Не заметив незваных гостей, директриса воскликнула:
– Стойте, Глеб Михайлович! Надо поставить их на место: у меня есть кое-какие связи!
– Зинаида Павловна, спасибо, я справлюсь сам.
– Ну да, справитесь! Вы просто большой ребенок! Как хотите, но я активно вмешаюсь!
Это уже было черт знает что. А Вася и господин с тросточкой неотвратимо приближались. Впрыгнув на крыльцо, я взял директрису за плечи:
– Не лезьте в это дело. Я с этим быстро разберусь и займусь покраской школы. Обещаю, ни пятнышка не останется.
– При чем здесь пятна?! Думаете, я помешана на репутации?!
Я слегка ее встряхнул:
– Зинаида Павловна, решайте проблемы с бухгалтером. Прошу вас, идите к себе в кабинет.
За спиной послышался голос Хлыстина:
– Так, так! Воркуете, голубки? Что ж, дело молодое.
Лицо Зинаиды стало пунцовым:
– В чем дело?… Вы к кому?!
Вася, красный погуще директрисы, рассматривал ступеньки. А Павел Тимофеевич, нимало не смутясь, указал на меня тростью:
– К вашему учителю французского. Не торопитесь, мы подождем. Жаль прерывать столь пылкую беседу.
Директриса растерянно на меня взглянула:
– Глеб Михайлович, эти люди…
– Зинаида Павловна, – сказал я резко, – люди бывают разные. Будьте умницей, идите к себе в кабинет.
Помедлив, она вздохнула и вошла в здание школы:
Хлыстин зааплодировал:
– Браво. Так с ними, с бабами.
Я обратился к Васе:
– Где тот, кого ты обещал привести?
Вася избегал моего взгляда.
– Глеб Михайлович, этот чмо пронес стрелку. Пацаны прождали его, без понтов…
Хлыстин похлопал тросточкой по его плечу:
– Ладно, облажался – отработаешь. С кем не бывает. Ступай в машину, мне с Французом потолковать надо.
Вася угрюмо на него покосился:
– Говорю, не тот это Француз.
Водянисто-голубые глаза Хлыстина заледенели.
– Тот, не тот – мне решать. Вали отсюда.
Вася медлил. На лице его отразилась борьба между холуйством и самолюбием. Я обратился к нему, хмуря брови:
– Не специально ли подстроено? Обещал привести одного, а привел, – кивнул я на Хлыстина, – вот этого.
Василий поднял на меня честные бандитские глаза:
– Ты че, Француз… за кого меня держишь? Тот козел продинамил нас, без понтов. Поймаем – яйца свои проглотит. А Павел Тимофеевич еще вчера хотел с тобой перебазарить. Драка твоя ему понравилась.
Взгляд Хлыстина из ледяного сделался бешеным. Его настроения, судя по всему, менялись быстрее, чем сердце красавицы.
– Доложился, сучок?! Отчитался перед шефом?! Теперь вали, пока ноги не выдернул!
Набычившись, Вася не двинулся с места.
– Ты, Хлыст, это… не ори: не в ментовке.
Ей-богу, он заслуживал уважения побольше, чем иные государственные мужи. Я поспешил вмешаться:
– Иди, Сильвестр. Павел Тимофеевич, думаю, меня не обидит. Он добрый.
Казалось, Хлыстин сейчас проткнет меня тростью.
Василий бросил на меня лукавый взгляд, совсем как у его босса Папани.
– О'кей, – буркнул он и потопал к воротам.
Я обернулся к господину с тросточкой:
– Давай, Хлыст, что у тебя? Коротко и ясно.
Морщинки на лице Хлыстина сложились в гримасу удовлетворения.
– Вот это по мне: без околичностей к делу. Скажу сразу: мне насрать, тот ты Француз или не тот. Хочу, чтоб ты выполнил для меня работу.
Я внимательно посмотрел на этого замечательного мерзавца.
– Такой вот пустячок, да? Чтоб я выполнил для тебя работу?
Он величественно кивнул:
– Разумеется, не бесплатно.
Блин! Да он меня заинтриговал!
– Какую работу и за какие деньги? – осведомился я.
Удовлетворение на его лице походило на оргазм. Из кармана пиджака он извлек сложенный вчетверо лист бумаги.
– Вот, возьми. Здесь все.
Я развернул лист. На нем напечатаны были наименования и адреса коммерческих предприятий: банки, супермаркеты, салоны мехов, казино и прочее. Я недоумевал.
– Что это?
Павел Тимофеевич ткнул тростью в бумажный лист:
– То, что ты должен ограбить в течение месяца. Причем грабить так, чтобы камня на камне не осталось. На трупах, как обычно, лепи открытку со своей подписью. И не дергайся: прикрою.
Я посмотрел на него очень-очень внимательно. Морщинки на его лице образовали зловещий узор, а водянисто-голубые глаза на сей раз не выражали ничего, одну лишь пустоту. Он был не мерзавец, он был Чудо Природы.
– В месяц не уложусь, – сказал я. – Только за два.
– Ну нет! За месяц! – вскипел он, ударяя тростью по крыльцу. – Черт с тобой, за полтора – и ни дня больше! И вот еще что. – Он вновь ткнул тростью в листок. – Тут два адреса жирным шрифтом, а рядом – день недели и время суток. Сечешь? Эти точки мои, их надо ограбить, когда указано. В первом случае замочишь менеджера, во втором – кассиршу: там никого больше не будет. Само собой, оставишь открытку. Вопросы есть?
Он был не просто Чудо Природы, он был такой бриллиант, который покойная Змея не отказалась бы носить в своей короне.
– Кто знает о нашей сделке? – жестко спросил я.
Он прижал к груди крючковатую ладонь:
– Обижаешь, Француз. Обижаешь.
Борясь с желанием вырвать ему кадык, я поинтересовался:
– Сколько платишь?
– Полмиллиона баксов, и все, что возьмешь, – твое. Там втрое больше наберется.
– Наберется – не наберется, бабка надвое сказала, – алчно возразил я. – Деньги на бочку, тогда работаю.
Павел Тимофеевич насмешливо развел руками:
– Ну-у, Француз! Не ожидал от тебя такой плюхи! Значит, выкладываю я полмиллиона вперед, а потом ищу тебя где-нибудь на Бермудах? Мы же деловые люди, Француз.
Надо заметить, актер из меня аховый. Поэтому не уверен, была ли на лице моем досада, адекватная моей предполагаемой жадности. Решив, что кашу маслом не испортишь, я добавил в эту композицию чуток зубовного скрежета.
– О'кей, Хлыст. Но если вздумаешь меня кинуть…
Морщины Павла Тимофеевича сложились в обиженную Мину. Его актерские способности оказались ярче моих.
– Француз, пятьсот тысяч для меня – не такие деньги, чтобы наживать из-за них геморрой.
Хотелось пинком отправить его в свободный полет. Кувыркался бы, помахивая тросточкой, как падший ангел. С моей стороны, однако, это было бы непростительным гуманизмом. И чтоб этот урод не заподозрил, будто у него со мной слишком уж легко получается, я процедил сквозь зубы:
– Пятьсот штук есть пятьсот штук. Когда я выполню работу, ты можешь попытаться сдать меня ментам.
Павел Тимофеевич искренне удивился:
– Зачем? Чтоб ты там запел соловьем?
– Против тебя, Хлыст, у них ничего не будет, только мои слова. К тому же я заметил: в МУРе у тебя все схвачено.
– Да на хер мне тебя сдавать?! Мы с тобой, Француз, еще не одно дело сварганим. Такие парни, как ты, на улице не валяются.
«А такие, как ты, тем более», – мысленно произнес я. Но пора было заканчивать эту бодягу. И, окинув его тяжелым взглядом, я сплюнул под ноги. Как в голливудских боевиках: на большее меня не хватило.
– О'кей, – кивнул я. – Но бабки наличкой.
Глаза Хлыстина азартно блеснули.
– Как скажешь. – Он протянул мне руку.
Вероятно, для поддержания образа следовало ее пожать. Но я опасался, что не сдержусь и вырву его руку вместе с предплечьем.
– Разбежались, – буркнул я. – Нечего нам вместе светиться.
Рука Павла Тимофеевича повисла в воздухе. Но, как ни странно, он не обиделся.
– А сейчас ты куда? – Он с ухмылкой указал на дверь школы. – К зазнобе своей?
– А ну! – рявкнул я, как Илья Муромец на татарскую конницу.
С той же ухмылкой Хлыстин поднял руки.
– Молчу, молчу. Как говорится, на вкус, на цвет… – Вертя тросточкой, он двинулся к своему «БМВ».
Я стоял на школьном крыльце, смотрел ему вслед и в очередной раз дивился капризам Фортуны. Как этому дяде удалось заработать, пусть даже украсть, свои миллионы? Каким таким способом сей выродок контролирует московский криминал, влияет на правительство и, словно от мух, отмахивается от оперативников МУРа? При этом не возникает сомнений, что, польстись он, скажем, на пост губернатора, народ дружно за него проголосует. Размышляя о подобных казусах, невольно ощущаешь, что четвертая заповедь Мангустов «Не вмешивайся в дела Человечества» – не суровый запрет, а вопрос личной гигиены.
Дождавшись, пока Хлыстин с охраной уедет, я вышел за школьные ворота, порвал список предприятий-смертников и клочки сбросил сквозь решетку канализации. Едва ли я мог сказать определенно, зачем затеял эту игру. Возможно, потому, что в случае моего отказа Хлыст вручил бы этот список другому исполнителю. Охотники бы нашлись. Как бы то ни было, отъезжая на «жигуленке», я решил: когда разберусь с лже-Французом, двойниками и прочей пакостью, преподнесу Хлыста в упаковке фактов Сычихе. Сделаю ей такой подарок.
Интересно, почему судьба путает нам карты? Из чистого озорства? Или чтоб служба медом не казалась?
ГЛАВА 12
Капитан Сычова поджидала меня на той же улочке на пути к дому. Красный «Москвич» так же был припаркован на тротуаре. Сычиха стояла, опираясь о багажник. На ней было платьице в горошек и босоножки на каблуке – не крутой мент, а девочка на свидании. При моем приближении она не преградила дорогу, размахивая руками. Стояла просто и смотрела, уверенная, что я остановлюсь. Можно ли было обмануть ее ожидание?
Выйдя из машины, я молча подошел, встал рядом и уставился в облака. Так мы простояли минут пять. Она чуть заметно улыбнулась:
– Играем в молчанку?
– Ход за вами, – парировал я.
Она со вздохом покосилась на меня:
– Когда я тебя вижу, Француз, жизнь становится невыносимой.
– А у меня, Светлана Анатольевна, совсем наоборот: жизнь невыносима, когда я вас не вижу.
Она спрятала улыбку.
– Вчера мы вроде были на «ты».
– Это вы были на «ты», – уточнил я. – Что до меня – просто иногда сбиваюсь. Пардон.
Мы опять помолчали. Она ждала вопросов, но я не пошел ей навстречу.
– Как я тебя вычислила? – похвалилась она. – Знала, что твоя директриса дернет тебя в панике.
Я кивнул:
– Вы тонкий психолог, Светлана Анатольевна.
– Слушай, кончай…
– Особенно это проявилось в тех вопросах, которые вы задавали моему начальству. Не педофил ли я, в самом деле?
– Так было надо.
– Кому надо?
Она выдержала мой взгляд.
– Мне. Хотела разом с этим покончить. – И в ответ на мое недоумение неохотно пояснила: – Среди наших я одна верю, что ты ни при чем. Высказывалось предложение выставить за тобой круглосуточную наружку, но я…
– Чье ж такое умное предложение? Не майора ли Калитина?
– Отвали! Не лезь в чужой огород. Я убедила наших хорошенько перетряхнуть твое бельишко и, если ничего не нароем, искать другой след: топчемся ведь на месте. Со мной вроде согласились, но пригрозили, что в случае чего – мало мне не покажется. Короче, пока у нас голый шиш: куча трупов и ни единой зацепки.
Капитан Сычова излагала все это сухим тоном, будто читала инструкцию по технике безопасности для землекопов. Тут возникал естественный вопрос, который я не преминул задать:
– Зачем вы это мне рассказываете?
Теперь облака разглядывала она.
– Сегодня утром, – произнесла она тем же тоном, – при выходе из твоей школы нас чуть не взорвали в машине. Слава богу, Леша Калитин в мотор полез.
Она выдержала паузу, чтоб до меня, так сказать, дошло. Но я был туповат и потому ляпнул:
– Ай да майор! Сам подложил взрывчатку, сам обезвредил. Если что – он потом вне подозрений. Неглупо.
Серые глаза Светланы обрели стальной оттенок:
– А если по роже?! Да со всего маху?!
– А если пинком под зад? – ответил я. – Да через всю улицу?
– Оставь при себе свои домыслы, понял!
– А зачем ты мне это рассказала? На откровенность потянуло?
Казалось, уроки не пошли ей впрок, и она вот-вот на меня набросится. Однако, вдруг успокоившись, она вздохнула.
– Что со мной было возле бара? Скажи правду.
Ей-богу, она умела пронять до печенок.
– Назначьте экспертизу, Светлана Анатольевна, – предложил я. – Может, вас действительно подстрелили, вы померли и разгуливаете тут в качестве призрака. Выясните у специалистов.
Капитан Сычова криво усмехнулась.
– Что же у нас получается, Француз? Когда в меня стреляли в первый раз, возле бара, ты был рядом. Во второй раз, на этой самой улочке, опять рядом был ты. А в третий раз, когда нас пытались взорвать, мы побывали в школе, где ты работаешь. Может, кто-то верит в такие совпадения – только не я.
Я покачал головой:
– Это не совпадения. Но если ты думаешь, что это моих рук дело… Сычиха, значит, ты гусыня.
Она пропустила мою вольность мимо ушей.
– Лично я так не думаю. Поэтому позволь пару-тройку Дней посидеть у тебя на хвосте: может, что-то нарисуется.
Признаться, я был озадачен:
– Простите, не понял. Разве для слежки за мной МУРу требуется мое разрешение? Закон, что ли, такой вышел?
– Я же неофициально, – смутилась Сычиха. – Я как бы в порядке сотрудничества. Ведь кто-то пасет тебя и меня. Нужна какая-то ниточка. Понятно, что «хвост» ты скоро засечешь и оторвешься, если захочешь. Поэтому предлагаю поработать в паре. Начнется заваруха – я буду поблизости. Может, что-то и нарою.
Странная это особа в платьице в горошек. В чем в чем, а в храбрости ей не откажешь.
– За этим вы меня и поджидали? – полюбопытствовал я.
Она щурилась на солнце:
– Ага. Согласен?
Я пожал плечами:
– Да ради бога. – Я сел в машину и включил зажигание.
Она меня окликнула:
– Ты сейчас домой? А то я поесть хотела, иначе язву наживу.
– Не надо язвы, ешьте на здоровье, – ответил я в окошко.
– Сколько пробудешь дома? – осведомилась она.
Я мотнул головой:
– Так мы не договаривались. Я согласен не удирать от вас, но не обещаю водить вас за ручку.
С этим я уехал, в очередной раз неверно представляя будущее. Причем самое ближайшее. Насчет «водить за ручку». С прогнозами нынче мне фатально не везло.
ГЛАВА 13
Дома, на кухне, меня ждала записка: «Ушла с Ильей есть мороженое. Скоро буду». Сказать, что я разозлился, – значит выразиться мягко. Подобной беспечности в такой непредсказуемой обстановке от Дашки я не ожидал. Мороженого ей, видите ли, захотелось!
Что называется, в растрепанных чувствах соорудил я себе сэндвичи с сыром и помидором. Во время трапезы я изобретал для Дашки наказания, вовсе не похожие на мягкое поглаживание. Сей творческий процесс был прерван телефонным звонком. Я взял трубку.
– Наконец-то, – проворчал голос Стаса. – Где тебя носит?
– Гуляю, – буркнул я. – По барам да казино. Еще вопросы?
Рыжий хохотнул:
– Ладно. Я надыбал кое-что, надо обсудить.
Я преисполнился надежд, как Золушка перед балом.
– Быстренько приезжай.
– Не с руки: у меня тачка на ремонте. И мне тут надо еще кое с кем пересечься. Давай через полчаса в «Амброзии», как в старое доброе время. Годится?
На том и порешили. У меня оставалось время доесть бутерброды. Покончив с ними, я посмотрел в окно. Дашки в окрестностях не наблюдалось. Ох, схлопочет она у меня! Гоняли мяч мальчишки, прогуливалась дама с пуделем, и среди этого благолепия, точно желтая немочь, притулилось надоевшее такси. Разумеется, подобных желтых такси в Москве навалом. Но почему-то я не сомневался, что оно то самое. Отчего я до сих пор не прощупал водителя? Во-первых, о чем бы я его спросил? Зачем ты здесь стоишь и с какой стати за мной ехал? Он бы ответил: мать твою, мать, мать… А во-вторых, и это главное, трудно представить, какая угроза может исходить от обычного городского такси, если ты не параноик.
Не успел я вымыть за собой посуду, как раздался звонок в дверь. Я поспешил открыть. Это оказалась Дарья. Уф, прямо гора с плеч! Она была в моем любимом зеленом платье, волосы ее убраны в мой любимый «конский хвост», и улыбка на прекрасном ее лице…
– С ума спрыгнула? – нахмурил я брови. – Что еще за самоволка?
Она проворковала:
– Дорогой, не будь злюкой.
Прикрыв дверь, я медленно обернулся. Одной этой реплики мне хватило, чтобы понять: это не Дашка.
– Как мороженое? Вкусное? – спросил я.
– Вкуснотища! – Она чмокнула меня в щеку, обдав густым, будто кисель, ароматом духов. – Не сердись, лапуль.
Смеяться или плакать?
– Как я могу сердиться на тебя, дорогая? – театрально произнес я. – На улице, однако, ветерок. Ты не простыла, моя перепелочка?
– Нет, лапуля. Ветерок почти не ощущается, но твоя забота мне приятна.
Черт возьми! Самое изумительное, что эта дебилка думает, что я думаю, будто она Дашка!
– Забота о тебе, дорогая, это райское наслаждение! Где, однако, Илья? Где товарищ твоих школьных лет?
– Домой поехал, – отмахнулась она. – Его теща ногу подвернула.
– Какая жалость, дорогая! Не послать ли ей цветы?
– Ну да, почему бы нет? Займемся любовью, дорогой.
Актер я никудышный, но от смеха удержался:
– Чуть позднее, конфетка моя. Сейчас я занят.
Она кокетливо надула губки.
– Разве есть занятие важнее?
Смех смехом, но что-то с ней надо было делать. Не мог же я умотать к Стасу, оставив ее до возвращения Дашки. Последствия предугадать было сложно. С другой стороны, просто разоблачить ее и вышвырнуть я интуитивно опасался. Что же оставалось?… Мозги мои работали, словно компьютер, просчитывая варианты.
– Нет ничего лучше секса, дорогая. – От этой фразы у меня едва не свело челюсть. – Но дела есть дела.
– Жаль, – вздохнула она. Это было первое, что она произнесла по-человечески.
Кто же, черт побери, она такая? Клон?! Чепуха. Вряд ли моего и Дашкиного двойников могли в спешном порядке вырастить, точно бройлерных цыплят. Голограмма?… Это предположение я уже отбросил по весомым причинам. Хотя… Из головы у меня не выходило, что двойник мой (с карманом рубашки и родинкой) был зеркальным моим отражением.
Я взял за руку Дашкину копию. Рука была живой и теплой.
– Не беда, мой рахат-лукумчик: ночью наверстаем. Кстати, о сексе. – Я действовал наугад, словно в потемках. – Помнишь, я говорил о плешаке, на которого указала цыганка? Не понимаю, за что старуха на него взъелась. Безобидный, по-моему, тип – то ли педик, то ли кастрат, судя по его заднице…
Двойница выдернула руку:
– Брось языком молоть! Не будь идиотом!
Я округлил глаза:
– В чем дело, киса? Ты его знаешь?
Она пришла в смятение.
– Нет, но… Нельзя же болтать о человеке что придет в голову!
Так-так. Связь двойников с хмырем в полотняном костюме обозначилась еще отчетливей.
Я обнял Дашкину копию за плечи:
– Ты права, дорогая. Возможно, этот человек полон всяческих достоинств. Дурно о нем отзываться просто непорядочно.
Она чмокнула меня в шею, вновь обдав волной духов.
– О том я и толкую, дорогой!
Она могла быть кем угодно, только не голограммой. И не клоном. Но тогда кем, черт побери?! Кем?!
Мы бестолково топтались в прихожей. Пора было наконец проветриться. Я радостно хлопнул себя по лбу:
– Батончик мой шоколадный, почему бы тебе не прокатиться со мной?
– Куда? – насторожилась она.
– Сперва кое с кем встречусь, потом сходим в ресторан. Как тебе идея?
– Сногсшибательно. Только… что-то я притомилась лапуль. Ты езжай, а я подожду в кроватке.
– Кроватка не уйдет. Я хочу, чтобы ты поехала со мной.
– Не приставай. Говорю же, я устала.
Кое-что, похоже, вырисовывается. Тянем-потянем.
Я вытаращил на нее глаза:
– Детка, я тебя не узнаю. Обычно, куда бы я ни направлялся, ты требуешь, чтобы я взял тебя с собой. А сегодня… Можно подумать, что ты – это не ты. Тебя словно подменили.
Выстрел был точен. На лице ее, как говорится, отразилась гамма чувств. Она обняла меня за шею, и я стойко это выдержал.
– Да нет, лапуль, я немного устала, но… Мы ведь недалеко?
– Пять минут на машине, моя козочка.
– Тогда поехали, – махнула она рукой. – А потом в кроватку. Не думай отвертеться.
Я и не думал. Кроватка, по-моему, была лишь темой для поддержания разговора. Сей предмет, по крайней мере, она досконально изучила и не боялась попасть впросак. Мы вышли на лестничную площадку, я закрыл дверь. Теперь Дарья могла возвращаться: все было чисто.
Но где гуляет эта Дашка с другом Ильей?
ГЛАВА 14
Из подъезда мы вышли в обнимку. На лавочке сидела одна из бабуль, которая на приветствие, как водится, не ответила. На общее наше приветствие… Меня словно что-то подтолкнуло. Остановившись, я шепнул двойнице:
– Скажи бабке, что под ногой у нее кошелек.
– Зачем? – вылупилась она на меня.
– В шутку.
– Не буду. Глупая шутка.
Тут я был с ней согласен, но эксперимент требовал жертв.
– Ей-богу, киса, ты на себя не похожа. Ведь ты обожаешь розыгрыши. Что с тобой сегодня?
Она в досаде сбросила мою руку со своего плеча.
– Ладно. Что я должна сказать?
Я чуть слышно прошептал:
– Скажи: бабушка, у вас под ногой кошелек.
Она покорно повторила:
– Бабушка, у вас под ногой кошелек.
Старуха не реагировала. Она с интересом наблюдала за скачущей вороной, держащей в клюве осколок пивной бутылки.
– Повтори громче, – потребовал я шепотом.
– Бабушка, у вас под ногой кошелек! – гаркнула двойница.
Старуха и бровью не повела, продолжая наблюдать за вороной. Следовало проверить ее слух. И я произнес негромко, но отчетливо:
– Бабушка, у вас кошелек под ногой.
– А?… Где? – всполошилась старуха. Шустро наклонясь, она извлекла из-под башмака пухлый бумажник. – Господи Иисусе! Чье это?
– Я думал, ваше, – сказал я. Это был мой презент бабульке за беспокойство.
Раскрыв бумажник, она перекрестилась:
– Господи Иисусе! – В бумажнике оказалась пачка денег и никаких документов.
Старухе этого должно хватить надолго. Она блестяще подтвердила мою догадку и заслужила свой гонорар.
Двойница взглянула на меня с укором:
– А говорил, шутка!
Я не ответил: шептать ей на ухо надоело, а в полный голос… мы были уже не одни. Я зашагал к «жигуленку», уверенный, что «моя ненаглядная» поспешит следом. И, конечно же, не ошибся. Двойница семенила за мной, неуклюже имитируя природную Дашкину грацию. А разомлевшее послеобеденное солнце беспечно висело над припаркованным желтым такси. Таким образом, все участники представления оказались в сборе. Пора было начинать.
– Прошу, дорогая! – Я распахнул перед двойницей дверцу машины. Хотя мог бы этого не делать: ни закрытые двери, ни глухие стены помехой для нее не были.
Но ведь она еще не знала, что я знаю.
– Спасибо, лапуль, – прощебетала она. – Хоть ехать недалеко, но я подремлю, ладно?
Отсутствие общения в данном случае устраивало нас обоих.
– Конечно, клюква моя в сахаре. – Включив зажигание, я покатил со двора. – Отдохни, день был трудный.
Желтое такси тотчас рвануло за нами. Вот и ладушки: актеры хорошо знают роли. И я неторопливо – можно сказать, вразвалочку – поехал в сторону МКАДа. Двойница прикорнула на моем плече. Извини, Стас: я немного опоздаю.
Итак, что мы имеем?
Бабулька возле подъезда не видала и не слыхала Дашкину двойницу. Двойницу видел, слышал и ощущал я один. А вчера еще и Стас. Но если б вчера на кухню вошел кто-то свеженький, он, вероятно, не углядел бы Дарью на коленях у рыжего. Свежий человек увидел бы двух чокнутых мужиков, которые уставились в пустоту и разговаривают с кем-то незримым. Впечатляющая картина со стороны.
Двойница приподняла голову с моего плеча:
– Долго еще, дорогой?
– Уже скоро, куколка. Отдыхай.
Она потерлась о меня щекой:
– Лапуль, пока ты будешь там говорить о делах, я подремлю в машине. Ладно?
Вот оно! Как иначе она бы выкрутилась, если там посторонние, а вижу ее один я?
– Конечно, киса. Подождешь в машине.
Успокоившись, она вновь прислонилась к моему плечу. Усталая милая женушка. Поддав газу, я продолжал движение к МКАДу. За мной неслось желтое такси, а за ним… Ну конечно! За такси мчался знакомый до боли грязновато-красный «Москвич». Привет вам, капитан Сычова. Надеюсь, вы хорошо отобедали?… Однако, ребята, извините: скоро я от вас оторвусь. А пока, так сказать, вернемся к нашим баранам.
После моей драки с двойником в подворотне свидетель пьянчужка спросил: «У тебя че, тренировка была? – И прибавил: – Грамотно работаешь. Почти как я в армии». Теперь понятно, что смутило меня в его словах. Он, как и бабуля у дома, видел меня одного. На его глазах я как бы упражнялся, ставя блоки и нанося удары по воздуху. Если б он наблюдал драку двойников, его реакция наверняка была бы иной.
Дашкина копия заерзала рядом:
– Лапуль, скоро?
– Почти уже. – Я вновь поддал газу.
Желтое такси неслось за мной, а за ним – «Москвич» Сычихи.
Итак, двойники. Они появились после того, как я пустился вдогонку за плешивым хмырем, лица которого не видел. Как, впрочем, и он моего. Облик двойника, очевидно, он выудил непосредственно из моей головы таким, каким я вижу себя в зеркале. Отсюда зеркальная перестановка родинки и кармана рубахи. Хмырь этот, для удобства назовем его Внушателем, каким-то образом извлек информацию (к счастью, весьма поверхностную) прямо из моего мозга. А затем, как-то воздействуя на определенные участки серого вещества, предъявил мне меня же в виде управляемого фантома. Этакая совершенная галлюцинация, охватывающая все органы чувств: зрение, слух, обоняние, осязание и вкус, думаю, тоже, если понадобится. Дашкина двойница, голова которой покоится на моем плече, ярчайшее тому подтверждение. На самом деле ее нет, но она воспринимается мной как реальность, поскольку «образ» ее в данный момент транслируется в мой мозг. Следовательно, если эта теория верна, для поддержания фантома Внушатель должен постоянно контактировать с моей черепной коробкой. Только в таком варианте двойница может двигаться, пахнуть и вести со мной столь сногшибательный диалог. Уф!.. Теперь, наконец мне стало ясно, почему я столь легко одолел двойника в драке. Ведь бился я не с самим собой в виде фантома. Бился я с Внушателем, который, используя мои навыки, пытался этим фантомом управлять. А драчуном Внушатель оказался хилым. Возможно, это единственное его достоинство.
Исходя из этих рассуждений, я мчался сейчас к Окружной. В каком бы районе Москвы ни засел Внушатель, радиус его воздействия должен быть ограничен. И даже не слишком велик. Почему я был в этом уверен? Да потому что, черт побери, как в песне поется: «Нельзя быть красивой такой!» Я мчался к окраине города. Прощай, капитан Сычова.
Желтое такси отстало. И двойница вдруг встрепенулась, воззрившись на меня горящими глазами.
– Куда мы едем, негодяй?! – Она уже не пыталась казаться Дарьей.
– На волю, дорогая, – ответил я. – На синий простор.
С визгом ухватив меня за руку, она принялась дергать руль. Сила в ней оказалась неимоверная. Во мне пробудились сомнения: как-то не верилось, что схватка происходит только у меня в мозгу и сражаюсь я с самим собой. Однако руль я держал крепко.
Она боролась отчаянно:
– Поворачивай, подонок! Возвращайся!
Я более не утруждал себя ответом, просто держал руль. Желтое такси еле виднелось сзади. Хватка Дашкиной копии стала ослабевать.
– Возвращайся… Возвращайся… – повторяла она дистрофично.
Я еще увеличил скорость – благо в обозримом пространстве гаишников не наблюдалось. И желтое такси исчезло, наконец, из вида.
Двойница стала бледнеть, делаясь прозрачной.
– Возвращайся, – прошелестела она, как ветерок, и пропала, словно ее выключили.
Мне вдруг стало немного жаль ее. Поймав себя на этом чувстве, я усмехнулся в зеркальце: «Дурак ты, парень. Наша взяла». Но отражение мое счастливым не выглядело. Взгляд его хмуро предупреждал о том, что цыплят по осени считают. Я отвернулся от надоевшей физиономии, доехал до ближайшей развязки и понесся обратно.
«Занятная штука, – думал я, – с этими фантомами. Сперва мой двойник, теперь вот Дашкина копия – они пытались устроить мне автомобильную аварию. Это, безусловно, входило в планы Внушателя и, если б за рулем находился кто другой… Старая цыганка погибла не случайно. Она разглядела сущность Внушателя, натравила на него меня и вслед за тем умерла. Какие демоны ей привиделись, вынудив ринуться под колеса?… Можно лишь гадать. Ясно одно: хмырь в полотняном костюме без промедления с ней расправился. Причем фантастичным способом, который неведом даже Мангустам. Старая цыганка, вероятно, не первая жертва Внушателя и не последняя. Потому-то она так настаивала, чтобы я его убил. И Внушатель, надо заметить, испугался. А испугавшись, решил нанести, так сказать, превентивный удар».
Что ж, похоже, более-менее я разложил все по полочкам. Теперь понятно, кто мой враг, но не ясно, где искать его в многомиллионной Москве. Оставалось, правда, желтое такси… Я был убежден, что оно еще мне попадется. Но также был уверен, что ниточка эта гнилая. Хотя попробовать стоит: не до жиру.
Глянув на часы, я присвистнул. Если мне следовало кого-то опасаться, так это Стаса. За такое опоздание он меня придушит. Интересно, что он там раскопал о другом Ублюдке, который убивает без фантомов – как говорится, чисто конкретно.
