Дашка потрогала его рубаху:
      – Гольдберг, без паники. Ты сухой, как младенец в подгузниках фирмы «Хаггис». – Она отправилась на кухню. – Сварганить, что ли, яичницу с ветчиной?
      – И побольше! – откликнулся я.
      Илья между тем удивленно себя ощупывал.
      – Только что был мокрым до нитки… – Он погрозил мне пальцем. – Мангустовские штучки!
      Я поклонился:
      – Не могу позволить, чтобы ты затопил мою квартиру.
      – Резонно, – согласился Илья. – Не хочешь поработать в прачечной вместо сушилки?
      – Подумаю. – Я подошел к окну. Здесь, в Москве, дождя не было. В стеклах дома напротив отражалось заходящее солнце. А во дворе, между красным «Москвичом» и желтым такси, топтался здоровяк Серега с капитаном Сычовой. Размахивая увесистой сумкой, Светлана темпераментно что-то вдалбливала своему партнеру. Тот вяло ей возражал. – Прямо напасть какая-то! – вырвалось у меня.
      – В смысле? – уточнил за моей спиной Илья.
      Тут с кухни донесся Дашкин голос:
      – Гольдберг, освободи стол от своих закорючек! Присесть, блин, негде!
      Илья метнулся на кухню:
      – Ешь стоя! Молодая еще!
      Воцарилась как бы тишина. Жена позвякивала посудой, Илья, видимо, складывал свои листы в папку. А во дворе капитан Сычова с малахольным Серегой обшаривали глазами окна нашего дома. Так и тянуло крикнуть им «ку-ку». К счастью, Дашка позвала обедать.
      Мы сели за кухонный стол. Голод я чувствовал зверский, поэтому с хорошей скоростью молотил все подряд. Даша ела с аппетитом, но умеренно и благородно. А сытый Илья клевал, как птичка, просто за компанию. Ну и, разумеется, ему хотелось почесать язык.
      – Кстати, Дуська, как ты нашла своего благоверного в кафе «Амброзия»?
      – С бабой на коленях, – отрапортовала Дашка. – При всем честном народе. Срывал, так сказать, аплодисменты.
      Прыснув, я чуть не подавился ветчиной. Илья похлопал меня по спине.
      – Следовало ожидать, – изрек он с трагической миной. – Я говорил ему: «Веди себя прилично. Жена уехала на три недели…»
      – Вот и соврал, – ввернул я, хлебнув минералки.
      Илья сурово на меня взглянул:
      – Не перебивай: опять подавишься. «Веди себя прилично, – говорил я. – Сиди себе, рисуй мускулистых придурков… то есть, пардон, свой автопортрет…»
      Я хлопнул по столу и пригрозил:
 
Превращу-ка я Илюшку
в бородатую лягушку.
 
      – О-о! – распахнула глаза Дашка. – Будем осваивать поэзию?
      Илья хмыкнул:
      – Предупредите заранее. Чтоб я успел эмигрировать в Магадан.
      Дашка улыбнулась:
      – Зачем такие крайности, Гольдберг? Мы будем писать стихи и тут же рвать, писать и рвать листы с этими шедеврами. Правда, милый?
      Я ответил:
 
Запущу-ка я в Илюшку
его школьную подружку.
 
      Все же их проняло – они рассмеялись. А я подошел к окну, чтобы выяснить обстановку. Капитан Сычова с верным своим Серегой подвалили, наконец, к сидящим у подъезда бабулям и затеяли с ними интеллигентный милицейский разговор. Надо заметить, бабули проявили явную заинтересованность вопросами правопорядка. А Илья за моей спиной провозгласил:
      – Нравится мне его стиль. Будь здорова, Лосева-Грин. Выпьем за то, чтобы на его коленях сидели только друзья и выдающиеся политические деятели.
      Они чокнулись, затем Илья подытожил:
 
Хорошо в гостях у Дашки
минералку пить из чашки.
 
      – Надо же! – съехидничала моя жена. – Какие тут все способные!
      Я присел на подоконник.
      – Кстати, о коленях. Хотите подробности?
      – Давно бы так, – кивнула Дарья. – Облегчи душу.
      Илья поглаживал бороду:
      – Старик, у меня жена и ребенок Если в твоих откровениях есть что-то непристойное…
      Я перебил без улыбки:
      – История прелюбопытнейшая. Излагаю конспективно.
      Илья изобразил беспокойство:
      – Привязать себя к стулу?
      Но Дашка сделалась серьезной.
      – Итак, – сказал я, – начнем с сегодняшнего утра. – Звонит мне Вася Медведев и просит назначить встречу…
      – Что еще за Вася? – уточнил Илья.
      – Брат моего ученика. Нормальный московский бандит, подверженный светлым порывам. Васю, кстати, вы оба знаете. Он вызволял Дашку на фазенде Митьки Грачева.
      Илья мигом вспомнил:
      – А-а, симпатяга с дубиной и золотыми зубами.
      – Зубы у него теперь белые, – поправил я. – Хоть на рекламу жвачки.
      – Жаль, – вздохнул Илья. – Золото ему было к лицу.
      Дашка хлопнула его по руке:
      – Уймись, Гольдберг. Этот Вася, можно сказать, вскружил мне голову.
      Илья кивнул:
      – У тебя тонкий вкус.
      За окном капитан Сычова с партнером терпеливо и настойчиво допрашивали четырех бабуль, перебирающих, вероятно, в памяти жильцов подъезда, чтобы определить номер моей квартиры.
      – Будете слушать или нет?! – разозлился я. – Все время поперек лезете!
      Дашка уселась, как примерная школьница.
      – Гольдберг, я тебя прибью.
      – Начинается. Чуть что – сразу Гольдберг.
      Выдержав драматическую паузу, я продолжил:
      – Вася меня уведомил, что какой-то пацан просит срочно познакомить его с Французом. Дескать, у пацана этого очень важная для меня информация. Ладно, говорю. Назначили встречу в баре, куда я и направился. По дороге ко мне прилипли две цыганки. Одна из них, старуха, глядя на мою ладонь, рухнула мне в ноги и указала на стоящего невдалеке типа: «Убей его! Он несет большие беды!» Как вы понимаете, меня это заинтриговало, и я решил прояснить обстановку. Но этот господин весьма солидной комплекции чесанул от меня во все лопатки, старательно пряча лицо. От растерянности я рванул за ним. Однако путь мне преградил парень, похожий на меня, как близнец.
      – Что-о?! – уставилась на меня Дарья.
      – То самое: полный двойник. Вплоть до рубахи и шнурков на кроссовках. Он вступил со мной в драку…
      – Ни фига себе! – вырвалось у Ильи.
      Я усмехнулся:
      – Ну как, интересно? Дальше будет не скучнее. Обменявшись со мной парочкой приемов, двойник ударился в бегство. И я, опять же от растерянности, упустил его вместе с загадочным типом, которого мне велено было убить. Тогда я вернулся к цыганке в надежде хоть что-то выяснить. Но старуху буквально у меня на глазах переехал автобус.
      – О Господи! – прошептала Дашка.
      Илья больше не ерничал, мозги его включились в работу:
      – Думаешь, не случайность?
      Я пожал плечами.
      – Предположения строить рано. Тем более что непонятои продолжались. – Я глянул в окно. Бабульки с лавочки исчезли. А капитан Сычова темпераментно дискутировала со своим Серегой, стоя между красным «Москвичом» и желтым такси. – Теперь, – сказал я, – перенесемся в бар, где мне назначили встречу. За одним столиком там сидела девица с двумя кавалерами, за другим – трое гарных хлопцев. Сидели спокойно, никто ни к кому не вязался. Стоило, однако, мне появиться, предводителю хлопцев будто шлея под хвост попала. Шустро ко мне подрулив, он стал затевать ссору.
      – Заранее тебя ждали, – высказал догадку Илья.
      Дашка усомнилась:
      – Не факт. Ситуация, в общем, житейская.
      – Не совсем, – возразил я. – Складывалось впечатление, что он не столько лез в драку, сколько изучал мои реакции. А когда пришел Вася со своими парнями, атаман-задира поерепенился для вида и, пользуясь предлогом, смотался со своими хлопцами. И что любопытно, Вася пришел с извинениями: пацан, собиравшийся что-то мне сообщить, в последний момент от встречи уклонился. Такой вот пустячок.
      Илья приподнялся на стуле:
      – Старик, кто-то очень хотел зафиксировать тебя в данное время в данном месте.
      – На все сто! – согласилась Дарья.
      Я посмотрел в окно. Здоровяк Серега влез в «Москвич» и сердито захлопнул дверцу. А капитан Сычова, помахивая увесистой сумкой, столь же сердито направилась к нашему подъезду.
      – Теперь о девице на коленях, – поспешил я закруглиться. – Стоило Васе произнести: «Привет, Француз!» – как эта красотка сделала стойку и малость погодя повисла у меня на шее. Однако интерес ее ко мне был чисто профессиональным. Даш, ты попала в точку: она – мент.
      – Неслабо! – воскликнул Илья.
      А.Дарья изумилась:
      – Но какого лешего ты ей…
      – Нет времени, – перебил я и распорядился: – Минут через пять, Даш, возьмешь «жигуль», отвезешь Илью домой и сразу назад. И никаких вопросов, ладно?
      – А потом вопросы можно? – уточнила жена.
      – Потом все можно. – Я двинулся в прихожую. – А сейчас прошу сюда.
      Они переглянулись и только успели выйти с кухни, как раздался звонок в дверь. Открыв, я объявил:
      – Капитан МУРа Сычова, прошу любить и жаловать.
      Экспромт удался, Станиславский бы одобрил.
      С приоткрытым ртом Светлана замерла по ту сторону двери. Дашка с Ильей, как манекены, застыли в прихожей. Жаль, блестящей своей режиссурой мне пришлось насладиться в одиночку. К тому же капитан Сычова, надо отдать ей должное, нашла в себе отвагу разрушить столь эффектную мизансцену.
      – Соскучился, Француз? – проговорила она, переступая порог. И, споткнувшись о Дашкин чемодан, чертыхнулась. – У вас кто-то куда-то уезжает?
      Дашка тоже пришла в себя.
      – На чемодане бирочка, – ответила она вежливо. – Это значит, кто-то откуда-то приехал. В полицейской академии этому не учат?
      Илья хмыкнул.
      У капитана Сычовой порозовели щеки.
      – Убрали бы хоть с дороги, – буркнула она.
      – Всенепременнейше, – пообещала Дарья.
      Я поспешил вмешаться:
      – Оставим мелочи. Марго, вы пришли исполнить стриптиз?
      Щеки Светланы стали пунцовыми.
      – Ладно, ты меня расколол. Но дерьмо из тебя я так и так выбью.
      Илья вновь хмыкнул. Дашка собралась взорваться, но я остановил ее жестом:
      – Бог в помощь, Светлана… Простите, как по отчеству?
      – Анатольевна.
      – Светлана Анатольевна, что вам от меня надо?
      Она слегка замялась:
      – Во-первых, хочу понять… Что со мной было возле бара? Ведь меня подстрелили, я чувствовала, как… а потом… Что ты со мной проделал?
      Я покачал головой:
      – Ничего. Они промахнулись, а вы упали в обморок.
      Илья бросил вопрошающий взгляд на Дашу, и она в знак подтверждения прикрыла веки. До чего же эти школьные товарищи хорошо друг друга понимают!
      – Что ты мне лепишь?! – вскипела капитан Сычова. – Какой, на хрен, обморок?!
      Дашка не сдержалась:
      – Может, у вас эпилепсия? Не проверялись?
      Капитан обратила на нее суровый взор:
      – Думаешь, ты очень умная?
      – Лишь в сравнении с тобой, – отрезала Дашка.
      Светлана перевела взгляд на меня:
      – Скажи ей, чтоб заткнулась.
      Тут я готов был согласиться. Дашке с Ильей пора было сматываться, как я и просил. Но куда там! Как могли они пропустить такое шоу!
      – У вас был обморок, Светлана Анатольевна, – стоял я на своем. – Переходите к следующему пункту.
      – В смысле… К какому пункту?
      – Вы сказали: «Во-первых, хочу понять». Мы, как могли, удовлетворили ваше любопытство. Не угодно ли изложить, что там у вас «во-вторых»?
      Капитан Сычова поморщилась. Избранный мною стиль заметно ее раздражал.
      – Во-вторых, у меня предложение. – Она пошарила рукой в сумке и, как бы случайно достав пистолет, посмотрела на него с удивлением. – Что за хрень под руку попадается?
      Илья в который раз хмыкнул.
      Дарья сверкнула на него глазами.
      – Выпей водички, Гольдберг! У Дашки из чашки! – Затем обернулась ко мне. – Слушай, она же… – Дарья покрутила пальцем у виска. – Может, милицию вызвать? Пусть ее в психушку закатают.
      Я хорошо видел, что наша гостья скоморошничает, затевая какую-то нелепую интригу.
      – Как добраться до телефона? – подыграл я жене. – Она пальнет, чего доброго.
      С точки зрения реализма получилось у меня так себе. Однако Светлана Сычова явно осталась довольна своей интермедией и перешла к следующей фазе.
      – Да ладно, – изобразила она смущение, – я просто не то вытащила. – Опустив пистолет в сумку, она извлекла колоду карт. – Давайте в дурачка!
      Ей-богу, мне нравилась эта кретинка.
      – Зачем? – спросил я.
      – Кто выиграет – будет задавать вопросы. Кто проиграет – будет на них отвечать. – Ее серые глаза впились в мое лицо. – У тебя ведь тоже есть ко мне вопросы, Француз? Не так ли?
      Я кивнул:
      – Так. Но, по-моему, вы избрали весьма извилистый путь.
      – Тише едешь – дальше будешь, – парировала она.
      – Вряд ли тихая езда в вашем вкусе, Марго.
      – Что делать? Приноравливаюсь к обстоятельствам.
      Возникла пауза, после которой Дашка пихнула Илью в бок.
      – Сотри с лица дурацкую улыбочку.
      – Отстань, – огрызнулся Илья. – Вон у Француза рот вообще…
      Договаривать ему было необязательно.
      – В дурака играть не будем, – отрезал я и покосился на жену. – Ты вроде собиралась отвезти Илью домой.
      – Сейчас отвезу. – Дарья не двинулась с места.
      Капитан Сычова меж тем тасовала карты.
      – Не желаете в дурачка – не надо. Тогда фокус покажу. Ты, Француз, мне показывал, теперь мой черед. Расколешь секрет фокуса, я тихо отчаливаю. Не расколешь – потолкуем. Лады?
      Боже правый, что за дурында!
      – Мадам, – сказал я, – нельзя ли потолковать без фокусов? Дашка, отвези Илью домой!
      Жена потерлась подбородком о мое плечо:
      – Посмотрим фокус и поедем.
      – Хотим фокус! Хотим фокус! – скандировал Илья.
      Черт возьми, эти друзья детства меня достали! А капитан Сычова впервые улыбнулась, и улыбка очень ее украсила. Тасуя колоду, она ощущала себя, очевидно, на вершине артистической карьеры. Ладушки, решил я, ты у меня пофокусничаешь.
      Я вздохнул:
      – Что же, если публика настаивает…
      Светлана протянула мне колоду.
      – Сними, – предложила она, шулерски подсунув ноготок в определенное место. Специалистка. Я снял. – Теперь возьми верхнюю карту, но мне не показывай. – Я выполнил и это. – Так, – объявила она торжественно, – у тебя в руке бубновый туз. Правильно?
      Я покачал головой:
      – Шестерка треф.
      Она удивленно выхватила у меня карту:
      – Странно… попробуем еще разок…
      – Попробуем, – согласился я. – Почему бы не попробовать?
      Проделав те же процедуры, она объявила:
      – Дама червей.
      – Нет, – я вернул ей карту, – опять шестерка треф.
      Илья с Дашкой бросали на меня взгляды заговорщиков, едва сдерживая смех. А капитан Сычова, пунцовая от конфуза, принялась тасовать колоду в третий раз.
      – Валет пик, – произнесла она, волнуясь.
      Я вздохнул:
      – Увы, шестерка треф.
      Горе-фокусница в растерянности принялась лихорадочно перебирать колоду, и глаза у нее, что называется, полезли на лоб.
      – Что за хрень?! – воскликнула она.
      Дашка с Ильей, любопытствуя, подошли к ней, заглянули – и прыснули. Еще бы! Колода капитана Сычовой состояла из одних шестерок треф. Светлана сунула мне ее в руки.
      – На, глянь!
      Я изобразил недоумение:
      – Надо же. Типографский брак небось.
      – Какой, на хрен, брак?! Ты подменил колоду!
      – Разве у меня была такая возможность, Светлана Анатольевна?
      Дашка чмокнула меня в щеку и, вертя на пальце ключи от «Жигулей», направилась к двери.
      – Пойдем, Гольдберг. Фокус не удался.
      Проходя мимо капитана Сычовой, Илья сказал:
      – Как ни смешно, вы мне нравитесь.
      – А вы мне – нет! – отрезала Светлана.
      – Могу вас понять. – Помахивая папочкой, Илья вышел вслед за Дашкой.
      Капитан Сычова ногой захлопнула дверь.
      – Когда ты подменил колоду? – осведомилась она, словно это было самое важное.
      Я протянул ей карты.
      – Держите, порядок восстановлен.
      Развернув карты веером, она пристально их изучила. Колода оказалась в норме: четыре масти были представлены полностью, и шестерка треф занимала лишь свое скромное место. Капитан Сычова бросила на меня взгляд, в котором соединились обвинение, приговор и немедленное его исполнение.
      – Как ты это провернул?
      Я раздраженно отмахнулся:
      – Давайте к делу.
      Она положила карты в сумку:
      – Ладно. Что со мной было возле бара?
      Я вздохнул:
      – Светлана Анатольевна, когда в вас стреляли, я находился в помещении. А когда вышел, вы лежали на земле. Я проверил у вас пульс, вот и все. Вы были в обмороке, другой версии у меня нет. Очевидно, стрелявшие промахнулись.
      Губы ее искривились в усмешке.
      – Хотела бы и я в них так же промахнуться. Ладно, Француз, другой версии у меня тоже пока нет, так что… Не ответишь ли на пару вопросов? Так сказать, не для протокола.
      – Охотно, – кивнул я. – Надеюсь, и вы кое-что мне разъясните. – Я сделал приглашающий жест. – Давайте все же покинем прихожую.
      Мы прошли на кухню. На столе пребывали остатки нашего обеда. Капитан Сычова окинула все цепким взором, будто сфотографировала. Однако при взгляде на ломти ветчины не удержалась и рефлекторно сглотнула слюну.
      – В комнату, значит, ментов не пускаешь? – Она села на табурет.
      Я развел руками:
      – Прошу прощения. Там незаконченный мой рисунок, который хотелось бы спрятать. – Нарезав на чистую тарелку хлеб, я положил на него ветчину и посыпал свежей петрушкой. – Так что в комнату не приглашаю не от недостатка воспитания.
      Взгляд ее сделался подозрительным:
      – Почему твой рисунок нужно прятать?
      – Критика надоела. – Я придвинул к ней тарелку с бутербродами. – Ешьте и запивайте минералкой.
      Она попыталась рассердиться:
      – Пошел ты, знаешь…
      – Пока не поедите, – повысил я голос, – на вопросы отвечать не буду!
      Поморгав, она сдалась:
      – Только не думай, что ты меня этим купил.
      Я хлопнул себя по бедру:
      – Черт, а я так надеялся!
      Капитан Сычова, улыбнувшись, принялась за бутерброды. Я посмотрел в окно. Солнце уже не отражалось в стеклах, но его присутствие еще ощущалось в позолоченном небе и в густом июльском воздухе. Здоровяк Серега курил, опираясь задом о капот «Москвича», и стряхивал пепел под колеса желтого такси.
      – Где ты был в субботу с шести до девяти вечера? – поинтересовалась капитан Сычова, дожевывая бутерброд.
      Я отвернулся от окна:
      – Так речь идет об алиби? Светлана Анатольевна, я простой учитель французского, в школе работаю…
      – Номер школы, адрес! – потребовала она. И, когда я назвал, рубанула: – Проверим, что ты за учитель.
      – Проверяйте. Но что во мне интересного?
      – Много чего. К примеру, что это за учитель, который в криминальной среде известен под кликухой Француз…
      – С криминалом я никаким боком.
      – … и которого все московские группировки за версту обходят? Что бы это значило, по-твоему?
      Я пожал плечами:
      – Мало ли. Может, французский язык их разочаровал. Ведь научно-техническая литература теперь в основном на английском.
      – Угу, давай, ломай комедию. – Хлебнув воды из бутылки, она отодвинула опустевшую тарелку и, похоже, ощутила прилив сил. – Повторяю вопрос: где ты был в субботу с шести до девяти вечера?
      – Дома. Занимался живописью.
      – Кто подтвердит?
      – Жена.
      – Плохо. Такое алиби псу под хвост.
      – Иного, простите, не заготовил. – Я сложил грязную посуду в раковину. – Может, скажете, что я натворил?
      Капитан Сычова сидела на табурете, смотрела мне в лицо, и в серых глазах ее мелькнула нерешительность. Наконец, после явной внутренней борьбы она проговорила:
      – Ювелирные магазины, филиалы «Сбербанка», пункты обмена валют – девять ограблений за два месяца. После каждого ограбления трупы, всего набралось пятнадцать. Убивают без оружия, каким-нибудь приемом карате перелом шейных позвонков, удар в переносицу, рассечение пальцами тканей живота с вырыванием печени… Число налетчиков варьируется от трех до шести. На лицах колпаки из газет с прорезями для глаз. После налета на груди одного из убитых непременно лежит открытка с изображением букета роз. На обратной стороне открытки одна лишь фраза: «Я вас люблю». И подпись: «Француз».
      Она умолкла, пристально глядя мне в глаза и держа руку в сумке.
      Меня словно по голове шарахнули, и мысли мои заскакали, будто очумелые кони. Но лишь одна мысль, опередив все остальные, обрела словесное выражение:
      – То есть ты, кретинка чертова, подозревая, что я… Господи! Ты приперлась ко мне в логово, чтобы… Чтобы что?! К совести моей воззвать?! Уговорить на явку с повинной?! Да не держись ты за свое табельное оружие! Был бы я тем Французом, где б тебя потом отыскать?!
      «Кретинку» она скушала не сморгнув, руку от пистолета убрала и сказала:
      – Если ты тот Француз, я зарою тебя, как собаку. У меня черный пояс карате, и мне все по барабану. Такая тварь не должна гулять по земле.
      Хотелось надавать ей оплеух. Не за подозрения на мой счет, разумеется, а за тупую самоуверенность.
      – Светик мой, – сказал я, – несмотря на пояс по карате, сегодня вас чуть не угрохали.
      Ее серые глаза блеснули сталью:
      – Не твоя ли оплошность, Француз?
      – То есть? – опешил я. – Вроде я в баре сидел.
      Она скривила губы:
      – Вот уж алиби так алиби. Сидишь себе в баре, а дружки твои… Ведь у тебя есть дружки, Француз?
      Поставив ногу на табурет, я наклонился в сторону этой изумительной девицы:
      – Слушай сюда, Сычиха. Потолкуем по душам.
      – Давно бы так, – осклабилась она. – А то ужимки – прямо лорд английский.
      Я хлопнул перед ней в ладоши:
      – Сычиха, шевели мозгами, если они у тебя не атрофировались! У нас возникли три сюжетные линии. Первая – моя. Кстати, что я натворил конкретно в субботу, с шести до девяти?
      После заминки она ответила:
      – Супермаркет в Балашихе. Четыре трупа: охранник и покупатели. На груди у охранника та же открытка с надписью: «Я вас люблю. Француз».
      Я помолчал, чтобы выровнять дыхание. Черт бы побрал этот мир.
      – Они что же, нападают без оружия?
      – Еще чего! Палят почем зря. В основном для острастки. А убивают показательно, в качестве визитки. То есть тебе как бы об этом неизвестно?
      – Почему же? Как раз я-то граблю и мочу всех подряд. А потом ставлю подпись и дожидаюсь капитана Сычову.
      Она усмехнулась:
      – Обычный прием для матерого волчары: дескать, у вас на меня ничего нет. А подпись – велика важность. Естественно, возникает мысль, что кто-то тебя подставляет. Пускай менты отрабатывают эту версию. Прямо хоть сейчас. У тебя есть враги, Француз? Может, ты с кем-то что-то не поделил?
      Мне было не смешно. Именно в этом направлении я и размышлял, однако, увы, безрезультатно.
      – Почему ни телевидение, ни пресса не трубят тревогу? – спросил я.
      Она опять помедлила с ответом. Каждое слово из нее приходилось тянуть клещами.
      – Информацию мы попридержали. То есть кое-что, само собой, просочилось: такого не утаишь. И все же в интересах следствия… Не пудри мне мозги, Француз. Колись, какие у тебя три сюжета.
      Я повторил:
      – Первая линия моя. Звонят мне утром и назначают встречу в «Амброзии». И вот сижу я там, жду у моря погоды. Вторая линия – твоя. Ты со своей бригадой оказываешься в то же время в том же месте. Кто-то вам сообщил – то ли информатор, то ли звонок анонимный… Успокойся: об источниках ваших не допытываюсь. Просто вас каким-то образом уведомили, что в этом баре появится герой ваших кошмаров. Вы пришли и убедились: вот он, гад. Далее ты самопроизвольно, при полном неодобрении коллег, начала меня разрабатывать, как законченная…
      – Слушай, закрой фонтан!
      – И, наконец, линия третья, самая любопытная. Кто-то все же в тебя стрелял. И этот «кто-то» столь же определенно знал время и место. А поскольку я, разбойник и убийца, к нашей с тобой встрече подготовлен не был, значит… У тебя нет врагов, Сычиха? Может, ты с кем-то что-то не поделила?
      По лицу Светланы было заметно, что подобные вопросы весьма ее занимают.
      – Думаешь, отвел от себя подозрения? – буркнула она.
      Я отмахнулся:
      – Подозревай, работа у тебя такая. Могу лишь поделиться наблюдением: старший твой коллега убрался из бара первым. Не спрашиваю, куда и зачем. Твой Серега задержался в баре. Не будем, опять же, выяснять причину. В результате под ударом оказалась лишь ты.
      Она пружинисто вскочила с табурета.
      – Я урою тебя, козел! – Изогнувшись, как дикая кошка, девица направила каблук мне в грудину. – Заткну твою поганую пасть!
      Что за денек сегодня!
      Уклонясь от удара, я добавил:
      – Птичка моя, в совпадения я не верю. Оба твоих партнера как-то вдруг оказались вне игры.
      – На ребят стрелки переводишь?! Хрен тебе, Француз! – Балансируя на той же ноге, она ткнула каблук мне в лицо. Когда я вновь уклонился, изменила стойку и попыталась двинуть коленом в пах. – Я достану тебя, сучий потрох!
      Это сражение на крошечной кухне стало мне надоедать. Однако я подвел итоги:
      – Тебя сочли убитой, а твоих партнеров по сыску почему-то отпустили с миром. Волей-неволей возникает вопрос…
      – Ты нас не поссоришь, урод! – Она принялась размахивать кулаками. Куда подевался черный пояс? – Клала я на твои подначки, понял?!
      Ну все. Ей хотелось меня достать – она в этом преуспела. Я перехватил ее руку, завернул за спину и напялил сумку ей через плечо наискось, как почтальонше. Она шипела, пыталась вырваться, но Бог свидетель: я долго терпел. Вытолкнув ее в прихожую, я распахнул дверь.
      – Думай, Сычиха, думай! – посоветовал я, поддав коленом под упругий ее задок. И закрыл дверь.
      Собрался я на кухне помыть посуду, но не тут-то было. В дверь позвонили. Я открыл. Это опять была она, капитан Сычова.
      – Проверю тебя, Француз! Все бельишко перетряхну! А потом…
      Я протащил ее через порог и развернул к себе спиной.
      – Удачи вам, Светлана Анатольевна. – Я снова дал ей под зад, притом гораздо чувствительней. – В следующий раз приходите с ордером.
      Захлопнув дверь, я подождал в прихожей. Но Сычиха вроде угомонилась. Впрочем, разумно было в этом убедиться.
      Пройдя на кухню, я посмотрел в окно. Капитан Сычова энергично переругивалась со своим Серегой. Затем они влезли в красный «Москвич» и, объехав желтое такси, укатили. Аминь.
      Убрав в холодильник остатки еды, я перемыл посуду и сел размышлять. Черт возьми, до нынешнего понедельника лето было спокойным и безоблачным: школьные каникулы, отпуск… И вдруг словно прорвало. Вместо того чтобы совершенствовать свой рисунок, я вынужден расхлебывать кашу, которую нормальный Мангуст никогда бы не заварил. Ибо надо признать, что неприятности мои вытекают из моего же образа действий. Нельзя безнаказанно плевать на заповеди: веками они шлифовались, оттачивались и подтверждали свою полезность. А я, нерадивый ученик, за один лишь сегодняшний день нарушил пункты 2-й, 3-й и 4-й. И вот пожалуйте, приглашение к танцам. Теперь придется все бросить и делать за Свету Сычову ее нелегкую работу. Причем в быстром темпе, иначе тут такое завертится…
      То ли мне померещилось, то ли тренькнул дверной звонок. Отогнав мрачные мысли, я пошел проверить свой слух. Если это опять капитан Сычова, завтра запишусь на прием к психиатру. И я открыл дверь.
      Передо мной на лестничной площадке стоял я. Или тот самый двойник, с которым я подрался утром. Черт нас разберет. Несколько секунд мы пялились друг на друга, затем он произнес моим голосом:
      – Позволишь войти?
      Я посторонился:
      – Валяй.
      – Надолго не задержу, – заверил он, направляясь в комнату. – Аскетично живешь, даже без телевизора.
      Войдя за ним следом, я возразил:
      – Отсутствие телевизора – не аскетизм, а непозволительная роскошь.
      Он вежливо хохотнул:
      – Оригинально. – И, взглянув на мой автопортрет, обрадовался: – О, нас тут трое!
      Я указал на зеркало.
      – Четверо.
      – Ну да, ну да, – пробормотал он, озираясь.
      Идиотизм нашего общения состоял в том, что оно было нормальным. Мы беседовали, как два приятеля, которые случайно встретились в метро. Нам только общих воспоминаний не хватало. И, пожалуй, было не так уж плохо, что он заявился. В отличие от нашего утреннего столкновения, сейчас я ни капельки не был растерян: мы с капитаном Сычовой провели бодрящий раунд. А двойнику моему, очевидно, было известно нечто такое, что и мне также следовало узнать.
      – Чем обязан? – осведомился я.
      Он разглядывал мою скудную меблировку.
      – Даже не спросишь, как я тебя разыскал?
      Я пожал плечами:
      – Не вижу смысла в этом вопросе.
      – Правда? И не полюбопытствуешь, кто я, черт побери, такой?
      – Не полюбопытствую.
      – Почему? Из самолюбия?
      – Причина в другом. Что бы ты ни ответил – не поверю.
      Он оторвал наконец взор от моего дивана и рискнул посмотреть мне в глаза. Впечатление было такое, что я гляжусь в зеркало, причем отражение мое замыслило какую-то подлянку.
      – И что же ты предпримешь? – проговорил он. – Если не секрет.
      – Ты сам-то знаешь, кто я? – ответил я вопросом на вопрос. И по глазам его понял: не знает.
      – Знаю все, – сказал он. – А чего не знаю, того и знать не стоит.
      «Да ты глуповат, братец!» – удивился я. А вслух произнес:
      – В таком случае тебе должно быть известно, что скоро я сам выясню, кто ты, как меня разыскал и, главное…
      – Черта с два ты выяснишь! Только драться и умеешь!
      Вот те раз. А двойничок мой, оказывается, глуповатым считает меня. Забавный расклад.
      – И главное, – невозмутимо продолжил я, – быстро докопаюсь, какое отношение ты имеешь к ограблениям с убийствами, под которыми стоит подпись «Француз».
      Признаний, разумеется, я от него не ждал – просто хотел посмотреть на его реакцию. Он усмехнулся уголками губ.
      – Ты Француз, я Француз. Родная мама нас не отличит, и на земле двоим нам тесно. Что на это скажешь?
      – Послушаю тебя.
      – Первые разумные слова. Я пришел сделать тебе предложение, от которого… сам понимаешь. Худой мир лучше доброй ссоры, не так ли?