло сознание под контроль. Шура не мог умереть, боялся это сделать до тех пор, пока убийца Рыжего может дышать.
      Большой наконечник уже пробил куртку и впивался в плоть, когда страх подсказал Шуре как действовать. В памяти быстротечно всплыла схватка с Красным Волком.
      Так же как Догер, Шура не стал сопротивляться режущей боли от наконечника, пробивающего плечо, а отпустил тело под натиском копья. Ноги сами лишились опоры, левая рука выронила Большое Жало, а правая, уже в полете, почти наугад швырнула бутыль.
      Не было у Шуры сноровки Догера. Не смог он полностью избежать губительной силы удара. Но податливость все же не позволила телу насадиться на копье. Наконечник лишь пробил плечо и своим напором выбросил Шуру из седла.
      Он грохнулся на правый бок, почти не чувствуя боли в правом плече, раскуроченное левое болело сильнее. С трудом поднялся на четвереньки, дрожащей правой выхватывая акинак.
      Встал на одно колено, мотнул головой. В глазах плясали мириады искорок, сквозь которые проступало черное пятно, несущееся прямо на него. Шура с ужасом смотрел на стремительно приближающийся мотоцикл, впереди которого летело убийственное острие.
      Молодой найт обреченно поднял акинак, силясь встать на ноги. Он не поддастся страху и умрет стоя. Интересно, его просто собьют мотоциклом или Каннинг все же насадит его на копье? Наверное, копье…
      Он безнадежно замахнулся коротким мечом на черный мотоцикл, когда впереди оглушительно громыхнуло.
      От громогласного звука у Шуры слегка прояснялось перед глазами, и он затуманенным взором увидел, как из бака черного мотоцикла вырывается рыжий джинн, заключая в свои объятья сидящих в седле людей.
      В этот раз искра зажигания "Юпитера" попала на разлитую по двигателю смесь из разбитых бутылей. Бак разорвало, пылающий бензин набросился на седоков Пса.
      Шура едва успел завалиться в сторону, перекатившись через раненое плечо. Он чуть не взвыл от боли, отчаянно прикусив губу, снова поднялся на одном колене.
      Мимо пронесся охваченный рыжим пламенем черный мотоцикл. Над машиной будто полыхала шкура погибшего четверолапого друга.
      "Юпитер" еще катился, а рулевой уже со звериным воем катался по земле. Буйствующий огонь пожирал его одежду, волосы и кожу. Его найт спрыгнул сам, завертевшись волчком и хлопая руками по охваченному жаром телу. Он пытался сорвать куртку, но горящий бензин попал ему на шею и лицо. Каннинг напоминал большой факел, лихорадочно бегающий рядом с пепелищем купеческого дома.
      Поднявшись на дрожащих ногах, Шура побрел к полыхающим фигурам. К рулевому он успел проявить милосердие, вонзенный в сердце акинак сделал горящего человека равнодушным к боли и ко всему в этой жизни. Молодой найт успел сделать пару шагов ко второму "факелу", но вертящаяся перед ним огненная фигура Хандреда начала расплываться в глазах. Колени Шуры подкосились, он медленно осел на землю рядом с телом рулевого "Юпитера", по которому еще ползали ленивые язычки пламени.
      А Каннинг продолжал метаться по полю до тех пор, пока не рухнул плашмя на землю. Его тело какое-то время еще корчилось на земле, потом затихло.
      Огонь постепенно умер, лишь струйки дыма со сладковатым привкусом тянулись к небесам.
      Сначала Шура почувствовал, что горит. Жаркий огонь плотоядно пожирал левое плечо. Найт дернулся, моргнул, разлепил тяжелые веки.
      Над ним нависал размытый овал небритого лица.
      – Жив?
      Что он мог ответить Загу? Его жутко тошнило, раскуроченное плечо пекло такой жгучей болью, словно туда лили расплавленный свинец.
      Вокруг пахло бензином, гарью и еще чем-то сладковато-мерзким.
      – Мы отомстили за Рыжего…
      – Погнали. Неподалеку могут быть борнийцы. Прикатят на взрыв, - сказал Заг, помогая Шуре подняться.
      Они не успели. Тарахтящий звук нескольких моторов преградил дорогу.
      Рывком оглянувшись, Заг удрученно смотрел, как из-за домов поселка один за другим выкатываются пять зеленых мотоциклов.
      Секунду рулевой что-то прикидывал, потом поднял обмякшего Шуру и бережно усадил в коляску. Найт слабо пытался протестовать, но обессиленное тело отказывалось слушать. Он мог лишь безучастно наблюдать, как Заг поднимает с земли Большое Жало, как обреченно заводит "Планету".
      Все дороги к бегству были перекрыты. Заг собирался драться.
      Один рулевой против пятерых найтов!
      Зеленые мотоциклы выстраивались полукругом. Между ними и "Планетой" стоял лишь обгоревший "Юпитер" с развороченным баком.
      – Останови меня коп, - прошептал Заг, включая передачу.
      "Планета" устремилась на борнийцев. Ее найт беспомощно распластался в коляске.
      Рулевой набирал скорость. У них с Шурой один шанс - пробиться через зеленых. Шанс призрачный, как колышущееся марево на дороге в жаркий день.
      Борнийцы неспешно покатили вперед.
      Истошный женский крик перекрыл рев моторов сближающихся мотоциклов.
      Покачиваясь в коляске, Шура бросил затуманенный взгляд в сторону поселка. Оттуда на большой скорости неслась бежевая "Ява".
      Тайтила выжимала из своего быстрого мотоцикла предельную скорость, даже кочки не могли задержать стремительный бег Черной Вдовы. И не успели зеленые мотоциклы окружить "Планету", как в бой вступила Кайра.
      Сеть со свинцовыми грузами по краям опутала седоков одного из борнийских мотоциклов. Пока тот пытался сбросить ловушку, быстрое черное копье Вдовы вошло в грудь рулевого следующей машины. Зеленый мотоцикл перевернулся, одним врагом стало меньше.
      Оставшиеся борнийцы наконец стряхнули оторопь и стали окружать бежевую "Яву". Кайра успела отбить копье грузного найта в зеленом шлеме, когда в бок Тайтилы вошло борнийское острие.
      Рулевую Вдовы вырвало из седла, она словно кукла грохнулась на землю, ударившись головой. Ее тело замерло с вывернутой шеей.
      Кайра успела вонзить свое копье в борнийца, но мотоцикл удержать не смогла. Она слетела с седла, приземлившись удачнее Тайтилы.
      Вдова медленно поднималась с колен, когда сзади ее настиг тот, что успел освободиться от сети. Взлетело долгомерное копье. Узкий борнийский наконечник разорвал куртку Кайры, бросил женщину на грудь, пришпиливая к пыльной земле.
      Все произошло так молниеносно, что Заг даже не успел вступить в бой. Когда рухнула Тайтила, рулевой с отчаянным криком бросил "Планету" на зеленые машины. У него не было шансов против троих борнийцев. И все же он выставил вперед Большое Жало, опирая его на руль.
      И снова Заг не успел скрестить копье с врагами, когда на поле отчаянной схватки появился еще один участник.
      В разговор двигателей вмешался тяжелый бас "К-750".
      Шура к тому времени окончательно вырубился и не видел, как между "Планетой" и зелеными машинами стремительно влетает черный мотоцикл с коричневым косолапым зверем на коляске…
      Он держал Кайру на руках. У него почти не было сил удерживать ее крупное тело, левый бок по-прежнему горел жгучим пламенем. Но, сцепив зубы, он держал.
      Он сделал первый шаг, запнулся и упал бы, если бы его не поддержал Юсуф.
      – Давай я.
      – Я сам, - упрямо мотнул головой Шура.
      Так он и нес Кайру, а его поддерживал Юсуф. Они шествовали мимо застывшей "Явы" с Черной Вдовой на коляске, мимо зеленых мотоциклов, чьи седоки валялись рядом.
      Следом шагал хмурый Заг с телом Тайтилы на руках.
      На жрецов уповать не стоило. Отказавшись от помощи, Шура слабеющими руками копал яму. Малое Жало ковыряло сухую землю, выгребая на дорогу корни травы и грубые комья глины.
      – Она уже видит длинную-длинную дорогу без конца и края. Братья ждут ее, - сказал Юсуф, глядя на женщину, уложенную в яму.
      – Я все хотел тебя познакомить с ней. Вот и познакомились, - бесцветным голосом произнес Шура.
      Помолчали над двумя ямами с женскими телами.
      – Прощай, верный Рыжий. Прощай, сестра… Пусть Дорога твоя будет ровной, - Шура бросил вниз первую горсть земли.
      Глинистые комья упали на пышную грудь, прикрытую рыжей шкурой, с шуршанием скатились с тела, словно уступая место следующим горстям…

      Мало кто мог бы съехать вниз по такому крутому спуску, но Заг смог. "Планета" спряталась в глубоком овраге, и заросли крапивы укрыли ее от посторонних глаз.
      Перед этим простились с Юсуфом.
      – Ты вовремя успел, - сказал Шура Толстому.
      – Я издали услышал грохот. Решил полюбопытствовать, вот и поспешил. Все равно сюда направлялись.
      "Он тоже приехал за сокровищем Берендорка, - боль мешала соображать, но Шура старался не поддаваться ей. - Говорить или нет? Ведь он вполне может меня прикончить и забрать себе сундучок из нашей коляски. Кодекс не помешает ему это сделать".
      – Юсуф. Я нашел его.
      – Я так и понял. Не зря же к тебе Каннинг прицепился. Это ведь его мотоцикл, обгоревший?
      Шура скорчился от жаркого укола в плече, шумно выдохнул, кивнул.
      – Что же случилось с его машиной? Он что, головешку себе в бак забросил? - спросил Томбо, рулевой Юсуфа.
      – Да.
      Перед глазами разбегались цветные круги, Шура из последних сил держался на ногах.
      – Мы пока будем держаться рядом с вами, - сказал Юсуф. - Пока ты не поправишься.
      "Что это он такой заботливый? Таки на камни зарится? Может же их прямо сейчас забрать, нечего няньку разыгрывать".
      – Мы сами справимся.
      – Как хочешь. Каждый сам выбирает свою дорогу. Тогда мы покатили.
      – Юсуф, подожди.
      Шура попросил Зага достать из коляски сундучок.
      – Клевые. Это ж сколько еды можно купить за эти безделушки. И за всю жизнь не съесть, даже если кушать целые дни напролет, - выдал Толстый, глядя на сверкающие камни.
      – Половина - ваша с Томбо. За то, что спасли нас с Загом. Только вот этот, фиолетовый оставь, по-любому.
      Юсуф, задумался, почесал объемный живот, фыркнул.
      – А мы и не откажемся. Только не половину возьмем, а треть, нам с головой хватит. Времена пришли дурные, заказов нет, а жрать нужно. А так эти камешки помогут мне сохранить форму до лучших времен.
      – Мы половину сразу отложим, чтобы сидение и амортизаторы ремонтировать, - сказал Томбо, садясь за руль.
      – До встречи, братья! - отсалютовал Юсуф на прощание. - Надеюсь, еще увидимся!
      Прямо посреди крапивы Заг расстелил брезент, уложил на него Шуру. Потом принялся перетягивать раненое плечо замасленным куском ткани, в который обычно заворачивали еду.
      – К Асинею бы тебя… Далеко.
      – И с чем мы покажемся к нему? - сквозь зубы шипел Шура. - Потуже затягивай.
      – Теперь у нас есть камни.
      – Ты же помнишь, что ему нужно. Мы еще за тебя не расплатились, чтобы снова просить его о помощи. Да и сначала выбраться надо из Хэма. А может борнийцы уже полностью хозяйничают в Тимберии и Плойне.
      – Их найты уж точно там.
      Несколько дней они скрывались в овраге. Костер не разводили, питаясь сырыми овощами, набранными еще на заброшенных огородах Тимберии.
      Два дня Шура бредил, его бросало то в палящий жар, то вдруг становилось невыносимо холодно и Заг укутывал его в складки шатра. Левая рука онемела, малейшее движение вызывало неимоверную боль. На мотоцикле он бы не смог держаться и даже езда в коляске стала бы для него настоящим мучением, которое он бы вряд ли пережил.
      Рулевой хлопотал над Шурой, как умел. Промывал водой воспаленную рану на плече, прикладывал разные листики в надежде, что хоть какие-то из них окажутся способными заживлять раны. Но ремонтировать мотоцикл он умел лучше, чем человеческое тело.
      Загу пришлось бы гораздо проще, если бы у Шуры можно было открутить руку и поменять ее на другую, целую. А так оставалось лишь выискивать все новые растения, в которых он ничего не смыслил и уповать на то, что его найта еще не заждались в Стране Бескрайних Дорог.
      Забыв о еде и о сне, рулевой горестно сидел над товарищем. Тот уже не откликался, лишь стонал и метался в бреду, что-то бормотал. Его плоть перестала кровоточить, теперь из нее сочился белый гной, привлекающий синих мух. Заг пучком крапивы неустанно отгонял двукрылых.
      Пока его тело изнемогало от раны, Шура жил в грезах. В бреду к нему являлся красный волк, скалил зубы, дразнил хвостом, манил за собой. Иногда в его оскале узнавалась добродушная улыбка Рыжего…
      Кровавый зверь не давал Шуре смириться с болезнью, заставлял стискивать зубы, стонать и бороться. И тело слушалось, истекая очистительным гноем, плечо постепенно заволакивало страшную рану коркой обновляющейся плоти. Он не может умереть, пока не отправит Догера в Страну Бескрайних Дорог. Даже не может позволить себе стать калекой. Главный бой его жизни еще впереди.
      Когда мухи перестали интересоваться изувеченным плечом и на месте зияющей раны остались гноящиеся струпья, Шура смог подняться. На ватных ногах, поддерживаемый Загом, он словно младенец делал первые шаги по глинистому дну оврага.
      – Четыре месяца назад я тебя поддерживал, - усмехался Шура бескровными губами. - Дариан сказал бы на это: "Все изменчиво в мире, лишь Солнце - вечно".
      Шевелить рукой было еще тяжело, плечо тут же пронзала вспышка боли. Но уже через пару дней Шура сказал Загу:
      – Ну что, Загги? Погнали.
      – Ты сможешь? Мы ведь будем на Дороге.
      – Жало мне пока не товарищ. С Большим правая совладает. А там посмотрим. Время рассудит, хуже не будет.
      – Бензина мало. Нужно заехать в Храм.
      – Значит - заедем. Вот только интересно - борнийцы признают границы Круга Безопасности?

      До ближайшего хэмского Храма они добрались спокойно.
      Наверное, захватчики все силы бросили на запад, а редкие патрули борнийских солдат не представляли опасности. Найты короля Бистия не встречались, воинов Дорог Баделенда тоже не попадалось, и Шуре не пришлось проверять, насколько его рана зажила и сможет ли он вести поединок.
      Высокие пирамиды тополей, образующих Круг, вселяли надежду, что не все изменилось за последние месяцы. В Храме наверняка все так же хозяйничают молчаливые технари, там можно по-человечески пообедать, заправиться. А сундучок с камешками позволит наконец-то воздать по заслугам старушке-"Планете", сделать ей капитальный ремонт.
      Но чем ближе подъезжали они к Храму, тем большее беспокойство овладевало Шурой. Он вертел головой, пытаясь разобраться, что же его настораживает. Вроде бы все в порядке, все как обычно. Проехали молчаливых стражей Круга и тополя приветствовали "Планету" раскачиванием высоких крон. Впереди уже вставала высокая стена, над которой вознеслись храмовые мельницы. Все тихо, спокойно. Как всегда.
      Почему он беспокоится? Может, это рана вызывает неосознанную тревогу?
      Шура положил руку на плечо, где на куртке красовалась большая заплатка. Да нет, вроде бы он уже нормально переносит тряску.
      Что же не так?
      И тут Шура чуть не подпрыгнул в седле. Вот что ему не нравилось, вот что было не так, как всегда.
      На храмовых мельницах не вращались лопасти!
      Такого не было никогда. Днем и ночью, при слабом ветерке - слегка, при сильном - проворно, лопасти крутились всегда. Это было так же естественно, как и то, что над головой сияло солнце, на дороге гулял ветер, тянулись к небосводу пирамидальные верхушки тополей. Ветряки должны были работать, но лопасти намертво застыли.
      – Загги, ты видишь???
      – Вижу.
      – Что это?
      – Не знаю. Посмотрим.
      Храмовые ворота предстали перед ними нараспашку.
      Неслыханно!
      Символ Храма на верхней арке - вздыбленные мотоциклы, покорежены так, словно по ним в ярости били долгомерным копьем. Наверняка кто-то изрядно затупил свое острие.
      На всякий случай Заг не стал сразу заезжать в приглашающе распахнутые ворота, а остановил "Планету около стены. Шура соскочил на землю и заглянул через створку с выломанным засовом.
      И сразу же его взор натолкнулся на тело в оранжевой куртке. Уткнувшись носом в твердое черное покрытие внутреннего двора, жрец не подавал признаков жизни. Мало того, в нос ударил запах начавших разлагаться тел, в разных позах валяющихся во дворе. Если верить запаху, то они валялись здесь уже более трех дней.
      Шура осторожно ступил во внутренний двор. Его сразу же приветствовал Служитель, приколотый сломанным копьем к внутренней створке. Ворота слегка раскачивались и вместе с ними качалось тело с выпученными глазами.
      Взгляд Шуры привычно ощупал раны на телах и сомнений не осталось - большинство жрецов стали жертвами долгомерных копий и верховых мечей. Покромсанный жреческий мотоцикл сиротливо лежал на боку около дома, где обычно отдыхали найты.
      Распахнутыми оказались и мощные потайные ворота во внутреннем дворе, куда забирали мотоциклы для ремонта.
      Шура подходил к этим воротам затаив дыхание. За ними находилась святая святых - Храмовый Цех. Обитель Хранителей. Даже от сказителей не доводилось слышать, чтобы кто-то из найтов побывал там.
      Со священным трепетом Шура заглянул внутрь.
      Храмовые мельницы мощными железными опорами держались за землю. Между ними расположились здания с низкими двускатными крышами с красной кровлей. В одном углу просторного двора стройными рядами выстроились большие чаны. Некоторые из огромных сосудов были перевернуты, и покрытие двора поблескивало от разлившегося масла.
      Взгляд натыкался на погнутую канистру, цеплялся за красный шлем, скользил по разбросанным отверткам, гаечным ключам и одинокому блоку цилиндров. Колеса, детали, инструменты беспорядочно валялись между телами жрецов.
      Его Шура заметил около распахнутых железных ворот одного из широких домов. Он сидел, прислонившись спиной к стене - без жреческой куртки, в одной рубахе, лысый, с бессильно опущенной головой.
      Технарь боязливо вздрогнул и поднял голову, когда над ним нависла тень Шуры.
      Жрецы всегда казались неприступными сверхлюдьми, служителями самих предков-байкеров, обладателями непостижимой силы. А сейчас перед Шурой сидел обычный старый человек, в выцветших глазах которого поселилась боль.
      Хранитель дышал осторожно, сквозь прореху в рубахе с каждым вдохом в районе живота что-то булькало.
      Сначала жрец лишь что-то прохрипел. Потом Шура разобрал слова.
      – …думал… не доживу…
      – Кто это сделал? Борнийцы? - Шура склонился над технарем.
      У жреца не осталось сил даже кивнуть.
      – Мы заберем тебя. Может, лекарь поможет… - сказал Шура, и сомнение звучало в его голосе.
      По телу жреца прошла судорога.
      – В… правом крайнем ангаре… белая таб… горошина, - выдавил он из себя воздух, в котором Шура еле различил слова.
      Правый ангар… Наверное, этот самый высокий дом около правой стены.
      За железной створчатой дверью оказалось обыкновенное убранство обычного небедного дома - столы, стулья, полки с книгами. Под потолком - лампочки из фар. Почти все как и у купцов.
      Коробочки с разноцветными плоскими горошинами он обнаружил на одной из деревянных полок. Захватил ту, в которой были белые, и кинулся к жрецу.
      Тот еле дышал, из его груди вырывались хрипы.
      – Положи… - прохрипел жрец, раскрывая рот.
      Шура догадался, что нужно дать ему эту белую таблетку. Он взял пальцами сразу несколько и положил в рот жреца.
      Тот закрыл рот и склонил голову. Было слышно только прерывчатое дыхание.
      Тут Шура боковым зрением заметил, что во внутреннем дворе еще кто-то есть. Потянул руку к рукояти акинака, но потом облегченно вздохнул - это был Заг.
      – Я закатил "Планету" внутрь. Жив?
      – Не знаю. Был. Может, уже умер?
      Жрец не подавал признаков жизни. Шура приложил пальцы к тощей шее с дряблой кожей и ощутил легкое подрагивание артерии.
      Прошло еще пару минут. Служитель судорожно вдохнул, стал дышать более равномерно. Но глаза не открыл.
      – Что же с ним делать? Жрец все-таки. Нам до своих еще сотни километров… Не дотянет он с такой раной.
      Заг передернул плечами и отправился осматривать святилище. Шура остался стоять возле технаря.
      Еще через несколько минут Служитель предков-байкеров открыл глаза. Он даже попытался улыбнуться, на обескровленном лице проступила перекошенная гримаса.
      – Подойди поближе, - прохрипел он пересохшими губами.
      Шура присел на корточки рядом с раненым. Жрец оторвал одну ладонь от живота, поднес ко рту. Было видно, что ему пришлось приложить немало усилий, чтобы сплюнуть в подставленную руку. Кровавый сгусток шлепнулся в покрытую засохшей кровью ладонь.
      – Возьми, - протянул руку жрец.
      Шура осторожно взял окровавленный комок двумя пальцами. Оказалось, что это крохотный мешочек из тоненького пластика.
      Он вытер его об одежду и увидел, что пластик прозрачный. Внутри мягкого мешочка лежали две зеленых горошины. Размер, форма и цвет их были такими, словно их только что вынули из стручка.
      – Что это? Неужели?! - Он никогда не видел его ранее, но сразу догадался. - Это Допинг?! - Шура не мог сидеть на корточках и возбужденно вскочил на ноги.
      Жрец устало кивнул.
      – Это они искали? - сжимая мешочек в кулаке, спросил Шура.
      – Не только. Вы должны их остановить… Король Бистий хочет овладеть технол… мощью богов. А боги сами разрушили свой мир. И он разрушит, если ему не помешают.
      – Зачем предки разрушили свой мир?
      – Они возгордились от своего могущества, и сила их обернулась против них. Они не смогли… Природа - вот истинный источник величия и бессмертия. За много столетий, что миновали со времени гибели Старого Мира, она восстановила изуродованный богами лик. Хранителями знаний богов-предков остались лишь мы. Сейчас в мире гармония - землепашцы заставляют землю цвести и родить, торговцы - торгуют, найты - колесят дороги. А мы - основа всей этой гармонии, без нас все нарушится, - жрец закашлялся и перевел дух. - Король Борнии хочет стать владыкой мира. Для этого и желает заполучить наше могущество. Мы не создаем оружия. А он - создаст. Если все, что мы храним и творим, вырвется за стены Храмов, мир снова может рухнуть. Если не сейчас, то через десятки или сотни лет. Мир ждут большие потрясения. Бистия нужно остановить.
      – Но ведь и так много людей умирает ежегодно. Сколько найтов протыкают друг друга на Дороге, чтобы получать бензин подешевле?
      – Люди гибли, и будут гибнуть. Так было всегда. Но если наши знания вырвутся в мир, то неизбежно найдутся те, кто захочет создавать оружие, способное в одночасье убивать тысячи тысяч людей. Уже сколько столетий мы храним людей от этого. И найты регулируют все, они наше орудие, наши руки во внешнем мире. Если они не будут сражаться друг с другом, то у них не будет врагов. Без этого они из воинов превратятся в бездельников, любой желающий захочет кататься, а не ходить пешком. А кто будет засевать поля и торговать?
      Шура задумался. Разговор насколько захватил его, что он даже позабыл, что жрец смертельно ранен.
      – А почему вы не поделитесь древним знанием с людьми? Ведь кроме мотоблоков сколько полезного можно принести в мир. Помочь пахать землю, собирать урожай, строить большие дома.
      – Ты всерьез считаешь, что люди от этого станут счастливее? - жрец пристально смотрел в серые глаза найта. - Меняется окружение человека, а не сам человек. И наши могучие предки это испытали на себе. Они могли летать в небесах и зарываться в землю, говорить через километры и убивать на расстоянии, но ненасытность, злость, ненависть не исчезли. Они погубили сами себя, - жрец опять тяжело задышал.
      Слушая Служителя, Шура невольно вспоминал слова песни, которые не до конца понимал. Может, именно об этом пел древний певец:
 
Смертельный яд
Кипит в морях,
Кислота - вместо снега и дождя…
О, веры больше нет,
Смыт надежды след,
Ни любви, ни жизни
О, скоро грянет гром
В небе голубом,
Словно горькой тризны звон…
 
      – Ты должен остановить короля Бистия, - слова жреца прервали звучащую в голове Шуры песню. - Я дам тебе то, о чем мечтают все найты, но никто не смог получить до сих пор. Наклонись.
      Шура склонился над жрецом и слушал его прерывчатый шепот. Лицо найта приобретало сосредоточенное выражение, он даже закусил губу, слушая технаря.
      – Все, - наконец сказал жрец. - Больше я не могу ничего поделать. Теперь помоги мне умереть.
      Шура дрогнул. Потом, решившись, обнажил меч.
      – Нет… - выставил вперед руку жрец и в глазах его мелькнул страх. - Я боюсь. Мучительно… Мне и так больно… Возьми в ангаре красную таблетку…
      Найт быстро направился к ангару, где лежали плоские горошины, он уже знал. Возвращаясь к жрецу, Шура увидел Зага, стоящего у основания одной из мощных опор, над которыми уходила ввысь башня с лопастями.
      – Они ветер заряжают в аккумулятор, - рулевой повернулся к Шуре. - Это большой генератор, как в мотоцикле. Он делает из ветра ток. Вот тебе и магия… Оказывается, мы ездим не только на бензине, но и на запряженном ветре, - от удивления Заг стал разговорчивым и щедро сыпал словами.
      Шуру этот вопрос сейчас не интересовал. Он бегом направился к раненому.
      – Теперь боль утихнет, я спокойно усну и проснусь уже там, где всех нас ждут предки, - сказал технарь, проглотив две плоских красных горошины.
      – Что еще мы можем для тебя сделать?
      – Уже ничего. Хотя, подожди. Попрошу тебя передать письмо. Вон в том маленьком домике - принеси мне бумагу, и чернильное перо. И захвати любую книгу.
      На пороге домика, раскинув руки, валялись двое. Шура осторожно переступил через тела.
      Внутри пахло кожей, бумагой и мудростью. Ступая по рассыпанным на полу книгам, обходя сбитые полки и перевернутые столы, Шура искал пригодную для писания бумагу. Несколько испещренных знаками листов он нашел на маленьком столике. Тут же лежало несколько перьев. Решив, что писать можно с чистой стороны листов, Шура свернул их в трубочку. Взял два пера, чернильницу, подобрал одну из книг и побежал к жрецу.
      При виде Шуры служитель открыл глаза. Взял перо, бумагу.
      – Подержи, - попросил он Шуру.
      Найт держал книгу, а жрец положил на нее листы и начал что-то писать.
      Шура узнавал буквы, но не успевал уследить за рукой технаря. Жрец исписал мелкими значками два листа, сложил их вчетверо, положил между страниц книги.
      Отдашь Верховному жрецу, Главному Клирику старшему инженеру Дромму, - прохрипел технарь. - Иди…
      – Нам бы хоть канистру бензина… - сказал Шура, засовывая книгу за пазуху.
      – Запасной резервуарпод землей. В левом углу внутреннего двора. На уровне глаз нажми ладонью на стену. Осторожно, можно потерять голову от испарений.
      – Спасибо. Я могу еще что-то сделать для тебя?
      – Нет. Боль уходит вместе с телом.
      – Тогда прощай.
      – Останови его. Моими устами говорят предки-байкеры. Они благословят тебя на это великое дело. До встречи.
      – Надеюсь, это будет нескоро, - пробормотал Шура и стал звать рулевого.
      Поднатужившись, они с Загом оттянули в сторону плиту, под которой оказался большой бак, заполненный бензином. Они заправили "Планету", набрали топлива в канистры.
      Книга давила острым углом на ребро, и Шура вынул ее из-под куртки. До этого он лишь несколько раз видел книги. Одна такая была у Дариана. По ней пасечник учил парнишку читать. Как же она называлась? Будто бы "О строении тварей земных" или что-то вроде этого, такое же заумное. А еще он видел, как во внутреннем дворе купца Тильбермана дочь торговца, долговязая прыщавая девица, читала книгу. Он еще мельком успел увидеть обложку. "Эпопея великого найта…, сумевшего… красавицу". Кто был тот великий найт и что сумел сделать с красавицей, для Шуры осталось загадкой. Наверняка речь шла о Великом Фамиросе, легендарном создателе Кодекса.
      У этой книги, что держал в руках Шура, оказался кожаный переплет, на котором полыхали золотистые буквы названия - "Историкон". Толстые страницы густо испещрены буквами. Найт полистал книгу, узнал некоторые слова и закрыл. Любопытство одолевало его, но на чтение времени не было.
      Когда он с книгой в руке вернулся к жрецу, над тем стоял Заг.
      Технарь уже не дышал. Лысая голова поникла, руки сложены на груди. Он казался мирно спящим старичком, если бы не запекшаяся на рубахе кровь.
      – Он отправился ремонтировать мотоциклы Небесных Байкеров, - тихо сказал рулевой.
      – Загги, мы едем в другой Храм. На границе Плойны и Хэма. Там мы должны кое-что найти.

 
Смотри, ядерный фантом
Из глубин разумного рожден,
Адские лучи убивают жизнь,
Наш ум - генератор зла
Черным дням и войнам нет числа,
Не остановить этот механизм…
 
      Магнитофон негромко напевал мудреные слова, навевая сложные мысли. Ветер бросало порывами то спереди, то сбоку. За спиной Зага было гораздо уютнее, когда воздушный поток наскакивал против хода "Планеты". Но, как гласит пословица, ветер может дуть в спину, сбоку или навстречу, а мотоцикл должен ехать.
      Забывая о том, что нужно зорко смотреть по сторонам, Шура предавался размышлениям.
      Выходит, борнийцы по приказу своего короля-императора начали разрушать Храмы. Какая дерзость. Даже в голове не укладывается. На что рассчитывает этот глупый император? На что он надеется? Сами-то смогут делать бензин и ремонтировать мотоциклы?
      Мало того, что они не почитают Служителей предков-байкеров, так они еще убивают тех, кто являются основой для существования найтов. Наберут они себе бензина из храмовых запасов, а что потом? Это если бы крестьяне вместо того, чтобы разводить коз и круглый год пить молоко и есть сыр, стали бы их резать, чтобы один раз полакомиться мясом.
      Сравнение Хранителей тайн предков-байкеров с козами было кощунственным, но оно само приехало в голову Шуры. К тому же он имел возможность удостовериться, что технари - такие же смертные люди, только знающие больше, чем остальные. Тот же Заг, к примеру, вполне мог бы стать жрецом. Ведь сам смог зарядить аккумулятор от храмовой мельницы.
      Жрец сказал, что борнийцы хотят заполучить секреты технарей. Ого, замахнулись. Тогда Храмы - лишь начало. Теперь ясно, куда в первую очередь будут пробиваться зеленые охламоны. К Ремму.
      Разъезжать по землям, где тебя в любой момент могут выследить и загнать вражеские найты - дело довольно рискованное. Для тех, кто любит играть со смертью, адреналинахватило бы в полной мере.
      Но Шура не хотел повергаться излишней опасности. Особенно сейчас, когда ему выпала такая возможность. Тайна, рассказанная жрецом, заставляла поберечься до того часа, пока они доберутся до указанного Храма.
      Им предстояло доехать до святилища на границе Хэма и Плойны.
      Редкие жители, оставшиеся в глухих поселках, с удивлением замечали, как по малым, начинающим зарастать дорогам с довольно приличной скоростью двигается настоящий стог сена. Землепашцы бросали работу на поле и глазели на это явление, быстро исчезавшее из их взоров. Только пахтающий звук, напоминающий работу мотоблока, еще какое-то время долетал до ушей, потом терялся и он.
      Длинная жердь торчала из стога.
      Лишь очень глазастый человек, оказавшийся рядом с дорогой, мог заметить, что среди вянущей травы и срезанных веток проблескивает голубой цвет, а пристально вглядевшись, различил бы фигуры двух человек, сидящих среди этого сенника.
      Шура и Заг потратили полчаса, украшая мотоцикл ветками и травой. Это сказалось на скорости, зато позволяло не сразу различить машину. Теперь лишь предательский звук работающего мотора выдавал "Планету" в неспешно передвигающемся стоге.
      Они держались подальше от больших проторенных дорог, пробираясь теми краями, где земля была изрезана шрамами балок и островками кустарников.
      Ночью опасность была не меньшей, чем днем. Застигни борнийские солдаты заглушенную "Планету" врасплох - и горе рулевому с найтом.
      Но в те короткие часы, когда наступала его очередь спать, Шура накрывал фару шатром, включал зажигание, залазил под полог и доставал книгу.
      Когда он впервые раскрыл обтянутый кожей переплет, в направленном свете фары запрыгали буквы и строки.
      Многочисленные толстые страницы были густо исписаны. "Почему он отдал письмо и допинг мне? - Подумал Шура, переворачивая плотную бумагу. - Наверное, другого выхода у него не было…"
      Листая книгу, Шура с удивлением отметил, что одна страница написана на англике, вторая - на русике, а на следующей - незнакомые буквы, наверное, подзабытый в Баделенде германик.
      Дальше страницы чередовались в той же последовательности.
      Шура мог читать и писать на англике, русик воспринимал на слух, германик же не знал совсем. Читая первые строки англика, он для себя решил, что на других языках написано то же самое.
      Полистав книгу, Шура не удержался и развернул письмо. Служитель писал впопыхах, коряво выводя буквы на бумаге. Да и словечки он употреблял еще те, некоторые из них не то что выговорить - и прочесть мудрено.
      Шура трудом прочитал половину текста, путаясь в мудреных жреческих словах.
      "Серьезная угроза… Опасность потери монополии… Эвакуация… Рвутся к заводам… Производство техники… Создавать оружие… Ситуация выходит из-под контроля…"
      То, что не совсем понятно - скучно. К примеру, что такое "монополия"? Все у этих технарей не как у людей. Шура разочарованно перевернул лист.
      Другая сторона бумаги оказалась расчерчена несколькими колонками. В первой из них значилось:
       Младший инженер Касилиас против младшего инженера Да Биньи.
      Чуть ниже:
       Заклад N 1.
       Первым доставят мотоцикл Седой Ласки (15 ключей) - 57 эджей
       Первым доставят мотоцикл Ржавого Скорпиона (18 ключей) - 62 эджа
       Первым доставят мотоцикл Крестовика (13 ключей) - 59 эджей
      Подобные записи тянулись до самого низа.
      На обратной стороне второго листа значилось:
       Результаты сыгравших ставок
       Доставлены мотоциклы:
       - Пятнистый Медведь (3 ключа) - 20 эджей
       - Желтая Рысь (7 ключей) - 44 эджа
       - Коричневый Богомол (12 ключей) - 51 эдж
       - Черный Ворон (53 ключа) - 120 эджей
      Цифры и непонятные слова. Наверное, скучная жизнь у жрецов, раз подобным занимаются.
      Письмо Шура сложил и спрятал за последней страницей "Историкона". Думал он тайны жреческие выведать, да ничего не понял.
      Зато книга оказалась жутко увлекательной. Забывая о сне, молодой найт с увлечением водил пальцем по строкам. Буквы складывались в слова, слова формировали строки, строки заполоняли страницы. На страницах вставали картины древности, проступал дух еще тех седых времен, когда на Земле царствовали богоподобные предки.
      Шура читал до тех пор, пока на подмогу лучу фары не начинал пробиваться дневной свет.
      Таинства мира могучих предков хранились на страницах этой книги. Не басни, сочиненные бродячими сказителями, а записи Хранителей древней силы.
      Увлекаясь, Шура начинал читать вслух, так ему было удобнее.
      "И не было тогда свободы для вольных людей. И вдали от других городов создали свободные байкеры свое поселение. Так возник Мотоград. Лишь дороги и свобода стали основой Великого Города, вольного от копов.
      И со всех концов приезжали люди посмотреть на чудесный город и на умение байкеров. Железные кони гарцевали на потеху зевакам, кои деньги платили для бензина и для процветания жителей.
      Всякий настоящий байкер мира мечтал попасть в Мотоград…".
      Эти слова еще долго продолжали звучать в голове Шуры. Днем он еле держался в седле, глаза так и норовили сомкнуться. Иногда его шлем ударял о шлем рулевого, и когда полусонный Шура поднимал голову, Заг коротко ругался.
      Но приходила ночь, наступало время дежурства Зага - и Шура снова забирался под складки шатра с книгой в руках.
      "И приехал день судный, и мир прежний рухнул. В год седьмой от основания Мотограда огромные города заполыхали, словно бочки с бензином, вода вырывалась на сушу, великие громы сотрясали землю. Смерть невидимая пожирала миллионы жизней, пустели уцелевшие селения.
      И болезни страшные набросились на выживших. Забирали недуги сотни тысяч жизней тех, кто не сгорел и не утонул в первый год…
      …Мало осталось людей. Некоторые сразу уподобились зверям диким, иные старались сохранить знания. Но все понапрасну - люди утратили силу предков. И так должно быть, ибо сами себя погубили".
      Днем Шура, чтобы не уснуть и не свалиться с седла, увлеченно пересказывал все Загу.
      – Понял, как все было? Мотоград ведь тогда уцелел. Наши предки, Свободные Байкеры, хоть и были вольными, но зависели от остального мира. После Большого Бедствия у них стал заканчиваться бензин, запчасти, еда.
      Но могучи и умелы были предки. Они все же научились заправлять свои мотоциклы, делая бензин из разных других ве-ще-ств. Начали сажать поля около Великого Города. Ясно?
      Рулевой кивнул.
      – А дальше как было. Прошло, значит, несколько десятков лет. Мотоград выжил и жители его хранили знания. Потом у стен Великого Города начали появляться стаи одичавших людей. Наследникам предков пришлось выдерживать долгие осады, уничтожая то ли людей, то ли зверей в обличье человеческом. Да заканчивалось у них оружие сильное, на расстоянии разящее. И тогда ушли байкеры из Города и стали расселяться по всему миру. Вот так все было. Фу-ты, я скоро будто сказитель стану, - перевел дух Шура. - А чтобы поддерживать друг друга, начали они создавать Храмы. Там оставались технари, что могли ремонтировать мотоциклы, там делался бензин.
      А ночью, протирая красные глаза, Шура продолжал глотать страницы жреческой книги. Наверное, такая была не одна, и какая-то из подобных попала к сказителям. Иначе, как они могли иногда рассказывать предания, близкие к тому, что таили в себе эти строки?
      "И пронесли Храмы светоч Знания через тьму Смутных веков…
      …Сменялись века, и мир помалу возрождался. Дикари создавали варварские державы и бесконечные войны меняли границы этих держав…
      …И много стало желающих колесить дороги, и мотоциклов на всех не хватало. Разбой стал твориться на Дороге, борьба смертельная шла за обладание мотоциклами. И в горниле тех диких схваток родились найты - самые могучие и отважные воины. Лишь они стали достойными ездить по Дороге и служить орудием для сохранения Знания. А слабым оставалось лишь сеять поля и обеспечивать Храмы…
      …В год пятисотый от основания Мотограда Храмы стали опорой для всех цивилизованных государств…"
      Следующим днем Шура достиг легендарного Мотограда.
      Они с Загом лихо катили по широкой улице с ровным черным покрытием без пыли и пробивающейся травы; по трассетуда и назад сновали байкерына красивых серебристых мотоциклах. Вдоль узких обочин стояли шумные зрители, на ходу бросавшие золотые эджи в коляску "Планеты", глядя, как Шура ловко перебрасывает из руки в руку долгомерное копье. Голубой мотоцикл мчался по направлению к большому трону, на котором сидела девушка с рыжими волосами…
      Шура почти упал с седла, завалившись на левый бок. Правая нога уже оторвалась от подножки, сбросив часть подсохшей травы и опрокинув торчащую ветку.
      Бдительный Заг успел поддержать падающего сонного Шуру одной рукой, возвращая его обратно в вертикальное положение. Тот встрепенулся, тряхнул головой.
      Рулевой притормозил, повернулся в седле, строго посмотрел на своего найта и твердо сказал:
      – Пока не выспишься, поедешь в коляске.
      – Загги, я в порядке.
      – Сказал - в коляску.
      – А ты сам углядишь на все стороны?
      – Угляжу.
      Шура нехотя перебрался в украшенную вянущей зеленью коляску. Лишь после этого "Планета" покатила дальше.
      – Эх, Загги, сколько я всего узнал. Если нас когда-нибудь уйдут с Дороги и мы при этом останемся живы, то сможем отбить хлеб у всех сказителей…будем зарабатывать больше… сколько сами… - он уронил голову на грудь и отключился.

      Замершие лопасти свидетельствовали, что и этот Храм подвергся разорению борнийцами.
      Остановив свой "мотостог" между толстых стволов тополей, Шура и Заг долго высматривали местность около деревьев Круга Безопасности. И лишь удостоверившись, что ничего подозрительно не видно, Заг направил "Планету" к Храму.
      Здесь ворота были кой-как прикрыты, мотоциклы на верхушке уцелели. Но створка подалась под напором рук, бесшумные петли провернулись, отворяя проезд.
      Напрягая зрение и слух, Шура зашел внутрь. Пробежался взглядом по внешней галерее, потом заглянул во внутренний двор
      Этот Храм не подвергся такому разграблению, хоть открытые ворота внутреннего двора и беспорядок свидетельствовали, что здесь тоже похозяйничали борнийцы. Трупов Служителей не было видно, живых людей тоже не наблюдалось.
      После приглашающего жеста найта Заг неспешно заехал внутрь.
      – Зачем мы здесь? - рулевой наконец решил выяснить цель посещения Храма. - Бензина хватит до самого Данюба. По северу нужно было идти.
      – Потерпи, Загги, потерпи. Увидишь. Если повезет, тебе радость большая будет. Такая, что от счастья ты совсем слова позабудешь. Лишь бы отыскать, помоги нам предки-байкеры…
      Пробежавшись взглядом по внутреннему двору, Шура начал считать светлые статуи столбов, на верхушках которых отсвечивали солнечными зайчиками погашенные фары, освещающие галерею в ночное время. С виду ничего необычного, таких деревянных опор полно в каждом Храме.
      "Ищи пятый от первого крайнего гаража", - вспомнил Шура гаснущий голос Хранителя.
      Вот он, этот пятый столб. Такой же, как и остальные его собратья, круглый, высокий, выкрашен в белое.
      Найт легонько постучал кулаком по столбу. Отозвалось глухим звуком. И на ощупь твердое, гораздо прочнее дерева. Судя по звуку - железо.
      Как же говорил жрец? Нажать кнопку. Где же она?
      "На уровне твоих глаз". Ага, вот. Словно кусочек окалины забыли снять с гладкой выкрашенной поверхности железа.
      Заг неподвижно стоял в стороне и с удивлением наблюдал, как его найт считает столбы. Лучше бы они запаслись бензином. Лишнее топливо никогда не помешает, пустых канистр можно набрать здесь. А еще он наберет инструментов взамен сработанных плоскогубцев и поизносившихся ключей. И нужно пошарить по жреческим кладовым. Судя по всему, скоро на Храмы нечего будет рассчитывать, самому придется полностью ремонтировать старушку. Так что нужно набрать скатов, свечей, может парочку карбюраторов прихватить. В общем, доверху забить коляску деталями, да простят нас предки-байкеры. А что ж делать, коль времена такие?
      Пока его рулевой намеревался произвести осмотр жреческих кладовых, Шура положил палец на ровную поверхность неприметной кнопки. Ну, помогите предки-байкеры.
      Он надавил на кнопку, она мягко подалась, проваливаясь внутрь поверхности столба. Шура замер в ожидании.
      Ничего не произошло. А чего он ожидал? Грома и молний, которые сотворят Чудо? Или что откроется потайная дверь, которая впустит его в тайную комнату, где Он хранится? Так нет же ни стен, ни зданий рядом с этим столбом.
      Шура отчаянно, со всей силы, нажал большим пальцем на то место, где была кнопка. И вдруг почувствовал, как железо под рукой встрепенулось. Рука ощутила, как по загрубевшей коже поползли мурашки, так, словно он взялся за аккумулятор.
      Столб слегка задрожал, потом начал медленно вращаться вокруг своей оси. А откуда-то из-под земли донеслось приглушенное монотонное гудение.
      В такт вращению столба негромко заскрежетало и, прямо в твердом покрытии двора, начали разъезжаться в стороны две створки. Шура и подошедший Заг заворожено смотрели, как щель между двумя плитами все растет, увеличивается, открывая большое круглое отверстие.
      Из отворившейся дыры доносилось мерное пахтанье, словно там одновременно работали моторы двух мотоциклов.
      Шура все боролся с искушением подбежать к движущемуся краю и заглянуть в проем, но боялся, что оттуда вылезет что-то страшное и непредсказуемое. Мало ли что могло скрываться в этой большой подземной норе.
      Оно, вовсе не ужасающее, а дивное, сказочное, действительно проросло прямо из-под земли.
      Сначала вспыхнул солнечный зайчик, пробежался по людям, слепя глаза. Из отверстия плавно показались два зеркала заднего вида.
      Следом, медленно, словно чья-то могучая сила сотворяла это чудо, пробился изогнутый руль с пластиковыми рукоятями, что так и просились лечь в ладони. Руль серебрился и блистал не хуже чем зеркала.
      Неторопливо явился ослепительный синий бак, вытянутый, узкий. Краска на нем была такого яркого, даже ядовитого цвета, какого Шура никогда не видел. Черное сидение из гладкой кожи так и манило своей грациозной формой.
      А Заг заворожено смотрел, как под баком появляется сверкающий двигатель. Уже появились ребра двух мощных головок цилиндров и вылезал объемный поддон. Рулевой даже боялся подумать, сколько в этом моторе прячется лошадиных сил. Гораздо больше, чему у "Планеты", раз в пять так точно.
      Еще через несколько минут диковина предстала перед ними во всей красе - блестящие дуги безопасности, изящная выхлопная труба, крупные колеса с неглубокими канавками протекторов, опирающиеся на вылезшую из дыры платформу.
      Жужжание внизу затихло. На поверхности застыл Он.
      От железного монстра, по-другому эту машину назвать было нельзя, веяло несокрушимой мощью, потрясающей надежностью и неуловимой скоростью. При одном взгляде на эти великолепные формы сверкающего чуда перехватывало дыхание.
      Разинув рты, найт и рулевой молча рассматривали возникшее из-под земли видение, будто не до конца веря в его реальность. Сердца замирали, любуясь обликом невиданного существа. Казалось, дотронешься до Него - и мираж растает, рассыплется на мелкие осколки, словно отражение в разбитом зеркале.
      – Предки-байкеры… - пораженно шептал Заг и его левый глаз судорожно задергался.
      Снова запала тишина. В немом изумлении миновало еще несколько минут. Видение не исчезло.
      Наконец Шура тряхнул головой и осторожно подошел к чудесному мотоциклу без коляски.
      – Bar and Shield, - пробормотал он, глядя на знак, прикрепленный к баку. - Жрец сказал: ищите "Планку, пересекающую Щит". Неужели это действительно Он? - повернулся найт к Загу.
      – Он. Другого такого быть не может, - в глухом голосе рулевого пробивалось с трудом скрываемое восхищение.
      – Ну что, Загги, ты готов наконец-то променять нашу кобылку-старушку на этого удалого коня? - найт похлопал по мягкой коже сидения.
      – А как же "Планета"?
      Шура не торопил рулевого. Пусть принимает решение сам. Ведь он всем сердцем прикипел к верной "Планете", которую лелеял собственными руками, на которой откатался тысячи тысяч километров, сжег в ее двигателе целое озеро бензина, стер несколько рукоятей на руле.
      Непросто рулевому будет оставить верный мотоцикл, даже когда перед ним появилась легендарная сказочная машина, о которой мечтает каждый рулевой, каждый найт.
      Так они и стояли, продолжая молча смотреть на сверкающий "Харлей". В этом чудесном творении предков таилось безупречность, каждая деталь, каждый винтик гармонично вписывались в общий механизм. Глядя на этот мотоцикл, Шура вдруг понял, что такое совершенство. Это когда ничего нельзя добавить и в то же время нечего убавить. Здесь все было на своем месте.
      Внезапно задумчивый Заг насторожился, прислушиваясь, повернул голову в сторону главных ворот Храма. Шура тоже обратился в слух. И буквально сразу же он расслышал рявканье моторов.
      Чьи-то мотоциклы на большой скорости мчались к Святилищу и уже пребывали недалеко от ворот.
      Шура быстро кинулся в передний двор. Сквозь полураспахнутые створки он заметил зеленые машины, что взбивая пыль спешили к воротам.
      Найт со всех ног бросился во внутреннюю галерею.
      – Борнийцы!
      Из "Планеты" Шура впопыхах успел подхватить только Больше Жало и магнитофон. Если их застукают в Храме - хана!
      Услышав крик и увидев бегущего Шуру, Заг вышел из ступора. Рулевой с трепетом подошел к "Харлею", погладил рукой сияющий синий бак, провел ладонью по двигателю, будто знакомился с машиной. Потом что-то тихо прошептал, уверенно повернул блестящий ключ в замке, взялся за рукоять газа и решительно тронул заводную лапку. Пол-оборота хватило, чтобы рокочущий бас мощного двигателя наполнил внутренний двор, отражаясь от мурованного забора и высоких зданий.
      Шура тут же вскочил на непривычное широкое сидение позади рулевого. Краем глаза он заметил, что из основных ворот показался первый зеленый мотоцикл.
      Заг накрутил рукоять газа, выжал сцепление и врубил передачу. "Харлей" взревел разъяренным зверем, задрожал со всей мощью своего мотора. Колеса зашуршали по твердому покрытию, синий мотоцикл с места рванул вперед, вырываясь в передний двор.
      Сильная машина буквально полетела навстречу зеленой "Чизетте", вползающей через ворота Храма.
      Под седлом рвалась вперед такая шальная сила, что рулевой не сразу с нею справился. Изогнутый руль хоть и оказался гораздо удобнее, все же отличался от привычного Загу. И мотоцикл был без коляски, что заставляло на ходу прилаживаться к норову этого стального зверя.
      "Харлей" пролетел первые ворота и его тут же наклонило вправо. Рулевой еле удержал машину прямо, помогая себе ногой. Продолжая бешено рычать, мотоцикл вилял из стороны в сторону, а Заг отчаянно пытался приноровиться и держать равновесие.
      Копье прыгало в правой руке Шуры, левой он держал магнитофон и одновременно держался за куртку Зага. Рычащий виляющий "Харлей" несся прямо на зеленые мотоциклы, два из которых уже зарулили в первый двор Храма.
      Видя, что на них мчится такой дивный мотоцикл, борнийцы немного опешили, замешкались и не успели преградить выезд из ворот. Найты растеряно глядели на рванувшего с места железного коня, что сверкая и злобно рыча несся прямо на них, словно неваляшка покачиваясь из стороны в сторону.
      Рулевые зеленых машин нерешительно притормозили сразу за воротами. Этого мгновения хватило, чтобы Заг, матеря копов и поминая предков-байкеров, отчаянно заложил вираж и обогнул первого борнийца, аккуратно вписавшись в проем ворот. При этом копье Шуры слегка клюнуло в подставленный бок вражеского найта.
      Второй найт попытался вдогонку ударить копьем, да не успел. Синий мотоцикл оказался быстрее и уже вылетел из ворот.
      Снаружи к Храму подъезжали еще шесть зеленых мотоциклов.
      Борнийцы быстро попытались преградить дорогу вылетевшему из ворот "Харлею", смыкая машины, но лишь синяя молния мелькнула перед их глазами.
      "Чизетты" проворно развернулись, устремляясь следом за мотоциклом без коляски.
      Шура подпрыгивал в мягком седле, глядя, как стремительно серая лента дороги убегает из-под колес. Дух захватывало от шальной скорости, ветер пьянил, сердце стучало в такт с работой мотора.
      Промелькнули толстые стволы тополей и синий мотоцикл вырулил на большой тракт.
      Хмелея от скорости, найт не забывал раз за разом оглядывался. С каждым разом зеленые машины становились все мельче и мельче. Вскоре они вообще исчезли.
      "Харлей" мчался на запад.
      Дорога была ровная, утоптанная, синий мотоцикл без коляски летел стремительней попутного ветра. В этой машине удивительно сочетались грация и мощь, сила великолепно уживалась с быстротой. Заг будто приклеился к седлу, расслабленно держал руль, всем телом ловя обороты двигателя. Волшебный мотоцикл наконец-то подчинился рулевому и руль повиновался малейшему движению рук, рукоять газа слушалась легкого прикосновения, нога бегло переключала пять скоростей.
      Заг оказался самым удачливым из ныне живущих рулевых. Ему посчастливилось оседлать мотоцикл-мечту, мотоцикл-сказку, машину-легенду. До этого времени лишь о знаменитом Ферри, рулевом прославленного Фамироса, сказители могли рассказать, что у него была такая чудесная машина.
      Была лишь одна вещь, которая расстраивала Зага. Верную старушку-"Планету" пришлось оставить на произвол борнийцев. Он так и думал - "оставить", даже в мыслях не употребляя слово "бросить".
      Но этот синий мотоцикл, что сейчас бежал по дороге, стоил даже такой жертвы.
      А Шура, ловя ртом прохладный вечерний воздух, орал на всю мощь своих легких:
      – У меня есть до-о-о-пинг! У меня есть "Харле-е-е-й"! У меня самый лу-у-у-чший в мире ру-ле-вой! Красному Волку придет коне-е-е-ц!
      Вторя словам найта, в его руке раскачивался магнитофон, надрываясь на всю громкость:
 
Пробил час - не остановишь нас
Свыше контролю не бывать
Делай то, что по душе
Hа своем стальном коне
Мы здесь, чтоб полночь
Взорвать!
 

      Первая радость от обретения таких сказочных вещей как допинг и "Харлей" миновала к концу второго дня. Опьянение прошло, Дорога тут же возвратила из радужных облаков на пыльную землю.
      Когда радостный хмель выветрился из головы, Шура вспомнил, что впопыхах они забыли в коляске "Планеты" ларец с камешками. Ларец, ради которого потратили столько сил, проехали так много километров Дороги, выдержали множество схваток. Правда, самоцветные камни были сущей мелочью, жалким медяком перед тысячей золотых в сравнении с обретенными сокровищами. Один лишь допинг, наверное, стоил как сотня подобных сундучков, а то и больше. Не говоря уже о мотоцикле, который вообще был бесценным.
      И все же человек такое создание, что никогда не довольствуется тем, что у него есть, а думает о том, что могло быть. С трудом подавляя сожаление от потери камней, Шура вспомнил слова Дариана, мудрость которых дошла до него лишь сейчас. "Настоящая цена любой вещи или добра определяется вовсе не ее стоимостью, а тем, сколько усилий мы приложили, чтобы ее заполучить. Так что тебе придется попотеть, чтобы я оставил тебе свою пасеку. Лишь тогда я буду спокоен за своих полосатых друзей".
      Камни достались с огромным трудом, гораздо бСльшим, чем "Харлей" и допинг. Можно сказать, что сокровища технарей они взяли совсем легко, оказавшись в нужном месте в нужное время. Шура утешал себя словами Вайса, когда-то сказавшего: "Высшее искусство воина Дороги - все делать своевременно. Наносить удар, удирать или подряжаться на денежное дело - главное сделать это именно в подходящий момент".
      Дорога - это дом найта, его работа и отдых. Это вся его жизнь. И уже за пару дней с "Харлеем" Шура и Заг ощутили, как это - жить на Дороге без коляски.
      Легендарный мотоцикл коляски не имел. Бензина этот мощный зверь жрал порядочно, а у них не оказалось с собой ни одной запасной канистры. Даже если бы и были, то куда их девать? Не в руках же возить.
      Из мечей осталось только Малое Жало в ножнах на голени, Жало навеки осталось в ножнах "Планеты". А Большое Жало Шуре приходилось постоянно держать на весу, поочередно меняя руку, чтобы отдыхала, иногда перевешивая копье через плечо Зага. Хорошо рука была приучена к такому еще в Малом Мире Вайса.
      Забыл Шура и книгу с письмом, которые обещал отдать старшему инженеру Дромму.
      Также они с Загом остались без пищи и без шатра. Ночевать можно было под звездным небом, правда, когда небеса не проливались дождем. Но вот без бензина, равно как и без еды, долго на Дороге не протянешь.
      – Ну что, Загги, как тебе наш зверь?
      – Зверь.
      – Думаю, что с этим мотоциклом ты сполна утолишь свою жажду скорости. Скажи мне, дружище, его кто-нибудь сможет догнать?
      – Не думаю.
      – А что ты думаешь по поводу того, чтобы нам, прежде чем возвращаться на запад, выйти на Большую дорогу? Нам нужен бензин, нам нужны харчи. У нас мотоцикл, который никто не догонит. Мне кажется, что сами предки-байкеры благословляют нас начать охоту на борнийцев. Если мы от них успешно бегали на нашей старушке, то с "Харлеем" у них вообще не будет шанса против нас, -размышлял Шура.
      – С таким мотоциклом - да. Эх, ему бы еще коляску…
      – Пока будем так, ничего не поделать. Тебе нравятся борнийцы?
      – Они убили Тайтилу…
      – И Кайру. Загги, какова плата за их гибель? Сколько борнийских жизней мы заберем за смерть Кайры и Тайтилы?
      У Зага дернулся левый глаз, будто подмигивая.
      – Уговорил. - Шура воинственно вскинул копье. - Мы начинаем охоту!
      Первой жертвой "Харлея" стал одиночный зеленый мотоцикл.
      То ли это был посыльный, спешившей куда-то с донесением, то ли найт забирал мотоцикл из ремонта, который своими силами делали рулевые борнийцев или плененные жрецы. Быстрый синий мотоцикл без проблем настиг зеленого на узкой песчаной дороге.
      Дальше Заг предоставил работу Шуре. А тому как раз требовалась размять руки, затекающие от непрерывного держания копья на весу, да и заодно проверить, как работает заживающее плечо.
      Большое Жало, как всегда, не подвело, борнийский найт с пробитым горлом упал на землю, а слегка оглушенный рулевой не возражал, что у него забрали канистру и слили бензин из машины.
      В бак "Харлея" весь раздобытый бензин не поместился. Не желая терять ценное топливо, Заг проволокой прикрутил канистру с бултыхающимся топливом к заднему упору на седле.
      Но когда мотоцикл остановился для очередного привала, канистры на месте не оказалось.
      – Не переживай ты. Борнийцев много, так что пусть они возят наш бензин, - справедливо рассудил Шура.
      Ночевали они под звездным небом, все так же по очереди дежуря.
      А на рассвете безжалостный "Харлей" сбил полусонных постовых, ворвался в стан борнийских солдат и, пока к нему со всех сторон бежали вояки, Шура кончиком Большого Жара разрезал продуктовый шатер. Заг зарулил прямо внутрь, а найт, предварительно сделав проезд через брезентовые стены сквозным, подобрал вместительную холщовую сумку, лихорадочно нахватал в нее припасов.
      Растерянные крики доносились со всех сторон.
      Борнийцы начинали окружать шатер, когда из него вырвался взбешенный синий мотоцикл. Над головами седоков просвистел топорик, кто-то бросил копье, но не попал.
      Пара ударов Большого Жала проложили дорогу, и через секунду "Харлей" уже исчез среди кустов.
      Добыча оказалась неплохой - вяленое мясо, белый хлеб, плетенный косичками сыр. Оказалось, что Шура в спешке прихватил бесполезные костяные ложки, завернутые в кусок холстины. Среди трофеев оказались и крупы, только их пришлось выбросить - все равно Шура и Заг не могли приготовить кашу. Котелки, равно как и миски, остались в коляске "Планеты".
      Сумку с едой не стали привязывать проволокой, чтобы она не повторила участь канистры. Заг повесил ее прямо на руль.
      – Врут сказители, что предки-байкеры предпочитали ездить без колясок, - пробурчал Заг во время обеда.
      – Кто их знает? - Шура с наслаждением рвал зубами полоску жирного копченого мяса. - Может они питались только в харчевнях, и бензин могли заправлять на каждом углу. Потому и не возили с собой все это добро. А ты помнишь, я тебе читал, что у них было оружие, разящее на расстоянии, а с виду небольшое? Значит, им не надо было таскать с собой долгомерное копье. Вот они и гоняли без колясок.
      Ловчие владения неуловимого "Харлея" раскинулись от Рогейна до середины Плойны.
      Вместе с Загом рыская по захваченным землям Баделенда, Шура и не заметил, как его увлекла охота на завоевателей. Он упивался скоростью и стремительностью "Харлея", быстротечные схватки вызывали азарт, принося щедрую жертву красному волку. Найт пьянел от безнаказанности, словно ребенок радовался потугам борнийцев изловить синий мотоцикл без коляски.
      Это было так же увлекательно, будто охота на ушастых. Правда, кролики-борнийцы имели клыки в виде копий и мечей, но от этого промысел становился только интереснее. Ночные и дневные погони, битвы, захваченное у борнийцев добро - как все напоминало найту его прошлое, когда он орудовал под началом атамана Корда.
      Правда, теперь Шура был сам себе хозяин и самостоятельно выбирал Дорогу.
      Падали на землю рулевые и найты в зеленых комбинезонах, живые, раненые и мертвые. Теряли они копья, шлемы, бензин и кошельки. На дорогах оставались неподвижные зеленые мотоциклы, над которыми похлопотали Шура с Загом.
      Когда Шура впервые попросил рулевого привести захваченную машину в негодность, тот удивленно моргнул косым глазом. Для Зага "мотоцикл" было понятием священным, почти живым существом, гораздо более значительным, чем человек. У человека можно отобрать жизнь, а у мотоцикла разве можно? Предки-байкеры не простят такого кощунства.
      – Я думаю, что предки-байкеры благословят нас на такое дело, - сказал Шура. - Этим зеленым машинам покровительствуют демоны-копы. Иначе стали бы они врываться в Храмы и убивать Служителей?
      Рулевой задумался, теребя в пальцах ключ зажигания.
      – Загги, слушай меня внимательно, - продолжил Шура. - Мы сейчас оставим эту машину, а завтра на нее сядет другой борниец. И он будет давить колесами несчастных солдат, будет разорять села, забирая последнее у землепашцев, он будет ломать ворота Храмов. Вспоминай бегущих в ужасе солдат, припомни глаза паренька из маленькой деревушки. А как тебе умирающий Служитель, выбравший смерть взамен того, чтобы отдать врагам допинг?
      Неподвижный взгляд Зага был устремлен куда-то вдаль, лишь беспокойно моргал левый глаз.
      – Ты пойми, зеленые машины служат дрянным найтам. Они не имеют права колесить Дорогу. И не зря предки-байкеры послали нам "Харлей". Они нашими руками хотят убирать зеленых с Дороги.
      О чем размышлял Заг в наступившей тишине? Шура не спрашивал, он сам задумался над своими словами. И откуда из него такое заумное лезет? Нахватался у Дариана и Вайса? Точно, нужно было становиться сказителем.
      Он улыбнулся сам себе.
      А Заг нерешительно подошел к машине с кабаньей головой на коляске, постоял в раздумьях. Потом достал из ящичка с борнийскими инструментами ключ и начал вывинчивать свечу.
      – Э, нет, Загги, его нужно не разобрать, а поломать. Смотри как.
      Найт подобрал с земли борнийский меч с широким клинком. "Чужое оружие выщербить и затупить не жаль", - хитро скалясь, подсказывал красный волк, предвкушая потеху.
      Шура отпустил кровавого зверя на свободу. Меч яростно набросился на бесталанный мотоцикл. Железо скрежетало по железу, гнуло и кромсало, острие многократно пробивало бак, лезвие резало седло, провода и шины. Удар выщербленного клинка наотмашь разнес фару на сотни мелких кусочков стекла.
      Клинок сломался, когда найт исступленно бил им по раме борнийской машины.
      Двигатель Заг разобрал, позволяя Шуре поломать его внутренности.
      С тех пор, если плененные борнийские найты и рулевые еще могли рассчитывать на милость, то их раскуроченные машины, истекая бензином и зияя искореженными железными потрохами, оставались умирать на обочинах.
      Через две недели бесчинств и разбоя в тылах захватчиков, учиняемых стремительным синим мотоциклом, засуетились воеводы борнийцев.
      На "Харлей" начали устраивать засады, участились облавы зеленых найтов.
      – Знаешь, Загги, старый лис Басиус, что незримо рулил в банде Фоксов, сказал мне однажды такую вещь: "Люди ставят капкан на крысу. Она может угодить лишь если будет ходить одной проторенной дорогой. В одно и то же время. А попробуй изловить мудрую крысу. Ты никогда не будешь знать, где пролегает ее дорога, в каком месте она выроет лаз сегодня, где сделает дыру, из какого укрытия выскочит. Человек гоняется за ней, а она выискивает добычу, хватает острыми зубами и спокойно уходит". Да, хитрый был лис, у него учиться и учиться. Игра у него была такая - "шашки". Знаешь, там такие белые и черные блюдца?
      Рулевой кивнул на ходу.
      – Так он показывал, как самое быстрое из всех блюдечек, что за раз могут сделать лишь один шаг, достигает противоположного края полосатой доски и становится "теткой"… нет, не так… как же он говорил? "Бабой"? О, вспомнил - "дамкой"! Тогда эта баба шагает по всему полю и за ней никто не угонится. Мне кажется, что наш "Харлей" и есть такая "дамка", что может двигаться как хочет и куда хочет быстрее всех.
      Усиленные патрули и облавы не помогали борнийцам. Разбойный мотоцикл синей молнией мелькал перед глазами, и никто не мог его настичь. Уходя от погони борнийских найтов, Шура оборачивался в седле, показывал взбешенным воинам руку, согнутую в локте. Когда же те почти настигали "Харлей", Заг добавлял газу и преследователи немедленно отставали.
      А неуловимый мотоцикл неожиданно появлялся там, где его не ожидали. При виде синего призрака в панике убегали солдаты. Вылетали из седел зазевавшиеся одиночные найты. Оставались на дорогах искалеченные мотоциклы, словно немые свидетели того, что здесь пролегал путь "Харлея".
      Ранним пасмурным утром Шура привычно подремывал в седле, лишь иногда вскидывал голову, бросая взгляды вперед и по сторонам. Назад смотреть не стоило - все равно никто не догонит.
      Вдруг жалобно взвыл тормоз, тело найта, еще двигаясь, врезалось грудью в спину рулевого. Хорошие тормоза оказались у "Харлея", протекторы чуть не зарылись в плотную землю дороги.
      Переднее колесо замерло перед самой дощечкой с гвоздями.
      Краем глаза Шура заметил, как прямо из земли по обочине вырастают фигуры борнийских солдат. Заг даже успел сбить самого прыткого, когда разворачивался.
      Внезапно возникшая угроза оживила страх. Шура судорожно помогал рулевому отталкиваться ногой, двигатель ревел, копье подрагивало, тыкая в сторону нападающих.
      Солдаты выскакивали из неглубоких ям, сбрасывая защитные накидки. "Харлей" лишь презрительно фыркнул, обдавая спешащих борнийцев дымом, набрал скорость, разгоняясь в обратном направлении.
      Найт обернулся в седле, в сердцах погрозил копьем оставшимся позади силуэтам в пятнистых комбинезонах.
      – Фу-ты, напугали, охламоны, - сказал Шура, когда они отъехали на безопасное расстояние. Сердце понемногу сбавляло обороты, руки перестали подрагивать. - Грамотная западня. Ты молодец, Зоркий Загги, не то сейчас мы бы достались на завтрак борнийцам.
      – Меньше спать надо на Дороге, - буркнул рулевой.
      – Ты прав, дружище. Теперь буду глазаст аки ястреб, как говорят сказители. Хорошо, мы теперь предупреждены о таких капканах. Крыса теперь будет настороже, как говаривал Басиус. А Вайс сказал такое: "Если тебя не убили - выучи урок. Не стоит искушать Дорогу и второй раз вляпываться в такую же переделку".
      Миновала еще неделя бесчинств и разбоя в тылах армии императора Бистия, и Дорога сделала подарок свободным охотникам.
      Вернее, это борнийцы преподнесли такой дар Шуре и Загу. Позже найт говорил рулевому, что это предки-байкеры наградили их за старания. Выходит, не зря они карали недостойных найтов за разрушение Храмов.
      Как бы то ни было, а ближе к хмурому полудню одного из вереницы сумрачных дней Заг притормозил, показывая рукой на темный край неба, где над самым горизонтом нависли тяжеленные тучи. Оттуда доносился раскатистый бас грома, черное небо время от времени прорезала яркая вспышка. Дорога пролегала по открытой местности и было хорошо видно, как широкие темные струи соединяют черные тучи с такой же черной землей.
      – Там ливень, - сказал Заг, останавливая мотоцикл. - Можем угодить.
      – Что делать? Кажется, что ветер сносит тучи в сторону. Может, уйдем влево и разминемся с дождем?
      – Можем не разминуться. А там чернозем. Лучше по дождю, но по песчанке. Так хоть не застрянем.
      – Ты прав, застревать нам ни к чему. Кто их знает, этих зеленых охламонов, может они и в такую погоду катаются.
      – Тогда пойдем навстречу дождю.
      Вскоре край черного поля туч поравнялся с одиноким мотоциклом, темные облака нависли над самым головами. Первые крупные капли ударили по шлемам и плечам.
      А немного погодя с туч обрушился настоящий водопад.
      Об уютном шатре остались лишь воспоминания, можно было только мечтать о том, чтобы спрятаться от падающей с неба холодной воды. Разлогих деревьев тоже не наблюдалось поблизости. Ветер мчался навстречу "Харлею", косой дождь лупил по лицу.
      Шуре было немного полегче, он мог прятаться за спиной Зага. В те же минуты, когда он выглядывал через плечо рулевого, стараясь хоть что-то разглядеть сквозь водную пелену, ему казалось, что с каждой встречной каплей в лицо вонзается колючка от акации.
      Мотоцикл упрямо летел, разбрызгивая лужи до тех пор, пока Заг не сбавил скорость. Он что-то произнес, но Шура не расслышал из-за шума бьющихся о песчаную дорогу капель.
      Рука рулевого показывала вперед. Шура прищурил глаза, вглядываясь сквозь дождь.
      Впереди на дороге он с трудом разглядел силуэты нескольких мотоциклов. Судя по всему, борнийских.
      Сражаться в такой дождь у Шуры желания не родилось. Но и разворачиваться жутко не хотелось, ведь дождевые тучи сносило именно на восток и выйти из-под их покрова можно только двигаясь вперед. Потому, надеясь на скорость "Харлея", они быстро помчались в сторону зеленых машин, едва различимых на мокрой дороге.
      Найт сторожко держал копье, рулевой разогнал "Харлей" до пятой скорости. Из-под колес вырывались целые фонтаны брызг и песчинок. Мимо Шуры промелькнули три стоящих мотоцикла, удивленные лица борнийцев, прикрытых плащами с капюшонами.
      – Коповы дети! - не без злорадства выкрикнул Шура, когда колеса "Харлея" окатили мотоциклы и людей грязной водой с песком.
      Еще он успел заметить, что единственный мотороллер в этом странном борнийском караване стоит немного в стороне. В карбюраторе копался водитель, двое других держали над ним натянутый плащ.
      "Харлей" уже промчался мимо, когда Заг стремительно развернул машину.
      А Шура еще мгновением раньше понял, что заставило рулевого принять такое решение. Не зря они с Загом прекрасно понимали друг друга даже без слов.
      На кузове мотороллера высилось что-то большое. Ярко-синее, овальное, с торчащими вверх тягами. Шуре показалось, что вспышка молнии попала прямо в него, когда осознал - в кузове лежала коляска от их нового мотоцикла!
      Тут даже не приходилось размышлять - драться или нет. Конечно же, драться!
      Драгоценную коляску сопровождали три найта. Когда "Харлей", промчавшийся словно встречный ветер, притормозил и развернулся, у борнийских машин двигатели уже рокотали. Навстречу синей молнии, мчащейся сквозь дождь, уже выдвигался первый из борнийцев.
      Две других машины заходили по бокам.
      Гладкое мокрое древко предательски скользило в руке, дождь не уставал хлестать по спинам. Идущих навстречу борнийцев было плохо видно через плотный поток воды, падающей с небес.
      Вглядываясь сквозь дождь, Шура прикидывал, как же ему одолеть троих противников. Он прекрасно понимал: даже если он быстро сшибет первого найта, все равно возникнет секундная задержка и они с Загом могут подставиться под удары двух его товарищей. А если, не приведи предки-байкеры, не удастся сразу освободить копье, то запросто можно получить острие в бочину.
      Но прочь все сомнения! Догер ведь смог в одиночку одолеть троих. Стало быть, если Шура хочет когда-то сразить Красного Волка, то он тоже должен это сделать.
      При упоминании Догера в сознание немедля прокралась призрачная красная тень. Багровый волк сразу же добавил боевой ярости, заставляя забыть о дожде, о скользкой дороге, о количестве противников.
      Тут же проснулся и страх, извечный двойник кровавого волка. Он встрепенулся в сердце, ослабляя влияние зверя, уравновешивая сознание и тело. Прирученный страх был мудрее, он нашептывал молодому найту беззвучные слова, подсказывая маневр.
      Сквозь шум дождя Шуре пришлось орать на ухо Загу. Не стоило беспокоиться, что борнийцы услышат его задумку.
      Синяя машина стремительно неслась на переднего борнийца.
      "Харлей" был быстрым, "Харлей" был послушным. Он не столкнулся с первым зеленым, а в последний момент стремительно ринулся влево, заходя на боковой мотоцикл.
      Двое других, центральный и правый, стали менять направление и тоже выруливать влево, но не успели - "Харлей" уже сблизился с левым борнийским найтом.
      Шура надеялся быстро вышибить этих из седла, чтобы сразу же прикрыться их мотоциклом. Преграда позволит ему выбирать следующего противника.
      Большое Жало не мешкая ринулось на встречу с борнийским копьем. Наконечники потерялись в дожде и разминулись.
      Заг склонился вправо, а Шура лишь почувствовал, как около левого уха прошелестел вражеский наконечник. Лишь легкая дрожь пробежалась по телу. А что Большое Жало, летящее сквозь дождь? Правая рука не ощутила на копье лишней тяжести, значит, он тоже не попал.
      Шура успел поднять мокрое древко над головой, удар меча пришелся прямо на вставку из металла. Клинок соскользнул, и в этот момент "Харлей" сотрясло. Синяя машина защитной дугой зацепила коляску встречного мотоцикла.
      От удара "Харлей" занесло вправо, он стал падать на левый бок. Заг успел подставить ногу и оттолкнуться от мокрого песка. Мотоцикл тут же бросило в другую сторону.
      "Харлей" еще вилял под струями воды, когда сзади раздался грохот. Заг уже почти выровнял машину, и Шура смог оглянуться.
      Обгоняя звук двигателя "Чизетты", прямо ему в спину на большой скорости неслось копье.
      – Стой! - что есть силы заорал Шура своему рулевому, отчаянно надеясь, что тот не станет продолжать разворот.
      Послушный Заг остановил мотоцикл.
      Шура панически соображал. Острие Большого Жала смотрело вперед и никак не успевало встретить догоняющий наконечник борнийского копья.
      Предки-байкеры, как глупо умирать от удара в спину. Страх, помогай!
      Глядя через плечо, Шура перехватил копье и второй рукой, сразу же со всей возможной скоростью заскользил пальцами по мокрому древку, оглядываясь через плечо.
      Капли падали медленно, будто не спешили упасть на землю, сквозь них неторопливо двигался длинный наконечник. Прозрачные капли скатывались с закаленной стали, жаждущей напиться крови.
      Большое Жало двигалось так же медленно. Оно встретило смертоносное острие тупым деревянным концом.
      Шура мягко принял вражеское копье древком, слегка прокрутил, направляя его чуть-чуть вправо. Достаточно, чтобы борнийское острие прошло около плеча.
      Рулевой борнийца сделал попытку бросить машину в сторону. Он не успел на какое-то мгновение. Грудь рулевого налетела на тупой конец Большого Жала.
      От удара древко в ладони Шуры заскользило вперед, подпираемое движущейся "Чизеттой".
      Опытный Заг успел убрать зад "Харлея" от столкновения с борнийским мотоциклом. Он с места рванул машину влево, когда в ладони Шуры оставалось лишь несколько сантиметров древка.
      Шура бросил взгляд на противника. Зеленый мотоцикл удалялся сквозь затихающий дождь. А неподалеку слабеющие струи падали на лежащего человека, который силился подняться.
      Как ни странно, от удара тупым концом копья из седла вылетел не рулевой. Он крепко держался за руль, но его тело подалось назад, вытеснив из седла собственного найта.
      Полуоглушенный от встречи с негостеприимной мокрой землей, найт не беспокоил Шуру. Где же делись еще два противника?
      Ответ на этот вопрос он получил скоро, когда Заг начал медленно вести "Харлей" в ту сторону, где остался мотороллер.
      Два зеленых мотоцикла застыли неподвижно, встретившись друг с другом. Их изуродованный вид говорил сам за себя. Теперь Шура понял, что тогда был за грохот. Борниец, что потерял управление, столкнувшись с "Харлеем", налетел на своего товарища, преследовавшего Шуру и Зага.
      Водителя мотороллера и след простыл. Но это не имело значения - на кузове стояла Она - коляска от "Харлея".
      – Загги, а ты переживал, - сказал Шура, переводя дух. - Не зря мы сегодня так славно бились. У меня по спине до сих пор мурашки бегают.
      Небо светлело на глазах. Тучи отнесло на восток и, когда Шура с Загом подняли и бережно поставили на мокрый песок свою драгоценную добычу, сквозь разорвавшийся край облаков пробился первый луч солнца.
      Заг раскинул на куске брезента ключи и принялся цеплять к "Харлею" тяги желанной коляски.
      Пока рулевой возился с трофеем, Шура, обходя лужи, направился к разбитым мотоциклам. У них с Загом теперь есть желанная коляска. Проблема, где держать канистры с бензином, решилась, так что стоило слить топливо из баков "Чизетт".
      По коричневым сиденьям, смятым зеленым крыльям и погнутым коляскам, по грозным вепрячьим головам медленно стекали капельки минувшего дождя. Под чарами выглянувшего солнца прозрачные бусинки переливались радужным светом.
      Но Шуру заинтересовала не эта красота, спрятанная в обыкновенной воде. Он заметил как, резко припадая на ногу, кто-то изо всех сил ковылял прочь от мотоциклов, надеясь скрыться в ближайшей ложбинке.
      Даже пешком найт без труда настиг беглеца в зеленом комбинезоне и куртке рулевого. Борниец обреченно встал, опустил безучастный взгляд в лужу, словно надеясь найти свое спасение в подрагивающем зеркальном отражении.
      – Далеко бежишь? - вкрадчиво осведомился Шура.
      Рулевой лишь засопел и пробормотал какие-то резкие слова. Судя по всему, на германике.
      – Что ты лопочешь? - Шура плашмя постучал акинаком по зеленому шлему, - По-человечески говорить можешь?
      Борниец поспешно кивнул.
      – Что же ты, сволочь, нам дугу чуть не погнул? - в голосе найта слышался укор, от этого человек в зеленом комбинезоне еще больше вжимал голову в плечи. - Ну что, охламонище борнийское, договариваемся так. Ты мне рассказываешь, откуда у вас коляска - и ковыляешь отсюда на всех целых конечностях. Ясно?
      Рулевой снова утвердительно склонил голову. У него была прокушена губа и на ней медленно выступала кровь.
      – В Храме нашли, - сказал он на англике, мокрым рукавом утирая кровь со рта. -Когда поискали хорошо,
      – Что еще нашли?
      – Бензин забрали. Его увезли на мотороллерах. А коляску мы сопровождали в Рогейн.
      – Ну что же, тогда ковыляй. За коляску - спасибо. И своим передай. Вали.
      Три канистры с трофейным бензином загрузили в новую коляску.
      – Загги, теперь у нас есть все удобства. Новая жизнь начинается. Перестанем думать, куда примостить еду. Осталось еще раздобыть шатер - и мы станем настоящими королями Дороги.
      – Я уже начал привыкать без коляски.
      – Привыкать он начал. Тебе что - рули себе и все дела. А мне копье таскай в руках. За это время, чувствую, рука вдвое толще стала от мышц. Теперь хоть Большое Жало переложу на коляску.
      Коляска забрала у "Харлея" немного скорости, но добавила удобства для жизни на Дороге. У них снова был весь необходимый запас: шатры, канистры, посуда, еда. В новых седельных ножнах поселилось новое Жало.
      У Шуры на шее позвякивали две связки ключей - сорок девять, добытых ранее, и уже тридцать четыре - от зеленых мотоциклов, когда Заг сказал ему:
      – Тебе не кажется, что ты увлекся этой охотой? Теперь у нас есть коляска и мы можем двигать к нашим.
      Передразнивая рулевого, Шура прищурил глаз.
      – И что мы там будем делать?
      Рулевой промолчал, взял замасленную тряпочку и принялся протирать "Харлей".
      – А ведь еще какой-то месяц - и я вполне могу стать Хандредом. Если, конечно, борнийские ключи будут считаться.
      – А что толку? - буркнул Заг.
      – Знаешь, наверное, ты прав, - задумчиво произнес найт. - Красный Волк нас уже заждался. Но мы навели шороху на борнийцев, правда? Я думаю, что Кайра и Тайтила могут спокойно кататься по Бескрайней Дороге, - Шура позвенел ключами от разломанных борнийских мотоциклов. - Может, теперь нашим солдатам будет полегче.
      – В одиночку мы ничего им не сделаем.
      – А зачем нам что-то делать? Кто нас об этом просит?
      Шура не признавался сам себе, что верит, будто предки-байкеры могут его простить за прегрешение, а для этого нужно охотиться на борнийцев. Он подсознательно надеялся, что всемогущие покровители уберегут его от участи попасть в Бездорожье. А ведь именно это ему светило за то, что воспользовался горящим оружием. Он готов был лишиться Страны Бескрайних Дорог в обмен на жизнь Красного Волка, но теперь, когда у него есть допинг и "Харлей", хотелось для себя лучшей доли.
      Заг молча вытирал пыль с переднего крыла, движениями тряпки придавая исходный блеск яркой синей краске.
      – Знаешь, а мне уже начала нравиться эта война, - сказал Шура. - Благодаря ей мы получили такой мотоцикл. Жрец никогда бы не дал мне допинг, не начни борнийцы грабить Храмы. Вот уж правда, кому война - горе, а кому - мать родная. Нам она такие подарки подбросила, что мы Красного Волка голыми руками возьмем. Нам хорошо. Торговцам оружием хорошо. А солдаты умирают под колесами борнийских найтов. Крестьяне теряют с трудом выращенный урожай. Что ты молчишь?
      – Мы должны хоть как-то помочь своему народу, - крыло уже блистало, как и весь мотоцикл, а тряпка Зага все продолжала полировать его.
      – Мне кажется, что мы и так здорово помогли, - Шура снова тряхнул связкой борнийских ключей.
      Помолчали. Потом найт махнул рукой.
      – Ладно, уговорил. Погнали, посмотрим, что там творится на другой половине Баделенда. Боюсь, что кабаньи головы докатились уже до Большой реки.
      Шура не сказал Загу, что на самом деле подвигло его возвращаться назад. Он и сам себе не признавался до конца. Образ девушки с рыжими волосами манил туда, поближе к Эджу. Пусть он потерял тот очаровательный сиреневый камешек. Зато у него теперь есть такой мотоцикл, равного которому нет ни у кого в Баделенде.
      Говорят, что в это время где-то на юге Маджинленда зацветает сирень. Нужно добраться туда, нарвать ароматный букет таких цветов и привезти его в подарок Альбине. Даже королевская дочь должна уделить внимание найту, у которого есть "Харлей".
      А если на пути встретится Красный Волк, то горе ему!
      По пустынной дороге брела одинокая, слегка сгорбленная фигура.
      Прежде чем сделать шаг, странник выкидывал вперед руку с палкой, ощупывая свой путь посохом. И лишь удостоверившись, что впереди нет препятствия и дорога твердая, ставил ногу в пыльном ботинке. Но, несмотря на такой способ передвижения, шагал он довольно бодро и стук посоха сопровождал его резвые шаги.
      "Харлей" сначала обогнал путника, потом Заг по просьбе Шуры вернулся назад.
      Путник остановился, поднял голову.
      – Я никогда не слышал звука подобного мотора. Сила в нем чувствуется великая, неукротимая. Сотрясает он воздух с мощью, что покорялась лишь божественным предкам. Это может быть только Он. Мотоцикл без тотема. Синяя Молния, страх и ужас борнийцев.
      – Ты как всегда прозорлив, Эривэн. Садись, подвезем.
      – Мне спешить некуда.
      – Они не трогают сказителей?
      – Ты посмотри на меня, - Эривэн вперил в Шуру невидящий взгляд. Слепые глаза помещались на лице, что являло собою переплетение давних шрамов. - Кому я нужен? Они тоже люди, каждый из них может оказаться на моем месте. Вот и подают мне хлеб и к хлебу.
      – Так ты не хочешь прокатиться на легендарном "Харлее"?
      – Ты лучше подбрось мне еды в сумку. А я дальше буду мерить Дорогу шагами. С тех пор, когда я последний раз покинул седло, я зарекся садиться верхом. Тогда я думал, что не выживу. Но копье оказалось милостивым и, как видишь, я все еще влачу свое существование.
      – Как хочешь, - сказал Шура, копаясь в новой коляске.
      Он достал хлеб, мясо, бутыль вина. Все это перекочевало в сумку сказителя вместе с пятью золотыми монетами, на которых красовался орлиный профиль человека с козлиной бородкой и в большой короне - император Бистий.
      – А ты нагнал страху на борнийцев. Они уже тайком от своих капитанов шепчутся, что Синяя Молния - это подлинное воплощение предка-байкера на земле. Что он явился из Страны Бескрайних Дорог, дабы наказать борнийцев за разграбленные Храмы. Теперь только самые смелые из борнийских найтов рискуют разъезжать поодиночке в тех местах, где выходит на охоту Синяя Молния. Пятьсот золотых назначено тому, кто изловит неуловимый мотоцикл и привезет головы его седоков.
      – Пусть боятся, охламоны, - оскалился Шура. - Сами виноваты. Их никто не приглашал в Баделенд, никто не предлагал предавать свободу Дороги в обмен на низкое служение императору Бистию. Нечего было сюда лезть да еще Храмы разрушать. Ну, тогда мы погнали. Удачи тебе, Эривэн.
      – Свидимся еще. Хоть я тебя так никогда и не увижу. Но рассказать смогу. И мзды не потребую. Я уже сочинил историю о найте, в котором нашел земное воплощение предок-байкер. Этот великий найт сумел оседлать легендарный "Харлей" и стать грозой захватчиков Баделенда. Сия история принесет мне много звонких монет и славу лучшего из сказителей. Ты только послушай, какие слова там будут: "Синяя Молния летала, словно неуловимый призрак, настигающая кара, неотвратимое возмездие, а трусливые борнийские найты прятались от нее, словно кролики по норам". Нормально? А еще будет: "Вырвал славный найт зубы у огнедышащего борнийского дракона и победил его".
      – Да уж, любите вы приврать, - снисходительно усмехнулся Шура. Он не говорил сказителю о книге, которую забыл в коляске "Планеты".
      – Почему приврать? - хитро прищурил слепые зеницы Эривэн.
      – Какой еще огнедышащий дракон?
      – Как какой? А ты разве не собираешься помешать борнийцам сделать "горящее оружие"?
      – Что? - Шура аж привстал в седле.
      – Я думал, ты сразу же возьмешься за это дело. Не ради заработка, тут он не светит, а ради славы великой. Твое имя затмит славу самого великого Фамироса.
      – Не слава мне нужна, а голова одного найта. И теперь у него нет шанса голову свою сохранить на плечах. Так что ты там говорил о горящем оружии?
      – Оружие это нечестное. Подлое, недостойное найтов, - слепые глаза, казалось, прожигают Шуру насквозь.
      – Что дальше?
      – Я ничего не могу видеть. Лишь в памяти моей остались чудесная синь безоблачного неба, чарующее желтое море подсолнечника, благодатная зелень всходов на полях и веселящий блеск золотых. Но я могу слышать. Гораздо лучше, чем большинство зрячих. И я слышу тихий ветерок, гоняющий облака, слышу шелест листьев на полях и звон монет в кемпингах, внимаю…
      – Эривэн, что про оружие?
      – Говорю же, слышал я разговор двух борнийских капитанов. Совсем случайно. Захватчики желают тайны предков осилить, чтобы поставить их на службу императору Бистию Большому Секачу. И вот один из новопосвященных инженеров, захваченный в каком-то из Храмов Плойны, не выдержал пыток каленым железом и кое-что рассказал борнийцам. Знал он не так уж и много, лишь недавно принял сан инженера и был переведен из младших. Но больно смышлен оказался, потому его сразу назначили Хранителем секрета горящего оружия. Борнийцы о том как-то проведали, захватили инженера да истязали, покуда он не согласился выдать оберегаемый им секрет. Сейчас его увезли куда-то на север, где он собирается в обмен на жизнь приготовить для захватчиков горящее оружие.
      – Да уж. Если борнийцам еще и такое оружие…
      – Они хотят покорить весь мир.
      – Пусть бы себе покоряли, но нам при этом не мешали. Они же решили уничтожить найтов. Свободные воины Дороги вымрут без Храмов.
      – Да. Кстати, Хранителя зовут Линор и, по слухам, борнийцы собирались его отвезти на север захваченной части Тимберии всего пару дней назад.
      – Эривэн, ты скажи мне, откуда ты все это знаешь?
      – Все знает лишь Вездесущий Папарац, - сказитель искривил лицо в жуткой улыбке. - А имеющий уши - услышит.
      – Еще может что поведаешь?
      – Остальное подскажет Дорога.
      – Ладно, Эривэн. Свидимся, как договорились.
      – Удачи тебе на Дороге! - Эривэн на прощание помахал посохом, а потом оперся об него и стоял, слушая звук удаляющегося "Харлея".
      Мерно рокотал мощный двигатель, стремительно бросалась под колеса утоптанная дорога. В голове Шуры со скоростью летящего пейзажа мелькали мысли. Большей частью они касались рыжеволосой принцессы.
      А ведь борнийцы вскоре могут докатиться до Эджа.
      Образ Альбины сменился огненным джином, что вырывался из мотоцикла Каннинга.
      – Загги, я знаю, ты - за.
      Рулевой молча кивнул.
      На ближайшем перекрестье дорог Синяя Молния повернула на север.

      Вечер выдался безветренный, теплый-претеплый.
      Заг вел "Харлей" одной рукой, второй прикрывая глаза. Шура старался спрятаться за спиной рулевого.
      Они попали в поток с насекомыми. Куча мелких мошек тучами вилась над дорогой, крошечные букашки бились в лицо, попадали в рот, глаза, ноздри и даже уши.
      "Вот здесь бы шлем с забралом не помешал", подумал Шура, усиленно моргая веками. Проклятые козявки набились уже в оба глаза.
      – Где же ветер, когда он нужен, - пробормотал Шура, и в его рот успели заскочить пару мошек.
      Пытка насекомыми продолжалась пару километров. Живые тучи исчезли только перед тем, как впереди показался первый домик.
      Заг первым узнал маленькое сельцо на пару десятков дворов.
      – Мы снова прикатили в Хэм, - сообщил он найту.
      – Стоп-стоп, - сказал Шура, пытаясь пальцем достать из глазницы засевшую там букашку. - Я тоже припомнил эту дорогу. Пару месяцев назад мы здесь отбили селянское добро у борнийцев. Тогда мы еще разъезжали на старушке "Планете".
      Теперь сюда завернул "Харлей". В его коляске позвякивали сотни золотых с орлиным профилем, но не было еды. Борнийские солдаты в последнее время так далеко на север не заходили, их лагеря перестали снабжать Синюю Молнию продовольствием. Харчи, отобранные у последнего из нагнанных борнийских найтов, подходили к концу.
      А поиски места, где укрыли Хранителя Линора, затягивались.
      Зеленый найт, запросивший пощады, тоже не знал, где находится тайное место. Он делал огромные глаза, шевелил усами и клялся своим родом Неутомимых Пастухов, что даже не слышал о горящем оружии.
      В этих краях ничего не изменилось за последнее время. Все также безнаказанно бродили стаи баберов, грабя опустевшие села и охотясь на одичавших собак. Зато собаки стали более независимыми и приучились полагаться на самих себя, как родители Рыжего, а не на своих хозяев.
      Шура уже начинал сомневаться, правду ли сказал Эривэн. Ищи на севере. Север огромный, легче найти потерянный нож на подсолнечном поле, чем тайный лагерь борнийцев.
      Почему захватчики затащили жреца так далеко на север, где земли сейчас полубезлюдные? Они ведь спокойно могли развернуть свое действо в центре, ведь в случае успеха именно там ударит страшное оружие.
      – Они опасаются, что жрецы могут разведать и дать задание свободным найтам, - высказал Заг дельную мысль.
      – Ха, а мы-то знаем, где они прячутся. Да только выискать никак не можем.
      "Харлей" притормозил около старенького покосившегося домика на краю села. Сразу было заметно, что над ним давно не работали мужские руки. Конечно, стоило поискать жилище побогаче, но не хотелось терять времени. Шура собирался щедро заплатить за харчи борнийскими золотыми, потому Заг и остановился около самого ближайшего к дороге дома. Хозяйка только выиграет, а не обеднеет.
      На звук мощного сигнала из дверей дома робко выглянула девушка. Не выходя наружу, она с опаской посмотрела на пришельцев, сидящих на синем мотоцикле.
      Шура поманил ее пальцем, одной рукой продолжая растирать глазницу.
      Робко ступая и смотря в землю, девушка подошла к мотоциклу.
      – Не бойся. Голову-то подними, - сказал Шура.
      Глаза у нее оказались синими-синими, вздернутый носик обсеяли редкие, едва заметные веснушки. Аккуратную головку обрамляли волосы - словно тщательно уложенный стог золотистой соломы, перетянутый синей лентой.
      Шура подбросил на ладони борнийский золотой.
      – Хозяйка, наполни нам сумку хлебом, картошкой и сыром. Гречки положи, если есть, или другой крупы какой. Не обидим.
      Девушка молча взяла сумку, потопала к домику и скрылась за перекошенными дверями.
      – Это они! - вдруг донесся громкий вопль со стороны села.
      По короткой улочке со всех ног мчался пацаненок. Когда он добежал до мотоцикла, то уже не мог вымолвить и слова, лишь учащенно дышал.
      – Я узнал тебя, могучий найт-заступник, - наконец смог говорить мальчишка. В его широко раскрытых синих глазах отражался "Харлей" и рулевой с найтом.
      – И как вам теперь живется? - на лице Шуры появилась улыбка. - Борнийцы больше не тревожат?
      – Теперь нет. Те до сих пор в погребе сидят. Один умер. А где вы были? А куда едете? А где вы взяли такой мотоцикл? А почему вы не заходите? - сыпал словами пацан, бегая вокруг "Харлея".
      – Ты по очереди спрашивай. Я не успеваю так быстро думать, - усмехнулся Шура.
      Тут скрипнула дверь и на улицу с полной сумкой вышла девушка.
      – Ванда, - бросился к ней паренек, хватая за руку, - это наш найт-заступник. Это он спас нашу козу!
      – Глашек, - строго сказала Ванда, - почему же ты не пригласишь их в дом?
      В доме все не поместились.
      Староста села, приземистый бородач, что стал вместо убитого борнийцами дядьки Штива, приглашал найта и рулевого в свой дом, но Глашек так упрашивал заступника остаться у них, что Шура просто не мог отказать пареньку.
      На траве перед домом поставили несколько столов. Сельчане притащили у кого что было, накрыли столы нехитрыми кушаньями. Село было бедное, всего один мотоблок - у нынешнего старосты Жорока. Но полсотни жителей радушно принимали найта и рулевого, спасших их добро.
      Заг молча сидел в центре стола и, уткнувшись носом в деревянную миску, смущенно жевал жареное мясо козы, специально зарезанной для гостей. Шура тоже не привык, что на тебя глазеют десятки глаз и ждут твоего слова. Он выпил пару стаканов плохого перебродившего вина и держался за стакан, не зная, что сказать селянам, половина из которых не поместилась за столами и сидела на траве.
      Жители села тоже молча смотрели на могучего найта.
      Гордый Глашек сидел около Шуры и пытался разговорить найта.
      Шура сперва отказывался садиться за стол, беспокоился, что могут нагрянуть борнийцы и застать их врасплох. Но Глашек договорился с несколькими своими приятелями, и те сейчас караулили по обе стороны дороги. Пришлось пообещать им "посидеть на мотоцикле", ради чего пацаны были готовы дежурить день и ночь.
      – Что же теперь будет? - спросил староста. - Как там идет война?
      – Борнийцы скоро будут у Большой реки.
      – Что ж получается? Они будут править? И опять придут забирать наше добро. Хорошие хозяева так не поступают…
      – Время рассудит - хуже не будет, - по привычке произнес Шура, сам сомневаясь в своих словах.
      – А еще с диких земель севера набегают варвары. Неподалеку уже появлялись люди в шкурах. Борнийцы станут от них защищать?
      – Это я их видел! - радостно вскрикнул Глашек. На него тут же бросил строгий взгляд староста.
      – Не знаю я, - раздраженно произнес Шура.
      Эти люди верили, что он им все расскажет, все растолкует, словно он был сам король Баделенда или император Бистий. Но он был простым найтом.
      Даже вино не гнало прочь тяжкие раздумья и хоть селяне старались веселиться, за столом уже сказывали местные байки, все же груз насущных проблем давил на всех.
      Наконец Шура решил прощаться.
      – А ты защитишь нас от борнийцев, что строят неподалеку? - дернул Шуру за куртку Глашек.
      – Вы же говорили, что их поблизости нет, - повернулся Шура к старосте.
      – Мы их не видели, - развел тот руками. - Что ты пристаешь к заступнику? - погрозил он мальчишке пальцем.
      – Я видел, - упрямо повторил Глашек.
      – Расскажи-ка, - попросил Шура.
      Парень надул щеки от важности, что ему дали возможность на глазах у всех рассказать найту о своих приключениях.
      – Я бегал за куропаткой. Охотился аж за нашими полями. Подбил ее камнем на дальнем пределе, а она, гадина такая, убегала все дальше. Я долго ее гнал. Она отбежит - я за ней. Думаю, заплутаю - а ее возьму! Уж почти загнал ее к темноте, аж она ш-шасть куда-то. И все, не вижу больше ее. Сбился я с дороги, блудил в темноте. Прилег я, задремал под кустом. А сам боюсь, как бы меня не нашли и не съели большие волосатые дядьки в шкурах. Аж когда услышал звук мотоциклов. Я шасть в кусты, аж вижу - три огонька мимо прошли. Ну там, дорога видать. Я давай за ними, подобрался. Они недалече закатились, к пролеску. Там Руина ранее была, там огни и чегой-то строят. И там были солдаты и мотоциклов много. Я еле дорогу обратно нашел. Аж утром.
      Ночевать остались во дворе Ванды и Глашека. Хозяйка приглашала их в комнату, но душный домик не манил людей Дороги, привыкших к свежему воздуху. Местом их ночевки стал весь в щелях сарайчик с душистым сеном - запасом козьей еды на случай ненастья. Во второй части сарая жили куры.
      Шура посоветовался с Загом и они решили задержаться в этом селе. Стоило проверить, что в такой глуши делают борнийцы. Вдруг предки-байкеры привели колеса "Харлея" в нужное место и неподалеку находится именно тот лагерь, который они с Загом разыскивали последние две недели.
      – Если сейчас они пронюхают, что здесь появилась Синяя Молния, то будут настороже. И могут упрятать жреца Линора в другое место, где мы его не найдем, - умостившись на мягком сене, рассуждал Шура. - Загги, может примерим крестьянские одежды и побегаем ногами?
      От этого предложения рулевой презрительно скривился, его левый глаз превратился в щелочку. Зачем ходить пешком, когда есть мотоцикл, да еще такой непревзойденный? - безмолвно говорило его лицо.
      Утром Заг остался сторожить мотоцикл во дворе Ванды.
      На "Харлей" набросали целый стог сена, спрятавший машину. А Шура сменил куртку на крестьянскую кацавейку, вместо потертых кожаных штанов надел просторные холщовые портки и вместе с Глашеком собрался на разведку.
      – Будьте осторожны, - глядя на брата, сказала Ванда.
      – Может, он объяснит мне дорогу, а сам останется? - предложил найт.
      – Не слушай ее. Я пойду, - уперся Глашек.
      Так долго пешком Шура не ходил с тех пор, как перестал бродяжить и сел на мотоцикл. Теперь же, быстрым шагом передвигаясь за прытким мальчишкой, найт почувствовал, насколько за последние годы отвык ходить. Даже несмотря на регулярные тренировки в беге за мотоциклом через три часа резвой ходьбы он уже испытывал легкое покалывание в голенях и бедрах. Потом, с каждой новой сотней метров, ноги все больше наливались свинцом, в потяжелевших ботинках потели ступни. А, по словам неутомимого Глашека, еще нужно было идти "аж до пролеска".
      Шли отнюдь не по удобной накатанной дороге, а напрямик - через балки с песчаными откосами, топали по рыхлой земле полей, брели сквозь целинные земли с высокой травой. Кочки цепляли за ноги, трава тормозила движение, ботинки то и дело попадали в какие-то ямы. Точно сказал Заг, человек не создан для того, чтобы топтать землю ногами.
      В одиночку Глашек мог за день добежать до искомого места. Но вместе с подуставшим Шурой они добрались до пролеска лишь ближе к вечеру следующего дня.
      – Скоро, - сказал Глашек, когда начали попадаться кусты и редкие деревья.
      Парнишка то и дело забегал вперед, через минуту возвращаясь, чтобы поторопить отстающего Шуру. Скоро им пришло ползти, укрываясь в тени редких кустов.
      – Там, - прошептал Глашек, показывая рукой, когда кустарник стал гуще.
      Направление Шура уже знал. Еще несколько сотен метров назад он расслышал стук топоров и молотов, человеческую речь.
      Он осторожно выглянул из кустов.
      Среди негустого пролеска шло строительство. Частокол закрывал уже почти весь периметр небольшого укрепления, в ограде оставалось лишь сделать ворота. Пятеро плотников как раз сбивали вместе бревна, лежавшие на утрамбованной земле. Вся площадка вокруг была хорошо утоптана, почти до самых кустов, где укрылся Шура.
      Через брешь в ограждении можно было рассмотреть центральную часть усадьбы - несколько деревянных бараков. Из кузовов двух мотороллеров разгружали камень и цепочка людей в зеленых комбинезонах складывала их в кучу около невысокого, наполовину готового строения.
      Камней в округе хватало, наверняка здесь когда-то было поселение - или древних народов, или еще времен всемогущих предков.
      Над свежим частоколом возвышались пять помостов, с которых зорко смотрели по сторонам солдаты. Вокруг строящегося укрепления борнийцы выставили посты, снаружи также бродили дозоры.
      Если бы не Глашек, то Шура точно бы напоролся на пост из трех солдат в защитных комбинезонах. Борнийцы расположились прямо среди кустов, посматривая на дорогу и шаря глазами по округе.
      Благодаря шустрому пареньку, заранее выискавшему солдат, они подползли как раз между двумя дозорами.
      Почти до темноты наблюдал Шура за странным строительством в этой глуши по соседству с варварскими лесами. Зачем борнийцам такое укрепление, в местах, столь далеких от боев? И они явно позаботились о нормальном сообщении, чтобы не тратить силы на прокладку дороги - прямо к ограде вело выбоистое древнее шоссе.
      Пока Шура рассматривал копошащихся в лагере борнийцев, вездесущему Глашеку не лежалось спокойно на месте и он уже облазил все окрестности, умудряясь не попадаться на глаза борнийским дозорным. Время от времени он подползал к замершему найту, шепотом рассказывал, где еще прячутся потаенные посты солдат в защитной одежде, потом снова исчезал в кустах.
      Разглядывая лагерь, Шура старался запечатлеть в своей голове весь лагерь, по ходу прикидывая: где же они держат жреца? как туда пробраться? На эти вопросы он будет искать ответы позже, пока же нужно все хорошенько рассмотреть и запомнить.
      Он уже собирался отползать назад и возвращаться, когда ноздри уловили запах. Найт втянул носом воздух и тут же сморщился от смрада, который мог исходить только от грязной шкуры и немытого тела.
      Он сразу же узнал этот запах. Так разило только от баберов - жителей лесов.
      Шура напряг слух. Спустя мгновение он расслышал едва заметное шуршание. Кто-то полз совсем неподалеку от него, чахлые ветки соседнего куста слегка подрагивали.
      Он знал, что у северян звериное чутье, безысходно вжался в землю, старясь стать как можно менее заметным. А вспотевшая ладонь легла на рукоять акинака. Ему придется вести схватку пешим. С одним коротким мечом. Против могучих северных охотников, действие дубины которых он уже испытал на себе. И все это на глазах у борнийцев.
      Это была настоящая западня, похлеще той, которую устроили на него солдаты Бистия, когда ловили "Харлей". Сколько шансов выбраться из нее живым?
      А кусты дрожали уже впереди него, и сбоку. Невидимые охотники двигались туда, где укрылись солдаты в зеленой форме. Если бы варвары охотились на слившегося с землей найта, то наверняка бы обнаружили его. Ловцы из них были отменные.
      Но в этот раз баберы рассчитывали на другую, более привлекательную добычу.
      Резкое улюлюканье донеслось со всех сторон, и коренастые воины в шкурах, размахивая устрашающими дубинами, побежали к укреплению.
      Неподалеку от Шуры завязалась короткая схватка, после которой трое солдат остались лежать в кустах с раскроенными черепами. А люди с окровавленными дубинами помчались дальше.
      Их было несколько десятков. Один из тех отрядов, что сейчас вольготно чувствовали себя в северном приграничье. Заслоны солдат Баделенда сняты, пограничники сражаются где-то в центральных землях. И ничто не мешает баберам все глубже забираться в северные земли Объединенного Королевства.
      Теперь же следопыты баберов набрели на этот борнийский лагерь. Вот орава и решила поживиться, разграбив строящееся укрепление. Здесь наверняка можно раздобыть железное оружие, еду, соль, одежду. А может и женщины попадутся.
      Борнийские дозоры прозевали приближение налетчиков. Улюлюкая и по-звериному воя, варвары в боевой раскраске бежали к частоколу, по пути раздробив головы нескольким солдатам из нерадивых постов.
      Дикие вопли баберов резали по ушам, но даже сквозь них донесся звук первого работающего мотора. Внутри укрепления один за другим заводились мотоциклы.
      Первая зеленая машина выскочила через проем частокола, за ней показалась вторая. Долгомерные копья устремилось к нападающим, а сзади уже догоняли другие найты. Раньше мотоциклы стояли в тени по бокам внутри усадьбы, потому Шура их не заметил сквозь воротный проем.
      Оказавшись снаружи, восемь найтов дружно принялись за работу. Мелькали копья, взмывали мечи, трещали варварские кости от ударов об мотоциклы. Борнийским пехотинцам оставалось лишь добивать тех варваров, что падали на землю.
      Пока под стенами укрепления разворачивалось побоище, Шура постарался оказаться подальше от этого места. Борнийцы были поглощены избиением баберов и можно было на карачках отползти назад и, пригибаясь, бежать за спиной Глашека. Приходилось прикладывать много усилий, чтобы не терять из виду эту вылинявшую полотняную рубаху, мелькавшую среди кустов.
      Улепетывая прочь от вражеского лагеря, Шура уже не видел, как найты победоносно закатили внутрь укрепления, оставив под стенами два десятка мертвых тел в звериных шкурах. Борнийцы потеряли одного из своих товарищей. Он оказался недостаточно ловким, и его сшибла наземь дубина, утыканная острыми кусочками кремня.
      – Загги, зря ты не пошел с нами. Я за последние годы никогда не мерил ногами сколько земли, - рассказывал смертельно уставший Шура на следующий день. - Надеюсь, нам рано или поздно заплатят за это. Наверное, это будет король. Или технари.
      Он сидел прямо на траве, с наслаждением вытянув босые ноги. На пальцах набухли внушительные кровавые мозоли, стершиеся пятки покоились на прохладном спорыше.
      Ванда принесла ему кружку травяного чая.
      – Ты видел цель? - спросил рулевой.
      – Самого жреца я не видел. Но думаю, что его прячут именно там. Наверняка зеленые охламоны собираются делать много пламенного оружия. Иначе, зачем им в глуши, вдали от боев и хороших дорог строить такое укрепление? Да еще так охранять его. Я видел восьмерых найтов. Сколько их там - кто знает?
      – Как мы достанем цель?
      Шура отхлебнул чая и перевел взгляд на светловолосую девушку, задающую корму четырем тощим курицам. Нужно было размышлять о более серьезных вещах, но глаза почему-то норовили ощупать ладную фигурку сестры Глашека, а в голову вместо плана предстоящего дела лез образ Ванды. И в этом образе она оказывалась без своей длиннополой рубахи.
      Шура длинным глотком допил остатки чая, шумно чмокнул губами и снова перевел взгляд на Зага. Хороший у него рулевой, не подгоняет и не сердится, когда найт отвлекается на всякую ерунду. Да уж очень приглядная эта "ерунда", что снует по двору.
      – Как достанем? - Шура постарался белые девичьи прелести в голове заменить видом укрепления в перелеске. - Не знаю еще. Нужно достать, если мы хотим и дальше колесить дороги. Ведь даже наш славный "Харлей" нам не поможет, если они начнут пользоваться горящим оружием. Знаешь, эти борнийцы нравятся мне все меньше и меньше. Трухачи они, боятся честного боя. Иначе бы ни за что не стали делать горючку, - рассуждал Шура, забыв об участи Каннинга.
      – Ложись, отоспись, а там, как ты говоришь, время рассудит.
      – Все дело в том, Загги, что именно сейчас время работает против нас. Борнийцы наверняка поспешат закончить строительство укрепления. Да еще эти баберы глупые, что так не вовремя натолкнулись на лагерь, заставят их еще больше бдеть. Как подберешься к ним?
      Она была полной противоположностью Альбины. Тихая и кроткая, спокойная и домашняя. В какой-то момент Шура поймал себя на мысли, что хочет здесь остаться. Бросить все, забыть о ключах, борнийцах, горящем оружии, схватках и поискать простого счастья.
      Он мог бы работать на земле, завести пасеку, как мечтал в детстве. Жить тихо и неторопливо, вместо копья держать в руке тяпку, вместо меча - молоток и стамеску. Дом бы хороший справил, детей бы завел.
      Валяясь на спорыше, слушая кудахтанье кур и глядя в небо, Шура не мог уснуть. Сквозь подступающую дрему то и дело проникал голосок Ванды, зовущей Глашека, в голове вставал ее златовласый образ на фоне мирной сельской жизни.
      Красный волк всегда появлялся именно тогда, когда о нем хотелось забыть. И теперь кровавый зверь вылез из своего логова в голове, оскалился, начал нашептывать на ухо.
      Шура поднялся и сел, сон улетучился окончательно.
      "Будешь копаться в земле. Молодец. А ты сможешь забыть, что убийца матери спокойно и безнаказанно колесит Дорогу? А ты можешь выбросить из памяти неуловимую скорость, бодрящий свист ветра в ушах, замирание в груди, когда мотоцикл подпрыгивает на скачке? Сможешь ли предаваться монотонной и однообразной работе, годами сидеть на одном месте? Адреналин у тебя станет выделяться только если порежешься ножом. Начнешь от скуки пить и драться с женой. К такому счастью ты стремишься?"
      Красный волк злорадно захохотал и растаял, уступив место образу лица с дерзкими рыжими волосами. Вызывающая, заносчивая, избалованная. Кипучая и непостоянная. Яркая, словно огонь и такая же неукротимая. Такую тяжело покорить и еще тяжелее удержать около себя. К тому же она носила титул принцессы и вообще была недосягаема для простого найта.
      "Харлей" и допинг тоже были недосягаемы для простого найта. А теперь у Шуры есть и то, и другое. При таких раскладах заполучить меньшее, чем королевская дочь, было бы слишком непритязательно. И вовсе не из-за ее титула, а из интереса покорить эту своенравную красавицу. Которую он поклялся привезти Асинею. Фак и еще раз фак! Что же делать?
      Осталось лишь пробормотать верное "время рассудит - хуже не будет".
      Найт окончательно поднялся и кликнул рулевого. Нужно было готовить налет на укрепленный лагерь борнийцев.
      – Мне нужно самому посмотреть на место. Разведать подъезды, - сказал Заг.
      – Загги, неужели ты все же пойдешь пешком? - удивлено воскликнул Шура.
      В нескольких километрах от укрепления борнийцев они наткнулись на кусок древней дороги из такого же материала, как и покрытие в Храмах. Старый тракт, скорее всего, был ответвлением того, что вел к укреплению.
      Эту дорогу колесили еще предки-байкеры. Сейчас на ней зияло много выбоин и вся она поросла травой, пробивающихся из многочисленных ям и щелей, кустами дикой смородины и побегами акации. Раньше, наверняка, она была очень хорошей.
      Обходя кусты, с трудом переставляя уставшие деревянные ноги, Заг меланхолично думал о том, что если бы сейчас дороги стали такими, то им были бы не страшны дождь, сыпучая пыль и выбоины. А вообще, человек создан для того, чтобы ездить, а не ходить, натирая ноги.
      А Шура, ступая по спорышу, осоту и одуванчикам, удивлялся силе жизни. Вроде бы навечно строили дороги могучие предки, некоторые из этих твердых путей еще сохранились до сих пор и по ним иногда ездили найты, несмотря на колдобины. А вот недолговечная хрупкая трава пробивала себе путь сквозь это крепкое, похожее на камень покрытие. Мягкий стебель ломал камень - вот она, сила и напор жизни, которую не смогли сломить все усилия человека, даже таких волшебников, которыми были предки.
      Солнце вдыхало в зеленые ростки неукротимость. Так и Шура должен неудержимо идти к своей главной цели - прокатиться с головой Догера, насаженной на Большое Жало.
      Пока же следовало решить проблему с горящим оружием.
      Тяжело дался рулевому этот переход и кружение вокруг лагеря, но Заг мужественно терпел. Они сделали большой круг, рулевой запоминал все возможные пути подъезда и отъезда, тихо ругал копов и борнийцев, забравшихся в такую глушь.
      – Что скажешь, Загги?
      – Мои ноги, останови меня коп! Больше никогда.
      Рулевой, как и Шура, сидел на траве двора Ванды, босой, вытянув покрасневшие ноги со свежими мозолями.
      – Что будем делать?
      – Риск большой.
      – Я знаю.
      – Скажи, зачем нам это?
      Шура задумался.
      – Нам? Ты видел горючку. Чтобы мы не ходили пешком, а катались на мотоцикле. И могли добывать себе пропитание в честном бою.
      – Ясно.
      – Так что ты можешь предложить?
      – Ты уже привык ходить на двоих лапах?
      – Мне это так же не по душе, как и тебе.
      – Ты можешь сесть за руль.
      – Я понял.
      – Я - на "Харлее". Увожу найтов из укрепления. Пока паника - ты внутрь. Решаешь дело. И назад.
      – Загги, это опасно для тебя. Могут загнать. Дорога плохая, выбоистая. Это же единственный подъезд, кругом груды камней.
      – Тебе опаснее. Будешь ходить ногами и биться на земле. Я изучил дороги. Меня не возьмут.
      Приготовление к действу заняло день. Заг буднично готовил дощечки с гвоздями, заправлял мотоцикл, в который раз начищал его до блеска. Шура маялся бездельем, пытался разговорить Ванду, но она лишь краснела и все норовила убежать, чтобы хлопотать по хозяйству.
      Лишь когда найт и рулевой собрались отъезжать, девушка глянула Шуре в глаза и сказала:
      – Возвращайтесь.
      Эти простые слова для Шуры прозвучали гораздо приятнее, чем долгие пожелания удачи.
      – Не боись. Мы еще прикатим, - подмигнул Шура. - На лихом коне, как говорили предки-байкеры.
      – А я что, не иду? - на лице Глашека плясало множество гримас, главной из которых была обида.
      – Так и мы не идем. Едем, - попытался отшутиться Шура.
      – Я пригожусь.
      – Охраняй Ванду. После нашего отъезда всякое может случиться.
      "Харлей" прощально просигналил и погнал по дороге.
      Ночь спустилась тихая, звездная. Подлая Луна вовсю щерилась из-за редких облачков, освещая дорогу и кусты.
      Темный "Харлей" остановился на дороге.
      – Я доберусь до лагеря, когда Луна будет подходить к зениту.
      – Ясно.
      – До встречи, брат.
      – Будь осторожен, брат!
      Двое борнийцев разговаривали на германике. Один сиплым голосом что-то втолковывал своему приятелю. Тот отвечал неохотно и односложно, словно был родичем Зага.
      Этот вынесенный за укрепление пост мешал Шуре подобраться к ограде. Если бы четверка солдат как следует несла службу, то он бы натолкнулся на них в темноте. А так борнийцы тихо болтали, и Шура без труда определил расположение секрета.
      Он замер, припал к земле, внимательно слушая гортанную речь. В ночной тишине было слышно, как один из борнийцев поднялся, крякнул, отошел в сторону. Оттуда донеслись характерные звуки справляющего нужду.
      Заг с выключенной фарой уже подбирается к воротам, а он, Шура, лежит здесь и слушает звуки журчащей струи!
      Рулевой оказался точен. В ночи родился отдаленный рокот мотора, он быстро приближался к укреплению. От звука мчащегося мотоцикла борнийцы из дозора перешли на возбужденный шепот. Наверное, в это время никого не ждали.
      Прошло несколько мгновений - и двигатель уже вызывающе ревел перед воротами, с противоположной от Шуры стороны частокола.
      Найт, затаив дыхание, слушал. Приближающийся звук мотора, крики внутри, отпираемые ворота. Заработали двигатели борнийских мотоциклов. Еще минута - и найты помчали за отдаляющимся басом "Харлея". Семь двигателей. Выходит, несколько осталось? Фак! Сколько же найтов осталось в укреплении?
      Пока постовые возбужденно галдели, Шура на карачках тихонько прошмыгнул к темной ограде, вжимаясь в необструганные бревна.
      С чего этим постовым вздумалось сменить место расположения? Может, их всполошил шум, вызванный появлением "Харлея"? Или страх перед темнотой, что окутывала зловещие кусты, погнал их назад? Поближе к кругу света, падающему сверху над зубатой стеной укрепления. Как бы ни было, четверо солдат передвинулись ближе к ограде и уселись в нескольких метрах от Шуры.
      Отблески света из платформы над частоколом блуждали рядом с постовыми. Неподвижного человека, вжавшегося неподалеку в дерево ограды, солдаты дозора не заметили.
      До тех пор, пока он не шевелится, его сложно разглядеть меж бревен.
      Шура стиснул зубы.
      Фак!
      Он теперь перед ними, как на прилавке базара. Стоит ему шелохнуться - и его туту же засекут! Переполох, вызванный Загом, не позволит им расслабиться и уснуть, теперь до самой смены будут бдеть. Хорошо хоть вглядываются в сторону зловещих темных кустов, а не частокол рассматривают.
      Руки и ноги постепенно начали затекать, жутко хотелось подвигать ногами, махнуть занемевшей рукой. Но приходилось изо всех сил изображать бревно в частоколе, прижиматься к шершавому дереву, вдыхая запах смолы.
      Еще через десяток минут Шура просчитывал в голове только один путь - отступление. Резко вскочить, пока конечности не одеревенели совсем. Ударить акинаком ближайшего борнийца и бежать. Бежать, бежать со всей прыти. Авось, кусты прикроют. Пошлют найта в погоню - пусть поездит по камням да зарослям. Хрен возьмет.
      Шура утешал себя, хотя и знал, что вполне может превратиться в кролика, если на него начнут охоту найты. Будут шарить фарами, выискивая прячущегося или бегущего человека, станут выцеливать добычу долгомерными копьями. Сам так охотился на разбойников, если предлагали нормальный заработок.
      Но другого выхода он не видел, кроме как попробовать укрыться в кустах или среди камней.
      Звук одинокого мотора снова потревожил ночную тишину, когда найт уже внутренне подобрался, готовясь сделать бросок. Он расслабил пружинящие мышцы и снова замер. Наверное, по дороге к воротам возвращался кто-то из тех, кто погнался за Загом. Как там рулевой? С чем возвращается борниец?
      От ворот донесся крик, раздались стуки. Спустя мгновение звук двигателя уже слышался внутри укрепления. Там почему-то забегали, кто-то дико орал. Мотор и не думали глушить, наоборот он ревел, будто взбешенный, отражаясь от всех стен укрепления.
      Внутри зарычали еще несколько мотоциклов.
      Шура недоверчиво прижал ухо к дереву. Что же там происходит? Неужели Заг заплутал борнийских найтов и вернулся, чтобы увести остальных? За частоколом рыкает мощный мотор, но это вовсе не "Харлей". Кто же тогда?
      За оградой продолжали реветь двигатели, сквозь которые ухо уловило характерные звуки схватки. Шура просто не мог поверить - за оградой сшиблись долгомерные копья! (точно не Заг). Потом лязгнули мечи, кто-то завопил. Через мгновение бревна сотрясло и Шура поспешно отодвинулся в сторону. Оцепеневшие солдаты дозора не заметили его движения, все обратившись в слух.
      Ограда сотряслась еще раз и наружу, вместе с несколькими бревнами, вырвался мотоцикл. Исковерканная машина прокатилась несколько метров, роняя заостренные стволины, и затихла.
      В образовавшийся проход выскочил другой мотоцикл. Взбешенно заревел мощный мотор, лучом фары резанул по глазам опешивших солдат дозора. В полосе света мелькнуло острие долгомерного копья, вошло в грудь борнийца, отбрасывая тело прочь. Коляска сбила еще одного.
      Прыгающий свет проломил кусты, мотоцикл выскочил на старую заросшую дорогу.
      Из пролома выехали две машины, устремляясь за первой.
      Дико ревели моторы, по камням прыгали колеса, трещали кусты. Звуки постепенно отдалялись в ночи.
      Двое из уцелевших постовых со всех ног кинулись внутрь. Один оказался ближе и бегал быстрее, потому значительно опередил своего товарища.
      Он уже скрылся внутри, второй лишь подбегал к пролому.
      Дозорный не успел заскочить внутрь. Его дернули за ногу, повалили наземь. Острые щепки на земле впились в лицо, вслед за этим лезвие короткого меча полоснуло по шее, обрывая готовый вырваться крик…
      Шура снимал с борнийца комбинезон, прислушиваясь к звукам внутри частокола. Там царила полная суматоха, панически топали ботинки, раздавались резкие выкрики на германике, что-то гремело, кто-то визжал от боли.
      Пятнистый комбинезон оказался великоват, колени болтались на уровне голени. На правой штанину пришлось стянуть ножнами акинака. Натянув на себя солдатскую одежду, найт осторожно заглянул внутрь.
      Борнийский лагерь освещался фарами, привешенными на деревянные столбы. Неподалеку от пролома валялся перевернутый мотоцикл. В лучах света мелькали бегающие фигуры в пятнистой форме.
      Где же они держат жреца?
      Словно в ответ на молчаливый вопрос Шуры из самого большого, каменного дома вывели человека. Двое солдат почти на руках волочили невысокого толстого парня. Ими командовал офицер. Они потащили жреца к маленькому домику из старого камня, притаившемуся в самом углу.
      А к пролому уже спешили солдаты с копьями. Шура к тому времени успел прошмыгнуть за стену и теперь постарался встроиться в общий хаос движения. Нагнув голову, он бегом передвигался по лагерю, махал руками и борнийским мечом, кричал что-то бессвязное. А глаза его тем временем бегали по освещенному лагерю, выхватывая нужные детали.
      Там он заприметил бочки с бензином, одна наклонена и канистра рядом стоит (наверное, заправлялись найты, когда суматоха началась), там, в центре - какое-то приспособление из бочонков и резиновых шлангов. Там в стороне небольшой сарай, дающий токдля освещения
      Как бы невзначай зацепил мечом провод, идущий от сарайчика к одной из фар. В общей сумятице никто не обратил внимания, что в одном углу запала темнота.
      Суетясь и бегая по лагерю, Шура оказался у домика, в который завели жреца. Именно около него погасла фара. Стражники недоуменно вертели головами, пытаясь понять, что же случилось.
      Тем временем капитану борнийских солдат наконец-то удалось навести относительный порядок. Пехотинцы прекратили суету, стали заваливать бревнами и камнями пролом в ограде.
      Когда со стороны вновь закрытых ворот раздался звук мотора, солдаты собранно ощетинились пиками, выстроившись у ворот.
      Шура не стал мешкать. Пока двое стражей у двери домика всматривались в сторону ворот, он бросился бежать к ним. К нему тут же повернулись, острие пики вопросительно нацелились в грудь бегущего человека.
      На германике Шура знал всего одну фразу. Она врезалось в память еще с тех пор, когда он слышал последнюю песню в магнитофоне Каннинга.
      – Du hast!
      Стражник удивленно отодвинул пику и что-то переспросил. Шура кивнул на дверь и решительно направился внутрь. Борнийцы смотрели друг на друга, но не пытались помешать найту. Он распахнул дверь и ступил через порог, когда его схватили за плечо и гортанный голос начал что-то талдычить.
      Вместе с Шурой стражник шагнул в темную комнату. Второй с мечом в руках стоял на пороге.
      – Du hast! - снова выкрикнул Шура, показывая рукой в сторону небольшого окошка.
      Первый из борнийцев проводил его руку взглядом. Пока тот глазел, Шура кинулся к порогу, Малое Жало ударило в горло второго стражника. С булькающими звуками борниец упал на колени.
      Первый, с пикой в руках, повернул голову в двери, заметил клинок в руках найта. Он понял, что не успеет развернуть свое длинное оружие в тесной комнате.
      Борниец закричал.
      Крик вышел визгливым, пронзительным, хоть и не очень громким, спазмы страха сжали горло. Но его вполне хватало, чтобы долететь до слуха борнийских солдат.
      Предки-байкеры в ту ночь явно были на стороне Шуры. Почти одновременно с криком стражника от ворот раздался протяжный звук мотоциклетного сигнала.
      Второй раз борнийский солдат закричать не успел. Его тело еще оседало на пол, когда Шура уже затаскивал первого стражника внутрь. Потом закрыл дверь и прислушался.
      Где-то около ворот ревел двигатель, потом он переместился внутрь. Когда мотоцикл заглох, слух Шуры уловил шумное дыхание.
      В самом темном углу комнаты, куда не добивал отблеск далекой фары, сидел человек.
      Сжав рукоять акинака, найт медленно двинулся туда.
      Внезапно раздался щелчок, темноту прорезали искорки, из которых родился огненный язычок.
      Маленькое пламя отразилось в круглых стеклах очков, высвечивая круглое лицо, покрытое мелкими капельками пота. Верхняя губа подрагивала, дрожала небольшая острая бородка. Глаз не было видно за блестящими стеклами.
      Блики заиграли на стальной поверхности выставленного вперед Малого Жала.
      В руке жрец сжимал маленькую плоскую коробочку, над которой и поднимался прирученный огонек.
      Еле заметно пахло бензином.
      – Вы должны меня убить? - голос человека сорвался и задрожал.
      Шура сжал рукоять меча.
      – Жрец Линор?
      Человек выставил вперед руку.
      – Не надо. Прошу тебя. Не надо. Я не проговорился, - испуганно затараторил он. - Я ведь им сказал, что для горящего оружия нужен гусиный жир, нужен пчелиный воск, толченый уголь и меленая корица. И еще много чего. Они знают только, что нужен бензин. Других компонентов они пока не знают. Собирают гусиный жир. Я не хотел говорить правду. Я не могу. Они варвары. Дикари. Они меня пытали. Они отдавили мне ногу. Скоро они убедятся, что я их обманул. Ты меня не убьешь? Забери меня, спаси, прошу, умоляю тебя.
      Шура молчал.
      – А таблетки у тебя нет? Такой, красненькой? - в подрагивающем голосе Линора пробилась надежда. - Ах, откуда, - болезненно махнул он рукой и пламя колыхнулось.
      – Не убивай меня. Я крикну. Они прибегут.
      Шура молча отражался в круглых стеклах. Он быстро думал. Не сможет он вывести жреца отсюда. Не сможет дотащить на себе его грузное тело. А сам тот не сможет идти.
      – Знаешь, как больно, когда привязывают к двум мотоциклам и они начинают медленно разъезжаться? Как кости трещат в суставах? Они обожгли мне вторую ногу, прижимая босой к разогретому двигателю. Говорили, что им нужны мои руки и голова. Но не ноги. Я больше не выдержу…
      – Как ты добываешь огонь без спичек?
      – Огонь… Ах, это, - жрец повел рукой и пламя заколебалось. - Кремень высекает искру и она поджигает бензин.
      Жрец закрыл коробочку, и стало темно. Потом снова щелкнуло и огонь появился опять.
      – Я заберу тебя с собой, - сказал Шура.
      – Я… я сам не смогу идти.
      – Я помогу. Собирайся.
      Шура помог Линору встать. Нелегкое тело с трудом опиралось на одну ногу.
      – Посмотри через окошко. Что там происходит?
      Жрец повернулся, силясь разглядеть что-то через проем.
      Акинак вошел ему прямо под лопатку. Острие сразу попало в сердце. Линор не успел издать ни звука, лишь встрепенулся, грузное тело тут же навалилось тяжестью на клинок. Найт осторожно вытащил Малое Жало из раны и тихонько уложил жреца на пол.
      Что-то упало в темноте. Шура пошарил рукой по полу и нащупал тот предмет, с помощью которого жрец рождал огонь. Он машинально сунул его в карман куртки и направился к выходу.
      Шура осторожно приоткрыл дверь, разглядывая лагерь. На освещенном месте около ворот толпились солдаты. Там стоял борнийский мотоцикл. Найт спрыгнул с седла и что-то возбужденно высказывал офицеру.
      Теперь Шуре нужно было уйти. Ворота закрыты, пролом заделан. Над частоколом горят огни фар.
      Он в который раз за сегодняшнюю ночь почувствовал себя крысой, которая все-таки попалась в капкан. Ах, Басиус, не все я просчитал наперед, как ты учил. Не все, вот и придется теперь расплачиваться. То, что он лишил борнийцев знаний Хранителя, Шуру вовсе не успокаивало.
      Закончив говорить с найтом, борнийский офицер кликнул нескольких солдат и направился прямиком к домику, где держали жреца. Разглядев, что там не горит фара, он прибавил шагу.
      Безысходно прижимаясь к холодной стене, Шура теребил пальцами рукоять меча. Вот и все. Он искупил свою вину перед передками, так что скоро будет кататься на просторах Страны Бескрайних Дорог. Снова встретит верного Рыжего.
      Теперь остается лишь храбро умереть.
      Красный волк в голове радостно облизнулся, ощеривая зубы в предвкушении потехи. Ему такая забава будет в радость. А вот страх протестовал против такого исхода. Почему-то отчаянно не хотелось умирать, пусть даже и храбро. Еще нужно сразить Догера, нужно увидеть манящие рыжие кудри. Еще земная Дорога не преодолена до конца.
      Пока страх боролся с красным волком, свободная рука Шура машинально нащупала в кармане куртки металлическую коробочку. И страх тут же уговорил кровавого зверя подождать со смертью.
      Неподалеку от домика, там, где заканчивалась граница темноты и начинался свет очередной фары, там стояли бочки. Пять, шесть, семь… В них - бензин. До бензина надо было преодолеть пару десятков метров по видному, освещенному месту.
      Офицер, ведя солдат, приближался к темному пятну вокруг домика.
      Шура меж тем вспоминал, как Заг с места разгоняет "Харлей". Выжимает сцепление, врубает передачу, рукоять газа до упора. Мотоцикл рвется с места, набирает скорость, рулевой продолжает выжимать газ и щелкать передачи. Если дорога хорошая, то буквально мгновения нужны, чтобы машина полетела со скоростью свиста в ушах.
      Пригнувшись, найт потихоньку подобрался к границе света. Сжался в пружину, подогнул ноги. В одной руке - огнетворная коробочка, во второй - Малое Жало.
      Пошел!
      Будто Синяя Молния рванул он к бочкам. И скорость с места набрал хорошую. "Харлей" бы он, конечно, не обогнал, но все же летел так стремительно, что солдаты немного опешили от вида мчащегося человека.
      Путаясь в длинных штанинах, десяток метров он преодолел за мгновение.
      В спину его хлестанул крик. Офицер что-то требовал от бегущего из домика солдата. Пока борниец соображал, отчего это боец со всех ног бежит прочь, найт уже был около раскрытой, наклоненной бочки.
      "Кремень высекает искры и поджигает бензин"… Палец Шуры лежал на маленьком шершавом колесике, возвышающемся над коробочкой. Он надавил на кремень, колесико провернулось. Из коробочки вырвалось несколько искорок. И все.
      Сзади слышался топот и крики.
      Огонек появился лишь с третьей попытки, когда в Шуру уже целились борнийские пики. Коробочка с пламенем тут же полетела в сторону раскрытой бочки, а Шура со всех ног бросился прочь.
      Вспышка света заставила поблекнуть горящие фары и даже звезды. От оглушительного грохота сотряслась ограда, вздрогнули здания и люди. Бочки пламенными птицами взмывали вверх и разлетались по лагерю, круша все и всех на своем пути. Одна из охваченных огнем емкостей ударила в мотоцикл, зеленая машина отлетела в сторону и тут же загорелась.
      Найт почувствовал лишь толчок в спину. Было такое ощущение, что ему дал пинка огнедышащий великан. Шуру горячей волной швырнуло прямо на ограду. Он едва успел подобрать голову, врезался в ошкуренные стволы левым плечом, зашипел от боли, выругался и быстро поднялся. Долю секунды он обводил глазами пылающий разгромленный лагерь, потом бросился к вывороченным из ограды бревнам.
      Уцелевшим борнийцам было не до него. Горящие фигуры живыми факелами рассекали ночь, отчего бывшее укрепление наполняли жуткие крики. Дым выедал глаза тем, кто еще держался на ногах.
      До кустов Шура добрался без препятствий. Нырнул в спасительную темноту, оглянулся. Лагерь борнийцев постепенно погружался в темноту, лишь в некоторых местах кроваво-желтые язычки лениво обгладывали древо ограды. Все еще доносились крики на гортанном языке.

      Багровый закат пылал над селом, когда Шура доволок туда натруженные ноги с надорванными во время безумного забега мышцами.
      Единственным желанием было завалиться на мягкое сено, забыть обо всем на свете и тут же уснуть. Даже появись сейчас Красный Волк, он бы отпустил его до завтра. Даже если бы Альбина сейчас снова прижалась к нему своим обольстительным телом, он бы не отреагировал и вырубился.
      На дворе никого не оказалось. Сколько Шура ни приглядывался, "Харлея" заметить не мог.
      Заслышав шаги, из двери выглянула Ванда. Девушка переступила порог и замерла. Ее соломенные волосы сегодня свободно струились по плечам. Над синими глазами трепетали светлые ресницы.
      – Вернулся, - тихо сказала она.
      Она впервые посмотрела Шуре в глаза. Девушка нерешительно топталась на месте, словно хотела броситься ему на шею, но что-то ее удерживало.
      – Вернулся. Что мне сделается, если за меня такая девушка тревожится, - стараясь не свалиться прямо здесь, Шура подмигнул. Ванда тут же опустила очи. - Заг прибыл?
      – Да. Глашек потащил его на другую сторону села, тебя высматривать.
      – Так я с правой стороны зашел. Мотоцикл в стогу?
      Ванда кивнула.
      Шура сел на скамейку, прислонился спиной к стене и с блаженством вытянул ноги. Он сидел молча, с закрытыми глазами, пока его за плечо не тронула Ванда. Она держала в руках кувшин с молоком.
      – Выпей. Уже скоро темнеть будет.
      Шура тряхнул головой, просыпаясь, поморгал воспаленными глазами. Он и не заметил, как заснул.
      Потянулся руками к кувшину, попутно прихватил девичьи ладошки. Мягким рывком усадил Ванду к себе на колени, потянулся губами к ее губам.
      Девушка затрепетала, в синих глазах забилась нерешительность. Но все же повернула голову и вместо губ Шура поцеловал румяную щеку. Ванда начала несильно, но настойчиво извиваться, пытаясь освободиться.
      Молоко из кувшина плескалось ей на подол.
      Найт разочарованно разжал руки.
      – Почему? - спросил он.
      – Я знаю, ты завтра уедешь, - ее голос обиженно дрогнул, в руках колыхнулся кувшин, который она прижала к груди.
      Шура молча смотрел на ее ладный стан и отчаянно хотел оказаться на месте кувшина.
      – Останься, - попросила она. В глазах светилась, просьба, надежда. И неверие…
      В этот момент во двор ворвался говорящий вихрь.
      – Живой, живой, живой, - скакал Глашек на одной ноге.
      – Еле живой, - буркнул Шура. - Прямо здесь сейчас и помру. Или засну. А где…
      – Дядя Заги идет следом.
      Уже перед самым утром Шура проснулся. Где-то вдалеке пел петух, щели в сарае начинали светлеть.
      Он локтем толкнул Зага.
      – Как прошли гонки с борнийцами?
      – Прошли.
      – Я тоже в порядке.
      – Нам кто-то помогал.
      – Ты знаешь о найте, который ворвался в укрепление? Да, мне он здорово подсобил. Думал уже, что скоро буду выбирать себе мотоцикл в Стране Бескрайних Дорог.
      – Мне тоже помог.
      – Как?! - Шура поднялся и сел на сене.
      – Жреческий мотоцикл помог мне оторваться от борнийских найтов. Они знали удобную боковую дорогу, что я не разведал. Выскочили наперерез.
      – Жреческий? Неужели жрецы стали сражаться? И кто-то из них приходил за своим Линором? Нет, не может быть. Не похоже это на жрецов. Жрецы - не воины. Я не знаю ни одного из них, кто бы мог убить кого-то бСльших размеров, чем надоедливая муха. Кто же это был?
      – Ты снова забыл? У одного знакомого нам найта есть жреческий мотоцикл.
      – Я знаю, о ком ты. Да нет же, не мог Красный Волк нам помогать. Мало ли у кого сейчас может быть жреческий мотоцикл? Мы вон, вообще "Харлей" раздобыли.
      Зашуршало сено, Заг привычно передернул плечами.
      – Ну что, пришла пора двигать на запад? Мне уже до смерти надоели борнийцы. Посмотрим, что происходит в Баделенде.
      – Угу.
      Шура снова лег, потянулся, шелестя сеном.
      – Загги, у тебя были женщины?
      Рулевой молчал.
      – Что-то мне кажется, что тебе запах бензина милее запаха женского тела. А бак погладить приятнее, чем сиськи.
      Заг пробормотал что-то невнятное.
      – Загги, скажи мне, что ты будешь делать без меня? Вот брошу все и останусь здесь.
      – Оставайся. Потом пешком догонять будешь.
      Утром Шура все пытался посмотреть в синие глаза. Когда она накрывала стол, насыпала тыквенную кашу, наливала молока. Увидел их лишь когда прощались. Наконец-то вздернулся подбородок, поднялись ресницы, являя синюю печаль.
      – Спасибо за гостеприимство, - тихо сказал Шура.
      Она снова опустила голову.
      – И вам спасибо. Берегите себя.
      Шура хотел что-то сказать, но ничего подходящего в голову не приходило.
      – Возьми меня с собой, - попросил Глашек, когда Заг и Шура выталкивали мотоцикл со двора.
      – Мы не можем этого сделать.
      – Я хочу стать как ты. Хочу быть найтом.
      – Захочешь - станешь. Пока еще рано тебе.
      – Зато я бегаю быстро.
      Даже Заг улыбнулся.
      – Верю, ты нас запросто обгонишь.
      Мотоцикл стоял на дороге, повернутый на запад. Шура протянул Глашеку полный мешочек с борнийскими золотыми.
      – Возьми дружище. Купишь чего-нибудь Ванде. Она отказалась взять.
      Заработал мотор "Харлея". Заг тронулся, мотоцикл медленно покатился, постепенно набирая скорость.
      Шура обернулся. Ванда обняла Глашека и они вместе смотрели вслед удаляющейся Синей Молнии.
      Глашек махал рукой.

* * *

      Впереди кто-то промчался и на дороге, по обочинам которой тянулись ореховые деревья, стоял плотный шлейф пыли.
      Есть на Дороге такие места, где по обе стороны тянутся стены из крон и стволов. Если долго нет дождя, проедет кто-то здесь - и появляется настоящий пыльный коридор.
      Некоторые охотники до чужих ключей, натянув на рот и нос кусок ткани, любят поджидать свою жертву в таких местечках. Внезапно вынырнут из пыльного облака, всадят копье, заберут трофей, не слишком переживая по поводу Кодекса.
      Заг остановил "Харлей" перед пыльным коридором. Когда пылища немного рассеялась, они двинулись дальше.
      За ореховой посадкой рулевой заметил серый мотоцикл, что оставлял за собой дымный след. Машина нырнула на боковой тракт. Они спешили и не стали преследовать найта, тем более, что тот был свободным охотником.
      Как ни странно, до Мидриаса борнийцы еще не дошли.
      Солдаты в зеленых комбинезонах перестали встречаться за полторы сотни километров до города. Зато зеленые машины шастали значительно ближе и стаи борнийских найтов попадались почти на самых околицах города.
      Шура считал, что королевская армия уже должна была отойти за Большую реку. Но они застали боевые действия еще на землях Плойны.
      "Харлей" катился среди вытоптанных полей и вырубленных лесополос. На пути машине постоянно приходилось объезжать прегражденные кольями, ветками и рвами дороги.
      Часть рвов уже засыпали, убрали преграды, чтобы по ним могли пройти найты в зеленых комбинезонах.
      Синий мотоцикл двигался среди полей Плойны, что оставались беззащитными перед разгулом южных ветров. Лесополосы щерились свежими вырубками, из акаций и гледичий сделали засеки, перекрывая удобные дороги.
      Неутомимым сказителям не сиделось на месте и байкари встечались даже в местах боев. Шура щедро раздавал золотые императора Бистия, чтобы разузнать о последних событиях.
      – Аки коршуны налетели зеленые найты, стаей шакалов накинулись на солдат нашего короля… - начал свою байку один из сказителей, встреченных в пути.
      – Знаешь, мы спешим. Давай так: ты нам все рассказываешь нормальным языком, без этих заездов, а я тебе даю эти желтые изображения будущего императора. Едет? - предложил Шура сказителю.
      Тот поспешно кивнул. Конечно же, не стоило напрягаться и на ходу составлять сказание, а требовалось всего лишь почесать языком за такую, более чем щедрую плату. И еще можно будет дальше нести новость, что перед ним предстал наяву легендарный мотоцикл славного Фамироса. Предки-байкеры послали его на землю, дабы он помог защитить Храмы и отстоять дороги Баделенда.
      Хорошо поставленным голосом сказитель коротко и ясно поведал о последних событиях войны.
      Массовая резня солдат королевской армии прекратилась, движение захватчиков вглубь земель Баделенда замедлилось. Найты врага плохо знали дороги Объединенного Королевства (тут Шура ухмыльнулся), рвы и засеки тормозили их свободное передвижение.
      И все же, несмотря на отчаянное сопротивление солдат короля Григора, борнийцы продолжали неумолимо теснить армию Баделенда к Большой реке.
      Летучие отряды борнийских найтов разрезали оборону, минуя укрепления и рвы, заходили в тылы, громили лагеря, врывались в города и села. И никто не мог им помешать. Иногда им заступали дорогу найты Объединенного Королевства, требуя честного поединка. Но борнийцы не бились один на один. А в одиночку победить нескольких найтов могли только лучшие из Хандредов типа Догера.
      И оставались на дорогах покореженные мотоциклы и неподвижные тела, а борнийцы продолжали своевольничать в Баделенде. Казалось, уже ничто не спасет Объединенное Королевство от власти императора Бистия.
      – Все не так уж и плохо, - сказал Шура байкарю. - Ты еще не знаешь, что борнийцы готовили для наших солдат и для воинов Дороги. Да только вырвал славный найт зубы у огнедышащего борнийского дракона и победил его. Так что с тебя деньги за такую новость, - улыбнулся "славный найт".
      Тощий сказитель недоуменно посмотрел на Шуру.
      – Шучу. В смысле, я сказал правду, но денег дам. Заработал.
      Сказитель получил свои золотые, а Синяя Молния помчалась дальше на запад.
      На пути к Мидриасу "Харлею" встречались отряды изможденных солдат, уныло бредущих на запад. Борнийские найты уже были впереди, а имперская пехота сюда еще не дошла. И тащились королевские бойцы сами незнамо куда и зачем. Это были те, кто еще не удрал в надежде отсидеться. Враг был впереди, враг преследовал сзади. Оставалось только идти, пока держали ноги, и доблестно сложить голову за короля и Баделенд.
      Шура заметил очередной отряд в лесополосе. Грязные, заросшие, много раненых. Мотороллеры уже не забирали искалеченных, ведь дороги контролировали борнийские найты.
      Пехотинцы в серой испачканной форме с трепетом глазели на дорогу, обреченно ожидая увидеть грозные зеленые машины.
      При виде чудесного синего мотоцикла поднялись понуренные головы, загорелись потухшие глаза, руки крепче сжали оружие. Но "Харлей" пронесся мимо и быстро исчез в пыли.
      Вскоре он уже казался миражом, бредом измученного сознания.

      Справа мелькали редкие деревья лесополосы, слева тянулись поля - сначала дозревающая соя, потом пошли огороды с тыквой и свеклой.
      Слабый звук двухцилиндрового движка едва пробился сквозь рев "Харлея". А вскоре сквозь просветы между стволами акаций мелькнуло тело бело-голубого мотоцикла, шедшего сопутствующим курсом по другую сторону лесополосы.
      Синий мотоцикл без труда обогнал звук другой машины. А когда полоса деревьев разорвалась широким просветом пересекающейся дороги, Заг повернул руль вправо, выезжая на другую сторону посадки.
      Шура на всякий случай отстегнул Большое Жало. Он вовсе не думал о том, чтобы заполучить пятидесятый ключ найта Объединенного Королевства. Но поединки еще никто не отменял.
      С другой стороны дороги показался голубой "Юпитер".
      Угрожающе рыча, "Харлей" замер посредине проезда. Шура привстал в седле, чтобы рассмотреть приближающуюся машину. Ее найт лихорадочно отстегивал копье. Уже вырисовался коричневый орел на белой коляске.
      Орел остановился в трех десятках метров. Шура выжидающе смотрел на рулевого и найта "Юпитера", небрежно поигрывая Большим Жалом.
      Найт Орла поднял руку, отводя свое копье в сторону.
      – Объявлено Большое Перемирие! - донесся из-под шлема хриплый голос, в котором чувствовалось напряжение.
      Еще бы! Перед ним рыкал мощным мотором изумительный синий мотоцикл без тотема. Такого ни рулевой, ни найт "Юпитера" никогда не видели раньше. Если глаза их не подводили, то это мог быть лишь самый настоящий "Харлей". Легендарная машина, о которой вещали сказители.
      Шуру не заботило изумление седоков Орла. Большое Перемирие! Кончик Большого Жала непроизвольно дернулся, копье опустилось.
      И что теперь делать с этим перемирием?
      – Мы вступаем в войну! - встречный найт оправился от изумления и продолжал свою речь. - Король Григор созывает всех найтов под свои знамена. Солдаты не могут противостоять борнийцам и без нас Объединенное Королевство падет. От имени предков-байкеров технари благословляют нас на битву.
      "А я что говорил? Лишь теперь до них дошло", - Шура опустил Большое Жало на коляску.
      – Борнийцы разрушают Храмы. До встречи, брат! - найт Орла отсалютовал копьем и его рулевой начал разворачивать мотоцикл.
      "А то я не знаю". Шура кивнул и тоже приветственно вскинул копье.
      Заг повернул руль "Харлея" и машина неспешно покатила по дороге.
      – И что теперь? - спросил Шура у рулевого.
      – Я слышал, что Большое Перемирие последний раз объявляли еще во время Великой Чумы.
      – Да уж, борнийцы пострашнее чумы будут. Ты предлагаешь придти под знамена Григора?
      – Решай.
      Шура решил испросить совета у предков-байкеров. Есть у него магический предмет, что в нужный момент всегда подсказывает решение. Нужно лишь вставить кассетуи нажать кнопку.
 
Дай руку мне
Здесь лишних нет
Ветру ты кажешься не больше песчинки
Ветер легко собьет с дороги, если в скитаньях ты одинок
Дай руку мне
Здесь лишних нет
Время меняет тишину на цунами
Если ты будешь с нами рядом, силе твердынь не сбить тебя с ног
 
      На пути к Данюбу царил хаос. Дороги запружены мотороллерами и пешими, ручными тележками и собачьими упряжками.
      На запад шли караваны, спешащие вывезти купеческое добро за Большую Реку. На тележках и плечах тащили свой нехитрый скарб беженцы из северных и восточных земель. Среди землепашцев, ремесленников, мелких торговцев мелькали серые потертые комбинезоны. Измученные дезертиры уже не особо прятались от гвардейцев, пересевших сейчас в коляски королевских найтов.
      Загу приходилось отчаянно сигналить, чтобы Синяя Молния могла нормально ехать по многолюдной дороге. Басовитый мотор "Харлея" заставлял людей шарахаться к обочинам, пугал запряженных собак, обгонял медлительные мотороллеры.
      Впереди дорога сделала поворот, и на этом изгибе четверка собак запутала лямки, сбила ручную тележку, в нее чуть не въехал мотороллер. Мешанина создала затор из рассыпавшихся мешков, поломанных тележек и скулящих собак.
      Заг вовремя ударил по тормозам, когда под колесами "Харлея" чуть не оказался выпавший с упряжки торговец.
      – Коповы дети! - закричал Заг.
      Чтобы затор побыстрее распутывали, Шура грозно вскинул Большое Жало. Людишки на дороге забегали резвее, собак выпрягли, тележки оттащили в сторону. "Харлей" пророкотал мимо мотороллера и покатил дальше.
      Обычно невозмутимый Заг непрестанно ругался, такие заторы на переполненной дороге возникали постоянно и не давали разогнать мотоцикл.
      – Такого я не помню, - сказал Шура, когда они медленно объезжали очередное столкновение двух мотороллеров и рассыпанное по дороге содержимое их кузовов.
      – Куда смотрят предки-байкеры?
      – Мне эти заторы напоминают затычки в бутылке. Пока не заткнул горловину - течет. Кажется мне, что с такими затычками на дороге мы долго будем катиться к Данюбу.
      – Нужно было рвануть проселком по ухабам. Так будет быстрее. Скоро свернем с тракта.
      Воины Дороги маялись от безделья.
      Заказов сейчас почти не поступало, схватки прекратились, дороги так забиты всяким сбродом, что мотоциклу негде проскочить. Оставалось лишь пропивать в харчевнях ранее заработанное.
      Немало свободных найтов Баделенда отправлялись на восток, где и погибали в отчаянных схватках с борнийцами. Воинское умение не помогало одолеть действующих сообща противников. Борнийцы не бились в одиночку.
      Все это Шура и Заг узнали в переполненной харчевне, куда завернули поесть, прежде чем свернуть с тракта на бездорожье.
      В кошельке Шуры не звенели золотые эджи, зато было полно монет с чеканенным орлиным лицом будущего императора. А золото оно всегда остается золотом и ничей печатный профиль не может его испортить.
      Хозяин кемпинга не брезговал принимать в оплату борнийские деньги. Ведь скоро они могут стать более ценными, чем эджи, бримоны и маджи. Так что Шура и его рулевой не отказывали себе в изысканных и дорогих блюдах.
      Они как раз смаковали бараньи ребрышки в овощах с острым соусом вприкуску с маленькими солеными арбузиками, когда бродячий сказитель взялся повествовать о сражении одиннадцати воинов Баделенда против трех десятков борнийских найтов.
      – И призвали технари воинов Дороги постоять за Храм, что стоял на пути узурпаторов. Под стенами святилища встали они машина к машине, скрестили копья долгомерные и стали бить-колоть борнийцев окаянных. Но где один борниец упадет, там двое подъезжают. - В многолюдной харчевне воцарилась тишина. Склонив головы, молча слушали найты и рулевые, бегали глаза у торговцев, невозмутимо пили пиво забредшие ремесленники. Сиплый голос сказителя царил под навесом. - И проехали они по костям поверженных смельчаков, и ворвались в ворота Храма. Но цену вражины за то заплатили немалую - по две головы за каждый ключ свободного воина. И от злобы великой распроклятые раненого найта взяли да и привязали веревками к двум мотоциклам, и на две части разорвали…
      В этом месте раздался треск и один из столов харчевни раскололся на две части. Высокий дюжий найт в сердцах опустил кулачище на столешницу, дерево не выдержало, проломилось, роняя на пол миски и бутыли. Найт поднялся, бросил хозяину целый золотой и направился к мотоциклу.
      Ему смотрели вслед. Наверняка это был один из тех, кто направится на восток и станет вызывать борнийцев на поединок. И его серая "Планета" вскоре останется на дороге, а зеленые машины продолжат путь на запад.
      Так невесело сказитель завершил свой сказ. Старик собрал причитающиеся деньги, потом снова занял место в центре харчевни.
      – Но все мы можем наяву узреть настоящего посланника предков-байкеров. Его мотоцикл вызывает восхищение и благоговение. Он стоит в стороне, прячась за простыми машинами. Не зря посланник приехал к нам, не даром уже сразил скольких супостатов. Если он с нами, то предки за нас. Они снова пришли к нам, славный Фамирос и рулевой его Ферри.
      Посетители шептались за столами, бросая взгляды на Шуру и Зага, на которых указал байкарь.
      "Ну, спасибо тебе, сказитель копов!", - про себя подумал Шура. Обращенные на него взоры мешали спокойно предаваться трапезе.
      Он уже хотел предложить Загу забрать остатки ребрышек и уехать, когда на стоянку прикатил сиреневый мотоцикл с бычьей головой на коляске, сразу забирая на себя внимание посетителей харчевни. Не слезая с седла, королевский глашатай несколько минут восхищенно рассматривал стоящий неподалеку "Харлей", потом тряхнул головой и начал громко вещать:
      – Борнийские найты разграбили уже девять Храмов. Они убивают жрецов и отбирают добро у крестьян, они надругаются над завещаниями предков-байкеров. Свободные найты Баделенда должны объединиться и защитить власть короля Григора, если хотят оставить себе дороги Объединенного Королевства. Верховный клирик Дромм велел жрецам бесплатно заправлять и ремонтировать мотоциклы тех, кто будет биться с борнийцами.
      – Где собираются все найты? - крикнул Шура.
      – Возле Плевени. Приезжайте все, кто хочет остаться свободным.
      – И станем как ты, на побегушках у короля, - тихо проворчал бородатый найт за соседним около Шуры и Зага столом.
      – Ты прав, - повернулся к нему Шура. - Лучше оставить мотоцикл на стоянке, спрятаться где-нибудь и переждать. Может все само уляжется.
      В ответ найт лишь почесал бороду и пробормотал что-то себе в усы.

      "Харлей" царственно приближался к стоянке, на которой уже расположились не менее тысячи мотоциклов. Такое количество машин одновременно могло быть только в прославленном Мотограде.
      Покачиваясь в седле и разглядывая многоцветные машины всех мастей, Шура невольно размышлял о предстоящей войне. Как найты, привыкшие сражаться поодиночке, смогут биться бак о бак? Кому под силу из свободных воинов создать армию, войско, единое целое?
      Командовать этой армией, конечно же, будет Тутос - самодовольный предводитель королевских найтов. От этого надменного франта не следует ожидать ничего хорошего. Привык зарабатывать на жизнь покорностью, а не схватками на дорогах.
      Или король поставит во главе воинов Дороги лучшего из свободных найтов? Тогда Шуре придется сражаться под командованием заклятого врага. Не мог король пару дней повременить с Перемирием?
      На этой равнине было так много мотоциклов, найтов и рулевых, что разыскать предводителя в этой мешанине представлялось делом довольно-таки сложным. Заг подрулил к зеленому "Днепру", что стоял немного в стороне, и Шура спросил у найта:
      – Брат, где тут вписываться в армию?
      Он уже свыкся с восхищенными взглядами, в которых мелькала искорка зависти, потому спокойно ждал, пока найт налюбуется Синей Молнией и сможет отвечать.
      – Там, где шатры, - наконец махнул тот рукой. - Найдите королевского писаря. Он отмечает всех.
      Шура кивнул, и "Харлей" медленно покатился среди стоящих машин к расположению предводителя.
      Недоверчивые, восторженные и порой завистливые взгляды провожали синий мотоцикл. Конечно же, они сразу узнавали его. Никому из ныне живущих найтов и рулевых не удавалось оседлать такую машину. А выходит, она существовала на самом деле. И один экипаж ее раздобыл.
      Легендарный мотоцикл предстал перед воинами Дороги наяву, словно воплотившись из сказаний о славном Фамиросе и его верном рулевом Ферри.
      Молва о Синей Молнии, навевающей страх на борнийцев, долетела уже до найтов свободной части Баделенда. Эривэн или другой сказитель донес вести о ее подвигах в тылу захватчиков. Теперь собравшиеся воевать найты могли воочию увидеть прославленный мотоцикл.
      Возвышенность в центре огромного лагеря занимали стройные ряды шатров. Большой холм был утыкан ими, словно грибами после дождя - большими и поменьше, пестрыми, как цветущий луг и однотонными, будто дорожная пыль.
      Проезд между шатрами перекрыли шлагбаумом, возле него торчал пост из королевских гвардейцев. За полосатым бревном расположились пару столов, к ним тянулись короткие очереди спешенных найтов.
      Шура тоже спрыгнул с мотоцикла, миновал солдат, глазеющих на Синюю Молнию, пристроился в очередь и терпеливо ждал, пока дойдет до стола с писарем.
      – Тотем? - без лишних церемоний спросил невзрачный человечек в очечках.
      – Нету.
      Писарь поднял глаза от стола и снял очки.
      – Ты - найт?
      – Еще какой. Понимаешь, нет у меня сейчас тотема.
      – Как нет? - растерянно спросил человечек.
      – Синяя Молния тебе о чем-нибудь говорит? - наклонился Шура к нему.
      Наверное, Синяя Молния о чем-то говорила ему, потому что писарь растерялся. Он снова нацепил очки, нервно затеребил перо в длинных пальцах, несколько раз макнул его в чернильницу, роняя на стол и на бумагу жирные кляксы.
      До этого момента у писаря все было в порядке. Всего-то требовалось вносить в книгу имена да тотемы найтов, марки мотоциклов, чтобы потом распределять их по отрядам. А куда, в какой столбец прикажете занести Синюю Молнию, слухи о которой дошли даже до королевского двора? Может, этот парень с колючими серыми глазами решил подшутить над бедным королевским слугой?
      – Я хочу видеть предводителя, - Шуре надоело замешательство писаря.
      – Он там, - с пера сорвалась очередная капля, когда испачканный кончик указал в сторону большого белого, в синюю полоску шатра.
      "Пусть предводитель сам разбирается с этой Молнией", - решил писарь.
      – Следующий.
      "Харлей" так и не появился в списке мотоциклов, прибывающих к Плевени для участия в войне.
      Около указанного писарем шатра стояли два мотоцикла - один черный "МТ", второй - зализанных форм, сиреневого цвета, с бычьей головой на коляске.
      Тотемом черного была белая сова.
      Около мотоциклов разговаривали четверо. Из них сразу же выделялся один - в сиреневой мантилье, к шлему прикреплен плюмаж из розовых и зеленых перьев. Ошибиться было невозможно, это - Тутос. Если бы королевские мотоциклы не украшала неизменная рогатая голова династии Пиеров, то на коляску предводителя королевских найтов впору было бы поселить павлина. Это их перья привозили из далекого Аль-Барейна.
      Значит, королевский служака все же назначен командующим.
      Тутос что-то рассказывал высокому худощавому найту, при виде которого сердце Шуры начало учащенно колотиться со скоростью поршня в цилиндре. Ему пришлось остановиться, напрячься изо всех сил и вогнать побелевшие ногти в собственные ладони, чтобы загнать в темный угол головы разбушевавшегося красного волка.
      Точно такой же кровавый зверь сидел на рукаве куртки найта.
      Догер!
      Стараясь расслабить мышцы на перекошенном лице, Шура продолжил идти к шатру. В этот момент один из двух незнакомых мужчин снял свой шлем и провел рукой по длинным седым волосам.
      Шура снова застыл на месте. Тряхнул головой, отгоняя видение.
      Этого просто не могло быть. Он стоял и смотрел на это знакомое лицо. Давний шрам на подбородке едва скрывала небольшая бородка. Левая рука держала шлем и на ней не хватало двух пальцев.
      Вайс!
      Вот кого он не ожидал увидеть. Да и не сразу узнал он своего Учителя. Тот выглядел гораздо моложавее и подтянутей, в выцветших глазах мелькала задорная искорка, когда он включился в разговор Тутоса и Догера. Тот, кого Шура знал стариком, словно преобразился, сбросил груз десятка лет. Даже седые волосы придавали мужественности серьезному лицу.
      Чувства сменялись на лице молодого найта со скоростью "Харлея", мчащегося по хорошей дороге. Он с трудом подавил желание подбежать к Учителю. Вместо этого Шура неторопливо подошел поближе и молча стал в сторонке, не решаясь нарушить разговор найтов.
      Ни у одного из тройки воинов не было на шее неизменной цепочки с ключами. С Тутосом все ясно, королевский служака не был свободным охотником и не сражался на Дороге сам за себя. А вот Вайс и Догер? Почему у них отсутствуют доказательства их побед?
      Неужели они вышли за пределы Кодекса и настолько уверены в своей силе, в известности своего тотема, что не нуждаются в лишнем подтверждении своего мастерства? Неужто их не интересуют обычные схватки, где цена нехитра - жизнь или ключ?
      Вайс - понятно, но Догер?
      Переминаясь с ноги на ногу, Шура думал над этим вопросом, когда его заметил Тутос.
      – Тебе чего? - недовольно спросил предводитель королевских найтов.
      – Мне… ничего. Учитель…
      Проницательные глаза повернулись к нему. Сделав пару твердых шагов, Вайс оказался рядом с молодым найтом. Он стал перед ним и выжидающе смотрел на Шуру, будто пытаясь что-то вспомнить.
      – Учитель, это я, - просто сказал Шура.
      И несмело протянул руку. Но Вайс в ответ не пожал его ладонь, а радостно обнял и похлопал по плечам.
      Руки у него были такими же сильными.
      Тутос и Догер недоуменно смотрели, как Вайс обнимает какого-то молодого найта.
      – Шура. Как же, помню. Я слышал, ты еще жив? - улыбнулся Учитель и Шура мимоходом отметил, что на его лице стало меньше морщин.
      – Я же у тебя учился.
      – А ведь хорошо научился, раз до сих пор жив.
      Вайс с ухмылкой смотрел на Шуру, потом перевел взгляд на Догера.
      – Или плохо, - добавил он, снова посмотрев на молодого найта.
      Шура бросил косой взгляд на Красного Волка.
      – Я знаю, что сейчас Большое Перемирие. После время рассудит - хорошо или плохо, - хмуро произнес он, глядя в глаза убийце матери.
      У Догера взгляд был сильный, уверенный. В серых глазах еще больше льда, чем у Шуры.
      – Братья, - обернулся Вайс к Тутосу и Догеру, - я отлучусь. Если буду нужен - я у себя.
      Тутос кивнул.
      Четвертый из мужчин, что оставался в шлеме и не принимал участия в разговоре, сел в седло "МТ".
      – Это - Панкратион. Мой рулевой. Наставник бримонской школы, - представил Вайс, садясь позади рулевого.
      – Круто, - кивнул Шура.
      – А то, - ухмыльнулся Вайс. - Как и положено предводителю армии найтов. Ведь такого еще не было во всей истории. Сказания об этих событиях затмят рассказы о Мотограде и о подвигах славного Фамироса.
      "МТ" медленно тронулся.
      Шура бегом кинулся за ним.
      – Погоди! Вайс, ты сказал, что ты - предводитель? Не Тутос?
      – Тутос скверно играет в шахматы, - улыбнулся Вайс.
      Наставник бримонской школы рулевых медленно катил между шатрами, а Шура, сбиваясь на бег, шагал рядом с Вайсом.
      – Учитель, ты предпочитаешь "МТ"?
      – Панкратион предпочитает. Машина хорошая во всех отношениях.
      – А знаешь, какой у меня мотоцикл?
      – А знаешь, я вовсе не удивлюсь, если ты скажешь, что Синяя Молния - это твои проделки.
      – Откуда ты знаешь? - изумился Шура.
      – Видать, здорово припекло Служителям, если они так расщедрились, что вручили "Харлей" простому найту. Ну, может и не совсем простому, ведь этот найт учился у одного великого воина, - снова ухмыльнулся Вайс. - Не каждый и за семь лет соберет сколько ключей, сколько у тебя, даже если не считать цепочки, где большинство ключей от "Чизетт". - Шура отметил, что Учитель часто улыбается, чего не было ранее. - И нас жрецы с бензином да с запасными частями не обижают. У нас в лагере целая бригада технарей, ремонтом прямо здесь занимаются.
      – Я всегда думал, что они сами смогут защитить себя.
      – Все так думали. На деле оказалось, что Хранители знают и умеют больше простых смертных. Единственное, чего они не умеют - сражаться. Привыкли они с помощью наших копий все решать, - Вайс говорил крамольные речи. - Когда же борнийцы пошли напролом, нарушив все традиции и запреты, жрецы оказались бессильными. Пока жрецы выйдут из ступора и смогут подготовить отпор, император Бистий заставит их работать на себя. Или изведет под корень, чтобы не были помехой. Так что без нашего вмешательства Орден обречен. Служители предков-байкеров могут лишь созидать сложные вещи, но не могут делать вещи простые. Убивать - это наш удел.
      – Вайс, где мне располагаться и что делать?
      – Возьмешь себе отряд быстроходных мотоциклов под руку?
      – Ты же помнишь, я так и не научился играть в шахматы. Я сам за себя.
      – Э, брат, вот это моя главная головная боль. Мы все привыкли сам за себя. Теперь же мне предстоит создать из одиночек армию. Мы уже учимся атаковать звеньями и взаимодействовать друг с другом. Скоро мы будем встречать основные силы борнийцев. Куда же пристроить тебя? Оставить при себе? - Вайс задумался. Потом сам себе покачал головой. - Легендарный "Харлей" должен быть среди найтов. Ладно, пока направляйся в отряд, возглавляемый Шершнем. Там видно будет.
      – Хорошо.
      – А где твой рыжий разбойник? У мотоцикла? - спросил Вайс.
      – Нет больше Рыжего. Погиб он.
      – Ну, это не страшно. Погибнуть лучше, чем умереть от старости.
      "МТ" подкатил к простому шатру бурого цвета, над которым вилось два знамени - одно фиолетовое, с бычьей головой, и второе - черное, с белой совой.
      – Можно, я к тебе еще зайду? - спросил Шура.
      – Конечно. Увидимся, - легко спрыгнув с мотоцикла, кивнул предводитель.
      Уходя, Шура обернулся. Из командирского шатра выбежала женщина, ласково поцеловала Вайса в щеку.
      "А говорил, что уже не может", подумал Шура. Да, Вайс точно родился воином. И вернувшись к жизни, в которой рокочет неутомимый двигатель, скрипит истрепанное седло и рассекает воздух острое копье, он действительно помолодел.

      В их тройке, кроме "Харлея", оказались еще красный "Днепр" и зеленый "Урал".
      Шура с удивлением узнал в одной из машин зеленый мотоцикл с очкастой змеей на коляске. Он два раза отпускал его восвояси вместе со свои пятидесятым ключом, что так и не повесил себе на шею.
      У смешного парня на шее теперь было целых три ключа.
      Найт Змеи не узнал Шуру и Зага, ведь их чудесный мотоцикл был без тотема. А тогда, после схватки оставшись без очков, близорукий охотник не смог разглядеть лица тех, кто оказал ему милость.
      Шура не стал напоминать Ламму (так звали найта Змеи) о прошлых событиях.
      Сейчас они вместе учились атаковать тройкой, с трудом разгоняясь на вязком поле. Четыре тройки, составляющие тридцать восьмую ударную дюжину, неслись вперед. Рулевые старались держать мотоциклы строем, почти впритирку друг к другу, найты синхронно работали копьями. Первая дюжина наносила удар, потом по команде ведущего рассыпалась, пропуская вперед вторую дюжину.
      Тяжело приходилось "Харлею" в общем строю. Синяя Молния так и норовила вырваться вперед. Зага раздражала медлительность других. Шипованные покрышки гребли мягкую землю и мощный мотор лишь зря грелся.
      А Шура картинно тыкал копьем в воображаемых борнийцев, презрительно хмурясь и стараясь не особо напрягаться. На турнире и то интереснее. Там хоть и копье тупое, да все ж в живого человека тыкаешь. А здесь лишь воздух гоняешь. Хорошо хоть через пару дней обещали сходиться дюжина на дюжину, отряд на отряд. Может, тогда веселее будет.
      Шура с насмешкой наблюдал, как воодушевленно сотрясает копьем его очкастый напарник.
      – У тебя слишком рука тужится, когда бьешь, - крикнул Шура Ламму. - Расслабь плечо и больше двигай всем телом. Главное - рикошет.
      Ламм на ходу кивнул, сделав лицо похожим на боевого крота, чтобы в следующий момент снова изо всех сил ткнуть копьем.
      – Да не кидай так яростно древко вперед. Он сам на тебя накатится, ты главное, попади. Но перед этим - рикошет.
      Вечером в лагерь приходили мотороллеры, груженные канистрами с бензином. Среди мотоциклов на большой стоянке мелькали оранжевые куртки викариев и младших инженеров, занимавшихся мелким ремонтом мотоциклов, у которых во время маневров выявлялись проблемы. Машины не должны подвести в реальной битве.
      Шура несколько раз видел Догера, разъезжающего на своем жреческом мотоцикле. Столько он не встречал заклятого врага за все предыдущие годы, что шел по его следу. Наконец-то можно было разглядеть злодея вблизи, без шлема. Невозмутимое, беспристрастное лицо с длинным бритым подбородком, острый взгляд слегка прищуренных глаз. Ничего, скоро эти глаза закроются навеки.
      Если Догер и замечал свирепые взгляды со стороны молодого найта, то обращал на них внимания не больше, чем сам Шура на какого-то муравья.
      Это ж надо - когда он раздобыл допинг и у него есть чудо-мотоцикл, он не может дотянуться до Красного Волка, хотя того даже искать не надо. Постоянно крутится рядом с Вайсом. Ишь, правая рука предводителя. Получил отсрочку смертного приговора. Если бы не эта война, он бы давно уже переселился в Страну Бескрайних Дорог. С другой стороны, если бы борнийцы не стали разрушать Храмы, - не видать Шуре ни допинга, ни "Харлея". И неизвестно, сколько бы еще он гонялся за неуловимым Догером по дорогам Баделенда. А так участь Красного Волка предрешена.
      Главное, чтобы вражина остался живым после битвы с борнийцами.
      На третий день Шура направился в гости к Вайсу.
      Он застал Учителя в компании одного из Служителей, с которым они что-то обсуждали. Найт терпеливо дождался снаружи, пока жрец покинет шатер.
      – Ну как, справляешься? - поинтересовался Вайс, проводив хмурого технаря.
      – Скучно. Рулевой ворчит, что только мотоцикл зря гробим.
      – Да уж, такому мотоциклу нужна скорость.
      – Учитель, направь меня в передовые дюжины, что уже вступили в войну. Я хочу быть там, где найты уже тормозят борнийцев.
      – Я тоже хочу. Зря ты не научился играть в шахматы, - вдруг сокрушенно покачал головой Учитель. - Ты понимаешь, что такое стратегия? То-то же. Ты свободный найт, ты волен выбирать свою дорогу. Но я прошу тебя оставаться здесь. Одна Синяя Молния не решит исход войны. Зато другие найты, что сейчас преодолевают себя и учатся быть единой армией, видят, как мотоцикл-легенда, ужас и страх борнийцев, терпеливо тренируется вместе с ними. И в их сердцах поселяется уверенность, что все правильно, что именно так и должно быть.
      – Я понял. Я останусь.
      – Ценю твой выбор.
      – Учитель, я вот о чем хочу еще сказать. Я нарушил Кодекс. Я применял горящее оружие.
      К его удивлению Вайс лишь махнул рукой.
      – Учитель, оно работает.
      Предводитель найтов Баделенда вопросительно вскинул брови.
      – И что?
      – Учитель, у нас еще есть время до решающей битвы. Мы можем успеть сделать много такого оружия. Борнийцы его готовили. И сделали бы, и стали бы жечь наши машины, если б им не помешали.
      Вайс молчал. Опустил голову и что-то взвешивал, так, будто сидел над клетчатой доской с фигурами. Шура тоже умолк и терпеливо ждал ответа Учителя. Наконец Вайс поднял голову и его взгляд горел, как у двадцатилетнего юноши.
      – Ты знаешь, почему мы все, свободные найты, воины-одиночки, почему мы собрались вместе? Ты думаешь, чтобы защищать власть короля? Или спасти Храмы? Или для сохранения Баделенда? Так вот, скажу я тебе, это не так важно для нас. На самом деле мы собрались защищать свое право свободно колесить дороги. Мы - найты Баделенда, мы - лучшие воины в мире. И мы разобьем этих коповых борнийцев в открытом и честном бою. Пусть они навеки запомнят, и детям своим говорить станут о нашей доблести, отваге и умении.
      – Я понял, Учитель, - тихо сказал Шура. - Но ведь они готовили горящее оружие против нас…
      – То - они, а мы - это мы. Я слышал от сказителя Эривэна. Синяя Молния помешала нашим врагам в этом недостойном деле. Я не зря потратил на тебя время, которое мог потратить на шахматы. Что-то мне подсказывало, что из тебя выйдет толк.
      – А как же землепашцы, воины и прочее? Ты же говорил, что я не родился воином…
      Учитель махнул рукой.
      – Знаешь, что я надумал в последнее время? Едино все. Когда человек рождается, на нем никто не ставит клеймо "Землепашец", "Торговец", "Воин". Мы сами становимся теми, кто мы есть. Мы сами выбираем свой Путь. И Дороги есть у каждого, у землепашцев и торговцев тоже есть свои пути. Но другие, не похожие на наши, за что мы спешим порицать тех, кто думает не так, как мы.
      – Выходит, у борнийцев тоже есть свой Путь. А они бы не стали задумываться - использовать против нас горящее оружие или нет. Если они не боятся разрушать Храмы, значит их не пугает Бездорожье.
      – Меня оно тоже не пугает.
      – Они замахнулись на веру предков-байкеров.
      – Они и на мотоциклы садят всех подряд. А мы - свободные воины. И мы - лучше их. Наш Путь - честный бой. А еще… Знаешь, чему учат шахматы? Они учат смотреть на несколько ходов наперед. Передвигая фигуру, ты должен предвидеть, к чему это приведет. Сейчас этот ход может выглядеть удачным и верным, но через два-три хода окажется, что пока ты увлекся движением в одном направлении, тебя тем временем загнали в угол. А еще иногда жертвуют фигурой, чтобы получить стратегическое преимущество.
      Пока Шура думал над всем этим, Вайс тихо добавил:
      – Все, что я сказал - это лишь слова. Если будет потребность в таком оружии - жрецы нам его сами дадут. Если нет - они нам не позволят его создать.
      – Как бы не было поздно. Для них.
      – Видать, они все еще верят в наши копья.
      Возвращаясь к своему шатру, Шура продолжал раздумывать над словами Вайса. Он действительно понял, что хотел сказать Учитель. Тот многому его научил, практически, это он сделал из Шуры настоящего найта. Однако, кроме Вайса, Шуру учила и беспощадная жизнь. Потому он, окажись вдруг на месте предводителя, отдал бы приказ готовить горящее оружие. Но пока он не предводитель, то будет подчиняться Вайсу.
      Позже Шура валялся в тени шатра и продолжал размышлять об этом. Его Учитель - воин мудрый. Он понимает, что после войны, если они победят и в Баделенде все вернется на свои стоянки, то найты уже станут другими. Некоторые из них начнут использовать горящее оружие друг против друга. Горящее оружие даст силу слабым и заберет ее у сильных. К чему будет честный поединок на копьях? И смертей на Дороге станет гораздо больше. Потому Учитель и говорил, что хочет сохранить свободу Дороги. Ради этого стоит биться по-старому.
      Следующие несколько дней Шура не видел Вайса. Тот мотался по всему огромному тренировочному полю, превращая найтов в фигуры, которыми он скоро будет играть против борнийцев.
      После очередных маневров рулевые тройки остались на стоянке около мотоциклов, а Шура, очкастый Ламм и худощавый Рустам, найт красного "Днепра", возвращались к шатрам.
      – Быстрее бы уже нас бросили на дорогу битвы. Пора кончать с этими борнийцами. Мне уже до копов надоело торчать на одном месте, - ворчал Рустам, на ходу подбрасывая и ловя шлем.
      – Интересно, борнийские ключи будут считаться после войны? - поинтересовался найт Змеи.
      – Что, Ламм, хочешь из десятка выйти? Я думаю, ты завалишь семерых борнийцев, чтобы это сделать, - ухмыльнулся Рустам.
      – А что думаешь, не завалю? Хоть у тебя и два десятка ключей, я бы прямо сейчас заступил тебе дорогу, если бы не Перемирие.
      – Ну, закончится - заступишь. Сейчас лучше свою прыть оставь для борнийцев. Судя по всему, они не такие страшные. Вон Шура скольких завалил, - Рустам кивнул на длинную цепочку с борнийскими ключами, обвивающую шею найта "Харлея".
      – Они не страшные, - сказал Шура. - Они такие же, как мы, просто променяли свободу на подчинение, перестали сражаться друг с другом и стали воевать вместе. Мне от них постоянно приходилось бегать.
      – Да, на Синей Молнии я бы тоже от них побегал, - Рустам и не пытался скрыть зависть в голосе.
      – Скоро они от нас побегают, - воинственно махнул рукой Ламм, поблескивая очками.
      – Сколько же еще ждать? - не унимался Рустам.
      – Говорят, через день прибудет король, - сказал Ламм. - Так что события назревают. А завтра, говорят, прикатит принцесса.
      – А ей что здесь делать? - спросил Рустам.
      – Не знаю. Наверное, подбодрить перед боем.
      – Боюсь, что всех она подбодрить не сможет, - заржал Рустам.
      Шуре тут же захотелось выбить ощерившиеся зубы смуглого найта. Он резко остановился. Перемирие запрещает схватки, но там ничего не сказано о кулаках, которые у него вдруг зачесались.
      – Что ты сказал?
      Он произнес это спокойно, но его глаза сказали больше. Наверное, сквозь них на Рустама глянул красный волк, потому что найт не выдержал взгляда и сдал назад.
      – Я? Ничего такого. Я думаю, что принцессе здесь не место, скоро тут может быть опасно.
      Шура молчал, но в самом его молчании ощущалась угроза.
      – Брат, почему тебе до этого есть дело? - спросил Рустам.
      – Это дело - мое.
      – Тогда извини, - примирительно поднял руки Рустам.
      Покинув своих товарищей, Шура без дела слонялся среди мотоциклов и шатров. Чего ради он вспылил и чуть не отделал своего напарника, с которым скоро будет биться бок о бок? Далась ему эта Альбина. Вот закончится война и отвезет ее к Асинею да забудет о рыжей бестии.
      Но сначала сгоняет в Маджинленд за сиренью.
      На идущую по лагерю принцессу глазели сотни пар мужских глаз. Воины Дороги упоенно пожирали взглядами девушку, а та, словно упиваясь вниманием стольких славных парней, усиленно виляла бедрами.
      Шура протиснулся сквозь восторженную толпу найтов и рулевых, нашел взглядом принцессу, которую сопровождал Тутос. "И вырядилась же, мерзавка. Как всегда, чтобы все было на виду", - отчего-то начал злиться он, глядя на Альбину.
      На ней было легкое простое платье, светлое, но словно испачканное черными пятнышками, отчего шелестящая ткань напоминала шкуру барса, водящегося в горах Осси. И тело под платьем было словно у той же пятнистой кошки - грациозное, гибкое и пружинистое. На оголенные плечи ниспадали растрепанные огненные кудри. Из выреза платья-шкуры лишь каким-то чудом не вываливалась грудь, прыгающая в такт шагам. Шуре казалось, что он слышит шевеление мыслей в головах соседних найтов: "На каком же шагу эти сиськи полностью вырвутся наружу, выскользнув из платья?". А еще - разрез в нижней части платья. Ножка делает шаг - и стройное бедро выпархивает из подола, лаская белизной вожделеющие мужские взгляды.
      Она шла не спеша, довольная собой, знающая цену своему телу. Шура чувствовал, что по одному ее зову большинство найтов сделают все что угодно - в одиночку пойдут на борнийцев, предадут Дорогу, станут безропотными слугами. И все ради того, лишь бы заслужить благосклонный взгляд этой рыжей ведьмочки. Какая власть женского тела над мужчиной!
      Но Шура не таков. Он не поддастся на это колдовство. Когда она подойдет к нему и заговорит, он будет холоден и даст понять, что она ничего не значит в его глазах. Королевская дочь, а вырядилась, словно распутная девка.
      Одновременно где-то в глубине души тихонько шевелилось самодовольство. Здесь стоят сотни доблестных воинов, среди которых есть немало Хандредов, а подойдет она именно к Шуре. Как ему будут завидовать свободные найты!
      Может, если она будет очень настырной, Шура прочтет ей парочку стихов, сочиненных лунными ночами…
      Платье в пятнышках прошелестело мимо. Альбина дарила благосклонные взгляды воинам, а на Шуре даже не остановила глаз. Лишь безразлично скользнула, переведя взор карих глаз на следующего найта.
      Шура опешил. Он стоял, словно его окатили ведром холодной воды в то время, когда ему снился дивный сон. А потом все понял. Кто он для нее? Бедный безродный найт. Землепашец, случайно идущий путем Воина. Один из тысяч, что с горящим взором лежали у ее стройных ножек.
      Шура с трудом удержался, чтобы демонстративно не плюнуть вслед удаляющемуся платью, развернулся и начал проталкиваться к своему шатру.
      Подумаешь, убиваться из-за того, что девка не обласкала взглядом. О войне надо думать. Чем быстрее они разобьют борнийцев, тем быстрее он сможет повернуть копье против Догера. С допингом он в два счета одолеет Красного Волка. Потом гордо посадит Альку на свой "Харлей" и победно прошествует…
      Тьфу ты! Вот привязалась, забери ее копы…
      В бою его раздирали на две части яростный красный волк и верный мудрый страх. А сейчас Шура метался между головой и сердцем. Разум нашептывал, что ему ни к чему эта избалованная принцесса, что она капризна и глупа. Но сорняк, проросший в его сердце, жаждал увидеть нежность в карих глазах, требовал прикоснуться к нежной коже, взять за пальчики с длинными ногтями, прочесть свои стихи.
      Ночью он перечитывал потертые мятые бумажки с буквами, что складывались в нелепые строки. А утром разорвал на мелкие клочки и втоптал в грязь. После того, как увидел, что она ласково воркует с красавчиком из окружения наместника Бримона. Тот был найтом-аристократом, сыном богатого купца, что не боялся садиться в седло.
      Молодой найт рвал бумагу и клялся после Догера убить этого хахаля. Он запомнил ветвисторогого оленя на коляске его мотоцикла.
      Красивый тотем. Его обладатель и умрет красиво.
      – Ну что, устроим скоро борнийцам полный неважнец?
      Шура обернулся.
      – Чесси! Живой! Живой, охламон.
      – А то, хвала Могучему Коммандосу. Ты тоже, вижу, еще бегаешь. Тех, кто прошел школу сержанта Коглина и отведал баберской дубины, не так легко сломить каким-то борнийцам.
      – Точно. Какая дорога тебя сюда привела?
      – Та дорога, что сейчас гонит сюда остатки королевской армии. Я сейчас вроде сержанта у охламонов. Подрастеряли они свою удаль на войне. Но есть и толковые ребята среди них.
      – А, это те пехотинцы, что занимают позицию рядом с нами?
      – Да. Вроде как большое рубилово намечается. Если вы подсобите, то мы тоже оторвемся на этих гадах.
      – Не любишь ты их, - усмехнулся Шура.
      – А за что их любить-то, пособников Шварца Негера? Мне уже надоело драпать от этих проклятущих борнийцев. Раньше я гонялся за баберами. Теперь борнийцы гонялись за мной. Мы славно бились и задали им перцу у Хэдега. Начали гнать понемногу, когда вмешались зеленые найты. Ух, я никогда столько не бегал. Почти всю Плойну сапогами отмерил. Набегался на жизнь вперед. А один, стервец, меня гонял по полю так, будто неразумные ребятишки суслика. Грызун в нору прячется, да его водой выгоняют наружу. А у меня и норы поблизости не было. Пришлось изловчиться и завалить урода. Был он без рулевого, ну я и сшиб его с мотоцикла и вот этими руками задавил, гада.
      – И я такое видел. Борнийцы чуют силу и потешаются от своей вседозволенности. Жрецы им не указ, император, наверное, одобряет, вот и измываются над беззащитными. Сила опьяняет похуже водки.
      Чесс стукнул кулаком по своей раскрытой ладони.
      – Даже баберы так не поступали. Те сразу дадут дубинкой по башке - и всего делов-то. Даже звери так не делают, как делали зеленые уроды. Я видел, как борнийцы одному нашему бензин в нос заливали и ржали до упаду, пока он пузыри пускал.
      – Выходит, не зря скольких из них на землю уронил…
      – Ты помнишь Бадра, из нашего отряда? Он успел добежать до лесополосы и залез на акацию. Так они, падлы, развлекались, кто первым собьет его с дерева длинным копьем… Уроды. Надеюсь, вы прикроете нас от ихних мотоциклов?
      – Мы постараемся.
      – Ты, я вижу, сменил мотоцикл, - Чесс провел рукой по седлу "Харлея".
      – Есть такое.
      – Если мы погоним борнийцев и получится порыться в карманах, то я, может, тоже насобираю золотых и куплю себе мотоцикл. Надоело бегать пешком. Уже хочется попробовать седло. Если не прогуляю денежки, на радостях отмечая победу.
      – Знаю я тебя, точно прогуляешь.
      – Значит, так и будет.
      – Найди меня, когда закончится война. Посидим, выпьем маленько. Прошлое повспоминаем.
      – Заметано.

      Восемнадцать тысяч королевских солдат и почти две с половиной тысячи найтов были готовы двинуться навстречу борнийцам.
      Накануне в расположение прибыл король Григор, чтобы лично наблюдать за подготовкой собранной армии.
      В сопровождении десятка фиолетовых машин королевский мотоцикл прошествовал по лагерю, а вскоре на самой вершине холма вырос небольшой городок из больших и малых шатров с фиолетовыми знаменами.
      В одном из них поселилась принцесса.
      Шура лишь издали поглядывал в сторону королевских шатров, охраняемых гвардейцами, но не замечал там ладной фигурки принцессы.
      Учебные бои не доставляли радости. "Харлей" перестал тешить. Даже есть толком не хотелось.
      Утром они с Загом как раз получили паек и лениво завтракали у своего брезентового жилища кашей с жестким мясом, когда из-за шатров донесся знакомый рев.
      – Вы что, совсем уже тут затормозили, проглоты? Да если я так буду питаться, то какой толк от меня будет в битве? Где нормальная еда?
      Шура молча отставил миску, поднялся и пошел к палаткам кашеваров.
      Там он застал такое зрелище: над худосочным поваром нависло громадное тело, требующее пятерную порцию. Кашевар оправдывался, что еще много таких голодных, что нужно, чтобы на всех досталось. Пузан держал повара за тощие грудки и угрожал продаться борнийцам, если его так будут кормить.
      Собравшиеся найты беззлобно подшучивали над толстяком.
      – Пусть идет. Он их так объест, что они передохнут с голоду, - весело сказал воин в заштопанной куртке.
      Шура протолкался к продуктовой палатке.
      – Брат, пойдем к нам. Поделимся своими запасами.
      – Шура? - прогремел Юсуф. - Уцелел? Я рад тебя снова узреть.
      – А то. Зови Томбо и айда к нашему шатру.
      Солдатскую пайку отложили, молодой найт достал из коляски запасы из харчевни.
      – Вы нас подкармливали, теперь наш черед спасать вас от голодной смерти, - сказал Шура, раскладывая на холстине сыр, колбасу, масло.
      Толстый деланно скривился.
      – И это все? Да я так изголодался на казенных харчах, что мне все это на один зубок.
      – Не привередничай, - одернул его Томбо. - Нашей машине легче в битве будет. А то все умчатся вперед, а мы отстанем. Всю славу упустим.
      – Главное - не пропустить завтрак, - поднял Юсуф мясистый палец вверх, другой рукой хватая колбасу. - Внал бы, фто так флохо будут ковмить - не прикатили бы фюда, - Колбаса уже исчезла в его большой глотке.
      Они заканчивали завтракать, беседуя о предстоящей битве, когда к шатру подошел человек в сиреневых одеждах с желтой бычьей головой на груди.
      – Кто найт "Харлея"? - спросил посыльный.
      Шура кивнул.
      – Тебя требует к себе король Григор Пиер Седьмой.
      – Так это ваша Синяя Молния на стоянке?! - удивленно воскликнул Юсуф.
      Молодой найт молча поднялся и пошел за посыльным, на ходу размышляя. Что королю Баделенда могло понадобиться от простого найта? Таких здесь больше двух тысяч.
      Шатер для Григора Пиера Седьмого натянули огромный. Сиреневый конус возвышался над мотоциклами зализанных форм, над шатрами, над всем лагерем. Знамя такого же фиолетового цвета с желтой бычьей головой трепетало на ветру.
      Посыльный прошел мимо стражников-гвардейцев, откинул большой полог, исчез внутри. Спустя несколько минут он снова возник на входе и пригласил найта внутрь.
      Шура выдохнул и решительно шагнул в пасть шатра.
      Внутри под сводом горело несколько фар, освещая убранство королевского жилища. И при их свете молодой найт впервые увидел короля.
      Глава династии Пиеров сидел на мягком стуле, закинув ногу за ногу. Сиреневая мантия подбита мехом оссийского барса, на голове высится корона, исполненная в виде бычьей головы. На венце поблескивают красным цветом глаза-рубины, сияют золотые рога. Из-под короны выбиваются светлые курчавые волосы, слегка прикрывая вертикальные морщины на лбу.
      Король тонкими губами жевал виноград, длинными пальцами отрывая ягоды от кисти на серебряном подносе. Пиер Седьмой старался казаться полным величавости и силы, но его выдавали глаза - в них жило беспокойство.
      Около Григора сидел кряжистый мужчина в простой одежде - штаны и рубаха, обычная серая куртка, ботинки из мягкой кожи. На его непокрытой голове жесткой черной щеткой дыбились волосы, из такой же поросли состояла борода, закрывающая почти пол-лица, и кустистые брови, нависающие над пронзительными глазами.
      Третьим скромно примостился Вайс.
      Шура склонил голову и молча ждал. Король внимательно смотрел на вошедшего найта, продолжая отрывать виноградины от кисти и по одной отправляя в рот.
      – Выходит, это наш герой?
      Голос у короля оказался с высокими нотками, громкий и надтреснутый.
      – Да, - сказал Вайс.
      – У тебя "Харлей"? - спросил король.
      – Да, - ответил Шура.
      – Ты скажи, зачем простому бедному найту такой мотоцикл?
      Шура промолчал. Что он мог ответить королю?
      – Расскажи, как ты получил "Харлей"? - заговорил коренастый. Его голос, несмотря на то, что был глухим и в нем чувствовалась усталость, звучал более властно, чем у короля.
      Найт начал излагать о своих приключениях. Рассказал о раненом жреце, о таблетках, о Храме с жилищем "Харлея". Что-то ему подсказывало, что не стоит говорить о допинге и о книге с письмом. Мертвый жрец не проболтается, все можно списать на борнийцев.
      – Ясно. Что ты еще видел в Храме? - категорично спросил коренастый.
      – Мельницу изнутри. Подземную емкость с бензином.
      – Что взял в Храме?
      – Бензином заправились.
      – Еще что?
      – Больше ничего.
      – Где взял коляску для "Харлея"?
      – У борнийцев отбил.
      – Ты убил Линора?
      – Я.
      – Давай книгу и письмо.
      – Вы - Главный Клирик, старший инженер Дромм?
      – Да.
      – Я… у меня нет. Борнийцы забрали.
      – Плохо.
      Коренастый замолчал.
      – Клирик, вы отберете у него мотоцикл? - спросил король жреца. - Он его получил не по праву. Мы…
      Дромм поднял руку и король осекся.
      – Мы решим. Иди, - повелительно сказал Старший Инженер.
      Когда Шура задумчиво брел по лагерю, его догнал Вайс.
      – Учитель, это называется "пожертвовать фигуру"? - глухо спросил молодой найт.
      – Если я буду единственным главным игроком с нашей стороны, то мы сыграем так, что такой маневр не потребуется. А если одними фигурами будут играть несколько человек, тогда победит противник, какие бы мы хода не делали. Надеюсь, что король и Главный клирик проявят благоразумие.
      – Ведь я же сколько сделал. И они хотят лишить меня "Харлея"? - в голосе Шуры звучала детская обида.
      – Я рассказал им про тебя. Король предлагает Дромму забрать мотоцикл и отдать мне или Догеру. Я просил его этого не делать. Но все равно решение - за Дроммом.
      – Вайс, неужели жрец главнее, чем король Баделенда?!
      Учитель задумался.
      – Формально правит король. Но он ничего не сделает без благословения жрецов. По-моему, он даже имеет жреческий сан, но невысокий, не выше инженера. Потому в открытую правит король, а на самом деле все решают жрецы.
      – Вайс, откуда ты столько знаешь?
      – Живу долго. Не переживай. Я ведь на тебя рассчитываю.
      Когда Шура подходил к своему шатру, его терзала жуткая обида.
      Как же так? У него могут отобрать "Харлей". Все пропало. Кто катался на такой машине - тот уже не сможет ездить на другом мотоцикле. А как Загги будет горевать - "Планету" потеряли и теперь останутся без "Харлея". Может, жрецы дадут бесплатно другой мотоцикл, но зачем он нужен?
      Вот она, цена за повиновение. Лучше бы они с Загом не приезжали сюда. Катались бы сами по себе.
      Шура сжал кулаки. Пока жрецы вкупе с королем принимают решение, он и рулевой могут сбежать. "Харлей" никто не догонит, даже жреческий мотоцикл вряд ли потягается с ним в скорости. Только вырваться на дорогу - и тогда ловите ветер в чистом поле.
      И плевать на немилость жрецов. Бензин обеспечат борнийцы, а если их все же выгонят, тогда найтам Баделенда придется делиться запасами горючего.
      Нужно хватать рулевого и драпать, пока еще есть время. Пусть эта война проходит без них.
      Вместо Зага Шура встретил у своего шатра принцессу.
      Она стояла, скрестив руки на груди, в простом зеленом платье с длинным подолом. Полная губа прикушена, лицо серьезное, озабоченное, словно у нее забрали любимую игрушку. Роскошные волосы собраны в тугой пучок, стянутый серебристой сеточкой.
      Он тут же позабыл обо всех планах дезертирства и, широко раскрыв глаза, уставился на миловидное лицо, которое ему снилось последними ночами.
      – Ну, здравствуй, спаситель. - Ее лицо посветлело, в глазах полыхнули лукавые огоньки.
      – Я думал, что больше тебя никогда не увижу…
      – Так обними на радостях, что ли.
      Шура несмело шагнул и робко приобнял ее за плечи.
      – Алька…
      Она рассмеялась и оттолкнула его.
      – Ты что себе позволяешь? Не забыл, что я - все-таки дочь короля, - она продолжала смеяться, глядя, как Шура нерешительно переминается с ноги на ногу, не зная как ему быть.
      – Дочь короля. Ты такая же, как твой папаша, - наконец буркнул он крамольную фразу.
      – Чем тебе мой папашка не угодил? - насупилась она.
      Шура лишь досадливо махнул рукой. Что ей объяснять?
      – А где песик? Где этот рыжий озорник? - спросила принцесса.
      Глядя на складку между бровей нахмуренного Шуры, она ждала ответа. Не дождалась.
      – Так все-таки, где он? Как всегда, бегает где-то?
      – Да. Гуляет по бескрайним дорогам Извечной Страны. Меня дожидается.
      Принцесса снова прикусила губу. Потом вдруг схватила его за руку и потянула за собой между шатров.
      – Алька! Я…
      Но принцесса приложила пальчик к губкам и молча продолжала тянуть Шуру за собой. Он безропотно повиновался.
      Она дотащила его до самого королевского городка, они миновали стражников, подошли к небольшому серебристому шатру на самом краю. Альбина откинула полог и втащила Шуру внутрь.
      Здесь пахло розами и лавандой. Упавший за ними полог установил альковный полумрак.
      Шура почувствовал, как его обвили тонкие руки с длинными пальцами, как к груди прижались упругие груди и в губы впились терпкие уста. Девушка казалась безумной, ее горячее дыхание учащенно обжигало ему шею, пока она стаскивала с него куртку.
      – Алька…
      – Т-с-сс, - обдавали жаром ее губы. - Я могу тебя больше не увидеть… Завтра может не наступить. Сегодня я не буду притворяться, - пальчики рывком сдернули с него рубаху вместе с половиной пуговиц. - Люби меня, - умолял хрипловатый голос. - Женская ласка забирает силу у воина, но я все сделаю так, что ты не потеряешь силу накануне битвы. Я искушена и оставлю тебе твою силу и отдам частицу своей.
      Он послал к дорожным копам и глас рассудка, и красного волка с его старшим собратом Догером, и судьбу "Харлея". Одной рукой обнял ее стройный стан, другой принялся освобождать от платья. В безумном танце они закружились по шатру, пока не упали на мягкие покрывала.
      Такого Шура еще никогда не испытывал. Он раз за разом колыхался на волнах наслаждения, падал в пропасть и снова взмывал вверх. А она управляла им, словно опытный рулевой мотоциклом. Он то неистово рычал и рвался изо всех сил в ее объятьях, то она сбавляла обороты, заставляя его тихонько урчать.
      Сколько времени прошло - никто из них не задумывался. Стенки шатра потемнели, сквозь щель на входе пробился тонкий лучик взошедшей Луны. Ее головка покоилась у него на груди, а он гладил ее непослушные волосы.
      – Даже не знаю, почему - ты, - шептала она. - Никто со мной не обращался так, как ты. Рядом с тобой я чувствую себя надежнее, чем с десятком найтов моего отца. Останешься со мной?
      Шура молчал, лишь его рука продолжала теребить рыжие волосы.
      – Почему ты молчишь?
      – Ты - красивая.
      – Я знаю. Так останешься?
      – Ты знаешь такого - Асинея?
      – Кто это?
      – Лекарь, который лечил тебя.
      – У меня отменное здоровье, это в крови всех Пиеров, - она поднялась на локтях и стукнула его кулачком по груди.
      – Постой, ты же у короля единственная дочь? - он взял ее за руку.
      – Не поняла, что это ты за вопросы задаешь? Конечно одна. Братец мой погиб лет пятнадцать назад, - Альбина мотнула головой, откинула прядь волос со лба.
      – Странно, - пробормотал Шура, отстраняя ручку Альбины, принявшуюся опять ласкать его плоть.
      – Да что с тобой случилось?
      – Точно у короля Григора одна дочь? - он положил руку ей на живот и начал теребить пальцами серебряное колечко в пупке.
      – Родная - одна.
      – Погоди-ка. А что, есть еще неродная?
      – Зачем она тебе? У тебя есть я.
      – Алька, расскажи мне о ней.
      Принцесса оттолкнула его руку, села, обиженно сложила губки и обхватила коленки руками.
      – Тихая, безобидная дурочка. Отец взял ее воспитанницей, приемышем. При дворе тихонько поговаривают, что она - байстрючка. Может, в этих словах есть правда, потому что папенька уж слишком о ней заботится.
      – Ее лечил лекарь из Плойны?
      – Более года назад. С тех пор она постоянно вспоминает о нем…
      – Алька, ты умница, - радостно воскликнул Шура и принялся неистово целовать принцессу.
      К своему шатру он шел насвистывая. В теле ощущалась невообразимая легкость и даже глубокие царапины на спине, оставленные длинными ногтями, казалось, придавали сил.
      Звезды над головой постепенно бледнели и растворялись под натиском алой полоски, появившейся на восходе.

      Утром Предводитель отдал найтам приказ выдвигаться на позицию, чтобы перекрыть борнийцам дорогу к Данюбу. Туда же ранее ушла пехота.
      Судя по тому, что никто не потребовал от Шуры и Зага передать "Харлей" на попечение жрецам или королевским найтам, мотоцикл им пока оставили. "Время рассудит - хуже не будет", привычно прошептал Шура, садясь в седло позади рулевого.
      Кто повлиял на короля - Альбина, Вайс, или же Главный клирик решил, что "Харлей" достался молодому найту по праву - сейчас над этим думать времени не было.
      Шура вместе с Ламмом, Рустамом и другими воинами Дороги отправился на первую в своей жизни войну.
      В паре километров за их спинами Большая река неспешно несла свои воды на юг. Ей было все равно: останутся ли найты и солдаты на земле или их сбросят в зеленоватую воду. Ее больше волновал ветер, вздымающий небольшие гребни на гладкой поверхности и нарушающий зеркальность воды, нежели то, чье владычество воцарится над ее берегами - короля Григора или императора Бистия.
      Накануне битвы, по настоянию Вайса, все паромы перегнали на правый берег, тросы, соединяющие лево- и правобережье, обрезали. Возможное отступление не должно тревожить мысли воинов.
      Позади величаво текла река, а впереди раскинулось поле с молодыми всходами кукурузы. Этим зеленым расточкам не повезло сегодня. По ним уже проехали сотни колес, протоптались тысячи сапог. Землепашец, засеявший этот большой надел, вряд ли мог рассчитывать на урожай початков.
      Для мотоциклов это поле было не самым лучшим местом для битвы, но другого поблизости не было. Такого, где могли бы развернуться тысячи машин. Найты Баделенда и Борнии будут в равных условиях.
      День с утра задался пасмурным, но через пару часов после восхода начало проясняться.
      Перистые облака плыли по небу, душный воздух пропитался запахом бензиновых выхлопов, округу наполнило рычание моторов - одно- и двух цилиндровых, мощных и быстрых, легких и тяжелых.
      Спасаясь от шума и выхлопов, покинул свои охотничьи угодья полевой лунь.
      Он всегда промышлял здесь мышей и ящериц, теперь же сделал круг на высоте, оглядывая сверху множество цветных фигур, строившихся на его поле, и улетел. Нужно перебираться на другую сторону реки, искать добычу там, где поспокойнее.
      Лунь не умел играть в шахматы и не разбирался в людских делах, потому не мог судить о построении, что развернулось внизу.
      За ударным кулаком из мотоциклов расположились королевские солдаты, остатки бойцов некогда большой армии. Если найты сегодня сломят хребет борнийской армии, то пехота пойдет вперед и будет добивать неприятеля. А если нет, то вражеские найты сбросят королевских солдат в реку.
      Вайс расположил найтов треугольником, обращенным острым углом в сторону борнийцев. По центру - дюжины тяжелых мотоциклов, по бокам - средние и легкие. Отдельным сиреневым пятном на правом фланге разместились четыре десятка королевских найтов.
      Полтысячи машин осталось в резерве, спрятанные в ближайшей балке. Лунь их заметил, но он вряд ли кому-то об этом рассказал.
      На кукурузном поле все оказалось не совсем так, как на шахматной доске. Пешки-солдаты находились за спинами более серьезных фигур. Вайсу предстояло разыграть необычную партию.
      Рулевые в последний раз проверяли мотоциклы перед боем. Машины обязаны заводиться легко, баки должны быть заполнены бензином. Найты в ожидании врага поигрывали копьями, буднично рассуждая, кто сколько ключей соберет сегодня.
      Шура краем уха слушал, как Рустам подтрунивает над Ламмом. Найт Змеи протирал очки тряпочкой, его рулевой таким же лоскутком вычищал грязь между ребер блока цилиндров зеленого "Урала".
      – Чтобы лучше разглядеть их лица, когда в их груди и горла будет входить мое острие, - изрек Ламм, энергично работая лоскутом.
      – Ага, тебе надо было еще кабанью морду нарисовать на своей коляске. Они тебя за своего примут, и ты сможешь их в спину колоть. - Рустам спокойно сидел в седле, еще даже не отстегнув копье.
      Ухмыляясь шуткам товарищей, Шура окидывал взглядом поле с машинами. Он видел парня, у которого на шее не было еще ни одного ключа, видать только перед самым Перемирием сел в седло. Новоиспеченный найт напряженно всматривался в горизонт, поминутно оглядывался на тех, кто у него за спиной. Также Шура через пару машин от "Харлея" заметил сурового Хандреда, который стоял на земле, облокотившись о свою машину, позевывал и наверняка думал о том, как бы выспаться после битвы. Все они - и опытные охотники, и новые воины Дороги, - все вместе готовились биться против общего врага.
      Впереди разноцветного строя расположились три мотоцикла: безликий сиреневый - Тутоса Белая Сова - Вайса и Красный Волк - Догера. Все найты привстали на мотоциклах, когда на седло своего "МТ" стал ногами Вайс, поднимаясь во весь рост.
      Предводитель помахал рукой, требуя тишины.
      – Свободные найты Баделенда! Сегодня на нас устремлены взоры наших доблестных предков-байкеров. Когда на небе зажгутся огни их фар, мы должны уже гнать врага ко всем копам. Сегодня предки решат, достойны ли мы быть свободными и заслуживаем ли на то, чтобы колесить Дорогу и наслаждаться вольной жизнью. За нашими спинами - Данюб! Сегодня может быть только два исхода - или мы погоним проклятых борнийцев обратно, или нас сбросят в Большую реку. Я предпочитаю гнать тех, кто недостоин называться найтом! - голос Вайса потонул в гуле сотен мотоциклетных сигналов. Предводитель поднял руку, и сигналы утихли. - Братья! Пусть врагов больше, пусть они уже давно научились воевать. Они все равно не смогут сравняться с нами - истинными воинами Дороги. Они - зеленая масса, прожорливая и вредная саранча. Мы - воители! Пусть сегодня каждый из нас проявит всю свою доблесть и отвагу, умение и силу. Мы - лучшие найты на всей Земле! - и снова отзвуки голоса Вайса перекрылись многоголосыми сигналами.
      Вайс снова помахал рукой, призывая к тишине.
      Когда сигналы затихли, Шура врубил магнитофон в коляске "Харлея", об этом его заранее попросил Вайс. Синяя Молния медленно выкатилась из строя и Заг неспешно двинулся вдоль рядов машин.
      Песня предков-байкеров звучала над полем.
 
Ловко пущен механизм, идет за строем строй,
В одиночку ты никто, зато в толпе - герой
У тебя свои цвета, ты знаешь грозный клич,
Нерушима та стена, в которой ты кирпич!
 
      Когда Песня закончилась, "Харлей" царственно вернулся в свою дюжину.
      Теперь оставалось лишь ожидать прибытия врага.
      Борнийцы требовали поединщика.
      Перед их строгими зелеными рядами туда-сюда медленно катался тяжелый, но быстрый и маневренный мотоцикл. Жреческая машина, перекрашенная в зеленый цвет. Приложив ладонь ко лбу, Шура разглядел найта и рулевого в темно-зеленых комбинезонах и таких же шлемах.
      Синяя Молния стояла в третьем ряду "шахматки". По приказу Вайса "Харлей" не получал привилегий и был как все, своим присутствием в общих рядах ободряя других найтов.
      Шура привстал на сидении, чтобы получше разглядеть врага.
      Рулевой вражеского поединщика, только что медленно катающийся перед зелеными рядами, вдруг заставил мотоцикл взреветь и быстро помчался в направлении воинов Баделенда. Он очень скоро пролетел половину расстояния, разделяющего две армии, там резко осадил машину. Мотоцикл развернулся почти на месте, потом помчался обратно. При этом рулевой без труда выписывал такие немыслимые зигзаги, что Заг лишь завистливо цыкал.
      Борниец бросал мотоцикл из стороны в сторону, набирал скорость и задирал вверх переднее колесо, поднимал коляску, резко тормозил и так же резко трогался с места, вычерчивая шинами неимоверные фигуры на поле. А его найт на ходу подбрасывал копье, свешивался с седла и вскакивал на ноги, становясь на сиденье. Движения вражеского поединщика выглядели неправдоподобно быстрыми, он крутил копьем словно жреческий ветряк лопастями.
      Заворожено наблюдая за борнийским найтом, Шура услышал, как Рустам, опустившись в седло своего "Днепра", пораженно воскликнул:
      – Да они же приняли допинг!
      Шура похолодел. Борнийцы таки нашли допинг в одном из разрушенных Храмов!
      У поединщика Объединенного Королевства не было ни единого шанса.
      Но все же найт Баделенда намеревался биться с борнийцем. Он готовился выезжать на верную смерть, а этого Шура не мог допустить.
      На поединок собирался лучший из найтов Объединенного Королевства. Его красно-черный мотоцикл уже подкатил к Сове Вайса, они о чем-то совещались.
      Наверняка Предводитель сейчас раздумывал, как это - начинать партию с боя ферзей? И, скорее всего, его ферзь будет принесен в жертву. Что же станет с остальными, когда на их глазах в первые минуты погибнет самая сильная фигура?
      Мысли Шуры начали беспорядочно метаться, словно кролики, на которых они с Загом охотились.
      Догер сейчас погибнет.
      Его убьют.
      Хорошо.
      Не Шура.
      Плохо.
      Он потеряет возможность самому заполучить голову Красного Волка.
      Из-за борнийского поединщика, принявшего допинг.
      Этого нельзя было допустить.
      Что же делать? Если Догер сейчас упадет с пробитым горлом, зачем ему, Шуре, нужен допинг? Эти две зеленые горошины, до заветного часа спрятанные во внутреннем кармане куртки.
      Шура с шумом вдыхал и выдыхал пропитанный выхлопами воздух, словно его легкие не могли вобрать в себя достаточно кислорода. Потом клацнул зубами и решительно достал из кармана драгоценный пакет.
      Пальцами вынул допинг, взвесил на вспотевшей ладони две зеленые горошины. Одну взял двумя пальцами, а ладонь протянул вперед, Загу.
      – Если не возражаешь…
      Рулевой молча взял горошину и одним движением бросил в рот.
      Вкус неизвестного фрукта обдал нёбо сладковатым холодком. Шура подержал горошину во рту, ощущая, как она тает на языке. Когда глотал, допинг уже почти полностью растворился в слюне.
      Холодок прокатился по телу и упал в желудок, расползаясь по животу.
      Шура прикрыл глаза в ожидании того, что произойдет.
      Прошло несколько долгих-предолгих мгновений, прежде чем он поднял веки. Ничего не изменилось, лишь глаза начали отчего-то слезиться, и все вокруг - мотоциклы, рулевые и найты - расплылось нечеткими контурами, будто отражение в водах Данюба.
      Найт поморгал, растер веки - напрасно, все продолжало плыть перед глазами. Но ждать прояснения времени не осталось. Красно-черное пятно впереди строя уже собиралось двигаться к борнийскому поединщику.
      Шура тронул Зага за плечо.
      Покосились соседние найты на зарокотавший без команды мотор "Харлея", синий мотоцикл начал объезжать впередистоящую машину.
      Все вокруг было похоже на стоячее болото, чей покой ничто не нарушает. Время потекло так медленно, что казалось тягучей резиной. Шуре представилось, что он может протянуть руку и пощупать мгновение. Почему же Заг едет так медленно?
      "Харлей" еле дополз к мотоциклу предводителя, где Догер уже выслушал напутствия Вайса, надел шлем и заводил свою машину.
      – Учитель. Я…
      Больше Шура ничего не успел сказать. Из его горла полились какие-то рокочущие нечеловеческие звуки. Внутри что-то клокотало и рвалось наружу.
      Если бы Шура сквозь застилавшую пелену мог всмотреться в глаза Вайса, то увидел бы в них неверие и может быть, осуждение. А может быть, там засветилась надежда. Шура всматривался в нечеткие контуры лица предводителя, а тот смотрел в расширенные зрачки молодого найта.
      Рука Вайса сперва сделала предостерегающее движение, потом одобрительно опустилась.
      – Давай, сынок.
      Губы Вайса шевелились очень медленно. Так же медленно Заг тронулся, и Синяя Молния потащилась в направлении борнийцев.
      "Харлей" провожали сотни глаз найтов Баделенда, и движение прославленного мотоцикла казалось им невероятно стремительным. Он мчался по хрупким кукурузным росткам, будто по хорошей утоптанной дороге.
      Вайс отдал приказ своему рулевому и тот нажал на кнопку сигнала. Протяжный звук подхватили сотни других найтов Объединенного Королевства, и под ободряющее гудение Синяя Молния вылетела на середину поля между двумя армиями.
      Туда же примчался и борнийский мотоцикл.
      Маленькая кабанья голова была у него лишь на переднем крыле. На зеленой коляске направлял в сторону врагов угрожающий носовой рог серый мифический зверь. Большой и мощный, как и мотоцикл, на котором он устроился. Как и два борнийца, что разместились в седле.
      Найт в зеленом комбинезоне легко соскочил с мотоцикла и без оружия вышел, встал перед своей машиной. У него были широкие плечи и длинные руки. Шура не мог его узнать, ведь он не видел предводителя борнийских найтов, когда-то воздевшего на своем копье полковника ВиктСра.
      – Я тебя съем! - прохрипел борниец поединщику Баделенда.
      Шура не разобрал его рычания. Сейчас он прислушивался к себе. Внутри него клокотало что-то огромное, яростное и непостижимое. Куда больше и неистовее, чем привычный красный волк. Это что-то просто не помещалось в теле и рвалось наружу, толкало вперед. Будто огромный костер пылал внутри, постепенно увеличиваясь в размерах.
      От этого Шура не мог спокойно сидеть и ерзал в седле. Заг тоже исступленно накручивал рукоять газа, его нога лихорадочно теребила ножку передач.
      Не дождавшись ответа, борниец запрыгнул в седло позади своего рулевого.
      Мотоциклы начали разъезжаться.
      Рвущийся наружу огненный зверь сожрал весь страх, поглотил красного волка и Шура впервые собирался сражаться без своей тревоги и без багрового хищника.
      Все прошедшие годы страх был его неизменным спутником, а самое главное - мудрым советчиком. Но Шура сейчас об этом не думал. Теперь он должен был насытить кровью буйное чудище внутри.
      А Синяя Молния уже летела навстречу несущемуся зеленому мотоциклу.
      У Шуры вдруг резко прояснилось перед глазами, стали видны мельчайшие детали - глаза успевали замечать мнущиеся стебли молодой кукурузы, блестящие заклепки на куртке борнийского рулевого, капельку пота на затылке Зага, кузнечика, пытающегося всеми лапками удержаться на сером тотеме зеленого мотоцикла.
      Шура почувствовал, что становится частью единого существа. Он, Заг и "Харлей" - превратились в один механизм. У него было три колеса, четыре ноги и четыре руки. Сердца стучали в унисон со скоростью работающих поршней. Фара и две пары глаз уставились на приближающегося противника.
      Они стали подобны изображению на плече Зага - человекомашине, мотокентавру.
      Другое такое же существо, стремительно пожирая метры поля, мчалось навстречу.
      Краем глаза Шура успел заметить, как с коляски борнийца сдуло кузнечика.
      Стремительно сошлись копья. Черканули друг о друга мотоциклы, рубанули воздух мечи. Рулевые стремительно развернули машины и долгомерные копья сразу же опять приветствовали друг друга.
      Большие наконечники раз за разом продолжали беседу, высекали искры мечи, переругивались двигатели натужно ревевших машин.
      Шины двух неистовых мотоциклов месили кашу из хрупких зеленых стеблей и темной земли. Широкая, черная полоса пролегла между двумя армиями, - там, где плясали две машины.
      Древко в руках казалось очень тяжелым, требовалось немало усилий, чтобы наконечник Большого Жала успевал на встречу с огромным вражеским острием. Противник казался таким же неповоротливым и двигался так медленно, будто с умыслом.
      За краткий миг контакта копий, которого раньше едва хватало для одного-единственного касания, сейчас копья успевали вдоволь наговориться. Они отбивали и толкали друг друга, сплетались древками, будто потеряли привычную твердость…
      За стремительным танцем синего и зеленого мотоциклов заворожено наблюдали с обеих сторон. Машины в центре поля кружили, гонялись друг за другом, бегали наперегонки. Рулевые закладывали немыслимые виражи, найты, словно зачарованные, стремительно орудовали копьями и мечами. Копья и мечи мелькали с такой скоростью, что движения оружия почти невозможно было различить. Но сталь встречала на своем пути сталь, дерево отталкивало дерево, а плоть оставалась неприкасаемой.
      …Когда первые, ничтожные частицы зарождающегося постороннего звука еще проходили через его уши, Шура уже понял, что это за треск. Древко еще было цело, ему оставалось жить еще целое долгое мгновение, а Шура уже знал, что на Большое Жало надежды больше нет.
      И тогда он прыгнул.
      Раньше он никогда так не двигался. Он опередил треск ломающегося древка, пролетел в воздухе несколько метров, его рука в полете выронила обломок копья и ухватилась за коляску зеленого мотоцикла.
      Какое-то мгновение его ноги бежали по земле.
      "Как я не люблю бегать", - молнией мелькнула мысль и растворилась в пылающем внутреннем огне.
      Он еще бежал за мотоциклом, когда ему в лицо, заслоняя полнеба, полетел тупой конец борнийского копья. Он лишь чуть-чуть убрал голову, на небритой щеке содралась кожа.
      А Шура изо всех сил оттолкнулся от уплывающей земли и оказался на коляске.
      В него тут же одновременно ударили шипастый шар кистеня и широкий клинок найта. Но Малое Жало оказалось расторопнее. Акинак встретил борнийский меч, слегка подправил в сторону, запутывая длинный клинок в цепи кистеня, а сам проскользнул под рукой найта и впился в мягкую, неприкрытую шею.
      Шура соскочил.
      Заг уже был рядом и найт, подобно кузнечику, легким движением оказался позади него. Прилипая задницей к седлу, он видел, как впереди мчится к своим зеленый мотоцикл. Найт еще держался в седле, завалившись боком на коляску.
      Мир вокруг снова начал терять резкость. Но огромный яростный зверь внутри все еще пытался вырваться на свободу из тела Шуры.
      Он требовал крови.
 
Время убивать
Время наступать
Время наступать и побеждать!
 
      – голосом древнего певца запел зверь, гоня найта вперед.
      И "Харлей" помчался в сторону зеленых рядов. Туда же хищно смотрело копье борнийского поединщика, подобранное Шурой.
      Множество борнийских мотоциклов в глазах Шуры распались на отдельные машины с людьми-седоками. Частокол копий целился в Зага и Шуру, но Синяя Молния продолжала со скоростью мысли мчаться прямо на врагов.
      "Харлей" влетел в зеленый строй и долгомерное борнийское копье нашло грудь первой жертвы.
      Шура не обращал внимания, что творится за его спиной. Он не видел, как по сигналу Вайса за ним следом мчатся разноцветные мотоциклы найтов Баделенда, что быстрый "Харлей" оказался на самом острие атакующего треугольника, врезавшегося в катящих навстречу борнийцев.
      Зажженные победой свого поединщика, воины Объединенного Королевства погнали свои мотоциклы и вслед за Синей Молнией столкнулись с зелеными машинами.
      Разноцветные мотоциклы смешались с врагом, разбавляя зеленое море.
      Свободные найты Баделенда сейчас вместе бились против общего врага.
      Те, кто уцелеют в этом большом побоище, потом снова будут заступать дорогу друг другу, снова станут втыкать копья в рулевых и сидящих за их спинами найтов. Но для этого нужно было одержать общую победу.
      А Шура не обращал внимания ни на что. Он не слышал рычания тысяч машин, скрежета сталкивающихся мотоциклов, треска ломаемых копий и звона клинков, задорных выкриков и ругательств, перекрывающих стоны раненых. Шура поил кровью чудище, вызванное маленькой зеленой горошиной. Копье и меч были вездесущими, успевали прикрывать Зага и рубить-протыкать тела, шеи и головы.
      Наверное, яростный зверь вдоволь напился крови, потому что начал уменьшаться в размерах. И тогда Шура смог разглядеть неподалеку мотоцикл с Красным Волком на коляске. И еще он заметил копье, целящееся в спину Догера.
      Сам Хандред сейчас всаживал копье в переднего врага.
      "Харлей" слушался рулевого так же хорошо, как Большое Жало Шуру. Заг резко бросил машину влево, Шура весь вытянулся в струнку и наконечник его копья достал до бока подкравшегося к Догеру борнийца.
      Красный Волк покончил со своим противником и уже скрестил копье со следующим.
      А Шуре пришлось перебрасывать древко в правую руку и тупым концом отводить летящий в Зага наконечник. Потом наотмашь ударять наконечником сверху по шлему борнийца, заставляя того выпустить руль. Завилявший зеленый мотоцикл влетел в своего же, дробя ногу рулевого, после чего перевернулся.
      Под колесом хрустнуло оброненное копье. Дерево - не страшно. Заг успевал вести машину в бою и одновременно замечал на поле острые наконечники и мечи, что могли пробить шины.
      Шура поискал взглядом Догера и увидел, что тот глубоко врезался в строй зеленых, оторвавшись от своих найтов. И сейчас Красного Волка атаковали четверо.
      Молодой найт и Заг снова поспешили на помощь. Копье опять завертелось в руках Шуры, удары посыпались на все стороны. Он стал для Красного Волка байкером-хранителем, бак о бак сражаясь рядом и оберегая заклятого врага от борнийских копий и мечей.
      Там, где проезжали красно-черный и синий мотоциклы, там оставались лишь сброшенные на землю тела и перевернутые зеленые машины. Борнийцы изо всех сил пытались остановить движение Красного Волка и Синей Молнии, но лишь пополняли число заглохших зеленых машин и трупов около них.
      Шуре было не до того, чтобы оценивать ловкость и умение Догера. А тот успевал вести машину в бою, одной рукой удерживая руль, второй орудуя копьем. Он даже мог вообще отпустить руль, чтобы одним резким движением вырвать клинок из ножен, рубануть наотмашь или уколоть, и потом таким же стремительным движением вернуть клинок в ножны, опять перехватывая руль.
      Две машины все глубже врубались в строй зеленых.
      На лицах борнийских рулевых и найтов, что оказывались на их пути, постепенно начал проступать суеверный ужас. Все меньше противников вставало впереди, зеленые машины просто уступали дорогу, их найты не смели скрестить копья с этой чудовищной двойкой.
      Шура и Догер крушили борнийцев, словно два яростных демона-копа.
      На них уже почти перестали бросаться и лишь сворачивали в стороны. Вскоре красно-черной и синей машинам пришлось уже самим гоняться за зелеными.
      Вокруг кипела битва, разгораясь на полную мощь, а громадный огненный зверь внутри Шуры начал кукожиться, медленно таять. На глаза снова навернулись слезы, найт уже с трудом видел дальше наконечника своего копья. И все еще почти ничего не слышал в том стоячем болоте, что его окружало.
      Но долгомерное оружие продолжало настигать все новые жертвы в зеленых комбинезонах.
      Где-то неподалеку громыхнуло так, будто употребили горящее оружие, от чего у Шуры слегка прорезался слух. Наверное, копье ударило бензобак и вызвало искрение, меланхолично подумал он, в очередной раз выдергивая наконечник. Чья машина вспыхнула - баделендская или борнийская, видно не было. Только два горящих тела катались по земле до тех пор, пока им в спину не воткнулись копья.
      Равнина продолжала глохнуть от рева моторов, от скрежета сталкивающихся мотоциклов, от криков сражающихся найтов. Перевернутые мотоциклы и лежащие навзничь тела замирали, выбывая из общего хаоса движения.
      Звуки сражения ворвались в уши Шуры, когда заглох двигатель "Харлея". Чье-то копье еще несколько долгих мгновений назад перебило трубку подачи топлива и остатки бензина продолжали выливаться прямо на мотор.
      Вместе с замиранием последнего оборота двигателя Синей Молнии внутри у Шуры умер зверь, рожденный зеленой горошиной. В груди осталась лишь пустота и безразличие. А еще страшная усталость.
      Где-то впереди мелькали мотоциклы, но вокруг замершего "Харлея" уже никого не было. Руки дрожали, склизкое от крови древко борнийского копья выскользнуло на землю. Липкий клинок Жала никак не мог войти в ножны и, в конце концов, упал на испаханную шинами землю. Акинак вообще остался где-то в теле одного из борнийских найтов.
      Заг положил руки на основание руля и склонил на них голову.
      А Шура смотрел остекленевшим взором на отдаляющуюся битву.
      Движущиеся цветные точки преследовали зеленых. "Харлей" окружали только заглохшие машины. Стоящие на трех колесах или перевернутые. Тела некоторых седоков еще оставались в седлах, свешиваясь на землю или на коляску. Но большинство предпочли лежать на изрытой земле - с раскроенными черепами, пробитой грудью, вспоротыми животами, переломанными шеями. Кто-то из них еще шевелился, одно тело даже пыталось встать.
      Молодой найт затуманенными глазами наблюдал за стоящей на коленях фигурой. Человек подтягивал ногу и старался на нее опереться. Но как только переносил на нее тяжесть тела, нога подкашивалась, раненый падал, чтобы покряхтев, сделать еще одну попытку.
      Шура не мог распознать, что это был рулевой Ламма. Сам очкастый найт, раскинув руки, лежал в стороне, уткнувшись в небо неподвижным взглядом близоруких глаз. Очки с разбитыми стеклами валялись неподалеку.
      Дурманил голову запах бензина, испаряющегося на перегретом двигателе. Сзади доносился чей-то протяжный стон, ему вторило звучное ругательство.
      Сил держать голову больше не осталось, она бессильно опустилась на грудь.
      Мимо понеслись ноги в сапогах королевских солдат. Сапоги грохали по раздавленным, втоптанным в грязь стеблям, поспешая куда-то вперед.
      Провожая взглядом мелькающие сапоги, Шура с неимоверным усилием немного поднял подбородок. И не увидел перед собой привычного затылка. Заг уронил голову на руль и не двигался, лишь шумное дыхание вздымало спину. Шура попытался растормошить рулевого, но завалился на бок, и свет померк перед его глазами.
      Сверху холодно подмигивали фары Небесных Байкеров, когда Шура разлепил тяжеленные веки. Стояла зловещая тишина, даже вездесущие сверчки не трещали.
      Сильно воняло бензином.
      В одеревеневшую щеку впился выступ на сидении коляски. Найт с трудом поднял тело, сполз с сиденья на землю. Затекшие конечности отказывались повиноваться.
      Рулевого нигде не было видно.
      Шура полежал на земле, потом заставил себя сесть. Когда он смог подняться, то сразу же на дрожащих ногах обошел застывший мотоцикл.
      Заг сидел на земле, прислонившись спиной к переднему колесу. Рулевой бездумно смотрел в небо. Когда Шура подошел к нему, Заг тяжело вздохнул.
      "Жив, слава предкам-байкерам". Шура ничего не помнил о том, что произошло во время сражения. Уходя, яростный зверь забрал с собой память о последнем дне.
      Найт присел рядом.
      – Загги, а ты видел когда-нибудь море?
      В ответ рулевой еще раз вздохнул.
      – А поехали к морю? Говорят, там вода соленая. Словно слезы. Может, ими можно будет смыть соленую кровь с наших рук и курток.

      Паромщики уже возобновили переправу на другой берег Данюба.
      "Харлей" и его седоки перебрались в Бримон и мотоцикл резво помчался среди ухоженных зеленых полей.
      Рассеянным взглядом провожая мелькающий пейзаж, найт Синей Молнии все пытался разобраться в себе.
      Он изменился, он чувствовал это и головой, и телом. После той великой битвы что-то надломилось внутри. Кровью десятков убитых борнийцев напрочь смыло красного волка из головы. В первые дни Шура думал, что багряный зверь, как обычно, лишь притаился в укромном уголке сознания и появится по первому зову.
      Но неотвратимый хищник, что был с ним все десять лет, бесследно исчез в кровавом потоке.
      Догер будет ждать Шуру через три месяца. Тогда закончится Большое Перемирие. Тогда Шура поставит точку в своей погоне за реальным Красным Волком.
      Всего три месяца осталось. Вовсе не долгих десять лет. Но молодой найт не чувствовал радости, не ощущал нетерпения. Это просто нужно было сделать. Ни одной эмоции не осталось. Ненависть испарилась, жажда мести утолилась кровью борнийцев. Осталась лишь привычка, выработанная за долгих десять лет. И она уговаривала Шуру - начатое дело следует закончить, убийца матери должен умереть.
      А сейчас они ехали к морю.
      Море он увидел впервые в своей жизни.
      Шура держал шлем под мышкой и заворожено смотрел на огромную пустыню впереди. На пустыню с водой. Он уже видел подобную, соленое озеро в Маленьком Мире тоже когда-то казалось ему большим. Но там он мог разглядеть берега, что удерживали переполненную солью воду в своих объятьях.
      Здесь же вода уходила за горизонт и перетекала в серые тучи, из просветов между которыми в море падали огромные лучи.
      Вот она, мечта, лежит прямо у его ног. Он не мог себе позволить осуществить ее в череде бесконечных погонь, схваток, заработка денег. Теперь же она перед ним - огромная, просто необъятная, такая даже не поместится в голове. Зачем он стремился сюда? Что его манило к этой бескрайней воде?
      Он спустился с высокого берега на пляж и пошел к подрагивающей синей кромке. На влажном песке отпечатались ребристые следы.
      Море тут же лизнуло носки ботинок, смывая с них дорожную пыль. Вода монотонно накатывалась на берег, рождая волны, по краям вышитые белой бахромой.
      Будто вручая подарок, волны вытолкали на берег и бросили к ногам белый хрустальный купол. Пышный и парящий в воде, на песке он тут же беспомощно сник. Шура склонился над ним и дотронулся. И тут же отдернул руку - эта штука оказалась слизистой и болезненно жгучей. Будто крапива ужалила.
      Не очень приятный подарок преподнесло ему Море. Непонятный.
      Зато вода с зеленоватым отливом оказалась поражающе чистой. Сквозь нее можно было разглядеть смазанные волнами очертания водных растений, среди которых мелькали большие и маленькие тени, иногда отдающие блеском в заходящих лучах.
      Долго Шура смотрел вдаль. Иногда взор выхватывал серебристых птиц, которые пронзительно кричали над головой. Легкий ветерок заполнял уши, гомону пернатых вторило плескание волн, лениво наползающих на берег.
      Взгляд поймал одну из птиц, что вдруг резко бросилась прямо в воду.
      "Неужели она решила себя убить?" - мелькнула мысль у Шуры. Сложив крылья, серебристый летун скрылся в волнах. Но вскоре птица показалась на поверхности, и в ее клюве живым серебром трепетало вытянутое тельце с плавниками.
      Море настораживало и манило одновременно. В нем была сокрыта необъяснимая, сокрушительная мощь. И в то же время оно ласкалось у ног словно Рыжий, когда хотел чтобы его погладили.
      Шура прямо в одежде шагнул в воду и забрел почти по шею. Он стоял, ловя телом слабое трепетание моря и старался, чтобы соленая вода отмывала тело от крови. Ее давно уже не было на теле, но он продолжал ее чувствовать.
      Мимо, молотя лапами по воде, проплыла серебристая птица. Она проследовала дальше, постоянно косясь на человека, словно приглашала двигаться за собой. Но Шура не мог идти дальше, ведь тогда вода захлестнет его с головой. А молотить воду так же, как птица, он не мог.
      Он вышел на берег, снял одежду и принялся натирать тело мокрой прибрежной глиной. Потом смывал ее, катаясь по мелководью.
      Ночевали они в шатре на высоком глинистом берегу. Так приятно было засыпать под мелодичное плескание волн внизу. Шепот моря убаюкивал, напевая колыбельную, колыхая в приятных волнах сна.
      А под утро Шура вскочил от рева снаружи. Стены шатра трепыхались и ходили ходуном, будто кто-то огромный пытался перевернуть натянутый брезент.
      Найт растолкал Зага и выбрался наружу. Порыв мощного ветра тут же обжег лицо и плеснул солеными брызгами. Как же так? Ведь вчера море было далеко внизу.
      Еще только начинало светать, а они уже впопыхах складывали вырывающийся шатер. Ведь их запросто могло снести прямо в море все усиливающимся ветром. Шура бросал опасливые взгляды в сторону воды.
      Море из вчерашнего ласкового щенка сегодня превратилось в бушующего, гневно рычащего зверя. Этот зверь рвался на сушу и тут же убегал назад, чтобы с новой силой ринуться к своей неведомой цели на берегу. Упорно, раз за разом, вода атаковала глину и песок, утягивая с собой частицы суши.
      Там, где вчера Шура стоял на кромке воды, теперь вздымались волны высотой в два его роста.
      Сегодня не летали даже пестрые юркие птицы, устроившие себе гнезда прямо в норах, вырытых в глине обрывистого берега.
      Шура стоял над обрывом и смотрел на мощь, бушующую у его ног. Он ловил телом силу могучего ветра, который в союзе с водой рождал сокрушительную мощь. Когда волна откатывала, суша быстро возводила из песка защитные валы. Но тщетно - новый набег воды тут же разрушал их.
      Это было похоже на то неистовство, что пробудилось в нем самом под действием допинга. Но сила зеленых горошин рождала безумную ярость, а сейчас под его ногами билась мощь уверенности и превосходства.
      Шура чувствовал, что эту силу не остановить никому из смертных. Ни меч, ни копье, ни даже тысяча лучших найтов, вставших на пути бушующей воды, не смогут удержать ее. Яростное море сметет всех, как эти горы из песка на пляже.
      Море словно приняло в свои воды много-много зеленых горошинок допинга.
      Пошатываясь от порывов неуязвимого ветра и слушая рев сердитого моря, Шура внезапно понял, что ему нужно. Он должен научиться рождать в себе такую же силу по своему желанию, а не под действием допинга или еще чего-то.
      Перед ним все потемнело, словно вместо рассвета нежданно опустилась глухая ночь. И темень перед глазами вдруг разрезала яркая вспышка. Будто молния ударила прямо перед ним.
      Он вздрогнул, заново ощущая на себе удары, которыми его награждали новобранцы на заставе. В ушах звучали крики сержанта Коглина, перед глазами вставали ночные безмолвные тренировки.
      Тело будто снова вбирало в себя все былые ощущения.
      Следующая вспышка ослепила глаза, и он оказался в гуще боя с крепкими волосатыми людьми в шкурах. Он снова уворачивался от ужасающих дубин, бил в ответ пехотным копьем и мечом.
      Дальше из темноты проступила ночная схватка с охраной каравана, короткий меч, спрятанный под одеждой, клетчатая доска, по которой скачут белые и черные блюдца.
      Потом явился Вайс, протягивая длинную жердь и соляной камень. Жердь без промаха разила чучело, а камень разлетался от легкого движения сильных пальцев.
      Еще через миг перед ним потянулась длинная вереница схваток верхом на мотоцикле. Дорога мчалась вдаль, на ней одни умирали, другие катились дальше с очередным добытым ключом.
      Из бака несущегося на него мотоцикла вырвался на свободу огненный джин, поглощая своим телом седоков черной машины.
      Следом за этим мелькнули испуганные глаза жреца Линора на фоне большого пламени, вздымающегося над борнийским лагерем.
      И еще раз Шуру сотрясло от дрожи, вызванной в теле зеленой горошиной, замелькали лица убитых борнийцев, застывшие на поле машины и мертвые тела на растоптанных зеленых ростках.
      Сейчас словно опыт всех десяти лет скитаний собрался воедино, сосредоточился в единую осязаемую сущность, в мощь, подобную той, что сейчас бушевала у его ног. Он старался почувствовать в себе эту всесокрушающую силу, запомнить ее, сделать частицей себя. Допинг - вещь страшная. Он прячется лишь в зеленой горошине и забирает много сил из тела. А часть этой Силы может остаться с ним навсегда, если он сумеет ее взять из бьющегося внизу Моря.
      "Только пройдя весь Путь до конца можно ощутить и покорить эту Силу Воина", вспомнились слова Вайса.
      галаз се ощущения.оторыми его награждали новобранцы на заставе.
      Он очнулся, когда его за плечо тронул Заг.
      – Поехали. Уже целый час торчишь здесь. Еще в море сдует.
 
Не всем волчатам стать волками,
Не всякий взмах сулит удар
Есть странный дар - лететь на пламя,
Чтоб там остаться навсегда
 
      Звуки песни сменили рокот отдаляющегося моря.
      Шура возвращался на Дорогу. Его мотоцикл не имеет себе равных. У него прекрасный рулевой, о таком можно только мечтать. Скоро ему будет противостоять лучший из воинов Дороги. Это должно вызывать лишь радость, ведь такая схватка может быть лишь один раз в жизни.
      Он заслужил такой поединок.
      Он уже увидел море. Теперь можно было и умереть. Но сначала нужно раздать долги, накопленные за десять лет.

      Дедок был самым обычным - сухоньким, слегка сгорбленным, с каналами морщин на лице. Из-под соломенной шляпы, надвинутой на самые глаза, выбивались острые седые усы, на теле - видавшая виды кацавейка с множеством заплат.
      Он встревожено смотрел на человека, идущего по полю к его шалашу. Человек сошел с далекого мотоцикла, остановившегося на дороге.
      Сторож знал, что мотоциклисты не приносят ничего хорошего. Потому, склонив голову, он смиренно ждал неприятностей.
      Подошедший оказался молодым парнем с двумя связками мотоциклетных ключей на шее. Шрамы на лице и колючий взгляд серых глаз сразу заставляли потупиться в землю и молча, с внутренним трепетом ждать, чтобы он побыстрее убрался. Правда, найт старался казаться приветливым и глаза его слегка потеплели.
      Эти найты и убивают с такими приветливыми глазами.
      – Дай руку, - требовательно сказал найт.
      Сторож напряженно, словно опасаясь, что его будут бить, протянул руку. Вместо удара на ладонь легли… семь желтых монет.
      Целых семь золотых монет! Пусть это не эджи, но золото все-таки. Зачем он издевается над бедным стариком?
      – Ни в чем себе не отказывай, - серьезно сказал найт. - И прости.
      Семь золотых монет. Сторож растерянно стоял с протянутой рукой. Это ж сколько можно будет на них сделать? Внуку хату срубить, еды накупить, еще одну козу завести…
      – Можно, я возьму один? - спросил странный найт, показывая на арбузы.
      – Бери…
      – Спасибо!
      Найт склонился над полем, постучал костяшками пальцев по одному, потом по второму арбузу. Аккуратно оторвал хвостик и взял зеленый шар под мышку.
      – А как же… - сказал дед найту.
      Мотоциклист уже развернулся и медленно шел к дороге, петляя между зелеными шарами арбузов.

* * *

      Чесса Шура не нашел. То ли его навсегда поглотило горнило последнего сражения, то ли он сейчас во главе своих бойцов-пехотинцев выдворял остатки борнийцев из Рогейна. Или вернулся на северную границу, где следовало пресечь набеги баберов. Как бы то ни было, Шуре не удалось распить с боевым приятелем бутылку-другую хорошего вина, как они договаривались накануне битвы.

* * *

      – А я тебя уже заждался, - сказал Асиней, вытирая руки подолом фартука.
      Он только что закончил растирать какой-то порошок, от чего ладони у него были черными-пречерными, с синим отливом.
      – А я все же приехал, - сказал Шура, соскакивая с седла.
      – Вижу новый мотоцикл. Не вижу на нем той, которую ты должен был привезти.
      – Слушай, дружище, тебе важно именно "привезти"? Или дочь короля важнее? Ведь привезти - только слово. А она - живая.
      Лекарь задумался, отряхнул фартук.
      – Сдается мне, что ты увиливаешь от своего обещания, - проговорил он медленно. Потом на его лице зажглась все та же тронутая улыбка до ушей. - Конечно же, мне главное, чтобы я мог видеть Ее.
      – На Дороге среди найтов и сказителей бытует пословица: "Если Храм не едет к мотоциклу, то мотоцикл едет к Храму". Предлагаю переиначить пословицу и отвезти тебя к дочери короля. Марва ждет.
      – Ч?дно.
      – А еще тебе обещали должность королевского лекаря. Марва слаба здоровьем и ей понадобится регулярный уход. Надеюсь, ты справишься?
      Она ждала у ворот одного из королевских домиков неподалеку от Сторкипа. У Марвы были светлые волосы, как у короля, и такая же дурацкая ухмылка, как у Асинея.
      Завидев Марву, лекарь на удивление резво выскочил из коляски, подбежал к девушке. Они взялись за руки, смотрели один на одного и молча улыбались.
      – Любите друг друга. - На лице Шуры появилась улыбка, хотя, как он ни старался, она все же не получилась такой широкой, как у тех двоих. Видя, что на него перестали обращать внимание, он тронул за плечо рулевого. - Погнали, Загги.

* * *

      До Шуры донеслась весть, что в одном из кемпингов сказитель поведал о смерти какого-то пасечника-землепашца.
      Часть борнийцев отступала через север. И пришли они в край, где над полями высятся древние курганы, покрытые седовласым ковылем. В одном из тамошних сел они бесчинствовали, обобрали землепашцев, разорили богатую пасеку. Хотели над селянами измываться, да пасечник предложил провести их путями тайными на восток, чтобы армия Баделенда и охотники свободные их не настигли.
      И повел он их тропами степными, потом привел к Руине, где можно укрыться в подземельях древних да переждать, пока пройдут преследователи в серой форме. Укрылись борнийцы под землей, да и хотели пасечника убить, дабы их не выдал. Но успел скрыться он.
      А в канализациитой долго сидеть нельзя. После дождя сильного отрезала вода борнийцев поганых от выхода, и вот-вот уже должны были они потонуть, как котята слепые. И пришел к ним пасечник, и тайным ходом вывел на свет.
      Они успели схватить его, и со злобы за свои скитания мечами изрубили. Да заметили загонщиков, и опять, неразумные, решили идти под землей. А дожди в те дни были сильные. И никто уже не мог злодеям помочь…
      Слушая этот пересказ, Шура горестно качал головой.
      Так поступить мог только один человек. Дариан, Дариан… Не спас я тебя, того, кто учил любить людей и до конца остался верен своим принципам.
      В тот день Шура сидел в одиночестве на высоком холме, похожем на курган, смотрел вдаль, и перед его глазами стояла добродушная улыбка Дариана…

* * *

      На коляске идущего навстречу тяжелого мотоцикла развалился вальяжный и толстый зверь коричневого цвета.
      Найты не поднимали копий, рулевые держались каждый своей части дороги. И дело было даже не в Перемирии, просто эти воины хорошо знали друг друга.
      "Харлей" притормозил около черного "К-750".
      – Здравствуй, брат!
      – Здорово, Юсуф! Куда путь держишь?
      – Да дел полно, даже поесть толком не успеваю. Мотоциклы с ключиками пооставались на полях и дорогах Баделенда. В основном зеленые. Технари все не успевают подбирать. Вот и находятся желающие сесть на халявный мотоцикл. Дурни, не пекутся о своем здоровье. А еще разбойничков подразвелось, те тоже норовят себе машину приныкать. Жрецам и королю сие не по душе, а значит нашему брату - работа. Так что нынче объявлен сезон ловли новоявленных владельцев зеленых мотоциклов.
      – Ну, успешной охоты, брат!
      – Удачной Дороги, брат!

* * *

      – Много славных найтов переселилось в Страну Бескрайних Дорог после Великой битвы.
      Закончив сказание о Большом Сражении, Эривэн принялся рассказывать о том, как бежали борнийцы из пределов Баделенда.
      – Кролики на клеверном лугу бегают медленнее, чем скакало войско императора Бистия. А доблестные найты Баделенда, коим равных нет на всей Земле, собирали обильную жатву из ключей борнийских. И много зеленых мотоциклов забрали жрецы опосля, и начали Храмы восстанавливать. Много борнийцев станут прочищать каналы, трудиться на рудниках, месить глину на стройках.
      Сказитель перевел дыхание, хлебнул пива. Обвел невидящим взглядом слушателей, пытаясь на слух определить, сколько денег положат в его сумку.
      – Я слышал, что вошел найт, - произнес сказитель. - Я узнал его шаги. Я слышал ранее звук двигателя того мотоцикла, что остановился сейчас на стоянке.
      – Да, это я, Эривэн.
      – Я уже рассказал сегодня историю о Синей Молнии, наводящей страх на борнийцев. Но я обещал ее задаром рассказать лично для тебя.
      – Эривэн, не утруждайся. Я все там знаю.
      – А знаешь, как Синяя Молния гналась за самим императором Бистием? А он бежал на четырех конечностях и копье покалывало его в то самое место, которое он хотел водрузить на трон Баделенда?
      Шура усмехнулся.
      – Вот об этом я как раз не слышал.
      На молодого найта смотрело много глаз, все посетители харчевни. Еще бы, среди них стоял человек, о котором еще при жизни стали слагать такие сказания. Он, его рулевой и чудесный мотоцикл - именно о них толковали байкари. Слава Синей Молнии и ее седоков уже начинала затмевать деяния прославленного Фамироса.
      – Ты о многом не слышал, - на обезображенном лице Эривэна появился хитрый прищур. - Значительных событий так много, что они просто не помещаются в сказания. А ведь скоро опять может стать довольно скучно. Правда, грядущие события могут дать пищу для новых, не менее ярких сказаний. К примеру, сейчас все только и говорят о предстоящей схватке Синей Молнии и Красного Волка. Вот это будет история. Хотел бы я на это поглядеть, да не суждено. Кто же станет победителем?
      "Интересно, какие ставки у жрецов? - почему-то подумал Шура. Кто у них фа-во-рит? Или у них сейчас столько своих проблем, что им просто не до схваток каких-то там найтов".
      – Эривэн, при следующей встрече я тебе расскажу, кто победил. Задаром.
      – Если ты мне первому расскажешь все в подробностях, то я тебе заплачу, - ухмыльнулся сказитель.
      – Договорились.

* * *

      – Учитель, я хочу знать, почему ты стал найтом?
      Вайс и его ученик встретились на Дороге. Бывший предводитель армии найтов Баделенда зачем-то посмотрел на свою левую руку, где отсутствовали мизинец и безымянный, потом перевел взгляд на Шуру.
      Его глубокие глаза смотрели сквозь молодого найта.
      – Я променял могущество техномагии на свободу Дороги.
      – Ты был жрецом?!
      – Я так и не получил сан инженера. Ушел на Дорогу прямо из младших.
      – Вайс, а ты мне раньше не рассказывал.
      – Зачем? Я научил тебя владеть копьем. И, надеюсь, научил думать.
      – То, выходит, ты жил в Храме?
      – Меня еще мальцом подобрали на дороге. Иных жрецы покупают у бедных родителей, а меня взяли бродяжкой. Так я стал бурсаком при одном из Храмов. Потом перевели в викарии, хоть не прилежанием в учебе я отличился, а, как говорили наставники, умом. Позже меня определили в инженеры при Храме. Катаясь с викариями на оранжевом мотоцикле по дорогам и подбирая там машины без ключей, я так проникся этим духом борьбы, что мне постепенно опротивела сытая и самодовольная жреческая жизнь. Наверное, адреналина не хватало в статусе Неприкасаемого на Дороге. Тогда я и ушел из Храма, стал на Путь воина.
      – И тебя отпустили?
      – Не любят жрецы отступников. Бензин для меня стоил очень дорого, ремонт и того дороже, хоть и не отказывали совсем. Много найтов хотели получить мою голову, чтобы умаслить жрецов. Вот мне и пришлось стать самым лучшим из свободных охотников, если хотел голову свою сберечь. Как ты знаешь, мне это удалось.
      – Учитель, а как же получилось, что борнийцы посягнули на Храмы?
      – Бистию, что объединил племена полупустынной Борнии, когда-то отказали в жреческом звании. Он хотел возвести Храмы в своей стране, овладеть техномагией, чтобы завоевать мир.
      Наш Совет клириков и старших инженеров прохлопал, как выросло могущество Борнии. Никто не обратил внимание на то, что Рогейн стал закупать слишком много мотоциклов. Преимущественно марки "Чизетта". А когда прервалась связь с Храмами Рогейна и Диссалии, уже было поздно.
      Храмы в Баделенде самые величественные, самые богатые. А заводы в Ремме - так вообще на всю цивилизованнуючасть Земли единые. Потому Бистий так упорно рвался на другой берег Данюба.
      – Учитель, почему Хранитель отдал "Харлей" мне?
      – Может потому, что ты очень сильно хотел? Победить Красного Волка…
      – Учитель, у меня к тебе еще много вопросов. Я их тебе задам, если останусь жить. Сейчас только один вопрос: чем ты будешь заниматься сейчас?
      – Как ты мне сказал во время нашей последней встречи? Время рассудит - хуже не будет. Хорошие слова, правильные. Возникло у меня несколько интересных позицый на шахматной доске, когда битва была. Собираюсь над ними помозговать.
      – Свидимся?
      – Обязательно. Ты уже с копьем обращаешься почти как я. И уже должен понять, что копье - не главное. То, что внутри - гораздо важнее.
      – Учитель, я уже понял.

 
Твой флаг поднят вверх,
Идет жизнь без помех, вперед
Все взял, что хотел,
А то что не успел - не в счет
 
      Под звуки этой песни Синяя Молния подъезжала к условленному месту схватки.
      Красный Волк уже ждал их. На развилке, откуда в четырех направлениях расходятся дороги. Сегодня отсюда уедет только один мотоцикл.
      Шура с Загом заранее прибыли к месту поединка. Еще даже не рассвело. Легкий ветерок доносил запах скошенной травы, где-то над полем начинала свою песню первая дневная птица. Из-за открытого горизонта уже пробивались лучи, но самого светила еще не было видно.
      На голове Догера - черный, закрытый наглухо шлем. Копье спокойно перевешено через руль копье. Весь вид Красного Волка говорил об уверенности, о скрытой до поры до времени угрозе. И, безусловно, он хорошо знал своего противника, видел его в бою рядом с собой, когда они вместе бились с борнийцами.
      Догер выглядел обманчиво-расслабленным, но знающие его могли сказать, что он максимально собран.
      "Харлей" остановился в двух сотнях метров от Красного Волка. Стараясь быть таким же расслабленным, как Догер, Шура надел шлем. Наверное, надо было что-то сказать врагу перед схваткой. Что-то вроде "Умри, негодяй!". Но к чему слова? Пусть говорит оружие.
      – Загги, готов?
      Привычный кивок в ответ.
      Шура сжал в руке новое Большое Жало. Он отсалютовал копьем, показывая Догеру, что готов. Сразу же заработал двигатель Красного Волка и два мотоцикла понеслись по дороге. На смертельную встречу друг с другом.
      Шура по привычке ждал появления красного волка, ожидал мудрых советов от страха. Но никаких чувств не осталось. Он просто мчался вперед, спокойно сжимая копье. Он должен победить Догера. Просто отдавая дань десятилетней привычке.
      Он видел Красного Волка в бою и знал, что тот сильнее, опытнее, и копье в его руках движется гораздо ловчее.
      Как он собирается его побеждать?
      В этот момент ни страх, ни красный волк ему не советчики.
      Шура на мгновение прикрыл глаза.
      И снова очутился на ветреном берегу, где ловил телом силу урагана.
      … могучий ветер в союзе с водой рождал сокрушительную мощь. Он обладал чудовищной силой, напором, быстротой и неукротимостью. Море идет вперед и его не заботит, кто стоит перед ним: зверь или человек, крестьянин или опытный воин, один солдат или тысяча. Море уверено в своей силе и его не заботят преграды. Оно равнодушно идет к своей цели и всегда ее достигает. Никто и ничто не способно остановить напор воды и ветра…
      Острый кончик Малого Жала причинял боль Догеру, но он снисходительно улыбался. В его серых, широко распахнутых глазах не мелькало даже тени страха. Не было там и мольбы о пощаде. И, как ни странно, не было желания побыстрее умереть.
      Красный Волк жил только этим моментом - острие акинака у горла и нависший сверху молодой найт.
      – За смерть матери, - прошептал Шура, слегка надавливая на меч.
      Острие еще больше натянуло кожу, от чего ухмылка на лице Догера стала еще шире. Казалось, перед смертью он насмехается над своим палачом…
      И в этот момент, когда жизнь уже изготовилась вытечь из горла Красного Волка, чей младший собрат давно исчез, Шура почувствовал свою СИЛУ. Он убивает лучшего из найтов, значит он - еще лучше, еще сильнее.
      "Сильный волен миловать", прорезались в памяти давно забытые слова Дариана, первого Учителя.
      Чуть позже Шура пытался сам себе объяснить, почему отпустил его. Он знал, что даря жизнь заклятому врагу, дает тому возможность в будущем выследить и взять верх над собой. Но быть в постоянной готовности Шуре не привыкать, уж этому он у Вайса и у Дороги научился.
      А может, он отпустил Красного Волка, чтобы не ощущать разочарования по поводу уже достигнутой цели? Живой враг будет разгуливать на свободе, не давая Шуре расслабиться и потерять вкус к жизни. Ведь такого врага у него уже никогда не будет.
      Отпуская Догера, Шура испытал облегчение. Он достиг цели и в то же время не утратил смысл жизни. Когда-то в предгорьях Осси он уже испытал чувство покорения вершины. Поднимался на высоченную скалу. Шаг за шагом совершал трудный подъем. Перелазил через острые камни и прорывался через колючие кусты. И вот она, вершина. И все, и некуда больше идти. Несколько минут можно полюбоваться пейзажем, раскинувшимся внизу. А потом предстоит долгий и нудный спуск.
      Дариан был прав, только сильный волен миловать и прощать.
      – Одно скажи - почему ты не забрал ключ тогда. Когда победил найта Осы? - спросил он у Красного Волка, садящегося в седло своего мотоцикла.
      – Спешил.
      Догер дернул заводную лапку и его мотоцикл с красным зверем на коляске помчался прочь, вздымая за собой шлейф пыли.
      А Шура остался стоять на дороге, глядя на большой красный диск восходящего светила. Меч торчал воткнутым в землю почти на половину клинка.
      Мудрый Заг не беспокоил молодого найта. Тот молча стоял, глядя прямо на восток. Начинался новый день, рождалось новое Солнце. Предстояло начинать новую жизнь. Куда ему идти дальше? Что делать? Каким воздухом дышать и что видеть?
      Он стоял, темным силуэтом выделяясь на фоне всплывающего над полем большого красноватого шара. Стоял до тех пор, пока Солнце не оторвалось от горизонта.
      Отсюда ведут четыре дороги. Если направиться по одной из них, то можно попасть в родную Тимберию. Там завести пасеку, хлопотать над пчелами, вспоминать мудрого Дариана и жить под покровительством Благодатного Светила. Он мог бы учить мальчишек грамоте и любви к людям.
      Другая дорога привела бы к развалинам хижины Вайса. Ее можно поправить и жить там, вдалеке от всех, в своем Маленьком Мирке. Размышляя о вечном. О смысле жизни. О пути землепашца и воина. Научиться играть в шахматы сам с собой.
      В конце третьей дороги его бы встретили Ванда и Глашек. Там ему будут рады и встретят очень приветливо. Особенно Ванда. Если их не зацепил ураган отступающих борнийцев.
      Четвертая дорога лежала прямиком в Эдж. Альбина, поди, уже истосковалась вся. Если за это время не пригрела того, с ветвистыми рогами.
      Он достал из кармана маленькое бронзовое солнышко, посмотрел на отблеск большого Светила.
      Внезапно Шура понял, что может достичь чего угодно. Нет больше в этом мире такого, чего он не мог бы добиться. Нет такой дороги, по которой он не мог бы пройти или проехать.
      Может, стать королем? А что? Он будет суровым, но справедливым правителем. Баделенд станет процветать с ним, он позаботиться о королевстве.
      После того, как он прошел испытание силой и властью над жизнями, на пути правителя у него не будет проблем.
 
Он до цели доберется
По своей пройдет стезе,
Он дотронется до Солнца,
Сокрушит преграды все,
 
      – тихо шептали его губы памятные строки из волшебной песни.
      Солнце сегодня дарило свет с особенно красным отливом. Даже каким-то рыжим. А этот цвет был фартовым для Шуры. И поднималось светило как раз над той дорогой, что вела в столицу.
      А еще он мог выбрать просто Дорогу. Он уже породнился с ней. Изучил эту капризную женщину, знает ее прелести, ведает, где может подстерегать опасность и как ее преодолеть.
      – Ты давно видел себя со стороны?
      Странный вопрос Зага оторвал Шуру от раздумий.
      – Ну, когда…
      Он силился вспомнить, но так и не смог. Наверное в зеленой воде Данюба, когда последний раз ожидали парома.
      – Ты очень похож на него… - сказал Заг, показывая рукой в ту сторону, куда укатил красно-черный мотоцикл.
      Шура не стал раздумывать над словами рулевого.
      – Погнали, - сказал он, пальцем нажимая на кнопку магнитофона.
      Волшебная шкатулка родила музыку, заиграла словами, как всегда подсказывая нужное направление.
 
Все сказаны слова,
Все сделаны дела
И снова вместе на дороге мы с тобой
Время вдаль лететь,
Нет больше сил теперь
Когда ты в коже, на коне, а конь стальной
Я не состарюсь никогда,
В крови огонь, а не вода
А не по нраву я кому-то - мне плевать
Колеса есть и есть друзья,
Горячий ветер и гроза
Пока не сдохнем - по дороге будем гнать!
 
      Взревел мотор, "Харлей" плавно тронулся, оставляя за собой небольшое облачко пыли и след протекторов, который, как и все следы, будет смыт ближайшим дождем.
      Мотоцикл помчался навстречу восходящему Солнцу.
 
       Александр Важин, 2007
       В книге использованы фрагменты текстов песен из репертуара группы "Ария". Стихи М. Пушкиной, А. Елина.