– Итак? – вздохнула Даша.
      – Итак, – улыбнулся Глеб.
      – Завтра великий день, – сказала Даша.
      – Величайший, – согласился Глеб.
      – Я не про битву со Змеем… то есть со Змеей.
      – Представь, я тоже.
      Дашины глаза заблестели.
      – И что же ты имеешь в виду?
      Глеб смотрел на нее, чуть склонив голову набок.
      – То же, что и ты.
      – Ну-ка скажи!
      – Завтра будет три недели, как мы познакомились.
      – Правильно, – вздохнула Даша. – За это время я поняла, что кое-как могу тебя вытерпеть.
      Глеб кивнул:
      – Я тоже сносно к тебе отношусь.
      – Насколько сносно?
      – Настолько, чтобы не замечать твоей стервозности. В ближайшую тысячу лет.
      Дашины глаза наполнились слезами.
      – А вторую тысячу лет? А третью?
      – После второй я, надеюсь, привыкну.
      Они смотрели друг другу в глаза и улыбались сквозь слезы. Две взрослые плаксы.
 

Глава пятая

      Воскресенье выдалось тихим и солнечным. Ровно в десять утра на двух машинах они отъехали от дома Глеба. В “жигуленке”, мчащемся впереди, кроме законного владельца, находились Даша и графиня. В следовавшем сзади белом “фольксвагене” разместились Стас (за рулем), Илья (рядом) и Такэру (с колонками стереосистемы). Перед выездом Глеб, увидев Стаса за рулем “фольксвагена”, полюбопытствовал, куда подевалась его “тойота”. Переглянувшись с Дашей, рыжий ответил, что у “тойоты” забарахлил мотор, а эту рабочую колымагу он одолжил на денек у приятеля. В общих чертах, кстати, это соответствовало действительности. Даша тут же заторопилась, засуетилась и принялась всех подгонять. Глеб, разумеется, мигом засек ее со Стасом переглядки, однако вникать не стал: не до того было. И вот теперь Такэру, пристроившись в кузове возле аппаратуры, можно сказать, сдувал с нее пылинки.
      – А мы эту технику не раздолбаем? – обеспокоился Илья. – По нашим-то дорогам.
      Стас хмуро на него покосился:
      – Не должны. Иначе мне башку снесут.
      Такэру улыбался, обнимая усилители, как наседка цыплят.
      Все трое – даже Илья – были в джинсах, куртках и в спортивной обуви. На запястьях у всех троих поблескивали часы, подаренные Глебом.
      Глеб и Даша, разумеется, одеты были точно так же: в джинсы и куртки. Лишь графиня выбивалась из ансамбля. Она облачилась в строгое коричневое платье, поверх которого надела короткий кроличий тулуп. Наталья Дмитриевна тщательно уложила волосы, и лицо ее было светлым и торжественным.
      Сидя рядом с Глебом, Даша крепко держала его за руку.
      – Инструктаж будет? – спросила она бодрым голосом.
      Притормозив у светофора, Глеб усмехнулся:
      – Кто б меня самого проинструктировал! Просто держитесь кучей, не отходите друг от друга. На меня не обращайте внимания, что бы ни происходило.
      – Глеб Михайлович, что вы такое говорите? – возмутилась графиня. – Как это не обращать на вас внимания? Мы же не сторонние наблюдатели.
      Обернувшись к ней, Даша мягко произнесла:
      – Это необходимо, Наталья Дмитриевна. Глеб должен видеть, что с нами все в порядке, и не рассеивать свое внимание. Для начала мы обязаны позаботиться хотя бы о самих себе, а дальше… Посмотрим, как будут развиваться события.
      Глеб благодарно сжал ей руку.
      Глядя на мотающийся перед ней “конский хвост”, графиня вздохнула.
      – Дашенька, вы умница, держите меня в узде. Я такая темпераментная баба… Порой я просто за себя не ручаюсь.
      Глеб улыбнулся ей через зеркальце.
      – Вы наше секретное оружие, графиня.
      – Смертельное притом, – добавила Даша.
      – Вам бы только издеваться, – проговорила Наталья Дмитриевна, оглядываясь назад. – А друзья наши не отстанут?
      Даша тоже оглянулась и вопросительно посмотрела на Глеба.
      – Не отстанут, – ответил Глеб. – Они у меня на поводке.
      Графиня, похоже, собралась поинтересоваться, что значит “на поводке”, но вместо этого спросила:
      – В каком направлении мы едем?
      – В киевском, Наталья Дмитриевна, – улыбнулся Глеб.
      Удовлетворенно кивнув, графиня вновь посмотрела в заднее стекло. Белый “фольксваген”, ведомый Стасом, следовал за ними метрах в двадцати. Графиня с облегчением откинулась на спинку сиденья.
      В киевском направлении они мчались часа полтора. Митька Грач, видать, не случайно выбрал место для дачи поглуше и подальше от столицы. Вспомнив указания Родригеса, Глеб у заросшего камышом болотца свернул на проселочную дорогу, которая по качеству покрытия не уступала Киевскому шоссе. Доехав до развилки, Глеб свернул налево. Белый “фольксваген” неотступно следовал по пятам. Через два-три километра, миновав дубовую рощу, они свернули направо и заметили у обочины бордовый “вольво”. Глеб притормозил. Вслед за ним притормозил и “фольксваген” Стаса.
      Глеб вышел из машины. Из бордового “вольво” ему навстречу вышли Игнат Дока и Вася. Внутри “вольво”, за рулем, оставался некто в камуфляжной форме. Игнат и Вася были в костюмах “адидас”, у обоих – грудь нараспашку. Плутоватые глазки Доки пытались разглядеть, кто сидит у Глеба в машине.
      – Привет, Француз! – вскинул руку Папаня.
      – Добрый день, – сказал Вася, и в его устах это прозвучало столь необычно, как соловьиная трель в клюве дятла.
      – Здорово, – ответил Глеб и обратился к златозубому: – Ищешь приключений на свою задницу?
      – Ну, – кивнул Вася.
      – Без понтов? – уточнил Глеб.
      Вася сверкнул золотой своей улыбкой.
      – Ладно, хорош прикалываться! Погнали, что ли?
      – Ну, – кивнул Глеб.
      – Ты, блин, юморист, – проворчал Вася, топая следом за ним к “жигуленку”.
      Игнат прокричал ему в спину:
      – Смотри там, не облажайся!
      – Отвали, заманал уже! – откликнулся Вася, плюхаясь рядом с графиней.
      “Жигуленок” рванул с места, а за ним – белый “фольксваген”. Вскоре обе машины исчезли за горбом дороги.
      Дока неторопливо подошел к Васиному “вольво” и уселся рядом с пузатым водителем в камуфляже.
      – Чё-то я не просёк, Папань, – пробасил пузан. – Он чё, такими силами с Грачем воевать собрался?
      Дока задумчиво ерошил жиденькую свою шевелюру.
      – Значит, кто у нас там? Сивый – пятнадцать быков, Трехпалый – восемнадцать, Жора – двадцать три, правильно?
      Пузан в камуфляже кивнул:
      – Очко в очко.
      – Жмых и Баксин – сорок семь, так? – продолжил свой реестр Дока. – Веня – ровно дюжина…
      – Веня пока не прибыл, – уточнил пузан. – В пути еще.
      Дока воззрился на него в недоумении:
      – Какого хера?
      Пузан раскатисто хохотнул:
      – Стволы на базе позабыли. Возвращаться пришлось.
      Игнат усмехнулся:
      – Во народ! Хотя, насколько я знаю Француза, стволы там уже не понадобятся.
      Пузан в камуфляже из уважения промолчал. Но во взгляде его читалось недоверие.
 
      В “жигуленке” Вася вежливо со всеми поздоровался. Даша обернулась и вежливо ему ответила. Глянув на нее, Вася обомлел. С этого момента он, точно под гипнозом, смотрел лишь на ее покачивающийся “конский хвост”. Графиню его реакция позабавила, но она деликатно спрятала улыбку. Глеб заметил все это в зеркальце, но ему было не до забав: дело, можно сказать, близилось к развязке.
      Дача Дмитрия Грачева, как водится, скрывалась за высоченным забором и гектары занимала неоглядные. При виде этих хором и территорий сразу же становилось ясно, что хозяин их – большая шишка, а покровители его – шишки выше некуда. Неподалеку от ворот и вдоль забора пестрело множество припаркованных иномарок. А когда ворота бесшумно открылись, пропуская “жигуленок” с “фольксвагеном”, выяснилось, что и внутри, на заасфальтированной стоянке, машин хоть отбавляй.
      Особняк был четырехэтажный. Земельные угодья Грача захватывали изрядный кусок леса, перед которым расстилался газон площадью примерно в два с половиной футбольных поля. И сейчас, во второй половине марта, трава только начинала еще зеленеть. А на краю газона, у лесной опушки, возвышалось странное сооружение в форме усеченного конуса. По окружности этого конуса, снизу доверху в порядке уменьшения, располагались пять рядов скамеек, на которые можно было взобраться по специально приспособленным лесенкам. Перехватив напряженный взгляд Глеба, Даша тихо спросила:
      – Что это?
      – Каркас Пирамиды Змея, – ответил Глеб. – На первой скамье вдоль окружности встанут тридцать два человека: второе кольцо Змея. На второй скамье повыше встанут шестнадцать – первое кольцо. Затем, соответственно, восемь – “хребет Змея”, четыре “клыка” и два “глаза Змея”. А на верхней площадке встанет Сам. Вернее, Сама в нашем случае.
      – Он ведь предлагал один на один, – подавленно произнесла Даша.
      Глеб усмехнулся:
      – Это он так, для поддержания разговора.
      Сидя в “жигуленке”, они ожидали приближающегося к ним Родригеса. Графиня и Вася молча озирались по сторонам. Стас, Илья и Такэру, дублируя действия Глеба, также не выходили из “фольксвагена”. Десятка два мордоворотов Грача слонялись поблизости, следуя, очевидно, указаниям в контакт не вступать: они лишь отворили ворота и впустили дорогих гостей.
      Родригес в красном пиджаке и в белой сорочке с бабочкой лучезарно улыбался. Его седеющие волосы серебрились на солнце. Подойдя к “жигуленку”, он сделал приглашающий жест: вылезайте, мол, чего сидеть?
      – Зовут к столу, – сказал Глеб и вышел из машины.
      За ним вышли Даша, Вася и графиня. Такэру, Илья и Стас также покинули “фольксваген”. Все они молча сгрудились за спиной Глеба.
      – Не представите ли меня дамам? – проговорил Родригес, с восхищением глядя на Дашу.
      – Нет смысла, – ответил Глеб. – Знакомство будет мимолетным.
      – Как знать, как знать, – многозначительно усмехнулся испанец, раздевая Дашу глазами. Он галантно поклонился графине. – Дон Хуан Родригес. Рад вашему визиту, Наталья Дмитриевна.
      – Вы меня знаете? – удивилась графиня.
      – Кто же не знает графиню Салтыкову? Позвольте принести вам глубочайшие извинения за хамскую агрессивность, которую позволили себе мои люди в отношении вас. Я был в отъезде и… Надеюсь, я как-то сумею загладить их вину.
      Графиня растаяла. В свои сто четырнадцать лет она представить себе не могла, что такой джентльмен способен на нехорошие поступки.
      – Я тоже на это надеюсь, сеньор Родригес, – ответила она с достоинством.
      Родригес вновь поклонился и перевел взгляд на Дашу.
      – Так вот вы какая, Дарья Николаевна! – Он поцеловал ей руку, слегка задержав ее в своей ладони. – А я, знаете ли, тот самый Родригес. Для кого-то я, может, и Змей, но для вас – просто Хуан.
      Изумрудные Дашины глаза гневно вспыхнули. Голос ее, однако, прозвучал с чарующим кокетством:
      – А ты все такой же лакомка, Неудержимый, не меняешься. Мангустов продал – может, и Змею продашь? Договоримся?
      Лицо Родригеса вытянулось и побледнело. Все вокруг напряженно застыли, даже Вася, толком и не понимающий, что здесь происходит. Сияло солнце, синело небо, и в гробовой тишине стоном прозвучал возглас Ильи:
      – Дуська, рано!
      Даша вздохнула:
      – Импровизация, Гольдберг! Тошно смотреть, как он тут хвост распускает! – С виноватым видом она взяла Глеба за руку. – Прости, милый: что сделано, то сделано! – С этими словами она сунула два пальца в рот и оглушительно свистнула.
      Кое-кто из охранников Грача зажал себе уши. Глеб улыбнулся:
      – Все забываю спросить: кто тебя этому научил?
      – Вовка Родин из 6-го “Б”, – ответила Даша. – Правда здорово?
      Стас и Такэру синхронно показали ей большие пальцы.
      – Ништяк! – сверкнул золотыми зубами Вася. Лишь Илья буркнул:
      – Ну да, Вовка Родин научит!
      – Между прочим, я тоже умею, – заявила вдруг графиня. – Только не упражнялась давно.
      – А ну! – подначил ее Глеб.
      Наталья Дмитриевна смущенно свистнула в четыре пальца. Не так чисто и не так пронзительно, как Даша, но… Один из мордоворотов Грача даже зааплодировал.
      А дон Хуан Родригес все не мог прийти в себя от разоблачения. Меж тем лицо его из бледного сделалось багровым, а выражение радушия перешло в маску хищной злобы.
      – Оказывается, Дарья Николаевна, – проговорил он мрачно, – вам известно больше, чем я предполагал. Ну что ж… тем хуже для вас.
      Глеб щелкнул пальцами перед его носом.
      – Начнем, Неудержимый.
      Родригес зловеще осклабился.
      – Пожалуй.
      Тем временем на широкое крыльцо особняка из внутренних помещений стал стекаться народ, привлеченный свистом милых дам. И одет народ сей был весьма своеобразно: на женщинах и на мужчинах были одинаковые серые балахоны с капюшонами, откинутыми на спину. Среди лиц, составляющих эту серую толпу, мелькали и знакомые: директор школы Иван Гаврилович и сенатор Колмен с повязкой на глазу, Сато Абэ, Марья Шлыкова и Элен Вилье, бросающая на Глеба испепеляющие взгляды. Среди враждебных этих лиц Даша разглядела мастеров бального танца – супругов Манько и лобастую физиономию художника Федора Ляха. Лишь двое выделялись своей одеждой: хозяин дачи Дмитрий Грачев и фотомодель Виктория Бланш, которая, кстати, и держалась от серых балахонов несколько особняком.
      Грачев, бородатый и красивый, был в бежевом костюме и при галстуке. Он молча спустился с крыльца и встал шагах в десяти от команды Глеба. И тут же двадцать охранников взяли друзей Мангуста в полукольцо.
      Виктория Бланш была в коротком светлом платье, и белые туфельки на высоком каблуке подчеркивали красоту ее ног. Золотистые волосы фотомодели сверкали на солнце, а голубые ее глаза казались глазами ангела.
      – Значит, номер не прошел? – насмешливо проговорила Виктория. Обращалась она к Родригесу, но ее ледяной взгляд устремлен был на Дашу.
      – Увы, – отозвался Родригес. – Действуем по второму варианту.
      Виктория кивнула:
      – Как я и предвидела.
      Люди в серых балахонах, стоящие на крыльце, не издавали ни звука и как будто излучали электричество. Впечатление было жуткое.
      Глеб взглянул на Родригеса в упор:
      – Неудержимый, ты драться-то умеешь? Или только дамам ручки целовать?
      – И этого не умеет, – ввернула Даша. – У него губы слюнявые.
      Родригес, казалось, готов был броситься на нее с кулаками.
      Но Виктория Бланш осадила его взглядом.
      – Эй, Грач! – произнесла она властно и указала на Дашу. – Она твоя!
      – Благодарю, госпожа! – подобострастно поклонился Грачев.
      – Падло, – буркнул Вася.
      А графиня бросила в лицо Виктории:
      – Дрянь!
      Глеб меж тем сбросил куртку, вышел на газон и пальцем поманил Родригеса.
      – Начнем, Неудержимый. Учитель всегда ставил тебя в пример.
      Хуан Родригес с усмешкой подошел и встал перед ним.
      – Как твое имя, Мангуст?
      – Ученик, – с поклоном ответил Глеб.
      В безоблачных небесах громыхнуло. И Глеб оказался вдруг в синем плаще, в синих ботфортах и в синей шляпе с белым пером.
      Даша, без кровинки в лице, смотрела во все глаза. Стас стиснул ручищами плечи Такэру и Ильи, а те и не шелохнулись. Графиня и Вася стояли рядышком, невольно прижавшись друг к другу. Даже охранники Грача, потеряв бдительность, вытянули шеи, чтоб лучше видеть.
      Родригес театрально расхохотался:
      – Ученик?! Что за имя, чёрт побери?!
      Глеб взмахнул перед ним шляпой.
      – Это имя твоей смерти.
      Родригес сбросил свой красный пиджак.
      – На каком уровне бьёмся, Ученик?
      Глеб пожал плечами:
      – Как скажешь.
      – Начнем на первом, – предложил Родригес и молниеносно направил кулак в лицо Глебу.
      Глеб едва успел уклониться, и рука противника задела лишь перо его шляпы. Оба в удивлении замерли: Родригес – оттого что не попал, а Глеб – оттого что кто-то сумел все же его коснуться. Отскочив друг от друга, они приняли стойки.
      – На первом начали, на первом и закончим, – пообещал Глеб.
      В неимоверном прыжке Родригес нацелился ногой ему в голову. Уклонившись, Глеб поймал ногу Родригеса в плащ. Резким рывком дон Хуан сумел освободить ногу, лишившись при этом лакированной туфли. Перемешались они оба столь быстро, что зрителям их поединка едва удавалось различить отдельные фазы движений. Зрители смогли заметить лишь мелькнувший ботфорт Глеба, затем услышали глухой удар, после которого Родригес упал, однако тут же поднялся и в досаде сбросил с ноги вторую туфлю. Теперь дон Хуан был обут лишь в носки. Он вновь сделал выпад ногой, вложив в удар всю свою сокрушительную силу. Но Глеб на сей раз не только уклонился: каким-то непостижимым образом он оказался вдруг у Родригеса за спиной и произнес: “Ку-ку!” Испанец мгновенно развернулся. Лицо его было пунцовым от злобы и растерянности.
      – Ёлки-моталки! – вырвалось у восхищенного Стаса. А Такэру проговорил с мальчишеской гордостью:
      – Сэнсея никому не одолеть.
      Тем временем Виктория Бланш хмуро махнула рукой – и толпа серых балахонов сейчас же потекла с крыльца к возвышавшемуся на опушке сооружению.
      И в тот же миг Родригес усилил натиск: энергия его удвоилась, движения, если такое возможно, стали еще стремительней. Однако что бы он ни делал, какие бы удары нанести ни пытался, Глеб неизменно оказывался у него за спиной. Во время бесплодных своих атак злой и униженный Родригес краем глаза следил за тем, как скамьи конусообразного сооружения заполняются стоячими фигурками в серых балахонах. Следил за этим и Глеб и, будто играя с доном Хуаном, не наносил ударов.
      – Что за дела, Француз? Мочи его! – пробормотал себе под нос Вася.
      А графиня, наблюдая за перемещением серых балахонов, прошептала:
      – Ох не нравится мне это!
      Илья, бочком подобравшийся к Даше, нервно произнес:
      – Что он тянет? Они же сейчас построятся!
      Даша не отозвалась: она в ужасе следила за комплектованием змеиной Пирамиды. На верхней скамье, опоясывающей конус, стояли двое: директор школы Иван Зотов и американский сенатор Рой Колмен – “глаза Змея”. На скамью вторую сверху взобрались трое: Марья Шлыкова, Элен Вилье и Сато Абэ – “клыки Змея”. Здесь не хватало четвертого – Виталия Лосева, мир праху его. Даша заметила, что японец, стоящий на скамье, бросает тревожные взгляды на своего младшего брата. Но Такэру и не смотрел в его сторону: он всецело был поглощен поединком Мангустов.
      Илья толкнул Дашу локтем:
      – Нельзя дать им построиться! Надо что-то сделать!
      – Нет, – глухо отозвалась Даша, – надо выждать.
      На третьей сверху скамье, посчитала она, расположились пять человек – все незнакомые. С бароном Мак-Грегором их было бы шесть, а должно быть восемь. “Хребет Змея” тоже неукомплектован. На скамье второй снизу в серых балахонах собрались таланты, приобретенные фондом Родригеса. Среди них Даша узнала супругов Манько и художника Федора Ляха. Всего семеро – негусто, поскольку в первом кольце Змея должно быть шестнадцать человек. И наконец, на самой нижней круговой скамье разместилось двадцать семь балахонов вместо тридцати двух: значит, во втором кольце Змея тоже некомплект. Даша не представляла, насколько эти пробелы уменьшают могущество змеиной Пирамиды, однако вздохнула с некоторым облегчением.
      В гробовом молчании люди в серых балахонах застыли на пятиярусном сооружении. Лишь вершина усеченного конуса пустовала. Но недолго. Виктория Бланш вспорхнула вдруг с крыльца и понеслась по воздуху к своей Пирамиде. Ее короткое светлое платьице трепетало на прохладном ветру, а золотистые волосы искрились на солнышке. Она была словно ангел самой последней современной модели. И Вася, задравший в изумлении голову, казалось, сигналил ей своими золотыми зубами.
      И вновь Родригес усилил атаку. Натиск его, даже по меркам Мангустов, сделался просто бешеным.
      – Всё, Ученик! – прохрипел он по-испански. – Порезвились – хватит!
      – Согласен, – ответил по-испански Глеб, закатив ему оплеуху.
      Родригес пошатнулся, но устоял.
      Виктория Бланш меж тем опустилась на вершину конуса и простёрла к небу руки. Люди в серых балахонах надвинули капюшоны на лица.
      Губы Родригеса искривились в злобной усмешке.
      – Вы упустили шанс, лорд Грин! – крикнул он, бросаясь в отчаянную атаку.
      Но Глеб, уклонившись, опять оказался у него за спиной.
      – Прощай, Неудержимый, – произнес он тихо, и пальцем пробил Родригесу височную кость.
      Дон Хуан рухнул замертво.
      Охранники Грачева испустили разочарованный вздох.
      – Ништяк, Француз! – выкрикнул Вася.
      В этот момент Виктория Бланш и серые балахоны запели заклинания. Глеб обернулся в их сторону.
      – Наконец-то, – буркнул он и зашагал к змеиной Пирамиде.
      Заклинания серых балахонов звучали на каком-то неизвестном, вероятно, древнем языке, и громкость пения, а также его страстность заметно нарастали. Движение Глеба к Пирамиде замедлилось. Он вдруг споткнулся, встал и споткнулся опять. Над усадьбой Дмитрия Грачева стали собираться тучи, которые на глазах густели, будто набухая гноем.
      Митька Грач и его охранники, обхватив руками головы, попадали на землю. Следом за ними повалился Вася златозубый. Графиня держалась несколько дольше, но вскоре и она с возгласом “Господи Боже!”, заткнув себе уши, опустилась на корточки. На ногах оставались только Стас, Илья и Такэру, на запястьях которых начали светиться часы, и Даша, у которой на пальце зеленым светом горело колечко-вьюнок. Но у каждого из них четверых голова болела так, что казалось, вот-вот расколется.
      – Ребята, пора! – крикнула Даша.
      Такэру, Илья и Стас бросились к белому “фольксвагену”.
      Пение серых балахонов тем временем становилось все более жутким. Виктория Бланш стояла на вершине конуса, окутанная багровым сиянием, а небо над ее головой сделалось непроглядно черным.
      Глеб пытался идти к Пирамиде, но каждый шаг давался ему с неимоверным трудом. В воздухе не ощущалось ни ветерка, но перо на шляпе Глеба трепетало, а синий плащ, точно пластырь, облепил его тело. Глеб словно попал в какую-то вязкую жидкость. “Все равно я подойду, – бормотал он, напрягая силы. – А уж когда подойду, Змея…” Но силы его были на исходе. За свои двести тридцать два года Ученик подобного еще не испытывал и не ведал предела своему могуществу.
      Стас и Такэру вытащили из “фольксвагена” стереоколонки. Илья возился внутри кузова, подсоединяя провода к генератору. Даша ожесточенно массировала себе виски. Колечко на ее пальце светилось все более тускло, а головная боль усиливалась.
      – Мужики, быстрей! – поторопила она. – Что вы там закопались?!
      – Лосева, не ори под руку! – огрызнулся из “фольксвагена” Илья.
      – Мы сейчас! – оправдывался Такэру. – Там рычажок заклинило!
      – Только бы сработало! Только бы сработало! – как молитву бормотал рыжий, ставя усилитель на газон.
      Тем временем Глеб, точно под наркозом, сделал нетвердый шаг и провалился вдруг в землю по колено. Кое-как вытащив ногу, он шагнул – и опять провалился. Серые балахоны пели заклинания, и хор их звучал торжествующе. Глеб вытащил ногу, оставив в земле ботфорт, шагнул… и на сей раз провалился по пояс. Выбраться он уже не мог. Более того, он медленно продолжал погружаться. В голубых глазах Виктории Бланш заплясали всполохи адского пламени.
      Глеб погрузился в землю по грудь.
      И тут из стереоколонок, расставленных на газоне, хлынула музыка. Во всю мочь. Диксиленд брызнул всеми цветами радуги. И негритянская певица Элла Фитцджеральд запела “Хэлло, Долли!”. Вселенная, казалось, вздрогнула и притопнула ногой.
      Серые балахоны продолжали петь заклинания, и в глазах госпожи их, Змеи, полыхал багровый огонь.
      “Хэлло, Долли!” – пела гениальная негритянка, что в переводе на русский означает: “Друзья узнают, друзья придут…” А по-английски “Хэлло, Долли!” – и всё тут.
      “Хэлло, Долли!” – неслось из динамиков.
      На второй скамье снизу два прислужника Змеи откинули с лиц капюшоны. Это были супруги Манько. Колени их задергались в ритме диксиленда, и ноги мастеров бального танца сами собой принялись вдруг отплясывать чарльстон. Это была, так сказать, первая ласточка, вслед за которой серые балахоны один за другим стали сбиваться с такта своего пения.
      Погружающийся в землю Глеб взлетел вверх, как пробка из бутылки шампанского. Сделав тройное сальто в воздухе, он твердо встал на ноги лицом к Пирамиде. Он уже не был одет в синий плащ, ботфорты и шляпу с белым пером – на нем вновь были джинсы, кроссовки и рубашка, тоже, впрочем, синие. Обернувшись, он показал друзьям большой палец и крикнул:
      – Даш, подними там мою куртку! А то затопчут!
      По Дашиным щекам катились слезы.
      – Вот засранец! – улыбнулась она. – Сколько видела засранцев…
      Стас, Илья и Такэру обнимали ее и хлопали по спине, как футболиста, забившего пенальти.
      Меж тем Виктория Бланш развела руки в стороны, затем соединила их, указывая на Глеба. И два серых балахона, стоящие на ближайшей к ней скамье, съёжились вдруг и опали, открывая взорам два сгустка тумана, белого и черного. В туманах этих еще проступали лица директора школы Ивана Гавриловича и американского сенатора Колмена. Но затем сгустки заклубились, стали увеличиваться, и под открытым небом Белый и Черный призраки обрели небывалые размеры. Двумя ураганными вихрями устремились они на Глеба.
      – Ну-ну, – сказал Глеб, – хорошего понемножку.
      Он выставил раскрытую ладонь. Призраки остановились, будто натолкнувшись на преграду, и попытались обогнуть Глеба с двух сторон. Глеб развел руки и крутанул ими, будто метнул две пращи. Призраки завертелись, как смерчи, подхватывая с газона прошлогоднюю листву. Глеб резко соединил ладони. И оба смерча столкнулись, смешались и превратились в один черно-белый торнадо, изнутри которого раздались два жутких нечеловеческих крика. Глеб вытянул губы трубочкой и дунул. Черно-белый смерч, издав леденящий душу вой, взметнулся ввысь, пробил в тучах дыру и стал осыпаться на землю клоками пепла и сажи. Тучи над змеиной Пирамидой моментально рассеялись. Ослепительно засверкало солнце.
      Виктория Бланш взлетела с вершины конуса и понеслась над лесом.
      – Куда ты, радость моя? – усмехнулся Глеб и в тот же миг исчез с глаз.
      – Где он? – забеспокоился, поднявшись с земли, Вася. Графиня тоже встала, распрямилась и будто помолодела.
      – Вон! Видите в небе пятнышко? – показала она. – Это Дьяволица. А вон второе появилось, видите?! Это Глеб Михайлович!
      Полный впечатлений Вася пробормотал:
      – Ни один лох мне не поверит, без понтов.
      Приставив ладонь козырьком, Даша тревожно следила за погоней в небе. А на земле меж тем началось столпотворение. Слуги Змеи в панике хлынули с Пирамиды, сбрасывая с себя серые балахоны. Во все лопатки бежали они к своим автомобилям, садились и уезжали. Никто им не препятствовал: хозяин дачи и его охрана, очухавшись от головной боли, потеряли интерес к происходящему. Бородатый красавец Митька Грач кружил возле Даши, не сводя с нее плотоядного взгляда. Златозубый Вася засек его маневры, тихонько отошел в сторонку, затем во весь опор припустил через газон к лесу. Вернулся он, держа в руках увесистую сучковатую дубину. И оказался прав: события развивались стремительно.
      Стас и Такэру заносили стереоколонки в “фольксваген”.
      – Поаккуратней, – предупредил рыжий, – мне башку за них свинтят.
      – Не беда, – улыбнулся Такэру. – Мы тебе протез поставим.
      В этот момент, по приказу Грача, на них напали четверо охранников. Стас и Такэру, стараясь держаться подальше от колонок, дали им бой. И сразу же стало ясно, что без подмоги амбалам Грача не обойтись. Подмога подошла в виде еще одной четверки с пистолетами.
      – Уройте их! – крикнул Грач, хватая Дашу за руку и таща к дому.
      Даша довольно хладнокровно лягнула его в голень. Грач ойкнул, но добычи не выпустил. Тут подоспел Вася и перетянул его дубиной по спине. Грач взвыл, Даша вырвалась, но ненадолго. На вопль хозяина примчались трое амбалов, а на выручку Даше с Васей пришел лишь Илья.
      Графиня их проблемы даже не заметила: в это время она взглядом выбила пистолет из руки охранника, целящегося в Такэру, затем таким же образом разоружила еще одного, взявшего на мушку Стаса. Однако два других “братка” успели выстрелить несколько раз. Но, к изумлению охранников, пистолеты издавали лишь бесполезные щелчки, а часы на запястьях Такэру и Стаса после каждого холостого выстрела светились все ярче. Многозначительно переглянувшись, Стас и Такэру начали технично избивать восьмерых амбалов. Графиня перевела дух и поискала глазами Дашу.
      Митька Грач держал Дашу сзади, приставив к ее горлу нож. Рядышком лежали сбитый с ног Илья и сучковатая Васина дубина. Самого Васю лупил бритоголовый придурок, в то время как двое других крутили ему руки. Графиня подоспела весьма кстати.
      – Отпусти ее, холуй! – обратилась она к Грачу.
      – Наталья Дмитриевна, берегитесь! – под ножом Грача в ужасе закричала Даша.
      Графиня обернулась. На нее торпедой неслась огромная волчица с отрезанным ухом. Графиня растерянно обмерла. Вставший на ноги Илья подобрал Васину дубину.
      – Наталья Дмитриевна, сверху! – предупредил он, неумело готовясь отразить нападение.
      На графиню пикировал громадный кондор с острыми, будто стальными, когтями и мощным клювом, загнутым, как ятаган. Перестав избивать Васю, охранники задрали головы. Волчица была в пяти шагах. Время словно замедлилось.
      Стас и Такэру, не замечая ничего вокруг, в азарте дрались. Из восьми мордоворотов Грача пятеро лежали уже на земле, не представляя собой никакой потенциальной угрозы. Однако на смену им подошли еще трое. Таким образом, Стас и Такэру в данную минуту бились против шестерых, стараясь при этом не повредить колонки, которые они так и не успели убрать в “фольксваген”.
      Глеб гонялся еще за Змеей, но в небе на сей раз не видно было ни пятнышка.
      Митька Грач приставил нож к горлу Даши. Трое его холопов держали Васю. Илья стоял рядом с графиней и бестолково размахивал дубиной, пытаясь напугать кондора. Меж тем волчица с оскаленной пастью была от них в пяти шагах. И вдруг произошло неожиданное: пролетев над головой графини, кондор напал на волчицу и выдрал из ее загривка кровавый кусок мяса. По-бабьи взвизгнув, волчица подпрыгнула и щелкнула в воздухе зубами – но кондор уже набрал высоту.