Когда мы вернулись домой, Дашка была молчаливой и выглядела утомленной. По крохотной нашей квартирке она передвигалась, держась за мою руку.
      – Ты чего? – не выдержал я.
      – Сегодня у нас среда? – уточнила она задумчиво. – А из Японии я прилетела в понедельник. Эти три дня были слишком густо посолены. Тебе не кажется?
      Я пожал плечами:
      – Не успел навести порядок к твоему прибытию. Извини.
      – Дурак, – вздохнула она. – Не смей наводить порядок без меня. Даже не думай.
      Я отсалютовал по-военному:
      – Да, мэм!
      Дашка опять вздохнула. И за ужином ухитрялась не выпускать моей руки.
      – А он, – ткнула она в лежащий среди еды булыжник, – пусть пока побудет. Он свой парень.
      Эта реплика навела меня на ребячливую мысль. Мне захотелось Дашку подбодрить. И, когда мы перемыли посуду, я предложил:
      – Не устроить ли вечеринку?
      Она подняла на меня заинтересованный взгляд.
      – Какую?
      – В узком кругу.
      – Давай. А с кем?
      Я подвинул булыжник в центр стола, на почетное место, и уточнил:
      – У нас вроде была свечка?… Поставь сюда и зажги.
      Дашка проворно пристроила свечку в баночку из-под майонеза и, чиркнув спичкой, поставила рядом с булыжником.
      – Что дальше?
      – Наполни миску водой, – распорядился я. И, когда она это выполнила, постучал по столу пальцем. – Вот сюда.
      – И что теперь? – оживилась Дарья.
      – Садись рядом.
      Она села, прижавшись к моему плечу.
      – Ну и?
      На столе перед нами разместились горящая свеча, булыжник и миска с водой.
      – Не догадалась еще? – осведомился я.
      Дашка мотнула «конским хвостом»:
      – Не-а. Подсказка нужна.
      – Ха! – сказал я. – Разочаровываешь! – И, глядя на свечу, произнес: – Привет, Плясун! – Затем обратился к булыжнику и к воде в миске: – Пьер! Блу! Привет, ребята!
      Пламя свечи вытянулось и, утратив плавные очертания, превратилось в лохматого пляшущего мужичка.
      Булыжник завертелся на месте, ужался, распрямился и встал каменным молодцом, ростом с кабачок.
      Вода в миске вздулась, как тесто, затрепетала и преобразовалась в прозрачную женщину, изящно придерживающую длинное платье.
      – Привет! – произнесла она звонким голосом. – Почему не слышу музыки? Этой нашей: пам-па па-рам-па пам-па! – напела она «Хэлло, Долли!».
      – Блу, – ответил я, – мы в жилом доме. Начнем тут отплясывать, соседи сбегутся.
      – Не обязательно каблуки ломать, – возразила Блу. – Можно и под сурдинку. Даш, скажи.
      Дашка моя… Как описать ее лицо? Не смеется, не плачет – сияет вся.
      – Правда, Блу, не стоит, – сказала она. – Под нами такая бабка проживает – кляуз не оберешься.
      – Подумаешь, бабка, – отмахнулась прозрачная женщина. – Зальем ей потолок на фиг. Могу вообще из каждой трубы у нее хлынуть.
      Мы с Дарьей прыснули.
      А пляшущий свечной мужичок прошипел:
      – Во-во, ей бы только заливать! Немочь мокрая!
      Блу нахмурила прозрачные бровки:
      – Я вот все ждала, когда ты встрянешь. Думала, не заболел ли?
      Пляшущий мужичок выставил огненный кукиш:
      – Во, видела?! Не дождешься!
      Каменный молодец притопнул по столу.
      – Ну все, достали! Не прекратите собачиться – обоих отдыхать отправлю!
      Блу подбоченилась:
      – Что ты нам сделаешь, мужлан?
      – Да, – поддержал ее Плясун, – мне тоже интересно.
      – Отвечаю. – Каменный парень расправил плечи. – Тебя придавлю в свече. А тебя из миски выплесну: заливай соседей на здоровье. Вопросы есть?
      Вопросов не последовало. Огненный мужичок яростно отбивал чечетку, а прозрачная дама обиженно отвернулась.
      Пряча улыбку, я вмешался:
      – Не слишком ли круто, Пьер?
      – С ними иначе нельзя: на шею сядут, – объяснил каменный молодец, ростом с кабачок. И обратился к жене – Даш, спасибо, что обо мне вспомнила, как в школе. Если кого шарахнуть надо, ты меня только направь. А там уж я сам.
      Дарья всхлипнула:
      – Пьер, я никогда тебя не забывала. – Она взглянула на меня, и оба мы расхохотались.
      Пьер выпятил каменную грудь:
      – Не понял юмора! Что смешного?!
      Дашка чмокнула его в бугристый лоб:
      – Ничего абсолютно.
      Тут Плясун, воспользовавшись паузой, прошипел:
      – Танцев-шманцев не будет, о'кей. Но почему я тут самый мелкий? Пересадили бы меня на полено, что ли.
      – Ага, щас! – мигом окрысилась Блу. – Сперва на полено, потом на пол и потолок, а после мне усмирять тебя отморозка!
      Плясун так взъярился, что от свечи полетели искры:
      – Да ты что, дура?! Нешто я не знаю, что я у своих?!
      – Ну да, знаешь! А как с тормозов соскочишь, мне потом с тобой…
      Пьер грохнул ногой по столу:
      – Опять?! Терпение испытываете?!
      Блу раздраженно повела плечом.
      – Ничего не опять! Зачем драть глотку? – Прозрачное ее личико выразило вдруг смятение. – Даш, представляешь, такой сон вчера видела – кошмар просто! Будто устроила я у Каймановых островов штормягу… прямо светопреставление! Бр-р-р, подумать страшно! – Блу аж передернуло.
      – Ну вот, – ввернул Плясун, – а на меня бочки катишь!
      – Помолчи! – одернула его Блу. – Даш, ты ничего о шторме не слышала?
      Дарья мотнула «конским хвостом»:
      – Нет. А сама разве не помнишь?
      – Если бы! Я, когда сплю, совсем бесчувственная. Только что-то все снится, снится…
      – А у меня, по-твоему, что? – опять встрял Плясун. – Маниакальная жестокость, что ли? Мне тоже, между прочим, снится.
      Пьер внезапно поддержал:
      – И мне. Только в основном сельские и горные пейзажи. Без этой вашей агрессивности.
      – Да помолчите оба! – прикрикнула Блу. – Представляешь, Даш: места себе не нахожу. Что я там натворила? Может, что-то по ящику передавали? Про штормягу в районе Кайманов, а, Даш?
      «Вечеринка» наша закончилась около трех ночи. Свеча догорела несколько раньше, и Плясуна мы переместили на газовую конфорку. Там он подрос, заважничал и стал нести околесицу, пока его не выключили. Пьер зевнул, ссутулился и вновь спрессовался в булыжник. А Блу, подчинившись наконец закону тяготения, растеклась в миску обычной водой. До следующей вечеринки. Кому рассказать – кто поверит?
      Даже ты не поверил, Стив Пирс, хоть видел их своими глазами. Ты решил, что Блу, Плясун и Пьер – просто фокусы твоего шалопая-ученика. А я не сумел внушить тебе нехитрую истину: Вода, Огонь и Камень – не мои марионетки. Они мыслят и чувствуют на том самом Четвертом уровне, на котором не существует границы между косной материей и живой. Ты не желал, учитель, заглядывать на этот уровень и… Черт побери, разве я тебя упрекаю? Просто мне очень не хватает наших бесед, Стив.
      Дарья заснула, положив у подушки булыжник. Можно смеяться, но я слегка ревновал.

      Утро выдалось пасмурным, накрапывал дождик. Впрочем, меня это не волновало: в шкафу погодка была прекрасная. Сквозь Дашкину одежду я прошел на луг, совершил пробежку и вернулся обратно в нашу, черт возьми, галактику. Чисто конкретно – в Москву. Вернулся я голодный, злой и целеустремленный. Хватит сидеть в обороне – пора в атаку! Зарядив себя таким образом, я вошел на кухню, где Дарья готовила оладьи.
      По виду жены я определил, что настроена она столь же решительно и плохим парням нынче не поздоровится. Одета она была в джинсы, майку и кроссовки. «Конский хвост» воинственно топорщился, и девиз «В атаку!» читался в изумрудных ее глазах. Булыжник лежал у нее под Рукой, возле плиты. Перехватив мой взгляд, Дашка пояснила:
      – Не могу вот так взять да выбросить. Пьер поживет у нас, ладно?
      – Конечно, – кивнул я. – Сам хотел предложить.
      Она фыркнула:
      – Я знала.
      Во время завтрака в голове моей окончательно созрел план действий. Наша контригра вроде бы стала вырисовываться.
      – В атаку! – произнес я вслух.
      Словно только того и дожидаясь, Дашка заявила:
      – Без меня атака захлебнется.
      – Не сомневаюсь, – заверил я, взглянув на часы. – Сделаем звонок и едем к Сычихе.
      – Дарья захлопала в ладоши, метнулась в комнату и вернулась с телефоном.
      – Кому звоним? – осведомилась она, устраиваясь у меня на коленях.
      – На Лубянку. – Я набрал номер.
      – Борису Викторовичу? – догадалась Дарья. – Тому, у которого мы ели пироги?
      – Тому, которому ты рекомендовала сменить профессию и заняться склеиванием коробочек, – уточнил я.
      Борис Викторович Рюмин, по кличке Оксфорд, полковник… теперь уже генерал-майор ФСБ – отец моего ученика из девятого… теперь уже десятого «Б» Леньки Рюмина, который со своей подругой Гулькой Шариповой, можно сказать, был и остается занозой в моей учительской заднице. Но, как справедливо ставит вопрос Дарья, часто ли бывает, чтобы человек так холил и лелеял свои занозы? Вернемся, однако, к родителю-генералу. Около пяти месяцев назад мы с Борисом Викторовичем неплохо справились с одним делом – очень важным делом! – и сегодня мне опять понадобилась его помощь.
      Генерал Рюмин снял трубку после пятого гудка, и я произнес:
      – Здравствуйте, Борис Викторович. Глеб Грин вас беспокоит.
      – О, Глеб Михайлович! Сколько лет, сколько зим! – отозвался генерал. – Вероятно, у вас ко мне что-то срочное.
      – Как вы догадались? – изобразил я удивление.
      – Смекалка тут невелика. Вряд ли, Глеб Михайлович, вы звоните с жалобой на скверную погоду. А поскольку сейчас каникулы, на Леньку моего жалоб тоже не накопилось.
      – Когда я жаловался, Борис Викторович?
      – Ни разу, Глеб Михайлович. Это я к слову.
      – То-то же, генерал. Но дело у меня и вправду срочное.
      – Весь внимание. Линия, надеюсь, не прослушивается? – хохотнул мой искушенный собеседник.
      Он делал вид, будто шутит. Но спрашивал всерьез и знал, что мне можно верить. Я его успокоил:
      – Все чисто.
      Он вновь хохотнул:
      – Если не подслушивает Дарья Николаевна. Привет ей пламенный.
      Покраснев, Дашка погрозила трубке кулаком.
      – Непременно передам, – пообещал я. – Просьба к вам такая, Борис Викторович. Не могли бы вы снабдить меня данными о несчастных случаях, в результате которых люди гибли, а уголовные дела не возбуждались? Так сказать, за отсутствием состава.
      Сидящая у меня на коленях Дашка взглянула с интересом, затем показала большой палец.
      А генерал, видимо, опешил.
      – Какого рода несчастные случаи вы подразумеваете? – уточнил он после паузы.
      – К примеру, кто-то угодил под машину, кто-то выпал из окна, кто-то подавился куском баранины. В каких-то файлах, вероятно, это фиксируется?
      Генерал вздохнул:
      – Это происходило в Москве?
      – Да.
      – Какой период вас интересует?
      – Последние восемь-десять лет.
      Дашка изумленно округлила глаза. Я кивнул ей в подтверждение.
      Генерал вновь выдержал паузу:
      – Глеб Михайлович, с вами не соскучишься.
      – Лестно слышать, Борис Викторович. Данные эти нужны мне позарез.
      – Видите ли, Глеб Михайлович, если подобные файлы где и существуют, то в МВД. А наша контора, вы уж простите…
      – В МВД я не сунусь, Борис Викторович. По весомым, поверьте, причинам. Могу я рассчитывать на вас?
      Генерал выдержал паузу номер три.
      – Что ж, – проговорил он наконец, – едва ли подобная статистика является государственным секретом. Не так ли, Глеб Михайлович?
      Этот переброс шаров начал меня утомлять.
      – Вам виднее, – ответил я. – В государственных тайнах я не эксперт.
      Генерал уловил мое раздражение:
      – Разумеется, я постараюсь помочь. Насколько это срочно?
      – Как говорится, вчера.
      – Понял. Что ж… как говорится, как только – так сразу. Я вам позвоню.
      Мы одновременно дали отбой.
      Дашка потрепала меня за ухо:
      – Ход твоих мыслей мне нравится. Если, конечно, несчастные случаи, организованные Внушателем, поддаются классификации.
      – Уверен в этом, – кивнул я, вспомнив, как бесновалась цыганка, пока ее не переехал автобус. – Поведение жертв Внушателя, с точки зрения свидетелей, должно выглядеть неадекватным. Будто перед гибелью человек внезапно сошел с ума.
      Глаза Дашки блеснули.
      – Если, – щелкнула она пальцами, – эта информация где-то хранится.
      – Разумеется, – вздохнул я. – Поехали: супермент ждет.
      В дверь позвонили. Кого черт принес?
      У порога стоял Илья. Он улыбался, и в бороде его серебрились дождевые капли. Под мышкой левой руки Илья сжимал папку с уравнениями, а правая рука… С правой дело обстояло интересней: за нее цеплялась Дашкина двойница. На ней потрясно сидело «вчерашнее» зеленое платье, и в волосах – ни дождинки. Именно эта мелкая деталь сразу меня убедила, что Илюша перед нами самый натуральный, никакой не двойник. А то, ей-богу, свихнуться впору. Ситуацию на сей раз я контролировал.
      – Глянь, – толкнул я Дарью, – вот проекция на три мозга одновременно. Право, я восхищен.
      Дашка не отреагировала, так как самозабвенно таращилась на свою двойницу. Еще бы, она видела ее впервые. А натуральный наш Гольдберг, знавший о двойниках лишь в теоретическом плане, был, что называется, в полном отпаде. Он зыркал на Дашку-в-джинсах и на Дашку-в-платье, затем – в обратном порядке, однако рухнувший здравый смысл восстанавливаться не желал.
      У двойницы, очевидно, тоже возникли проблемы. Где она подцепила Илью и какой сюжет с ним разыгрывала – не суть важно. Главное то, что Внушатель, похоже, нервничал все сильнее. То ли он чего-то не учел, то ли переоценил свою энергетику, но фантом в облике Дарьи приоткрыл вдруг рот и мелко задрожал.
      Тут я ехидно сымпровизировал:
 
Появились у Илюшки
обалденные подружки.
 
      Этот экспромт, как ни странно, тотчас завершил затянувшуюся интермедию.
      – Да уж! – фыркнула Дашка.
      А Илья, разобравшись, наконец, с кем сидел за партой, шарахнулся от двойницы, как черт от ладана.
      Сама же двойница, вероятно, в отместку за невежливое обращение, разыграла перед нами мистический триллер. Пронзительно завизжав, она затопала ногами. При этом изо рта у нее поползли клыки, глаза пожелтели, а зрачки стали вертикальными. Пальцы скрючились, ногти превратились в когти, уши заострились, – словом, все по полной программе. Внушатель, безусловно, был гений, но при этом глупец и пошляк.
      Жена моя, однако, со школьным своим другом, что называется, подпали под обаяние. Дашка в ужасе вцепилась в мою руку, а Илья, перевалившись через порог, повис на моем плече. Прямо как дети малые.
      Глядя в кошачьи зрачки фантома, я пообещал:
      – Поймаю, дядя, не спрячешься. – И гаркнул: – А ну, брысь!
      На «дядю», похоже, подействовало. Превратившаяся в монстра Дашкина двойница, взвизгнув напоследок, истончилась и растаяла. Держа на себе Илью и Дарью, я захлопнул дверь ногой.
      – Ну-ну, ребята, – пробормотал я. – Вы ж и не такое видали. Черного и Белого призраков, актрису, оборачивавшуюся пантерой…
      – Это когда было! – буркнула Дашка.
      – Пяти месяцев не прошло.
      Илья подал, наконец, голос:
      – Мы уже забыли эти ужастики.
      – Забыли – ну и молодцы. – Я метнулся на кухню, к окну.
      Черт возьми, ну конечно! Сквозь штриховку дождя я разглядел отъезжающее желтое такси. Пора бы с ним разобраться. Ей-богу, пора.
      Илья и Дашка вошли следом за мной. Илья проворчал, плюхаясь на табурет:
      – Ни фига себе хохмы. Средь бела дня, главное.
      – Минералки налить? – предложила Дашка.
      – Видал я вашу минералку.
      – Может, поешь?
      – Видал я вашу еду. Приходишь, блин, поработать…
      – Работать, боюсь, тебе не придется. – Я взглянул на часы.
      Илья продолжал ворчать:
      – Как там написал ваш вундеркинд: «Друзья узнают, друзья придут…» Засранцы вы, а не друзья. Идешь к вам с чистой душой, а вы наплодили себе двойников… Старик, все же это была голограмма.
      Я покачал головой:
      – Под руку она тебя держала? А духами от нее пахло?
      Илья вздохнул:
      – Чтоб мне провалиться. Что же она такое?
      – Наведенная галлюцинация, – ответил я. – Воздействующая на все органы чувств.
      Брови Ильи приподнялись:
      – Новая гипотеза? Мы вроде не обсуждали…
      – Гольдберг, погоди! – Дашка с тревогой заглянула мне в глаза. – А до Колесниковых он не доберется? Если он считывает в наших головах информацию о самых близких…
      – Нет, – заверил я. – Внушатель до МКАДа не добирается, а уж до Евпатории… Даш, не драматизируй.
      Илья осведомился:
      – Кто такие Колесниковы?
      – Сашка, Танька и бабушка, – ответила Дарья, погруженная в невеселые мысли. – Мы их на море отдыхать отправили. Как бы он их там…
      – Дашка, уймись! – разозлился я. – Там он их не достанет!
      Жена сверкнула глазами:
      – Сегодня четверг, двадцатое, помнишь?! Через неделю они возвращаются в Москву! И что тогда делать?!
      – А то делать, – рявкнул я, – что к следующему четвергу мы разберемся и с Внушателем, и с лже-Французом! К приезду Сашки и Таньки здесь будет тишь да гладь! Вопросы есть?!
      Илья поднял руку:
      – Сашка – это вундеркинд-стихотворец?
      – Да, – буркнула Дашка. – Вопросы закончились?
      Илья поднял обе руки:
      – Кто такой Внушатель и что такое наведенная галлюцинация?
      Дашка указала на булыжник:
      – Гольдберг, видишь?! Мне его только направить, а дальше он сам!
      Илья вздохнул:
      – Так всегда. Стоит задать умный вопрос, начинаются репрессии.
      Мы с Дашкой прыснули.
      – Поехали, старик. – Я двинулся в прихожую. – Отвечу тебе по дороге.
      – Гольдберг с нами? – обрадовалась Дашка.
      Я кивнул:
      – Нам лучше держаться кучей.
      И мы наконец отправились на старую Дашкину квартиру. Отправились затем, чтобы от борьбы с маньяком Внушателем переключиться на поиск маньяка-спецназовца. Увы, хрен редьки не слаще. Да и сроки на ликвидацию обоих, как выяснилось, ограничены жестко.

      Дарья открыла дверь ключом. Нас встретила тишина. Сычиха не вышла ни с приветствием, ни с бранью за опоздание. Стаса тоже не наблюдалось. На всякий случай я громко покашлял:
      – Светлана Анатольевна! Мы пришли!
      Ответа не последовало.
      Илья, проинформированный нами по всем аспектам, провел пальцем себе по горлу:
      – А может, ее тут… Не накаркать бы.
      Дашка смотрела на меня в тревоге.
      Бодрясь, я прокричал:
      – Светлана Анатольевна! Тук-тук-тук!
      В этот момент она возникла в дверном проеме. Жива, здорова и даже привлекательна, хотя клетчатое Дашкино платье сидело на ней чуть мешковато.
      – Ну, что орете? – Щеки Сычихи непривычно румянились, глаза блестели. – Мне что, по-вашему, надо лаять и хвостом вилять? – Икнув, она уставилась на Илью. – А ты, борода, что приперся? Ну и шарашка, мать вашу!
      Дашка пристально на нее взглянула.
      – Стас не приходил?
      – А пошел он, этот Стас. – Качнувшись, капитан Сычова прислонилась к дверному косяку. – Этот Стас небось так рванул… уже до Монголии небось допер.
      – Хватит чушь пороть, – разозлилась Дарья.
      Я втянул носом воздух:
      – Проверь-ка бар. Все сразу станет ясно.
      Дашка, миновав Сычиху, ринулась в комнату.
      – Так и есть! – донесся ее возглас. – Это надо видеть!
      Капитан Сычова оттопырила губу:
      – За все заплачу. Жмоты.
      Илья иронически на меня покосился:
      – Хотел за неделю разобраться? Ну-ну.
      Я готов был размазать Сычиху по стенке. Только наметился какой-то план – и нате вам!
      Вернувшись в прихожую, Дашка процедила:
      – Как это она не окочурилась от такого возлияния?
      – Кто окочурилась – я? – Сычиха ткнула себя в грудь. – Знаешь, сопля, сколько я выпить могу? Давай на спор…
      – Ляг проспись, кретинка! – не выдержал я. – Сколько дел намечено…
      – Глохни! – гаркнула Сычиха. – Или я таких хренов тебе навешаю – из ноздрей полезут!
      Тут в дверь позвонили, и теплую нашу компанию пополнил Стас.
      – Извините, опоздал, – смущенно пробасил он. – Тачку забирал из ремонта… О, Илюха!.. Зато теперь я на колесах, так что…
      – До Монголии допер? – съязвила Дашка.
      Рыжий воззрился на нее.
      – Не понял.
      – И не надо понимать, – отмахнулся я в досаде. – Версии Светланы Анатольевны в комментариях не нуждаются.
      Стас перевел взгляд на Сычиху. А та от изумления, что он не в Монголии, казалось, готова была рухнуть на пол. Участники этой нелепой сцены распределились на местности неравномерно. Стас, Илья, Дашка и я топтались в прихожей на коврике, а капитан Сычова, стоя в дверях комнаты, пьяно покачивалась на тренированных ногах.
      – Бить будете? – криво усмехнулась она.
      Рыжий глянул на нее исподлобья:
      – Наклюкалась с утра?
      Сычиха кивнула, едва удержав равновесие.
      – Мои проблемы. Но Француза, падлу этого… то есть не этого, а того… я поймаю лично. Усек, Стас лично! И заставлю его проглотить собственные яйца. Всмятку. Усек, Стас?
      Дашка пробормотала:
      – Супермент разбушевался.
      – Ага, супермент! – Капитан Сычова покачнулась. – Француз, скажи ей, пусть заткнется!
      Признаться, я был в смятении. В череде непредсказуемых кошмаров я мог ожидать чего угодно, только не внезапного запоя этой милицейской дивы.
      Дашка посмотрела на Стаса:
      – Часто с ней так?
      – Откуда я знаю?! – с пол-оборота завелся Рыжий. – Нянька я ей, что ли?!
      Сычиха с ухмылкой подмигнула:
      – Нянька он мне, что ли? Ему же прикоснуться ко мне противно. В лифте ехали – он в угол забился. А ты у него спрашиваешь, часто ли я киряю. Откуда, на хрен, ему знать?
      Поймав растерянный Дашкин взгляд, я раздраженно произнес:
      – Давайте пройдем в комнату и займемся делом. Если Светлана Анатольевна не возражает.
      – Не возражает. – Сычиха посторонилась, освобождая проход. – Будьте как дома, гости дорогие.
      Мы вошли. В комнате витали ароматы спиртного. Шторы на окнах, как положено, были задвинуты, и помещение освещалось лишь пробивающимся сквозь них пасмурным полусумраком. Кавардак царил неимоверный: всюду раскиданы были предметы дамского туалета, которые Сычиха, очевидно, примеряла. Дашка восприняла это зрелище стойко, лишь убрала лифчик с компьютера. Мы расселись кто куда.
      Я начал с места в карьер:
      – Оставим пока Внушателя с его фантомами и займемся исключительно лже-Французом.
      – Почему? – тотчас осведомился Илья.
      – Во-первых, – ответил я, – фантомы для нас уже не загадка. Стало быть, опасность при встрече с ними если не сводится к нулю, то уменьшается значительно. Во-вторых, военная стратегия рекомендует избегать войны на два фронта. Еще вопросы?
      Возникла пауза. Илья с усмешкой проворчал:
      – Что вы на меня уставились? Нет вопросов, поехали дальше.
      Капитан Сычова, опираясь задом о письменный стол, с опозданием подала голос:
      – Какой, на хрен, Внушатель? Что еще за фантомы?
      Мы обменялись взглядами. Черт! Она же единственная среди нас не имела понятия о двойниках. И сидящий на диване Стас пробасил:
      – К МУРу это отношения не имеет. Тебе, Свет, это неинтересно.
      Оторвав зад от стола, Сычиха покачнулась.
      – Стас, не парь мне мозги. К тебе это отношение имеет? Ну и все, не хрена тут… Мне тоже интересно.
      Пришлось вмешаться:
      – Сперва, Светлана Анатольевна, займемся тем Французом, а потом – всем остальным. Договорились?
      Капитан Сычова икнула.
      – Называй меня Света. Усек?
      – Усек, – вздохнул я и продолжил: – На Француза мы выйдем через коллег, Свет: либо через майора Калитина, что вероятней всего, либо через лейтенанта Гномкина, в крайнем случае. Кто-то из них замазан. И чтоб окончательно в этом убедиться…
      – Слышь, Глеб, – икнула Сычиха, – я ведь и по роже могу. Только еще вякни, что ребята замазаны.
      – Чтоб в этом убедиться, – повторил я, – сделаем следующее. Света сейчас нам скажет номера мобильников Калитина и Гномкина. Затем Стас из телефона-автомата свяжется с каждым из них и назначит срочную встречу от имени капитана Сычовой. Разумеется, в разных местах. Светлана, мол, вышла на след Француза, но скрывается, поскольку за ней идет охота.
      Илья ввернул:
      – И сказать, что она подозревает в ком-то крота.
      – Именно, – кивнул я. – И добавить, что Сычова хочет через час встретиться в условленном месте, чтобы сообщить нечто важное. Уверен, оба они согласятся. На встречу с Гномкиным от имени Светы поедет Стас, а на встречу с Калитиным – я. Думаю, завертится все быстро.
      Взгляд Дашки выразил сомнение:
      – Что вы им наплетете? Почему не явилась сама Сычова?
      Светлана застыла в напряжении. Глаза ее, покрасневшие от пьянки, смотрели тревожно и внимательно.
      – Наплетем что угодно, – отмахнулся я. – Сымпровизируем на тему: Света вычислила Француза, Света опасается за свою жизнь, Света прячется. Главное – проболтаться, где именно она прячется. Предлагаю товарные склады в Ясенево: помещения полуразрушены, скрываться там – одно удовольствие.
      Стас задумчиво кивнул:
      – Знаю эти склады. Сплошные катакомбы.
      – Вот и отлично. Сычова прячется конкретно там. Ты сообщишь об этом Гномкину, а я Калитину. Посмотрим, что будет.
      Возникла пауза. Потом Сычиха угрюмо уточнила:
      – И что, по-твоему, будет?
      – Грандиозный фейерверк, – предположил я. – После которого кто-то удивится, что ты осталась жива. Мало того, ты лично позвонишь Гномкину и Калитину и вновь назначишь свидание. Мы со Стасом сядем твоим ментам на хвост, и один из них, я уверен, прямиком приведет нас к майору Остапчуку из шестого спецотряда. Если кому-то не нравится этот план, увы, другого у меня нет.
      Стас хлопнул меня по плечу:
      – Приемлемо. Чтобы в драчку ввязаться.
      – Не знаю, – засомневалась Дашка. – Как-то все чересчур лихо.
      Я развел руками.
      – Лихость от безнадеги. И от нехватки времени. Есть другие предложения?
      Дашка лишь вздохнула.
      Илья поднял руку.
      – Почему бы не скормить Гномкину и Калитину разную информацию о месте нахождения Сычовой? Тогда по месту, которое провалится, сразу станет ясно, кто из них крот.
      Стас посмотрел на меня:
      – А что? Мысль.
      Мой ответ опередила Дашка:
      – Умные вы оба! А если Гномкин с Калитиным возьмут Да обменяются этой «разной» информацией? Крот мигом просечет, что это ловушка.