Глава I

Ранним утром, возвращаясь в Сейдж Уэлс с Томом Эккартом, прикованным наручниками к седлу, Браннон был слишком усталым и потным, чтобы чувствовать что-то, кроме ярости, которая накапливалась в нем в течение недели.

— Ты собираешься посадить меня, маршал? — хныкал Том.

Но Браннон не обращал на него внимания. Их лошади еле тащились по пыльной дороге, с трудом переставляя копыта.

— Я болен, маршал, — нудил Том. — Ты слышишь? Я действительно болен!

Браннон покачал головой, с болью и грустью глядя на свой городок. Пятнадцать каркасных домов располагались в беспорядке вдоль главной улицы. Было утро, всего половина девятого, а поселок уже раскалился от жары и духоты.

Курт Браннон остановился напротив некрашенного домика с покосившейся вывеской, который правительство сдавало ему внаем, здесь находилась его контора.

Широкоплечий, с подтянутым животом, худощавый и мускулистый, Браннон был ростом чуть выше шести футов. Но сейчас он слегка ссутулился от усталости, вызванной прошедшими приступами гнева. Он был одет весьма скромно: ковбойская шляпа, простая домотканая рубашка, черный потертый жилет с приколотой на нем маршальской звездой, дешевые джинсы и разношенные сапоги с погнутыми шпорами. Вся одежда была покрыта слоем дорожной пыли, даже во рту Браннон ощущал ее привкус.

Он спешился и обмотал поводья вокруг выступающего рельса. Затем, развернувшись на ходу, рассчитывая каждое движение и экономя силы, он ослабил проволоку, освобождая наручники Эккарта.

— Слезай, — приказал Браннон низким, достаточно свирепым голосом.

Небритый, приземистый мужчина продолжал сидеть в седле на спине серого, тридцатичетырехлетнего мерина.

— Я не делаю ничего плохого, — Том Эккарт смотрел на него своими покрасневшими, равнодушными глазами. — Я никому не сделал ничего плохого.

— Об этом сейчас лучше помолчим, Том. Слезай, иначе я стащу тебя с седла. Я потратил слишком много времени на тебя.

— Согласен, шериф. Видит бог, ты прав. Ты должен был оставить меня прямо там, где нашел, в Эхо Каверне.

Том потихоньку спустился на землю. Его тело содрогнулось, когда сапоги коснулись земли. Тотчас же с грохотом распахнулась дверь конторы, оттуда выбежала Перл Эккарт и пронеслась по узкой лестнице, протягивая руки к Тому.

— О, маршал, вы отыскали моего Тома. — Она зарыдала, схватив дрожащего мужа в объятья.

В тридцать лет Перл нельзя было назвать красавицей. Солнце высушило ее кожу, она выглядела усталой и худой от недоедания, но у нее была теплая и ласковая улыбка.

— Нет, мэм, — сказал Браннон, — я нашел вашу лошадь, и это чистая случайность, что ваш муж был там же.

— Я не делал ничего плохого, — хныкал Том. — Я не…

— Ты хороший человек, Курт Браннон, — Перл повернулась к шерифу, ее глаза увлажнились. — Я вовсе не хотела как-то использовать вас.

— Нет, мэм, никто не хочет…

В это время Том с ненавистью и вместе с тем жалобно прокричал:

— За что ты хочешь меня посадить, Перл? Я ничего тебе не сделал!

Курт Браннон усмехнулся.

— Она не хотела посадить тебя. Перл вовсе ничего не говорила о тебе вчера утром. Она пришла и написала заявление о том, что ее лошадь вновь украли. Не хотите ли, миссис Эккарт, забрать свое заявление о пропаже лошади?

Перл улыбнулась, игриво взглянув на Браннона из-под чепца. — Но, маршал, я вас, действительно, не обманывала. Вы знаете, я ужасно беспокоилась о Томми. И мне пришлось сказать, что мою лошадь украли. А шериф, разумеется, не может каждый раз разыскивать пропавшего мужа.

— Не пропавшего мужа, а пьяницу, — холодно отметил Курт, подчеркивая всю нелепость ее жизни с таким человеком.

— Когда я нашел его, он все еще не просох. Он слонялся вокруг Эхо Каверне, орал песни, которые разносились во всей округе, создавалось впечатление, что поют тысячи надравшихся пьяниц. Он также плакал, размахивая руками, клялся убить себя…

— Я собирался сделать это, Перл, правда, — закричал Том, обращаясь к жене, — я нервный человек. Я знаю, что причиняю тебе боль, извожу тебя. Я сам себя не могу переносить.

Браннон наблюдал, как Перл нервно пытается поправить шпильку, чтобы заколоть волосы, и ей никак не удается нащупать эту несчастную железку. Она взглянула на Тома.

— Тебе станет лучше, дорогой. Ты примешь ванну, побреешься и позавтракаешь. Браннон, а не пойти ли и вам позавтракать с нами? Все готово, остается только накрыть на стол.

Она замолчала и, видя, что Браннон отвернулся и не слушает ее, посмотрела в ту же сторону, что и он.

В город в сопровождении четырех всадников въезжал Большой Джордж Мак Луис. Пыль клубами поднималась в воздух, Мак Луис всегда любил быструю езду. У Браннона сжалось сердце, когда он увидел, как вооружены Большой Джордж и его люди: отличные винтовки и шестизарядные револьверы в кобурах.

— Курт, я приглашаю вас позавтракать с нами, — вновь повторила Перл.

Он качнул головой, заставляя ее замолчать. Браннон слышал, что она говорила, но не мог оторвать взгляда от всадников. Пыль, поднятая лошадьми, клубилась, какое-то мгновение висела в воздухе, а затем осела на землю. Сердце Курта бешено стучало, и он почувствовал, как в нем вновь всколыхнулась ярость, копившаяся всю неделю.

— Мы так будем вам рады, — настаивала Перл.

А он в это время наблюдал за откормленными выхоленными лошадьми, и злость еще яростней закипала в нем. Он был прав. Всю неделю он точно знал, что произойдет этим утром. Бешеный топот быстро несущихся лошадей обрушился на барабанные перепонки Тома Эккарта. Прижав обе ладони к ушам, он тихо ныл и стонал

Перл прошептала: — О, Томми, ты так болен.

Доведенный этими словами до белого каления, Браннон, однако, выдержал, хотя ему очень хотелось заорать на нее. Как долго она собирается притворяться, что Том Эккарт болен, в то время как он просто перепил? Сколько можно верить в то, что ей удастся его переделать, сотворить что-то путное из этого человека, который постоянно напивается в стельку и бежит из дома. Как она собирается удержать его?

Он не сказал ни слова, потому что его ярость была вызвана не этой добросердечной, сбившейся с пути женщиной. Не было смысла изливать свой гнев на нее.

Он повернул голову, наблюдая за пятью людьми, которые проезжали мимо, даже не взглянув на него, что добавило Браннону еще больше ненависти и ярости к ним. Большой Джордж, облеченный властью, даже не потрудился посмотреть на офис начальника полиции.

— Идите, — сказал Браннон, не отрывая взгляда от Мак Луиса и его людей. — И отведите Тома домой. Я не знаю, сколько раз еще мне придется доставлять его вам, Перл.

— О, нет, — женщина взяла Тома за руку, — ничего подобного больше не произойдет. Ты никогда не будешь так болеть, правда, Томми?

Том передернул плечами и сказал:

— Никогда. Надеюсь, что даже в рот не возьму спиртного до самой смерти.

— Видите, маршал, — Перл пыталась улыбнуться.

Хотел бы Браннон этому поверить, но не мог.

— Вы что, никогда не слышали этой клятвы раньше?

Женщина молчала, но Том убежденно заявил:

— Может быть, я и говорил что-то подобное раньше, но теперь я клянусь могилой моей матери.

Браннон, улыбаясь, кивнул головой, как бы соглашаясь с этими словами, в то же время он не отрывал своих зеленых глаз от людей, которые находились на другой стороне улицы.

— Твоя мать, Томми, уже не раз перевернулась в гробу, слыша твои многочисленные клятвы.

С того места, где он стоял, Курт наблюдал, как Большой Джордж превращает город в свой собственный военизированный лагерь. Люди стекались отовсюду, радостно приветствуя прибывшего:

— Доброе утро, мистер Мак Луис!

— Как дела, мистер Мак Луис?

— Рад видеть вас, мистер Мак Луис!

Большой Джордж встречал их широкой улыбкой во все тридцать два зуба, в которой, однако, чувствовалась какая-то неискренность.

— Привет, Линнот, — сказал Мак Луис банкиру Полсану. Его голос доносился до Браннона. Ответы Большого Джорджа на приветствия людей, начиная от легкого кивка и заканчивая мимолетным рукопожатием, еще больше укрепили его власть над людьми. Мак Луис хотел, чтобы все поняли: несмотря на его деловой настрой, теплые чувства по-прежнему сохранились в его сердце.

Большая толпа собравшихся поселенцев заняла не только всю веранду отеля и ведущие на нее ступени, но и прилегавшую к зданию площадь.

Браннон чертыхнулся. Всего каких-то пятнадцать минут назад, до приезда Большого Джорджа, Сейдж Уэлс выглядел таким спокойным городишком. Сейчас же атмосфера была наэлектризованной, как перед штормом.

Вибрирующий, гневный голос Мак Луиса доносился с веранды. Браннон не мог сказать точно, о чем тот говорил с людьми, но ему не нужно было ничего слышать: маршал точно знал, о чем шла речь. Он был не единственным человеком, который ожидал прибытия Большого Джорджа в Сейдж Уэлс именно этим утром. Этого ждали все поселенцы. Толпа бурлила, обсуждала, спорила с Мак Луисом. Внезапно голос Большого Джорджа стал яростней и громче, и он махнул рукой в сторону железнодорожной станции, которая находилась в конце улицы, как раз за баптистской церковью. Распоряжаясь людьми, Мак Луис напоминал генерала, который посылает батальон в атаку.

Он достиг своего, толпа завыла. И когда Большой Джордж назвал имя, один человек тут же выскочил из толпы и побежал в конюшню, а другой, с винтовкой в руках, кинулся сквозь расступающуюся толпу к Большому Джорджу и встал рядом с ним, пока Мак Луис, размахивая руками, подогревал толпу своими яростными криками.

Браннон облизнул губы и определил по солнцу, сколько сейчас приблизительно времени. Когда, тяжело дыша, он вновь повернулся к кафе, мужчина уже возвращался из конюшни с веревкой в руках. Браннон криво ухмыльнулся и вслух произнес:

— Они растерзают его, разорвут на две половинки.

Курт устало побрел по направлению к отелю. Пока он шел, тишина расходилась вокруг него, как круги по воде, и даже Мак Луис замолчал, когда Браннон ступил на веранду. Большой Джордж взглянул на людей, стоявших внизу. Многие были выше его по росту. Приятно иметь дело с такими великанами, это вселяет уверенность и придает определенное чувство надежности. Надменное поведение Мак Луиса свидетельствовало о том, что он знает себе цену, а всем остальным он предоставляет возможность доказывать ему, кем же они являются.

— Какого черта вы все здесь собрались, ребята? — поинтересовался Браннон, окидывая взглядом толпу горожан.

— Для оказания приема Уэлкеру Хайнсу, вот зачем, — выкрикнул тенором Ал Уильяме. — Не так ли, мистер Мак Луис?

Но тот хмуро посмотрел на Ала, заставляя его замолчать, и тут же его сердитый взгляд сменился улыбкой, и он крикнул поверх голов:

— Эй, шериф, доброе утро!

Некоторые из окружающих его людей усмехнулись, так как Мак Луис намеренно назвал Курта «шерифом», хотя прекрасно знал, что официальных выборов еще не было, а последний шериф умер три года назад. После его смерти правительство прислало маршала, которому платили сорок долларов в месяц, и он все это время продолжал работать и носил все те же сапоги. Его звали Курт Браннон.

Браннон взглянул на свои сапоги, в которых он ходил со времени приезда в Сейдж Уэлс. Левый сапог прохудился, и большой палец вылезал наружу. Маршал ждал, пока затихнет шум, и встретился взглядом с Мак Луисом.

— Похоже на то, что ваши люди собираются выполнить мои обязанности, мою работу, мистер Большой Джордж?

— Ничего подобного, шериф. Ничего подобного. Все, что мы собираемся сотворить сегодня здесь, мы будем делать только сообща, только вместе с вами.

— Да что вы, — протянул с иронией Браннон и посмотрел на веревку, — мне кажется, что если ваши люди намереваются создать ополчение, вам следовало бы сначала поговорить со мной.

— Не волнуйтесь, шериф, — сказал Мак Луис, — поскольку мы уже собрались, мы планировали тотчас же пойти к вам и поступить в ваше полное распоряжение.

— Правда, мистер Джордж? Но, похоже, вы собирались пойти вниз по дороге совсем в другую сторону; если бы вы пришли сначала ко мне, этого сборища не было бы.

Большой Джордж с внезапной яростью шагнул вправо, подойдя к началу лестницы. Его взгляд уперся в Браннона.

— Может быть, мы относимся к этому делу гораздо серьезнее, чем вы, шериф. Может быть, именно поэтому мы решили действовать, и дать вам знать, что мы все равно будем действовать.

— Существует несколько видов действий, — устало сказал Браннон, кивнув на веревку, — но иногда вы действуете, не отдавая себе отчета в том, что вы делаете, хотя ваши намерения могут быть прекрасными и благородными. Я не спорю с замыслами некоторых из вас. Но бывает, вы выходите за рамки закона, и происходит это так быстро, что вы сами не замечаете, как.

— Никто не выходит за рамки закона, начальник, — голос Мак Луиса растерял все оттенки былого дружелюбия, — у нас есть грязная работа, и мы ее сделаем.

Люди вокруг зашумели. Внезапно послышался стук копыт быстро скачущей лошади. Большой Джордж с облегчением поднял голову, пристально глядя на приближающуюся всадницу. Выражение его лица заметно изменилось. На мгновение его глаза засветились какой-то беспомощностью, крепко сжатые губы смягчились. Через секунду от этой слабости не осталось и следа, и он стоял, холодно наблюдая за своей дочерью, которая мчалась во весь опор, поднимая тучи пыли. Браннон также обернулся и смотрел, как Руби Мак Луис спускается с седла на землю. Усталая лошадь была вся в поту и дрожала. Руби ездила очень уверенно и так же быстро, как и ее папочка, она всегда носилась на лошади по лугам, окружающим городок, и еще ни одному человеку не удалось убедить ее в том, что это опасно. Браннону, конечно, было это хорошо известно, и он сам неоднократно предостерегал Руби.

На мгновение Курт задержал свой взгляд на Руби Мак Луис, и в какой-то момент спокойствие вернулось к нему. Она была очаровательна, эта девушка, как амазонка, скачущая на быстрой лошади. Черты ее прекрасного лица были классически правильными, она могла покорить вас одним взглядом темных глаз. Ее губы всегда казались мягкими и влажными, готовыми подарить нежный поцелуй.

Она окинула взглядом всю собравшуюся толпу, ничем не выделяя Браннона. Руби прошла так близко от него, что едва не коснулась Курта рукой, но сделала вид, что не замечает его. Курт с трудом отвернулся от нее и стал упорно смотреть в другую сторону, лишь бы не видеть Руби.

Ее сапожки простучали по ступеням.

— Руби!

Голос отца обрушился на нее, как плеть. Но Руби сделала то, чего не осмеливалась сделать ни одна душа в поселке — она не обратила на слова отца ни малейшего внимания. Для нее он значил не более, чем самый последний человек в этой толпе. Курт Браннон, к примеру.

— Руби! — Большой Джордж сказал громче, но его голос прозвучал как бы просительно. Она промаршировала в отель, даже не бросив взгляда через плечо.

Большой Джордж зло посмотрел на Браннона. Его лицо посерело от гнева и ярости.

— Ладно, начальник. Давайте расставим все по своим местам. Я прошу вас пойти с нами или не вмешиваться в наши дела.

— Я не могу идти с палачами. Ваши люди знают это.

— Мы можем устроить так, чтобы вас убрали из города, — сказал Мак Луис.

Браннон пожал плечами. Он знал, что этого не произойдет, это был самый простой путь, но поскольку за эти три года он ни в чем не провинился, он не боялся угроз Мак Луиса.

— Сделайте это, сэр. У вас есть связи, и правительство вышвырнет меня отсюда. Но даже если они сделают это, я все равно останусь маршалом до тех пор, пока меня не заменят, я знаю, что Уэлкер Хайнс приезжает утренним поездом, и у ваших людей чешутся руки убить его.

— Послушайте меня, шеф. Итак, вас не было здесь пять лет назад. А мы здесь были. Уэлкер Хайнс держал весь город в страхе. Он был бессовестнейшим человеком, такого вы и представить не можете, бессердечный по отношению ко всем, ненависть переполняла его, и все потому, что он не был ни индейцем, ни белым. Его отец был охотником, мать — краснокожей скво, а Уэлкер был их незаконнорожденным сыном.

— Это правда, маршал, — тихо сказал банкир Полсон, — этот парень воровал, пил, и ни одна женщина в городе не чувствовала себя в безопасности, ни одна. Один раз Уэлкер накинулся на человека с ножом только потому, что ему не понравилось, как тот на него посмотрел.

Мак Луис прохрипел:

— Мы делаем свое дело, Уэлкер Хайнс опасен теперь, после того как он провел шесть лет в окружной тюрьме. Он способен на все. И теперь этот человек возвращается. Он поклялся отомстить нам за то, что мы засадили его в каталажку. Его должны были повесить шесть лет назад. И теперь мы хотим встретить поезд, и если Хайнс слезет с него, мы вздернем его, и это будет конец тому аду, в который он превратил нашу жизнь.

Браннон какое-то мгновение смотрел на Мак Луиса.

— Я прошу ваших людей спрятать оружие и веревки и разойтись по домам.

Но Мак Луис настаивал:

— А что же вы собираетесь делать с Уэлкером Хайнсом?

Браннон развел руками и произнес:

— Разве вам не приходило в голову, что Уэлкер был осужден судом и присяжными и отсидел свои шесть лет день в день? Вы не можете его за это повесить.

— Хоть вы и на правительственной работе и получаете сорок долларов в месяц, вы все равно никого не сможете повесить, — голос Мак Луиса дрожал от ярости. — Этот человек — потенциальный убийца. Он возвращается в наш город. Он угрожал нам. Он намерен уничтожать людей, которых ненавидит, — его лицо исказила саркастическая усмешка, — вы хотите, чтобы мы встретили его с оркестром?

Внезапно Браннон вышел из себя, так что даже в глазах потемнело. Он не спал всю ночь, тащил пьяницу почти на себе, для него и теперь в городе существовало только одно дело, с которым ему хотелось бы разобраться до конца. У него была работа, но эти люди давили на него, а он так устал, так чертовски вымотался.

— Я хочу, чтобы все разошлись по домам прямо сейчас. — Он сказал это, глядя в лицо Мак Луису, но так, чтобы все окружающие могли услышать.

— Существует закон, запрещающий носить оружие в городе. Поезд прибудет сюда через три часа. Я буду на станции, и первого человека, которого я увижу с ружьем, веревкой или ножом, я собственноручно затолкаю в тюрьму. Это касается всех без исключения — сверху донизу.

Глава II

Браннон развернулся, вышел из толпы и направился в парикмахерскую, расположенную на другой стороне улицы. Ярость захлестнула его, все в нем окаменело от гнева, даже сжались мускулы живота. Позади него повисла гнетущая тишина. Не часто людям удавалось увидеть, как он теряет голову от гнева, за все годы его службы это случалось только трижды, но ни одну из этих вспышек еще не забыли. Люди усмехались и говорили друг другу, что Курт — человек, которого нелегко взбесить, но если это происходило, то остановить его было невозможно.

Браннон шел медленно. Десятки глаз следили за ним, однако никто не решался задевать его, ожидая, что скажет и как поведет себя Большой Джордж Мак Луис. Он был их лидером, решающее слово было за ним, и вскоре оно последовало.

— Маршал! Браннон!

Его голос прозвучал резко, как удар кнута. Курт помедлил, затем неохотно повернулся. Подойдя к толпе, он поднял голову и ему показалось, что в окне второго этажа слегка колыхнулась занавеска. Какое-то мгновение он был уверен, что на него смотрела Руби Мак Луис. Но когда он вновь взглянул наверх — окно было пусто, и занавеска не шелохнулась. А это уже что-то значило.

Мак Луис спустился с лестницы, расталкивая людей и освобождая себе дорогу. Он шел к Браннону, оставляя позади серые лица и недоуменный шепот. Мак Луис положил руку на кобуру и освободил револьвер. Браннон вздрогнул. Это движение не укрылось от Мак Луиса, он прекрасно его понял.

— Это все, Браннон? Это все, на чем вы настаиваете, вы приказываете разоружиться перед лицом опасности, разойтись и притвориться, что все идет хорошо?

— Еще есть время до прибытия поезда, мистер Мак Луис. Я даю вам и вашим людям время подумать над….

— Нам не нужно времени на раздумье! Шесть лет — вот сколько времени у нас было, а также все годы до этого, пока Уэлкер Хайнс рос в нашем городе, издеваясь над каждой живой душой. Вы хотите получить наше оружие, — вам лучше взять его у нас прямо сейчас.

Браннон пожевал губами, как будто считая до пятидесяти, затем покачал головой.

— Мистер Мак Луис, я не приезжаю к вам на ранчо и не учу вас, как снимать кастрюлю с огня, и я буду вам премного благодарен, если вы не будете учить меня, что мне нужно делать.

Мак Луис покраснел от шеи до корней волос.

— Итак, я спрашиваю вас опять: что вы намереваетесь делать?

— Прямо сейчас, мистер Мак Луис, я собираюсь принять ванну и позавтракать. Как я уже сказал, я уверен, что среди вас есть честные люди и трех часов будет для них достаточно, чтобы все хорошенько обдумать. Меня же волнуют остальные, неуправляемые и буйные.

— Боже, — воскликнул Большой Джордж, — я никогда раньше не видел такого упрямца, как вы, Браннон. Неужели вы думаете, что вас невозможно снять с этой работы?

— Нет, сэр, не думаю. Как я уже сказал, все, что я хочу — это идти своей дорогой, столь же долгой, как эта, вот в чем заключается моя работа.

Мак Луис уставился на него, словно не знал, что ответить, но когда он решился, его голос звучал тихо и размеренно, почти так же, как у Браннона.

— Ну, может быть, ваша работа не будет такой долгой, как вы думаете, сэр.

Большой Джордж прищурился и пристально посмотрел на Браннона, словно желая хорошенько его запомнить. Затем развернулся и пошел по улице, направляясь к зданию телеграфа.

Браннон вошел в парикмахерскую Чарли Хелфера и плюхнулся на стул. Хелфер несмело ему улыбнулся. Курт сказал, что желает побриться, заказал стакан воды и послал мальчишку-мексиканца за Алом Уильямсом.

Хелфер уже промокал лицо Браннона белым полотенцем, когда Ал наконец-то вошел в парикмахерскую.

— Чего ты хочешь, Курт? Чего ты хочешь от меня, маршал? Почему ты послал за мной перед лицом всех собравшихся людей?

— Ты мой заместитель, Ал, не так ли? — сказал Браннон. — Я назначаю тебя на постоянную работу на несколько дней.

Ал был очень худым, даже тоньше, чем Курт.

Ал судорожно глотнул, его кадык дернулся.

— О, нет, маршал. Почему бы тебе не запереть меня, не выслать из города? Ты пытаешься уничтожить меня?

— Нет.

— Тогда не делай этого, маршал. Ты отлично знаешь, что весь городок принадлежит Мак Луису. Я не смогу продолжить свое дело, если я теперь выступлю против него.

— Но ты же принимал клятву вместе со мной!

— Я делал свою работу. Но сейчас совсем другое дело.

— Ты нужен мне, Ал. Но поступай, как знаешь. Ты пришел ко мне, ты хотел получить эту временную работу. Тебе нужны были деньги. Когда все было в порядке, ты выполнял свои задания и получал деньги. Но сейчас мне нужен человек, на которого я могу положиться. Подумай об этом, Ал.

Браннон больше не добавил ни слова. Он закрыл глаза, и Хелфер продолжил его брить. Какое-то время Ал стоял около него, судорожно сглатывая слюну.

— Маршал.

Когда Браннон вновь открыл глаза, то на месте, которое раньше занимал Ал, он увидел человека в темной шляпе и черном костюме.

— Привет, преподобный отец.

— Мне нужно с вами поговорить, маршал.

Браннон глянул на Хелфера, и тот безучастно отошел в сторону.

— Продолжайте, святой отец, — сказал Курт, — я слушаю вас внимательно, хотя и не посещаю церковь столь часто, сколько было бы нужно.

Пастор улыбнулся:

— Я знаю. Вы пытаетесь подольше поспать, если выдастся спокойное воскресенье.

Святой отец когда-то был широкоплечим и сильным человеком, но с годами он высох и стал похож на гороховый стручок. Его голубые глаза потускнели, а волосы стали белые, как хлопок.

— Да, сэр. Мне было бы приятно приходить на службу в церковь каждое воскресенье. Что я могу для вас сделать? — спросил Браннон.

— Меня попросили поговорить с вами, маршал. Урезонить вас. Я встретил мистера Мак Луиса на улице, когда он выходил из здания телеграфа. У него очень влиятельные друзья в правительстве, маршал, и мне было больно узнать, что он желает немедленно убрать вас из нашего города. Я не хочу, чтобы вы уходили, мистер Браннон. Все знают, что вы хороший человек, и к тому же честный, — он слабо улыбнулся, — менее порядочный человек, чем вы, наверное, смог бы позволить себе купить новые сапоги за эти три года.

— Не все могут получать большую зарплату, как министры, — сказал Браннон.

Парикмахер и священник засмеялись над этим саркастическим высказыванием.

— Джордж Мак Луис хочет, чтобы вас отозвали, маршал. Я знаю Джорджа. В ярости он безумен и может совершать необдуманные поступки. Но я также знаю, что он хороший человек. Он много страдал, и живется ему нелегко. Мало кто захочет побыть в его шкуре, несмотря на все его деньги и земли.

— И все же я не могу позволить, чтобы закон был в его руках, святой отец. В нашем городе пока еще существует закон, именно за это я и получаю свои сорок долларов. И закон будет на моей стороне, пока я жив.

— Нет, я вовсе не прошу вас об обратном. Я только хочу, чтобы вы немного уступили и…

— И как же это я могу сделать по-вашему, святой отец?

— Я не знаю. Вы — власть имущий. Я надеялся, что смогу вам помочь немного понять Джорджа. Все связано с Уэлкером Хайнсом, и Джордж лично заинтересован в том, чтобы расправиться с ним. И будучи служителем Господа, я не могу порицать его. Шесть лет назад Джордж потерял сына. Я знал Кела Мак Луиса. Он был молодой, жизнерадостный, все в нем восхищало. Он собирался стать таким же человеком, как его отец. Он был надеждой и опорой в жизни Джорджа. Уэлкер Хайнс убил Кела Мак Луиса за карточным столом. Мне выпала печальная обязанность пойти к нему и сообщить о смерти сына. У него случился удар, инфаркт — я точно не могу определить, что это было. Я только знаю, что не мог смотреть, как страдает этот сильный мужчина. Он, рыдая, опустился на колени и упал на пол, слезы душили его. Он пытался подняться, но не мог. Мы уложили его в постель, и Джордж лежал там, молча и неподвижно. Тем временем Уэлкер Хайнс предстал перед судом присяжных. Все были против него. Он был молод, но его ненавидели и боялись, он был похож на загнанного зверя. Вы никогда не могли с уверенностью предположить, когда он повернется и укусит вас без всякой на то причины. Его выцветшие серые глаза на смуглом индеанском лице были бессмысленны и пусты. Но то, что горожане боялись и ненавидели Уэлкера, спасло его. Уэлкера не повесили. Суд, город, присяжные, свидетели пытались быть снисходительными к Хайнсу, потому что боялись быть пристрастными, опасаясь, что их отношение к Уэлкеру может повлиять на их решение. Они стремились дать подсудимому понять, что у него есть шанс сохранить жизнь в тюрьме, затем учиться и начать новую жизнь. Я был последним человеком, который видел Хайнса перед заключением. Я пытался объяснить ему все, помочь в трудный час, но он рассмеялся мне в лицо. Из заключения все шесть лет Уэлкер присылал в город угрожающие письма. Он клялся, что вернется и отплатит за все, страшно отплатит. Верьте мне, он был виновен. И судебная ошибка заключалась в том, что Хайнса не повесили. Я рассказываю вам обо всем потому, что Уэлкер может превратить наш город в ад, и Джордж Мак Луис старается предотвратить новые убийства. Джордж хочет, чтобы вы помогли ему, чтобы закон был на его стороне. Но сейчас, по его мнению, вы стоите на пути и у него, и всех тех людей, которые хотят защитить свою жизнь и жизнь своих близких, свои дома и свое имущество.

Браннон тяжело вздохнул:

— Вы превосходно читаете проповеди, святой отец. И, возможно, вы являетесь единственным человеком, который может меня в чем-то убедить. А теперь я попрошу и вас понять меня. Я мог бы попросить вас поговорить с Мак Луисом, и, может быть, он прислушался бы к вашим словам. Никто не имеет права вершить суд с помощью веревки. И чтобы защитить свои семьи, единственно правильный путь — поддерживать закон, подчиняться ему. Они обязаны опустить винтовки и предоставить вершить закон людям, имеющим на это право. Это самый простой и реальный путь. Действительно, простой.

Браннон стоял, прислонившись спиной к старой металлической ванне, когда услышал, что кто-то зовет его. — Да?

— Маршал, это банкир Полсон. Мне бы хотелось поговорить с вами. Прямо сейчас, это очень срочно.

— Заходите, мистер Полсон.

Полсон вошел в комнату. Этот высокий, тощий человек был безмерно удивлен, увидев молодого инспектора, почти голым, с остатками мыльной пены на теле.

— Я на минутку, маршал. Я вам очень доверяю. У вас появилось множество друзей за эти три года, но я могу с уверенностью сказать, что раньше я никогда не пользовался вашим расположением, не так ли?

— Совершенно верно, Полсон. Но я знаю, что вы — один из самых уважаемых людей в округе, мне известно, как близко к сердцу вы принимаете все происходящее в городе. И приходя ко мне, вы каждый раз беспокоитесь о том, чтобы как-то помочь его жителям.

Банкир выглядел более неуверенным, чем когда-либо.

— Ну, что же, благодарю вас, маршал. Возвращение Уэлкера Хайнса — это ужасно, и не только для меня — для всех нас. Я был одним из шести присяжных заседателей, маршал. Я помог засадить Хайнса в тюрьму. Все мы — члены бюро заседателей — занесены этим убийцей в черный список. Мы меченые, и это одна из причин, почему я поддержал Мак Луиса сегодня. Извините меня, но я считаю, что наша единственная надежда — дать Хайнсу понять, что он возвращается не в город, а в вооруженный лагерь. Я не хочу, чтобы вы считали меня трусом. Действительно, я немного паникую и ничего не могу с собой поделать. Вот уже несколько месяцев я живу с этим чувством в сердце. Сколько раз я говорил себе — Полсон, все это глупость, этот человек ничего тебе не сделает. Но я получал письма от Хайнса, каким-то образом присланные мне из тюрьмы и переданные грязными бродягами. Хайнс не давал мне покоя, все шесть лет он издевался, писал, что мои дни сочтены. Теперь этот человек возвращается, маршал, а вы ведь его совсем не знаете.