15

— Можешь ты просто расслабиться, любимая? Повторяю, у меня все под контролем! — Поставив «веспу» на ковре возле прекрасного жилого дома в Вест-Виллидж, Филип сунул швейцару банкноту, которую тот принял с вежливым поклоном. Мне пришло в голову, что мы с Филипом впервые остались наедине после достопамятного утра, когда я проснулась в его квартире.

— Расслабиться? Ты меня просишь расслабиться? — заорала я. — Простите, сэр, не могли бы вы включить свет для вызова такси? — обратилась я к швейцару, немедленно повернувшемуся к Филипу за разрешением.

— Да прекрати ты суетиться, черт побери. Не нужно тебе такси. Мы уже приехали, вечеринка здесь. Иди в дом, наклюкайся как следует.

«Наклюкайся»? Я не ослышалась? Парень, не обошедший вниманием ни одну привлекательную женщину на Манхэттене возрастом от шестнадцати до сорока пяти лет, употребляет словечко «наклюкаться»? Однако, пугаться отклонений было некогда: у меня оставалось десять минут, чтобы добраться до «Сохо-Хаус» и не вылететь с работы.

— Когда Элайза позвонила, я сказал, что хочу сначала заехать на несколько минут к Калебу, а она спросила, можно ли привести туда людей из «Блэкберри»: им, видите ли, приспичило увидеть «реально крутую вечеринку» или еще какое дерьмо вроде этого. Они вот-вот подъедут. Здесь мы должны и оказаться, ясно?

Я с сомнением смотрела на Филипа, раздумывая, неужели Элайза сознательно взялась портить мне жизнь. Поразмыслив, пришла к выводу, что у нее нет способа саботировать мероприятие, чтобы об этом не стало известно Келли, да и к чему ей? Понятно, что хочется заполучить Филипа, а в последнее время она ведет себя не очень дружелюбно, но я решила, что это от излишней занятости — мы занимались индивидуальными проектами помимо основной работы над вечеринкой для «Плейбоя». Все, чего мне хотелось, — позвонить Пенелопе и объяснить, что я не лгала ради ночи с любовником, но Филип уже миновал швейцара и нетерпеливо ждал, когда я к нему присоединюсь. В лифте он меня буквально атаковал.

— Бетт, я просто не могу дождаться, когда отвезу тебя домой и буду ласкать всю ночь, — промурлыкал он, зарывшись лицом в мои волосы, оглаживая руками тело, в том числе под блузкой. — Даже в этом дурацком обмундировании ты просто куколка.

Я оттолкнула загребущие руки и вздохнула:

— Давай просто вытерпим мероприятие, ладно?

— Чего ты топорщишься, любовь моя? А, понимаю, тебе нужно сильнее… Сейчас приспособимся… — И Филип принялся неумело втираться в меня бедрами, продолжая сыпать интимными непристойностями, которые, казалось, обожал. Интересно, с Гвинет он тоже вел себя подобным образом? Возможно ли, чтобы он спал с таким количеством женщин, уделяя каждой всего-то свидание или два, и ни одна любовница не дала ему понять, что он вообще-то ни черта не понимает в том, что делает? Противно было до тошноты, но все равно нравилось. У меня мелькнула мысль, что Филип преследует меня своей страстью, лишь, когда точно знает: у нас нет возможности для продолжения. Не станет же он рисковать, срывая с меня одежду и умоляя о сексе, когда дверцы лифта могут раскрыться каждую секунду. Лифт открылся прямо в роскошном пентхаусе Калеба. Быстро проведя тыльной стороной ладони по лицу и шее, стерев большую часть слюны, я приобрела более-менее нормальный вид.

— Филип, малыш, иди сюда! — позвал с дивана тощий длинноволосый парень, согнувшийся над зеркалом со свернутой в трубочку банкнотой в руке. Обнаженная девица на его коленях не сводила с него взгляда, выражающего крайнюю степень восхищения, близкого к обожанию. Парень легко, коротко вдохнул через нос, передал девице трубочку-банкноту и опустил на лицо маску.

— Калеб, это Бетт. Бетт, это Калеб, хозяин потрясающей вечеринки.

— Привет, Калеб, приятно познакомиться, — я маске. — Спасибо за приглашение.

Все трое переглянулись и разразились хохотом:

— Бетт, присоединяйся. Попробуй, а потом поднимемся наверх. Остальные на крыше.

— Нет-нет, спасибо, мне и так хорошо, — пробормотала я, не в силах отвести взгляд от девушки, которая вдохнула две маленькие белые дорожки, оставленные для нее Калебом, и откинулась на спину.

Строго говоря, она не была совершенно обнаженной — низ живота прикрывал шелковый лоскуток цвета фуксии, повязанный на бедрах и оставляющий ягодицы открытыми. Сначала я решила, что девица в трусиках-стрингах, но при ближайшем рассмотрении это оказалась незагоревшая кожа. Ее груди, свободные от шелковых пут, поддерживало хитрое приспособление, напоминающее бюстгальтер, но без крючков, лямок или даже формы. Свернувшись калачиком, девушка со счастливой улыбкой потягивала шампанское, заявив, что еще немного попразднует здесь, внизу, а потом пойдет к остальным.

— Будь как дома, детка, — ласково улыбнулся ей Калеб и жестом пригласил нас следовать за ним.

Мы снова вошли в лифт, где с помощью специального ключа Калеб привел в действие кнопку с надписью «терраса». Когда лифт открылся, я чуть не упала в обморок. Не знаю, к чему я готовилась, но увиденное превзошло все ожидания. Наверное, подсознательно я ожидала такой же Хэллоуин, как у Майкла год назад: куча приятелей из банка и университета в квартире на четвертом этаже в доме без лифта, кухонный стол, заставленный бутылками с дешевым вином, коктейлями, мисками со сладкой кукурузой, соленым печеньем и сальсой. Парень в женском платье объявлял, что пиццу уже везут, а гости в разнообразных костюмах вспоминали университет и судачили о том, кто помолвлен, кто получил повышение и как бездарно президент Буш обделался в Ираке.

Вечеринка разительно отличалась от нашей. Плоская крыша оказалась точной копией лос-анджелесского «Скай-бара»: все сверкающее, шикарное и современное… Низкие кушетки и геометрические канделябры, рассеивающие мягкий свет. Бар из стекла с «изморозью» скрывали зеленые заросли устрашающей густоты. Будка ди-джея, хитро оборудованная в противоположном углу, не заслоняла ни дюйма восхитительной панорамы ночного города, открывающейся из окна. Однако никто не проявлял интереса к Гудзону, и я сразу поняла почему — молодая плоть, выставленная на всеобщее обозрение, выглядела гораздо привлекательнее какой-то там реки и вдобавок превосходила Гудзон по площади.

Есть вечеринки, есть костюмированные вечеринки, а есть то, что разворачивалось на Калебовой крыше: в принципе действо подходило под определение костюмированного бала, но по масштабности напоминало ремейк мюзикла «Волосы» плюс сумочки «Гуччи», минус безвкусные «бабетты» 1960-х годов. Мне захотелось сбросить костюм и туфли и остаться в трусах и лифчике, чтобы не привлекать всеобщего внимания: пусть и тогда на мне осталось бы больше одежды, чем на любой из присутствующих здесь дам, но, по крайней мере, я не выглядела бы белой вороной.

Калеб исчез и через несколько мгновений вернулся с бокалом шампанского для меня и стаканом янтарной жидкости для Филипа. Выпив шампанское залпом, я, открыв рот, уставилась на девушку, которую Калеб захотел нам представить. Представлению предшествовал долгий поцелуй, причем и Калеб и девица так широко открывали рты и так активно работали языками, что я ощутила себя почти участницей действа.

— Мм-м-м… — промычал Калеб, шутливо укусив партнершу за шею, когда ему удалось извлечь свой язык из ее глотки. — Ребята, это… самая роскошная девушка на вечеринке. Какая страсть, а? Нет, вам доводилось прежде видеть что-нибудь настолько потрясающее?

— Роскошная фемина, — подхватила я, словно девица не стояла рядом. — Ты совершенно прав.

Девушке явно не было дела, что Калеб забыл (или не знал) ее имени. Ничего удивительного, решила я, многие целуются на вечеринках, не зная имен друг друга. Музыка слишком громкая, все, как правило, поддатые, но главная причина в том, что это никому не надо. «Я запомню имя человека, когда прочту его на „Шестой странице“», — высказалась однажды Элайза.

Девица не возражала против такого отношения к своей особе, видимо, не понимая ни слова из того, что мы говорили. Она лишь хихикала и временами поправляла свой туалет, сосредоточив внимание на том, чтобы как можно чаще прикасаться к Калебу. Парень, переодетый женщиной (маску-костюм с голыми грудями и блестящую подводку для глаз этот оригинал сочетал с бело-красной клетчатой «арафаткой»), подошел предупредить, что машины будут с минуты на минуту и мы отправимся в «Бунгало» на «настоящее пати».

— Надеюсь, будет получше, чем на дрянной пирушке пару лет назад, — отозвался Филип.

— Что за дрянная пирушка? — Я не особенно желала узнать, но притворилась заинтересованной, чтобы не слишком откровенно глазеть на окружающих.

— Праздник Хайди Клам в «Кэпитал»111. Собирались приглашать только звезд первой величины, но идиоты-секьюрити впускали всех подряд, и через час зал был переполнен «ботвой». Плохие времена.

— Это раньше, — согласился «женщина Арафат». — Раньше везде было так себе. Сегодня будет лучше: на входе — здоровяк, этот, как его, Сэмми, что ли. Не гений, но и не полный чертов идиот.

Сэмми! Мне захотелось пропеть это имя, обнять говорившего и протанцевать несколько па при мысли, что сегодня я увижу Сэмми. Однако сперва предстояло выдержать вечеринку.

— Ну а вы кто? — осведомилась креатура в «арафатке».

— Она сегодня в образе взвинченной стер… стереотипной бизнесвумен, — любезно ответил за меня Филип.

Разглядывая гостей, я гадала, почему в День всех святых парни наряжаются в женские платья, а девушки одеваются как шлюхи, причем традиция свято соблюдается независимо от крутизны вечеринки или цен на подаваемый алкоголь.

Сегодняшний вечер не стал исключением. Присутствующие поддержали традицию, но здесь игра велась по высшей ставке. Я оглядывалась в поисках символически одетых кошечек, медсестер, принцесс, певиц, французских горничных, капитанш болельщиц, учениц католических школ, дьяволиц, ангелов и танцовщиц, но гостьи и не пытались соответствовать образам. Все до единого, костюмы представляли собой лишь тончайшую амальгаму из сверкающих тканей и блестящих аксессуаров, изготовленных для демонстрации лучших образцов женской плоти, когда-либо созданных Творцом.

На одной из кушеток раскинулась брюнетка, облаченная в широкие пурпурные цыганские шаровары, волной ниспадающие из-под низко повязанного ремня и присобранные на щиколотках. Прозрачный материал позволял видеть инкрустированный бриллиантами кусочек трусиков-стрингов в ложбинке между замечательно упругими ягодицами. Выложенный бриллиантами бюстгальтер искусно приподнимал прелестные груди, словно уговаривая: «Посмотри на нас», — и возражая: «Не хочу быть как Памела Андерсон». Другая девица, на вид не более шестнадцати лет, лежала рядом с подругой, перебирая ее волосы. Серебристые сетчатые колготы были так растянуты на ее бесконечных ногах, что сеточка местами поползла. Поверх колготок красотка натянула кожаные красные шортики, настолько высоко открывающие пах и ягодицы, что девице явно пришлось просить эпиляторшу о спецуслуге. Единственным дополнением «костюма» служили кисточки с серебряной бахромой, свисающие с сосков ее грудок размером с лимон, и гигантская тиара из разноцветных перьев и меха, спускающаяся на спину. За двадцать семь лет у меня ни разу не возникало чувственного влечения к женщине, однако, клянусь, переспала бы с любой из них хоть сейчас.

— Боже мой, им бы нижнее белье рекламировать, — пробормотала я себе под нос.

— А они этим и занимаются, — отозвался Филип, не сводя глаз с воплощения порока. — Ты что, не узнала Ракель и Марию-Терезу? Самые популярные в этом году модели «Тайна Виктории». Бразильский молодняк.

Я пала духом, увидев, что волосы им вовсе не так уж поднимают феном, как я привыкла думать. Мы бродили по застекленной крыше, и Филип обменялся рукопожатиями с Джимми Феллоном и Дереком Джетером 112 и поцелуями в щечку, старательно избегая губ, — с множеством редакторов модных журналов, звезд телесериалов и голливудских старлеток.

Проверяя сотовый на случай звонков Элайзы или Келли, я заметила, как Филип массирует спинку девице, в которой узнала одну из моделей, рекламирующих хлопковые трусики-бикини, недавно заказанные мною по каталогу. Я мысленно обвинила ее в наглом мошенничестве, когда натянула трусики и взглянула в зеркало.

Мелодии саундтрека «Отель „Косте“» ревели из хитрого плоскоэкранного плазменного приспособления, висящего на наружной стене. Гости танцевали, курили, втягивали ноздрями дорожки белого порошка, жевали суши и флиртовали друг с другом. Объявление Калеба об ожидающей внизу кавалькаде машин, которая доставит всех в клуб, вызвало краткую паузу, но веселье тут же возобновилось в лифтах и продолжалось в двух дюжинах лимузинов, выстроившихся вдоль здания линией, уходящей за горизонт.

— Филип, мы не можем уехать! — прошипела я, когда он подталкивал меня к лифту. — Нужно дождаться людей из «Блэкберри».

— Нечего беспокоиться, любимая. Элайза мне звонила, на сегодня Келли дала отбой. Этого не может быть!

— Что? Ты шутишь?! — В голове не укладывалось, что меня зря выдернули с прощального ужина Пенелопы.

Филип пожал плечами:

— Ну, если за Элайзу не говорила ее задница, то я совершенно уверен, что понял правильно. Пойдем, любимая, ты можешь позвонить из машины…

Втиснувшись между Калебом и Филипом, стараясь не притрагиваться к обнаженному телу девицы, разлегшейся на наших коленях поперек машины, я набрала Элайзу и чуть не закричала от разочарования, когда услышала автоответчик. Келли ответила после третьего гудка и, судя по голосу, была немного удивлена моему звонку.

— Бетт? Я тебя плохо слышу! В любом случае на сегодня все отменяется. Мы отлично поужинали в «Сохо-Хаус», пили коктейли у бассейна, но наши гости, видно, не привыкли к вечеринкам по-нью-йоркски. Они уже вернулись в отель, так что ты свободна. Но они очень заинтересовались мероприятием на следующей неделе! — Келли старалась перекричать доносившуюся в трубке музыку, не понимая, что если она меня плохо слышит, то я слышу ее прекрасно.

— О, ну что ж, отлично. Это… э-э-э… замечательно. Раз вы уверены…

— Ты с Филипом? — проорала Келли. Услышав свое имя из телефона, Филип сжал мою

коленку и повел рукой выше.

— Да. Он рядом. Хотите с ним поговорить?

— Нет-нет, я хочу, чтобы ты с ним говорила. Надеюсь, вы в «Бунгало». Сегодня там грандиозная тусовка, будут все…

— А?

— Я говорю, множество снимков, море возможностей…

Я сознавала, что меня приравняли к проститутке, но в то время мне нравилась новая работа и Келли. Зная, что никогда не захочу вернуться к инвестиционным фондам, я искренне желала, чтобы мероприятие «Блэкберри» стало праздником года, и хотела угодить начальнице. Мне ясно дали понять — все должно пройти идеально. Я сочла, раз мы едем в «Бунгало», от меня не убудет несколько минут попозировать рядом с Филипом для фотографов, а затем незаметно смыться домой. Несмотря на ярость из-за того, что меня сдернули с вечеринки Пен, в ту ночь мне казалось, все это не лишено смысла…

— Поняла, — произнесла я с деланной бодростью, отталкивая руку Филипа, добравшегося уже до внутренней поверхности бедра и похлопывающего меня по ляжке в совершенно отеческой манере. — Спасибо за звонок, Келл. До понедельника.

Колонна лимузинов двигалась по Двадцать седьмой улице вдоль длинной, не менее ста человек, очереди шлюх и трансвеститов. Сэмми стоял немного в стороне: какой-то тип в длинноволосом блондинистом парике на очень высоких каблуках разговаривал с ним на повышенных тонах. Когда мы подошли к входу, я попыталась привлечь внимание Сэмми, но к нам обратился другой охранник.

— Сколько вас? — любезно спросил он у Филипа, не подавая виду, что знает, кто перед ним.

— Ну, парень, ты и вопросы задаешь… Сорок, шестьдесят… Кто, черт возьми, считал?

— Очень жаль, но мест нет, — произнес секьюрити, отворачиваясь.

— Мальчик мой, боюсь, ты не въезжаешь. — Филип похлопал его по спине.

Охранник обернулся с таким видом, будто готов был приложить наглеца об асфальт, но вовремя заметил кредитку, которой помахивал Филип. Черная кредитная карта! Единственная и неповторимая Черная карта!.. Начались переговоры.

— Свободны только три столика. Я согласен пропустить по шесть человек на столик плюс еще десятерых, но большего сделать не могу. Сумасшедший вечер, парень, — вздохнул он. — В любой другой вечер — пожалуйста, но сегодня ситуация вне моего контроля!

Секьюрити явно новичок и не знал, с кем имеет дело, но по виду Филипа можно было заключить, что тот вот-вот даст это понять. Придвинувшись вплотную к лицу охранника, Филип жестко и четко произнес:

— Слушай, парень, мне наплевать на твои сложности. Так не пойдет. Три столика — это дерьмо. Мне нужны восемь столов, по две бутылки на человека для начала, и чтобы всех впустили. Немедленно!

Я заметила, что Сэмми закончил разговор, и в панике попыталась спрятаться за чью-то спину, смешаться с толпой, готовая на все, только бы Сэмми не увидел меня с Филипом. Вокруг люди звонили по сотовым, выспрашивая, кто может заставить болвана на входе открыть бархатную веревку. Девицы, постукивая каблучками-шпильками, смотрели на вышибалу щенячьими глазами, поглаживали ему плечико и ласково уговаривали пропустить их в клуб. Подойдя к Филипу, Сэмми меня все-таки заметил, поэтому я снова вылезла вперед, чтобы не пропустить ни слова, отчаянно надеясь, что Сэмми предложит нам убраться ко всем чертям в другой клуб вместе с нашей толпой и деньжищами. Поглядев на меня, он бросил второму охраннику:

— Энтони, пропусти.

Энтони, проявлявший удивительную гостеприимность и дружелюбие, при этом заявлении помрачнел и начал спорить:

— Приятель, их здесь чертова прорва — человек восемьдесят. Мне все равно, сколько у них денег, я не желаю рисковать работой…

— Я сказал, впусти. Очисти, какие им нужны столы и дай все, что захотят. Выполняй. — Сэмми еще раз посмотрел на меня и ушел в клуб, оставив Энтони заниматься нами.

— Закусил? — позлорадничал Филип, уверенный, что вход нам обеспечила его слава. — Делай, как сказал этот хороший парень. Бери карточку и добудь нам чертовы столы. С этим-то справишься, надеюсь?

Энтони взял Черную карту дрожащей от ярости рукой и распахнул дверь для тех четырех десятков из нас, кто уже приехал. Пока мы проходили, очередь вела себя тихо, каждый с любопытством высматривал среди нас знаменитость.

— Вон Джонни Депп, — услышала я громкий шепот какой-то девушки.

— Боже мой! Неужели это Филип Уэстон? — негромко воскликнула другая.

— Он, кажется, встречался с Гвинет? — вступил в разговор какой-то парень.

Раздувшись от гордости, Филип подвел меня к столику, который распорядитель только что для нас освободил. Изгнанная компания понуро стояла неподалеку с бокалами в руках, а мы усаживались на их места.

Притянув меня к себе, Филип принялся сильно растирать мне ногу: это оказалось неприятно, щекотно и больно. Смешав мне тоник с водкой из четырехсотдолларовой бутылки «Кетеля», немедленно возникшей на столе, Филип приветствовал по имени каждого проходившего мимо, временами зарываясь лицом мне в волосы и проводя губами по шее сзади. Остановив подбородок на моем плече, он вдруг уставился на модель, сидящую рядом со мной, соблазнительно скрестив ноги, опустив подбородок на ладони, поставив локти на колени. Кисточки на ее грудках уже немного сместились, приоткрыв соски.

— Только посмотри, — хрипло прошептал Филип, не сводя взгляда с самой юной девочки. — Смотри, как она подражает старшим моделям, следит за движениями бедер, глаз, губ и делает точно так же, зная, что это сексуально. Девочка выросла, получила это тело и еще не вполне сознает, чем обладает. Учится, как едва оперившийся птенец. Разве не потрясающе наблюдать за этим?

Угу, потрясающе, просто дух захватывает, подумала я, стряхнула с себя Филипа и объявила, что сейчас вернусь. Едва отошла на несколько шагов, как он буквально бросился к юной модели, засыпав ее комплиментами.

Элайза возлежала на привлекательном мужчине, сидящем на диване недалеко от входа. Голова и плечи Элайзы покоились у него на груди, а босые ступни с красными полосками, выдавленными босоножками, она пристроила в руки Дэвида. Мне показалось, ее совершенно не заботит происшествие с «Блэкберри», и я решила не поднимать эту тему. Я усомнилась, в сознании Элайза и вообще жива ли она, но, подойдя поближе, заметила, что впалый живот чуть заметно поднимается и опускается при дыхании.

— Бетт, милочка, вот и ты! — Элайзе удалось перекричать музыку, но, видимо, съеденных ею задень калорий оказалось недостаточно, чтобы оставаться в вертикальном положении. Я решила вернуться к подставе с «Блэкберри» в другое время.

— Здравствуй, — подчеркнуто безразлично бросила я.

— Хочу познакомить тебя с самым талантливым кожником на Манхэттене. Марко, это Бетт. Бетт, — Марко.

— Эстетический терапевт, — поправил тот. Так, поиски Сэмми откладываются. Присев, я налила себе водки с тоником.

— Здравствуйте, Марко, рада познакомиться. Откуда вы знаете Элайзу?

— Откуда я знаю Элайзу? Ну, как же, я, можно сказать, несу ответственность за ее безупречную, сияющую кожу. — Продемонстрировав прекрасный маникюр, Марко подтолкнул ко мне Элайзу, словно неодушевленный предмет. — Смотрите! Замечаете гладкость? А полное отсутствие пятен или прыщей? Великолепный результат! — В его цветистой речи слышался легкий испанский акцент.

— Действительно, выглядит прекрасно. Может, когда-нибудь и я к вам приду. — Я брякнула это, не придумав ничего другого — в мыслях не было воспользоваться его услугами.

— Мм-м-м… — загримасничал Марко, пристально разглядывая мое лицо. — Не думаю, что многое смогу сделать.

Я приняла это как повод извиниться и откланяться, но Элайза резко выпрямилась:

— Будьте любезны, займите друг друга на несколько минут, а мы с Дэвидом пойдем кое с кем поздороваемся.

Я обернулась и увидела, как Дэвид низко наклонился над столом, пряча руки. Поставив на пол стеганую сумочку Элайзы от «Шанель», он ловко открыл ее, снял с кольца ключ, насыпал в длинное углубление ключа белый порошок из крошечного пакетика и поднес ключ к носу. Рука полностью закрывала ключ, и со стороны это выглядело так, будто у него вдруг зачесался нос или началось аллергическое чиханье. Через пару секунд Дэвид снова наполнил ключ и незаметно передал его Элайзе, которая управилась с ним с молниеносной быстротой: я едва заметила, когда она успела поднести ключ к носу. В следующую секунду ключ вновь оказался на кольце и в сумочке, а Элайза с Дэвидом бодро вскочили на ноги, готовые идти «обрабатывать» зал.

— Могли бы и нам предложить, верно? — буркнул Марко.

— Полагаю, да, — отозвалась я, не зная, стоит ли признаваться, что я никогда не пробовала наркотики и, даже пробудись во мне безумный интерес, страх заглушил бы любопытство.

Марко многозначительно вздохнул и вынул соломинку из бокала.

— Трудный день? — спросила я, опять не зная, остаться или уйти.

— Мягко сказано. Из-за Элайзы мое расписание снова скомкано к чертям. А ведь знает, что я ненавижу, когда падают в обморок в моем кресле. — Снова шумный вздох.

— Что? Она упала в обморок? Но с ней все в порядке?

Многозначительно вытаращенные глаза, длинный, усталый выдох.

— Посмотрите на нее. Как вам кажется, она «в порядке»? Я всячески за лечебное голодание, несколько раз сам себя изнурял, но надо же отвечать за свои поступки! Человек знает, когда вот-вот потеряет сознание! В глазах мелькают звездочки, обычно ощущается головокружение. Организм дает понять, что пора откусить от «Пауэрбарса»113, который нужно иметь при себе на всякий случай. Нужно соблюдать правила и перед обмороком выметаться к дьяволу из моего кресла, иначе весь график приема летит к свиньям! Не зная, что сказать, я молча слушала.